Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

Глава 2

Факультетский клуб находился на верхнем этаже здания Студенческого Союза. Вся его внешняя стена представляла собой окно из сплошного стекла: оттуда открывался вид на тихое и ухоженное маленькое озеро, окруженное березами и соснами.

Лэнсинг и Сполдинг заняли столик у самого окна. Сполдинг задумчиво смотрел на приятеля поверх стакана.

– Знаешь, – сказал он, – последние несколько дней я все думаю о том, как было бы здорово, если бы случилось что-нибудь вроде средневековой эпидемии чумы, которая в четырнадцатом веке унесла треть населения Европы. Или еще одна мировая война, или новый библейский потоп – что-нибудь, что заставило бы человечество начать сначала, уничтожило бы ошибки, которые мы наделали за последнее тысячелетие, дало бы возможность развиться новым социальным и экономическим принципам. Шанс избежать серости, шанс создать общество на более разумных началах. Система оплаты труда устарела, она неэффективна, а мы все еще цепляемся за нее…

– Не кажется ли тебе, – заметил Лэнсинг мягко, – что предлагаемые тобой средства чересчур радикальны?

Он совсем не собирался спорить с Энди. Никто никогда не спорил с ним – тот просто отметал все возражения. Голос Энди монотонно рокотал и рокотал, он оформлял свои идеи в некую систему, тасуя их перед слушателем, как колоду карт. Не собираясь спорить с Энди, Лэнсинг, однако, принимал правила игры, которые требовали, чтобы через определенные интервалы жертва Энди бормотала что-либо, более или менее уместное.

– Мы это вот-вот поймем, – продолжал Энди, – хотя я понятия не имею, каким образом. Мы непременно поймем, что все усилия человечества бесполезны, поскольку направлены не туда, куда нужно. Столетиями мы заняты накоплением знаний во имя постижения истины – в той же рациональной манере, в какой алхимики искали способ превращения простых металлов в золото. Может обнаружиться, что все наши знания ведут в тупик, что после определенной точки все становится бессмысленным. В астрофизике мы как будто приближаемся к этой точке. Через несколько лет все старые и надежные теории пространства и времени могут лопнуть, оставив нас с бесполезными обломками и пониманием того, что все теории всегда были бесполезны. Не будет никакого смысла в дальнейшем изучении Вселенной. Может оказаться, что на самом деле не существует никаких универсальных законов природы, а все зависит от чистой случайности, если не хуже. Все лихорадочные научные исследования, все поиски знаний – не только об устройстве Вселенной, но и о других вещах – основаны на стремлении извлечь из них пользу. Но давай зададимся вопросом: а имеем ли мы право стремиться к извлечению пользы для себя? Может быть, Вселенная нам ничего не должна?

В соответствии с правилами игры Лэнсинг откликнулся:

– Мне кажется, что сегодня ты в более пессимистическом настроении, чем обычно.

– Ну тогда я не первый, кто страдает именно этой разновидностью пессимизма. Несколько лет назад существовало научное направление, как раз и развивавшее подобные представления. Было время, когда астрономы утверждали, что Вселенная конечна. Сейчас мнения на сей счет расходятся, и никто точно не знает, живем мы в конечной или бесконечной Вселенной. Все зависит от того, как много в ней содержится материи, а оценки меняются год от года, если не каждый месяц. В те времена, когда преобладало мнение о конечности Вселенной, считалось, что и научное знание, основанное на изучении небеспредельной Вселенной, должно быть ограниченным. Прогресс науки, приводящий, по существующим оценкам, к удвоению объема информации каждые пятнадцать лет, в скором времени – самое большее через несколько столетий – должен исчерпать возможности накопления знаний. Сторонники этого направления философской мысли даже построили кривую для точного определения того момента, когда всякий научный и технологический прогресс прекратится.

– Но по твоим же собственным словам, – сказал Лэнсинг, – то, что Вселенная конечна, более не является общепринятым мнением, она может быть и бесконечной.

– Ты не понял главного, – пророкотал Энди, – Дело не в том, конечна или бесконечна Вселенная. Я привел этот пример только ради оправдания того, что ты называешь моим пессимизмом. Моя мысль заключается в следующем: было бы благословением для человечества, если бы какое-то катастрофическое событие вынудило нас изменить образ мыслей и начать жизнь заново. Мы на полной скорости мчимся в тупик и, налетев на стенку, разобьем себе лоб. Возвратившись ползком на исходные позиции, мы будем спрашивать себя: а не было ли лучшего пути? Вот я и предлагаю – остановиться до того, как мы набьем шишки на лбу, и задать себе именно этот вопрос…

Энди продолжал говорить, но Лэнсинг отключился, погрузившись в свои мысли и воспринимая рассуждения Энди лишь как шумовой фон.

И этому человеку, думал Лэнсинг, он собирался предложить отправиться на прогулку на целый день. Энди скорее всего согласился бы, ведь его жена уехала на конец недели в Мичиган к родителям. Но и на прогулке Энди будет говорить и говорить, он просто не в состоянии остановиться. Любой нормальный человек, выбравшись на природу, наслаждался бы тишиной и покоем – любой, но не Энди: для него тишина и красоты природы просто не существуют; единственная радость – уводящие все дальше рассуждения. Да и идея пригласить Элис Андерсон на обед, думал Лэнсинг, имеет свои минусы. Когда они виделись в последний раз, в ее глазах появился специфический матримониальный блеск, а это было бы еще хуже, чем бесконечная болтовня Энди. Ну и бог с ними обоими, решил Лэнсинг. Уж лучше он в одиночестве совершит прогулку на холмы или посидит дома у камина. Можно и как-нибудь иначе извлечь максимум удовольствия из уикенда.

Слова Энди опять стали доходить до его сознания.

– Задумывался ли ты когда-нибудь, – спрашивал Энди, – о поворотных моментах истории?

– Пожалуй, нет, – ответил Лэнсинг.

– История кишит ими, – сообщил Энди. – И от них, в сумме, зависит то, в каком мире мы живем. Мне иногда приходит в голову, что может существовать множество альтернативных миров…

– Несомненно, – ответил Лэнсинг, утративший интерес к разговору. Ему не угнаться за полетом фантазии друга.

За окном тени наполовину закрыли озеро, сумерки сгущались. Глядя на озеро, Лэнсинг ощутил некую неправильность: что-то изменилось. Затем до него дошло, чем же вызвано это чувство: Энди перестал говорить.

Глянув на друга, сидевшего напротив, Лэнсинг обнаружил, что Энди с улыбкой смотрит на него.

– У меня есть идея, – сказал тот.

– Да?

– Мейбл навещает свою родню, а посему не провести ли нам завтрашний день вместе? Я мог бы достать два билета на футбол.

– Мне очень жаль, – ответил Лэнсинг, – но я завтра занят.

Глава 3

Лэнсинг вышел из лифта и направился было к двери, ведущей на лужайку перед зданием. Энди задержался – он увидел знакомого и остановился поговорить с ним. Лэнсинг, воспользовавшись моментом, сбежал. Время дорого, сказал он себе. Лучше быстренько оказаться вне пределов досягаемости, иначе Энди, снова завладев инициативой, может затащить еще куда-нибудь.

Однако на полдороге к двери Лэнсинг замер. Пивной бар, о котором ему говорил Джексон, был совсем рядом – всего один марш вниз по лестнице справа, а там в кладовке должен находиться тот самый легендарный игральный автомат. Лэнсинг поспешил к лестнице.

Спускаясь в подвал, он ругал себя на чем свет стоит за собственную глупость. Никакой кладовки там, конечно, не окажется, а если и окажется, в ней не будет никакого игрального автомата. И вообще, невозможно себе представить, зачем Джексон выдумал всю эту историю. Если это просто дерзость, она бессмысленна. Среди студентов были любители поддеть преподавателя – и некоторые профессора часто оказывались их жертвами (поделом, нужно отметить, – этим надутым дуракам встряска шла только на пользу). Однако Лэнсинг всегда гордился своими добрыми отношениями со студентами. Более того, он подозревал, что те порой считали его легкой добычей. Джексона Лэнсинг считал плохим студентом, но тем не менее относился к нему доброжелательно и старался помочь, хотя понимал, что тот едва ли оценит его доброе отношение. В баре было малолюдно, посетители сгрудились вокруг стола в дальнем конце комнаты. Бармен разговаривал с двумя студентами. На Лэнсинга никто не обратил внимания.

У конца стойки бара действительно обнаружилась дверь – в точности как говорил Джексон. Лэнсинг целеустремленно направился к ней, и ручка легко поддалась нажиму. Войдя, Лэнсинг закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. С потолка на голом шнуре свисала единственная пыльная лампочка. Комната имела неряшливый вид. У одной стены громоздились коробки из-под бутылок, посередине свалены несколько картотечных ящиков и ободранный стол. Казалось, все это хранится здесь давным-давно и едва ли понадобится кому-нибудь.

В дальнем углу комнаты стоял игральный автомат.

Пока что Джексон не врал. Но он мог сказать правду насчет комнаты, напомнил себе Лэнсинг, и лгать во всем прочем.

Лэнсинг стал осторожно пробираться к дальнему концу комнаты, в полумраке легко было споткнуться и потерять равновесие. Автомат ничем не отличался от сотен автоматов, заполнивших университетские здания в ожидании добычи – денег, которые в конце концов пойдут в помощь неимущим. Лэнсинг сунул руку в карман и бросил четверть доллара в отверстие машины. Автомат проглотил монету с откровенной жадностью, табло осветилось, и стали видны цилиндры с нанесенными на них изображениями. Автомат тихонько хихикнул и компанейски подмигнул Лэнсингу, как бы в ответ на шутку, понятную только им двоим.

Лэнсинг взялся за рычаг и с силой потянул его. Цилиндры бешено завращались, огоньки переливались ярчайшей радугой. Потом наконец цилиндры остановились, но ничего не произошло. Ну вот, подумал Лэнсинг, автомат ничем не отличается от всех прочих – съел монету и посмеялся над доверчивым простаком.

Однако машина неожиданно заговорила:

– Чего вы желаете, сэр?

– Ну, я не знаю, – ответил ошеломленный Лэнсинг, – боюсь, я не успел подумать… Я только хотел удостовериться в вашем существовании.

– Очень жаль, – произнес автомат, – Я многое могу предложить. Уверены ли вы, что ни в чем не нуждаетесь?

– Нельзя ли мне немножко подумать?

– Это невозможно. Обратившиеся ко мне должны знать, зачем идут. Им не разрешаются проволочки и нерешительность.

– Извините, – сказал Лэнсинг.

– Как бы то ни было, – продолжал автомат, – моя конструкция не позволяет мне просто присвоить вашу монету. Я обязан дать вам что-нибудь взамен. Я расскажу вам анекдот.

И автомат рассказал Лэнсингу старый и непристойный анекдот о семи мужчинах и одной женщине, оказавшихся на необитаемом острове. Глупый похабный анекдот, без всякой изюминки и смысла. Лэнсинг с отвращением выслушал, но промолчал.

– Вам не понравился анекдот? – спросил автомат.

– Ничуть, – ответил Лэнсинг.

– Значит, я ошибся. Боюсь, я неверно судил о вас. Но все равно – за вашу монету я должен снабдить вас чем-то ценным.

Автомат кашлянул, и из его внутренностей на подносик выпал какой-то металлический предмет.

– Вот, – сказал автомат, – возьмите.

Лэнсинг повиновался. Предмет оказался ключами от комнаты в мотеле – один маленький, другой побольше. К ключам была прикреплена пластиковая табличка с номером и адресом мотеля.

– Не понимаю… – начал Лэнсинг.

– Слушайте внимательно. Хорошо запомните, что я сейчас скажу. Готовы?

Лэнсинг заикаясь пробормотал, что слушает.

– Хорошо. Повторяю, слушайте внимательно. Вы пойдете по указанному адресу. Если вы попадете туда в часы работы, входная дверь будет незаперта. Если же вы придете позже, то откроете входную дверь большим ключом. Меньший ключ – от комнаты номер сто тридцать шесть. Пока все понятно?

Лэнсинг сглотнул:

– Да.

– Когда вы войдете в комнату сто тридцать шесть, вы обнаружите стоящие вдоль стены игральные автоматы. Подойдите к пятому слева – не забудьте, к пятому – и опустите в него доллар. После этого подойдите к седьмому автомату слева и опустите доллар в него…

– А тянуть за рычаг нужно?

– Конечно нужно. Вы что, никогда не имели дела с игральным автоматом?

– Да нет, играл, конечно.

– Вы запомнили все, что я вам сказал?

– Да, кажется.

– Тогда повторите инструкцию.

Лэнсинг послушно повторил.

– Отлично, – сказал автомат. – Постарайтесь ничего не перепутать. И мой совет – не откладывайте посещение мотеля, пока все детали свежи в вашей памяти. Да, вам понадобятся два серебряных доллара. Они у вас есть?

– Наверняка нет.

– Хорошо, вот, возьмите. Мы не заинтересованы в том, чтобы вы столкнулись с препятствиями при выполнении наших инструкций. Очень желательно, чтобы вы все сделали в точности как надо.

Что-то звякнуло в подносике автомата.

– Ну же, возьмите, – поторопил автомат Лэнсинга.

Лэнсинг протянул руку и взял два серебряных доллара.

– Вы уверены, что все хорошо поняли? – обеспокоенно спросил автомат, – У вас нет ко мне вопросов?

– Я хотел бы узнать одну вещь… – проговорил Лэнсинг, – Что вообще происходит?

– Я не могу вам всего объяснить, – ответил автомат, – Это было бы против правил. Но уверяю вас: что бы ни случилось, это будет в ваших интересах.

– Но что? Что в моих интересах?

– Я больше ничего не могу сказать вам, профессор Лэнсинг.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я не называл себя.

– В этом не было нужды. Мне известно, кто вы.

С этими словами автомат отключился.

Лэнсинг размахнулся и стукнул по машине. Издевательски снисходительный вид, с которым все эти автоматы глотали его монеты, вывел Лэнсинга из себя.

Автомат дал Лэнсингу сдачи, ударив его по лодыжке. Лэнсинг не понял, как и чем, но совершенно точно ударил. Лэнсинг попятился. Автомат хранил молчание и был недвижим.

Лэнсинг повернулся и, прихрамывая, вышел из кладовки.

Глава 4

Дома Лэнсинг налил себе виски и уселся у окна; день угасал. Все это, говорил он себе, смешно, такого просто не может быть; и все же он знал, что случившееся вполне реально. Он сунул руку в карман и звякнул двумя серебряными долларами. Уже много лет ему не встречались такие монеты. Оба доллара, обнаружил он, были выпущены недавно. Он знал, что все монеты, содержавшие в себе серебро, быстро изымаются из обращения нумизматами и спекулянтами. Оба ключа, прикрепленные к пластиковой табличке, лежали на столе. Он было протянул к ним руку, но передумал.

Не прикасаясь к виски, Лэнсинг снова перебрал в уме все события и с удивлением обнаружил, что чувствует себя слегка замаранным и пристыженным, как если бы он сделал что-то непорядочное. Он попытался проанализировать свое ощущение, но не обнаружил никакой другой причины, кроме необычности собственных действий. Он посетил комнату рядом с баром. Никогда в жизни он ничего не делал тайком, и этот его поступок тоже не был тайным. Однако, крадучись пробравшись к двери кладовки, он поймал себя на мысли, что совершает действия, не соответствующие его достоинству преподавателя колледжа – колледжа пусть и небольшого, но с отличной репутацией.

Однако дело было, сказал он себе, не только в этом. То, что он действовал украдкой, не исчерпывало всей ненормальности ситуации. Он понял, что пытался кое-что скрыть от себя. Было нечто, от чего он старательно отворачивался: он подозревал, что его разыграли. Хотя и это было не совсем точно. Будь дело просто в шутке, глупой студенческой проделке, все закончилось бы кладовкой с «одноруким бандитом». Но ведь автомат говорил с ним; хотя, если розыгрыш был хорошо подготовлен, это можно было организовать, записав заранее реплики на магнитофон и подключив его так, чтобы он заработал, когда Лэнсинг потянет за рычаг.

Нет, это тоже невозможно. Ведь автомат не только говорил, он поддерживал разговор с Лэнсингом. Никакой студент не мог придумать подобную запись с такими удачными репликами в разговоре. Ведь ответы машины были логичны: Лэнсинг задавал вопросы, и автомат отвечал ему, и ответы содержали сложные инструкции.

Так что случившееся не было плодом его воображения, как не было и студенческим розыгрышем. Автомат даже дал ему сдачи, когда Лэнсинг стукнул его: щиколотка все еще побаливала, хотя хромать Лэнсинг перестал. Ну а если это не шутка, то чем же, бога ради, все это было?

Лэнсинг залпом выпил виски, чего раньше с ним никогда не случалось. Он всегда прихлебывал виски маленькими глотками, поскольку плохо переносил алкоголь.

Лэнсинг поднялся и принялся ходить по комнате. Но движение не помогло думать; он поставил пустой стакан на столик, вернулся к креслу и снова сел.

Ладно, сказал он себе, хватит притворяться, что это только игра, хватит заботиться о собственном имидже, боясь выглядеть глупо. Нужно начать сначала и додумать все до конца.

Все началось из-за студента Джексона. Ничего бы не случилось, если бы не он. Но даже до разговора с Джексоном была ведь его работа, хорошая работа, необычно хорошая работа, особенно для такого студента, как Джексон, если бы не процитированные источники. Именно они побудили Лэнсинга написать Джексону приглашение на беседу. Впрочем, возможно, он вызвал бы Джексона в любом случае и намекнул, что к сочинению приложил руку специалист. Поразмыслив, Лэнсинг решил, что едва ли стал бы это делать: если Джексон решил смошенничать, какое дело до этого Лэнсингу – ведь этим Джексон вредил только самому себе. Даже если бы Лэнсинг и выдвинул такое обвинение, доказать жульничество невозможно.

Стало быть, можно заключить, подумал Лэнсинг, что все было подстроено, и подстроено весьма умело то ли самим Джексоном, то ли кем-то, кто использовал Джексона. Джексон, казалось Лэнсингу, не был ни достаточно изобретательным, ни достаточно предприимчивым для того, чтобы осуществить подобную затею в одиночку. Хотя кто знает? С таким человеком, как Джексон, ни в чем нельзя быть уверенным.

Если же дело подстроено, не важно кем, то с какой целью?

Ответа не было, по крайней мере осмысленного ответа. Все происшедшее казалось бессмысленным.

Может быть, лучше всего забыть обо всем и, уж во всяком случае, не продолжать приключения. Но в силах ли он так поступить, в силах ли принудить себя к бездействию? До конца жизни Лэнсинг терзал бы себя вопросами: что случилось бы, пойди он по адресу, указанному на табличке, прикрепленной к ключам, к чему привело бы выполнение полученных от автомата указаний?

Он встал, потянулся за бутылкой и стаканом, но так и не налил себе. Он убрал бутылку и поставил стакан в мойку. Открыв холодильник, Лэнсинг вынул упаковку готовых макарон с мясом. Он поморщился при мысли об очередном ужине из макарон с мясом, но что делать. Конечно же, в таких обстоятельствах нельзя ожидать от человека кулинарных изысков.

Лэнсинг вынул из почтового ящика вечернюю газету. Погрузившись в любимое глубокое кресло, он включил лампу и развернул газету. Новостей мало. Конгресс все еще пережевывал проект закона об ограничении продажи оружия, президент предсказывал (снова) тяжелые последствия отклонения конгрессом предложенного им (президентом) увеличения военного бюджета, ассоциация учителей опять издавала вопли по поводу показа насилия на телеэкране. Были обнаружены три новых вещества, могущих вызывать рак. Мистер Дитере вновь уволил Данвуда – и не то чтобы незаслуженно. На странице писем читателей было напечатано послание, с желчью и возмущением уличавшее газету в опечатке в кроссворде.

Макароны с мясом Лэнсинг съел, даже не почувствовав вкуса. Он откопал в буфете черствый бисквит, заварил кофе и за второй чашкой вдруг осознал, что придумывает предлог отложить дело, которое сделает независимо ни от чего, но стремится оттянуть из-за грызущего его сомнения в правильности собственной линии поведения. И сколько бы он ни колебался, он все равно это сделает. Иначе он никогда не простит себе бездействия, вся его жизнь будет отравлена вопросом: что же именно он упустил?

Лэнсинг поднялся из-за стола и пошел в спальню за ключами от машины.

Глава 5

Здание находилось на окраинной улице, начинавшейся от старого делового района, видавшего лучшие времена. В двух кварталах от мотеля по противоположной стороне улицы шел человек, а в боковом проходе бродячий пес исследовал мусорные баки, решая, содержимое которого окажется наиболее привлекательным, если его опрокинуть.

Лэнсинг вставил большой ключ в замочную скважину, ключ легко открыл входную дверь, и Лэнсинг вошел в длинный, тускло освещенный холл, тянувшийся во всю длину здания. Быстро нашел номер сто тридцать шесть. Меньшим ключом он открыл дверь комнаты так же легко, как большим – входную дверь. Лэнсинг вошел. У стены стояла дюжина игральных автоматов. «Пятый слева», сказала машина, с которой он говорил в кладовке. Лэнсинг отсчитал пятый из «одноруких бандитов» и подошел к нему. Вынув из кармана серебряный доллар, он опустил его в прорезь. Автомат ожил, радостно зажужжав, когда он потянул за рычаг. Цилиндры завертелись как сумасшедшие. Сначала остановился один, затем другой и наконец с резким щелчком – третий. Лэнсинг увидел, что изображения во всех трех окошечках одинаковы. В машине щелкнуло, и из нее хлынул поток золотых монет, каждая размером с доллар. Они заполнили подносик и золотым водопадом посыпались на пол. Некоторые монеты падали на ребро и катились по всей комнате. Цилиндры игрального автомата снова завертелись (завертелись, не дожидаясь нового доллара, опущенного в прорезь!) и снова со щелчком остановились. И на этот раз картинки во всех трех окошечках были одинаковы; машина бесстрастно выдала новый поток монет.

Лэнсинг смотрел на происходящее с изумлением и некоторым трепетом – это была неслыханная вещь. Такого никогда не случалось, да и не могло случиться: два самых крупных выигрыша подряд.

Когда автомат звякнул в последний раз и затих, обретя обычную немоту и неподвижность, Лэнсинг еще немного подождал, смутно надеясь, что машина снова сама собой выдаст выигрыш. В таких обстоятельствах, сказал он себе, все возможно: нет конца чудесам, на которые способны эти «однорукие бандиты».

Чудо, однако, не повторилось, и, убедившись, что ждать больше нечего, Лэнсинг ссыпал монеты в карман пиджака, а затем, опустившись на четвереньки, собрал и те, что раскатились по полу. Поднеся одну монету к свету, он стал разглядывать ее. Никаких сомнений в том, что это золото: монета была тяжелее, чем серебряный доллар, сделана очень тщательно, блестящая и хорошо отшлифованная, тяжелая и приятная на ощупь. Но никогда прежде Лэнсинг таких денег не встречал. На одной стороне монеты выгравирован куб на заштрихованном фоне, представлявшем, вероятно, землю. На другой стороне изображение чего-то, похожего на веретенообразную башню. Больше ничего – ни надписей, ни обозначения стоимости.

Лэнсинг поднялся и внимательно оглядел комнату. Автомат, с которым он разговаривал, велел ему опустить второй доллар в прорезь седьмой по счету машины. Почему бы и нет, подумал он. С пятым автоматом все вышло не так уж плохо, может быть, ему повезет и с седьмым.

Лэнсинг пошел вдоль ряда. Протянув руку с долларом, он, однако, заколебался. Стоит ли рисковать, спросил он себя. Может быть, номер пятый только заманивал его. Бог знает, что может случиться, если сыграть с седьмым. И все же, подумал Лэнсинг, если он сейчас повернется и уйдет с выигранным золотом, он никогда не узнает, что могло бы произойти, и никогда не перестанет задаваться вопросами. Он будет сгорать от любопытства.

– К черту, – сказал он громко и опустил доллар.

Автомат проглотил монету, звякнул, и табло осветилось. Лэнсинг потянул за рычаг, и цилиндры начали свою безумную карусель. Затем табло погасло, и автомат исчез. Вместе с ним исчезла и комната.

Лэнсинг стоял на тропе через узкую заросшую лесом долину. Высокие толстые деревья окружали его со всех сторон, где-то недалеко звенел и пел ручеек. Кроме шума потока, ничего не было слышно, ничто вокруг не шелохнулось.

Лучше бы он оставил в покое седьмой автомат, сказал себе Лэнсинг, хотя, кто знает… Может быть, перемещение в лесистую долину окажется еще приятнее, чем выигрыш кучи золота. Однако эта мысль не показалась ему убедительной.

Не двигайся, сказал он себе. Прежде чем тронуться с места, нужно оглядеться. И не следует поддаваться панике – уже в эти первые секунды Лэнсинг почувствовал дуновение панического страха.

Лэнсинг осмотрелся. Впереди тропа шла в гору, и, судя по звуку, где-то рядом был ручей. Лес состоял из дубов и кленов. Их листья начинали обретать багряные цвета осени. Совсем близко от него тропу пересекла белка. Лэнсинг мог проследить ее путь вверх по склону по шелесту опавших листьев. Когда маленький вихрь, поднятый зверьком, улегся, вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием ручья. Теперь, однако, молчание леса не казалось угнетающим. Лэнсинг слышал мягкие шорохи вокруг: падение листа, возню мелких лесных обитателей, другие звуки, источник которых он не мог определить.

Он сыграл с седьмым автоматом, и нечто (или некто) перенесло его сюда.

– Хорошо, – сказал Лэнсинг. – Но что все это значит? Если вы поразвлеклись, может, уже хватит?

Ничто, однако, не изменилось. Он по-прежнему находился в лесистой долине, и никаких намеков на то, что седьмой автомат – или кто-то, или что-то еще – слышал его.

Это невероятно, подумал Лэнсинг, но вся ситуация была невероятной с самого начала. То, что произошло, не более невероятно, чем говорящий игральный автомат. Если он когда-нибудь вернется, он отыщет студента Джексона, пообещал себе Лэнсинг, и голыми руками разорвет его на части.

Если он когда-нибудь вернется!

До этого момента Лэнсинг думал о своем приключении как о чем-то временном, подсознательно надеясь в любой момент оказаться снова в комнате с игральными автоматами. Но что, если этого не случится? Его прошиб пот от этой мысли, и паника настигла его, словно притаившийся зверь. Лэнсинг побежал. Он бежал, не размышляя, отбросив все доводы рассудка, бежал слепо, и во всем его существе не было места ничему, кроме ужаса.

Наконец он споткнулся о камень на тропе, налетел на дерево и растянулся на земле. Он не сделал попытки подняться, скорчившись и ловя воздух ртом.

Страх понемногу отступал. Ему не угрожали никакие чудовища с острыми клыками. Вокруг все было спокойно.

Отдышавшись, Лэнсинг встал. Оглядевшись, он обнаружил, что достиг вершины холма. Лес вокруг все такой же густой, но журчания ручья слышно не было.

Ну, и что теперь? После того как он поддался панике и в какой-то степени одолел ее, каким будет его следующее действие? Не было смысла возвращаться туда, где он оказался после перемещения. Весьма вероятно, подумал Лэнсинг, что он и не сможет найти то место, даже если попытается сделать это.

Что ему нужно, так это информация. Первым делом надо узнать, где он находится, чтобы вернуться в свой колледж. Место, куда он попал, выглядело как Новая Англия. Каким-то образом он оказался перемещенным в пространстве этим проклятым автоматом, хотя, может быть, и не очень далеко. Если ему удастся узнать, где он, и найти телефон, можно позвонить Энди и попросить его приехать. Если идти по тропе, возможно, вскоре он доберется до жилья.

Лэнсинг двинулся по тропе. Идти было легко, похоже, тропой постоянно пользовались. На каждом повороте Лэнсинг с нетерпением озирался, ожидая увидеть дом или встретить кого-нибудь.

Окрестности по-прежнему напоминали Новую Англию. Лес, хотя и густой, выглядел приятно. Никаких троллей или гоблинов или других несимпатичных обитателей. И время года было то же, что и в университетском городке, – осень и там и тут. Было, однако, одно обстоятельство, которое беспокоило Лэнсинга. Когда он отправился на поиски мотеля, уже наступила ночь, а здесь все еще день, хотя и чувствовалось приближение вечера.

И другая мысль смущала Лэнсинга. Если он не найдет пристанища до наступления темноты, ему придется ночевать в лесу, а к этому он не был готов. Одежда не защитит его от ночного холода, да и огонь развести он не сможет. Будучи некурящим, Лэнсинг не носил с собой спичек. Он глянул на часы и не сразу осознал, что время, которое они показывали, не имело никакого значения в его новом окружении. Он переместился не только в пространстве, но, очевидно, и во времени. Как ни устрашающе это звучало, в настоящий момент данное обстоятельство не слишком взволновало его. У него были другие основания для беспокойства, и главным из них было опасение не найти прибежища на ночь.

Он шел уже около двух часов. Он пожалел, что не вспомнил о часах раньше, – они не показывали здешнее время, но, по крайней мере, он знал бы, как долго идет по тропе.

Мог ли он очутиться в необитаемой местности? До сих пор ему никто не встретился. В обычных обстоятельствах он уже давно вышел бы к какой-нибудь ферме.

Солнце садилось, до наступления темноты оставалось не более часа. Лэнсинг перешел было на бег, но одернул себя. Так не годится: он рисковал снова запаниковать, а этого никак нельзя себе позволить. Прошел еще час, и никаких признаков жилья. Солнце садилось за горизонт, быстро наступала темнота.

Еще полчаса, решил он, поторговавшись с самим собой. Если ничего не появится в ближайшие тридцать минут, необходимо приготовиться к ночлегу – найти какое-нибудь укрытие или соорудить шалаш.

Темнело быстрее, чем Лэнсинг ожидал, и спустя полчаса он решил, что пора выбирать место для ночевки. Но тут впереди он заметил проблеск света. Он остановился, затаив дыхание, чтобы не спугнуть огонек, прошел еще несколько шагов, надеясь лучше рассмотреть источник света, – огонек не исчез.

Лэнсинг двинулся вперед, стараясь не терять из виду свет и не сбиться с тропы. По мере приближения свет делался ярче, и Лэнсинг мысленно поблагодарил судьбу.

Лес расступился; на поляне в густеющих сумерках Лэнсинг увидел очертания дома. Несколько окон светилось, из трубы вился дымок.

Лэнсингу не терпелось поскорее добраться до дома, он сошел с дорожки и в темноте наткнулся на забор. Осторожно нащупал калитку. Она крепилась к высокому столбу, и, взглянув вверх, Лэнсинг увидел перекладину и висящую на цепях вывеску. Он понял, что это вывеска гостиницы, но в сгустившейся темноте не смог прочесть название.