Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

Глава 29

Декер возился в огороде. Еще в первый раз Теннисон отметил, какой у него там образцовый порядок – ровные, ухоженные грядки, ни единого сорняка. Декер неторопливо орудовал мотыгой.

Теннисон остановился у изгороди и стал ждать. Наконец Декер его заметил, отряхнул мотыгу от земли, положил ее на плечо и направился по дорожке между грядками навстречу Теннисону.

– Давай уйдем с солнцепека, – предложил он, – а то жарковато нынче.

Он зашагал впереди, к тому месту, где падала тень от двух развесистых деревьев. Под ними стояли два самодельных деревянных стула и низкий стол, а на столе – кувшин.

Декер сел, взял кувшин и протянул Теннисону.

– Всего-навсего вода, – сказал он, – Теплая, наверное, но во всяком случае – мокрая.

Теннисон покачал головой.

– Ты первый, – сказал он. – Ты же работал.

Декер кивнул, поднял кувшин, выпил воды и передал его Теннисону. Вода действительно была теплая, но, как справедливо заметил Декер, мокрая. Теннисон поставил кувшин на место и уселся по другую сторону стола.

– Я всегда ставлю тут кувшин, когда работаю, – объяснил Декер. – До дома далеко бежать, если пить захочется.

– Прости, я тебя оторвал от дел. У тебя найдется еще одна мотыга? Я неплохо умею мотыжить.

– Бог с тобой! Совсем ты мне не помешал. Честно говоря, я даже рад, что ты помог мне вовремя остановиться. Я просто порядок навожу, так сказать. На самом деле тут ничего делать не надо.

– Том, мне нужно с тобой кое о чем поговорить, – решительно сказал Теннисон, – Понимаешь, я не знаю, друзья мы или нет. Мне кажется, что это так, но все зависит от того, что каждый из нас считает дружбой.

– Давай считать, что мы друзья, – предложил Декер, – пока ничего другого не придумали.

– Короче говоря, речь о Шептуне.

– А-а-а, значит, он до тебя добрался.

– Точно. А ты откуда знаешь?

– Я не сомневался, что он это сделает. Он, видишь ли, был просто очарован тобой. Он мне сам сказал. Поэтому я и решил, что он обязательно тебя достанет.

– Но он не просто явился ко мне. Он стал… черт подери, как бы это получше выразиться… – Теннисон беспомощно защелкал пальцами, – ну да – частью меня. Он проник ко мне в сознание. По крайней мере, он заявил, что может быть частью меня. Но сам я в этом не уверен. Если он и проник в меня, то пробыл во мне недолго.

– Ты прогнал его?

– Нет. Он пообещал уйти, как только я захочу этого. Тут он вел себя по-джентльменски.

– И что же произошло в таком случае?

– Как раз в это самое время вошел Экайер – вернее, вбежал – и сообщил, что с Мэри очень плохо.

– И что же с Мэри?

– Она опять побывала в своем раю, и что-то ее ужасно напугало. Она до сих пор невменяема, так что ее даже расспросить толком невозможно.

– Выходит тогда, что это вряд ли был рай?

Теннисон задумчиво покачал головой.

– Трудно сказать. Пока ничего нельзя понять. Ну да ладно, я ведь не об этом, собственно. Если позволишь, я хотел бы о Шептуне потолковать. Я ему сказал, что, если он принадлежит тебе, я ни в коем случае не намерен его у тебя отбирать.

– Не знаю, принадлежит ли он мне. Думаю, нет. Мы с ним друзья, это правда. Но это все. И вообще – это долгая история. Много лет он играл со мной, дразнил меня. Времечко было – я тебе доложу. Как вспомню… Теперь, конечно, смешно, я ведь знаю, что он совершенно не опасен. А тогда… Ты представь только: я в лесу, один-одинешенек, а он, невидимка пакостный, пугает меня. Заставлял меня часами гоняться за ним по лесу, искать его. Он уже тогда начал говорить со мной – не голосом, конечно, – слова звучали у меня в сознании. Да ты, наверное, уже понял, как это бывает.

– Да, – кивнул Теннисон, – он говорил со мной.

– Честно говоря, – продолжал Декер, – поначалу я думал, что он какой-нибудь кровожадный хищник, этакий суровый каннибал с извращенным чувством юмора. Пару раз мне удалось увидеть его – или нечто, что я за него принял. Руки чесались подстрелить, но я так ни разу и не решился нажать на спусковой крючок – сам не знаю почему. Подозреваю, что к тому времени мне уже начал нравиться этот маленький паршивец, хотя надоел он мне до смерти – можно меня понять, правда? Страшно неприятно ощущать, что вечно кто-то прячется у тебя за спиной. Потом он признался, что все это творил только ради того, чтобы проверить, друг я ему или нет. То, что я ни разу не выстрелил, убедило его в этом, и, когда он наконец появился, я имел возможность удостовериться, что он вовсе не хищник, а всего-навсего крошечное облачко алмазной пыли.

– И с тех пор он жил с тобой?

– Не совсем так. Он есть, и его нет. То он тут, то нет его. Ты заметил ограненные камни на столе?

– Да, видел.

– Это Шептуна работа. Как он ухитряется это проделывать – до сих пор не знаю. Подозреваю, что он умеет манипулировать молекулами – разрушать их, удалять с тех участков, которые избрал для обработки. Я в этом полностью не уверен – просто нужно же хоть какое-то объяснение найти. Еще он помогает мне искать камни. Опять-таки как он это проделывает – ума не приложу. Он находит их и говорит мне, где искать. Когда камни найдены, он отбирает кое-какие для себя, чтобы потом обрабатывать.

– Но… ты же разговариваешь с ним. Мог бы спросить его. Может быть, он бы тебе ответил?

– А я так не думаю, Джейсон. Понимаешь, мы ни о чем таком сложном не разговариваем. Порой я чувствую себя с ним неловко, каким-то, прости меня, недоумком. Теперь, когда ты рассказал, как у тебя с ним дело было, я начинаю догадываться, где собака зарыта. Он пытался проникнуть в мое сознание, но у него ничего не вышло.

– Похоже, ты в точку попал, – кивнул Теннисон, – Он мне так и сказал. Сказал, что пытался проникнуть к тебе в сознание, но не сумел.

– Значит, в твое сознание он может проникнуть?

– Том, откуда же мне знать? Он сказал мне, что побывал в моем сознании. Я же ничего утверждать не могу. Я не могу подписаться под его словами. Но если он там и был, то, повторяю, недолго. Минуту-другую, а потом вбежал Экайер. И потом… знаешь, я не уверен, что мне нравится то, что делает Шептун. Я почему-то не в восторге от того, что кто-то будет гулять у меня в голове. Знаешь, мне меня самого вот так хватает. – Теннисон провел рукой по горлу. – Вряд ли там найдется место для кого-нибудь еще.

– Ты зря не волнуйся, – успокоил его Декер, – Шептун – добрая душа. Зла от него никакого. Просто ему одиноко. Я ему в этом немножко помог. Ему очень нужны друзья, а я пока – его единственный друг – был и есть. Самому странно, что я чувствую к нему симпатию. Чтобы человек дружил с облачком пыли… сам понимаешь, странновато, а? Я чувствую, что он чужак, совсем, как говорится, из другого теста, но это меня не пугает. А что он такое…

– Вот-вот, я как раз и хотел спросить тебя – что он такое?

– Я его об этом никогда не спрашивал. Я считал, что это не мое дело. А сам он никогда этой темы не касался. Был однажды случай – казалось, вот-вот расскажет, но он ничего не сказал. Наверное, это непросто. Я сам над этим подолгу голову ломал, но, откровенно говоря, мало до чего додумался.

– Значит, у тебя нет возражений относительно того, чтобы он проник ко мне в сознание? Том, я понимаю, как глупо это звучит, но ты меня пойми. Для меня это дико, непонятно, незнакомо.

– Никаких возражений, – улыбнулся Декер, – Если тебе не страшно, можешь смело впускать его. Кто знает – может быть, именно тебе он расскажет нечто такое, что нужно знать вам обоим. Он ведь уже очень давно на этой планете. Наверное, он тут был еще до того, как возник Ватикан. Может, он сумеет тебе что-нибудь и про Ватикан рассказать. Во всяком случае, это его страшно интересует. Он какое-то время там вертелся. Но, похоже, мало что выяснил. – Декер поднялся со стула. – Выпьешь со мной, если я разыщу бутылочку?

– Что за вопрос?

– Тогда подожди здесь. Схожу в дом, поищу. Слишком хороший день нынче, чтобы томиться в доме.

– Совершенно с тобой согласен, – улыбнулся Теннисон.

Дожидаясь возвращения хозяина, Теннисон поудобнее устроился на стуле. Прямо перед ним тянулась ровная садовая дорожка. По обе стороны от нее стояли обкопанные деревья. Вдали запела птица. Теннисон заслушался, но ее прозрачная трель, увы, оборвалась. Легкий ветерок шевелил листву. Даже солнечный свет излучал покой и тишину.

Слева, внизу, были видны строения Ватикана – здания, казалось, вросли в землю корнями, да что там в землю – в само мироздание.

«Спокойное учреждение в спокойном мире, – подумал Теннисон. – Нет, в таком месте, в таком мире не может быть ничего дурного… Где-то там библиотека, а в библиотеке работает Джилл…»

Теннисон попытался определить, в каком именно здании находится библиотека, но с такого расстояния это оказалось невозможно.

«Джилл работает слишком много, – думал он, – каждый день часами корпит над надписями. Работа стала просто-таки наркотиком для нее. Она даже перестала говорить о возможности когда-нибудь покинуть Харизму».

Покачиваясь на стуле, закинув руки за голову, Теннисон попытался вызвать в сознании образ Джилл, представить ее за рабочим столом в сумеречном свете лампы. Он вспомнил тот вечер, когда Джилл впервые поделилась с ним своими догадками. И все время перед глазами маячило проклятое красное пятно на ее щеке. Нет, он почти не замечал его, но всякий раз, когда видел его, ему становилось нестерпимо жаль ее…

Он так погрузился в мысли о Джилл, что не заметил, как вернулся Декер. Он принес бутылку и два стакана.

– Выпьем, – сказал Декер и посмотрел сквозь бутылку на солнце. – Увы, это все, что осталось. Правда, через пару дней появится Чарли. Должен привезти мне еще.

– Наплюй на Чарли, – посоветовал Теннисон. – Я тебе в следующий раз принесу парочку. У Экайера есть запас. Там гораздо больше, чем нам с ним нужно.

Декер усмехнулся.

– Вот ведь интересно, – приподнял он брови, разливая виски по стаканам, – ты даже глазом не моргнул, когда я сказал, что через пару дней тут будет Чарли. Значит, ты не собираешься с ним словечком перемолвиться насчет того, чтобы он взял тебя с собой?

– Рановато еще. Полагаю, на Гастре меня еще не успели забыть. Не исключено, что кто-то до сих пор слоняется в порту и поджидает меня. Но… даже если это не так, улетать мне пока неохота.

– Ну а Джилл?

– Она, пожалуй, тоже не против задержаться еще. Закопалась в своих исторических изысканиях.

– Оба вы попались на ту же удочку, что и я в свое время. И это, клянусь, неплохо, совсем неплохо. Харизма – прекрасная планета для жизни. Мягкий климат, щедрая земля. Мирный народ. Разве может быть что-то лучше? И главное, никто не пристает с расспросами.

– Так ты поэтому тут остался?

– Отчасти. С одной стороны. А еще из-за того, что меня выкинуло на двести лет назад из моего времени. Будет время, я как-нибудь соберусь с духом и поведаю тебе свою историю. Пока скажу только, что я вынужден был покинуть корабль. Команда бежала и бросила меня одного, но, на счастье, оставила мне последний спасательный катер. Не думаю, что они это сделали нарочно, вряд ли у них была возможность обо мне вспомнить и побеспокоиться. Они были жутко напуганы. В общем, я успел впрыгнуть в катер, где погрузил себя в искусственный анабиоз. Катер доставил меня сюда живого и невредимого – он сам отыскал планету, которая годилась для жизни. Но к тому времени, когда я проснулся здесь, прошла пара столетий. Так что я – ходячий анахронизм, человек, выброшенный на двести лет из своего времени. Снова вернуться в Галактику – нет, упаси бог, я просто с ума сойду. Здесь же моя отсталость от времени мало чувствуется – большинство людей не меньше меня отстали от жизни. Кстати, не исключено, что и роботы тоже. В чем-то они ни на йоту не изменились по сравнению с тем, какими прилетели сюда. Зато в другом они обскакали всю Галактику на миллион лет вперед. А может, и всю Вселенную.

– Но в чем? Вот вопрос.

– Не имею понятия. Все, что у них есть, хранится за семью печатями.

– И еще они боятся. Знаешь, Джилл нашла в библиотеке запись воспоминаний одного из кардиналов. Даты там нет, поэтому непонятно, когда было написано. Говорится там о пришествии странных чужаков, которые прибыли, как там сказано, в каких-то пузырях. Очень похоже на обследование планеты. Они пробыли тут совсем недолго, однако кардиналу этого вполне хватило, чтобы здорово перетрусить.

– Понятно, – кивнул Декер, отхлебнув немного виски, – Существует легенда об этом посещении. Наверное, это было немало лет назад. «День, когда прилетели пузыри». Я думал, что это всего-навсего народное сказание, но раз есть свидетельство кардинала, можно верить, что в основе легенды лежит реальный факт.

– Но почему роботов это так напугало? Пришельцы пробыли тут совсем недолго и ничего плохого не натворили.

– Тут вот что надо иметь в виду: робот по определению – не романтик, не искатель приключений. Он старается все воспринимать усредненно. Никогда не рискует – ни боже мой! Предельная осторожность во всем и всегда. Вот истинное различие между людьми и роботами, если угодно. Люди вечно рискуют, лезут на рожон. Робот – никогда. Кто знает, может быть, в этом выражается их комплекс неполноценности. Нет, они любят произносить высокопарные речи, делать вид, что вершат великие дела. Но настоящее величие, как мне кажется, со страхом ничего общего иметь не должно. Эти же шарахаются от собственной тени. А ведь до той поры их ничто не пугало. И тут – на тебе, сюрприз!

Глава 30

Садовник Джон преодолел множество лестничных пролетов и галерей под Ватиканом и наконец приблизился к «святая святых».

Джон подошел к небольшой двери, из ящичка на поясе достал ключ и отпер дверь. В маленькой комнате стоял всего один стул. Джон прикрыл за собой дверь. Щелкнул замок. На стене, против которой стоял стул, в камень была вмурована металлическая пластина.

Садовник опустился на стул.

На пластине медленно, постепенно вырисовалось изборожденное морщинами лицо.

– Рад тебя видеть, Джон, – раздался голос Папы, – Что привело тебя ко мне на этот раз?

– Я пришел, ваше святейшество, – сказал Джон, – чтобы рассказать вам кое-что о нашей жизни. Надеюсь, на этот раз вы с большим вниманием отнесетесь ко мне. Я там, наверху, не ерундой занимаюсь, разыгрывая из себя садовника, которому больше делать нечего, как только с розочками возиться. Я работаю на вас, делаю дело, которое вы не можете доверить своим тупицам кардиналам. Я шпионю для вас, случаю все, о чем болтают, – для вас, распускаю слухи – тоже для вас. Так что уж сделайте милость, ваше святейшество, хотя бы выслушайте меня.

– Я тебя всегда выслушиваю, Джон, – возразил Папа.

– Не всегда, – упрямо сказал робот.

– Ладно, на этот раз выслушаю, Джон.

– Ходят слухи, – начал Джон, – не более чем слухи, но очень упорные. Суть их в том, что Слушательница Мэри второй раз побывала в раю и ее оттуда выгнали.

– Не слыхал.

– Естественно! Кто вам скажет? Кардиналы, что ли? Им бы только ходить да…

– В свое время, – резко оборвал его Папа, – они, безусловно, явятся ко мне и все расскажут.

– Ага, в свое время. После того, как все обсудят между собой и решат, как вам это получше преподнести.

– Они хорошие и верные слуги, – не соглашался Папа, – Они делают что положено и преданы мне.

– Верно подмечено, – не унимался садовник. – Только не потому, что преданы, а потому, что хотят извратить направление вашего мышления и нашу цель заодно. Ваше святейшество, когда Ватикан только-только образовался, целью его был поиск истинной религии. Мы честно и откровенно признавали, что земная религия нас не устраивает и мы ищем лучшую, более истинную, самую истинную. Вы, ваше святейшество, до сих пор этим занимаетесь?

– Думаю, что да, – ответил Папа, – Помимо всего прочего.

– Вот-вот. Вот именно – помимо всего прочего. Слишком много стало этого «всего прочего»! Технологические системы, философские направления. Все это так далеко от того, чему мы собирались себя посвятить!

– Если речь о философии, Джон, то тут ты заблуждаешься. У философии как раз очень много общего с нашей первоначальной целью. Но если я тебя правильно понимаю, ты готов отказаться от «всего прочего» ради безумного, фанатического поиска той веры, которую, как нам когда-то казалось, мы в состоянии обрести.

– Когда-то? А теперь вам уже так не кажется, ваше святейшество?

– Если ты спрашиваешь меня о том, верю ли я до сих пор в логику и необходимость поиска, ответ будет таков: да, верю. Но то, что казалось простым тысячу лет назад, теперь уже таким не кажется. Дело тут не только в вере, не только в том, чтобы найти вероисповедание, божество, божественность; не уверен, что «божественность» – самый подходящий термин. Дело в том, чтобы разрешить загадку выживания и эволюции систем, разработанных людьми, живущими в них. Такие системы разыскивают для нас наши Слушатели. И только в результате изучения этих систем и размышления о существах, населяющих эти системы, – теперь-то я в этом просто уверен – мы сможем найти ответы, которые приведут нас к тому, что ты зовешь истинной религией.

– Ваше святейшество, вы изволите смеяться надо мной?

– Ну что ты, зачем мне над тобой смеяться, Джон? Мы слишком долго работаем вместе, чтобы я мог себе такое позволить. Но у меня постепенно складывается впечатление, что за годы наши точки зрения на многое стали несколько различаться. Мы изменились.

– Если на то пошло, вы изменились гораздо больше меня, ваше святейшество. Я до сих пор – простой робот, который прибыл сюда с Земли. И мои убеждения гораздо ближе к нашему первоначальному плану, чем ваши. Я участвовал в вашем создании, и мы все старались вложить в вас величие, мудрость, стремление к святости. Но вы… вы должны простить мне эти слова – вы уже не тот, кого мы создавали.

Папа издал звук, который, не будь он машиной, можно было бы посчитать смешком.

– Да, конечно, я уже не тот. Да и как можно было ожидать, что я не буду изменяться? Неужели ты думал, что я буду раз и навсегда таким, каким вы меня создали? Разве я мог не меняться, постоянно вбирая в себя новые факты, новые мысли? Естественно, я теперь уже не робот «в чистом виде», я успел растерять многое из той вашей «человечности», что вы заложили в меня. Я стал… сейчас подумаю, как лучше сказать… более чужаком, что ли. За века в меня попало столько всего инопланетного – большей частью, кстати говоря, просто чепухи, мусора, – а от человека и от робота во мне стало намного меньше, чем раньше. Этого не мог ожидать даже ты, Джон. Это было совершенно необходимо. Мне пришлось развить в своей структуре отдельные фрагменты, чтобы решать проблемы, связанные с чужеродными понятиями. Конечно, я изменился. Я уже не просто инструмент, созданный вами, роботами. Признаться, я удивлен, что ты этого не знал. У меня колоссальный банк данных – он каталогизирован и ждет переработки в матрицу. Это колоссальная работа. Должен тебе признаться, Джон, я уже не раз имел возможность с горечью убедиться, что в триллионах моих ячеек памяти обязательно находятся такие, которые не стыкуются одна с другой даже тогда, когда кажется, что должны состыковываться замечательно. Увы, их приходится, образно говоря, вынимать и класть на полочку до тех пор, пока не прибудет новая информация, которая позволит двум, трем, дюжине ячеек объединиться и в результате дать что-то ценное, логичное. Джон, мне не стыдно признаться тебе, что порой я буквально трещу по швам от обилия неразрешенных вопросов – или наполовину неразрешенных, – порой, как в головоломке, недостает одного-двух кусков, чтобы образовалось нечто целое. Но есть и такие головоломки, которым не сложиться никогда, и я никогда не найду ответа-кусочка. Это ваша беда, роботов. Вы хотите получать ответы, а у меня порой их нет. Как я уже сказал тебе, Вселенная не так проста, как нам когда-то казалось. Я – долгосрочный проект, а вы требуете у меня скоропалительных, немедленных ответов.

– Не сказал бы, ваше святейшество, что тысяча лет – это немедленно.

Папа вновь издал звук, напоминающий короткий смешок.

– В моем понимании это очень, очень мало. Если я проживу миллион лет…

– Проживете. Мы об этом позаботимся.

– Ну что ж, – сказал Папа, – тогда есть некоторая надежда, что мы придем к вашей цели.

– К нашей цели? Ваше святейшество, вы так говорите, что можно подумать – это не ваша цель!

– Да, конечно, и моя тоже. Но нельзя игнорировать другие аспекты нашей работы. Невозможно предугадать, к чему приведет тот или иной этап исследований, – очень часто направления непредсказуемы.

– Ваше святейшество, вы позволили Ватикану свернуть с прямой, верной дороги, это вы дали ему пойти скользкими путями, по этим самым непредсказуемым направлениям. Кардиналы борются за власть…

– Не могу не согласиться, – сказал Папа, – что некоторые из моих кардиналов оказались никчемными, но это не так уж плохо. С точки зрения административных навыков у них все в порядке. Ну, к примеру, кто осмелится отрицать, что программа паломничества выполняется весьма успешно?

– Вы меня просто убиваете своим цинизмом, ваше святейшество! Отчего вы вспомнили о программе паломничества? Мы поддерживаем ее только из финансовых соображений. Мы пичкаем этих убогих паломников жуткой смесью религиозных понятий, которые они не в силах усвоить, и в том, что они получают от нас, – ни на грош правды и искренности. И самое худшее, что они именно потому и верят в то, что мы им предлагаем, что ничегошеньки в этом не понимают!

– Слишком мало правды, говоришь? Я бы мог спросить у тебя: «Что есть правда?», «Что есть истина?», но не буду, потому что ты станешь отвечать и еще больше огорчишь меня. Нет, я не совсем согласен с тобой относительно программы паломничества и продолжаю стоять на своем: программа приносит-таки некоторый доход, и мы нуждаемся в нем, а кроме того, она служит неплохим прикрытием, создавая нам репутацию приверженцев глупого культа на тот случай, если нами кто-то всерьез заинтересуется, – правда, в этом я сильно сомневаюсь.

– Я не разделяю вашего отношения к этой проблеме, – упрямствовал робот. – В программе паломничества мы избрали принцип плавания по течению, а этого мало. Мы можем и должны сделать гораздо больше. Мы обязаны заботиться о каждой душе, которая жаждет…

– Вот за что я всегда так ценил тебя, Джон, так это за твою вечную заботу о душах заблудших и о собственной в частности, тогда как ты должен понимать, что никакой души у тебя нет.

– А я не знаю, что у меня нет души! – огрызнулся робот, – Мне удобнее думать, что она у меня есть. Вполне резонно считать, что всякое разумное существо наделено душой.

– Что бы ею ни было, – уточнил Папа.

– Да, вот именно, – подтвердил Джон.

– Никто больше не осмеливается так разговаривать со мной, – сказал Папа, – И я ни с кем так не говорю, как с тобой. Вот почему я так ценю тебя, вот почему ты – мой друг, хотя, послушав наш разговор, вряд ли кто-нибудь сказал бы, что мы – друзья. Знаешь, было время, когда я подумывал, не сделать ли тебя кардиналом, но в роли садовника ты способен принести мне больше пользы. А ты сам-то не хотел бы стать кардиналом?

Джон захлебнулся от удивления и издал какой-то нечленораздельный звук.

– Ну вот и славно. Я так и думал, – резюмировал Папа. – Ты как садовник опасен, а как кардинал был бы опасней в сто раз. А теперь отвечай мне, и немедленно, не вздумай заговаривать зубы и сочинять: ведь это именно ты поднял суету относительно канонизации Мэри?

– Да, я, – дерзко ответил робот, – И мне нечего стыдиться. Народу нужны святые – преданным роботам в Ватикане и верным людям в поселке. Вера их скудеет, ей нужна поддержка. Что-то нужно такое… мощное, величественное, чтобы еще раз подтвердить правильность избранной нами цели, ради которой мы прибыли сюда. Но если Мэри выгнали из рая…

– Джон, ты в этом уверен?

– Нет, я же сказал вам, что это не более чем слухи. Мэри осуществляла какое-то наблюдение и вернулась из него совершенно потрясенная. Чем, почему – не знаю. Экайер уперся и не желает передавать оба кристалла в Ватикан. А наш новичок – этот маленький доктор – упорно избегает моих вопросов. Он знает все, что знает Экайер. И оба они – негодяи!

– Не нравится мне эта идея с канонизацией, – проворчал Папа. – Это шаг назад, к земному христианству. Не то чтобы христианство было так уж дурно само по себе, но ему было далеко до того, чем оно притворялось. Я говорю в прошедшем времени, хотя отлично знаю, что христианство существует до сих пор. А употребил прошедшее время я потому, что не имею понятия, как оно развивалось, чем стало.

– Смею вас уверить, – язвительно проговорил Джон, – что и оно претерпело кое-какие изменения. Не стал бы называть это «развитием», честно говоря, но изменения налицо.

– Вернемся к вопросу о канонизации. Если слухи верны, твое предложение канонизировать Мэри теперь будет выглядеть не так привлекательно. Мы не можем объявить святой женщину, которую выгнали из рая.

– Вот именно это я и пытаюсь вам растолковать! – обрадовался Джон. – Нам позарез нужна святая как символ, как спасательный круг, за который наша вера могла бы ухватиться и удержаться на плаву. Я ждал, когда появится святая или святой, и теперь мы просто не имеем права упускать такой случай! Ватикан во что бы то ни стало должен получить кристалл с записью о рае – этот, самый последний, – и либо уничтожить его, либо спрятать. Мы со всей ответственностью должны подойти к сокрытию того факта, что ее изгнали из рая.

– Джон, – строго проговорил Папа, – ты должен отдавать себе отчет в том, что это не рай.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Но тебе хочется, чтобы вся наша братия поверила в рай?

– Ваше святейшество, это необходимо! Нам нужна святая, нам нужен рай!

– А ведь мы только что толковали о поисках более истинной религии. Теперь же…

– Ваше святейшество!

– Знаешь, Джон, что я тебе скажу? Если нам действительно нужен святой, то у меня на это место есть кандидат получше Мэри. Умный, амбициозный робот, настолько ослепленный любовью к народу и верой в его спасение, что отказался от возможности занять высокий пост в Ватикане ради того, чтобы до конца дней своих возиться с розами.

Джон истерично взвизгнул – редкий случай для робота.