Текст книги "Заклятые враги (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 88 страниц)
– У нас ведь так не получилось, – сжалась она. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посмел вот так говорить обо мне или том, кого я выбрала.
– Мы с тобой, Лиара, достаточно много натворили, чтоб уж точно запомниться в этой проклятой истории, – покачал головой Дарнаэл. – Но жалеть никого я не могу – не хочу. И не буду.
– Ты вообще никогда никого не жалеешь, – согласилась Лиара. – Ты даже мать свою пощадить не смог – простая казнь была бы для неё лучше, чем вечное изгнание в Дарну.
– А мне как-то приятнее думать о том, что она блуждает по южной столице в поисках развлечений, ночует в тёплом дворце и пользуется всеми привилегиями королевы-матери, чем вспоминать, как прекрасно шатается её труп на виселице, – сухо отозвался он. – И пусть все считают, что я поступил, как самый настоящий идиот, думаю, у нас это семейное, и она точно так же поступила бы.
Лиара рассмеялась. В словах Дарнаэла было столько лёгкости и простоты, что она сумела даже отбросить на несколько минут собственную грусть и почувствовать, за что на самом деле так любила этого мужчину.
Он мог развеять её самые отвратительные сомнения и сделать день ярким в любой ситуации, пожалуй, даже в самой плачевной.
Но смех быстро сменился очередной волной грусти – королеве хотелось покоя, хотелось ясности и хоть какой-то чёткости в будущей жизни, и она очень сомневалась в том, что Дар мог подарить ей сейчас хоть что-то из этого, если не решить последние несколько вопросов.
– Ты мне не сказал.
– О чём?
Она не ответила, позволяя ему и самому понять, что произошло – что пошло не так. Тьеррон только молча обнял женщину за плечи, притягивая её к себе, и криво усмехнулся.
– О том, что не хочу больше править? Так ведь ты тоже была на поле боя, Лиара. ты видела, что с ними всеми случилось. Ты думаешь, после этого возможно взойти на трон?
– И что тогда будет?
– Не знаю. Думаю, наш сын достаточно силён, чтобы справиться с этим сейчас. Народ почувствует, что надвигаются перемены. А войны, в конце концов, всё равно останутся на мне. Это ведь не значит полностью отойти от дел, Лиа. Если ты не хочешь – твоё право.
– А если хочу?
Он резко разжал объятия – Лиара почувствовала невообразимый холод, смешавшийся с удивлением в родных синих глазах, и разочарованно содрогнулась, словно предчувствовала такую реакцию с его стороны. Может быть, даже ожидала того, что Дарнаэл её понять никогда не сможет.
– Я тоже устала, Дар, – прошептала она. – И мне тоже давно уже надоело править. Народ после всего этого не захочет принимать матриархат.
– Так отрекись от религии.
– Я так привыкла… Знаешь, будто проиграть самой себе.
Он согласно кивнул – разумеется, прекрасно понимал, о чём именно она пыталась сказать. В этих странах их, конечно, примут, примут, как победителей, вот только кому от этого станет легче? Они давно уже устали от своих престолов, давно уже успели испить горькое вино вражды – может, хватит?
– Этим странам давно уже пора стать одним целым, – согласился Дар.
– Это вполне можно было осуществить и иначе.
– Ты думаешь, то, что мы бы с тобой были вместе, что-то изменило бы? Всё равно разрозненные народы, ты – здесь, я – в Элвьенте, а то и всегда на войне. Даже если бы мы никогда не расставались, два короля не могут править одной страной.
Лиара закрыла глаза.
Она, конечно же, ещё ни от чего не отрекалась – но это и так было понятно, то, что говорил Дар. Он предлагал ей выбор – решить, чего она желает больше.
Наконец-то обрести покой и своё счастье рядом с ним или всё-таки предпочесть бесконечное сражение за власть. Бороться со своими собственными гражданами, пытаться заставить их действовать так, как они пожелают, всегда сталкиваться с человеческой неприязнью.
– Она сказала, не было никакого пророчества, – вдруг выдохнула Лиара. – Эрри. Заявила, что это глупость. Во всеуслышанье. И что всё происходит так, как происходит, лишь потому, что мы сами творим своё будущее.
– Ты когда-то хотела оставить Эрле королевство. Только потому, что так было написано, верно, Лиа?
Женщина улыбнулась.
– Наша дочь, стоит признать, никогда не была королевой – хотя я всё ещё этого желаю, – согласилась она. – Может быть, проще было бы её отпустить. Но мне всё ещё кажется, что стоит мне только проронить несколько слов об этом, как она посчитает себя ненужной и лишней.
– Ты о ней слишком плохо думаешь.
Лиара вывернулась из его рук, подошла к трону – нарочито медленно, осторожно, будто бы стараясь понять, какой именно путь лежал между её сердцем и этим отвратительным тронным залом.
– Я не должна была стать королевой, – наконец-то прошептала она. – Я должна была всю жизнь провести в отцовском поместье. Выйти замуж за какого-нибудь милого юношу, родить ему детей – двоих, троих, или, может, больше. Всегда хотела троих.
– А я должен был лежать избалованным трупом на большой дороге. Моя мама бы сплясала на моей могиле, потом полила бы её тихими слезами, и Элвьента рассыпалась бы на куски, – хмыкнул Дарнаэл. – И ты ещё можешь исполнить свою мечту о троих.
– Не королевой.
– Почему нет? – пожал плечами он. – Королева-мать – тоже королева.
– Королева-мать при живом короле-отце. Дар, тебе не кажется, что это слишком? – она, казалось, впервые чувствовала себя так легко. Впервые выбирала сама за себя. – Я не хочу быть такой, как моя мать была для меня.
– Ты и так столько лет следовала её примеру, что ещё один раз ничего не изменит, – отмахнулся мужчина. – Я не хочу больше править. Если ты хочешь – это твоё решение.
– А что будет с твоей матерью? Она потеряет статус.
– Хм, – задумался он. – Королева-бабушка. Неплохо?
– Грубо.
– И это всё, что тебя сейчас беспокоит? – язвительно поинтересовался Дар. – Решайся, королева.
– Ты ведь никогда не останешься, если я решу сохранить престол?
– Прости, солнце, – мужчина прищурился, словно испытывая её терпение, – но быть просто полководцем при всесильной супруге я не способен.
– А при сыне, значит, можешь?
– Да хоть при правнуке, – пожал плечами Дарнаэл. – Но не при жене.
Она вздохнула.
– Сколько раз я выбирала трон? – наконец-то спросила она.
– Шесть.
– Так почему бы мне не сделать это ещё раз?
Дар ничего не ответил. Она и так сказала всё, что он хотел услышать, пусть даже это и не прозвучало вслух.
– Технически, – наконец-то вздохнула она, – наш ребёнок не станет больше принцем или принцессой. Если мы – не король и королева.
– Технически, – пожал плечами Дар, – быть братом или сестрой короля даже выгоднее.
– Моя мать была бы против, – отметила Лиара. – Но я не скажу, чтобы сейчас меня это так сильно останавливало. Разве что, Тьеррон, ты технически женат.
– Технически, если тебе так нравится это слово, – усмехнулся он, – я вдовец. И, по сути дела, ты всё ещё со мной не разговариваешь, потому что обижена. Нет разве? Я ж потоптался по твоей любимой религии?
– Что-то мне подсказывает, что твой остроухий тёзка потоптался по ней наглее, – скривилась Лиара. – Но бог с тобой, Дарнаэл. Я согласна.
– На что согласна? Отречься от трона?
– Выйти за тебя согласна, – как-то совсем по-девичьи хихикнула она. – Только Рэю о том, кто теперь правит страной, говоришь ты!
***
Шэйран, как любой нормальный венценосный дворянин, будь он король или принц, был занят. Правда, совершенно не королевским делом – потому что Его Величество, Высочество или нейтральное Сиятельство в свободное от царедворского дела время вряд ли должно помогать с уборкой улиц Кррэа – не магией, а вполне стандартной метлой. И чистить конюшни тоже не должно.
Но поскольку Дарнаэл пришёл сюда примерно с этой же целью – и, равно как и его сын, ещё не успел приступить, – удивляться он не стал.
– Ваше Величество, – усмехнулся мужчина, коротко склоняя голову в немного насмешливом полупоклоне.
– Не в этой стране.
– И в этой тоже.
Рэй замер – словно пытался принять слова своего отца, – а может отвернулся от него, словно стена конюшни была куда интереснее родного отца. Он не отказывался, не кричал и даже не убегал – может быть, потому, что это стало бы откровенно детской выходкой, – хотя и согласным тоже не выглядел. Словно замер, не в силах определиться с ответом – и теперь не хотел продолжать ничего обсуждать.
Наверное, ему было слишком непривычно, слишком сложно принимать себя в подобном статусе, а им с Лиарой следовало подождать, но Дарнаэл знал – больше некуда.
– Никогда не думал, что мама действительно может пожелать отречься, – наконец-то промолвил Рэй. – Но она ведь это добровольно?
– Твоя мать устала, – кивнул Дар. – Она просто хочет быть счастливой женщиной. Уделить внимание детям. Выстроить нормальную семью. Я, признаться, тоже. Править королевством, если мы хотим, чтобы три страны слились в одну, должен не кто-то из нас.
– Три страны? – Рэй даже не удивился, казалось. – Значит, Бонье всё-таки не захотел править? Что ж… – он запнулся. – У меня, я так понимаю, выбора нет.
– Только не говори мне, что для тебя престол – это наказание похуже, чем матриархат, – покачал головой Дарнаэл. – Ты наконец-то будешь свободен. Неужели ты никогда не хотел этого?
Рэй рассмеялся.
– Свободен?! Ты сидел на своём троне?
– Ну… – неуверенно хмыкнул Дар. – Иногда…
– И на такой неудобной гадости можно быть свободным? – Рэй скривился. – Скорее уж кривым, горбатым и с больной спиной. И… Только не говори, – он скрестил руки на груди, – что вы уже на пару с мамой присмотрели какую-нибудь принцессу из соседнего государства.
– Так ты не против?
– А вы ж предложили мне выбрать! – фыркнул Шэйран. – Так что насчёт принцессы из соседнего государства?
– Сам выберешь, – отмахнулся Дар. – Женить мужчину из рода Тьерронов против его воли – это всё равно что пытаться дикого кота заставить тащить повозку. Никуда не заедешь, а поцарапаны будут все виновники надругательства.
Рэй заулыбался – словно представил себе только что кота в повозке, – и склонил голову набок, рассматривая отца.
– Ты ж не договорил, правда? – он усмехнулся. – Эрла не знает, например – и мне предстоит ей сообщить. И для начала, – он вздохнул, – ещё её найти. Коронация, положим, через неделю?
– Почти, – кивнул Дарнаэл.
– Через два дня?
– Завтра на закате, – протянул мужчина, – боги отправляются в свою вечность. Символично было бы, коронуй тебя они…
– Значит, завтра на закате, – согласился Рэй. – И мне предлагается выбрать?
– Шэйран, – Дар вздохнул. – Ты можешь отказаться. И тогда ничего этого не будет. Никто не будет тебя принуждать. Несколько лет… Даже десятилетий – ты можешь свободно делать всё, что захочешь.
Рэй покачал головой.
– В том-то и дело, – вздохнул он, – что не могу.
========== Глава восемьдесят седьмая ==========
Он думал, по правде, что отыскать сестру будет намного труднее. Смириться с мыслью о собственной коронации – вопреки тому, что Рэй вроде бы как и не сопротивлялся, когда отец предложил наконец-то занять трон, – было не так уж и просто. Может быть, Шэйран и отказался бы, дай ему кто-то выбор – но не сейчас. Теперь, после официально произнесённого “да”, оставалось только уладить все проблемы с окружающими его людьми. Может быть, сначала следовало предупредить Мон – по крайней мере, это было довольно честно, – но парень сам себе уже давно признался, что просто не рискнёт так поступить. Наверное, и королям тоже бывает страшно, раз уж так, а он сегодня всё ещё только принц, а значит, думать о подобном попросту не обязан.
Было довольно прохладно, и на голову с какого-то дерева свалился жёлтый листок. Рэй недовольно мотнул головой, отмахиваясь от надоедливой осени, и наконец-то выскользнул из ухоженной части королевского сада. Он достаточно хорошо знал сестру, чтобы отлично понимать, где именно она нынче находилась – пожалуй, если б ему кто-то предложил выбирать свою судьбу, он и сам бы так поступил.
Но, впрочем, Шэйран уже и не спорил. По правде, давно следовало признать – ему хотелось стать королём. Хотелось однажды занять место отца, править огромным государством, привнести что-то своё в этот мир. Может быть, так и Элвьенте будет намного лучше, чем они предполагают?
Дарнаэл и сам признавал, что страна практически остановилась при нём, как при правителе. Говорил, что слишком уж много времени уделил войне, чтобы сейчас разглагольствовать о всемирной справедливости и о том, что сделал для Элвьенты.
Но Рэй не мог отказаться от мыслей о том, что, наверное, был вариантом не намного лучшим, чем Дарнаэл Второй. За папой хотя бы люди шли.
А за ним – тоже пойдут. Стоит ему только этого пожелать, подумать о том, как он хочет видеть целую толпу на коленях. Стоит только дотронуться до этой мысли в своей голове, потом потянуть за нужные нити – и научиться, разумеется, это делать.
Совсем скоро здесь не будет никаких богов. Он останется наедине с собственным упрямством, с тем, во что превратится его жизнь через несколько дней.
Что такое быть королём?
Впрочем, ему придётся понять, если не хочет покинуть своё место скорее, чем появится в этом мире надежда на нового правителя.
Он не ошибся, когда искал Эрлу в лесу. Она и вправду замерла над тонкой речушкой, что вилась у дворце, и бросала кусочки рыжего огромного кленового листа на воду.
Она содрогнулась, повернувшись к нему, едва не подпрыгнула от неожиданности, но после улыбнулась парню.
– Я думала, это мама. Или папа, – вздохнула Эрла. – Не ожидала увидеть тебя здесь.
– Удивительно, что ты пропадаешь здесь. Твой Эльм как раз пришёл в себя.
– Именно по этой причине я здесь, – кивнула девушка. – Мне там нечего делать. Так или иначе, мама всё равно будет радикально против.
Парень хрипловато рассмеялся, словно пытался придумать отговорку её глупому заявлению, а после легонько обнял сестру за плечи, утыкаясь носом в её каштановые вьющие волосы.
Она всегда казалась ему чем-то слишком далёким от трусихи. Может быть, конечно, в чём-то Рэй и ошибался, но точно не в этом. В Эрле не было той поразительной трусости, что часто встречалась в принцессах других государств.
Не то чтобы Рэй хорошо знал хотя бы одну, кроме родной сестрёнки – и Марты, но о той вспоминать почему-то совершенно не хотелось, – но по крайней мере Эрлу он изучил достаточно хорошо.
– Чего ты ждёшь от завтрашнего дня? – наконец-то спросил он. – Что проторчишь тут, пока не превратишься в сосульку, и Эльм поплачет на твоей могилке?
– Я вернусь, – отозвалась она. – К тому времени мама, пожалуй, успеет выставить его из государства, но мне кажется, что это к лучшему. По крайней мере…
– Ты боишься?
Эрла кивнула. Слабо, едва заметно, но кивнула.
– Мне кажется, что если я позволю себе поверить в то, что у нас может что-то получиться, мама не позволит. Она тут же придёт, попытается растоптать те остатки чувств, что ещё могут у него быть. Мы столько времени вели себя, будто бы самонадеянные идиоты, что теперь нет смысла верить во взаимность.
– Я бы с тобой согласился, конечно, – хмыкнул Рэй, – если б моя любимая не осталась со мной после каждой глупости, что я в своей жизни совершил.
– Мон?
– А ты знаешь другую мою возлюбленную?
– Мало ли. У папы их знаешь сколько было?
– Любовницы и возлюбленные, позволь заметить, это совершенно разные вещи, – возразил Шэйран. – И мы сейчас вроде бы разговариваем не об отце, а о том, что ты делаешь со своей жизнью. Зачем всё старательно ломаешь, пытаясь убедить весь мир в том, что так будет лучше. Ты не пленница прошлого, Эрла. И совершенно никому ничего не обязана.
Она кивнула. Разумеется, нет – но хотелось повторить в очередной раз, что мама ни за что не простит ей случившегося. А ещё – что Эльм никогда не сможет вновь что-то почувствовать к ней.
– Скажи мне, – он повернул сестру к себе, – этот шрам – так и не сойдёт, правда?
Она кивнула. Протянула руку, провела рукой по коже – шрам был едва заметной тонкой полосой и почти не портил её лица. Казалось, даже добавлял необычности, может быть, превращал её во что-то уникальное.
– Я не хочу от него избавляться, – покачала головой Эрла.
– Как он чуть не погиб?
Ей хотелось промолчать.
– Защитил тебя, правда?
– А ты знаешь, где поселились Анио и Реза? – она попыталась рассмеяться, но смешок прозвучал глухо и очень устало. – Они решили, что за домик отшельника вполне сойдёт тот, внутри сада… Что они там смогут счастливо жить, подальше от цивилизации, в десяти метрах от дворца! А знаешь… – она запнулась. – Меня пытались разрубить, а он выступил вперёд, чтобы принять на себя удар. Его едва ли пополам не перерезало, и так удивительно, что… Просто всё вовремя закончилось, наверное, и потому у Эльма ещё был шанс. И до сердца тогда меч не дошёл.
– И ты, наверное, в тот момент надеялась, что он выживет. Что его сердце будет цело. А теперь своими же руками собираешься его разбить, только потому, что боишься своей же матери, согласен, чуточку склонной к некоторой тирании. Но не более того! Мама, в конце концов, всегда будет твоим лучшим другом, но это не повод отмахиваться от любви.
– Я даже не знаю, как так вышло, – вздохнула Эрла. – Полюбить врага… Я ж его терпеть не могла, когда мама описывала… Описывала, насколько противен герцог Ламады. А сейчас я бы так хотела просто уехать куда-то с ним… Будь он хоть сто раз простолюдином, теперь, с новыми законами. Мы бы нашли, как жить. Но мать никогда не позволит нам быть вместе.
Она сейчас казалась такой расстроенной, такой грустной – будто бы поздняя осень. Эрла родилась, когда земли коснулся последний алый лист – дочь огненной королевы.
Сколько себя помнил Рэй, рядом была его младшая сестричка. Разница всего в два года – он помнил, как радовался папа, как он сам, мальчишка, бормотавший что-то непонятное – не выговаривал половину букв, – заглядывал в колыбель.
Как обнимал тогда маму, как прижимался к отцовской ноге – они и тогда уже внешне были похожи. Как бабушка по вечерам рассказывала ему сказки и зажигала пламенные огоньки на кончиках пальцев.
Как отец взращивал растения из-под земли, а ещё – не проходило и недели, чтобы он не притащил им во дворец какого-то кота, и папа каждый раз улыбался и соглашался, а мама злилась – у Эрлы может быть аллергия. А вдруг это чудовище с хвостом посмеет её оцарапать?
Помнил, как один кот даже остался, тот, что не блохастый. И они вдвоём – пятилетний Рэй, трёхлетняя Эрла, – возились с ним повсюду.
Кот куда-то делся, когда Шэйран стал старше. Ему было четырнадцать, их пушистый друг сбежал, или, может быть, и вовсе погиб, а Рэй собрал вещи и отправился в Вархвскую академию, впервые делая самостоятельные шаги на этом пути.
Он уже тогда видел – необязательно быть слабым, если ты мужчина. Можно, как отец, завоёвывать страны, расправив гордо плечи, драться не на жизнь, а на смерть, но одинаково каждый раз побеждать.
Его маленькая Эрла так и осталась крохотной сестрёнкой – даже когда вытянулась, когда стала привлекательной девушкой, лишённой всякого кокетства. Одно слово – матриархат; такая прямая, такая искренняя, такая родная. Он никогда в своей жизни не переставал её любить, она, наверное, единственная верила в него от начала и до конца.
Теперь, когда они выросли, всё было совсем иначе. И больше Эрлу не сдерживали оковы, навешанные мамой, и он тоже расправил плечи и уверенно шагал вперёд, не давая себе ни на секунду остановиться – так было нужно.
И она, его маленькая Эрла, хотела сдаться?
– Плевать на мать. Просто оставайтесь вдвоём – и пусть она делает всё, что хочет. Разве важно то, что будет думать мама, если вы любите друг друга? – Шэйран усмехнулся. – Между мною и Мон всегда стояла религия. И каждый раз мы наталкивались на эту тень – на богиню, на Первого. Они, словно те паразиты, разъедали чувства, разъедали мысли, и сколько должно было миновать бессонных ночей, чтобы увидеть их настоящих? Чтобы понять, что в выдуманных религиях нет ни капли правды?
– Даже если я рискну, – покачала головой Эрла, – он со мной быть не захочет.
– Почему?
– Я – дочь Лиары. Я отобрала у него его герцогство – ну, не лично, конечно же. Но всё равно, мама всё это делала, чтобы потом передать мне. И он это прекрасно понимает. Думаешь, он сможет быть спокоен, пока не отвоюет Ламаду? И не отвоюет. Мама не позволит ему стать герцогом. Никогда. Мы так и останемся с разбитыми сердцами на обочине большой дороги.
Рэй усмехнулся. Ему не хотелось об этом говорить – он думал, что, может быть, Эрла хотела бы и сама занять трон.
Но сейчас – слишком уж это казалось нереальным.
– Кем бы ты хотела быть больше, герцогиней или королевой? – спросил он.
– Любимой, Рэй. Любимой.
Он облегчённо выдохнул воздух, словно признавая, что украсть у сестры её по закону место было труднее всего на свете – труднее, чем править державой, чем наконец-то занять родительское место на престоле – место, о котором он никогда и не мечтал.
– Тогда не волнуйся, – вздохнул он. – Можешь сказать своему Эльму, что Ламада его. В пределах державы, конечно же.
– Мама никогда не позволит ему занять это место.
– Не имеет значение то, что позволит мама.
– В любой стране всё решает правитель.
– Да, Эрла. И, если хочешь, первым делом послезавтра я издам указ, чтобы твоего Марсана вернули на его место. Не могу ж я позволить сестре, в конце концов, страдать.
Она подняла на него взгляд, ошеломлённый, но отчего-то такой счастливый, что глаза будто бы светились.
– Тебя коронуют? В Эрроке?
– Я не знаю, как теперь назвать эту страну. В Эрроке, в Элвьенте, в Торрессе… – парень вздохнул. – Они отказались. Отреклись от трона, понимаешь?
– Папа? Мама?
– Да. Оба.
Эрла мотнула головой – и засмеялась, так легко, так весело, будто бы впервые в жизни смогла наконец-то почувствовать себя счастливой.
– Обещай мне, – промолвила наконец-то она, – что перед всеми этими герцогскими статусами ты женишься сам. И… – в глазах заплясали забытые давно уже счастливые искринки, – вы с Мон немедленно заведёте достойного пушистого кота!
========== Глава восемьдесят восьмая ==========
Остывающие алые лучи эрроканского солнца осветили длинную дорогу тонкой полосой, придавая ей кровавый оттенок. И будто бы замерли, повинуясь высшей боли.
Не было ни ветра, ни туч на безграничных небесах, и ни один звук не нарушал холодную, мрачную, торжественную тишину.
Они все – и эрроканцы, местные или прибывшие на битву, и элвьентцы, по-военному торжественные, в парадных мундирах или давно уже изрезанной мечами воинской форме, пережившей не одну битву, и торррессцы, пленённые сбежавшим магом, опустившие теперь голову низко-низко, словно признавая, что успели натворить за долгое время сражений, – замерли в вечном молчании, будто бы статуи, будто бы вновь подчинённые тем сумасшедшим потоком магической силы, что сбил их с ног почти неделю назад.
Никто из них – и молодой наследник престола, наверное, тоже, – не был готов к этому. Никто не ожидал, что всё случится так быстро. Никто не думал, что это возможно.
Обычно на каждой коронации толпа роптала, перешёптывались между собой знакомые, люди тихо пытались выяснить, видел ли кто будущего правителя, разговаривал ли с ним, достоин ли этот мужчина – или эта женщина, – занять трон…
Сегодня они не смели проронить ни единого слова.
…Молча опустились на колени, изъявляя своё подчинение, когда уверенным, может, слишком быстрым шагом прошли мимо них король и королева.
Солнце словно обагрило белое платье королевы, чёрными пятнами отразилось на алом камзоле короля – и странным сиянием скользнуло по коронам.
Взметнулись в воздух флаги – алый и небесно-голубой, по две стороны дороги. Отсалютовали шпагами воины своему правителю, тонкими вспышками пламени отозвались ведьмы Её Величества.
И мир будто бы замер – только ветер трепал тяжёлые ткани флагов, и рядами вспыхивали фамильные гербы.
Их могли короновать боги – словно весть из далёкого неизвестного мира, праведные духи прошлого.
Могли сойти к ним из высоких королевских палат и возложить на голову нового правителя новую корону.
Но хотел ли народ увидеть свидетельство существования древних эльфов, творцов этого мира?
Нет.
Сколько б они не молились в храмах, сколько б не опускались на колени пред древними иконами, всё это – шепоток прошлого. А нация, новая, объединённая, собранная из осколков, не мечтала о прошлом. Каждого из них интересовало только то, что впереди, то, что ждало в следующем дне. И кому б они ни молились, важны были живые – не мёртвые – пред которыми они склоняли колени.
– Отрекаешься ли ты, – голос Лиары не дрожал, звучал твёрдо и уверенно, – от престола Элвьенты и Торрессы, сдавшейся на милость, ради мира и единства, ради континента, на котором не будет больше места границам?
Дарнаэл поднял на неё взгляд, суровый и уверенный.
– Отрекаюсь.
Флаги Эрроки будто бы увереннее затрепетали на ветру – поникли головы элвьентцев, вспыхнули ярче пульсары ведьм.
– Отрекаешься ли ты, – он не повернулся к толпе, не посмотрел на тех, что шёл за ним столько лет, – от престола Эрроки и Торрессы, сдавшейся на милость, ради мира и единства, ради равных прав каждого, кто готов верой и правдой служить своему государству?
Лиара умолкла на мгновение, будто бы сомневалась, позволила на мгновение возликовать своим подданным – но пауза не продлилась больше секунды.
– Отрекаюсь.
Он коснулся кончиками пальцев чужой уже короны, снимая её с головы без всякой жалости, возложив её на ритуальный камень – где они только нашли этот высокий постамент? – и в последний раз провёл по рубинам. Она – без жалости возложила рядом сверкающую сапфирами диадему, словно прощаясь навеки с правительством, со своим статусом королевы, с тем, что было ей дорого все эти лета.
– Отрекаюсь, – прошептали почти одновременно, будто бы совершая личную клятву, и кожа соприкоснулась, словно случайно – это тепло для двоих значило в разы больше, чем каждый драгоценный камень этого мира.
– Во имя единства, – почти в унисон прошептали они, – во имя мира. Во имя славы. Во имя континента.
Лучи солнца будто бы утонули в сапфирах и рубинах корон, на мгновение ослепляя толпу, и казалось, будто бы в этот миг – когда за горами Эрроки скрылось последнее солнце старого века, – два духа, две тонких линии света взмыли в небеса откуда-то из дворца.
Они здесь больше не нужны – ни вдвоём, ни один из них.
Боги приходят только тогда, когда ни короли, ни королевы не способны заставить мир жить дальше.
Боги вмешиваются в течение дел, когда слишком много злобы собирается вокруг тонких линий мироздания, когда источник вновь тянется своими грязными руками к их творению – тому, что они любили всю свою жизнь, тому, что создали своими же руками.
Боги куют любовь из ненависти только тогда, когда больше этого сделать некому.
…А когда вместо зашедшего за горы солнца вспыхнули ряды факелов, двух корон больше не было. Только одна, сияющая всеми оттенками рассвета и заката, ночи и ясного дня, тонкая и величественная, возвышалась она на постаменте – ничья и всего этого государства одновременно.
Дарнаэл и Лиара отступили к рядам людей, по обе стороны, и только огонь взмывал всё выше и выше к небу.
Вместо осколков древних корон – тех, что не превратились в новую, единую, тех, что знаменовали вражду и разность между двумя огромными странами, объединившимися в одну, – сверкали на запястьях тонкие венчальные браслеты.
Огненная, яркая стена факелов, казалось, ослепляла всех – пока не умерила пыл, не заставила отступить, делая дорогу ещё шире, ещё яснее.
Пока огненными языками не обрисовала силуэт нового короля.
На нём не было ни короны, ни камзола, свидетельствовавшего бы о стране. Не было фамильных драгоценностей – просто черная ткань одежды.
Но каждый из них признавал в нём своего короля.
Они сдались ему на милость тогда – они и сейчас, когда он проходил мимо, покорно склоняли головы, шепча короткое “Ваше Величество” в приступе собственной покорности, преданности новому королю.
Он поднялся на высокий постамент, опустился на колено перед своей новой короной – будто признавал верховность закона, и права, и мира.
Шептал тихо ритуальные слова – пока они, отрёкшиеся мгновение назад, не опустили новую корону ему на голову.
А после повернулся к народу, что ждал его слов, ждал хоть одного приказа или требования – и пламя засветилось мягче, будто бы принимая нового властителя.
– Во имя державы, – его голос звучал мягко, негромко – но слышал, наверное, каждый, такая гробовая тишина застыла на площади, – во имя веры и во имя счастья этого континента.
– Во имя державы, – эхом отозвался народ.
– Во имя единства, – он расправил плечи, – во имя долгого пути развития и во имя вашего торжества – и на войне, и в мире, и в каждом дне долгого тернистого пути жизни.
– Во имя единства, – гулом пронеслось по воздуху.
– Во имя нового солнца, что взойдёт завтра на небесах. Во имя страны, которую больше никогда не будут сотрясать междоусобные войны.
– Во имя нового солнца, что взойдёт завтра на небесах, – повторяли они неведомую, но такую правильную ритуальную фразу, – и вечного царствования Вашему Величеству!
Он должен был стоять всё так же ровно, смотреть на них всех с поразительной серьёзностью, уверенностью, молчаливо и тихо.
Ему на плечи опустили тяжёлую мантию – и скипетр бы вручили, аж целых три, если б было откуда их взять.
Жаркий мех будто бы обжёг плечи – и новый король должен был царственно миновать своих подданных, направляясь обратно во дворец.
Он шёл вперёд, упрямо и гордо, вскинув голову – словно не имел права отступить от намеченной линии.
Замер на самом краю дороги и повернулся, посмотрев на народ – теперь уже его.
– Да здравствует Его Величество! – громко проскандировали армии.
Он обернулся – с удивительной хитрой улыбкой на губах. Теперь уже стоял к ним лицом, всё с той же дурацкой мантией на плечах, со сверкающей короной на голове.
Они были готовы вновь рухнуть на колени, поддаваясь древнему закону – но почему-то остановились. Не рискнули, а может, почувствовали, что что-то пошло не так.
Улыбка превратилась и вовсе в озорную. Он расправил плечи, опустившиеся под тяжестью огромной мантии, окружившей его ало-синим ореолом, и сдёрнул её с плеч.
– Новый король, – он говорил уже громче, чем прежде, – новые правила.
Он сбросил с плеч тяжёлую мантию, отбросил в сторону – кажется, даже оттолкнул ногой.
– Шэйран… – послышалось досадливое откуда-то со стороны отрёкшейся королевы. – Ну почему нельзя без цирка хотя бы сегодня…
Дарнаэл покосился на Лиару, перехватил её руку, словно не позволяя сделать ничего, что восстановило бы церемонию в прежнем её торжестве.
– Раз уж вы поприветствовали своего короля, – прищурившись, продолжал Рэй, – то, думаю, найдёте достаточно радости и ликования для своей королевы?