Текст книги "Заклятые враги (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 88 страниц)
– Надеюсь, до утра ты не подохнешь, – коротко промолвила Тэзра. – Я планирую продолжить.
Они швырнули его на подобие койки, такое твёрдое, словно вместо соломы тут были самые настоящие палки, и Дарнаэл всё же не смог не выдавить из себя едва заметную торжествующую улыбку.
– Обычно, – мстительно протянула она, – после капли этого яда человека прожигает насквозь. Это очень… очень больно. Мучительная смерть. Сочувствую.
Она снисходительно похлопала его по плечу.
Конечно. Кошмарный яд. Дарнаэлу его подливали в бокал с вином, пытаясь отравить – даже камни растворяло, между прочим. Может быть, потому камней в нём и не наблюдалось – и вообще, звериное здоровье.
Впрочем, зря он ей не напомнил.
Дар трижды выпивал то вино, в которое была подлита отрава. Даже не замечал.
И, конечно же, немного страдал. От расстройства желудка и язвы, но целители умудрялись поставить его на ноги. Неприятно, болезненно, ощущения – словно тебя прожигает насквозь, но главное не разодрать себе живот, пытаясь выпустить на свободу сию гадость.
Одно маленькое “но”. У него были ощущения.
Но людей действительно прожигало насквозь.
========== Глава сорок первая ==========
Сэе с самого утра казалось, что что-то не так. Она даже не видела вездесущего, обычно не оставляющего её наедине со своими мыслями ни на секундочку Кальтэна, хотя тот считал своим бесконечно важным долгом будто бы преследовать королеву и шагать за нею по пятам. А ещё Тальмрэ была уверена в том, что и в городе её не ждёт ничто хорошее, словно в одно отвратительное мгновение оно взяло и закончилось – вот так просто, быстро и без единого промедления.
Она старательно отрицала предчувствие. Но и придворный маг куда-то подевался, и найти Рэя было такой же трудной задачей, как и телепортировать обратно домой его отца.
Увы, она грустила. Тальмрэ не могла пояснить, почему Дар внезапно стал ей до такой степени важен, ведь она не умела любить. Благодаря Тэллавару не умела. Но, так или иначе, Тьеррон-старший не шёл из головы, и теперь, прогуливаясь совершенно спокойно по родному дворцу, девушка не могла избавиться от странного ощущения предательства.
Она помнила о том письме, что вчера прислала мать. Она так старательно пыталась убедить дочь в том, что надо отдать королеве Лиаре королевство и подчиниться, что Сэя и вовсе отказывалась поддерживать хотя бы элементарную связь с этой женщиной. Нет, она не могла. Именно Самаранта была виновата во всём, что случилось с Сэей. Именно она, а не кто-либо иной. Именно она должна за это заплатить.
И чем скорее сие случится, тем лучше им обеим будет потом, в приятно нарисованном недалёком будущем, до которого практически все так отчаянно стремятся.
…Девушка сама не знала, почему её принесло в больничное крыло. Тут обычно было тихо – только сегодня туда-сюда сновали врачи, переговариваясь между собой.
Сэя была без короны, без платья, о том, что это королева, свидетельствовал только знакомый венчальный браслет на запястье. Но она и его спрятала в рукавах длинного платья, простого, но зато удобного, поэтому никто её и не узнал. Это в Дарнаэле видели правителя издалека, а она тут чужая, нечего возмущаться или удивляться столь наглому поведению слуг.
Впрочем, нельзя было сказать, что Тальмрэ особо разочаровалась.
Она слушала шёпот, но в нём не встречала ни единой сплетни. Казалось, мысли сотрудников были заняты отнюдь не королевой, королём или какими-то государственными решениями, а именно работой. Странно, когда это в последний раз медперсонал отказывался от сплетен?
Она поймала медсестру за запястье, когда та как раз возвращалась из палаты.
– Что случилось? – тихо спросила Сэя, даже не представившись королевой – а ведь девчонка может не сказать всю правду.
Но… Ведь Тальмрэ отлично знала, что в стране всё спокойно. Да, Торресса планирует напасть, но это лишь архипелаг, пока они доплывут, пока перегруппируются… Да и там есть Тэравальд, он не стал бы молчать. Об этом Сэя не волновалась, вторая часть её сознания, такая тихая в прошлом, умела диктовать правила.
Всё просто.
– Господин придворный маг привёл тяжелобольного. Сейчас с ним господин Кальтэн и госпожа Моника, Ваше Величество, – девушка склонила голову. – Если вы желаете…
– Желаю, – коротко кивнула Сэя. Может быть, она плохо думала о подданных Дарнаэла, и те способны отличить собственную королеву от обыкновенной женщины, или она всё-таки не избавилась от всех атрибутов? Это имело мало значения, так или иначе.
Вечер приближался довольно стремительно. Сэя осознала это только тогда, когда оказалась в комнате – солнце проталкивало сквозь шторы уже не жёлтые, а красноватые лучи, хотя сам материал был пусть и плотным, но зато белым. Странный выбор, но не Сэе его осуждать, ведь это больничное крыло. Тут вообще всё должно было оказаться белым – но, вопреки её ожиданиям, пол всё такой же, как и в остальных комнатах, каменный, стены отнюдь не пугают своими снежными оттенками. Всё спокойно и привычно, только жить не так уж и просто, как могло бы показаться.
Кальтэн выглядел так, словно его только что сняли с виселицы – до такой степени он побледнел. Мужчина то и дело проводил рукой по подбородку, но так и не ощущал лёгких уколов своей двухдневной щетины – очевидно, Фэзу надо было бриться едва ли не два-три раза в сутки, а он так себя запустил.
Моника сидела у кровати больного и скороговоркой шептала какие-то заклинания. Но она не колдовала, а просто перебирала их в уме, Сэя это чувствовала.
А ещё знала, что она – даже она! – ничего не могла сделать.
Юношу, распластавшегося на кровати, она узнала с трудом. В этой бледной, посеревшей тени едва-едва угадывались родительские черты.
Сэя возблагодарила бы богов, что это не Шэйран, но… Разве ж она верила? Хоть во что-то? Нет, конечно же, и против этого проклятия бессильны даже боги, об этом Тальмрэ отлично знала.
Антонио Карра был сыном Высшей Ведьмы Кррэа и главы стражи Кальтэна Фэза. О второй части Сэя узнала задолго до того, как Дарнаэл поведал душетрепещущую историю о том, как Тэзра старательно лишила отца возможности узнать даже о том, как зовут его сына.
Потом, естественно, Дар ему сказал, явно как и пояснил, что с Антонио всё в порядке, но ведь нормальному отцу мало одних рассказов, да?
Антонио походил на тень самого себя. Его кожа была словно измазанной мелом, да и казалось, что причудливые тени на щёках – тоже последствия отнюдь не фантазии Сэи. Она содрогнулась, то ли от ужаса, то ли от отвращения – Карра шептал что-то сквозь полубезумие, но не мог до конца сформировать фразу.
Он был в сознании. Удивительное дело – парень ещё старательно боролся против страшного проклятия, основанного на интуитивном посыле.
Ведьма, что его заколдовала, очень сильна, но при этом бестолкова. Она не знает толком ни единого заклинания, поэтому слепила из осколков своей уходящей памяти, как могла предположить Тэзра, такой вот кошмар. И снять его реально только со смертью той незнакомой волшебницы.
– Что происходит? – Тальмрэ посмотрела на Монику.
Конечно же, Лэгаррэ была ей хорошо знакома. Ученица, о которой столько всего хорошего рассказывала мать. Самаранта обычно терпеть не могла всех своих учеников, вот только Монике отводилось в её ненависти особое место, словно маленькая шкатулка для лучших.
Насколько ненавидела старшая Тальмрэ Шэйрана Тьеррона за его силу, настолько за это же могущество она и обожала Монику.
В чём-то она ей завидовала. Потому что Самаранта должна была выторговать свою магию, а после дополнять её долгими годами стараний и учёбы, лишившись напрочь красоты, а вот Монике удалось сохранить и внешность, и Силу, когда она вступила в Вархву, и… Да, это жестоко. Одним достаётся столько всего, а другим лишь жалкие огрызки, крохи пирога, но… Это не имело значения.
Самаранта ценила Монику. Она видела в ней отчаянную веру, надежду на то, что Эррока когда-то станет самым могущественным государством на свете, а остальное, как известно, не имело совершенно никакого значения.
Самаранта думала, что однажды Мон станет ещё одним кирпичиком её долгой дороги славы, а ещё считала, что однажды Лэгаррэ отдаст ей магию ради красоты или красоту ради магии.
Что-то из этого списка.
И у Тальмрэ-старшей был даже план, как это можно получить – гадкий, коварный, но весьма умный, как про себя нехотя отмечала Сэя.
– Прокляли. Прибыл вчера вечером. Рэй помогал мне его поддерживать, вливал силу, для него это не составляло никакого труда, – приятный голос Моники вернул в реальность, – вот только и сам куда-то улизнул. И что хочешь, то и делай с вот этим счастьем. Я не могу вмешаться, мне не хватает магии даже на то, чтобы пробиться сквозь фон.
– Его сил хватит только на то, чтобы дотянуть до завтрашнего утра, – равнодушно поставила диагноз Сэя. – Вливать силы – лишь мучить парня и разбрасываться ценным ресурсом. Разве что проклявшую его к тому времени убьют.
Моника кивнула. Судя по тому, что Кальтэн даже не побледнел ещё сильнее, он либо дошёл до грани, за которую может заступить разве что мертвец, либо уже слышал этот жестокий, но верный приговор. И Моника, и Рэй не были дураками, пусть Шэйрана и прозывали серым троечником все годы учёбы, так что, они могли поставить диагноз уже очень давно…
Антонио протянул руку, но так ни до кого и не дотянулся. Сэя и Моника отшатнулись от него, как от прокажённого, и хотя Кальтэну жутко хотелось похлопать сына по плечу, успокоить, он не мог этого сделать, потому что этой стране нужен был ещё живым и здоровым.
Зараза перешла на ту стадию, что уже передавалась через прикосновения.
– Заход солнца… – прохрипел Карра. – Рэй… Там…
Моника бросила на него подозрительный взгляд, но требовать, чтобы Антонио умолк, не стала, будто бы заподозрила, что в его словах может быть что-то важное.
– Пропасть… – выдохнул Антонио и вновь провалился в забвение.
Сэя знала, что это могло означать. Даже особая расшифровка не потребовалась. Шэйран отправился на поиски той, что прокляла Антонио. И вряд ли он сможет пережить подобного рода сражение без посторонней помощи, даже если очень и очень постарается.
Увы.
И Сэя знала, что если она с чистой совестью могла позволить Антонио погибнуть, но Рэю отправиться к праотцам никак нельзя. Иначе случится то, чего они ни в коем случае с Моникой не должны были допустить, пусть Лэгаррэ и не догадывалась о существовании какого-либо своего призвания.
Она повернулась к Кальтэну, выпрямилась, подобно королеве – впрочем, она и была ею, пусть мысли отчаянно отрицали этот факт.
– Где тут есть пропасть? – сухо поинтересовалась она. – Мы с Моникой немедленно отправляемся туда.
========== Глава сорок вторая ==========
Шэйран прибыл на место за полчаса до заката. Времени у него было до самого утра, потому что до того момента Антонио точно доживёт, но… Ведь ещё надо знать, с кем ты сражаешься. Увидеть ведьму до того, как она додавит собственное заклинание и сотрёт Антонио в порошок, не дожидаясь собственного соперника. Шансов подобного есть великое множество, можно даже не сомневаться, и остаётся только надеяться на то, что она не совершит глупостей до того момента, как сражение не закончится. Преждевременная смерть Карра вытащит из неё все остатки сил.
Впрочем, Рэй не сомневался – сражение будет. Он только ставил под большим знаком вопроса собственное выживание, но это, как известно, не имело особого значения в подобном контексте.
Равно как и все страхи.
…В глаза бросилась даже не она. Даже не вытоптанная трава вокруг пропасти.
Он смотрел на вполне здорового, но какого-то одержимого, бледного, измотанного собственными сомнениями Лээна, что стоял на краю этого гадкого обрыва и смотрел вниз. Не узнать обычно жизнерадостного художника было трудно – его волосы, его глаза, скулы, рост. Не его только взгляд, потухший, как у давно уже сдавшегося человека.
Потом, конечно же, Рэй увидел и её. Девушку лет двадцати с чем-то, обсидианово-чёрную, фарфоровую – и местами кроваво-алую.
Волосы были черны, словно ночь. Глаза сияли двумя пустыми дырами – будто бы обязаны ничего не отражать. И радужка у них сливалась со зрачком, так, что от черноты становилось дурно. Шэйран видел немало дарнийцев, и карий взор, равно как и более тёмные оттенки, его не пугали.
Но в незнакомке было что-то отчаянно-знакомое, только он не мог понять, что именно, не мог дожать её образ, не мог расшифровать его до победного конца.
На самом деле, сражаться с собой показалось более трудной задачей. На этот момент он уже даже не задумывался над тем, что будет дальше, потому что это попросту не в его компетенции – прошлое и будущее смешались воедино в сплошном приступе кошмара, а теперь плясали упрямыми языками пламени перед глазами.
Белой была её кожа. Но не бледной, а именно фарфоровой, как у куклы. Да и вообще, девушка действительно походила на куклу, ту, что стоит на полке.
С такими никто не играет. Обычно потому, что их очень легко разбить.
Но эта кукла с алыми губами не хрупка. Просто она уверена, что может убить каждого, кто только посмеет переступить через определённую границу, а границы определены очень чётко. И даже понятно, как она передаёт эту заразу, отвратительное проклятье.
Прикосновения. Поцелуи.
То, о чём при детях никто не говорит – но Шэйран давно не был ребёнком, а на курсе у него двадцать две девушки. Примерно семнадцать из них предпочитали верить в Богиню Эрри и невинность только на глазах у преподавательского состава, четырнадцать – предпочитали магов простолюдинам, одиннадцать из троицы сокурсников выбирали именно Шэйрана.
Даже Мизель.
Но Мизель, вопреки её желаниям, не была ядовитой. А вот эта девушка ещё как была – сильная, могущественная, искусственная, с кровавой раной вместо губ.
И пропастями вместо глаз.
– Эй! – окликнул её Шэйран, подходя поближе. Магия так и не отозвалась окончательно на его призыв, так что оставалось верить в то, что однажды ему банально повезёт. – Ты – та, что ждала меня тут? У пропасти?
– Я, – кривовато улыбнулась незнакомка. – Здравствуй, принц.
Лээн едва заметно содрогнулся. Он поднял на Шэйрана укоризненный взгляд, словно пытался спросить, почему его кроваво-белая спутница так говорит.
– Принц? – переспросил Рэй, словно сам не знал о своём происхождении. – Кто ты?
– Я не знаю, – весело, но почему-то отчасти равнодушно ответила она. – Я – твой кошмар. Предположим, тебя не устраивает этот вариант ответа, мой мальчик.
Почему она казалась ему настолько знакомой? Даже в этом обращении… Так говорила Сэя, и он злился – потому что Сэя повторяла слова человека, что был ему очень дорог. Женщины, что была очень дорога. Что выходила из ряда ведьм, наставниц, учительниц, любовниц и отдельной особи – матери.
Пожалуй, единственная женщина, что искренне любила его – во всём этом проклятом мире.
Нет, из женского рода, разумеется.
Мама – мама тоже любила. Но это было не то; мама всё ещё верила, что сможет себе доказать, будто бы эту любовь легко убить, и поэтому маме было легче отстраняться и не иметь к нему совершенно никакого отношения. И мама называла его по имени, ещё и полный вариант использовала, да и виделись они довольно редко.
“Мой мальчик”, – утешающе говорила бабушка, когда ему было восемь лет, и отец завоёвывал соседнюю страну, словно позабыв о своих детях.
“Всё будет хорошо”, – повторяла она ему, когда тринадцатилетний Шэйран не мог отыскать ничего, к чему бы лежала душа, кроме магии. Магии, что не должна была принадлежать ему в этой стране, магии, которую никогда не контролируют, по убеждению матери, мужчины.
Но нет. Она верила в него. А теперь незнакомка нагло воровала её обращение и пользовалась им, словно разменной монетой.
– Скорее всего, – холодно промолвил Шэйран, – ты просто не помнишь, кто ты такая. Может быть, кровь затопила твоё сознание?
Она ничего не ответила, но оставалась такой же самоуверенной, как и прежде. И холодной, ядовитой, полной ненависти, будто бы змея.
– Меня зовут Лиррэ. А ты – наследный принц этой страны, – удивление со стороны Лээна больше не имело особого значения. – Мне кажется, ты мешаешь мне. Ты мешаешь мне взойти на трон.
Эта фраза, конечно, всё поясняла. Поясняла уже тот факт, что она вообще тут стояла – и, естественно, была связана с Рри. Не стоило подозревать в этом Сэю, может быть, надо было и вовсе посоветоваться с Тальмрэ и привести с собой подмогу, но теперь было слишком поздно.
Лиррэ улыбнулась. Её зубы, ровно-белые нитки, словно покрывались кровью вместо вездесущей алой помады, и она подошла поближе.
– Я тебе нравлюсь? – язвительно спросила она, пытаясь протянуть руку и положить её на плечо, хотя Шэйран оттолкнул это ядовитое запястье от себя, стараясь даже не коснуться.
– Честно? – издевательски уточнил Рэй. – Ни капельки.
– Ты предпочитаешь блондинок? – усмехнулась она. – Таких, как… – слова были ядовитыми на её языке, – Мизель? Эта неприступная девица, которая…
– Не такая уж и неприступная. Нет, я предпочитаю смуглых, – холодно ответил Шэйран. – И менее ядовитых. По крайней мере, не заразных.
Она отступила на один шаг. Магия раздражала её, магия разрывала её изнутри – она всё ещё имела власть над определёнными аспектами этой жизни, но уже отнюдь не абсолютную.
Шэйран чувствовал, что она опасна, хотя вроде бы причин и не было. И всё ещё опасливо косился на Лээна, что стоял там, на краю оврага, и будто бы старательно пытался рухнуть туда, вниз.
– Ах, мой мальчик… Знал бы ты, насколько, – она осклабилась, – тебе хотелось отыскать меня и мою помощь в этом гнусном мире… Ты мне мешаешь. Будь ты просто придворным магом…
Рэй отвернулся. Ядовитая змея, а совсем рядом на флейте играет Рри. Вот тот, кого надо бы столкнуть в пропасть вместе с безумной ведьмой.
– Лээн, – окликнул он друга, – отойди оттуда, будь добр.
– Ты – принц? – вместо того, чтобы послушаться, поинтересовался художник. – Ты – принц? Как интересно… Я не знал, а мы вроде бы как дружили…
Шэйран мотнул головой. Лээн мог разве что выдёргивать фразы из контекста. Он был относительно здоров, потому что ведьма не соблазнила его до конца, не сумела заставить к себе прикасаться, но рано или поздно он всё равно сдастся. И всё это должно привести к кошмарному результату.
Лээн сделал несколько шагов в его сторону. Фарни не был кошмарно бледен, вот только что-то в нём всё равно казалось не таким, словно он выгорел изнутри.
Шэйран бросил взгляд на траву. Короткий росток превратился в могучее растение, оплетающее запястья и щиколотки – чтобы Лээн не посмел спрыгнуть туда, в овраг. Не слишком высоко, но пострадать можно.
Фарни смотрел на него так, словно увидел впервые в жизни. Узрел в друге предателя, а теперь старательно пытался от этого ощущения избавиться, отмыться.
Шэйрану хотелось отвернуться и больше никогда не смотреть в его сторону, чтобы ему стало хоть немножечко легче. Хотя бы чуть-чуть.
– Ну, – продолжила Лиррэ, – я так понимаю, наши позиции уже понятны? Так вот, мне нужна власть. Как можно больше, как можно скорее… – она зажмурилась. – Сейчас.
– А больше тебе ничего не нужно?
– Нужно, – фыркнула девушка. – Но после, мой мальчик.
Мой мальчик.
Он отчаянно пытался её узнать. Они виделись, он слышал эти вкрадчивые нотки, видел магию на пальцах, играющую едва ощутимо, ещё в детстве. Но тогда в её голосе звучало отчаянное тепло, единственное, что давало ему уверенность в завтрашнем дне, а сейчас…
Она растаяла. Превратилась в пустой мыльный пузырь, растворилась в воздухе, да и только. Её не было, но она стояла тут.
Он не мог избавиться от ощущения, что видел тут Даллу. Пусть и стояла только одна надменная девица, Далла Первая, его бабушка, всё равно зависла у неё над плечом, обязательно правым, потому что Далла не любила левую сторону, и… Да что ж это такое?
– Знаешь, – продолжала Лиррэ, – мне так легко его убить… но он мне пока нравится. А ты мне мешаешь. Я буду королевой, ты знал об этом?
– Сомневаюсь. Король Дарнаэл не планирует подавать на развод.
– Короля Дарнаэла мы тоже уберём. Это будет просто, – махнула рукой Лиррэ. Рэй никак не мог решиться использовать против неё волшебство – она внезапно показалась ему такой родной и такой беззащитной, что сила просто-таки не могла сорваться с рук.
Он поступал глупо.
И даже знал об этом.
Вот только справиться со своими порывами всё ещё казалось безумно трудным, невыполнимым заданием, над которым он трудился столько времени, но никак не мог получить достойный результат. Они все заигрались.
Шэйран чувствовал, как назойливая мысль всё ещё стучалась у него в голове. Лиррэ умела околдовывать. И он знал, что может не поддаться.
Как говорил отец?
Это просто женщина. Привлекательная, могущественная, но в ней нет ничего настолько особенного, чтобы ради этого вот так взять и попрощаться с собственной жизнью. Не надо быть глупцом, не надо совершать дурацкие поступки, надо просто остановиться и подумать.
В этом плане его мама была самой сильной из ныне живущих. И он сопротивлялся ей с лёгкостью, выталкивал это глупое влияние из своей головы щелчком пальцев, да и только.
Он пытался увидеть Лиррэ как-то иначе. Представить её отвратительной, кошмарной, отталкивающей, ибо это в основном помогало против попыток сестры.
С мамой было проще.
Он просто вспоминал её крики, её отвратительные заявления о том, что он никогда не будет достоин нормальной жизни, и ненависть приходила сама собой, вытесняя все признаки обожания и прочей ерунды. Ему было не так уж и трудно бороться с мамой, её влияние казалось далёким.
Артефакт.
Шэйран видел его. Солнце отдавало последние лучи перед тем, как спрятаться за горизонтом, и эти лучи стандартно скользили по обыкновенному камушку, отсвечивая от зелёной каймы. Это всего лишь ведьма, что приняла вторую ипостась. Вспомнить первую, и будет просто.
Он с лёгкостью её раскусит.
– Рри не даст тебе власть, – наконец-то равнодушно проронил Шэйран. – Если ты притащила меня сюда, то должна обосновать хотя бы потребность этой встречи.
– Ты спрыгнешь с этого обрыва. Сейчас, – гипнотически улыбнулась Лиррэ. – Я хочу этого. Давай. Порадуй меня, пожалуйста…
Но Шэйран только отрицательно покачал головой. Он не мог узнать её, но мог с уверенностью заявить, что сражался и победил. Что не стал поддаваться на первое попавшееся заклинание для особо слабых, потому что оно того уж явно не стоило.
Он не настолько слаб, чтобы взять и склонить голову в притворно покорном кивке, чтобы сдаться ей на милость – он не настолько слаб…
– Ты должен подчиниться, – упрямо заявила она. – Таковы правила. Мужчины всегда подчиняются. Мне нужна власть.
– Рри тебя окрутит, а после сам столкнёт с этого обрыва, – отмахнулся Шэйран. – Я не стану творить глупости. Не надо уговаривать. Я не прыгну.
– Ты… – начала она, а после запнулась. – На тебя не действует! На тебя не действует эта магия!
– Это всё мама, – пожал плечами Шэйран. – Я научился бороться. Ты не сможешь выиграть. Лучше просто поясни, зачем тебе власть… такими способами. Ты же знаешь, что Рри ни за что не позволит тебе править.
Зелень подбиралась к ней, вот только что-то не позволяло Шэйрану спустить магию с крючка. Она вновь заставила Фарни избавиться от его пут и подойти к обрыву.
Она собиралась заставить его сделать это.
– Ты всё равно не выйдешь победителем, – протянула она. – Это невозможно. Ты проиграешь так просто, так легко, так… Так глупо, честно. Шэйран, будь хорошим мальчиком.
“Шэйран, будь хорошим мальчиком. Ешь кашу”.
Дурацкие иллюзии. Тут нет его бабушки.
Но… Вдруг? Вдруг это она, просто немного сумасшедшая? Вдруг Далла Первая просто немного запуталась, ей нужна его помощь, и она вот так играет?
Он просто ребёнок. Просто шестилетний мальчика, к которому приходит его горячо любимая бабушка. Она читает ему сказку на ночь – не так, как мама. И когда ему исполняется восемь, она тоже приходит.
Она говорит ему, что надо отправляться в Вархву. Надо развивать свой талант, никого не слушать, и тогда он будет счастлив. От того, что он ей верит, потом и появляется Шэйран Тьеррон, живой, а не сломленный и брошенный родной матерью на середине дороги.
Она – хорошая. А это просто её вторая ипостась, которая почему-то поддалась на уговоры Рри и решила получить власть, оказалась загипнотизированной.
Она никогда не сделает ничего плохого – ни Лээну, ни…
Мысль не успевает закончиться.
– Сдавайся, – прошептала Лиррэ.
Солнце стремительно заходит за линию горизонта. Трава отливала бурым цветом – он только сейчас заметил, как глупо тени ложились на лицо Лээна.
Наверное, Фарни хотел бы нарисовать это. Лес за спиной ощерился рядами своих копий. Волшебник заставляет травы колоситься и подниматься всё выше и выше, чтобы после зашипеть сплошным потоком и ринуться на спасение – кого-либо. Что угодно, всё, что он пожелает. Ведьма, красивая и кошмарная одновременно, кусающая неестественно алые губы, такая стройная, тонкая, но такая сильная.
И ещё – пленник на краю обрыва, раскинувший руки, стоящий спиной к зияющей пропасти. Тут не так уж и высоко, тут всего метров пять, есть дорожка.
Если б Шэйран заметил её раньше, то он бы вмешался и заставил Лээна спуститься, а не просто отходить подальше от края. Нет, это всё равно не поможет.
– Нет, – холодно отозвался Шэйран. – Я не собираюсь отдавать тебе что-либо просто потому, что тебе так хочется. И отрекаться тоже.
– Мне не нужно отречение, – хмыкнула она. – Всё зависит от того, как ты умрёшь. Это может быть больно или не очень, мой мальчик.
– Я не сдаюсь, – сухо ответил Рэй.
Его бабушка? Может быть, она просто играет. Она там, в Лиррэ, спряталась, укрылась в её чертах лица. Она присутствует тут, она сильна, но не может выбраться на свободу. Надо просто ей помочь.
Рэй ни за что не отвернулся бы от неё, но за спиной послышался вскрик. Кто-то бежал – кони громко били копытами о землю, стремясь сюда.
Он обернулся – удивительно, но что тут забыли Сэя и Мон? Это только его дело, а если девушкам так уж хочется вмешаться, то пусть они…
Он зря обернулся.
И понял это тогда, когда бросил короткий взгляд на Лиррэ.
В этом чудовище, разумеется, не было ничего родного, он зря придумал себе что-то в этом роде и выстроил отменную иллюзию.
Она вскинула руку. Луч должен был бы ударить в грудь Рэя, но Сэя отреагировала первой. Её щит был воистину силён, и магия отлетела от него рикошетом, ударившись в Лээна и расплескавшись по его телу сплошным потоком. Тот сделал шаг назад с той мученической улыбкой, с которой приходил обычно на занятия, пошатнулся – и упал, Рэй даже не успел ничего сделать.
Зелень беспомощно побежала за ним, пытаясь остановить, но это было бессмысленной тратой Силы. Лиррэ умудрилась убить его – почему-то Рэй был уверен в том, что спасти Фарни уже не получится.
Обманутый, бедный друг.
И нет ничего хорошего в этой отвратительной ведьме.
Она рассмеялась.
– Она всё мне открыла! – вскрикнула она надрывно, будто бы в голосе и без того не доставало истерии. – Она всё мне показала! Теперь я могу пользоваться всем, что у неё есть!
Рэй даже не спросил, о ком шла речь. Потому что это попросту не имело никакого значения – какая разница, во имя Богини, кого поминает Лиррэ? Путь хоть всю его родню.
Он едва успел вскинуть руки, чтобы заблокировать удар. Словно не заметил засверкавший вокруг щит – то, как она старательно пыталась сменить позиции, чтобы и его тоже попросту столкнуть.
Рэй мог сказать, что это не поможет, но в эту кошмарную ночь, что так поспешно надвигалась на мир, он уже ничего не мог утверждать.
Взгляд поймал тень Луны – зыбкую и ненастоящую. Ещё не было звёзд, небо не почернело, и глаза Лиррэ до сих пор казались единственным осколком ночи в этом закате. И она так хотела отойти от пропасти, у которой стояла, чтобы он упал туда беспрепятственно – как только действительно проиграет.
Она – враг? В мыслях появлялись опровергающие это иллюзии, и глупое короткое обращение “мой мальчик” только окончательно убивало всю его уверенность в том, что делает. Разумеется, Шэйран боролся со стаей мыслей в голове, разумеется, пытался сражаться и с нею самой, но его сил отчего-то хватало только на щит перед собой, а её – на подобие заслонки между Рэем и ведьмами, чтобы не встать в сражение “трое против одного”. Наверное, так было бы выгоднее, и победить её легче, но принц так и не справился с главной дилеммой этого вечера, не говоря уж о том, чтобы просить чью-то помощь. И не знал, может ли он сам справиться с чудовищем, отобравшим у него друга, если не будет позиционировать её как таковое.
Лиррэ казалась такой… Родной. конечно же, это чистой воды безумие – считать непонятную, незнакомую ведьму хорошим существом. И, естественно, Рэй вполне ярко осознавал, что до добра его позиция не доведёт уж точно. Но всё равно – даже поверить в себя было слишком трудным для него испытанием, по крайней мере, сейчас, что уж говорить о том, чтобы сражаться?
Он оглянулся. Молочно-белая, наполовину прозрачная стена всё ещё была воздвигнута между ним и двумя ведьмами. Лиррэ стояла уже почти рядом, но он не мог заставить себя сфокусировать на ней взгляд, не получалось почему-то даже сосредоточиться.
Парень мотнул головой. Всё плыло, расцветало огромными искусственными цветами там, где-то далеко, в небесах. Он обернулся. Разрушить стену или поддержать магический щит? Его резерв не истощается, но надо ещё уметь пользоваться волшебством. А он не умеет и, пожалуй, никогда не научится. Зачем? Зачем тратить свою силу на какую-то ерунду вроде вселенской справедливости, но…
Он оглянулся. Снять щит и разрушить стену или попытаться защититься от Лиррэ? Первое или второе? Если на его стороне будут Сэя и Мон, вряд ли ведьма вообще сможет выстоять, но подписать ей смертельный приговор просто потому, что девушку обманул Рри? Так он многих окрутил, даже Сэя – она поймёт, – однажды в прошлом была готова отдать всё ради этого человека, пусть и постаралась поскорее избавиться от дурацкой привязанности. Сэя умна, она умеет перерезать нити в жизни, которые могли бы помешать ей получить желанное или победить. Но даже такие, как Тальмрэ, иногда проигрывают, что уж говорить о какой-то глупой девушке, поддавшейся на это обещание власти?
Но что-то не складывалось. Общая картина оказывалась ужасно расплывчатой и невероятной, хотелось ухватиться за нить, раскрутить повествование, толкнуть, чтобы всё катилось по наклонной к богине или Первому, но разум цеплялся за какое-то понимание того, что не только обещания Рри виновны в нынешнем состоянии незнакомой, считай, девушки.
Он её, дурак, жалел.
…А там, внизу, распластавшись на камнях, валялся тот, кому, должно быть, полагается назваться гением в будущем. Какие картины рисовал Лээн! О, это надо было видеть. Сочные цвета, живые люди на живых портретах, тепло зимы и холод летней ночи. И никакой гениальности не хватило для того, чтобы удержаться; заклинание, рикошетом отбившееся от ладоней Лиррэ, ударило его в грудь… случайно? Просто так, потому что луч шёл под таким углом? Если б сейчас Шэйран был чуточку наивнее, он бы поверил и в эту сказку, но достаточно. И так слишком много веры, что перерастает в глупость. И не стоит притворяться, что всё это на самом деле хорошо; потому что ничего хорошего ждать не стоит.
