Текст книги "Marauders (СИ)"

Автор книги: Marta K

сообщить о нарушении

Текущая страница: 118 (всего у книги 122 страниц)

И стоит только в голове мысли промелькнуть – сделать шаг, оттолкнуться от края, всегда появляется Джеймс или Лили, а призрачный голос Эшли тут же смолкает.

Ремусу в этот момент хочется выть от тоски. Он не хочет, чтобы голос Эшли исчезал, хочет хотя бы так его слышать. Но он и виду не подает. Сил выказывать хоть какие-то эмоции совершенно не осталось.

Поначалу Ремуса раздражало общество Джеймса и Лили. Он видел и чувствовал их жалость к нему. Замечал их тоскливые взгляды и переглядки за его спиной. Ему и так было тошно, а то, что он доставляет неловкости еще и им, лишь больше угнетало его.

Но когда вернулся Сириус, стало немного легче. Джеймс уже часть времени проводил с ним, и не так часто докучал Ремусу. Зато Лили стала чаще бывать рядом.

Через какое-то время они перестали смотреть с жалостью, и всё время пытались его чем-то занять или отвлечь.

Джеймс постоянно вытаскивал его на улицу и один раз даже уговорил его полетать вместе с ним. Ремус согласился только потому, что надеялся, Джеймс быстрее отстанет. Спорить с ним себе дороже. Хотя он должен был признать, бесцельный полет вокруг поля для квиддича хорошо проветривал голову.

А еще Джеймс постоянно строил планы. Планы о том, как они вступят в какое-то тайное общество, о котором он всё пытался узнать, но безрезультатно. Планы, как они разделаются с Волан-де-Мортом и покарают всех Пожирателей. А после этого они всей компанией рванут в Италию на заслуженный отдых.

Ремус всегда его слушал с самым безразличным выражением лица. Казалось, он больше не способен был испытывать какие-либо эмоции.

И когда Джеймс уходил, чтобы уделить время и Сириусу, не дав тому утопиться с горя, его пост сменяла Лили. У нее была другая тактика. Она его не веселила и не развлекала, а загружала учебой. Ремус не сказал бы, что с этого был какой-то толк, но послушно и без лишних слов выполнял всё, что она говорила.

Он сидел в библиотеке вместе с Лили и Алисой и бессмысленным взглядом смотрел в учебник. Легче и спокойнее не становилось, но слушая их голоса и обсуждение экзаменационных вопросов, пропадали мысли о конце света и собственном самоубийстве.

***

Время – полдень воскресного дня, а они в спальне сидят. За окном довольно солнечно, хоть и ветрено, но покидать башню никто не собирается.

На кровати справа от него полог задернут. Северус закрылся от чужих глаз с какими-то книгами, и лишь иногда оттуда доносится шуршание пергамента и скрип пера.

В другом конце спальни на своей всё ещё сломанной кровати лежит Сириус. С напряженным лицом, с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Держит в руках гитару и изредка проводит пальцами по струнам, издавая тоскливые звуки, которые не складываются ни в какую мелодию – он будто снова разучился играть.

А Ремус лежит у себя, устремив взгляд на фото в рамке, стоящее на тумбочке. Фото обычное, магловское, но ему кажется, словно васильки в его волосах шевелятся от ветра, а в глазах Эшли переливается лукавый блеск.

Он смотрит на фото не моргая, не в силах взгляд отвести, но ровно до того момента, пока дверь не распахивается.

На пороге стоит Джеймс в квиддичной форме и фальшиво-бодрым голосом говорит:

– Ну как, не скучали?

Он проходит в комнату, окидывая все три кровати грустным взглядом, который старательно пытается скрыть.

– На улице отличная погода, – продолжает говорить он с бодростью, хотя в голосе отчетливо проскальзывает напряжение. – Прогуляться не хотите? Можно у озера посидеть. Или до Хогсмида смотаться.

Как и в последние дни, его все игнорируют. Но Джеймс не унывает. По крайней мере, старается этого не показать. Он останавливается возле шкафа, на ходу снимая с себя спортивную форму, и продолжает говорить:

– Мы сегодня отлично позанимались. Команда полностью готова к финалу…

Голос Джеймса прекрасно заполняет удручающую и тяжелую атмосферу. И даже его истории о квиддиче, которые никого из присутствующих не интересуют, слышать куда приятнее, чем давящую, оглушительную тишину с редкими жалобными нотами струн.

Ремус чувствует, как другу тяжело дается подобное одностороннее общение, но он и попытки не делает, хоть что-то ответить или показать заинтересованность, совершенно её не испытывая. И лишь следит за ним равнодушным взглядом.

Но и он, наконец, замолкает. Берет вещи и уходит в душ, всё также с притворной воодушевленностью обещая скоро вернуться.

– Кстати, нам лучше не попадаться на глаза Лили, – произнес Джеймс, выходя из душа в чистой одежде и запотевших очках, – Марлин сказала, Лили вытрясла у Флитвика список предварительных вопросов к ЖАБА, поэтому покоя не даст, пока мы их не вызубрим.

Он снимает с себя очки и заклинанием прочищает их. Нацепив очки на нос, он снова окинул спальню неспокойным взглядом.

– Вы же не хотите потратить день воскресения на зубрежку Чар? – неестественно широко усмехается он. – Так что лучший вариант – свалить в Хогсмид. Так далеко она нас не пойдет искать.

Первый реагирует Сириус. Он лениво спускает ноги с кровати и ставит гитару на пол, навалив её грифом на тумбочку.

– Отлично! – воодушевился Джеймс. – Первый уже готов!

– Не хочу никуда идти, – глухо отзывается Сириус, глядя на друга тяжелым нечитаемым взглядом.

Ремус только сейчас обратил внимание, что глаза Сириуса, обычно выразительные и ярко-серые, вдруг стали темными, почти черными, лишь слабые металлические отблески виднелись. От этого взгляда, даже направленного в другую сторону, что-то неприятно напрягалось внутри, и Ремус вновь перевел глаза на фото.

– Да ладно, Сириус! В самом деле, не сидеть же в спальне весь день!

– Почему – нет? Если мне этого хочется, – безразлично произносит Сириус.

Но Джеймс не отступает, и снова выдает ему десяток аргументов, чтобы выйти на улицу.

– Мерлин, Сохатый, посмотри на нас, – с нотками раздражения бросает ему Сириус. – Хочешь идти гулять в такой траурной обстановке?

Ремус переводит на него болезненный взгляд, задаваясь вопросом – по кому же траур у Сириуса. Он не знал, что там у них случилось с Софией. Как рассказывал ему Джеймс, она решила вернуться к своему бывшему парню и уехала во Францию. Ремусу всё это казалось полным бредом. Хотя он и не ощущал никаких эмоций по этому поводу, только не сейчас, не в его состоянии. Ему, в общем-то, всё это было абсолютно безразлично.

– Ну… с чего-то надо начинать, – настойчиво говорит Джеймс, но уже без тени улыбки. – Мы всегда по воскресеньям гулять ходили. Не будем нарушать традицию.

– Да все традиции уже давно к черту полетели. Когда одна умерла, а другая свалила, – со злостью произносит Сириус.

Джеймс с шумом вдыхает, и в комнате повисает тишина. Даже скрип пера Северуса прекращается.

А Ремус не сводит воспаленных глаз с Сириуса. Гнева он не испытывает, только колоссальное раздражение, свербящее под кожей.

– Действительно, это же почти одно и то же, – с отвращением произносит Ремус, вставая со своей кровати и широким шагом направляясь к двери.

Его больно ранят такие слова, сказанные, будто невзначай, будто поставленные в один ряд. Будто Эшли и правда просто «свалила», а не покинула его навсегда.

София хотя бы жива, а значит, всё можно поправить. Всё можно изменить.

А вот Эшли мертва. И ничего с этим не сделаешь. Он её уже не вернет. Никогда в жизнь больше не сможет увидеть её и услышать. Не сможет за руку взять и обнять. Не сможет вдохнуть запах летних цветов от её волос.

Да он бы всё на свете отдал, и даже жизнь свою, лишь бы Эшли была жива и уехала от него далеко-далеко к своему бывшему парню.

– Прости, Рем… я…

Он не обращает внимания на сдавленный голос Сириуса, и выходит из спальни, даже не повернувшись к другу.

В комнате невозможно находиться. Слишком большая концентрация напряжения и гнетущей атмосферы. Скоро даже Джеймс не справится, и их круглая спальня просто развалится на части, не выдержав напора горя и тоски, исходящих от её обитателей.

***

Он сидел на одной из скамеек возле черного озера, где еще не так давно они развлекались с Эшли, бросая камушки по воде, когда услышал позади знакомый голос.

– Ремус, я не помешаю?

Он только мотнул головой и бросил короткий взгляд на Дебору. Кажется, она единственная, кто еще не подходил к нему с бесполезными словами утешения. Хотя, казалось бы, за эти три недели выразить свое сочувствие и пожалеть его успел весь Хогвартс.

Белби села рядом с ним, напряженно глядя вперед и сжимая пальцами какую-то книгу, положив её на колени. Она не спешила начать разговор, да и Ремус молчал. Ему казалось, за эти дни он совсем разучился разговаривать.

– Тебе, наверное, уже не раз это говорили, – произнесла Белби, повернув голову к нему, – но… мне правда жаль, что всё так вышло.

Бесполезные, бесполезные слова, которые ничего не исправят и не вернут Эшли к жизни. Но Ремус кивает, скривив губы, то ли в подобие улыбки, то ли в гримасе боли. И Белби сразу опускает взгляд и отворачивается.

Джеймс не соврал. Погода и правда прекрасная. Не часто в Англии можно насладиться солнечными и теплыми днями, пока еще нет влажности и холодных ветров.

Жаль, Эшли уже не сможет насладиться такими днями. Она бы его обязательно вытащила на улицу, погулять возле озера, чтобы рассказать очередную историю о чудовище, живущем в уиндермирском озере.

– Я… я хотела сказать, что ты совершаешь ошибку, – произнесла Дебора, вырывая его из раздумий.

Ремус поднял на нее взгляд, полный скептицизма и безразличия.

– Ты всю жизнь боролся с существом внутри себя, – уже гораздо увереннее начала говорить она. – Тебе всегда говорили, что это плохо, что оборотень – это чистое зло. Но это не так.

– Неужели? – усмехается Ремус.

Он не ожидал столь резкой смены разговора, привыкнув слушать исключительно слова о сожалении. И такое заявление отдалось истеричным смешком где-то глубоко внутри него.

– Да, не так. Только последние пару веков нам внушают ужас и советуют опасаться оборотней. А самим оборотням внушают отвращение к себе. А всё из-за страха. Потому что оборотни сильнее, выносливее, и зачастую умнее.

Ремус вновь с холодом в глазах усмехнулся, но Белби продолжила, чуть повысив голос.

– Я говорю не про тех оборотней, которые сейчас нападают на невинных людей. А про тех оборотней, которые жили в магическом мире наравне с волшебниками еще пять сотен лет назад. Именно тогда появились первые гонения в их сторону.

– И что ты предлагаешь? – оборвал ее Ремус не в настроении слушать лекцию по истории магии.

– Ты должен принять себя таким, какой ты есть, – с непоколебимой уверенностью в голосе произнесла она. – Ты без всяких зелий способен контролировать себя и свою сущность. Но тебе её необходимо принять. А пока ты жалеешь себя, пока ненавидишь то, что внутри, этого никогда не добиться. И даже противоядие тут не поможет.

Ремус смотрел на нее безразличным взглядом, чувствуя, как вяло шевелятся мысли в его голове, не соображая, что хочет донести до него Белби.

– Да, я понимаю, наверное, это чертовски обидно. Почему именно тебя укусили? Почему именно ты? Ведь ты, именно ты, не сделал ничего плохо. Так же нечестно. Но, как верно заметил один твой друг, жизнь вообще не справедлива, – Белби говорила, с трудом скрывая какую-то личную обиду в голосе, и Ремус даже вдруг забыл о своей беде на мгновение, вглядываясь в её лицо. – И надо учиться с этим жить. Потому что по-другому нельзя.

Ремус не собирался мириться со своей сущностью. Он прекрасно знал, что он – зло в чистом виде, и единственное, что ему может помочь, это полнейшая изоляция от нормальных людей.

Но Белби продолжала упрямо говорить:

– А ты вместо этого изо всех сил сопротивляешься, только усугубляя положение. Все твои страдания исключительно от того, что внутри тебя идет бесконечная борьба. Но это можно исправить. Вы должны стать одним целым. Вы уже им являетесь. Но тебе надо быть сильнее него и взять его под контроль. А это возможно только тогда, когда ты примешь себя.

Не дождавшись хоть какого-то ответа или реакции, Белби выдохнула и произнесла:

– Думаю, ты не понаслышке знаешь о Сивом. Он способен себя контролировать в полнолуния без всяких противоядий. Потому что принял себя и сроднился со своим волком. Да, то, в каких целях он использует свою силу и способности, ужасно. Но это доказательство того, что это возможно. И ты не только будешь чувствовать полную гармонию с собой, пройдут болезненные ощущения при трансформации, ты не будешь мучиться, ожидая полнолуния, и…

– И как я это сделаю? – сам того не ожидая спросил Ремус. Возможно, он просто хотел, чтобы она побыстрее оставила его в покое.

– Для начала, прекрати страдать и жалеть себя. И я сейчас говорю не про Грин. Ты всю жизнь упиваешься жалостью к себе. Соглашусь, повод довольно веский. Но совсем не тот, из-за которого стоит гробить свою жизнь. Пойми, то, что ты оборотень, не делает тебя хуже. Уверена, узнай сейчас вся школа об этом, и многие бы поддержали тебя.

– А толку, – зло произнес Ремус, – все равно моя жизнь обречена. В этом мире мне нет места!..

– Это не так, – перебила его Белби. – Ты думаешь, что не сможешь быть полезен в магическом мире из-за своей болезни? Но я что-то не заметила, что ты хотел бы сделать карьеру чиновника в Министерстве. Ты умный и сможешь устроиться в магловском мире. Легкий Конфундус и тебе каждое полнолуние будут предоставлять оплачиваемые отгулы. Зато какой простор в выборе профессии. Можешь быть хоть смотрителем в зоопарке или владельцем книжного, или звездой в Голливуде. То, что ты загнал себя в рамки и заранее обрек на нищее будущее, где тебе нет места, исключительно твоих рук дело.

Ремус ошарашенно на нее смотрел, не моргая. Ведь ему такой вариант даже в голову не приходил. И почему? Казалось, это было логично. Он много знает о магловским мире, знает, как там всё устроено, и действительно мог бы найти себе в нём место. И при этом даже не обязательно обрывать все связи с миром магическим.

– Ты ничуть не хуже других, Люпин, – спокойно произнесла она. – А в чем-то и гораздо лучше. Тебе просто надо научиться жить в согласии с твоей… особенностью. Взять от этой ситуации максимум пользы. А пользы из этого можно получить немало, уж поверь.

Ремус вдруг подумал о том, что ее брату очень повезло с ней. Белби будто искренне верила в свои слова. И как, должно быть, легче Дилану мириться со своей сущностью, когда рядом Дебора.

Его в детстве хоть и очень любили и заботились о нем, но ему часто напоминали, что он представляет угрозу, и что ему лучше держаться от нормальных людей подальше.

– Будет нелегко. Волк всегда будет пытаться взять контроль над ситуацией, но ты сильнее его. К тому же, у тебя есть преимущество – ты не один. Думаю, при поддержке твоих друзей сделать это будет гораздо легче.

– Возможно, – согласился Ремус, вновь подумав о том, что Белби наверняка догадалась, что его друзья – анимаги.

Белби наконец замолчала, но Ремус видел, что она хочет сказать что-то еще, только никак не решается. Она заметно нервничала, вцепившись пальцами в обложку книги, и закусила губу.

– А по поводу Эшли… – сказала она вдруг, открыто посмотрев в его глаза. – Твоей вины в этом нет. Ты можешь бесконечно думать о том, что не должен был подпускать ее к себе, только время назад уже не вернуть. А Грин, я уверена, всё равно добилась бы своего, и однажды ты бы сдался перед ней.

Она отвернулась на мгновение, безмолвно борясь с чем-то внутри себя, и снова подняла на него взгляд.

– Не думаю, что Грин отказалась бы от тебя, если бы знала, что её ждет. Она тебя очень любила, Ремус, и готова была идти на риск несмотря ни на что. Поэтому не оскорбляй ее память, думая о том, что ты зря с ней связался. Вряд ли бы она этого хотела. И ты прекрасно это понимаешь.

Ремус понимал. Глубоко-глубоко в душе он понимал, что Эшли, с её-то напором, и правда не оставила ему выбора, кроме как влюбиться в нее в ответ и сдаться перед ее обаянием. Ведь он искренне пытался противостоять ей, пытался держать ее на расстоянии и давал ей возможность уйти, когда она узнала о его болезни. Но она осталась. Осталась, несмотря ни на что, осознавая весь риск.

Только вот это всё было слабым утешением, а сердце по-прежнему болело.

– Спасибо, – тихо произнес Ремус, слабо улыбнувшись.

В одном Белби права – время назад уже не вернуть. Он уже в полной мере осознал свою ошибку, которую больше никогда не допустит. И сейчас надо постараться сохранить в душе то светлое, что дала ему Эшли. Сделать это в память о ней. Ведь она всегда дарила ему столько света, проливая его на чудовище внутри него. А сейчас он остался в полной тьме, изранен и совершенно один.

– И в память о ней, ты должен принять себя, – произнесла Дебора, вновь привлекая к себе внимание. – Даже ей удалось это сделать без всяких проблем. И у тебя получится.

Белби поднялась на ноги и протянула ему книгу.

– Это для тебя. Небольшой подарок, так скажем.

Ремус взял протянутую книгу, замечая на обложке название на незнакомом ему языке и потертую иллюстрацию, с изображенным на ней существом, на светлой половине которого волк с человеческими глазами, а на темной – человек со звериным оскалом.

– Здесь находится вся информация об оборотнях, которые жили за много веков до нас. Тут полностью описаны процессы превращения, – сказала Дебора, когда он бесцельно листал книгу. – Все плюсы и минусы соединения волчьей и человеческой сущности. Как это сделать и как избежать… нежелательных последствий. Я думаю, ты здесь найдешь для себя много интересного.

– Спасибо, – снова произнес Ремус, закрывая книгу и поднимая на нее взгляд.

Дебора ему кивнула, мельком улыбнувшись.

– У каждого человека внутри свои монстры. И радуйся, что своего ты можешь взять под контроль и приручить.

Белби давно ушла, а он так и продолжал сидеть, глядя вдаль и думаю над ее словами.

Возможно, Дебора права. И ему надо хотя бы попытаться смириться с этим. Смириться с тем, какой он есть, потому что другим он уже никогда стать не сможет. И если есть шанс, научиться жить в согласии со своим внутренним чудовищем, он должен попытаться.

И для начала, надо хотя бы перестать звать его – чудовищем и монстром.

– Мы все идем в Хогсмид! – уже по-настоящему бодро и без притворства известил Джеймс, опускаясь рядом с ним на скамейку. – Отказы не принимаются.

По другую сторону от него сел Сириус, который чуть слышно произнес:

– Извини. Я не хотел…

Ремус ему только кивнул, не желая поднимать эту тему. Он и без того знает, что Сириус «не хотел». Друг вообще много делает из того, что «не хочет». Но Ремусу сейчас на это плевать.

– А как же Северус? – поинтересовался Ремус у Джеймса.

Северус всё ещё разыгрывал странный спектакль перед другими студентами и притворялся, будто не общается с ними. Ремус не вдавался в подробности его плана, его сейчас мало это интересовало, но вряд ли Джеймс согласился идти в Хогсмид втроем, без него.

– Да вот же он, – Джеймс широко улыбнулся и кивнул на крупного ворона, который кружил неподалеку. – Устроимся на нашей поляне. Чары защитные наложим. Возьмем ящик сливочного пива с имбирем, как ты любишь, наберем конфет в «Сладком королевстве» и устроим настоящий загул! Давай, идём!

Ремус с легким сомнением смотрел вдаль. Сопротивляться Джеймсу было трудно, он и мертвого поднимет. Но неожиданно, идея посидеть в окружении друзей за пределами спальни, показалась ему не такой и ужасной.

– Соглашайся! – продолжал настаивать Джеймс. – Я целый час уговаривал этих двоих, не говори, что и тебя придется. И вообще, выбора особо и нет. Если мы вернемся в гостиную, Лили сразу нас подготовкой загрузит, – он вытаращил глаза на Ремуса и попытался спародировать голос Лили, – экзамены уже через две недели, мальчики, пора браться за ум.

– Она говорит это каждый чертов день, – монотонно выразил свое недовольство Сириус.

– Вот и я о чем! Не дадим и выходной ей у нас забрать! – поддержал Джеймс и встал, положив руку Ремусу на плечо. – Ну, так что, Рем, вначале зайдем в «Три метлы» или в «Сладкое королевство»?

Поднявшись на ноги, не скрывая тяжелый вздох, Ремус ответил:

– Вначале в «Сладкое королевство», хочу шоколадные котелки.

Он осекся на полуслове, сразу сжав губы. Ведь он к этому виду сладостей был весьма равнодушен, это Эшли их очень любила и ела пачками.

Очевидно, он еще не скоро придет в себя, и уж точно никогда не сможет простить себе этот поступок, кто бы что ни говорил. Но, возможно, ему стоит сделать хотя бы усилие, чтобы жить дальше. Ради тех, кто рядом и кто ему не безразличен.

Ради отца, который и сам не пришел в себя от своего личного горя. Ради Северуса, который уже столько лет пытался создать лекарство для него, чтобы облегчить страдания. Ради Сириуса, который хоть и не следил за языком, но всегда был рядом и всегда его поддерживал. И ради Джеймса, который никогда не сдавался и вытаскивал его из пропасти, понемногу, дюйм за дюймом, но не бросал его ни на миг.

========== 122. Еще один трудный день ==========

Северус Снейп

Профессор МакГонагалл задерживала их уже на добрую четверть часа, пытаясь вразумить их важностью предстоящих экзаменов.

Первый экзамен уже через десять дней, но, кажется, среди гриффиндорцев, кроме Лили и МакГонагалл, мало кого это волновало.

Сириуса экзамены не тревожили абсолютно. Он и так делал всему миру великое одолжение, впервые за последние пару недель посетив занятия. Ни Джеймсу, ни Лили, ни кому-либо еще, так и не удалось его убедить хотя бы ходить на уроки. Сириус, кажется, делал всё, чтобы его исключили без права сдачи экзаменов.

Джеймс куда больше был озабочен финальным матчем по квиддичу, считая, что «превосходно» по всем необходимым предметам ему обеспечено. И сейчас сидел, чертил сложные схемы у себя в пергаменте, не обращая внимания на МакГонагалл и осуждающие взгляды Лили.

Ну а Ремус меланхолично изучал пейзаж за окном, не слушая декана. Оценки – последнее, что его волновало, и Северус не мог его в этом винить. Хотя в последние дни он стал понемногу меняться. Из глаз пропала пугающая пустота, и он стал изредка отвечать на реплики Джеймса. Северус бы сказал, что прогресс значительный. И он подозревал, что в этом замешана Белби. Но ни Ремус, ни сама Белби, так и не сказали ему, о чем они разговаривали в прошлый выходной. Северус лишь переживал, чтобы Белби ничего не натворила в очередной раз, решив поставить какой-нибудь свой эксперимент.

Сам он тоже особо не переживал по поводу экзаменов. Для поступления в Академию ему необходимо «превосходно» по Зельям, Травологии и Нумерологии. И он не сомневался, что сдаст эти экзамены на высший балл. Куда серьезнее дела обстояли с внутренним экзаменом в Академию. Вот в этом случае Северус не настолько был уверен в своих силах. Каждый год в Академию поступают десятки лучших умов со всей Англии, и обойти их будет очень трудно, как бы он не готовился.

Поэтому вся его надежда была на волчье противоядие.

И к этой надежде он, наконец, подошел вплотную.

***

На протяжении последних трех недель они с Белби каждый день трудились над противоядием. По большей части, конечно, старался Северус, Белби была довольно слаба в расчетах. Но он не придавал этому значения – все-таки, именно она выявила основную массу необходимых ингредиентов.

Но все их расчеты заходили в тупик. Северус был уверен, что все дело именно в дозировке, но они никак не могли вывести нужную цифру.

В тот вечер Северус поздно ложился спать, когда в спальню вошел Сириус и, не глядя на него, прошел до своей кровати, куда и рухнул, не раздеваясь. Северус только подумал, что Сириус слишком страдает из-за своей слизеринской змеи, как вдруг его озарила идея.

Если у них не получается в теории вывести нужную дозу, значит надо пытаться практическим путем. Это дольше, но зато надежнее. И на следующее же утро он взял у Ремуса кровь, чтобы на ней ставить опыты, просто перебирая различные дозировки.

Они с Белби две недели смешивали кровь с противоядием, то уменьшая дозу, то увеличивая, меняя срок и длительность приема.

И наконец, сегодня всё получилось.

Они стояли в своей лаборатории перед дюжиной котлов, в которых находилось противоядие с кровью. В одиннадцати котлах зелье испортилось, и только в одном оно переливалось нужным цветом, и было безупречной консистенции.

– Неделю, – восторженно произнесла Белби, – он должен принимать противоядие за неделю до полнолуния!

– Да, – только и смог вымолвить Северус, завороженно глядя на собственноручно приготовленное произведение искусства.

Вот сейчас у Северуса не осталось никаких сомнений. Противоядие и правда готово окончательно.

По венам разливался настоящий восторг. В груди поднималось нечто новое, неиспытанное до этого чувство. Казалось, даже дышать становится труднее, от переполняемой радости.

Он даже не заметил, как его губы растянулись в улыбке, если бы на это не обратила внимания Белби.

– Надо же, – она улыбнулась в ответ, – ты улыбаешься. И для этого всего-то потребовалось с нуля создать зелье высочайшего уровня сложности, которое перевернет этот мир.

Северус перевел на нее взгляд, безуспешно пытаясь стереть глупую улыбку с лица, превратив ее в кривоватую ухмылку.

– Надо порадовать Ремуса, – сказал Северус и уже развернулся, чтобы выйти, как его за руку перехватила Белби.

– Успеем.

Как и всегда, без лишних прелюдий, она прижалась к нему губами. Одной рукой обхватив его голову, не давая разорвать поцелуй, другой она сразу спустилась по телу вниз, ловкими пальцами расстегивая ремень.

Она сидела на парте, достав из кармана мантии, брошенной на стул, пачку тонких длинных сигарет. В последнее время она стала часто курить. Северусу это не нравилось, хотя он в открытую и не возражал, наблюдая за тем, как она слабо затягивается, пропуская дым в легкие, и выдыхает тонкой струйкой едкий дым, пахнущий мятными травами, как она чуть запрокидывает голову назад, открывая шею, и прикрывает глаза, то ли от удовольствия, то ли от дыма, и подносит руку с зажатой в пальцах тонкой сигаретой к губам, едва касаясь ими фильтра.

С тех пор, как она рассказала Северусу о Метке, он всё пытался найти способ помочь ей. Пытался найти способ избавиться от Метки, или способ вытащить её из лап Волан-де-Морта. Но пока что он никак не продвинулся в этом направлении.

Белби не отказывалась от помощи, но и никак не содействовала. Ему так и не удалось разговорить ее, чтобы получить больше информации. Она постоянно боялась, что Волан-де-Морт проникнет в ее разум и она оба пострадают.

Северус на это только ругался. Как можно в таком возрасте не уметь защищать свое сознание? Особенно, когда служишь Волан-де-Морту. И почему Белби не носит фамильную защиту? У любого древнего рода были защитные амулеты на любой цвет и вкус. И если не полностью, то частично родовые амулеты могли помочь скрыть свои мысли.

Но ничего вразумительного она на это не отвечала. И говорила, что единственный действенный способ избавиться от Волан-де-Морта в своей голове – секс. Северус вначале решил, что это шутка, но Белби на полном серьезе убеждала, что после этого Волан-де-Морт не появляется в ее мозгах еще суток двое.

И только после особо жесткого и грязного секса, она соглашалась говорить на волнующие Северуса темы. Хотя Северус и не исключал возможности, что Белби таким образом просто им манипулирует, желая получить, что хочет, и вовсе тут Волан-де-Морт ни при чем.

– Есть новости? К тебе подходили? Или… передавали какие-нибудь сообщения? – поинтересовался Северус, бросив взгляд на ее левую руку.

Белби только мотнула головой в ответ, делая очередную затяжку, прищурив черные глаза.

– По поводу зелья тоже ничего не говорили? Твоего или моего?

– Проводят испытания, – ответила она, стряхивая пепел прямо на пол. – Пока что всё удачно.

Как и всегда, стоило подняться этой теме, и Белби становилась немногословной.

– Сейчас не об этом надо волноваться, – сказала она, чуть улыбнувшись. – Надо направить рецепт противоядия в Академию. Оформить заявку на патент. Нам должны дать грант на обучение.

Ее голос дрогнул под конец, от переполняющего восторга, не иначе. Северус и сам это чувствовал, что-то действительно волнующее в груди, когда он думал о том, что они создали настоящий шедевр.

Даже мысли о Метке Белби сдвигались на второй план, когда он предавался мечтам об учебе в Академии. И о том, что они с Белби станут самыми молодыми обладателями патента на зелье высочайшего уровня сложности. Это гарантировало полный успех в его дальнейшей карьере зельевара.

Почему-то Северус не сомневался, что единственный ежегодный грант им выдадут с Белби на двоих. Они создали уникальное зелье, поэтому для них должны сделать исключение. Белби тоже была в этом уверена.

Спрыгнув с парты, она очистила пол от пепла и воздух от сигаретного дыма, подхватила сумку и сказала, что займется всей бюрократической частью, которую так не любит Северус.

***

Он торопился в спальню, чтобы сообщить Ремусу радостную новость.

К сожалению, в этом месяце они уже не смогут испытать противоядие – полнолуние уже этой ночью, но Северус все равно не сомневался, что Ремуса обрадует эта новость. Впервые за последнее время произошло хоть что-то хорошее.

В кои-то веки на душе была необычная легкость. Сегодня определенно удачный день и казалось, ничто его испортить не может.

Северус понемногу отходил от смерти матери. В конце концов, к этому давно всё шло. Он конечно вряд ли когда-то её простит и смирится с тем, что она так легко сдалась, когда они наконец-то смогли ее защитить, но Северус не зацикливался на этом. Этого уже не поправишь, а у него еще слишком много забот, о которых надо думать.

И одна из этих забот – Пожиратели. Они не давали о себе знать уже несколько недель, и Северус терялся в догадках, что же они выжидают.

Мальсибер не подавал ему никаких знаков, он вообще не смотрел в его сторону, будто его и нет. Ни Гринграсс, ни Малфой тоже не писали и не напоминали о себе. И у Северуса мелькнула слабая надежда, что всё закончилось.

Возможно, они получили своё и теперь оставят его в покое. Он дал им всё, что от него требовали.

И все равно, полного спокойствия не было.

Он так и не решил, что будет делать, если они вновь предложат ему присоединиться. Казалось, он находился в полном тупике.

Конечно, разумнее всего было бы отказаться. Но он не хотел бросать Белби одну в этом гадюшнике. Но и вступать в ряды Пожирателей только ради нее было глупо и безответственно, и вряд ли бы это принесло какую-то пользу. Возможно, он сможет помочь ей выбраться оттуда, даже если останется в стороне.

Но еще оставались друзья. Пожиратели явно дали понять, что возьмутся за них. И Северус не сомневался, что все свои угрозы они воплотят в жизнь, и никто им не помешает.