Текст книги "Marauders (СИ)"

Автор книги: Marta K

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 122 страниц)

– Ну почему всё не как у людей? – проворчал Сириус.

Он поднялся и принялся одеваться, собирая по всей комнате свою одежду. Он старался не думать о том, что она все еще зла на него. В конце концов, если бы она его не простила, она бы его к себе не подпустила. В подтверждение своих мыслей, он увидел на прикроватном столике красную ленту, оставленную Бланк. Сириус решил, что это хороший знак.

Взяв шелковую ленточку, он вышел в коридор. Как бы ему сейчас не хотелось отправиться к ней, у него был еще один человек, перед которым следовало бы извиниться. И этот человек был для него не менее важен.

Сириус направился в гриффиндорскую спальню, стараясь на ходу придумать оправдательную речь.

Он знал, что друг уже не спит в такой час. Ремус всегда вставал самый первый из них, стоило солнцу показаться над верхушками деревьев Запретного леса.

И правда, зайдя в спальню, Сириус увидел Ремуса, который уже был одет и сидел на своей кровати, читая одну из своих магловских книг.

Сириус притворно кашлянул, привлекая к себе внимание, но Ремус даже не поднял на него взгляд.

– Рем, – неуверенно позвал Сириус, – у нас все нормально? Ты не дуешься?

Ремус с громким звуком захлопнул учебник и строго посмотрел на Сириуса.

– Я не дуюсь, Сириус. Спасибо, что спросил.

– Я хотел… ну… в общем! – Сириус нервно запустил руку в волосы, зачесывая их назад. – Я был не прав. Как всегда вспылил… и… Рем, я идиот! Ты прав… извини.

Ремус на него долго смотрел, ничего не отвечая. Сириус с каждой секундой чувствовал, как его сердце тяжелеет от вины перед другом.

– Луни…

Ремус, не сдержавшись, усмехнулся и расплылся в улыбке.

– Сил нет смотреть на твои потуги извиниться, Бродяга. Возьми пару уроков у Джеймса. Он за шесть лет извинений перед Лили наловчился уже, – сказал Ремус.

У Сириуса в глазах тут же вспыхнул веселый огонек.

– Ты больше не сердишься? – спросил он с надеждой.

– Я на тебя и не сердился, Сириус, – Ремус мягко улыбнулся, – перед кем тебе стоит извиниться, так это перед Софией.

– Да, я уже, – Сириус самодовольно улыбнулся и завалился на кровать к Ремусу, потеснив того.

– Вот как? – Ремус удивленно приподнял брови, – и, судя по твоей счастливой роже, вполне успешно?

– О, да, Луни, очень успешно, – Сириус ему подмигнул, – мы… помирились, вроде как.

– Вроде как?

– Ну, мы провели вместе всю ночь и… она еще сказала, что-то вроде… тю, а брас мо кёр, – произнес он на ломаном французском.

– И что это значит?

– Вот бы еще знать, – задумчиво сказал Сириус. – Кёр – это сердце… наверное, она сказала что-то типа: «мое сердце переполнено любовью к тебе, Сириус».

Ремус на него с сомнением смотрел, сдвинув брови.

– Надо бы подучить французский, – сказал вдруг Сириус, размышляя, есть ли в школьной библиотеке англо-французский словарь.

– Я смотрю, наш блудный пес вернулся, – из-за полога показалась голова Северуса с заспанными глазами.

– Да, мы помирились с Бланк, – сказал Сириус, с каждой минутой все больше убеждаясь в этом.

– Кто бы сомневался, – проворчал Северус и усмехнулся.

Сириус повернул голову и взглянул на Джеймса, который еще не проснулся. Тот, единственный из всех Мародеров, всегда спал с открытым пологом. И сейчас всем открывалась прекрасная картина, как Джеймс, развалившись на своей кровати и приоткрыв рот, издает тихие похрапывания. Его веки без конца подергивались, говоря, что он видит десятый сон.

Сириусу вдруг пришла в голову отличная идея.

– Вот и мой шанс! – он соскочил на ноги и восторженно посмотрел на друзей.

– Ты о чем? – с опаской спросил Ремус.

– Вот уже седьмой год Сохатый измывается надо мной, как может, когда будит по утрам. Это мой шанс отыграться!

Сириус не придумал ничего лучше, чем превратиться в пса.

В облике собаки он запрыгнул на кровать к Джеймсу и облизал его лицо от подбородка и до самого уха, оставляя широкий влажный след. Северус с Ремусом при этом дружно скривились. Джеймс же лишь улыбнулся и, не раскрывая глаз, отчетливо прошептал: «Лили», рукой отмахиваясь от собачьей морды. Ремус и Северус не сдержали смех, пес звонко гавкнул в ответ, протяжно в конце заскулив.

Пес с удвоенной силой начал облизывать спящего Джеймс, капая слюной и на него и на его кровать. Джеймс недовольно заворочался, уворачиваясь от длинного собачьего языка. С трудом открыв глаза, Джеймс издал истошный вопль и подскочил на ноги, схватив с тумбочки палочку, на ходу надевая очки.

– Какая реакция, – отметил Северус.

– Блэк! – завопил Джеймс, – псина ты, блохастая!

Сириус, вернув себе человеческий облик, упал на кровать Джеймса и громко хохотал.

– Вы…вы слышали? – выдавил из себя Сириус, задыхаясь от смеха, – он сказал: «Лили»!

Джеймс покраснел от смущения и пустил в Сириуса Агуаменти. Тот тут же соскочил, переместившись обратно к Ремусу, а Джеймс просто-напросто залил свою же кровать водой, вызвав очередной приступ смеха у Сириуса.

– Какого черта, Бродяга? – возмутился Джеймс.

– Это он тебе так мстит за все твои попытки его разбудить, – пояснил Ремус, с улыбкой наблюдая за друзьями.

– Вот значит как?! – воскликнул Джеймс, – я, значит, заботился о тебе столько лет, будил к завтраку, а ты мне так отплатил? – Джеймс уже не сердился, но вошел в роль.

У них завязалась шуточная дуэль, в которую они втянули и Северус с Ремусом.

Оборвали полог на кровати у Северуса, взорвали подушку Ремуса, подожгли пижаму Джеймса и еще больше утопили его кровать в воде, уничтожили учебники по Защите у Сириуса.

В комнате стоял страшный гвалт. Без конца полыхали вспышки заклинаний и слышались выкрики проклятий.

Джеймс на ходу трансфигурировал различные предметы, создавая из них щиты и закрывая себя. Северус использовал свои личные заклинания, заставая их врасплох. Ремус использовал неизвестные им атакующие чары. Сириус, громко смеясь, без конца палил невербальными чарами, всеми, что только приходили в голову.

Со страшным звоном вылетело окно, разбившись вдребезги. Туда же вылетел охваченный огнем учебник по Травологии. Полностью рухнул полог на кровати Ремуса. Одеяло Джеймса, трансфигурированное в деревянный щит, разлетелось на щепки. Мантия Сириуса, валявшаяся на полу, полыхала огнем. На потолке зияло черное, обуглившееся пятно, которое все еще тлело.

Неизвестно, сколько еще имущества могло пострадать, если бы не староста школы, которая пришла на шум.

– Немедленно прекратите! – воскликнула Лили, выпустив сноп красных искр.

В комнате тут же повисла тишина. Лишь перья взорвавшейся подушки медленно парили в воздухе, опускаясь вниз.

– Что вы устроили?! – прокричала Эванс, глядя на них, как на провинившихся детей. – Первокурсники, – сказала она, кивнув на потолок, где этажом выше жили первогодки, – решили, что на вас напали! Вы их перепугались до смерти!

– Извини, Лили, – произнес Джеймс, расплываясь в улыбке, и босой ногой стараясь затушить тлеющий пергамент.

– Что вы себе позволяете?! – спросила она тоном, до ужаса напоминающим профессора МакГонагалл.

Сириус не удержался и рассмеялся в полный голос, запрокидывая голову. Его тут же поддержал Джеймс, очевидно, тоже заметивший сходство.

– Джеймс! – воскликнула она.

– Лили, прости нас, – извиняющимся тоном произнес Ремус, – мы просто…

Он замялся на мгновение, но его тут же подхватил Северус.

– Мы просто еще никогда не просыпались все одновременно.

Лили поджала губы, осуждающе покачав головой.

– По-хорошему, надо вычесть с каждого баллы и отправить на отработку, – отчеканила она.

– Лили, мы больше не будем, – сказал Джеймс, приложив руку к сердцу и с широкой улыбкой глядя на нее.

– На этой неделе, – тихо добавил Сириус.

– Что ты сказал, Сириус? – спросила Лили, переводя влюбленный взгляд с Джеймса на Сириуса, тут же став строгой.

– Лили, не сердись на него, – примирительно сказал Северус, – он, наконец-то, с Бланк помирился, поэтому не в состоянии сдерживать свое счастье в себе.

– Правда? – Эванс распустилась, словно весенний сад, с восторженной улыбкой глядя на Сириуса.

– Правда, – проворчал он, отворачиваясь и скрывая от всех свое довольное лицо. Одно упоминание фамилии Бланк заставляло все внутри него трепетать. Сириус не мог сдержать расплывающуюся улыбку, чувствуя, как душу переполняет необъяснимый восторг.

– Сириус, это так здорово, я так рада за вас!

Он в ответ что-то невыразительно промычал, все еще не в силах убрать до безобразия счастливое выражение лица.

– Это и правда классно! – сказал Джеймс, с силой опуская руку ему на плечо и разворачивая к остальным, – а то мы уже хотели вас в классе запереть и не выпускать, пока не помиритесь.

– Что? – поморщился Сириус. – И вы ждали три недели? А если бы я свихнулся за это время? Я и так уже на грани был!

– Смотрите, ему еще и что-то не нравится! – притворно возмутился Джеймс. – Сам нам каждый день говорил, как ее терпеть не может.

Сириус на него еще хмуро посмотрел, потом махнул рукой, не в настроении спорить. Ему сейчас было слишком хорошо, чтобы ругаться, даже если не всерьез.

Он достал из брюк красную ленту и стал завязывать ее на столбик кровати.

– Это все ленты из волос Софии? – Эванс подошла к нему, расширенными глазами рассматривая два столбика кровати, находящиеся в изножье, которые были увешаны цветными ленточками. Она ласково притронулась к его предплечью, и с нежностью в голосе произнесла: – Сириус, оказывается, ты такой милый, когда влюбленный.

Сириус тут же напрягся.

– Аккуратнее с такими словами, Лили, – усмехнулся Северус, – он пока не готов к столь громким заявлениям.

– Пойдемте на завтрак, – сказал Сириус и, никого не дожидаясь, направился на выход из комнаты.

Он спускался по бесконечным лестницам, направляясь в Большой зал, и с трепетом и волнением в груди думал о том, что он готов. Готов к «столь громким заявлениям». Но как на это реагировать и что нужно делать в таких ситуациях он не знал.

Аппетита не было, поэтому Сириус выпил лишь чай, закусив парой бутербродов и яичницей. Он не сводил взгляда со слизеринского стола, за которым Бланк так и не появилась.

Сириус начинал злиться на нее. За то, что она опять избегает его, за то, что ушла от него ночью. Он старался не подпускать близко страх, но тот все равно медленно проникал в его мысли, говоря, что Бланк его не простила, а о случившемся ночью – жалеет.

Он вдруг подумал, что он ей и слова не сказал о том, о чем собирался. Не сказал, что она для него не просто способ развлечься, не сказал, как он страдал без нее все это время. Но тут же подумал, что и она ему ничего подобного не сказала.

К окончанию завтрака он был вне себя от злости. Первой мыслью было послать ее далеко и надолго, но он смог взять себя в руки, напомнив, что пора завязывать с этим детским садом.

Он поднялся из-за стола и решительно направился в слизеринскую гостиную.

– Сириус! – воскликнула Гринграсс. – Стучаться не учили?

– Учили, – ответил он, глядя на пустую, не заправленную кровать Бланк.

– А если бы я переодевалась? – с осуждением сказала она.

Сириус перевел на нее взгляд, осмотрев с головы до ног.

– Не интересно. Где Бланк?

– Она только проснулась, – сказала Гринграсс с явным неодобрением к такому позднему подъему. – Она в душе, – добавила она, кивнув на дверь в ванную, из-за которой слышался шум воды.

– Отлично, я подожду.

Сириус прошел до ее кровати, с удовлетворением замечая на ней гриффиндорское знамя.

– Вы помирились? – спросила Гринграсс.

Сириус расправил одеяло и накинул знамя на кровать, приведя ее в некое подобие порядка, и лег сверху.

– Не знаю, – ответил он, – надеюсь, что да.

Гринграсс на него долго смотрела, поджав губы.

– Бланк что-то говорила? – спросил Сириус, замечая ее подозрительный взгляд, и садясь на кровати.

– Нет, – ответила она, отворачиваясь и проходя к комоду.

– Что она говорила? – спросил он, видя, что та недоговаривает.

Гринграсс долго возилась в ящике, ничего не отвечая.

– Говори, Гринграсс.

Она тяжело вздохнула и повернулась к нему лицом.

– Если она тебе действительно дорога, Сириус, хватит ее обижать, – строго сказала она, – потому что всегда найдется человек, готовый ее утешить. И однажды, она к тебе уже не вернется.

Гринграсс взяла свою сумку и вышла из комнаты, оставив Сириуса в полной растерянности.

В чувство его привела тишина, образовавшаяся за дверью ванной комнаты.

Пока Бланк одевалась, Сириус успел несколько раз поправить свои волосы, расстегнуть и застегнуть обратно пару пуговиц на рубашке, посидеть на кровати, сменив несколько положений, и встать возле самого выхода ванной.

Да сколько можно?!

Он уже хотел ворваться внутрь, сгорая от нетерпения, как дверь раскрылась и на пороге появилась Бланк.

Глядя на ее румянец, после горячего душа, на ее потяжелевшие сырые волосы, спускавшиеся до самой талии, на стройные ноги, что прекрасно виднелись из-под длинной футболки, он в очередной раз удивился, как у него вообще язык повернулся назвать ее недостаточно красивой.

Он несмело подошел к ней, притягивая ее к себе и наклоняясь, чтобы поцеловать. Вначале аккуратно, боясь, что она его оттолкнет, но чувствуя ее ответную реакцию, все более страстно целуя ее.

– Почему ты ушла ночью? – спросил он, оторвавшись от нее и не выпуская из своих объятий.

Бланк тут же опустила взгляд, вырываясь из его рук.

– Захотела уйти к себе, – ответила она, проходя до своей кровати.

– Захотела уйти к себе или захотела уйти от меня? – чересчур резко спросил Сириус, идя за ней.

– К себе, – грубо ответила она, повернувшись на него на миг, – от тебя.

– Бланк, – позвал он, хватая ее за руку и разворачивая лицом к себе. – Я же извинился…

– Думаешь, этого достаточно? – спросила она дрогнувшим голос, упрямо глядя ему в глаза. Она перевела дыхание, успокаиваясь, и вновь подняла на него взгляд. – Ты назвал меня!.. Я всю жизнь ненавидела в себе все это… как ты там говорил? Бездарная? Глупая? Некрасивая?..

– Это не так, Бланк, не так, – перебил он ее, с мольбой глядя на нее.

– … и представь, – продолжала она, – каково мне слышать это от тебя? Знать, что ты не только видишь во мне эти недостатки, но и так же ненавидишь их во мне.

– Я не ненавижу, Бланк, – тихо сказал Сириус.

– Я беру палочку в руку, – не останавливалась она, – и слышу твой голос, что говорит о бездарности. Смотрю в зеркало и думаю: «что же со мной не так?».

– Бланк, пожалуйста…

– И ты думаешь, что извинений достаточно? – спросила она.

Он молча на нее смотрел, чувствуя, как рушатся все надежды, которыми он был переполнен с утра. Он на себе ощущал всю ее боль и не знал, что делать, как это исправлять, как избавить ее от страданий, в которых виноват только он.

– Ты можешь представить, что я чувствовала, видя тебя с другими? Каково это, видеть, как ты обнимаешь их, как целуешь…

Бланк вырвала свою руку из его хватки и снова отвернулась.

– Что мне сделать? – спросил Сириус. – Что сделать, чтобы ты простила меня?

– Ничего, – ответила она, поворачиваясь и опуская плечи. – Я не хочу ни слышать тебя, ни видеть. И хочу, чтобы ты ушел.

Сириус, на негнущихся ногах, развернулся и пошел на выход. Он не верил, что еще утром он был переполнен счастьем и верой, что она теперь всегда будет рядом с ним. Не верил, что на самом деле он все еще стоит посреди разбитого сердца, ее и своего, переполненный болью.

Он открыл дверь, понимая, что если выйдет, уже ничего не исправить.

Трус…и тряпка.

И где твоя гриффиндорская смелость, которой ты так кичишься?

Сириус с грохотом захлопнул дверь, оставшись внутри спальни, и повернулся к Бланк.

– Я сказала, уходи! – повысив голос, произнесла она, с гневом глядя на него.

– Нет, – выкрикнул он.

Сириус чувствовал, как в нем поднимается злость до нужного уровня.

– Могу ли я представить, что ты чувствовала? – переспросил он у нее. – Откуда мне знать! Ты же ходила с убийственным безразличием на лице! Думаю, ты ничего не чувствовала!

Ее глаза с каждой секундой все больше становились влажными, усиливая ненормальный блеск внутри них.

– Ничего не чувствовала? – повторила она дрожащим от гнева голосом. – Ты полагаешь, я ничего не чувствовала, видя, как ты своих девах по всем углам замка зажимаешь?

Они прожигали друг друга ненавистными взглядами, стоя в разных концах комнаты.

– А что чувствовал в это время ты? Тебе понравилось? Сколько ты сменил девиц за это время? Десяток? Два, три? Сотню?

– Думаешь, мне этого хотелось?! – крикнул он.

Бланк еще с мгновение на него непонимающе смотрела, а потом зло рассмеялась.

– Хочешь сказать, что, нет?

– Думаешь, я делал это для себя? Мне хотелось вызвать хоть какую-то реакцию от тебя! Знать, что тебе не все равно, что тебе не плевать! Ты вечно уходила от меня, оставляла… всегда! – прокричал он. – И в тот раз, ты опять от меня ушла! Как ты там сказала? «Никто тебя не держит, Блэк!».

Он остановился, перевести дыхание. В груди все жгло от обиды, вспомнив их последнюю ссору, после которой все разрушилось.

– Наверное, ты забыл, – процедила она сквозь зубы, – что перед этим ты мне сказал, что я ничуть не лучше других, и что ты с легкостью найдешь себе другую.

Сириус не помнил, чтобы он такое говорил, хоть и понимал, что вполне мог такое ляпнуть в порыве гнева.

– Что ты тут же и сделал, – закончила она.

– Да, сделал, – сказал он, – и как оказалось, не зря. Я смог убедиться, что тебе плевать, – он опять начал ощущать, как в нем поднимается злость и обида. – Ты же смотрела на меня, как на пустое место! Словно я для тебя так… какой-то прохожий! Будто не значу ничего!

– Хочешь меня виноватой выставить?! – закричала она в ответ. – А как я должна была смотреть, когда ты своих девок зажимаешь?! Кто тебя вообще просил это делать?! Тебе не кажется, что это очень странный способ вызвать реакцию?! Ты хотел у меня сердечный приступ вызвать?! Получилось! Урод…

– Я хотел, чтобы ты сказала, что я нужен тебе! – выкрикнул он, не сдержавшись.

– И ты пытался добиться от меня этого таким путем? – зло усмехнулась она. – Ты не очень-то умный, Блэк. А еще меня тупой называешь.

Он прикрыл глаза, тяжело дыша и пытаясь усмирить свой гнев. Ситуация казалась до абсурда глупой.

– А как еще?.. Черт, Бланк, ты мне постоянно говорила, что я для тебя временный способ развлечься! Что я должен был думать?!

– А ты? – возмутилась она. – Разве ты мне не говорил то же самое?!

– Ты… ты первая начала! – воскликнул он, понимая, как нелепо звучит его нападка. – Вначале этот твой француз. Ты говоришь, что любишь его и разбиваешь мне сердце! Ты хранишь его фото и говоришь, что никогда не забудешь, а я для тебя лишь способ убить время. Потом Рег! …Мерлин, ты постоянно заботилась о моем брате, переживая за него! Проводила выходной с ним, а не со мной! Ты говорила: «Регулус такой хороший, а ты подлая сволочь, Блэк!». Да я всю жизнь это слышу! И слышать это от тебя!.. невыносимо.

Сириус остановился, чувствуя опустошенность в душе, высказав все, что так долго носил в себе.

Бланк на него долго смотрела, постепенно сменяя злобу в глазах на тревогу.

– Почему ты не сказал, что тебя это так задевает?

Потому что не хотел выглядеть идиотом? Не хотел выглядеть жалким?

– Мерлин, Блэк, – взмолилась она, – ты можешь хоть раз сказать правду? Искренне… что ты чувствуешь. И не мучить меня.

Глаза жгло от переполняющих чувств. Сириуса знобило и трясло. Он чувствовал, что все его эмоции так и рвутся наружу, требуя все ей сказать, искренне, как она просит, но ему было так страшно остаться отвергнутым и непонятым.

– Я испугался, – через силу сказал он.

– Чего? – шепотом спросила она, подходя ближе.

Он смотрел в ее блестящие глаза, полные боли, непонимания и беспокойства.

– Я все время боялся… того, что… – он закрыл лицо руками, в очередной раз переводя дыхание.

– Блэк, – она с нежностью прикоснулась к его рукам, отнимая их от лица, – скажи…

– Я боялся, что… – он облизнул пересохшие губы, нервно запуская пальцы в волосы. – Бланк, я хочу, чтобы ты всегда была рядом, – произнес он, прикасаясь к ее лицу, – хочу видеть тебя каждый день. Рядом с собой. Хочу целовать тебя каждый день. Всю тебя. Хочу, чтобы ты принадлежала только мне…

Он держал в руках ее лицо, не в силах насмотреться на него, перебегая глазами от обожаемых, все еще воспаленных от поцелуев губ, до ее глаз, в которых переливалась тысяча эмоций.

– Целиком и полностью, Блэк, – сказала она вполголоса. – Я твоя целиком и полностью.

Он наклонился к ней, медленно и с чувством целуя.

– А ты, Блэк? – спросила она, оторвавшись от него.

– Я? – переспросил он, в очередной раз успев забыться, едва коснувшись ее губ.

– Кому принадлежишь ты?

Он пробежал взглядом по ее лицу, любуюсь каждой его черточкой, останавливаясь на глазах.

– Бланк, душа моя, – с нежностью произнес он, едва заметно усмехнувшись и игриво вскинув брови. – Весь я, целиком и полностью, принадлежу только тебе. У тебя, разве, были сомнения?

Он вновь притянул ее к себе, целуя и пробираясь руками под ее футболку.

– Бланк, – он на секунду оторвался от нее, шаря руками по ее телу. – Ты без белья…

– Я не успела одеться после душа!

Сириус растянул губы в дьявольской улыбке.

– Если бы я знал это с самого начала, наш разговор был бы намного короче, дорогуша.

Он подхватил ее, приподнимая и позволяя ее ногам обвить его вокруг талии.

– Продолжим, на чем остановились ночью? – спросил Сириус, аккуратно укладывая ее на кровать и нависая сверху.

– А на чем мы остановились? – спросила она, закусывая губу и строя невинное выражение лица. – Я уже не помню. Давай лучше повторим и начнем с самого начала.

– Любой ваш каприз, мадемуазель де Бланк…

Они лежали на ее кровати, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись гриффиндорским знаменем.

– Я переживал, что ты его уничтожила, – сказал Сириус, указав на знамя.

– У меня была мысль сжечь его в камине в гостиной, – кивнула она, – на радость всем слизеринцам. Устроили бы целое представление с публичным сожжением гриффиндорского флага и закатили бы гулянку.

– Змея, – чуть слышно сказал он, прижимаясь к ней губами и оставляя поцелуи по линии скул, переходя на ушко. – Но только моя змея.

– Да, твоя, – подтвердила она, открывая шею для поцелуев, – твоя бездарная, глупая и не очень красивая змея…

Сириус резко отстранился от нее.

– Мы же это выяснили уже! Никогда себя так не называй! – повелительным тоном произнес он.

– То есть, тебе можно так меня называть, а мне нет? – спросила она, усмехнувшись.

– Я же сказал, Бланк, я так не считаю! – сказал он, садясь на кровати. – Почему ты не веришь мне?

– Потому что это правда? – сказала она, тоже садясь и снова надевая свою огромную футболку.

– Какая еще правда? Ты рехнулась? – повысив голос, спросил он. – И прекрати одеваться, – добавил он, глядя, как она натягивает трусы, – мы еще не закончили.

Она ему ничего не отвечала, недовольно сдвинув брови и ища в ящике джинсы.

– Кого вообще волнует твоя… «бездарность»? – спросил он, закатив глаза и состроив недовольную гримасу.

– Может быть, меня?! – воскликнула она, смотря на него так, словно он сморозил какую-то глупость.

Сириус поднялся, подходя к ней и забирая из ее рук джинсы, не давая надеть.

– Переживаешь, что ты – «бездарная»? Недостаточно сильная? Почему бы тебе просто не забить на это и не послать всех? Если уж выхода другого нет.

– Да я так и делала, пока ты не приперся со своим мнением! – прошипела она ему в лицо. – Пока не стал напоминать мне об этом постоянно.

– Пока я не приперся? – переспросил он, усмехнувшись. – Рядом со мной тебе вообще магия не нужна. Уж моей-то силы с лихвой хватит на нас двоих. И я всегда смогу тебя защитить.

– Нужна мне твоя защита! Еще я от тебя подачек не принимала!

– Принимать придется, куда ты денешься.

Бланк зло пыхтела, в паре дюймов от его лица. Сириус старался не сгореть под ее взглядом, перенимая весь ее пыл на свою душу, чувствуя, как внутри все сильнее начинает полыхать.

– Что там у нас дальше? – спросил Сириус. – Глупая? Да, Бланк, ты настоящая тупица, хотя, конечно, до меня тебе далеко. С одной извилиной на двоих, наверное, тяжко будет, но мы справимся, да? – спросил он, расплываясь в ненормальной улыбке.

Бланк усмехнулась в ответ, прикрывая глаза.

– Ну и последнее?

Он схватил ее за руку и поставил перед зеркалом, вставая позади нее, прижавшись.

– Спрашиваешь, что с тобой не так? – произнес он, глядя ей в глаза через зеркало. Бланк дернулась в его руках, в попытке отвернуться, но он ее крепко держал, заставляя смотреть прямо. Он убрал прядь влажных волос от ее лица, открывая ее ухо и, склонившись к нему, прошептал: – Посмотри на себя, Бланк… ты прекрасна…

Он сам был не в силах оторвать взгляда от ее лица. Кончиками пальцев он провел по ее скуле, спускаясь к губам, заставляя их приоткрыться, ведя по линии подбородка, приподнимая его вверх, и опускаясь на шею, вызывая у нее мурашки.

– Блэк…

Он не мог, да и не хотел, оторвать взгляд от ее четко очерченных скул, с десятком родинок на них, от покрасневших губ, от сверкающих глаз. Он не мог надышаться ароматом, что источала ее нежная, словно шелк, кожа.

– Ты прекрасна, Софи, – сказал он, с нежностью поцеловав ее в основании шеи, – и никто никогда не переубедит меня в обратном.

Его руки лежали на ее талии, и Сириус чувствовал, как она начинает дрожать. Так, как и всегда, перед близостью. У него тут же сработал ответный рефлекс на ее дрожь. Он с трудом взял себя в руки, планируя покончить с этим вопросом раз и навсегда.

– Ты удивительна, и я каждый день тебе буду это доказывать…

Бланк не дала ему договорить, развернувшись и прижавшись к его губам. Оставляя десятки коротких поцелуев на его губах, на лице, она прижималась к нему всем телом и цеплялась за его плечи.

– Ты веришь мне, Бланк? – спросил он, притормаживая ее пыл.

– Верю, – ответила она, вновь целуя его.

Сириус потянул вверх край ее футболки, снимая ее.

– Вот видишь, опять тебя раздевать, – сказал он, на миг прекращая ее целовать.

– Я думала, тебе нравится это делать, – улыбнулась она.

– Несомненно, – ответил Сириус, покрывая поцелуями ее шею, – это входит в дюжину моих самых любимых дел.

Они снова лежали, тесно прижимаясь друг к другу и укрываясь все тем же гриффиндорским знаменем.

– Бланк, пообещай, что больше никогда меня не оставишь, – сказал он, не отрывая взгляда от ее лица.

– Обещай, что больше никогда меня не отпустишь, Блэк.

Никогда… никогда не отпущу.

Комментарий к 70. Душа моя

Tu as brisé mon coeur (франц.) – Ты разбил мне сердце.

========== 71. Селестина Уорлок, гелиопаты и замечательный друг ==========

Ремус Люпин

– Ремус!

Он выходил из Большого зала, как услышал голос Эшли.

– Привет, – он ее слегка приобнял и поцеловал в щечку, сразу смутившись от взглядов других студентов.

– Идешь в библиотеку? – спросила Эшли, показав на книги в его руках.

– Да, следующая неделя зачетная, надо подготовиться…

– Можно с тобой? – тут же спросила она, – обещаю, я не буду мешать! Рядом посижу, почитаю трансфигурацию.

Эшли так обворожительно улыбнулась, кокетливо похлопав глазами, что у Ремуса и мысли не возникло ей отказать, даже если бы она собралась ему мешать.

– Ты ведь знаешь, я всегда рад твоей компании, – ответил он, позволяя ей взять его под руку, и направляясь в сторону библиотеки.

Эшли даже учебник не успела раскрыть, начала рассказывать о своей подружке, которая все еще – о, ужас – не купила платье на рождественский бал. Рассказывала долго и в мельчайших подробностях, в каждом предложении используя слово «бал». Ремус понимал, к чему она клонит. Он все еще не пригласил ее. Он сам не знал, почему тянет с этим вопросом. Ведь он хочет пойти с ней, и знает, что она ждет от него приглашения.

Отбросив все лишние сомнения в сторону, он дождался, пока она закончит очередную мысль, и произнес на один дух:

– Эшли, я давно собирался у тебя спросить, ты не хотела бы пойти со мной на рождественский бал?

– Конечно, Ремус! – Эшли тут же засияла ярче солнца. – А я все жду, когда же ты меня пригласишь! До бала пять дней осталось! У меня платье давно куплено, и прическа продумана, а ты все не приглашаешь! – она хоть и говорила с легкой укоризной, но выглядела счастливой.

Ремус облегченно выдохнул, а Эшли начала размышлять, кто же в этом году приедет в качестве приглашенного артиста.

– Вам на собрании старост наверняка говорили, кто будет выступать? – спросила она и умоляюще сложила ладони. – Признайся, Рем, пожалуйста! Я иначе умру от любопытства.

– Нет-нет, нам строго-настрого запретили рассказывать, – ответил он, с трудом скрывая улыбку и пытаясь сохранить серьезное выражение лица.

Эшли громко ахнула и вцепилась ему в руку, приблизившись.

– Ты знаешь, Ремус! Прошу, расскажи.

– Не могу, – он помотал головой, хотя уже чувствовал, что начал сдаваться. Он готов был рассказать самую страшную тайну, лишь бы видеть ее довольное лицо.

– Это Ирвин Уорбл? – спросила она с горящими от восторга глазами. – Или Лоркан д’Эат? Или коротышка Бордман? – предположила она, похихикав. – Или, может быть, снова пригласили «Sărut»?

– Не угадала, – сказал Ремус, и, понизив голос, добавил: – Но была близка с первым именем.

– Мерлин, неужели пригласили Селестину Уорлок? – пролепетала она, еще сильнее прижимаясь к нему.

Ремус кивнул, с улыбкой глядя на ее восторженное лицо.

– Это же звезда первой величины! – прошептала она.

– С ней еще будет хор, состоящий из ведьм-банши.

– Обалдеть…

– Только, Эшли, обещай, что никому не расскажешь. Это большой сюрприз.

– Обещаю, – она усердно закивала головой. – Даю слово, никому не расскажу. Хотя не представляю, как я буду носить в себе эту тайну. Меня уже просто распирает всем рассказать!

– Уверен, ты справишься, – улыбнулся он. Ремус знал, что ей хоть и будет тяжело не рассказывать подобный секрет подружкам, но если уж она пообещала, то слово сдержит.

Эшли мечтательно вздохнула, перебирая вслух, все известные ей, песни Селестины Уорлок, отмечая самые любимые, и выражая надежду, что она споет именно их.

– Ну надо же, Селестина Уорлок… мы увидим настоящую легенду, – протянула она, с улыбкой на лице. – Моя мама хоть и магла, но она тоже очень любит ее послушать.

Эшли вдруг напряглась и выпрямилась.

– Кстати, Ремус, а чем ты будешь заниматься в рождественские каникулы? – спросила Эшли, хватаясь за кончик своей косы.

…о нет.

Ремус уже выучил наизусть все ее привычки, и если она только тянется к своим волосам – жди беды. Или как минимум непростого разговора.

Ему хватило лишь немного прислушаться к исходящим от нее эмоциям, чтобы отчетливо уловить нервозность. Ремус не понимал, с чем это может быть связано. Еще мгновение назад она была совершенно расслаблена.

– Рождество я встречу с отцом, – ответил он, не уточняя, что рождество он встретит в глубоком подвале под десятью замками и защитными чарами, так как на эту ночь выпадает полнолуние. – А в каникулы, наверное, встретимся с друзьями. Обычно мы собираемся у Джеймса…