Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)

– Я, – спокойно и твердо ответил второй пророк Амона.

========== Глава 85 ==========

Менкауптах попытался что-то сказать, но отец унял его одним взглядом. Меритамон молилась про себя. Он же пьян. Великий Амон, не дай ему все погубить…

Тотмес долго, очень долго смотрел на нее и ее бывшего мужа. Потом посмотрел на второго пророка Амона.

– Господин Яхмес, это очень серьезно. Мы не можем… вмешиваться в дела фараона без полной уверенности в отцовстве господина Менкауптаха. Это дела, о которых… непросто судить посторонним.

Меритамон закусила губу и опустила глаза, только бы не смотреть на этого беспощадного, слишком умного человека.

– Великий ясновидец, – негромко ответил второй хему нечер. – Главное сейчас – не определить, кто из смертных является отцом ребенка госпожи Меритамон, но воспрепятствовать тому, чтобы смертный занял положение существа божественного происхождения. Я верю госпоже Меритамон, – жрец повысил голос. – Но даже если ты испытываешь сомнения, в ее сроке сомневаться нельзя. Меритамон забеременела до того, как вошла в дом его величества, а значит, бесспорно, носит смертное дитя.

Меритамон не смела поднять глаза.

Потом Тотмес заговорил.

– Да, здесь ты прав, господин Яхмес. Но этот вопрос… требует обсуждения.

“Он знает о Хепри, – подумала Меритамон. – Он догадывается!.. Он ненавидит его мать!..”

– Госпожа Меритамон, и ты, господин Менкауптах, прошу вас выйти, – сказал верховный жрец. – Нам требуется посовещаться.

Меритамон встала и вышла из-за стола. Подумала, не стоит ли ей преклонить колени перед Тотмесом, но поняла, что его только отвратит такое низкопоклонство; он любит лесть, но презирает льстецов…

Менкауптах же попытался пасть ниц перед верховными жрецами, что вызвало только общую неловкость. Он был слишком пьян, чтобы вообще находиться здесь. Меритамон хотела было помочь ему выбраться за дверь, но побрезговала и предоставила мужа самому себе. Она вышла, а он следом за ней.

Закрыв бронзовые двери, Меритамон сообразила, что осталась наедине с человеком, в измене которому только что призналась. Менкауптах смотрел на нее; его все еще поводило из стороны в сторону, но взгляд с каждой секундой становился все более осмысленным и оскорбленным.

– Ты обману…

Меритамон ринулась к нему быстрее, чем сама от себя ожидала, и зажала ему рот. Менкауптах навалился на нее; ее затрясло от отвращения.

– Молчать! Или будет худо!.. – приказала она. – Твоя обида не имеет значения сейчас, ты умрешь, если еще раз откроешь рот!..

Она разжала руки и с силой оттолкнула мужа. Скривившись, вытерла о платье мокрую ладонь.

Менкауптах теперь молча разевал рот, глядя на нее; а потом вдруг упал на колени и заплакал. Совершенно как обиженная женщина. Меритамон только морщилась, глядя на это. Конечно, Менкауптах сейчас ничего не мог бы сделать, чтобы восстановить свое имя; но он мог хотя бы попытаться… Или, по крайней мере, снести то, что получил, с достоинством.

Но сейчас ее не волновало его поведение.

Меритамон прислонилась к стене, закрыв глаза; ей казалось, что она слышит сквозь стену голоса пророков Амона, совещающихся о ее судьбе. Конечно, это только казалось. Они решат ее участь так тихо, что их услышит только такой же, как они, сокровенный бог, обитающий здесь.

Наконец она услышала скрип приотворенной двери. На нее смотрел второй пророк Амона.

– Заходи, госпожа, – тихо сказал он.

Сына господин Яхмес не пригласил.

Меритамон зашла. Жрецы, сидевшие на скамье, посмотрели на нее с одним выражением – спокойно-сумрачным. Но это не означало, что они ее осуждают; они были озабочены. Хотя могли и осуждать – жрецы прекрасные лицемеры.

Встал Тотмес, и Меритамон невольно попятилась.

– Госпожа, мы сочувствуем твоему затруднительному положению, – сказал верховный жрец. – Но мы не можем решить это дело собственными силами – ведь нам противостоит бог, воплощенный Хор, тогда как мы только простые смертные…

Меритамон приоткрыла рот, чувствуя, как слабеют колени.

– Нам придется прибегнуть к помощи Амона, – сказал великий ясновидец. – Вот божество, которому принадлежим мы все, и в чьей воле находится сам фараон… Но твоя семья долго гневила бога, госпожа, и я опасаюсь, что наши мольбы не достигнут его слуха. Хотя мы приложим все усилия, чтобы помочь твоему горю.

Меритамон поклонилась.

Тотмес уже готовил себе путь к отступлению – оправдался перед нею на случай, если их постигнет неудача. Или если жрецы просто раздумают ей помогать. Она прекрасно понимала этих людей.

– Благодарю тебя, великий ясновидец, – сказала она.

– А скажи, где сейчас твой брат? – совершенно неожиданно спросил Тотмес. – Верно ли я слышал, что его помиловали… после твоего ходатайства?

Меритамон поняла, что от того, как она ответит сейчас, будет зависеть вся ее дальнейшая судьба. Тотмес жаждал крови ее брата.

– Аменемхета сослали на юг, к пограничным постам у пустыни, – сказала Меритамон. – Если он совершит побег, его четвертуют.

Лицо Тотмеса осветилось, точно он получил благословение свыше.

– Неужели?

Меритамон кивнула.

– Очень рад слышать это, – сказал Тотмес, даже не думая притворяться. Его одобрят все присутствующие здесь; а если Меритамон это не понравится, она промолчит. Она понимает, как зависима от рабов бога.

Меритамон подумала, что ее гордый избалованный брат не выдержит долго в таких условиях; он достаточно смел, чтобы попытаться бежать. Она спрятала лицо в ладонях. Она понимала, что Тотмес думает то же самое.

Молодая женщина еще раз поклонилась.

– Когда я могу узнать ваше решение, божественные отцы?

– Не наше, – мягко поправил ее Тотмес. – Решение Амона, госпожа. Ты узнаешь его в свое время.

Меритамон пришлось поблагодарить. Она и должна была чувствовать большую благодарность; но не могла, стоя перед лицом человека, считавшего ее семью грязной. Распустившейся. А ее брата – преступником. Конечно, так и было… но кто любит такую правду?..

Наложнице фараона осталось только уйти, не зная, снизойдет ли к ней Амон и может ли она хотя бы надеяться на это. На то, что ей удастся повидаться с Хепри, она не надеялась. Может быть, она сумеет попасться ему на глаза в храме? Но ведь это такая мука… увидеть и не мочь даже приблизиться, не то что заговорить или коснуться.

Как же она хотела увидеть его.

Но в этом Меритамон не преуспела – ей пришлось покинуть храм, не только не увидев своего возлюбленного, но даже не услышав ничего о том, как он теперь живет. А вдруг Хепри ее забыл? Он в полном праве это сделать, теперь, когда почти нет надежды получить ее. Он ничего не знает о своем ребенке. Может быть, второй пророк Амона поговорит с ним сам?

Меритамон не могла себе представить, чтобы старый добродетельный жрец стал сводить ее с любовником в ущерб мужу, его собственному сыну; пусть даже в своем сердце и отдавал Хепри предпочтение. Она уныло шла по двору под внимательными взглядами стражников, приближаясь к носилкам, точно к собственной маленькой темнице. Сейчас она сядет в них, и ее свобода кончится. Меритамон остановилась, оглядываясь, не в силах сделать последний шаг.

– Менкауптах, – позвала она.

Опозоренный муж приблизился, не поднимая глаз. Но Меритамон сейчас не тревожили его чувства. Пусть Менкауптах заботится о своей жизни сам.

– Позови сюда отца, будь любезен, – сказала она.

Менкауптах покорно удалился. Меритамон чувствовала раздражение стражников, которым не терпелось скрыть собственность фараона от чужих глаз, но не двигалась с места, упорно глядя вслед бывшему мужу. Его не было довольно долго, и краем глаза Меритамон увидела, как стражники шагнули к ней ближе – поторопить, а может, и силой усадить в носилки… Нет…

Она уже отступала от этой угрозы, как увидела господина Яхмеса. Второй пророк Амона приблизился к ней быстрым шагом и внимательно посмотрел в глаза. Он надеялся на ее благоразумие, рассчитывая, что она заговорит с ним сама и заговорит осторожно.

– Господин Яхмес, три дня я пробуду в своем доме – его величество позволил, – сказала Меритамон, не позволяя себе понижать голос в присутствии подозрительной стражи. – Прошу тебя навестить меня. Я еще нескоро увижу тебя вновь.

Старик покивал.

– Конечно, госпожа. Я непременно буду у тебя в какой-нибудь из этих дней – не уезжай без меня.

Меритамон заметила, как стражники недовольно пошевелились при этих словах, и почувствовала себя пленницей, которую дергают за цепи. Но она по-прежнему упорно не смотрела на людей фараона.

– Я буду ждать, – сказала она, пытаясь вложить в свой взгляд все то, чего нельзя было сказать вслух.

Второй хему нечер слабо улыбнулся, повернулся и ушел. Больше задерживаться причин не было. Меритамон с тоской окинула взглядом храмовый двор – широкие гладкие светлые плиты, обелиски, статуи, мягко окрашенные красным светом, будто любовью Великого бога, о чьем заступничестве она сегодня просила его жрецов. Потом она опустила глаза и с болью в сердце села в носилки. Скорее домой. Сегодня она будет спать в родном доме, и неважно, что за дверью будет стоять на страже воин фараона.

***

Меритамон с наслаждением проспала допоздна в своей собственной спальне; присутствие стражников фараона почти не смущало ее. Утром она приказала То подать себе завтрак в постель. Хорошо, что хотя бы в спальню к ней ее охранники не смели входить.

То устроилась у ее ног, пока хозяйка ела. Меритамон предложила служанке разделить с ней трапезу, и ее обрадовало, что То не стала отказываться. Они закончили завтрак вместе, как подруги и союзницы.

Ополаскивая пальцы, Меритамон тихо сказала:

– Я сегодня намеревалась посетить дом моего отца на Западе, но лучше останусь дома. Я ожидаю господина Яхмеса, второго пророка Амона.

То кивнула, не задавая глупых вопросов.

– Госпожа, может быть, мне сходить в храм и спросить его?

Меритамон качнула головой.

– Нет, То, не докучай ему и не заставляй моих стражников подозревать нас. Господин Яхмес уже очень много для меня сделал… он придет сам. Только бы он помог мне!..

Вдруг потеряв самообладание, она всхлипнула. То нашарила ее руку и сжала ее.

– Госпожа, пойдем в сад, – предложила она. – А может, ты хочешь прогуляться по городу? Тебе разрешат…

– Я должна ждать, – ответила Меритамон.

Она сама не знала, чего.

Приведя себя в порядок, бывшая госпожа своего дома медленно обошла пустые комнаты, здороваясь с каждой вещью. В спальню отца она зашла с благоговением, чувствуя… просто осязая присутствие могучего духа Неб-Амона. Меритамон раздвинула занавески и ступила вглубь комнаты. Отцовское кресло черного дерева стояло вполоборота к ней; и на миг осиротевшей дочери показалось, что она видит в нем призрак отца…

С плачем Меритамон упала на колени, чувствуя, будто на ее голову легла теплая и сильная рука. Присутствие отца стало почти зримым. Ей вспомнилось, что сам Неб-Амон рассказывал ей о привязанности Ка к гробнице. Это неразрывная связь, говорил верховный жрец. Дух обитает там, где покоится тело.

Но теперь отец был здесь.

– Дай мне совет, о мой любимый отец, – прошептала Меритамон. – Что мне делать?

Вдруг она вспомнила о том, к чему единственно стремится, и заплакала еще горше. Она хотела быть с сыном Тамит, той самой женщины, которая послужила причиной смерти Неб-Амона…

– Не сердись на меня, – прошептала Меритамон. – Я приду поклониться тебе и принесу тебе богатые дары, отец…

Но Неб-Амону не нужны были ее богатые дары.

Она никогда не сможет стать такой, какой он хотел бы ее увидеть – и жить так, как он хотел бы.

Чувствуя, что разочаровывает отца даже после смерти, Меритамон медленно покинула спальню и направилась вниз; она не обращала внимания на стражников, присоединившихся к ней. Молодая женщина спустилась в сад и села на скамью у пруда. Она закрыла глаза, впитывая всей кожей воздух родного дома, запоминая звуки, прикосновения ветерка, тепло солнца на макушке. Это тепло снова показалось ей прикосновением отцовской руки. Меритамон опять заплакала, чувствуя, что отец все еще здесь и все еще любит ее.

День прошел без всяких событий – и Меритамон не скучала, потому что еще не насладилась своим возвращением домой; но это начало ее тревожить. Она знала, что ее время убывает. Срок, который она назвала господину Яхмесу, был крайним; скорее всего, ей не позволят остаться так надолго. О, где же ты, шептала она, где же ты, божественный отец… Как будто он одним своим появлением мог принести ей счастье.

Она поужинала в саду вместе с То – Менкауптаха Меритамон не видела нигде и была рада его отсутствию. Потом госпожа еще долго сидела в саду, пока Ра-Атум не скрылся за горизонтом совсем и на небо не высыпали звезды.

Меритамон долго не спала в эту ночь – ворочалась, думая, что, может быть, в последний раз спит в своей спальне, в своей постели. Она гладила простыни, искусно скругленные ножки кровати, зарывалась лицом в подушки и снова плакала. Иногда ей казалось, что лучше бы ей и не видеть, не познать снова свое прошлое – чтобы не мучиться, когда все это останется позади. Потом Меритамон уснула, и опять спала допоздна.

Утром она встала мрачная и разбитая, и решила, не откладывая, отправляться к гробнице отца, чтобы еще успеть это сделать – ведь ей остался, должно быть, последний день здесь. Меритамон как раз шла в обеденный зал из купальни, когда ей навстречу выбежал слуга с сообщением, что внизу ее дожидается второй пророк Амона.

Меритамон бегом сбежала по лестнице, чуть не сшибив с ног старика, который дожидался ее у дверей. Она засмеялась от счастья, потом посерьезнела, увидев лицо Яхмеса. Он был спокоен, как всегда, но слишком, слишком суров. Напряжен.

Яхмес уже что-то сделал для нее или спланировал.

– Что такое, отец? – спросила Меритамон.

– Госпожа, могла бы ты сегодня отправиться на Запад – повидать отца? – спросил Яхмес, и от слов его повеяло зловещим смыслом, которого он сам в них не вкладывал. На Запад… Повидать отца…

– Конечно, – прошептала Меритамон.

– Я буду сопровождать тебя, – сказал второй хему нечер.

========== Глава 86 ==========

Меритамон везла отцу цветы как знак чистоты своего сердца. Еще она собрала свои дорогие украшения, те, что достались ей от матери – Меритамон знала, что великому ясновидцу захочется иметь рядом эти вещи, принадлежавшие его возлюбленной.

Если бы только ей было позволено любить так, как он.

Так, как ее матушка.

Второму пророку Амона не помешали взойти на борт ее лодки, занятой стражниками фараона. На него нельзя было поднять руку, как на каждого высшего жреца – и хотя многие из них заслуживали кары, Меритамон восхваляла такое положение дел. Без неприкосновенности жрецов-обманщиков не было бы и неприкосновенности добродетельных жрецов.

Господин Яхмес не говорил с нею, потому что они сидели на виду. Но она чувствовала, что жрец задумал что-то, связанное с отцовской гробницей… это было страшно, но выбора у нее не оставалось. Меритамон знала, что там, в городе мертвых, ее стражники будут еще более стеснены, чем в храме – этого места боялись все.

Она посмотрела в глаза старому жрецу, и он улыбнулся.

– Тебе следует посетить сегодня всех твоих родных, что покоятся на Западе, госпожа, – сказал господин Яхмес. – Ты долго пренебрегала ими, а они все любили и растили тебя.

– Да, непременно, – ответила она.

Меритамон обругала себя за непредусмотрительность – она не приготовила даров для умершей матери, а также для ее преданной Мерит-Хатхор, которая покоилась рядом. Но, может быть, эти женщины тоже не захотят даров, как и ее отец? Может быть, они нуждаются… в другом?

“Матушка, не осуди меня, – подумала Меритамон. – О милосерднейшая из женщин, неужели ты запретишь мне любить того, кого я люблю?..”

Она закрыла глаза и увидела лицо матери – с которого исчезли следы болезни. Ка-Нейт улыбалась ей, любящий и сияющий дух; как отец был духом могучим и властным. Она увидела их обнявшимися, прекрасными вместе – вот счастливые любящие. Меритамон теперь понимала, какая это редкая судьба.

“Не откажите в этом мне”.

Меритамон приказала подать ей и жрецу воды с вином и хлеба, чтобы подкрепиться перед тем, как отправляться в город. Она предчувствовала, что им понадобятся силы.

Лодка причалила к берегу, и Меритамон подали носилки; Яхмес должен был ехать отдельно, и, таким образом, для нее исчезла возможность приготовиться к тому, что ждало ее в городе мертвых. Она не могла потребовать, чтобы жрец сел к ней – он был мужчина, хоть и старый. Поэтому ей пришлось ехать в полном неведении.

Меритамон также плохо помнила, где расположены гробницы родителей, и опасалась заблудиться. Служанка, сидевшая в носилках рядом с ней, могла оказать ей небольшую помощь – То не бывала в городе мертвых вообще никогда.

Наконец дорога кончилась, носилки опустились. Меритамон выступила наружу и увидела, что стража, конечно же, не отстала ни на шаг. Ее и ее почтенного спутника взяли в грозное кольцо; молодая женщина принужденно рассмеялась.

– На что так стеречь меня здесь? Неужели вы думаете, что я убегу под землю и останусь там среди мертвых?

Она вдруг испугалась собственных слов.

Ей не ответили; делать послабления Меритамон явно не намеревались. Впрочем, она заметила, что стражникам так же неуютно здесь, как в Опете Амона, даже еще более. Это место пугало и ее. Сейчас было совсем еще светло, и тени от памятников и стел сделались от этого резкими и черными – и Меритамон казалось, что в каждой такой тени таится зло, которое обитает в этом месте смерти…

– Отец, я не помню дороги к гробницам родителей, – сказала она, взглянув на жреца, хотя больше всего ей хотелось унести отсюда ноги. Меритамон не понимала, что он задумал, и сейчас ей вдруг совершенно расхотелось это узнавать.

– Я тебя проведу, – ответил Яхмес. – Не бойся.

Он первым двинулся с места, не обращая, казалось, никакого внимания на вооруженных людей; и двое сильных воинов, стоявших у него на пути, не мешкая дали дорогу отрешенно-спокойному жрецу. Меритамон схватилась за руку То, и женщины последовали за своим проводником. Стражники следовали за ними, впрочем, они все остались позади… никто не спешил обогнать жреца. На Запад не торопятся.

Яхмес остановился около полузасыпанного песком довольно большого камня, на который Меритамон даже не обратила бы внимания.

– Отваливайте, – сказал он, повернувшись к стражникам, стоявшим за их спиной. Те несколько мгновений смотрели на жреца в изумлении, потом выполнили его распоряжение. Меритамон всегда поражала способность жрецов заставлять себя слушаться.

За камнем обнаружился низкий квадратный проем, за которым угадывалась лестница, уходящая вниз.

Жрец сунул руку в объемистую сумку, висевшую у него на боку, и достал два факела. Запалив один, он вручил его Меритамон и зажег от первого второй. Она ошеломленно смотрела на лицо второго пророка Амона через слепящий, колеблющийся заслон, все больше боясь того, что Яхмес для нее приготовил.

– Идем, госпожа, – сказал он. Повернулся к стражникам и сказал:

– Мы должны спуститься туда одни – это священный запрет. Никто не может тревожить дух великого ясновидца и его супруги, кроме их детей и посвященных.

Потом жрец стал спускаться вниз по лестнице; Меритамон только спустя несколько мгновений заставила себя последовать за его согбенной белой спиной и бритой головой. Как он мог ничего не бояться, даже фараона?

Вначале ей стало страшно, что стражники все-таки увяжутся за ними, но этого не случилось. Не только из страха перед богами… а еще и из страха перед мертвыми. Все знали, что потревоженные души бывают мстительны.

А когда темнота накрыла ее, Меритамон испугалась этого места. – Господин Яхмес! Постой! – выкрикнула она, и эхо повторило ее слова. Жрец остановился, хотя не обгонял ее и не спешил. Огонь факела в его руке жутковато расчертил его старое лицо, обозначив все морщины.

– Не кричи здесь, госпожа Меритамон, – сказал он.

– Мне страшно! – шепотом выкрикнула перепуганная женщина. Она попыталась схватить жреца за руку, но его рука была занята факелом.

– Ничего не бойся со мной, – сказал он. – Идем. Ты сделаешь нам хуже, если снова закричишь.

– Куда ты меня ведешь? – прошептала Меритамон, но жрец не ответил и, повернувшись, направился дальше. Меритамон помнила, что отец рассказывал ей об этом месте – оно полно ловушек для грабителей, и нужно очень хорошо уметь определять дорогу, чтобы выбраться отсюда безопасно. Она постаралась положиться на своего проводника, отбросив мысль о его старости… и коварстве жрецов. О служанке То, преданно следовавшей за нею, Меритамон едва ли вспомнила.

Они шли некоторое время в полном молчании; Меритамон пыталась запоминать дорогу, но вскоре бросила это безнадежное занятие. Старик, казалось, угадывал путь чутьем или чудом. Они шагали коридорами, переходившими один в другой… а потом вдруг жрец переступил через какой-то порог, и троица оказалась в довольно большой комнате.

Меритамон изумилась красоте и порядку зала – после долгого пути среди паутины, праха, грязи. Это помещение было почти праздничным. Жрец неожиданно наклонил факел, и он высветил саркофаг у стены.

У молодой женщины задрожали губы, она пыталась произнести то, что сразу же пришло ей на ум – и не могла. Кто здесь лежит? Отец? Мать?..

В самом углу помещения шевельнулось что-то белое, а через мгновение Меритамон едва не выронила светильник, узнав эту фигуру.

– Хепри, – выговорила она; нежно, изумленно, испуганно. – Хепри!..

Что это – безумие?..

Ее возлюбленный быстро приблизился к ней, и Меритамон почувствовала его горячие руки вокруг своего стана. Ей пришлось быстро отвести руку с факелом, чтобы не обжечь его; потом кто-то забрал у нее светильник. Ее не интересовало, кто это был. Меритамон прильнула щекой к груди Хепри, а он обнял ее, бережно и крепко.

– Мой отец был грабителем могил, – прошептал юноша. – Вот, сейчас я пошел по его стопам… я краду сокровище, принадлежащее богу…

Меритамон подняла голову и засмотрелась на его улыбку. А потом Хепри склонился к ней, и его губы подтвердили страстным поцелуем его слова.

– Кто здесь лежит? – прошептала Меритамон, когда оказалась способна говорить. Она по-прежнему не размыкала рук, словно боялась, что возлюбленный сразу же исчезнет, стоит ей его отпустить.

– Первый муж моей матери, – с неожиданной усмешкой ответил Хепри. – Наш с нею благодетель, казненный мужеложец Нечерхет.

– Как ты можешь! – вдруг воскликнула Меритамон и попыталась отдернуться; но молодой человек держал крепко.

– Разве я его осуждаю? Я – такой же преступник, – прошептал Хепри. – Надеюсь, боги простили ему хотя бы часть его… жизни. Надеюсь, что они простят и нас с тобой.

Меритамон снова прижалась к его груди. Оба уже и не помнили о своих спутниках, о том, что их видят и слышат. Хепри покачивал ее в своих объятиях, словно баюкал.

Они могли бы стоять так вечность.

– Моя мать показала мне это место, – вдруг сказал Хепри.

Меритамон вырвалась в ужасе.

Юноша смеялся, и его смех повторяли все стены. Меритамон взглянула на две неподвижные фигуры в углу, державшие для влюбленных огонь. Они все слышали! Это Яхмес устроил, вдруг подумала она. Боги, что происходит?

– Как твоя мать? – пробормотала Меритамон, когда смех Хепри смолк. – Где она?

– Она скрывается, и я даже тебе не скажу – где, – сурово ответил он. – Мою несчастную мать разыскивает вся рать фараона. И я знаю, что ты этому причиной, Меритамон.

Меритамон широко раскрыла глаза.

Хепри усмехнулся.

– Да, госпожа, одно слово может сделать очень много. Ты просила фараона… за своего брата, и отдала в руки его величеству и других преступников.

Меритамон умоляюще сложила руки перед грудью. Если он сейчас покинет ее, ей останется только умереть.

– Хепри, я ношу ребенка от тебя, – прошептала она. – Ты меня бросишь? Ты должен это сделать, потому что я принадлежу царю… Оставь меня ради своей матери…

– Моего отца не остановил страх перед наказанием, – сурово ответил Хепри. – Неужели ты подумала, что я оставлю тебя после того, как пришел к тебе в такое место? Я верю, что нам помогут.

– Сильна же твоя вера, – прошептала Меритамон.

– Господин Яхмес, – Хепри вдруг без всякого смущения повернулся к второму хему нечер, несмотря на то, что жрец мог слышать весь их разговор.

– Господин Яхмес, будешь ли ты просить бога за нас? – произнес он.

Хепри спрашивал об этом отца мужа Меритамон.

Яхмес улыбнулся и сказал:

– Будь уверен.

Меритамон нахмурилась и повернулась к нему.

– Ты знал и о Тамит? Не ты ли провел ее сюда?..

Она считала самой коварной на свете эту женщину – но, кажется, нашлись те, кто ее превзошел.

Господин Яхмес кивнул.

– Именно я.

– Ты помог этой женщине, зная, что она сделала моей семье? – в ужасе прошептала Меритамон.

Старый жрец снова кивнул.

– Сейчас именно я поддерживаю ее и помогаю ей скрываться, госпожа. Это очень несчастная женщина.

Меритамон покачала головой.

– Ты не знаешь, что эта несчастная женщина сотворила со всеми нами… Она обманывает всех, кто ей доверяется, доброту сердца она считает слабостью.

– Мне это известно, – ответил Яхмес. – И я никогда ей не доверял.

Он вдруг взглянул в сторону двери, как будто кого-то ожидал.

– Госпожа, тебе пора, или стражники могут спуститься следом, несмотря на страх. Идем, ты сделаешь то, за чем пришла – навестишь отца.

– Нет, – неожиданно заявила Меритамон.

Навещать отца после свидания с Хепри было невозможно. Отец никогда бы не простил ей такой насмешки.

Она снова обняла своего друга.

– Я должна идти, – зажмурившись, прошептала Меритамон, наслаждаясь его лаской в последний раз. – Как ты думаешь… мы свидимся еще?

– Конечно, свидимся, – уверенно ответил Хепри.

– В подземном мире, – с улыбкой сказал он, обведя рукой погребальную камеру. – Ты придешь ко мне на Запад, Меритамон?

Меритамон несколько мгновений таращилась на него в ужасе, пока не поняла, что молодой человек пошутил. Он снова смеялся, так похожий сейчас на своего отца, так близкий к тому, чтобы повторить его судьбу.

– Боги помогут нам, – решительно сказала Меритамон, глядя в глаза этому смельчаку. – Боги помогут нам, или на свете нет правды!

– Правда есть, но она трудно достается, – ответил Хепри. Прижал ее к себе, быстро и страстно поцеловал, потом шепнул:

– Иди!

Яхмес снова вручил Меритамон факел, и, кивнув юноше, первым вышел. Меритамон вышла следом, не оглядываясь.

После долгого и страшного пути во мраке они поднялись наверх. При виде темных фигур стражников Меритамон испугалась, что сейчас они ее разоблачат, все поймут; но потом поняла, что это фантазия. Никто не умеет читать в сердце, и мало кто умеет читать по лицу.

Этим же вечером она отплыла обратно в Пер-Рамсес.

========== Глава 87 ==========

Меритамон под охраной проводили в ее комнату – дворец казался таким же пустынным, как ее собственный дом. И чем-то напоминал его… в доме фараона уже угнездились приятные ей воспоминания; Меритамон пыталась сосредоточиться на них, чтобы не сойти с ума. Она устало приняла заботы рабынь в купальне гарема, а потом устало растянулась на своей кровати. То вытянулась на тюфячке у другой стены. Обе слишком устали, чтобы думать даже о фараоне. У Меритамон даже не получилось вспомнить, что она наложница его величества и он может когда угодно потребовать ее к себе – иначе она точно сошла бы с ума.

Однако этой ночью ее никто не потревожил. Утром Меритамон проснулась и смогла уже спокойнее оценить свое положение; она подозвала к себе служанку и попыталась вместе с ней понять, что изменилось во дворце в ее отсутствие.

Она не могла говорить об этом с женщинами в гареме – ее, последнюю любимицу Рамсеса, дочь верховного жреца Амона, никто здесь не любил. Особенно после того, как она пригрозила наложницам тяготеющим над ее семьей проклятием.

Что ж, она не солгала…

– Как ты думаешь, То, что здесь происходит? – шептала Меритамон, лежа на животе и свесившись с кровати, так что ее лицо было вровень с лицом сидящей на полу служанки.

То подумала.

– Его величеству могли не доложить о твоем возвращении, госпожа, – сказала она, сложив руки на груди. – А может быть, у него дела и ему некогда послать за тобой.

Меритамон глубоко вздохнула.

– А он не мог забыть меня, пока меня не было?

– Мог, – сказала То.

Они некоторое время молчали, глядя друг другу в глаза.

Меритамон понятия не имела, как скоро Рамсесу надоедают женщины. Может быть, пока она отсутствовала, она уже успела превратиться для фараона в безразличное его величеству украшение его комнат?

“Я бы хотела поговорить с Та-Рамсес”, – подумала она.

Это царевна наконец сказала отцу о Тамит, вдруг сообразила Меритамон, вспомнив о девушке. Значит, у Рамсеса нашлось время для дочери. Что изменилось во дворце, пока не было Меритамон? Она сможет узнать об этом только от царевны, если не от слуг. Но как ей встретиться с дочерью фараона, если та сама не захочет к ней прийти? Ведь Меритамон пленница гарема, ей нельзя попасть в комнаты царственных особ… Написать письмо? А откуда ей знать, в чьи руки это письмо попадет – и разве можно выдавать себя, высказывая просьбу о папирусе и чернилах?

Ведь все знают, что Меритамон некому писать. Ее родители мертвы, брат сослан, и остаются только те родственники, с которыми ей никак нельзя иметь дело – родные бывшего мужа. Если женщины увидят, что она кому-то написала, это возбудит множество подозрений; особенно, конечно, постарается Идут.

Но разве это преступление – написать подруге, пусть даже царской крови?

Однако Меритамон отказалась от своего намерения и решила пока положиться на судьбу. Она уже слишком много действовала, чтобы удача и дальше не отворачивалась от нее. Ей лучше пока затихнуть. Ей нужно отдохнуть… Пусть ей дадут отдохнуть, ведь она и так в тягости…

После путешествия ее снова одолела легкая лихорадка, но не такая страшная, как в первый раз. Меритамон теперь просто хотелось побыть в покое; и она, как уже привыкла, села во дворе в стороне от других женщин, наблюдая за ними. Она до сих пор не чувствовала себя частью гарема, принадлежностью фараона. И ни за что не хотела почувствовать.

Никто не обращал на нее внимания – вернее, открыто; на Меритамон упало несколько взглядов, женщины пошептались, потом снова вернулись к своим делам: к своим вышиваниям, кушаньям, сплетням и детям. Меритамон была слишком… необычным приобретением фараона, и притом слишком опасным, чтобы обсуждать ее свободно.

Вот в своих комнатках женщины наговорятся всласть.

Меритамон увидела, как одна из наложниц – очевидно, давно отвергнутых – подхватила подмышки свою голенькую дочь; и подумала, что сама уже почти месяц не видела собственного сына. Она не позволяла этой мысли задержаться в сознании надолго, это было слишком больно… Меритамон помнила, как радовалась, когда ей сказали, что Анх-Осирис пережил принесенную ею лихорадку; но увидеть его ей не разрешили.