Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 59 страниц)

Менкауптах обиделся так, что даже отступил.

– Что ты смеешься?

– Ничего… Не сердись, – попросила жена. – Только будь поласковей…

Ей вспомнились крики Неферу-Ра, доносившиеся даже до отдаленных комнат, куда Меритамон убежала во время ее родов…

Менкауптах вздохнул, видя, как оцепенела жена, потом неловко привлек ее к себе. Он не знал, что может сказать, и потому молча наклонился к ее губам; Меритамон напряглась, но потом смягчилась и позволила себя ласкать. Он делал с ней все то же, что в саду раньше – неловко и с опаской, потому что был неопытен; но когда он почувствовал, что рассудок и осторожность изменяют ему, Меритамон вдруг сама поторопила его. Менкауптах уже почти не понимал, что он делает и кому – и был рад ее ободрению, как голодный хлебу; он припал к ней, а жена подалась ему навстречу, раздвинув колени. Общим усилием эти совсем недавно чужие люди соединились; и Меритамон нашла, что это вовсе не плохо.

Когда ее муж заснул, она с облегченной улыбкой легла рядом. Довольство в браке было возможно без любви – отец не солгал.

И она не Неферу-Ра, она здорова и красива – ей будет намного легче. Здоровым и красивым женщинам легко, даже если они не так благочестивы, как была жена брата.

Кого и почему любят боги?

Меритамон проснулась поздно – во всяком случае, мужа рядом уже не было. Ей стало немного стыдно, а когда она встала с постели – немного неловко и больно; но все это было терпимо. Неферу-Ра было хуже.

Как утешала мысль, что она видела намного худший образец супружеской жизни.

Слабо любопытствуя, где может быть муж, Меритамон покинула спальню и в одиночестве отправилась в купальню; по дороге к ней присоединилась То, женщина, которая служила вначале Ка-Нейт, а потом, короткое время, – Неферу-Ра. Это была хорошая и преданная служанка. Меритамон улыбнулась ей, думая, что, наверное, возьмет ее с собой в дом мужа.

Совершив туалет, госпожа вышла в обеденный зал, где нашла сразу троих важных мужчин, так что даже испугалась – отца, брата и мужа.

Отец и брат благосклонно улыбнулись ей, а Менкауптах быстро встал с тревогой на лице. Потом, постаравшись вести себя сдержанно, приблизился к жене и поцеловал в щеку. Озабоченно посмотрел ей в глаза, а Меритамон улыбнулась, и тогда Менкауптах улыбнулся тоже.

Он, оказывается, был вовсе не глуп и понимал ее. А может, ему что-нибудь объяснил один из мужчин ее семьи…

Меритамон так смутила эта мысль, что она быстро опустила глаза и села поодаль от брата. Она догадывалась, какой именно мужчина ее семьи говорил с ее мужем.

Что такое с ее братом? Он всегда был умен, а сейчас стал не только умен почти как отец, но еще и искусен в обращении и искушен в любовных делах. И он скрывает какие-то тайны. И он опасен.

Конечно – Меритамон всегда знала, что брат опасен, потому что силен; но теперь он стал опасен иначе…

Не удержавшись, юная женщина посмотрела брату в глаза и увидела понимающую улыбку. И ей вдруг захотелось вернуть прежнего неискушенного Аменемхета, прямодушного и бесхитростно доброго, но Меритамон поняла, что это невозможно. Искусным людям уже не стать простыми, как взрослым не сделаться детьми.

Вдруг послышались шажки, сопровождаемые твердой поступью, так знакомой всему дому. Вошла Мерит-Хатхор, державшая за руку трехлетнего Аменхотепа. Она взглянула в глаза господину дома, который повернулся к ним, и улыбнулась – не извиняясь, а с таким выражением, точно имеет право на все, что делает. Хотя Неб-Амон и не сердился. Он встал с места, потом присел перед ребенком. Меритамон знала, что это сын отца от наложницы, но ей до сих пор очень странно было так думать… и Аменхотеп никогда не казался ей братом. Это был просто ребенок, который каким-то удивительным путем попал в их дом.

То, что отец взял наложницу после смерти матери, тоже ужасно удивило Меритамон – она знала, что это его право, но такого никто не ожидал. Хотя Неб-Амон пользовался таким почтением и любовью детей и всего дома, что никто даже не подумал задать ему какой-то неловкий вопрос насчет этой женщины.

Маленький Аменхотеп что-то говорил отцу, а тот слушал с улыбкой, и даже позволил ребенку схватиться за украшение на своей шее. Потом Неб-Амон поднялся, подхватив сына на руки – без видимого усилия, хотя ему было уже пятьдесят девять лет.

Меритамон вдруг моргнула от изумления, осознав это. Пятьдесят девять. Неужели мужчина еще может стать отцом в пятьдесят пять лет? Хотя ее отец, наверное, мог… он лучше и сильнее всех других.

– Что ты молчишь? – прошептал Менкауптах, который снова начал тревожиться и не понимал ее отрешенности. Меритамон нетерпеливо махнула рукой и вдруг встала с места и направилась к сводному брату. Она сама не знала, почему решила так сделать.

– Аменхотеп, – позвала она маленького брата, и тот повернул головку. Он откликнулся на имя, а не на ее приближение – Меритамон была чужая ему, как почти все в доме.

Меритамон присела перед мальчиком на корточки и с улыбкой протянула ему руку, и тот, словно бы с опаской, подал свою. У него были большие черные глаза – но совсем не такие, как у отца, и брови были тоньше и изгибались, словно говоря о почти женском своенравии. Хотя Меритамон не знала характера Аменхотепа. Нос был также тоньше отцовского и не такой прямой – западинка между носом и лбом тоже словно говорила о какой-то прихотливости нрава. Меритамон поняла, что этот мальчик похож на свою мать, которой она никогда не видела. Но в его лице было что-то знакомое… она никак не могла понять, откуда.

Этот ребенок был красив, но он казался подкидышем, хотя был ее братом.

– Мерит-Хатхор, уведи его, – прозвучал позади Меритамон приказ отца. Аменхотепа почти отдернули от сестры, и Мерит-Хатхор увела, нет – утащила его за руку. Он хныкнул несколько раз, но вообще молчал; этот мальчик был неразговорчив.

Разочарованная и встревоженная, Меритамон подошла к мужу и села рядом, чувствуя, что вернулась боль в животе. Менкауптах обнял ее за плечи.

– Ты разве никогда не видела своего брата? – почти сердито спросил он.

Меритамон взглянула на него и изобразила улыбку, которой он хмуро, но удовлетворился. Вздохнул. В конце концов, он не может ждать слишком многого – он сын только второго хему нечер, в то время как его жена дочь самого великого ясновидца. Между вторым и третьим пророком Амона разница не очень велика, а между вторым и первым – огромна… Это самый великий посвященный и господин в храме величайшего из богов, как фараон господин в Та Кемет. Менкауптах даже думал про себя, что великий ясновидец – второй в Та Кемет после фараона.

– Не хочешь ли ты сегодня прогуляться? – почти почтительно спросил Менкауптах жену, одолеваемый такими жаркими мыслями.

Она улыбнулась.

– Нет, Менкауптах, я хочу отдохнуть. Прогуляемся завтра, если ты согласен.

Менкауптах кивнул. Конечно.

– Ты не будешь против, если я проведу время с твоим братом? – спросил он. Меритамон почти безразлично пожала плечами. Тогда Менкауптах благоговейно приблизился к красавцу, чьего господства над собою ожидал; все годы учебы вместе он знал, что именно этот юноша станет верховным жрецом Амона. И все больше уверялся в том, что именно Аменемхет этого достоин.

Молодые люди – ровесники, занимающие одно положение, но один несравненно могущественнее другого – вместе вышли.

Меритамон осталась с отцом.

– Ты не любишь мужа? – вдруг спросил Неб-Амон.

Юная госпожа широко раскрыла глаза, открыла рот для оправданий, но Неб-Амон спокойно остановил ее. Он приблизился к дочери.

Положил руки ей на плечи – Меритамон так и не успела встать.

– Будь к нему добра, – сказал Неб-Амон. – Менкауптах будет добр к тебе, и вы будете довольны.

Меритамон обернулась к отцу.

– Он будет добр? Ты обещаешь?..

Она спохватилась, понимая, что говорит как дитя, но Неб-Амон вдруг рассмеялся.

– Да, дитя мое, обещаю.

Меритамон вдруг стало страшно. Она до сих пор не понимала вполне могущества отца – как и того, откуда оно берется и как Неб-Амон ведет свои дела…

– Я люблю тебя, отец, – сказала она, думая: я тебя боюсь.

Неб-Амон обнял ее сзади и поцеловал в голову.

– И я люблю тебя.

Меритамон любила и боялась отца, почти как бога. Но сейчас она чувствовала, что может поговорить с ним откровенно…

– Разреши мне спросить, – сказала она, когда отец снова сел напротив нее. – Кто твоя женщина, мать Аменхотепа? – шепотом проговорила Меритамон.

Лицо отца переменилось так внезапно, как захлопывается дверь, отгораживая свет.

– Это красивая, но низкая женщина. Тебе не следует видеться с ней и спрашивать о ней.

Меритамон кивнула, подумав – зачем же отец взял такую женщину; но, наверное, есть причины…

– Я могу идти? – спросила она. Неб-Амон кивнул, не двигаясь с места, и тогда дочь ушла. Она сейчас была совершенно свободна, словно и не выходила замуж; юная госпожа отправилась в сад – прихватив с собой рукоделие, для порядка; но скоро рукоделие скатилось с ее колен в траву, и Меритамон крепко уснула.

Проснулась она только когда завечерело, голодная и бодрая. Рядом стоял молодой мужчина, при виде которого ей стало стыдно, и она хотела вскочить, но тут увидела, что перед ней не муж.

Аменемхет ласково улыбался.

Он снова был в саду, и снова что-то делал там один. Молодой жрец присел рядом, и Меритамон залюбовалась его лицом и безупречно округлой головой, которая, казалось, никогда не нуждалась в волосах, даже самых красивых; напротив, прическа только нарушила бы его совершенство. Она теперь понимала, что это такое – совершенный мужчина. Это Аменемхет.

– Ты можешь отдыхать сколько угодно. Твой муж не станет возражать, – сказал ее брат, и Меритамон ощутила гордость и любовь к такому защитнику.

– Откуда ты пришел? – улыбаясь, спросила она.

– Только что расстался с Менкауптахом, – ответил брат. – У него дела сейчас, но он вернется к ужину. Он тебя утомил?

Меритамон покраснела и мотнула головой.

***

Менкауптах и вправду присоединился к жене только за ужином – она обнаружила, что вовсе не тяготилась его отсутствием. Хотя и его присутствием тоже.

– Я скучал, – сказал он, но Меритамон не услышала в его голосе ни обиды, ни нетерпения. Снова ощутила благодарность к брату.

– Я тоже, – отозвалась она, так же ровно и спокойно. – Ты был с Аменемхетом до обеда?

– Нет, мы расстались еще утром, – сказал Менкауптах.

Меритамон ощутила сильную, отчетливую тревогу. Она быстро взглянула на брата, но тот спокойно улыбался. Она вдруг поняла, что давно уже неспособна определять по его лицу, о чем он думает.

– Ты хочешь пойти наверх? – шепнул Менкауптах, но это был не приказ. Меритамон вдруг поняла, что этот человек действительно способен жить с ней в согласии, не стесняя ее – пусть даже для этого потребовалось влияние ее могущественного отца и сильного брата…

Она кивнула.

– Пойдем, муж мой.

За все время она ни разу не назвала его господином, и тот, кажется, на такое и не притязал. Во всяком случае, перед Неб-Амоном и его наследником… А потом они привыкнут жить так, как начали. Меритамон сейчас была почти счастлива.

Если бы не тревога, которую будил в ней ее восхитительный брат.

Наверху они молча обнялись, и спокойно предались любви. Менкауптах сдерживал себя, как всегда и во всем – привычка служителя; он уже понимал, что и с женой нельзя вести себя иначе. Меритамон было приятно. У нее хороший муж.

Они проснулись вместе, и Меритамон было нетрудно встать одновременно с мужем. А потом она выполнила свое обещание, отправившись с ним на долгую прогулку по реке; им было так же приятно проводить время друг с другом, как и отдельно.

Аменемхет остался один на целых полдня.

========== Глава 54 ==========

Меритамон провела дома меньше времени, чем было решено – четыре дня; потом ей захотелось перемен. Дочери Ка-Нейт было стыдно после свадьбы жить в праздности, как девушке.

Они с мужем отплыли в дом второго пророка Амона утром пятого дня, в сопровождении стражи и нескольких слуг Меритамон, среди которых, конечно, была То.

Меритамон не испытывала того, что мать – купаясь в счастье, не сомневаясь в том, что счастлива – но для этой юной женщины счастье заключалось в другом, в довольстве и уверенности в будущем. Ка-Нейт не видела ужасной судьбы Неферу-Ра. А Меритамон знала и была рада тому, что ее не повторит.

Дом Менкауптаха вначале показался ей чужим и бедным, но потом отогрел ее – Меритамон получила здесь любовь, которой ей не хватало в отцовском доме. Дом Неб-Амона был слишком богат и надменен, и слишком много перенес несчастий, чтобы в нем еще сохранилась любовь. А здесь и слуги, и младшие сестры мужа, и даже его родители относились к Меритамон с добротой и почтительностью, не только потому, что породнились с такой знатной госпожой, а и потому, что им было что дать. Более скромное положение имело свои бесценные преимущества – сохраняло покой домашних.

К тому же, Меритамон не была так стеснена, как когда-то Ка-Нейт: та не тяготилась своим положением госпожи дома и жены такого знатного господина, но только потому, что так любила его. Здесь госпожою дома оставалась свекровь Меритамон; и она не препятствовала тому, чтобы невестка выходила куда хочет и виделась с кем хочет. Впрочем, та не злоупотребляла своей свободой, чтобы не поссориться с мужем: Менкауптах был мягок и внимателен к ней, но не вполне от собственной доброты – он боялся ее могущественных защитников.

Меритамон была умной женщиной и не хотела ущемлять гордость мужа больше, чем это уже было сделано.

Поэтому долгое время она даже не позволяла себе съездить домой и навестить родных – хотя никто ей этого не запрещал. Она особенно скучала по брату. Впрочем, однажды Аменемхет навестил ее сам – почти переполошив дом; хотя держался он скромно… но как бы он ни держался, он был осиян величием своего отца и своим собственным благородством. Это был прирожденный властитель, и он подчинял себе всех, кому не подчинялся сам.

– Я хочу все изменить, – с тоской сказал Аменемхет – уже не в первый раз. Он чувствовал, как унижает себя такими словами.

Тамит гладила его спину – он лежал на ее груди, зыбкое блаженство, которое каждую минуту могли отнять у него; может быть, вместе с жизнью. Отец очень могущественный человек, и даже Аменемхет не представлял, на какую жестокость он способен: это было тем страшнее, чем лучше Аменемхет узнавал себя.

Ведь отец – это он сам, только намного старше, сильнее и ожесточеннее.

– Господин, скоро все изменится и без тебя, – кротко сказала женщина.

Он поднял голову и взглянул на нее с изумлением и тревогой.

– О чем ты говоришь?

– Отец женит тебя снова, – напомнила Тамит. – Ему нужно потомство, господин, а тебе прочное положение, и тебя недолго оставят свободным.

Аменемхет тихо застонал и, схватившись за голову, уткнулся лицом в траву. Тамит улыбнулась, глядя, какие муки причиняет этому красивому человеку, казавшемуся самому себе всемогущим… Она обладала его телом и душой. Какой это будет восторг – когда обо всем узнает его отец…

Нет, она не хочет умирать!..

Отрезвев, женщина села. Она вспомнила, чем грозил ей великий ясновидец, и понимала, что в отношении нее он не замедлит выполнить свои угрозы. Тем более, что беречь ее нужды уже нет. Неб-Амон будет рад любому предлогу уничтожить ее.

И ее сына.

– Уходи, любимый, тебя застанут здесь, – взволнованно проговорила Тамит. – Уходи! Я не хочу видеть твою смерть!

Он вдруг сел и притянул ее к себе. Обнаженный, как был, и лишенный всякого стыда перед ней; ему казалось, что они достигли полного единения…

– Ты действительно хочешь, чтобы я жил? – произнес он с таким чувством, что Тамит чуть не забылась. Это был лучший мужчина из всех, кого она любила. Лучший. Если бы он не был сыном убийцы, который отобрал у нее жизнь.

– Больше всего на свете… – прошептала Тамит, и тогда молодой человек улыбнулся и притянул ее к себе. Она протестующе простонала, уперевшись ладонями ему в плечи, но он был не из тех, кого может одолеть женщина; он овладел ее губами, телом, и ей казалось, что ради этого восторга и этого человека она может полностью поступиться своею местью. Полностью поступиться собой. Что может быть важнее того, что самый совершенный мужчина в стране снизошел к ней?

Она должна быть счастлива лечь ему под ноги.

Удовлетворенный влюбленный лежал на ней, отдыхая, как на земле, которую попирал; Тамит едва подавила желание ударить его коленом. Да так, чтобы он перестал быть мужчиной.

– Беги отсюда, – холодно и зло выдохнула она ему в темя; от неожиданного ощущения юноша вскочил, точно она и вправду его ударила.

Когда он оделся и повернулся к ней, Тамит уже улыбалась. Она встала и приняла его нежный прощальный поцелуй; он действительно был в нее влюблен. Он не боялся рисковать еще миг и еще…

– А если у нас будет еще дитя? – словно бы невначай спросила Тамит.

Аменемхет вздрогнул и попятился, точно не знал, что от того, что они делают, рождаются дети.

– Я буду рад, – сказал он – так, точно совершил подвиг. Улыбнулся, гордясь собой.

Что ж, он мог собой гордиться – интересно, сознает ли этот господин, что поступки, которые кажутся ему подвигами, очень тяжкие преступления? Такие, как он, просто не привыкли думать, что и они чему-то подвластны…

– Беги! – в последний раз шепотом приказала Тамит, и Аменемхет кивнул и скрылся.

Отец до сих пор не догадался ни о чем только потому, что поведение его сына – невероятная наглость.

Тем ужаснее будет, когда все обнаружится…

Аменемхет спрыгнул на землю, и вдруг ему показалось, что он кого-то видит. Подумав, что это стражник, юноша не раздумывая метнулся к дому; хотя это его бы не спасло. Человек в саду бросился за ним, и Аменемхет разглядел белое женское платье, и тогда остановился. Это была сестра.

Меритамон не предаст его – он знал.

Молодая женщина подошла к нему вплотную и взглянула в глаза. Он не знал, что сестра приехала, потому что сам вернулся домой только поздно вечером, и никто из бодрствовавших слуг его не известил.

– Мне не сказали, что ты вернулась, – произнес Аменемхет.

Это было единственное, что он мог сказать. Меритамон улыбнулась – с жалостью, а может, с презрением, которое нередко появлялось на лице Аменемхета и их с Меритамон великого отца. Но в глазах Меритамон было еще и изумление и стремление доискаться причин преступного поведения брата…

– Я предупредила, чтобы слуги не беспокоили тебя извещением о моем приезде, – тихо сказала сестра. – Ты тревожил меня, Аменемхет.

Она все еще изумленно смотрела ему в глаза – как будто думала, что сейчас он объяснит, что делал, и все уладится.

Вдруг Аменемхет сообразил, что сделала сестра – выследила его; и пришел в такую ярость, что попятился, чтобы не ударить ее.

– Ты следила за мной! Как ты посмела?..

– Ш-ш!..

Меритамон умоляюще прижала пальчик к губам. Она огляделась, потом снова обратила взгляд на брата.

– Дорогой брат, ты и в самом деле ходишь к женщине отца? Или я ошиблась?

Она не судила его, а искала ему оправдания, уже сейчас. Вдруг Аменемхет понял, что не сможет ей солгать; он прижал сестру к себе, так что перестал видеть ее лицо, мучившее его своим выражением.

– Да, – прошептал он. – Я хожу к ней. Я люблю ее.

Меритамон вздрогнула.

– Аменемхет…

– Тихо, – шепнул уже он, и сестра замолчала в его объятиях, тяжело дыша и дрожа. Ее положение стало постыдным, ужасной насмешкой над нею и ее любовью к брату. А любые слова показались бы сейчас насмешкой над честью отца.

– Почему? – шепнула она наконец, по-прежнему не отрываясь от брата.

Чтобы не смотреть ему в лицо.

– Боги решили так, – прошептал Аменемхет. – Я отец Аменхотепа, и наш отец взял мою любовницу в свой гарем, чтобы очистить мое имя…

– О Амон, – вырвалось у несчастной Меритамон.

Она отстранилась от брата и взглянула ему в глаза.

– Мое сердце знало это!..

Аменемхет усмехнулся.

На самом деле он был в ужасе.

– Что ты теперь будешь делать? Пойдешь к отцу и выдашь меня?

Меритамон замерла, сжав губы и глядя на брата блестящими от слез глазами – а потом мотнула головой.

– Это предательство, – прошептала она. – Я люблю тебя и никогда не выдам.

Аменемхет перевел дыхание. Он ведь действительно подумал сейчас, что погиб – сестренка могла из самой чистой любви пойти и выдать его отцу; ведь она не знает, каков отец на самом деле…

Она не знает, и каков ее брат на самом деле.

– Стало быть, отца не любишь? – спросил молодой человек.

Он как-то горько осмелел после ее уверения, что она не выдаст его.

Меритамон открыла рот и вдруг закрыла; губка скользнула под зубы, и Меритамон с силой прикусила ее. Дочь Неб-Амона только сейчас поняла, что, спасая брата, предает отца…

Она шагнула к Аменемхету снова, и они снова обнялись.

– Я люблю вас обоих, – прошептала Меритамон. – Но я знаю, что предавать нельзя… Я буду молчать… Ты…

Она снова посмотрела брату в глаза, детски надеясь, что он, может быть, откажется от своей женщины. Она представления не имела, что это такое – все еще дитя, хоть и замужем.

– Я никогда не откажусь от Тамит, – сказал Аменемхет.

Меритамон еще некоторое время смотрела на него, потом опять кивнула.

– Хорошо, – прошептала она. – Не бойся, что я вам поврежу…

Она улыбнулась – хотя бы на это имела мужество.

Аменемхет улыбнулся в ответ и поцеловал сестру.

– Иди спать.

Она убежала.

Предательница, как он сам.

Утром Меритамон встала рано и, движимая любопытством, жалостью и какой-то неясной, но сильной жаждой соучастия отправилась в тот уголок сада, где поймала брата. Там была заключена наложница отца, в действительности, как оказалось, по праву принадлежавшая Аменемхету… Наверное, она сама так же любила брата, как и он ее – Аменемхета невозможно было не любить всем сердцем.

И невозможно было не желать. Меритамон была его сестрой, но она это чувствовала.

Юная госпожа присела под стеной и задумалась, попытавшись вообразить себе, какова эта женщина. Размеры ее несчастья только сейчас начали вырисовываться перед Меритамон – намного большего несчастья, чем испытала дочь Неб-Амона за всю свою жизнь…

Молодая женщина встала и, подняв голову, попыталась оценить высоту стены. Брат забирался к Тамит – так, кажется, он назвал свою возлюбленную – по этому сухому сикомору; как это, должно быть, трудно. И женщине через такую стену не перелезть. А изнутри двери в крыло наложниц охраняют стражники.

Несчастная затворница.

Меритамон захотелось увидеть ее и помочь ей. Она понимала, что это преступно – но голос сердца был сильнее.

– Госпожа?

Громкий встревоженный мужской голос заставил Меритамон вскрикнуть и развернуться. К ней подбегал высокий могучий стражник, державший в руке обнаженный меч; госпожа с испуганным возгласом отшатнулась, вскинув руки, словно прося пощады.

– Прошу прощения, что напугал тебя, госпожа, – сказал воин, опуская меч; но лицо было угрюмым и почти враждебным. – Сюда нельзя ходить никому, кроме господина. Прошу тебя покинуть это место.

Меритамон уже овладела собой; она сложила руки на груди и подняла голову.

– Я женщина и дочь господина, – сказала она. – Зачем охранять гарем от меня?

– Так приказано, – повторил стражник. – Уходи, госпожа.

Меритамон фыркнула и направилась прочь; охранник едва не наступал ей на пятки, хотя обычно воины Неб-Амона не осмеливались к ней даже приближаться – не только как к очень знатной особе, но прежде всего как к девушке и дочери верховного жреца…

Почему эту Тамит охраняют, точно она опасная преступница?

Но ведь брат любит ее – а он не мог так ошибиться. Наверное, воины ее отца просто слишком ревностно оберегают честь своего господина.

Стражник проводил госпожу до самого дома, и уже на пороге она не выдержала, обернулась и приказала ему убираться; и тогда воин поклонился и зашагал прочь. Меритамон притопнула ножкой, гневно глядя ему вслед. Какая наглость! Так обращаться с госпожой!..

Она вернулась в свою комнату и задумалась, не обращая внимания на То, ждавшую приказаний. Интересно, так ли тщательно стерегут эту женщину изнутри? Может, Меритамон удастся проникнуть в гарем другим путем? В конце концов, она действительно женщина, а женщинам даже во дворце фараона разрешается ходить в гости к наложницам, если они достаточно знатны. Что ж, в этом доме Меритамон равняется царевне.

Больше не сомневаясь, Меритамон потребовала вина и зеркало. Сделав несколько глотков для храбрости, она тщательно расчесала свои короткие прямые волосы, укрепив на них ониксовый венчик, подаренный отцом. Она почти не носила других причесок. Потом убедилась, что краска на глазах и губах не подтекла и не смазалась, аккуратно отложила зеркало и встала.

Не говоря ни слова, покинула спальню и направилась туда, где, насколько она помнила, находился вход в крыло наложниц.

То догнала ее в середине коридора и встревоженно окликнула:

– Госпожа, куда ты идешь?

Эта уже немолодая женщина, выросшая в преданности и благоговении перед подобными ей, готова была схватить ее за платье, если Меритамон не образумится. Юная госпожа изумилась. Что такое происходит?

– Я сказала бы тебе, если бы было нужно, То, – ответила она. – Ступай в спальню и жди меня.

То не двинулась с места.

– Я поняла, куда ты направляешься, госпожа, – дрожащим голосом сказала служанка. – Для твоего блага я не могу этого допустить. И господин рассердится.

Меритамон вскинула тонкие черные брови.

– Ты забываешься, То, – сказала она. – Я приказываю тебе уйти, если ты не хочешь, чтобы я разгневалась.

Меритамон взглянула на непреклонное, несмотря на дрожащие губы, лицо служанки и почувствовала, что действительно начинает гневаться. Кажется, ее слишком привыкли считать малышкой, которая слушается нянек.

То поклонилась, однако осталась на месте.

– Тебе нельзя это делать, госпожа, – повторила она.

Меритамон прерывисто вздохнула, сдерживая ярость – иногда она распалялась не хуже брата.

– Уходи прочь, или ты будешь наказана, – заявила она, и тогда То, сокрушенно смотревшая на нее, поклонилась и пошла. Меритамон проводила ее взглядом. На самом деле она не знала, как могла бы наказать свою служанку за то, что женщина пыталась воспрепятствовать ей проникнуть в запретное в доме место. Но, как видно, То просто испугалась. Властвовать нужно уметь: господа этого дома – умеют.

Госпожа направилась дальше. Она знала, что крыло наложниц отделяется от всего дома дверью, в которую упирается коридор; в нем, должно быть, выставлена стража… хотя Меритамон никогда там раньше не была.

То есть видела сами тяжелые двойные кипарисовые двери – но тогда крыло пустовало и никем не охранялось. Меритамон нахмурилась и остановилась, вдруг засомневавшись, правильно ли идет; потом двинулась дальше. По пути ей попался какой-то слуга, торопливо отскочивший и отвесивший испуганный поклон при виде решительного лица госпожи и ее решительной походки. Вот наконец поворот, а вот и двери.

Около них стоял единственный стражник, со скучающим видом прислонившийся к стене; но стоило Меритамон шагнуть к дверям, как стражник преградил ей дорогу и схватился за меч: сонный вид сменился полной готовностью.

– Нельзя!

Меритамон быстро отступила, хотя в этот раз была испугана меньше.

– Я госпожа Меритамон, дочь великого ясновидца, – сказала она. – Дай дорогу.

– Это запрещено, – повторил охранник слова, которые Меритамон уже слышала; но ей показалось, что он заколебался.

– Ты разве не знаешь, что женщинам не запрещается входить в гарем? – сказала госпожа. – Я пришла, потому что имею на это право. Пропусти.

Несколько мгновений стражник рассматривал ее фигуру – если бы их видел господин дома, этот воин лишился бы места за свою наглость; а потом вдруг он дал ей дорогу.

Меритамон не представляла, что подвигло его на такое нарушение долга: наверное, все сразу, и то, что она госпожа, и то, что женщина… хотя будь она на месте отца, она бы выгнала этого человека со службы. Однако ей его нерадивость была на руку. Она двинулась по незнакомому коридору, с каждым шагом все больше волнуясь; полумрак и запах мирры и шафрана, витающий в воздухе, ласкали ее чувства… и таили какую-то угрозу. Она попала в место женщин, место любви и гибели, которая идет рука об руку с такой любовью.

Юная Меритамон это уже понимала.

Где же Тамит? подумала она. Неужели эта женщина в самом деле так прекрасна, что брат лишился разума?

Ей почудилось какое-то движение впереди, а потом смутный силуэт определился, и Меритамон вскрикнула от невольного страха.

– Тсс! – тихонько шепнула женщина. – Не бойся, госпожа, это я, наложница твоего отца! Заходи!

Меритамон послушалась – ее успокоил этот шепот и разобрало любопытство. Она раздвинула занавески, и вокруг нее сгустился и полумрак, и аромат. И то, и другое уже казалось присущим этой таинственной наложнице.

Тамит шепотом пригласила госпожу сесть на подушку. Или в кресло, если она пожелает. Меритамон, наполовину храбро, наполовину испуганно улыбаясь, опустилась на подушку; хозяйка этих комнат присела напротив движением, полным грации.

Меритамон смутно видела ее лицо – очень смуглое в полумраке; на нем только блестели огромные черные глаза с чистыми голубовато-белыми белками и такая же белозубая улыбка. Меритамон вдруг поняла, что эта женщина очень красива. Более того: она никогда прежде не видела таких красивых женщин, даже ее мать уступала этой Тамит.

И действительно, маленький Аменхотеп унаследовал от нее и глаза, и форму носа и бровей – но не имел и половины очарования матери.

– Зачем ты посетила меня, госпожа? – нежно спросила Тамит, видя, что гостья никак не начинает разговор.

Меритамон от смущения не могла сказать ни слова. Здесь все оказалось иным, чем она ожидала: и прежде всего сама наложница.

Тамит нежно, негромко рассмеялась.

– Ты смущена, госпожа. Я понимаю, не нужно слов. Ты по доброте своего сердца решила скрасить мое одиночество, и я очень тебе благодарна.

Она помолчала и прибавила:

– Жаль, что не могу тебя принять как подобает и предложить угощение. Но ведь ты знаешь, что все здесь и так принадлежит тебе.

Меритамон растерялась окончательно. Она не знала, что думать об этой женщине – но понимала уже одно: Тамит достойна внимания и восхищения… и несправедливо обделена и тем, и другим. Нет, ее положение просто ужасно!

– Мне тебя так жаль, – сказала Меритамон, а Тамит вдруг наклонилась к ней и нежно погладила по руке. Ее прикосновение было так же восхитительно, как и речи ее, и весь ее облик; Меритамон вдруг почувствовала, что млеет словно в объятиях любимого.

– Я получила лучшее, о чем могла мечтать, – прошептала Тамит. – Ведь ты знаешь, госпожа, кому я на самом деле принадлежу…

– Да, – прошептала Меритамон.

Было очень трудно освободиться от ее чар.

– Твой брат достоин любви лучшей женщины, как ты – любви лучшего мужчины, госпожа, – ласкал ее шепот. – Я счастлива, что угодила господину Аменемхету. Я буду рада угождать и тебе. Ты самая прекрасная девушка из всех, что я видела.