Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 59 страниц)

Однако Меритамон догадывалась, что золото открывает многие двери. Сколько платит этим воинам отец? Что, если найти самое слабое звено в этой цепи, стягивающей пленницу гарема – того самого воина с блудливым взглядом и шаткой верностью – и предложить ему деньги?

Меритамон не знала, как воспримет брат такую мысль.

Но разве он не делал намного худшие вещи?

Однажды юная госпожа подошла к Аменемхету и прямо изложила все, что надумала.

Аменемхет несколько мгновений пораженно смотрел на нее, потом рассмеялся.

– Дорогая сестра, я не знал твоего сердца!

– А я твоего, – серьезно ответила Меритамон. – Но нам нужно любить друг друга с такими сердцами, как есть. Я хочу, чтобы ты был счастлив, брат мой. Что ты думаешь о моих словах?

Аменемхет вздохнул и обнял сестру, он рассеянно-восхищенно улыбался. Самый прекрасный мужчина, которого она видела.

– Я думаю, что люблю тебя, – ответил Аменемхет. – Спасибо. Это единственный план, который можно осуществить.

“Возможно осуществить или не слишком мерзко осуществить?”

Вдруг Меритамон представила себе, какие мысли могли бродить в голове брата, мечтавшего обладать женщиной своего отца, и зябко повела плечами, как на ветру.

– Я сама подкуплю стражника, – сказала она, опасаясь… опасаясь предоставлять свободу действий Аменемхету.

Брат, улыбаясь, кивнул.

– Моя золотая Меритамон.

***

Подкуп – в отсутствие отца и, главное, Мерит-Хатхор – удался неожиданно легко. Наглец, взявший деньги Меритамон, не только не почувствовал при этом стыда, а еще и осмелился посетовать на величину жалованья. Меритамон презрительно улыбнулась в ответ, почувствовав беспокойство – что, если многие стражники отца в действительности такие?

Она вошла к Тамит почти с видом победительницы.

Женщина с радостным возгласом упала на колени перед Меритамон и обняла ноги юной красавицы, поцеловала ее колени, изрядно смутив госпожу, и стала со слезами благодарить, сложив руки… Она никогда не забудет, говорила Тамит, она будет перед престолом Осириса молить богов, чтобы они изливали на госпожу неиссякаемые милости…

Меритамон вспомнила слова домоправительницы о том, что эта женщина способна была бы солгать даже перед престолом Осириса. Она заметно охладела в выражении своих чувств, хотя жалость к Тамит по-прежнему была сильной.

А потом вдруг женщина сказала слова, выбившие Меритамон из колеи.

– Знаешь ли ты, госпожа, моего старшего сына, которого я не видела уже много лет?

– Нет, – растроганно и изумленно сказала Меритамон – такая мольба была на поднятом к ней лице.

– А может быть, знаешь? Его имя Хепри, он сейчас младший жрец Амона, – сказала Тамит.

Меритамон отскочила почти в ужасе. Этого не могло быть! Это было слишком невероятным совпадением… невозможно!

– Это красивый и добродетельный юноша, – сказала Тамит, ловившая каждое ее движение. Она схватила руку молодой госпожи и прижалась к ней губами, потом задержала ее у своей нежной щеки.

– Он тебе неизвестен? Когда-то твой брат и мой господин любил его, – прошептала женщина.

Меритамон опустилась перед ней на колени, так что лица женщин оказались вровень. Теперь Меритамон знала, что сама Маат привела эту наложницу в дом ее отца…

– Да, я знаю Хепри, – прошептала госпожа. – Он и в самом деле и красив, и добродетелен. Я думала, что он сирота…

– Так и есть, – подхватила Тамит. – Его отец умер, а матери он не видел уже четыре года – с тех пор, как я… попала в плен…

Она плакала, и Меритамон тоже.

– Это судьба… – сказала дочь Неб-Амона. Тамит кивнула.

– Да, да, госпожа. Истинная правда. Маат.

Мелькнувшая на ее алых губах усмешка и выражение глаз на мгновение испугали Меритамон, но в следующий миг Тамит завладела обеими ее руками. Это было очень приятно – женщина погладила большими пальцами ладошки своей юной подруги, а потом заключила ее в объятия. Так просто, точно они были сестрами, которые знали и любили друг друга с колыбели.

– Ты поможешь мне повидаться с сыном, дорогая госпожа? – шепнула Тамит. Меритамон всхлипнула и кивнула.

– А я, – прошептала в ответ Тамит, – могу помочь тебе с твоим мужем.

Меритамон отпрянула, почти испуганная – Тамит улыбалась.

– Сядь-ка рядом со мной. Поговорим о том, о чем говорят женщины, когда они одни, – сказала наложница, обнимая свою подругу за плечи. Меритамон было стыдно, приятно и интересно – никогда еще она не говорила с женщинами о любви. Она никогда не имела близкой подруги.

Тамит улыбалась так, точно готова была стать ей и сестрой, и матерью, и – главное – той самой наперсницей, которой Меритамон никогда не имела.

– Расскажи мне о своем муже, – произнесла Тамит, поглаживая плечо юной женщины.

***

Этой ночью Менкауптах остался у своего тестя, и Меритамон смогла испытать на нем то, о чем рассказала ей подруга. Она была достаточно смела, а Менкауптах достаточно послушен – юная госпожа никогда еще не проводила такой ночи.

На другой день гарем охранял другой воин, и Меритамон не могла прийти к подруге и выразить свой восторг и признательность – но Менкауптах был так рад тому, что случилось между ним и женой, что охотно согласился задержаться еще. А у Меритамон появилось время, чтобы обдумать план освобождения Тамит – хотя бы временного.

Она должна это сделать. Для брата, для Аменхотепа, для Хепри. И прежде всего для Тамит. Меритамон чувствовала, что почти полюбила ее – как будто эта женщина тронула своими пальчиками все струны ее сердца, все, которых до сих пор не касался никто, ни мать, ни воспитательница, ни подруга.

Меритамон после размышлений поняла, что покинуть гарем Тамит сможет только ночью, и только таким путем, каким сама не выберется – через стену в саду. Для этого нужна помощь сильного мужчины. И вдруг юная госпожа разрешила задачу – разом, легко, наилучшим образом!

Она знала сильного мужчину, который готов ради Тамит на все!

Прибежав к брату этим же вечером, Меритамон поделилась с ним своей мыслью, и он с восторгом согласился. Меритамон даже удивлялась, как подобное не пришло ему в голову раньше – ведь это так легко для человека, который уже привык рисковать жизнью и честью таким же образом. Может быть, он не хотел, чтобы Тамит сбежала?

Но сейчас брат не стал это обсуждать.

– Ты знаешь о Хепри – хорошо, – сказал он, счастливый, что сестра узнала все и не испугалась этого. – Ты свободна, – сказал Аменемхет. – Хепри тоже, он теперь живет отдельно, в доме при Опете Амона. Приди к нему днем и скажи, что он может повидаться со своей матерью сегодня ночью, если не испугается.

– Каким образом? – спросила Меритамон.

Аменемхет пожал плечами.

– Ты придумала все, а этого не поняла? – воскликнул он. – Пусть приходит под стену дома Неб-Амона, а я выведу к нему Тамит. Они смогут обнять друг друга.

– А потом? – воскликнула Меритамон.

Аменемхет усмехнулся.

– Потом моя женщина вернется туда, где должна быть, – ответил он.

Наклонился к сестре и спросил, совсем тихо:

– Неужели ты вообразила, глупышка, что я отпущу ее от себя? И что позволю ей сбежать – погубить себя, меня и тебя?

– Погубить? – вырвалось у Меритамон.

– Ты, кажется, до сих пор не понимаешь, что делаешь, – заметил Аменемхет. – Это не игра, сестрица.

Меритамон обняла его.

– Я понимаю, – шепнула она, и они стиснули друг друга в объятиях.

========== Глава 57 ==========

Меритамон покинула дом одна, без слуг и стражи. Она и раньше делала так: отец, кажется, стал к этому равнодушен или просто слишком много выстрадал, чтобы еще иметь силы следить за каждым шагом замужней дочери. У нее теперь был другой господин. Того, что он слишком снисходителен, великий ясновидец не знал.

Меритамон оделась сегодня очень красиво – хотя была хороша в любом наряде. Ее белое платье было несложного покроя, но повторяло линии ее тела; золотые серьги и диадема привлекали внимание к лицу, но не отвлекали внимания от лица. Которым можно было любоваться и любоваться. Волосы могли быть и подлиннее – но необычная прическа госпожи тоже заставляла задержать на ней взгляд…

Брат подробно объяснил ей, как пройти к дому его друга. Меритамон и самой очень хотелось посмотреть, как живет этот юноша, а еще было любопытно, каким он стал. В последний раз она видела его пятнадцатилетним мальчиком.

Как же он обрадуется, когда Меритамон принесет ему такие вести! А еще он, наверное, обрадуется ей самой. Вдруг госпожа некстати вспомнила, что этот юноша любил ее… когда-то… но ведь с тех пор Хепри наверняка образумился. Забыл ее, а может, и нашел себе подругу.

Почему-то мысль об этом была неприятна, нет, не просто неприятна – Меритамон почувствовала, что готова заплакать. Но так не годится. Она замужем, и она госпожа. И поведет своего друга навстречу такой опасности – сейчас нужно думать только об этом!

Дорога в главный храм Амона ей, конечно, была знакома как дорога до отчего дома. Брат говорил, что нужно только повернуть от храма налево и немного пройти улицей, и дом Хепри будет третьим от ее начала. Это хороший дом в сравнении с соседскими. Он выделяется тем, что у него на крыше разведен гранатовый сад – сестра сразу узнает его по этой примете…

Меритамон улыбнулась, узнав дом своего друга. Она остановилась и вдруг почувствовала, как больно, сильно бьется сердце – был ли это страх? Предвкушение?

Предвкушение чего?..

Госпожа свела брови и двинулась вперед. Нельзя думать о таких вещах!

К счастью, вокруг не было никого, кто мог бы увидеть ее и узнать – может быть, соседи сидели по домам или отсутствовали; но заметная, красивая и богатая юная женщина не почувствовала на себе ничьего алчущего взгляда. Она с непривычной для себя робостью приблизилась к калитке и, отворив ее, вошла.

Не успела она это сделать, как с испуганным криком прижалась к ограде: навстречу ей выбежал незнакомый молодой мужчина с искаженным ужасом лицом, который крикнул:

– Госпожа!..

Хепри – теперь горячий могучий ветер – схватил помертвевшую Меритамон за руку и утащил за собой к дому, заставив пригнуться, потом втолкнул внутрь, в темный коридор. И только тогда остановился, тяжело дыша.

– Зачем ты пришла, госпожа? – хрипло спросил хозяин.

Меритамон была оскорблена, растеряна, испугана. Но теперь испуг стал проходить.

– Открой дверь. Я хочу видеть твое лицо, – повелела она, и Хепри сделал то, что ему приказали. Дверь выходила в сад, а не на улицу, и едва ли кто-нибудь мог узнать его гостью отсюда. Потом он повернулся к ней.

Меритамон, сдвинув брови, рассматривала его лицо, как рассматривала бы новую статую в доме своего отца. Хепри возмужал. Он стал выше ростом, черты его стали тверже и как-то угрюмей, но одно не изменилось – его большие тревожные темные глаза. Этот юноша определенно был красив, и определенно стал еще красивей…

– Зачем ты пришла? – уже тише повторил хозяин – в голосе прозвучала мольба.

Меритамон растрогалась и подняла руку, чтобы положить ему на плечо, но он отдернулся, словно от укуса.

– Госпожа, ведь ты разумна, – сказал Хепри. – Ты понимаешь, что тебя ждет, если тебя застанут здесь?

Меритамон пожала плечами. Она чувствовала только огромную обиду, которую уже не могла сдерживать.

– Ты мне не рад?

– Я рад больше, чем позволено богами, – прошептал Хепри. Она не понимала, как мучает его – как мучает его сердце, смущает плоть; и он за это ее не винил. Он только хотел, чтобы эта прекрасная любимая женщина ушла и осталась чистой, какой ей и следует быть…

– Хепри, я принесла тебе слова привета от твоей матери, – чужим голосом сказала Меритамон, отвернувшись и обхватив свои локотки. – Она хочет, чтобы ты пришел к ней этой ночью. Мой брат выведет ее к тебе.

– Брат? – шепнул Хепри, улыбаясь с каким-то ужасом.

Потом он начал беззвучно, страшно смеяться.

– О мать… О мои добрые господа… Вы понимаете, что вы делаете?

Потом вдруг хозяин повернулся к Меритамон спиной – верх невежливости.

– Уходи, госпожа, – сухо сказал он. – Немедленно уходи.

– Ты просто безумец, – прошептала оскорбленная женщина в эту земляно-смуглую, уже расширившуюся, как у мужчины, спину. – Ты понимаешь, с кем ты говоришь?

– Да, – бросил он не поворачиваясь. – С неразумной женщиной, которая губит себя. Уходи, Меритамон.

– Да как ты смеешь! – воскликнула Меритамон; гнев пылал в ней так, что жег ладони и глаза. Сжав губы, госпожа схватила нахала за плечи и развернула лицом к себе. А потом вдруг испугалась выражения его лица.

Меритамон попятилась, но руки юноши уже легли ей на плечи. Потом резко опустились на талию, и Хепри крепко прижал ее к своим бедрам. Меритамон испуганно вскрикнула, почувствовав то, что и следовало.

Но кроме страха, Хепри увидел в ее глазах ответное желание – и с выражением страдания оттолкнул от себя.

– Теперь ты все поняла, госпожа? Уходи. Не ввергай себя в грех.

– Я не могу уйти, – она чуть не плакала. – Брат доверился мне, и твоя мать. Подумай, Хепри! Она так тоскует без тебя!

– Я помогу ей лучше всего, если откажусь от этой затеи, – пробормотал юноша.

Но он сомневался. Меритамон воспользовалась этим.

– Ты просто трусишь, – сузив глаза, заявила красавица.

– Я? – воскликнул Хепри.

– Да. Мы не боимся рисковать для тебя, а ты боишься. И меня боишься.

Меритамон гордо и оскорбленно отвернулась. Ей было больно, она ужасно сердилась на этого мальчишку – но нисколько не стыдилась. Почему-то она чувствовала, что делает все как должно.

– Я ничего не боюсь, – вдруг тихо сказал Хепри у самого ее уха. Она не услышала, как он подошел, но все равно не смогла бы ничего сделать. Бедный и отверженный юноша Амона обнял ее и с силой прижал к себе, обхватив шершавой ладонью ее затылок и повернув голову; и с такой же силой и страстью приник к ее губам. Потом эта рука обвила ее талию, а другая проникла под платье, и ладонь нежно обняла ее грудь. Меритамон не сопротивлялась, с жадностью и нежностью отвечая на его поцелуй и выгибаясь навстречу его ласкам.

– Я раб, но я не труслив и не бессилен, – едва остановив себя, хрипло сказал Хепри, выпуская из объятий ослабевшую Меритамон. – Ты пришла за этим, госпожа – не так ли? Ты это получила. Уходи.

– Ты ужасен, – прошептала Меритамон, обнимая себя за плечи. – Как я могла любить тебя!

– Никак! – оборвал ее Хепри, трясясь от ярости и боли. – Уходи, госпожа, не позорь себя и не мучай меня! Как ты не поймешь, что я только глина под твоими ногами?..

И вдруг он понял, что сказала Меритамон. Что она его любит.

– Великий бог, мы обезумели все, – сказал Хепри, сжимая руками свою гладко выбритую голову – очень похожий на брата, но, однако же, совершенно другой.

– Госпожа моя, уходи, – взмолился он в последний раз, и Меритамон покачала головой – в последний раз.

– Нет, дорогой, – сказала она. – Не могу. Брат сказал так, и твоя матушка…

Хепри улыбнулся, очень нежно и печально.

– Твой брат сказал – я должен подчиниться. Что ж, это справедливо. Я весь ваш.

Меритамон едва совладала с волнением при его последних словах – как непохож на других, умен, изумителен и сердечен был этот юноша. Ей захотелось снова поцеловать его, но это было невозможно.

Вдруг госпожа поняла, что чуть не изменила сегодня мужу, и стала холодна, как камень.

– Приходи через час после заката, – приказала она и, не оборачиваясь, ушла.

Хепри готов был бы поселиться под стеной ее дома, не то что прийти туда ночью – хотя его могли бы ограбить и убить. И казнить за свидание с наложницей высокого господина. Слова, которые он сегодня услышал от госпожи, стоили всего этого…

Конечно, у нее затуманился разум, иначе она не сказала бы так. И госпожа не подумала, как опасно одинокому мирному человеку ходить по городу ночью – хотя кто он такой, чтобы Меритамон думала о нем?

Но Хепри не только не нашел себе невесты за эти годы – не почувствовал ни малейшего желания это сделать. Каждый раз, когда он думал о женщине, женщина представлялась ему в образе Меритамон, самом прекрасном образе, который Хепри видел… и который стал еще чудеснее.

Юноша сел прямо на пол и прижался губами к своей ладони, которая только что ласкала грудь госпожи. Если бы было возможно, он перестал бы ее мыть – эту руку, хранившую, казалось, ее запах и божественное ощущение ее тела. Но нельзя. Он должен тщательно вымыться и одеться – ведь ему приказано прийти к госпоже сегодня ночью…

Нет, не к госпоже – к матери.

Его страшило это свидание, он боялся увидеть, во что превратилась его мать. Хотя хуже того, что случилось, с ней случиться ничего не может… все это уже было в ней, это коварство, ум, сила. Хепри догадывался, что Тамит задалась целью привязать к себе и соблазнить обоих детей Неб-Амона, мужчину и женщину, которыми могла бы гордиться знать этой страны. Уж не нарочно ли она послала к сыну Меритамон? Знала ли она о том, что Хепри влюблен в дочь верховного жреца?

Наверняка.

Хепри было очень жалко мать, но вдруг еще жальче стало прекрасных молодых господ, которых она губила. Которые подставляли ее жалу свои беззащитные груди. Аменемхет – уже давно, а теперь, должно быть, и Меритамон…

Что ж, он придет на это свидание.

Он посмотрит Тамит в глаза.

***

Аменемхет долго обнимал и целовал свою возлюбленную, а потом, словно оба обрели нечеловеческие силы от любви, он легко поднял ее на стену и легко принял на руки внизу, с другой стороны.

Никто ничего не заметил.

Несчастному отцу было не до того, а стражники, уже давно лишенные его внимания и поощрения, частично лишились и своей зоркости.

Аменемхет снова поцеловал подругу и прошептал, задыхаясь от счастья:

– Боги милостивы к нам.

Тамит сверкнула улыбкой и ответила:

– Веди же меня к моему сыну, я так истосковалась по нем.

Аменемхет надеялся, что сестра останется дома, с мужем; но, конечно, Меритамон появилась из темноты перед ними.

– Сюда, – сказала она, и Аменемхет чуть не крикнул сестре уйти, но Тамит успокаивающе положила руку ему на локоть.

– Будь покоен, господин. Госпожа нам поможет – правда?

Меритамон сурово кивнула.

– Я уже помогла.

Она отступила, и следом за нею из темноты появился Хепри. Аменемхет заметил, что оба держатся так, словно боятся коснуться друг друга – хотя они шли на расстоянии и это было едва ли возможно.

Но тут сын увидел мать, и все остальные были забыты.

Перед ним стояла очень красивая и выхоленная госпожа, созданная для любви – она, казалось, блестела вся: от позолоченных ноготков ног до посеребренных длинных век. На высокой шее не было ни морщинки, талия была тонкой, а отяжелевшая грудь и располневшие бедра только сильней манили. Тамит улыбнулась изумлению сына. Неужели он и вправду ожидал увидеть старуху?

Глупый, бесполезный мальчишка!

Но в следующий миг мать нежно обняла его, заставив очнуться и действовать: Хепри изобразил любовь и тоску по своей великолепной матери, неловко обняв ее и борясь с робостью от прикосновения к гладкой коже и тончайшему льну.

– Дорогой мой сын, – прошептала Тамит. – Любимый.

Он стиснул зубы, а мать взяла его за голову и поцеловала в лоб. Вдруг Хепри почувствовал, что слабеет перед этими прикосновениями, что готов, как когда-то, слушать и делать все, что скажет матушка…

– Я тебя люблю, – сурово сказал он, глядя в черные глаза той, что подарила ему жизнь.

“Я тебя очень люблю – о мать, почему же ты убиваешь моих друзей, меня и себя?”

– Господин мой, – сказала Тамит, с нежностью оборачиваясь к Аменемхету, и тут Хепри вспомнил – как будто заново понял, что они любовники. Ему стало плохо, и он отвернулся, сжимая зубы.

– Господин, прошу тебя, постереги нас – мы с сыном хотим поговорить, – попросил воркующий голос.

– Хорошо, – ответил голос Аменемхета.

Мать овладела Хепри, обняв его за плечо тонкой рукой, и безжалостно повела прочь – в тень, дальше, как можно дальше от глаз и ушей своих благодетелей.

– Что тебе от меня надо? – глухо и тихо спросил юноша, глядя в землю.

Материнская рука сжала его плечо.

– Любви, – дохнула Тамит. – Сочувствия, мой старший сын. Тебя самого – ты слышишь?

Он неохотно поднял голову и встретился взглядом с ее яростными глазами.

– Ты хотя бы немного понимаешь, что я перенесла в своей жизни – как я унижалась для тебя, неблагодарный детеныш?

– Да, – буркнул Хепри.

Что-то горячее подступило к глазам и к сердцу при виде материнских слез – ах, как хорошо Хепри знал, что они могут быть лживыми; но он вдруг ясно понял, что любит эту женщину больше всех других людей. Больше всех других женщин. Больше Меритамон.

Никто не даст ему другую мать…

Они крепко обнялись, и Хепри заплакал. – Ты лучшая женщина, – прошептал он. – Ты лучшая мать. Прости.

Тамит поцеловала его и нежно утерла пальцами его слезы.

– А ты лучший юноша, – шепнула она.

“Твой лучший юноша – это твой любовник”, – подумал Хепри. Он отвернулся, и с лица матери сошло любящее выражение при виде этого.

– Ты никогда не сделаешь мне зла? – вдруг спросил он. Тамит вздрогнула.

– Ну конечно, нет. Когда мать причиняла зло своему ребенку? – сказала она.

Хепри постарался поверить этому; они снова обнялись. Прижавшись к плечу Тамит и закрыв глаза, он вдруг понял, что продолжал бы любить ее, даже если бы она причинила ему зло, даже если бы захотела его смерти. Потому что прежде она дала ему жизнь. Именно она подарила ему самого себя…

– Что ты намерена делать? – тихо спросил Хепри. Он покосился на Аменемхета: красивый сильный молодой господин стоял вполоборота к ним, охраняя их. Хепри сжал кулаки.

– Я намерена любить моего и твоего господина, – нежно прошептала Тамит и поцеловала сына; тот вздрогнул. – А еще я намерена любить твоего брата. Ты не забыл, что у тебя есть брат?

Еще бы он мог такое забыть.

– Если я нужен тебе – скажи, – прошептал Хепри.

Несмотря ни на что, он любил ее. Он любил ее.

– Пока, – прошептала Тамит, – мне нужно только, чтобы ты не гнал от себя наших господ. Это нужно и тебе, дурачок. Неужели ты не понимаешь, что один ты не сможешь ничего?

– А может, мне и не нужно… – сказал Хепри и замолчал, увидев, как исказилось ее лицо.

– Ах, тебе не нужно. Ты сам себя родил, как Атум, что можешь следовать только своим влечениям? Ты унижаешь свою мать! – шепотом крикнула она.

“Ты хочешь сказать, что ты сама себя не унижаешь таким невиданным распутством?”

Матушка вдруг привлекла к себе его голову и дохнула в ухо:

– Не думай, что твои благородные господа поднялись благородной дорогой. Так не бывает, неужели ты все еще не понял?

Понял. Вернее, все, что он видел, говорило об этом – что взыскующие богатства и почестей лгут, крадут, помогают друзьям в обход более достойных… продают сами себя…

Он встретился взглядом с матерью.

– Я не хочу верить, что это так, – прошептал он.

Тамит с сожалением пожала плечами.

– Тогда ты все еще маленький ребенок, – сказала она. – Жаль. Ты казался мне мужчиной.

– Тамит! – услышала она оклик.

Ее звал ее господин. А вот он и подошел – гневный, решительный, приготовившись распечь и разделить мать и сына, как своих слуг.

– Что вы так задержались? Неужели не понимаете опасности? – приглушенно воскликнул Аменемхет.

Тамит улыбнулась и, обвив руками шею молодого господина, поцеловала его в губы. При сыне.

А потом посмотрела на Хепри, под защитой обвившей ее талию сильной руки, и сказала:

– Моему сыночку нужно поспешить. Хепри, уходи, ты подвергаешь нас опасности.

Нас – это ее с Хепри?

Нет, ее с любовником. Тамит улыбнулась, не отводя глаз, ясно давая юноше понять, что не намерена стыдиться его.

Аменемхет слегка покраснел, но только крепче прижал к себе женщину и поднял голову, глядя на друга в упор. Этот господин сделался настоящим господином, воплощением Маат в своем доме, стать которым он когда-то обещал Хепри…

Хепри поклонился и пошел. Он вдруг испугался, что не вспомнит дороги или набредет на стражников – но даже не остановился, шагая твердо и одиноко. Он услышал за спиной то, чего боялся сейчас больше стражников – топоток ног Меритамон.

– Постой, – слегка задыхаясь, сказала красавица. – Не веди себя глупо. Пойдем, я тебя провожу.

Он ничего не сказал, не поглядел на нее, хотя это было очень грубо – но Хепри надеялся, что Меритамон отступится.

Что бы ни говорила мать. Он не будет губить эту госпожу.

Хепри чувствовал, что Меритамон хочется взять его за руку, но она сдерживалась – тем более, что побаивалась его холодности, которая могла обернуться грубостью. И прекрасно. Пусть боится.

Меритамон отворила перед ним неприметную калитку, о которой не знал никто, кроме господ, и он, не простившись, выскользнул наружу, в глубокую ночь. Все. Если дальше смерть – то только для него одного.

Он увидел движение, белый промельк сбоку, и рядом очутилась тяжело дышащая, злая Меритамон.

– Почему ты так груб со мной? – шепотом выкрикнула она.

Он чуть не бросился бежать от этой женщины, но гордость и гнев удержали его.

– Почему ты так себя ведешь? – таким же шепотом выкрикнул он, впиваясь взглядом в ее глаза – хотя было так темно, что Хепри не видел ничего, кроме овала лица и белого платья.

– Потому что ты ужасен, – ответила Меритамон. – Почему ты так обижаешь меня?

– Ты как дитя, ты ничего не понимаешь, – сказал он.

Меритамон неподвижно стояла перед ним, бурно дыша и чего-то ожидая. Да, она ничего не понимала – не потому, что была глупа, а потому, что не хотела понимать.

– Я хочу, чтобы ты мне сказал, любишь ли ты меня, – приказала она наконец. – Ты любил кого-нибудь до меня?

Он покачал головой.

Зачем тебе эта игрушка, госпожа? Ты натешишься мною и забудешь, подумал он.

– Нет, я никого не любил до тебя, – сказал Хепри. – Я люблю тебя одну и думаю о тебе одной, хотя я стал от этого хуже моей матери.

Меритамон подошла к нему и обняла – две маленькие фигурки у высокой стены, разделяющей их; стены, которую не преодолеть.

– Я тоже никого не любила до тебя, – прошептала она. – И сейчас никого не люблю.

“Но ведь ты же замужем…” – чуть не сказал Хепри, но промолчал. Что тут говорить? Все понятно.

Но разве можно что-нибудь сделать? Это Маат.

Госпожа принадлежит господину, и только так и должно быть. И как бы то ни было, думать о том, чтобы слить свою поганую кровь с кровью Меритамон – невозможно.

“Это уже сделано, – вдруг подумал Хепри. – Мы уже проникли в лоно этой благороднейшей семьи и осквернили его своим семенем”.

Он грустно улыбнулся потерянно стоящей Меритамон и, повернувшись, зашагал прочь. Его одолевали такие чувства, что он не мог бы огласить их, даже закричав во все горло. Хотя он даже улыбаться этой женщине права не имел.

========== Глава 58 ==========

Неб-Амон уже давно чувствовал недомогание, в котором никому не признавался – его изможденный вид приписывали только скорби. Его часто одолевала слабость и сонливость – и именно тогда, когда это было просто недопустимо. Во время обрядов или бесед с его величеством или важными господами, о важнейших делах государства. Только стойкость, воспитанная всею жизнью верховного жреца, позволяла не выказывать этого, как и болей, которые временами пронзали его тело; хотя того, как он бледнеет и истекает потом даже в прохладе, люди не могли не замечать.

Однажды его близкий друг Тотмес, третий хему нечер и скорбящий по единственной дочери отец, позволил себе обтереть платком влажную шею своего господина и друга и сказал, что восхищается выдержкой Неб-Амона – ведь тому, должно быть, уже тяжело справляться со своими священными обязанностями…

Неб-Амон посмотрел Тотмесу в глаза и прочитал то, чего и ожидал. Тотмес хотел, чтобы Неб-Амона низложили – чтобы самому занять его почетнейшее место, пока этого не сделает сын великого ясновидца.

И Тотмес так и не простил Неб-Амону, что благочестивейшая Неферу-Ра, его единственное дитя, умерла от брака с его сыном…

Неб-Амон всегда знал, что окружен хищными зверями, которые только и ждут его слабости; но перенести удар от Тотмеса было особенно тяжело. Но он перенес. Улыбнувшись, верховный жрец поблагодарил друга за заботу и покинул храм, всерьез задумавшись о своей болезни – он догадывался, что это такое. Это были те же демоны, что убили его жену, прекрасную Ка-Нейт, и теперь они перекинулись и на него.

Может быть, он заразился еще много лет назад, только до сих пор боги и крепкое здоровье помогали Неб-Амону оставаться сильным. Но сейчас ему шестьдесят лет. Он знал и прежде, что ему осталось уже недолго, но теперь… теперь…

Впервые этот могущественный человек почувствовал, что значит быть обреченным. Он слишком хорошо знал, что от болезни, которая поразила его, нет средств – он боролся с этой болезнью, гнездившейся в теле его возлюбленной, многие годы, и тогда он был сильнее, чем сейчас. И Ка-Нейт была намного моложе, чем он теперь: ведь ей было только тридцать четыре года, когда она умерла.

Неб-Амон уже не так любил жизнь, как в молодости – нет, в нем уже давно, со смертью жены, угасли желания, и остались только скорбь и долг. И скорбь его все умножалась – вместо утешения его единственный сын преподнес отцу позор, вынудил поселить в доме мерзкую преступницу, и… и Неб-Амон догадывался, что Аменемхет грешит с ней. Он знал молодых людей, и помнил самого себя в возрасте Аменемхета.

Как горячи были его страсти, и сколько сил требовалось, чтобы их смирять…

Юность Неб-Амона была чиста – великий ясновидец знал, что этим могут похвалиться немногие господа. Но он и не хвалился. Он знал, что таков долг жреца, который хочет быть достойным своего имени. У Неб-Амона действительно никогда не было женщин, кроме суровой Мут-Неджем, на которой он женился в семнадцатилетнем возрасте, и последней, самой любимой. Той, которую он считал своей единственной.

Аменемхет оказался другим.

Может быть, Неб-Амона просто уберегла судьба – он не встретил в самые горячие годы такой соблазнительной женщины, как эта. Аменемхет же встретил испытание себе не по силам.

Неб-Амон надеялся, что женитьбой на хорошей женщине сможет отвлечь сына, вернуть его на праведный путь; но знал не хуже Аменемхета, что до конца тот не освободится и не очистится никогда. Ребенок и наследник – не пустяк. Первая любовница – не пустяк, хотя для многих знатных людей все иначе, они не считают своих любовниц и не так внимательны к последствиям своей любви.

Но Неб-Амон и его дети – другое дело. Предстояние богам налагает особые обязательства, самые трудные из всех.

В этот день великий ясновидец вернулся домой раньше обычного, на носилках – хотя очень не хотел дряхлеть; однако сейчас вынужден был смириться. Путешествие на носилках показалось ему не почетным, как всегда, а послаблением, сделанным больному…

Неб-Амон вошел и рассеянно принял заботы слуг. Они его любили, почитали и боялись. Он опасался, что скоро все это кончится – когда люди дома поймут, что делается с их господином.

Вымывшись и сменив церемониальное платье на широкое белое домашнее одеяние – похожее на то, что когда-то носила в болезни Ка-Нейт – жрец прошел к себе и лег на свое давно одинокое ложе. Он почему-то ждал детей. Нет, не ждал. Меритамон вернулась домой к мужу, как все хотели от нее, а Аменемхет…