Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 59 страниц)

– Где Тамит? – спросил он. – Вы уже убили ее? Ты рада этому, моя милосердная сестрица?

Меритамон усмехнулась.

– Твоя Тамит сбежала, – сказала она. – Хотя я бы предпочла, чтобы ее убили, ты прав. У твоей возлюбленной чрево шлюхи и сердце гадюки.

Она не могла больше быть с этим негодяем “милосердной сестрицей”. Хорнахт был прав, он был совершенно прав!.. Аменемхета следовало предоставить его участи!..

– Это ты шлюха, – прошипел Аменемхет. – Ты легла с этим господином, чтобы он сделал то, чего ты хочешь!

Меритамон плюнула. Пол в этом месте был так загажен, что плевок тут же потерялся среди грязи.

– Ты жив только благодаря бесконечной доброте его величества, – прошептала она, глядя в глаза брату. – Но это может измениться. Я могу сказать фараону, что ты недостоин прощения, как оно и есть!..

Аменемхет побледнел и отшатнулся от окошка. Меритамон отвернулась и направилась прочь, почти бегом поспешила по ступенькам. В глазах резко потемнело, и она испугалась, что сейчас потеряет сознание и кубарем скатится вниз, ломая шею…

Чьи-то руки обхватили ее за плечи и повлекли вперед, вверх. Еще несколько шагов, и Меритамон увидела благословенное солнце.

– Закройте эту дверь! – вырвалось у нее. Она обернулась к человеку, державшему ее – конечно, это был Хорнахт.

– Уйдем отсюда, – шепотом попросила она. – Скорее! Я ненавижу его!..

Хорнахт кивнул.

Он тоже ненавидел ее брата. Особенно после того, как увидел, каким образом этот преступник обошелся с Меритамон.

Меритамон забралась в носилки, морщась от собственной вони, сразу же наполнившей переносной полотняный домик. А потом она вдруг высунулась наружу и окликнула Хорнахта, осененная одной мыслью.

– Господин Хорнахт, я должна вернуться в дом его величества, но прежде… я хотела бы заехать домой. Ведь у меня там сын, там моя служанка!

О муже Меритамон, конечно, не упомянула. Это была наименьшая из потерь. Если бы ей не предстояло войти в гарем фараона, она бы даже обрадовалась, что ее избавили от Менкауптаха.

– Нельзя, – сказал Хорнахт.

Меритамон уставилась на него с обидой и печалью, а бывший воин покачал головой.

– Ты должна получить разрешение его величества, поскольку теперь принадлежишь его дому. Фараон милостив, – лицо Хорнахта дрогнуло. – Думаю, он даст такое позволение.

Меритамон печально кивнула и скрылась в своих носилках.

– Господин Хорнахт, может, ты хотя бы пошлешь за моей служанкой То? – пробормотала она. – Ты знаешь ее… Это хорошая и верная женщина, и я хочу, чтобы она была со мною во дворце…

Она ожидала, что Хорнахт откажет и в этом, но, к ее изумлению, начальник строительных работ согласился. Он направил какого-то из стражников в дом Меритамон, сказав ей, что То пришлют к ней во дворец.

Меритамон легла, свернувшись на подушках, и закрыла глаза. Она гадала, когда именно фараон придет к ней… неужели этой же ночью? Или ей удастся умолить его подождать, пока ее сердце не успокоится?

Хотя какой смысл оттягивать неизбежное? Рано или поздно Меритамон придется принадлежать его величеству – теперь она никуда от этого не денется.

Они прибыли во дворец, и к Меритамон сразу же подошла та самая девочка-рабыня, которая сопровождала ее в купальню. Меритамон догадалась, что во второй раз она подошла с этой же целью, и обрадовалась. Ей ничего не хотелось так, как вымыться.

Она позволила дворцовым служанкам делать с ней все, что им было угодно – к счастью, женщины были слишком хорошо обучены, чтобы нуждаться в поощрении или допустить огрех. Меритамон снова превратили в красавицу, достойную царя, слишком нежную, чтобы выйти за эти стены… Она стала слишком хороша для взглядов простолюдинов. Меритамон гадала, что ей предстоит теперь. Занят ли Рамсес, или прямо сейчас потребует ее к себе?

Из купальни ее провели в гарем. Меритамон сразу же поняла, что это за место, когда попала во внутренний двор, наполненный смехом и щебетанием женщин и визгом ребятишек, купающихся в фонтане. Она и не думала, что у его величества столько детей… столько маленьких детей! Так значит, он все еще плодовит?

В испуге Меритамон схватилась за собственный живот. Если она будет отмечена семенем его величества, спасения отсюда нечего ждать – живой бог никогда не позволит, чтобы женщина, принадлежавшая ему и носившая его ребенка, после этого узнала других мужчин. Ну а если она не родит от Рамсеса?..

Девочка-рабыня провела ее в небольшую комнату – очень красивую и богато обставленную, не уступавшую помещению, где его величество принимал Меритамон. Молодая женщина слышала женские голоса за стенами и догадывалась, что все это крыло состоит из таких же комнат, принадлежащих многочисленным наложницам Рамсеса. И они обитают в них не поодиночке…

Меритамон схватилась за голову и опустилась на застеленное тонким покрывалом ложе, ножки которого, сделанные из слоновой кости, имели форму львиных лап.

Она догадалась, что ее положение здесь – особенное: не каждой наложнице предоставляли отдельную комнату, да еще и обставленную с такой роскошью… Конечно, дома в ее распоряжении было много богато убранных комнат, но ведь гарем – совсем другое дело. Меритамон подумала, что эта комната могла принадлежать Идут, той женщине, которую она согнала со своего места у ног фараона.

Ну конечно!

Так и есть, это комната Идут.

Меритамон медленно легла на кровать, отвернувшись к стене. Она чувствовала себя так, точно ее без вины бросили в змеиную яму. Откуда ей знать, кто готовит и подает пищу, которой ее будут кормить?

Даже дома это было небезопасно, а уж здесь, должно быть, отравления так часты, что их даже не замечают. Сколько женщин соперничает за любовь фараона? Сотня? Две сотни?..

Уасет – город, где царь не живет постоянно, вдруг подумала Меритамон, привставая. Самый большой гарем он должен держать в Пер-Рамсесе. Но какое это имеет значение? Рамсес так благоволил Идут, что привез ее с собою из своей столицы. А потом вдруг лишил ее своей благосклонности, в такую минуту, когда женщина нисколько этого не ожидала.

Меритамон положила руки на живот и подумала, что скорее умрет с голоду, чем съест в этом месте что-нибудь. “То, где же ты? – мысленно позвала она. – Где же ты, единственная женщина, любящая меня?”

Она снова отвернулась к стене.

А через какое-то время – Меритамон не знала, прошел ли час или всего несколько минут – послышались торопливые шаги, и к ней вбежала То.

– Госпожа!..

Меритамон с радостным криком села, а То, плача, принялась целовать ее руки.

– Я все знаю, госпожа! Господина помиловали! Фараон сжалился над нами, наш великий владыка!

– Молчи!

Меритамон крепко обняла женщину и уставилась через ее плечо.

– Я не желаю говорить о моем брате, – пробормотала она.

========== Глава 78 ==========

День безжалостно клонился к ночи. Меритамон все больше боялась – она ничего, совершенно ничего не знала об обыкновениях и нраве Рамсеса, и не понимала, чего от него ждать. Будет ли он мягок с ней? Согласится ли дать ей отсрочку? Как легко его разгневать?

Она совершила омовение перед сном – есть Меритамон так и не решилась: в купальню ее сопровождала То. Потом служанка первая предложила госпоже разузнать, где здесь кухня, и приготовить для Меритамон еду.

– А это позволено? – испугалась Меритамон.

Ей никто не объяснял, что здесь позволено!

Но То оказалась тверже и спокойнее ее самой.

– Ты на положении женщины его величества, госпожа, – сказала она. – А я твоя служанка. Ты здесь, значит, я могу готовить для тебя еду из дворцовых запасов, или брать ее там, где это позволено. Я поговорю с другими слугами и все узнаю.

То решительно ушла.

Меритамон в ужасе присела на корточки, оставшись совершенно одна. Она не знала, как далеко ее соперница Идут, не знала, насколько хорошо охраняется гарем… кто будет следить за То…

Она снова легла, и в этом беспомощном положении Меритамон одолели ужасные мысли. Ее бросило в жар, губы пересохли, как при лихорадке. Она, должно быть, и вправду заболела! Что же удивительного, после того, что она испытала?..

Вернулась То, и Меритамон болезненно вздрогнула от ее оклика и ощущения прохладной ладони на своем лбу.

– Ты горишь, госпожа! – воскликнула служанка.

– Разыскать врача? – спросила она. Меритамон помотала головой.

– Дай мне, что ты принесла, – пробормотала она. – Пить!

То подала ей полный кубок виноградного сока с листочками мяты. Есть Меритамон не хотелось.

Она выпила половину кубка, потом чуть не выронила его.

– Ты сама готовила для меня? – пробормотала она.

– Нет, госпожа, но я сама брала из общих запасов на кухне, – объяснила То. – Никто не мог знать, что я возьму именно это. Ты можешь быть спокойна.

Она все понимала, умная женщина!

Меритамон улыбнулась, потом допила напиток медленными глоточками, закусив кусочком лепешки с корицей. Больше ничего не хотелось. Она легла.

Когда же за нею пришлет фараон?

Меритамон закрыла глаза, и увидела тонкое улыбающееся лицо, увенчанное двойной короной. Рамсес что-то говорил с высоты своего трона, а она стояла на коленях, глядя на него снизу вверх, смиренно дожидаясь его решения. Потом фараон поднялся и приблизился к ней, склоняясь над нею и подавая руку.

– Теперь ты моя, госпожа Меритамон, – сказал он.

Царь поднял ее, и Меритамон поняла, что сейчас он поцелует ее, при всех. Как так можно? Рамсес взял ее за подбородок и прошептал:

– Моя золотая Меритамон…

Меритамон с изумлением смотрела ему в лицо. Это был брат, юный, улыбающийся и невинный, тот прекрасный Аменемхет, которого она так любила.

Она крепко обняла его, плача от счастья, но вдруг прикосновение теплой кожи сменилось другим – холодной, шершавой хваткой. На нее пахнуло смертью. Меритамон закричала от ужаса, увидев, что обнимает мумию отца, которого Аменемхет убил.

– Госпожа! Госпожа, очнись!

То трясла ее за плечо.

Меритамон испуганно села.

– Ты бредила, – тихо пояснила служанка. – У тебя жар, госпожа. Я сейчас пойду за врачом.

– Не смей, – пробормотала Меритамон, но То не послушалась и вышла.

Дворцовый врач подтвердил, что у Меритамон лихорадка, и сказал, что от нее нет средств, кроме молитвы.

– Я пришлю к тебе жреца, пусть читает заклинания, – предложил врач.

Меритамон сдвинула брови, вглядываясь в его лицо. Этот человек не выглядел слишком настойчивым; а Меритамон не хотелось сейчас ничьего постороннего присутствия, даже жреца.

– Нет, не нужно, все и так пройдет, – сказала она.

Врач покачал головой, но спорить не стал. Вышел, сказав ей попытаться уснуть снова.

Меритамон со стоном опрокинулась обратно на ложе. У нее в голове будто бултыхался камень, и такой же камень колотился в груди. Она была серьезно больна.

– Хорошо, что за мной еще не посылали, – пробормотала Меритамон.

То вдруг придвинулась к ней и прошептала:

– Посылали, госпожа.

Меритамон села, чуть не умерев от такого сообщения.

– Как?..

– Когда ты заснула, приходил вестник его величества, – тихо сказала служанка. – Я сказала ему, что ты больна, и он ушел. К тебе уже присылали врача – ты разве не почувствовала?

Меритамон покачала головой.

А служанка придвинулась к ней еще ближе и прошептала еще тише:

– Я знала, что ты не хочешь этого, госпожа.

Меритамон вскинула брови.

– Откуда тебе знать, чего я хочу?..

Камень в голове ожил снова, и Меритамон стиснула зубы.

– Я знаю про этого юношу по имени Хепри, – прошептала То с горечью. – Я знаю, что ты любишь его, госпожа.

Меритамон изумленно рассмеялась, думая, что о муже То даже не упомянула – все понимали, что для Меритамон он не имеет значения.

– И ты не порицаешь меня за это? – спросила она служанку.

– Я не могу порицать мою госпожу, – ответила То.

Она заколебалась.

– Я правильно сделала, что отослала вестника?

Меритамон кивнула.

– Ты мой единственный друг, То…

Она схватилась за лоб и легла. Меритамон знала, что лихорадка не может длиться вечно, но была благодарна То за подаренную отсрочку.

Меритамон проснулась поздно и хотела встать, чувствуя, что жара как будто нет; но ей тут же стало плохо. То шепотом посоветовала ей не выходить из комнаты, чтобы женщины и слуги не подумали, что она здорова.

Меритамон махнула рукой и, морщась, покинула комнату. Ей хотелось на солнце, к людям; хотелось присмотреться к женщинам царя. Не убьют же ее прямо во дворе?

Она взяла То и отправилась совершить омовение. Приведя себя в порядок, Меритамон вышла во двор, приказав служанке приготовить ей еду. Сама она села на траву, наблюдая за женщинами из-под полуопущенных век.

Вначале они все казались Меритамон одинаковыми – различавшимися только цветом и длиною платьев, смеющимися, болтающими молодыми красотками, как будто их женственность здесь слилась в одно море неги и веселья. Да, все наложницы вначале показались Меритамон довольными подругами, стремящимися к единственной цели – услаждению царя. Может, некоторые и вправду такими были.

Наверняка многие здесь были такими, как она – теми, кого умыкнули против воли.

Наверняка многие здесь были и такими, как Идут – ревнивыми и обиженными, ищущими случая нанести удар.

Наверняка немало было и таких, кто уже отслужил свое: надоевших Рамсесу наложниц, все еще красивых, но потерявших интерес для фараона. Но несмотря на это, ни одна такая женщина не могла покинуть гарем. О Амон. Меритамон закрыла лицо руками.

Убрав руки, она увидела перед собой Идут. Меритамон в испуге приподнялась, но Идут толкнула ее обратно на траву, глаза отвергнутой наложницы горели злобой.

– Я царевна, – процедила она. – Во мне живет божество, как в его величестве! Тебе не вытеснить меня, ты поняла, простолюдинка?

Меритамон попыталась держаться спокойно. Она знала, конечно, что фараоны женятся на своих дочерях, племянницах и сестрах… это требуется для сохранения чистоты божественной крови. Идут одна из таких отпрысков Рамсеса или великого Сети, его отца… но, наверное, все же дальняя родственница нынешнего фараона. Она совсем не похожа лицом на Рамсеса. И таких царевен, несомненно, много, ведь его величество стар и у него множество женщин…

– Я не простолюдинка, госпожа Идут, – спокойно возразила она. – Ты не слышала, кто я такая?

Идут фыркнула.

– Слышала, – заявила она, пнув камешек. – Ты сестра преступника, который убил своего отца. Ты думаешь, фараон долго будет держать рядом такую, как ты?

Меритамон пожала плечами.

Она вдруг почувствовала уверенность, что Идут куда менее значительна, чем пытается казаться – может быть, это, например, дочь одного из царевичей от его наложницы: такого царевича, который сам рожден от наложницы…

– Я не понимаю, почему ты мне угрожаешь, госпожа, – сказала она. – На все здесь воля Могучего Быка, не так ли? Он сам решает, на кого обратить свой взор.

Идут не нашлась, что сказать. У Меритамон вдруг возникло чувство, что она еще и глупа – если подошла к ней прямо во дворе и так открыто стала угрожать.

– Оставь меня, – попросила Меритамон и с легкой улыбкой опустила глаза. Она была бледна и нездорова на вид, но причинить ей вред при всех было невозможно. Идут ушла.

А потом подошла То, поставив перед госпожою поднос с едой – она была испугана. То наблюдала весь разговор.

– Ты должна быть очень осторожна, госпожа! – заявила она шепотом.

Теперь настал черед Меритамон проявить уверенность.

– Ты ведь сама кормишь меня, – сказала она. – Мне повредят, только если подкупят тебя или если ты будешь невнимательна.

Их взгляды встретились. Вдруг холодок подозрения пробежал по спине Меритамон – ее столько раз предавали, что она уже сомневалась… во всех людях. Нет, так нельзя.

Она поблагодарила служанку кивком и принялась есть, хотя не хотелось. Меритамон была неподдельно нездорова.

Она вяло доедала инжир, когда к ней снова подошли.

Меритамон подняла глаза и ей на мгновение захотелось рассмеяться: это была вторая женщина, сидевшая у ног Рамсеса. Несомненно, настоящая царевна… дочь…

Меритамон встала и поклонилась.

– Что тебе угодно, госпожа? – с искренним почтением спросила она юную девушку с близко посаженными глазами Рамсеса.

Девушка улыбнулась.

– Я пришла узнать о твоем здоровье, госпожа Меритамон, – сказала она. – Я царевна Та-Рамсес*, дочь его величества и Старшей жены*.

Меритамон поклонилась снова.

– Это великая честь для меня.

Царевна села рядом и сделала знак ей тоже сесть. Меритамон гадала, часто ли особы царской крови посещают простых наложниц – или это только ей выпало подобное счастье. Почему? Ведь здесь немало знатных женщин: да скорее всего, почти все наложницы фараона благородные женщины!..

– Ты больна? – ласково спросила Та-Рамсес.

– Да, – призналась Меритамон. – Ты… царевна, ты не боишься, что лихорадка перекинется на тебя?

Девушка беззаботно засмеялась.

– Божественная сила моего отца, которая во мне, защитит меня, – уверенно сказала она. – Но его величество был огорчен, что ты заболела, он посылал ночью за тобою.

Меритамон смутилась. Неужели в гареме принято так беззастенчиво обсуждать подобные вещи?

– Я счастлива, что удостоилась внимания его величества, – сказала она. – Достойна ли я его, царевна?

Та-Рамсес кивнула.

– Ты мне нравишься, дочь первого пророка Амона, – сказала она и обеими руками взяла руку наложницы. – Я хочу быть твоим другом. Расскажи мне о себе, – приказала царевна.

– Царевна…

Та-Рамсес ждала с милостивой улыбкой. Она не боялась ни болезни Меритамон, ни осквернения преступлениями ее семьи. Или фараон просто утаил все это от дочери?

Но о чем же тогда он советовался с нею, глядя на Меритамон?

А может, царевна подослана к ней или подошла сама с целью выведать какие-нибудь секреты жрецов?..

– Говори, я слушаю тебя, – сказала Та-Рамсес.

Доброжелательный приказ.

– Его величество ничего не говорил тебе обо мне? – наконец нашлась Меритамон.

Тонкое личико выразило смущение. Та-Рамсес отвела глаза.

– Я слышала… что его величество решил насчет твоего брата, – сказала она. – Мне хотелось бы знать, почему это случилось. Великий фараон говорил, что никакие преступления не совершаются без причины, – серьезно сказала царевна.

Это была совсем еще невинная девушка. Вдруг Меритамон ощутила, что Та-Рамсес пришла к ней из искреннего сочувствия к ее нездоровью, и постыдно выискивать какие-то другие основания для ее интереса.

А еще более постыдно было бы сейчас вывалить на царственную головку всю ту мерзкую мусорную кучу, в которой Меритамон живет уже много лет. Конечно, Хорнахт рассказывал историю ее семьи фараону вдали от ушей этой девушки.

– Госпожа, это произошло по вине одной женщины, – со вздохом сказала она, откидываясь назад и опираясь на руки. – Мой брат сошелся с низкорожденной и нечистой сердцем женщиной, которая… уже давно преследует нашу семью, – закончила Меритамон совсем не так, как намеревалась. Не говорить же царевне, что Тамит совратила ее брата в четырнадцатилетнем возрасте! Сколько лет этой девушке? Едва ли больше!

– Как она может преследовать вас? – изумленно спросила Та-Рамсес. – Разве великому ясновидцу нечем было защититься от простой женщины?

Меритамон посмеялась этой наивности.

– Эта женщина очень коварна, царевна, – ответила она. – Сейчас, когда мой брат заключен в темницу, она сбежала и бросила его, хотя притворялась, что любит.

Та-Рамсес подавленно замолчала, уставившись в траву; звякнули золотые кружочки, подвязанные к синим косичкам ее дорогого парика. Все это было непривычно – чересчур для нежной девушки, взлелеянной обожающими ее людьми самого благородного положения и тонкого воспитания.

– А что эта женщина делала раньше? – спросила царевна. – Ты сказала, что она преследует вас давно.

– Она служила в доме моего отца, – ответила Меритамон. – Вначале она пыталась извести мою мать, госпожа, и ее замысел не был раскрыт, но на нее пало подозрение… и ее изгнали вон. Потом эта женщина сходилась с несколькими преступниками. А потом подружилась с моим братом, который ходил в школу Амона вместе с ее сыном…

– Вместе с сыном?

– Так значит, эта злая женщина намного старше твоего брата? – воскликнула побледневшая царевна, никогда, по-видимому, не слышавшая о таких гнусностях.

Меритамон кивнула.

Она подумала, что только что очернила в глазах дочери фараона своего единственного возлюбленного.

– Это ужасно! – воскликнула царевна, хотя этот возглас не выражал и половины ее негодования. Но она просто не знала, что сказать еще. Она никак не ожидала такой страшной повести.

– Я немедленно расскажу об этом его величеству, – вдруг заявила Та-Рамсес, вставая на ноги. – Он разыщет и накажет эту женщину! Она виновата больше, чем твой брат!

– Нет!..

– Даже его величество, боюсь, не отыщет ее, царевна, – тихо сказала Меритамон.

– Он бог, – гневно возразила Та-Рамсес. – От него ничего не может укрыться!

Меритамон молилась, чтобы не рассердить это дитя совсем.

– Даже бог не может видеть все, – сказала она. – Ты ведь знаешь, госпожа, что сам великий Ра не всеведущ.

– Как так? – воскликнула Та-Рамсес.

– Он поддался Исиде, наславшей на него змею*, – напомнила Меритамон. Неужели Та-Рамсес не слышала этого предания?

Царевна несколько мгновений смотрела на нее, гнев на личике сменился растерянностью; потом она опять села на траву.

– Да, ты права, госпожа, – сказала она.

Та-Рамсес подергала траву. Ручка у нее была тоненькая и маленькая, как у ребенка, но ногти ярко окрашены.

– Все равно я расскажу об этом фараону, – сказала она. – Твой брат сделал очень злое дело, но он не так виноват, как эта преступная женщина. Нужно схватить ее, пусть его величество пошлет воинов для ее розыска.

Девушка вскинула глаза на Меритамон.

– Как зовут эту женщину? Какая она из себя?

– Царевна, я не стою такого внимания фараона, – слабо возразила Меритамон, поняв, что остановить девушку невозможно, и ругая себя за откровенность на все корки.

– Стоишь, – ответила Та-Рамсес. – Иначе фараон не выбрал бы тебя, сейчас ты его любимая наложница.

Девушка вдруг улыбнулась и прошептала Меритамон на ухо, точно старой подруге:

– Ты так понравилась моему отцу, что его величество даже не хочет принимать других женщин, пока ты не поправишься!

Едва ли что-нибудь могло привести Меритамон в больший ужас, чем эти лестные слова.

– Кроме того, мой отец судит всех, тех, кто известен ему, и тех, кто неизвестен, – заметила Та-Рамсес. – Он должен восстановить справедливость ради Маат, а не ради тебя. Назови мне имя этой женщины и опиши ее.

– Тамит, – пробормотала Меритамон, склонившись к своим коленям и уставившись на очертания своих скрещенных ног под платьем. – У нее прямые черные волосы и очень большие черные глаза. Она когда-то была очень красива, но сейчас состарилась.

“О Хепри, ты никогда не простишь меня”.

– Царевна, не окажешь ли ты мне еще одну милость? – глухо сказала Меритамон, не отрывая взгляда от своих колен. – Попроси царя, пусть заставит жрецов, чтобы они содержали моего брата почище. Пусть переведут его в другое место.

Она взглянула на девушку бесконечно усталым взглядом.

– Он живет словно в выгребной яме, – сказала Меритамон.

Нижняя губка Та-Рамсес дрогнула от ужаса.

– Хорошо, – с запинкой сказала она.

“Зачем же ты напросилась ко мне в друзья, царевна? – подумала Меритамон. – Друзья не всегда бывают чистыми и благополучными”.

– Могу ли я теперь спросить о твоей жизни, госпожа? – осведомилась она, чтобы разогнать воцарившееся тягостное молчание.

Та-Рамсес несколько оживилась.

– Моя жизнь не очень-то веселая, – призналась она со смущенной улыбкой. – У меня много занятий, подобающих моему положению, и я редко покидаю дворец, только во время священных праздников или путешествий. У меня еще нет мужа, но фараон любит меня больше других дочерей… может быть, он сам возьмет меня в жены.

Меритамон содрогнулась, глядя на безмятежное личико четырнадцатилетней девушки. Кажется, она слишком поспешно сочла себя самой несчастной.

– Разве нет царевичей, которые подошли бы тебе в мужья? – спросила она.

– Те, что подошли бы мне, женаты, – с грустью сообщила Та-Рамсес. – Я могу быть только первой женой царевича, этого требует мое положение. А другие сыновья и племянники его величества недостаточно знатны для меня, госпожа Меритамон, ведь я дочь фараона от великой царицы.

Меритамон молчала, не зная, что сказать на это. Бедная девушка. Она никогда не думала, как ограничены в своем выборе царские дочери.

– Мне не подобает самой посещать гарем, – шепотом призналась царевна, – но я хотела поговорить с тобой. Простые наложницы не подходят мне в подруги, а ты очень знатная госпожа…

Меритамон покачала головой.

– В сравнении с тобой все женщины здесь – простолюдинки.

– Да, это так, – без тени смущения согласилась Та-Рамсес. – Но ты мне нравишься, а другие женщины отца – нет, ради них я не пришла бы сюда. Я видела, как Идут тебе угрожала, – вдруг сердито сказала девушка.

Меритамон подняла брови. Видела и ничего не сказала?

– Не бойся ее, – произнесла Та-Рамсес. – Она ничего тебе не сделает, все, что она может, это грозить.

Меритамон хотелось бы иметь такую же уверенность.

Царевна поднялась, сбив с платья травинки, потом ласково провела ручкой по волосам Меритамон.

– Я пойду, госпожа, меня хватится дворцовый смотритель.

Она откинула за спину синие косички парика и скорее уплыла, чем ушла, почти не приминая траву. А Меритамон смотрела ей вслед, гадая, какие последствия может иметь сегодняшний разговор. Конечно, это честное существо не обманет и попросит отца начать розыски Тамит. И облегчить положение Аменемхета. Меритамон сомневалась, что фараону удастся второе – ведь его воины не могут находиться в храме Амона постоянно, это священная земля, подобное грубое вмешательство запрещено!

А вот розыски Тамит наверняка удадутся.

Меритамон только что погубила мать своего друга, она погубила свою любовь.

Но откуда Хепри узнает, что это сделала именно она?

Мы все лжецы, прошептала Меритамон, запуская пальцы в волосы и раскачиваясь. Нам нельзя жить без лжи… Мы обречены на это…

Почему вся ее семья, пытаясь творить добро, творит зло? Злом обернулась доброта Ка-Нейт, злом обернулась доброта Аменемхета, злом обернулась снисходительность отца… а самым большим злом, кажется, обернулось милосердие Меритамон.

Чувствуя такую усталость, будто тяжело работала, она встала и попыталась сделать несколько упражнений, чтобы заставить ленивую кровь бежать быстрее. Но голову тут же прохватила боль; на мгновение она испугалась, что могла как-нибудь подхватить болезнь своей матери. Но ведь тогда бы заболел и Аменемхет, старший ребенок. Нет, должно быть, она заразилась в темнице.

Меритамон ушла в свою келью, и там легла и крепко уснула.

Проснувшись на закате, она снова выбралась во двор, чувствуя, что ее затягивает оцепенение и покорность судьбе – так, должно быть, случается со многими женщинами в гареме; и потому даже те, кто недоволен своей судьбой, не ропщут. Врагов сейчас рядом не было, и царевны тоже.

Меритамон поела – почти не хотелось, хотя она должна была уже ощутить голод. Если бы она не была больна.

Никуда не двигаясь, почти ни о чем не думая, Меритамон снова ушла к себе.

Она провела еще один одинокий день – никто не подходил к ней, и сама она не имела ни сил, ни воли, чтобы подойти к кому-нибудь в гареме и завязать знакомство. Может быть, это лихорадка отняла у нее волю. Меритамон никогда не думала, что болезнь так легко может погасить желания сильного и энергичного человека.

То как раз принесла ей ужин, когда перед Меритамон появился дворцовый вестник. Громким и резким голосом, точно говорил с женщиной в полном здоровье, он приказал ей встать и следовать за ним к фараону; правда, при этом он назвал ее госпожой, но Меритамон ощутила себя бесправной рабыней. Она поднялась и пошла, так и не притронувшись к еде.

* “Земля Рамсеса”. Персонаж вымышленный, но аналогии этому имени среди имен реально живших египтян нередки. Например, известна Та-Имхотеп, жена жреца; существовало множество Рамсеснахтов – “Рамсес силен”. Кстати говоря, имя “Хорнахт” означает “Хор силен”, то есть “фараон силен”. Хорнахт представляет военную силу фараона.

* Главной царицы – цариц у египетских правителей было часто несколько, считая по старшинству: аналогично бракам подданных, в царственных браках Старшая жена была Госпожой Дома, то есть повелительницей остальных цариц и наложниц. Наложницы резко разграничивались по своему положению от жен – соответственно, разнилось и положение их детей и права царевичей на престол.

* Согласно одному из мифов, Исида, считавшаяся колдуньей и целительницей, возжелав верховной власти, однажды наслала на Ра змею; но потом сама же исцелила отравленного бога.

========== Глава 79 ==========

Меритамон знала, что надеяться уже не на что. Она даже не обращала внимания на то, какой дорогой ее ведут; только услышала, что стихли голоса женщин и детей позади, потом над нею вновь воздвиглись дворцовые своды. Огромные залы после комнатки, к которой Меритамон начала уже привыкать, вызвали у нее страх. Вестник невозмутимо шагал впереди.

Молодая женщина покосилась на слуг у стен – таких неподвижных и тщательно одетых и накрашенных, что их можно было принять за статуи. Наверное, они приучили себя даже не думать ни о чем, кроме приказов, которые должны были выполняться мгновенно и ловко.

Меритамон опять думала о посторонних вещах, только бы не бояться. Она гадала, где же находится опочивальня его величества, одна она у него или нет… будет ли он один, или же во время… объятий присутствуют придворные?

Она содрогнулась при такой мысли. Хотя если фараон вознамерился взять ее сегодня, ей придется смириться, даже если здесь приняты такие непристойности.

Потом Меритамон заставила себя сосредоточиться на дороге, чтобы не получилось так, как в прошлый раз, когда она даже не поняла, что попала к фараону. Она не узнавала залов и переходов, которыми ее вели; а потом вдруг случилось то, чего она никак не ожидала. Сердце ее часто забилось от безумной тревоги и радости. Ее повели тем коридором, которым Меритамон шла на прием к Рамсесу, когда она просила царя о помиловании…

Вот та же самая дверь, и та же самая комната!

Но вдруг Рамсес захочет провести с ней ночь именно здесь? Откуда Меритамон знать его привычки… и причуды?

Она шагнула за порог следом за вестником, и, не приглядываясь, тотчас же распростерлась в поклоне.

– Поднимись, – произнес, несомненно, голос фараона.

Она встала, задыхаясь от страха и ожидания.

Комната была освещена мягким светом алебастровых ламп, а Рамсес сидел на том же кресле-троне, что и в прошлый раз; это кресло ослепительно отблескивало в глаза Меритамон, так что она часто заморгала. Перед царем стоял низкий и очень красивый кедровый столик с вкрапленным в него золотым изображением Хатхор, на столике несколько высоких диоритовых кувшинов, кубки и блюдо со снедью. Меритамон открыла рот.