Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц)

А пока она занималась делом, приносившим ей и удовлетворение, и стыд – своей землей. От продажи украшений и покупки земли еще осталась небольшая сумма, однако недостаточная, чтобы прожить до тех пор, пока земля не начнет давать плоды. Тамит обговорила с землемером, чем лучше всего засеять этот черный клочок – чтобы получить наилучшую прибыль как можно скорее – но все равно она издержится быстрее, чем урожай взойдет.

И Ка-Нейт снова предложила своей милостнице дать ей в долг, и та взяла. Для госпожи Ка-Нейт это были мелочи, и хотя Тамит знала, что госпожа охотно даст намного больше, быть обязанной ей даже такой суммой было мучительно. Тамит вернет долг, непременно… но когда?

И разве можно отплатить Ка-Нейт за то, что она сохранила Тамит – жизнь?

Чем большую благодарность вызывала в ней Ка-Нейт, тем больше соперница ее ненавидела. Ненавидела за то, что Ка-Нейт платит ей за зло добром… за то, что ее не за что ненавидеть, за то, что Ка-Нейт заслуживает любви от всего сердца.

Может быть, Ка-Нейт даже понимала, как тягостно Тамит принимать от нее милостыню, но не могла отказаться от помощи обездоленной женщине. А Тамит не могла отказаться от ненависти к женщине, укравшей у нее все. Они были связаны самыми крепкими узами, узами любви и ненависти, переплетенных между собой.

Тамит находила даже какое-то наслаждение в созерцании счастья Ка-Нейт – мучая себя и притом как будто получая часть этого счастья: разговаривая с госпожой о ее жизни и делах, о здоровье ее маленького сына, о том, как она любит мужа и восхищается его мудростью, тем больше, чем больше великий ясновидец приобщает ее к ней… Эти женщины могли бы стать лучшими подругами – если бы сама природа их отношений не сделала их смертельными врагами.

Мерит-Хатхор, видя такую привязанность госпожи к такой преступнице, замкнулась в мрачном молчании, но не отступилась от своего долга и никогда не оставляла госпожу и Тамит наедине. Ка-Нейт больше не приказывала ей этого, зная, что наперсница не послушает, а Тамит поняла, что недооценивала влияние и вес Мерит-Хатхор. Раньше эта женщина казалась ей просто прихлебательницей, одной из служанок… причем уродом: все сознавали, что эта женщина, как есть, не привлекает мужчин. Но теперь Тамит понимала, что есть роли, ценные более, чем роль жены… потому, что они более редки. Женой может быть почти всякая женщина, а прозорливой, бесстрашной и преданной советницей – далеко не всякая.

Такой, которая никогда не завидует, такой, которая никогда не выслуживается, а искренне предпочитает своему счастью счастье госпожи. И притом Мерит-Хатхор была очень умна и безошибочно судила обо всем вокруг – читая в сердцах людей порою легче, чем они читали в своих собственных.

И потому Тамит даже не помышляла, чтобы причинить госпоже какой-нибудь вред в присутствии Мерит-Хатхор или даже когда она просто находилась поблизости. А она была поблизости всегда. И, сознавая все опасности, незаметно вооружила против Тамит весь дом – всячески поощряла общую неприязнь и подозрительность слуг к ней, а когда увидела, что госпожа часто разделяет трапезу с Тамит, помимо обычной проверки безопасности пищи приставила к хозяйке одну из ее служанок, пробовавшую угощение всякий раз перед тем, как к нему прикасалась госпожа.

Ка-Нейт возмутилась в первый раз, но Мерит-Хатхор пересилила ее дух – спокойно повторила, что немедленно уйдет, если ей не будет позволено принимать нужные меры предосторожности. И Ка-Нейт смирилась, не зная, что Мерит-Хатхор права, тысячу и тысячу раз права.

Тамит, впрочем, нечасто появлялась в доме госпожи – обе остерегались гнева господина.

И он тоже был тысячу и тысячу раз прав.

Одна Ка-Нейт любила Тамит несмотря на все попытки близких оградить ее от служанки: как будто выплачивала Тамит какой-то долг…

Они обе понимали, какой.

Но такие долги не выплачиваются.

***

Настал день, которого Тамит ждала и страшилась. Спустили в гробницу тело ее преступного мужа в деревянном внутреннем гробу и внешнем сером гранитном саркофаге; тело было высушено с помощью солей, выпотрошено и набито душистыми травами и горошинами черного перца, после перебинтовано льняными полосами, а органы разложены по четырем аккуратным и нарядным сосудам-канопам. А на грудь ему был положен экземпляр “Книги мертвых” – распоряжение госпожи Ка-Нейт, которая похоронила Нечерхета с искусством, достойным жреца.

Такого погребения мог бы удостоиться даже знатный господин.

Тамит, в которой изумление пересиливало отвращение, вместе с госпожою спустилась в камеру, подготовленную для ее мужа. Она снова изумилась – тщательной отделке помещения, ярким и свежим цветам, изображавшим мерзкого блудника красивым и сильным человеком, каким он не был никогда.

Вдруг у Тамит появилось чувство стыда и чуждости – ничего из этого Нечерхет не заслужил. И Ка-Нейт делала все это не для него, а для себя и Тамит. Выплачивала долг, который никогда не может быть погашен.

После того, как камеру запечатали, траурная процессия – Тамит чуть не рассмеялась над тем, из кого она состояла – поднялась наверх.

– Здесь всегда будет жрец его Ка*, – серьезно сказала Ка-Нейт. Бритоголовый молодой человек поклонился ошеломленной Тамит. – Этот жрец сможет проводить тебя к месту твоего мужа, когда ты придешь сюда.

– Госпожа, это слишком, – сказала Тамит, которой стало так стыдно, как не было ни на мгновение, когда она обдумывала покушение на Ка-Нейт.

– Будет так, как я сказала, – отвечала госпожа. – Этот человек нуждается в молитвах и очищении духа.

Сразу видно, что она замужем за верховным жрецом, подумала Тамит.

После этого Тамит и Ка-Нейт омыли руки и разделили погребальную трапезу; никто больше не хотел поминать несчастного преступника, но Ка-Нейт, рассердившись на это, заставила слуг присоединиться.

Бедная Тамит страдала. Поскорее бы все это кончилось – почему госпожа так привязывается к людям, которые вовсе этого не заслуживают?

Затем Ка-Нейт на собственной лодке доставила Тамит домой, на прощание обняла и подарила золотой браслет, свободно висевший на ее тонком запястье. Тамит подумала, что никогда еще столько не страдала, сколько в этот день.

Вернувшись домой, Тамит хотела устроить собственные поминки по мужу – напиться допьяна – но обнаружила, что у нее гость.

Смущенный и радостный Хепри поднялся ей навстречу. На нем, помимо обычной набедренной повязки, было свободное облачение-накидка, делавшее его почти красивым, а на шее висело ожерелье.

– Здравствуй, – сказала женщина, не зная, как с ним быть и как его спровадить. – Как ты вошел?

– Меня впустил твой слуга, госпожа, – ответил Хепри. – Он увидел, что я жрец, и предложил мне подождать тебя в доме.

У Тамит вдруг возникло очень неприятное чувство, что мальчишка начал чувствовать себя здесь хозяином, потому что как будто бы возымел какие-то права на хозяйку…

– Откуда ты пришла? – спросил Хепри.

– Тебе не сказали? – удивилась Тамит. – Я хоронила мужа. Неужели ты не видишь, что я вся в грязи и пропахла мертвыми?

Она почти не понимала, что говорит. Но Хепри воспринял ее слова с благоговением и начал извиняться, что пришел в такое неподходящее время.

– Ты хорошо сделал, что пришел, – сказала Тамит, думая как раз обратное.

– А кто хоронил его? – вдруг задал Хепри вопрос, тот самый вопрос, которого она боялась.

Наверное, Тамит побледнела, потому что на лице юноши выразилось изумление и испуг.

– Великий ясновидец отрядил людей, – нашлась женщина. – Он милостив…

– Поистине милостив, – согласился Хепри. – Он очень милостив ко мне – видишь, это он подарил мне вещи, которые я надел сегодня. Великий ясновидец несколько раз говорил со мной, и остался доволен… хотя я не знаю, чем заслужил такую доброту.

“Я знаю – Хепри истинный жрец, – подумала Тамит. – Это юноша, созданный для служения Амону, как сам первый пророк, и для беспрекословного повиновения старшим жрецам – самому Неб-Амону”.

Она улыбнулась.

Человек, способный служить и поклоняться от всего сердца, очень полезен – великий ясновидец прав.

Хепри вздохнул, думая, что сегодня Тамит должна снять траур, ведь положенный семидесятидневный срок прошел и время плакать тоже прошло. Но воздержался от таких слов.

Он сжал между ладонями руку хозяйки, глядя на нее нежно и умоляюще, а Тамит подумала, что нельзя томить его слишком долго, если она не хочет его потерять. Но как оставить его при себе? Замуж?

Эта мысль была так нелепа, что Тамит рассмеялась, испугав своего гостя.

За него замуж – это было бы все равно что выйти за ребенка или за слугу, чем-то унизительным и невозможным. И как он будет жить здесь – на ее содержании?

Этот юноша был ее ровесником, а Тамит чувствовала себя старше его вдвое.

Но быть ее любовником опасно для него, это опасно и для нее. И Хепри слишком благочестив, он не захочет поддерживать порочную связь, только чистую.

Тамит вдруг улыбнулась и подумала, что тот, кто умеет терпеть, выигрывает. Она перетерпела Нечерхета, и теперь вознаграждена за это. Отдаться Хепри, если придется это сделать, будет как окунуться в чистую воду после грязи, хотя она и не любит этого юношу и не полюбит. Ее сердце навеки отравил Неб-Амон.

Но у молодого жреца действительно душа и тело еще совсем чисты…

Пока.

***

Аменемхет рос удивительно быстро, на радость родителям и всему дому. За заботами о теле мужа Тамит прошло более двух месяцев – мальчику исполнилось пять месяцев. Ка-Нейт сама кормила его, и это были минуты огромной радости; но после путешествий в город мертвых у нее стало пропадать молоко.

Мерит-Хатхор заметила это и доложила господину дома. И тот… тот запретил жене такие выходы.

– Это опасно – я говорил давно, – сказал великий ясновидец жене. – Ты должна заботиться о сыне, а не о мертвых. Ты больше не пойдешь туда.

Первые дни нерассуждающего повиновения, когда Ка-Нейт чувствовала себя только девочкой при мудреце, миновали, госпожа дома выросла духом. Она по-прежнему очень почитала супруга, но против такого запрета с жаром возразила:

– Но ведь тебе нужна помощь там, и гробницы тех, кого я люблю, должны строиться с моим участием!

Верховный жрец поморщился.

– Я пришлю к тебе художника и чертежника домой – расскажи им, что хочешь там видеть, а они это изобразят сами. Мой сын не должен лишаться матери.

Он помедлил.

– Эта женщина – служанка… ты по-прежнему принимаешь ее в доме?

Ка-Нейт взволнованно вздохнула.

– Да, великий ясновидец. Она очень несчастна.

Неб-Амону меньше всего дела было до несчастий недостойных служанок.

– Я прикажу, чтобы ее не впускали, – сказал он. – Эта женщина недостойна тебя и твоей заботы, и я не хочу, чтобы она входила в твою спальню.

Его кроткая жена преобразилась – он никогда не видел ее в гневе, и не представлял, что она способна направить гнев даже на слугу. А чтобы она направила его на него!

– Эта женщина – моя подопечная, – сказала Ка-Нейт.

Жена сейчас не умоляла – она чувствовала себя в своем праве.

– Я не могу бросить ее. Я ее друг. Она испытала больше горя, чем все, кого я знаю… я должна исцелить ее.

Неб-Амон готов был прийти в ярость, отдать самый суровый приказ… но он вспомнил, что перед ним кормящая грудью мать.

– Я не допущу ее в твою спальню, – холодно сказал пророк Амона. – Я так решил.

– Тогда я буду принимать ее в саду, муж мой, – ответила жена. – Или навещать ее сама. Я не могу бросать тех, о ком я забочусь.

– Я могу запереть тебя, – выведенный из себя, сказал господин дома.

– Тогда запри, – спокойно ответила Ка-Нейт. – И окружи меня стражей, если хочешь помешать мне делать добро.

Жрец побелел, потом круто повернулся и ушел; простучали по коридору громкие шаги, и хлопнула дверь его комнаты.

Это была их первая ссора.

Неб-Амон не запретил жене выходить и принимать служанку в саду, но приказал стражникам не допускать Тамит в дом и постоянно быть при госпоже, когда у нее гостит эта женщина. Тамит привлекла к себе все внимание дома – теперь за ней смотрели во много раз бдительнее, чем тогда, когда подозревали служанку в преступлении; и не только она, но и госпожа стала тяготиться такими приемами. А выходить Ка-Нейт стала намного реже – она сознавала, что ее сыну нужно больше внимания, чем она ему уделяла, и теперь почти полностью посвятила себя мальчику. Встречи госпожи и ее милостницы прекратились сами собой, но они не перестали думать друг о друге – одна с горячей жалостью, а другая… со смесью благодарности и ненависти.

Ненависти, которая съедала все остальные чувства и питалась и благодарностью, и восхищением – чем больше достоинств Тамит находила в госпоже, чем больше становилась ей обязанной, тем сильнее ненавидела.

Хепри после похорон мужа зачастил к Тамит, и становился все настойчивей – невозможно было ошибаться насчет значения его взглядов, прикосновений украдкой… еще более горячих оттого, что он их урывал. Тамит чувствовала, как хочется юноше заключить ее в объятия, но она боялась, что если позволит ему это, он не остановит себя, слишком долго ее хотел. Наверное, придется ему уступить, или его любовь отравит его… он отвернется от нее или может стать ее врагом.

А таких врагов, каким может стать он, лучше не наживать.

* Служитель души, назначавшийся знатным усопшим.

========== Глава 25 ==========

Тамит зажила одиноко и несчастно – госпожа Ка-Нейт больше не присылала за нею и не навещала ее. Хепри тоже пропал: должно быть, мальчик слишком серьезно воспринял ее приказ – добиться положения, и теперь не смел показаться госпоже на глаза, не выполнив его.

Что ж, хорошо. Может быть, что-нибудь и выйдет.

А может, мальчишка ее забыл.

Тамит не любила его, но мысль, что она забыта всеми, кроме невероятно доброй и ненавистной госпожи, мертвила ей ум и тело. Слуги? Они не могут быть друзьями; да Тамит и чувствовала, что слуги не любят ее. Почему? Она их не обижала…

Но искать любви слуг – низко. Ни одна госпожа так не делает, даже самая жалкая. Кроме Ка-Нейт, но эта женщина не была похожа ни на одну другую.

Друзей вне дома у Тамит не было – она никогда не искала любви служанок-товарок, а теперь она заняла странное положение: положение выше их и ниже их одновременно… положение госпожи и притом отверженной, заклейменной без клейма, вдовы жреца-святотатца. Потому и расположение жрецов было для нее утрачено, всех, кроме ее молодого любовника. Хотя жрецы не могут быть друзьями – они всегда больше жрецы, чем друзья.

Больше Тамит никого в городе не знала и знакомиться не смела и даже не имела возможности: в любом доме Уасета ее спустили бы с лестницы, узнав, как она запятнала себя. Может быть, ей больше повезло бы в другом городе, где не так силен Амон и где не знают ее мужа – но как уехать отсюда? Тамит слишком хорошо знала, как невероятно трудно женщине одной добиться положения даже там, где она известна.

Она добилась положения, но погубила свой Ка. Тамит знала, что это так.

А снова подниматься среди чужих – нет, она не сможет. Вот этот оскверненный дом – все, что у нее есть, и, наверное, все, что у нее будет.

Тамит смотрела на себя в зеркало и холодно думала, что увядает – ей было только двадцать лет, и смуглое лицо было гладким, тело упругим и стройным, но щеки ввалились и блеск глаз потух. Такая порча души портит и тело.

А одинокой увядающей служанке нет никаких путей наверх.

Впрочем, были у нее и радости – Тамит выгодно продала свой урожай и обеспечила себя на полгода, если жить очень скромно. Обеспечила себя и свою прислугу… она даже думала, чтобы отпустить половину своих людей, но если Тамит это сделает, почувствует себя совершенным ничтожеством – как раньше. Хотя для кого она изображает госпожу? Ее уже никто в этом городе не признает.

Храм Амона был невероятно богат. И невероятно богат был дом ее господина – Тамит только сейчас прочувствовала это вполне: даже будучи одной из многих слуг, Тамит никогда не была ограничена в еде: всем слугам хватало пищи, сытной и вкусной. Но своего положения она не променяла бы ни на какую еду.

Но одинокими вечерами, сделав все дела по дому и отпустив слуг, Тамит разговаривала с зеркалом – и спрашивала смуглую женщину с жестоким блеском в глазах, зачем она совершила все это и чего ждет. Она убила свою душу. У нее нет мужа, нет детей и едва ли будут – даже если найдется тот, кто ее пожалеет, ей не нужно жизни с немилым, Тамит испытала это в полной мере. Она могла бы стать женою мальчишки из храма, но это значит признать, что жизнь ее кончена.

Что это – все, и что ей остается только унижение, бедность и общее презрение.

Тамит чем дальше, тем меньше верила, что ее юный любовник способен чего-нибудь добиться; а со временем уверилась, что он ее бросил. В это верилось намного легче, чем в то, что он способен на преданность.

Такие свойства редки и ей не суждены.

***

Хепри появился неожиданно – через несколько месяцев после их последнего свидания, с тех пор они не встречались. Тамит была слишком горда, чтобы искать встречи с ним самой, и почти уже смирилась с тем, что любовник отступился от нее.

Старый слуга, дремавший поздно вечером у калитки, проснулся от требовательного стука. Он вскочил, испуганный, ожидая увидеть какое-нибудь начальство, и увидел фигуру стройного бритоголового человека, показавшегося ему незнакомым.

Нет, знакомым – старик вспомнил его: это был бедный младший жрец Амона, когда-то давно приходивший к госпоже. Но он переменился так, что с первого взгляда было не узнать – жрец был одет в просторное тонкое дорогое платье, на руках и шее сверкали украшения, и почти так же сверкали темные глаза, казавшиеся большими и нечеловеческими из-за жирной черной обводки, стрелками уходившей к вискам.

– Господин?.. – вырвалось у старика, и он неожиданно для самого себя согнулся перед молодым человеком, не понимая перемены в нем и боясь ее.

– Госпожа дома? – спросил Хепри.

Голос его был резким и встревоженным. Как будто он чувствовал потребность и право приказывать, но в то же время боялся того и другого. Старик слабо улыбнулся.

– Да, господин, дома. Я провожу тебя к ней.

Он поспешил по дорожке в дом, гадая, что такое случилось с этим юношей и чем им это грозит. Старик знал, что большие перемены почти всегда к худшему.

Тамит уже готовилась ко сну – она снимала украшения, сидя перед постелью. Увидев сверкающего золотом нарядного человека, шагнувшего в ее комнату в сопровождении почтительного слуги, женщина прижала руки к груди, не сомневаясь, что это ее гибель.

Но потом она с великим изумлением узнала в нем своего Хепри, когда жрец опустился перед ней на колени и улыбнулся, взяв ее руки в свои.

– Ты? – спросила Тамит. – Что с тобою сделалось?

Хепри встал, и это резкое движение испугало ее – в нем все переменилось.

– Я сделал то, что ты требовала, госпожа, – надломленным голосом сказал жрец. – Я переменил свое положение. Теперь я достоин тебя.

Он посмотрел на нее, и Тамит показалось, что он сейчас отвернется, не выдержав ее взгляда – но жрец выдержал. Только румянец выступил на щеках, напоминая, что перед ней тот же юноша…

Нет, совершенно другой.

Тамит встала.

– Ты кого-то убил? – прошептала она, уже уверенная, что это так.

– Нет, – ни на миг не замешкавшись, ответил Хепри.

Тамит вздохнула, еще не смея разрешить себе успокоиться.

– Ограбил?

– Нет, – так же быстро ответил жрец. Он сильно покраснел, но Тамит не сомневалась, что Хепри не солгал ни разу – значит, было что-то другое… Другое преступление…

Женщина вздохнула, вся дрожа от напряжения – она даже не думала осуждать Хепри, но она предчувствовала, что за переменами в нем кроется что-то такое, о чем ей лучше не знать.

Тамит обняла молодого человека, чувствуя, что и он весь дрожит. Хепри тут же стиснул ее в объятиях, горячо дыша ей в щеку; молодые влюбленные сейчас были как одно – трепет, возбуждение, предвкушение… Это была не любовь, а общность, союз против могущественных сил, стоявших над ними.

Тамит горячо поцеловала любовника, и он пылко и властно ответил на поцелуй. Она чувствовала, как его губы впиваются в ее тело, руки жадно сжимают груди, ягодицы, проникают между ног, словно стремясь овладеть ею сразу, полностью. Тамит вскрикнула от страсти и испуга, не узнавая этого человека; он поднял ее на руки, словно без усилий – хотя был ненамного ее выше и выглядел ничуть не тяжелее и не сильнее. Сейчас он казался отлитым из бронзы. Юноша бросил ее на живот и взял ее; Тамит закричала от изумления, когда ее резко приподняли руки, сомкнувшиеся вокруг ее грудей.

Потом она лежала на боку, неверящими глазами глядя в глаза своему любовнику. Он тоже, казалось, удивлялся себе, и это ее немного успокоило. Тамит прикрыла глаза, чувствуя, что внутри еще содрогается от страсти.

– Что с тобою сделалось? – повторила она вопрос, на который уже боялась услышать ответ.

Вместо этого ответа молодой человек притянул ее к себе и сжал обеими руками, словно свою собственность.

– Я останусь сегодня с тобой, – сказал он, не прося разрешения, а просто утверждая. – И я женюсь на тебе.

Тамит усмехнулась в его руках, чувствуя себя так, точно попала в безумный сон.

– А как же твой храм? Амон?

Хепри засмеялся; его крепкое тело сотрясалось под ее руками, пугая Тамит безмерно. Он погиб, погиб, думала она, он пал ниже меня, ниже Нечерхета, что бы он сейчас ни говорил, и за это его ждет возмездие…

– Амон больше не мой господин, – шепотом ответил жрец. – И храм больше не имеет надо мною власти. Я свободен.

– Как свободен? – спросила Тамит.

Она подняла руку, чтобы ущипнуть себя и проснуться. Тот ли человек перед нею, которого она знала?

Хепри ласково провел рукой по ее щеке, как когда-то она гладила его. Улыбнулся, и она почувствовала почти любовь к нему. Разве можно любить того, кто бессилен?

– Я ушел, моя возлюбленная, – улыбаясь, сказал жрец – бывший жрец. – Нас не связывают там и не держат силой; но те, кто уходит, не имеют дороги назад. И я никогда не вернусь назад. Я больше не слуга бога.

Тамит за этими словами почудилось что-то страшное.

– Заклинаю тебя… скажи, что ты сделал, – прошептала она.

Он прижал ее к себе, наслаждаясь ею.

– Я добыл богатство, – сказал он. – Я знаю теперь, что многое можно получить за золото, даже почтение, хотя раньше я думал иначе. Тот, кто богат, может стать и знатным.

– Как ты добыл свои деньги? – шепотом спросила испуганная женщина. – Где ты держишь их?

– У друга, – ответил Хепри. – А как добыл – это опасный путь, госпожа, и такие слова не годятся для твоих возлюбленных ушей…

Он нежно сжал губами мочку ее уха. Это Тамит научила его таким утонченным ласкам, но сейчас не знала, радоваться ли этому – до чего дошел развращенный ею мальчик?

– Обними меня крепче, – попросила она, и Хепри с готовностью послушался. Они утешали друг друга, пока могли. Потом объятия перешли в страсть, а потом счастливый любовник заснул, забросив руку на ее талию, словно даже во сне охраняя награду, которой добился великой ценой.

На другое утро служанка, как обычно, без приглашения вошла в комнату госпожи; она вытаращила глаза и уронила в таз с водой тряпку, которой собиралась мыть.

– Прости, госпожа… – пролепетала девушка, пятясь.

– Не бойся, – почти весело сказала Тамит и засмеялась. – Этот человек больше не жрец Амона, и никто не покарает ни тебя, ни его за то, что он здесь…

Дверь уже захлопнулась. Тамит поцеловала все же смутившегося Хепри.

– Вставай, господин, – сказала она. – Что ты теперь будешь делать?

Он встал и обернулся простыней. Только потом повернулся к ней.

– Сейчас я пойду к моему другу, – сказал молодой человек. – Он поможет мне нанять барку, и мы уедем в Коптос*. Там купим дом, и я займу должность – может быть, сделаюсь писцом в Доме жизни*… Пока…

Тамит испугало это “пока”.

– Ты думаешь, что я поеду с тобой? – спросила она.

Хепри резко приблизился к ней, потом подхватил под локти и поднял с постели. Поцеловал ее и крепко обнял.

– Поедешь, потому что ты – моя жизнь… – прошептал он. – Ты мой дух… Я тебя не отпущу…

“Его дух – я, потому что свой дух он погубил”.

– Я не могу собраться так скоро, – сказала Тамит, думая, что, может быть, еще можно как-нибудь отказаться от отъезда. Она не хотела попадать в зависимость от оказавшегося таким страстным и непредсказуемым человека.

– Я подожду сколько нужно, – ответил Хепри. – Но я не оставлю тебя. Ты теперь моя, я тебя заслужил.

Тамит увидела блеск в его глазах и промолчала.

С одержимыми не спорят.

Хепри быстро собрался и ушел, а Тамит подумала, что он может и не вернуться. Не по своей воле.

Но молодой человек вернулся. Снова радостно обнял ее, покрыл поцелуями и сказал, что барка будет готова к отъезду сегодня вечером. Сказал, что требуется собраться к этому времени.

– А как же мои слуги? – спросила Тамит, не успевавшая оправляться от сыпавшихся ударов. – Их мы тоже возьмем?

Хепри пожал плечами.

– Они не рабы – они не поедут, – сказал он. – Отпусти их, госпожа. Заплати сколько следует, и пусть идут в другие дома… Или остаются здесь…

– У меня не хватит денег рассчитать сразу всех, – сказала Тамит, уже предчувствуя, что он ответит.

– Я дам сколько нужно.

Тамит в страхе покачала головой и убежала выполнять распоряжения. К счастью, ее слуги не привыкли открывать рот и жаловаться, а также задавать вопросы. Ее две служанки, личная и кухонная, помогли ей собрать вещи – это заняло около часа, а Хепри все это время ждал, не двигаясь с места и не смущаясь суетой вокруг.

Как новоиспеченный господин.

А потом Тамит, сама такого от себя не ожидая, обняла за шею свою бедную служанку и стала просить поехать с ней – просить как своего единственного друга…

Девушка заплакала от страха, но согласилась, когда Тамит сказала ей, что они будут хорошо жить. Бедная девушка, как когда-то она сама, не знала, куда идти, если ее рассчитают…

Остальные слуги желания ехать с госпожой не выразили.

Тамит подумала, что это даже и лучше – чем меньше она возьмет с собой из прежней жизни, тем меньше вероятность, что ее опознают в новой.

Вечером, когда стемнело и люди рассеялись по домам – и меньше была опасность столкнуться со знакомыми – Тамит, взвалив на себя узлы с платьями, украшениями и утварью, покинула свой дом навсегда. Замыкала шествие служанка, несшая другую половину вещей, а Хепри шел впереди, как ее вождь в будущей жизни. Лампы они не взяли, чтобы не привлекать к себе внимания.

Настоящие преступники.

Тамит чувствовала, что так и есть, хотя Хепри молчал – честным, угодным богам путем добыть в такой короткий срок богатство невозможно. Только если попадется какой-нибудь благодетель вроде госпожи Ка-Нейт. Но таких, как Ка-Нейт, очень мало.

В темноте они приблизились к пристани, и Тамит увидела огни укрепленных на лодке факелов, отраженные в воде.

– Здравствуй, господин, – сказал Хепри сбежавший на пристань какой-то очень смуглый и худой человек средних лет в одной набедренной повязке, но зато с очень дорогим ожерельем на шее. Он взглянул на испуганно отступившую Тамит и улыбнулся, отчего на лице проступило множество морщинок. Странному человеку оказалось никак не меньше пятидесяти лет, но было видно, что он очень здоров и крепок. Разделенные пробором и перевязанные золотой лентой темные вьющиеся волосы не были тронуты сединой, а голубые глаза – чужая кровь, вздрогнув, подумала Тамит – были ярки, как у юноши.

– Проходи, госпожа, – с заметным чужеземным выговором сказал владелец барки и поклонился.

Они быстро спустились в лодку и сели на скамьи. Начальник отлучился, отдав приказ гребцам, и барка тронулась.

Тамит перевела дух – она все это время, сама не сознавая, ожидала, что их схватят сзади и остановят. Служанка сжалась на палубе у ног хозяйки, вся дрожа.

– Кто этот человек, Хепри? – шепотом спросила Тамит, но продолжить не успела, потому что чужеземец вернулся. Из народов моря – светлые глаза, вьющиеся волосы, подумала женщина.

– Все хорошо, слава богам, – сказал он, садясь рядом. Взглянул на Хепри, и тот едва заметно улыбнулся… и вдруг Тамит почувствовала свое родство с ним. Этот бедный низкорожденный юноша был сын Та Кемет, и он, как и она, был выше всех чужеземцев.

– Долго ли нам плыть? – спросила Тамит.

– Завтра будем в городе, – приветливо ответил хозяин барки. Он глядел на Тамит с откровенным восхищением, и она почувствовала негодование своего спутника.

Потом вдруг Хепри встал и, схватив подругу за руку, поднял ее со скамьи.

– Мы уйдем в каюту, – сказал он, и увел ее с глаз чужеземца.

Когда полог упал, Хепри опустился на циновку и замолчал, как будто вдруг смертельно устав. Он заслонился рукой от всего, даже от Тамит.

– Хепри, – позвала она, вдруг почувствовав страх перед этим божественным именем, которое юноша, несомненно, опорочил.

Он отнял руку от лица и мрачно посмотрел на нее.

– Я говорил с госпожою Ка-Нейт, – сказал бывший жрец.

Тамит беспомощно подняла руки.

– Хепри…

Он знаком сказал ей замолчать.

– Я говорил с госпожою Ка-Нейт, – повторил ее возлюбленный, – и это самая милостивая и светлая госпожа из всех, что я знал…

Его губы искривила улыбка. Тамит отползла от него по циновке, сжалась, глядя на Хепри полным ужаса взглядом.

– Я знаю, почему ты сказала то, что сказала, – неожиданно прошептал молодой человек. Его улыбка стала нежной, и он придвинулся к женщине, скользнул рукой под ее платье и погладил едва заметные рубцы.

– Это в тебе говорил гнев на ту, что тебя наказывала…

Тамит кивнула, опустив глаза.

Но знала, что Хепри не простил этого – не простил. Он чувствовал, что она замышляла против госпожи Ка-Нейт и на что подстрекала его. Но молодой человек не стал ее обвинять, только обнял снова.

– Я тебя люблю, – прошептал он. – Ты увидишь, как я тебя люблю. Я хочу тебя одну, госпожа, и я сделаю для тебя все…

Он говорил когда-то то же самое – но только теперь оказался способен исполнить свои слова.

– Как сейчас госпожа Ка-Нейт? – спросила Тамит, не глядя на него. – Здорова ли?

– Здорова, и я слышал, что ожидает рождения второго ребенка, – ответил Хепри.

Тамит уронила руку, которой поправляла волосы, и уставилась на него. Он грустно и нежно улыбался, глядя на нее.

– У нас с тобой тоже будут дети.

Тамит беззащитно сжалась под его взглядом. Хочет ли она, чтобы этот нелюбимый человек овладел ею навсегда, дал ей свое потомство? Но разве она может выбирать?

Она может сейчас выскочить из каюты и броситься за борт – вот единственный путь. Тамит отвернулась.

На другой день Хепри за руку ввел ее в просторный дом, похожий на дом третьего пророка Амона, Тотмеса. Только для него такое жилище было слишком скромным, для нее же…

– Ты одариваешь меня как сам Амон, – прошептала женщина.

Взглянула на молодого человека.

– Что ты сделал, Хепри?

Бывший жрец Амона улыбнулся и не ответил.