Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 59 страниц)

– За эти недели я не замечал за ним пьянства, – холодно ответил муж. – Но я не имел возможности наблюдать за ним как должно – все дни. Если замечу, что он небрежен или путается во время церемоний, изгоню его.

– Возможно, у него поврежден разум, – встревоженно сказала Ка-Нейт. – Ты же знаешь… как у людей, которые имеют привычку к пьянству…

Неб-Амон пожал плечами.

– Он сам себе его повредил. Его пороки не оправдывают его небрежности. Бог отвергает недостойных.

Ка-Нейт подавленно замолчала.

Ей было жалко Тамит, у которой такой муж – если все это правда. Неужели ее супруг и в самом деле так поступит с этими людьми?

– Не думай об этом, – сказал Неб-Амон, наблюдавший за нею. – Для твоей наперсницы гробница наполовину готова, – прибавил он. – Она примыкает к твоей. И на стенах твоего дома уже сделаны ее изображения.

Ка-Нейт просияла.

– В самом деле?

Неб-Амон кивнул, радуясь, что удалось ее развеселить.

– Я привезу тебе рисунки.

– Жаль, что я не могу этого видеть сама, – сокрушенно сказала Ка-Нейт.

– Посмотришь, когда родится ребенок, – ответил муж. – Сейчас ты должна быть дома, под охраной богов.

Ка-Нейт было жаль, что она не может еще раз увидеться с Тамит до родов и ободрить ее. Она никому не сказала, что это Тамит – жена Нечерхета и что это она просила ее о милости для своего мужа. Ка-Нейт понимала, как такое воспримут в ее доме. Как все-таки могут оболгать человека, особенно женщину!

Она не поделилась этим даже с Мерит-Хатхор.

Но Ка-Нейт послушалась мужа и осталась дома, не принимая никого – присматривала за хозяйством, насколько хватало сил, но больше спокойно шила и вышивала, слушая писца, читающего стихи, или музыку. Когда до родов осталось полмесяца, Мерит-Хатхор вдруг забеспокоилась – сама не зная отчего.

Она подошла к господину дома с той же просьбой, что и десять месяцев назад – выставить охрану у покоев госпожи и смотреть за ней тщательно, очень тщательно.

– Боги могут охранить госпожу от злых сил, – сказала Мерит-Хатхор. – Но от людей ее должны беречь люди. Прошу тебя, господин, береги нашу госпожу, у нее есть враги, которые все еще не схвачены…

Неб-Амон вдруг вспомнил, что тот, кто нанял убийцу, напавшего на Ка-Нейт, все еще не найден.

Недели, оставшиеся до главного в доме события, Ка-Нейт провела почти как заключенная – Мерит-Хатхор убедила господина не говорить ничего самой госпоже о том, что за ней следят… но наверняка Ка-Нейт чувствовала это. И не спорила потому, что понимала, кто и зачем так решил.

В ее покоях были расставлены статуэтки богини Таурт, покровительницы рожениц*. Ее комнаты были снова освящены и окурены благовониями; домашний врач переселился в смежную с господскими покоями комнату, чтобы оказаться рядом в тот самый час, когда это потребуется.

Ка-Нейт было страшно, но она никому не говорила об этом – и еще страшнее от всех этих приготовлений. Ее муж был рядом почти постоянно, готовый успокоить ее, но она не требовала успокоения – все тревоги оставались в ее груди. Что могло бы успокоить ее, кроме благополучного исхода?

Но когда это началось, Неб-Амона рядом не было.

Ка-Нейт сидела в саду, наблюдая, как Ра спускается в западные края – закат был красным, зловеще-красным, как будто свет, разлившийся по листьям, траве и пруду, был окрашен кровью. Молодая женщина моргнула и зажмурилась: солнце, опускаясь за горизонт, послало красный луч ей прямо в глаза. Она встала, готовясь идти в дом… и почувствовала резкую боль внизу живота.

Ка-Нейт схватилась за живот, часто дыша одновременно от облегчения и страха. Она ускорила шаги, потом побежала; стражник у входа в тревоге посторонился.

– Госпожа?..

Она не ответила, вбегая в дом и ища взглядом Мерит-Хатхор.

– Мерит-Хатхор!

Ей ответило только эхо; но когда Ка-Нейт готова была уже снова позвать, Мерит-Хатхор очутилась перед нею.

– Идем сейчас же наверх. Обопрись на мое плечо, – сказала она, не задавая никаких вопросов. Ка-Нейт оперлась на подставленное плечо, и они стали подниматься; на середине лестницы Ка-Нейт стиснула плечо наперсницы и едва не уронила их обеих.

Потом наступил долгий отдых, так что Ка-Нейт спокойно легла и через некоторое время начала вертеться от беспокойства, поглядывая на сидевшую рядом Мерит-Хатхор:

– Может быть, еще не время?

– Так всегда начинаются первые роды, – ответила женщина. – Это будет долго, госпожа… придется терпеть.

– Я знаю, – ответила Ка-Нейт, и тут же ее лицо исказилось новым приступом боли.

Мерит-Хатхор быстро поднялась.

– Сейчас я позову к тебе врача. Приказать ли сообщить твоим родителям? Позвать ли твою мать?

– Нет! – тяжело дыша, со страхом ответила Ка-Нейт. – Нет, я не хочу, чтобы моя матушка это видела! Позови Уну… и все.

– Сейчас, – ответила Мерит-Хатхор и быстро вышла.

Врач явился тотчас же, сосредоточенный, в своем белом одеянии и с бритой головой похожий на жреца. Мерит-Хатхор замешкалась, потому что собирала служанок госпожи и оповещала дом о том, что происходит.

Ка-Нейт ничего не видела, потому что лежала, но чувствовала, какой переполох начался в доме. Топали, пробегая мимо, слуги, слышались разговоры, кто-то молился вслух. Это ее пугало.

– Не уходи от меня, Мерит-Хатхор, – попросила госпожа, ища руку верной прислужницы.

– Я никуда не уйду, – ответила та, беря ее за руку своей твердой теплой рукой и поглаживая ее пальцы. Это прикосновение так же обнадеживало, как и ее голос.

Уну сидел чуть в стороне, наблюдая за госпожой – пока не было нужды в его вмешательстве, и едва ли оно потребуется еще часов десять. Хотя это может быть и быстро… но непохоже.

Схватки повторялись все чаще. Ка-Нейт, терпеливая, всегда молча переносившая боль, теперь не могла терпеть и стала вскрикивать.

– Не держи криков в груди, госпожа. Это будет хорошо для тебя, – говорила, склонившись над нею, Мерит-Хатхор.

Она прикладывала ко лбу госпожи мокрые тряпицы, гладила ее руки. Вскоре ее отстранил Уну и, наклонившись, быстрыми движениями прощупал живот роженицы.

– Все хорошо, – сказал он.

Ка-Нейт едва ли его слышала. Она уже плохо понимала, что происходит вокруг – понимала только шум и голоса, мучившие ее снаружи, и боль, мучившую изнутри. За окном совсем стемнело; Ка-Нейт повернула голову и увидела только ночь.

– Неб-Амон! – позвала она.

Она умрет в черной ночи, не повидав его!

– Неб-Амон!.. – повторила Ка-Нейт.

– Он придет, госпожа. Амон сократит его дорогу, – проговорила Мерит-Хатхор, сама полная беспокойства: почему господина нет? Почему именно сейчас он отсутствует – когда так нужен!

– Поди узнай, где господин, – шепнула женщина То, и девушка бесшумно скользнула прочь.

– Неб-Амон! – повторила Ка-Нейт, плача, как дитя.

Через несколько минут вернулась То и отозвала в сторону старшую прислужницу, так что ей пришлось оставить госпожу, которая стала цепляться за простыни вместо ее рук.

То обежала дом в поисках господина, но никто не знал, куда он отбыл – служанка только перепугала всех, а больше всего толстого управителя Сенура, который вообразил, что госпожа умирает и спросят за это с него…

– Ни слова об этом! – яростно шепнула Мерит-Хатхор испуганной девушке. – Не смей пугать госпожу!

Ка-Нейт вцепилась в руку вернувшейся наперсницы, как утопающая.

– Когда он придет?

Ее глаза моляще блестели, лицо сильно осунулось, черные волосы и простыни вымокли в собственном поту.

– Призывай Таурт, – прошептала Мерит-Хатхор. – Призывай богиню.

– Неб-Амон, – как заклинание повторила Ка-Нейт вместо имени Таурт.

Начало светать, и золотые лучи скользнули по ее телу, облепленному мокрым платьем и простынями. Ка-Нейт вздрогнула от озноба и тут же застонала от боли.

И тут раздались громкие быстрые шаги, и вошел господин дома. Взмахом руки отстранил от своей супруги всех и, наклонившись, прижался губами к ее лбу.

– Господин, – прошептала Ка-Нейт, пытаясь улыбнуться.

Он сел рядом и, сжав ее руку, стал молиться, закрыв глаза.

Врач перехватил взгляд Мерит-Хатхор и вдруг сказал:

– Пора сажать госпожу на стул*.

– Господин, пора, – сказала Мерит-Хатхор, осторожно подступая к верховному жрецу, который, казалось, весь отдался молитве. Он вздрогнул и раскрыл глаза. И тут же встал, выпустив руку жены.

Никто не ожидал того, что произошло потом – Ка-Нейт хотели поднять под локти, но Неб-Амон сам подхватил ее на руки и в несколько широких шагов перенес к родильному стулу.

Ка-Нейт опустилась на него с мгновенным облегчением, но тут же снова застонала, выгибаясь и закусывая губу.

– О ты, владыка правды, владыка богов, – прошептал, глядя на это, Неб-Амон. Он переплел пальцы с пальцами жены, словно надеясь передать ей свою силу. И тут же врач издал победный возглас и приказал госпоже тужиться.

Она скорчилась, стиснула руки своего супруга и Мерит-Хатхор и с криком разрешилась от бремени.

– Благодарение Амону, – прошептал великий ясновидец, слыша слабый крик новорожденного и видя, как врач ловким движением ножа разделяет мать и ребенка. Неб-Амон подхватил свою обессиленную жену и перенес ее на постель. Он сел к ней, и их пальцы снова сплелись, взгляды – встретились, а потом обратились на ребенка.

Мальчик плакал, пока его обмывали, потом затих.

Мальчик.

– Аменемхет, – прошептал, улыбаясь этому чуду, верховный жрец. Он принял на руки сына и взглянул ему в лицо. – Амон будет впереди тебя…

***

Тамит беспокоилась.

Она ничего не слышала о госпоже и от госпожи – а ведь Ка-Нейт так быстро размягчилась снова… неужели кто-то опять оговорил Тамит в ее глазах?

А еще больше она беспокоилась из-за мужа: Нечерхет по-прежнему подолгу занимался делами вне дома и почти ничего ей не рассказывал. Может быть, вернулся к прежней жизни? Но ведь великий ясновидец не пошутил, и действительно изгонит их обоих из храма; и тогда доступ туда будет Тамит окончательно закрыт.

Нечерхет становился словоохотлив только по вечерам, после ужина… сдобренного вином – и никогда не рассказывал Тамит о том, чем занимался сам, а все больше шутил, сплетничал о соседях и других жрецах: кто поругался с начальником или с женой, кого наказал бог за какой-то мелкий проступок… В этих словах и во всем его поведении прорывалось беспокойство. Он боялся верховного жреца – о нем он никогда не говорил.

Иногда Тамит замечала, что одежда мужа измята, а в дыхании еще до ужина слышно вино. Ей случалось стряхивать с его платья пудру и краску, очень похожую на женскую, и вдыхать запах духов, которыми не пользовался ни он, ни она сама. Однажды Тамит спросила мужа, что это за духи и за краска.

Конечно же, зная, что он солжет.

И конечно же, он солгал.

– Я немного повеселился у друга, – с улыбкой ответил жрец; при этом глаза его забегали, а улыбающиеся губы неуверенно дрогнули. – Это он пользуется такой краской и духами.

Тамит с уничтожающей усмешкой кивнула.

– Он обнимал и целовал тебя – так, что на тебе всюду эти следы?

– Ну… да, – неуверенно ответил Нечерхет. – Почему бы нам не обняться?

Тамит вдруг прижала ко рту ладони, в ужасе от мысли, посетившей ее. Нет, нет, Нечерхет не настолько пал… он если и изменяет ей, то только с женщинами…

И определенно сегодня делал это. Его красавица-жена ему уже надоела – как смешно было надеяться, что человек, привыкший потакать себе во всем, изменится только оттого, что женился! Ведь он даже не сам решил жениться – его заставили.

Тамит шагнула к мужу и взяла его за плечи.

– Нечерхет, – с горьким отвращением сказала она, вглядываясь в его глаза, – тебя изгонят из храма, ты понимаешь?

Прошло то время, когда она боялась этого человека и почитала его, потому что он жрец и ее господин. Теперь все, что осталось от того чувства, было… гадливость и некоторая жалость. Может быть.

Жрец вздохнул, поморщился от того, как жена вцепилась в его плечи, но не рассердился и не попытался высвободиться. Конечно, он все понимал.

– Я не делаю ничего дурного, – сказал Нечерхет, глядя в сторону. – Не за что карать меня…

Тамит сморщилась и уронила руки, отворачиваясь от него с отвращением. За что ей это, за что? Как охотно она разошлась бы с мужем и покинула его прямо сейчас, в эту самую минуту. Если бы ей было куда идти и если бы было кому ее содержать.

Она по-прежнему блудница, хотя и называется женой – она отдает себя этому человеку за кров и стол, не испытывая к нему не только привязанности, но даже уважения.

“Ты мне пригодишься, непременно пригодишься. Ты заплатишь”, – с яростью подумала Тамит.

Она ждала вестей от Ка-Нейт.

На другой день Нечерхет принес ей их.

– Я слышал сегодня, – рассказал ее муж, умываясь в тазу, который держала перед ним Тамит, – что госпожа Ка-Нейт родила сына. Все жрецы говорят об этом, и придворные, которые приходили в храм, тоже говорили…

Нечерхет говорил так оживленно, точно это касалось его самого.

– Вот как? – со смутною злою ревностью переспросила Тамит. – Сына? И что тебе в этом?

– Как что!

Нечерхет всплеснул руками.

– Это значит, что известен преемник верховного жреца Амона, ведь эта должность передается по наследству!

– Но ведь это маленький мальчик, – воскликнула Тамит, чувствуя небывалый прилив ненависти к Ка-Нейт и ее счастью. – Как он может быть верховным жрецом?

– Великий ясновидец воспитает из него своего преемника, – с благоговением ответил Нечерхет. – Он сделает это – наш великий таинник, я слышал, что его сын уже сейчас красив и силен, и будет таким же умным, как его отец. Госпожа Ка-Нейт, должно быть, очень горда.

“Еще бы”.

Тамит положила руку на свой оскверненный, опустошенный живот. Будут ли у нее когда-нибудь дети? И если будут – какими жалкими они родятся в сравнении с сыном Ка-Нейт, и какое жалкое положение им суждено!

– А ты хотел бы детей? – с внешним равнодушием спросила Тамит.

Муж вдруг замялся.

– Я голоден, – сказал он. – Дай мне поесть.

Тамит скривилась и ушла.

Он и отцом был бы таким же, какой сейчас – служитель Амона.

“Я ненавижу его, я ненавижу их всех”.

Тамит со звоном составляла на поднос тарелки, собирая ужин для мужа, но видела перед собой только счастливое, смеющееся лицо своей госпожи, обласканной богами и любимой людьми… Она видела, как благословенные родители, эти знатные господа, склоняются над своим спящим сыном, потом с обожанием смотрят друг на друга.

Ненависть к ним мешала Тамит дышать.

Женщина налила в кубок простой воды и понесла мужу еду. Он нахмурился, видя, что нет ни вина, ни пива.

– Я не хочу воды, – сказал Нечерхет, пытаясь придать себе повелительный тон.

Тамит усмехнулась и ничего не ответила, и муж больше не стал возражать. Он принялся за ужин, чувствуя себя неуютно под ее пронизывающим взглядом… чуть не подавился, откусив слишком большой кусок лепешки. Будь ее воля, он бы подавился.

Нет, не сейчас.

Она отомстит Ка-Нейт, но воспользуется для этого им – человеком, который ни на что больше не годен.

***

Ка-Нейт поправлялась дольше, чем ожидалось; первые несколько дней после родов она не вставала с постели. Но огромное утешение и радость доставлял ей маленький сын, которому уже начали отпускать локон юности*. Ка-Нейт сама кормила его в кровати, любуясь личиком ребенка, в котором уже сейчас угадывались прекрасные черты его отца.

Мерит-Хатхор только на минуту подумала о том, чтобы позвать кормилицу: Ка-Нейт отвергла такое предложение, кротко качнув головкой, но отвергла раз и навсегда. Мерит-Хатхор сказала, что госпоже нужно отдохнуть… но та ответила:

– Мой Аменемхет – мой лучший отдых и радость.

И в самом деле, с ним она как будто даже выздоравливала быстрее.

Встав с постели, Ка-Нейт не рассталась с сыном, всюду нося его на руках, даже в часы обеда и ужина. Великий ясновидец не сердился на такое нарушение заведенного порядка – он был безмерно счастлив и горд. Исполнилось все, о чем он мечтал. Нередко Неб-Амон садился рядом с женой и сыном и обнимал их обоих, лаская их и говоря, что они самые дорогие его сокровища. Он не говорил такого раньше даже своей возлюбленной, когда они были вдвоем, в часы ласк.

Приезжали родители Ка-Нейт – оба, даже Джедефптах не мог не почтить своим вниманием такое событие. Нофрет долго и от сердца восхищалась мальчиком, лаская его почти с такой же нежностью, как его собственная мать. Джедефптах тоже взял внука на руки и улыбнулся – попытался порадоваться, но все видели, что он принуждает себя.

Он до сих пор не простил верховному жрецу того, что тот забрал его дочь и влил в кровь их семьи свою кровь… а теперь произвел от нее на свет свое дитя, и все дети Ка-Нейт будут его детьми. А этот мальчик, вне всяких сомнений, станет жрецом Амона.

– Ты не рад, господин Джедефптах? – холодно спросил Неб-Амон, прекрасно видевший настроение тестя.

Начальник мастерских поднял глаза, потом опустил, сдерживая себя.

– Красивый мальчик, – с усилием ответил Джедефптах. – Надеюсь, что он не будет похож… похож…

Дочь подоспела вовремя и положила руку ему на плечо, предостерегая от необдуманных речей.

– Ты ведь рад за меня, правда, отец? – спросила она, заглядывая отцу в глаза – за этот год он очень постарел.

Джедефптах прижал ее к сердцу и поцеловал. За нее он был очень рад, за свое дорогое дитя. Но построив счастье для нее, он поступился собственной честью и оттолкнул от себя друзей – сможет ли он когда-нибудь это забыть?

Но Ка-Нейт не будет страдать от этого.

– Я очень рад за тебя, – сказал Джедефптах и поцеловал ее снова. Такие, как его дорогая дочь, должны быть счастливы, Ка-Нейт заслуживает этого больше, чем кто-либо другой.

Счастливая мать посмотрела на сына и вдруг вспомнила о Тамит и о своем обещании ей. Она подошла к мужу и уже открыла было рот, чтобы снова попросить за Нечерхета, но удержалась – сегодня праздник, на котором не место разговорам о Западе.

Потом.

* Хатхор в семи лицах (“образах семи Хатхор”) благословляла ребенка при вступлении в жизнь; богиня собственно родов – Таурт.

* Египтянки рожали сидя. Родильный стул – специальный табурет с дыркой посередине сиденья, на который усаживали роженицу; из отверстия принимали ребенка.

========== Глава 20 ==========

Ка-Нейт была совершенно счастлива дома, с сыном – и супругом, когда он возвращался вечером и присоединялся к ним. Но она помнила о своем обещании… понимала, что не может удовлетвориться своим счастьем, забыв о других.

– Я должна съездить в город мертвых, – сказала она мужу.

Они сидели рядом, держась за руки – Неб-Амон ласкал ее пальцы, с улыбкой глядя на жену и сына. Удивительно, но ему с легкостью давалось воздержание, необходимое для ее выздоровления; не потому, что он перестал желать свою красавицу, а потому, что был полон и сыт своей любовью… уже тем, что она с ним.

– Зачем тебе туда? – спросил великий ясновидец.

– Я должна взглянуть на работы, – ответила жена. – Мне жаль расставаться с Аменемхетом даже ненадолго, но я обещала…

Жрец поднял брови.

– Ты? Ты не занимаешься этим – как ты могла бы обещать?

Он оставил руку Ка-Нейт.

– Я сказал, что позабочусь об этом жреце, и я его не забыл, – с неудовольствием произнес Неб-Амон. – Хорошо, что ты сказала. Я присмотрю за ним и за тем, как он служит.

– И мне нужно посмотреть, что делают для Мерит-Хатхор, – напомнила Ка-Нейт.

Она даже на ребенка сейчас не смотрела – только на мужа, дыша чувством долга перед всеми этими людьми.

Неб-Амон кивнул, опустив веки. Хорошо.

– Послезавтра, – сказал он. – Мы поедем вместе, но сын останется здесь.

– Конечно, – согласилась Ка-Нейт, которой и в голову бы не пришло взять с собой сына.

Верховный жрец мрачно улыбнулся – это он внушил ей такие мысли. Но сделал правильно… город мертвых – опасное место.

На другое утро Неб-Амон, отправившись в храм, решил первым делом присмотреть за Нечерхетом. Этот человек давно сердил его, а сейчас одна мысль о нем разжигала в великом ясновидце гнев. Если только он обнаружит…

Неб-Амон привычно отвечал на поклоны и обменивался приветствиями со слугами Амона, но думал о другом.

– Где Нечерхет? – спросил он.

Никто не спросил, кого подразумевает верховный жрец – несмотря на то, что Опет Амона вмещал более сотни жрецов, Нечерхета знали все.

– Сегодня он участвовал в процессии, великий ясновидец, – доложил младший жрец, с почтением и любовью глядевший на первого пророка Амона. Тот взглянул ему в лицо, и юноша согнулся еще ниже, простирая руки и напрягая шею от усилия не отводить взгляда.

– Где он сейчас? – спросил верховный жрец.

– Должно быть, молится или занят хозяйством, великий ясновидец… Прости мое незнание…

Неб-Амон вдруг вспомнил имя этого юноши – Хепри, самый младший прислужник. Его пока даже не допускали к участию в церемониях, только к их подготовке.

– Пойдем, разыщем его – помоги мне, – сам не зная почему, сказал Неб-Амон. Может быть, ему понравилось, как юноша на него смотрел: с искренним рвением услужить. Такой огонь горел в сердцах далеко не у всех жрецов.

Хепри, словно не веря, что его избрали для такой почетной роли, припал к ногам великого ясновидца и поцеловал их.

– Я счастлив, – с восторгом сказал он и поспешил впереди, готовый отыскать для господина что угодно и сделать что угодно. Нечерхет, он знал его – и это имя жгло ему сердце… до сих пор. Но сейчас не время вспоминать свои обиды.

Шаги обоих жрецов – стук сандалий Неб-Амона и топот босых ног Хепри – наполнили пустой зал… почти пустой: только у стен стояли неподвижные служители, напоминавшие статуи. Хепри не знал, где следует искать Нечерхета, и молился, чтобы сердце указало ему путь.

Они снова вышли во двор, на солнце, и тут Амон смилостивился над Хепри.

Он увидел Нечерхета – старший жрец, выделяясь белизной своей длинной просторной одежды, стоял и с улыбкой вел разговор с каким-то смазливым слугой. Причем улыбался длинноволосому юноше так, как если бы разговаривал с женщиной.

Неб-Амон на мгновение замер, вглядываясь в эту группу – он был страшен. Подозрение, посетившее его, было ужасно; красивое лицо верховного жреца превратилось в маску гнева, глаза источали огонь.

Он двинулся вперед, сжав губы, ноздри прямого носа раздувались. Белые одежды и золотые перстни ослепительно сверкали на солнце, точно готовы были, как их господин, испепелить грешника на месте.

Нечерхет заметил великого ясновидца – и пал ниц, порываясь схватить верховного жреца за ноги, но тот мгновенно с гадливостью отступил. Он смотрел на пресмыкающегося у своих ног человека, и подозрение насчет его отвратительной вины превращалось в уверенность.

– Великий ясновидец, – дрожащим голосом сказал Нечерхет. Поднял глаза – и тут же опустил голову, пряча ее между простертых трясущихся рук.

Неб-Амон заметил, что мальчишка-слуга сбежал.

– Встань, – тихим голосом повелел он своему жрецу, и тот вскочил, пряча глаза и оправляя белую одежду. Замаранную лежанием в пыли… но ничто не могло замарать его сильнее, чем то, что было скрыто от глаз в его сердце.

– О чем ты говорил с этим слугой? – спросил он, разглядывая посеревшее лицо Нечерхета.

Тот дрожал с головы до ног.

– Я… Я говорил о том, чтобы он прибрал подношения, сложенные у стены, которые еще не успели взять, – сказал Нечерхет.

Неб-Амон несколько долгих мгновений рассматривал жреца. У того был такой вид, точно он сейчас лишится чувств или его вырвет. Чуть заметная усмешка тронула красивые губы великого ясновидца.

– Идем, – он повернулся к Хепри. Юноша в ужасе созерцал эту сцену, смысла ее он не понял – слишком был еще чист.

Хепри поклонился и хотел было выскочить вперед, но замешкался, не зная, не будет ли это дерзостью. Неб-Амон раздраженно махнул ему рукой, отогнав юношу с дороги, и пошел впереди. Он был в ярости… и хотя внешне оставался спокойным, не мог собраться с мыслями, которые разбегались, неподвластные смятенному уму.

– Великий ясновидец?.. – осмелился окликнуть его Хепри, не понимавший состояния господина, но чувствовавший его.

Неб-Амон взглянул на него.

– Ты знаешь слугу, с которым сейчас разговаривал мой жрец? – спросил он.

Хепри замер, мучительно вспоминая… а потом вдруг улыбнулся с облегчением, осветившим его лицо.

– Знаю, великий ясновидец, это – храмовый раб по имени Антеф, поступил сюда недавно… Я не видел его раньше, – пояснил юноша. – Он, должно быть, попросил покровительства у господина Нечерхета.

Неб-Амон усмехнулся. Рука его сжалась в кулак так, что побелели костяшки.

– Ты видел их вместе раньше? – спросил он.

Хепри сглотнул. Он начал понимать, что в этом какое-то преступление, которого он пока не постиг, но ведомое великому ясновидцу.

– Не видел, – сказал он.

Неб-Амон кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Я доволен тобой, Хепри, ты верный слуга Амона. Поручаю тебе наблюдать за этим рабом и за Нечерхетом – если ты увидишь их рядом еще, скажи мне. Особенно следи, что делает Нечерхет и с кем он говорит. Если ты сможешь делать это так, чтобы Нечерхет не обнаружил тебя, получишь повышение.

Он милостиво улыбнулся и, сняв с руки перстень-скарабея, подал юноше. Тот моргнул, глядя на золотое кольцо так, точно думал, что видит сон.

Потом повалился на колени перед верховным жрецом и уткнулся лицом в пыль, казалось, готовый растечься по этим каменным плитам от любви и преданности.

– Встань, Хепри – это твое имя, это образ Амона, – с улыбкой проговорил Неб-Амон. Юноша вскочил и, низко поклонившись, поцеловал перстень и надел его на палец.

– Я твой верный раб, – сказал он, снова низко кланяясь великому пророку Амона, прижав руку с кольцом к сердцу.

– Мы все рабы Амона, – сказал верховный жрец. – Так ты понял свое поручение? Следи за Нечерхетом всю неделю, потом доложишь мне, что видел. Ты получишь повышение в случае успеха – понял, Хепри?

– Понял, великий ясновидец, – благоговейно ответил юноша. Он в этот миг готов был умереть за великого пророка Амона, казавшегося ему божеством.

Неб-Амон кивнул и ушел, тут же забыв о Хепри; его мысли опять заняло возможное преступление его жреца. Верховный жрец немного успокоился, но – только немного. Он справедливый судья, и не может судить без свидетельств… но если правда то, что он подумал!

Если только это правда!..

***

Нечерхет в этот вечер не пришел домой – он отправился в кабак и напился до беспамятства. Жрец не сомневался, что пришла его смерть.

Но на другое утро он вернулся в храм – бледный, больной, неприбранный – приказал рабам привести себя в порядок и приготовился исполнять свои обязанности, как обычно, пересиливая цепенящий страх. Он должен быть здесь, он не может сбежать… если он сбежит, его непременно заподозрят. И некуда бежать. Может, Амон еще сжалится над ним и с ним ничего не будет…

Но шли дни, и ничего не происходило. Нечерхет едва отличал эти дни от ночей – такой мрак был перед его глазами и так он страдал от страха всем телом. Однако мало-помалу жрец стал успокаиваться.

Ничего не происходило.

Антефу он запретил показываться себе на глаза, да тот и сам избегал его – красивый мальчишка был не глуп; но иногда юноша попадался ему в храме. Значит, с ним тоже ничего не сделали. Может быть, Нечерхета помиловали или великий ясновидец его даже не осудил – может, он ничего не понял?

Даже он не может видеть все, хотя и называется ясновидцем.

***

Хепри поднялся и воззрился на великого ясновидца полным преданности взглядом, но лицо у него было несчастное. Верховный жрец понял, что слежка не принесла никаких плодов.

Что ж, этого следовало ожидать. Но Нечерхет не сбежал, а значит, уже не сбежит. Он скоро успокоится, уверившись, что опасность миновала…

– Продолжай следить, – приказал верховный жрец Хепри. – Ты будешь следить за ним весь месяц, потом снова придешь ко мне. Никому больше об этом не говори.

Он протянул юноше руку для поцелуя, в знак особенной милости, а потом снял и подарил еще один драгоценный перстень. Неб-Амон умел поддерживать в людях пламя преданности.

***

Тамит сходила с ума от беспокойства.

Нечерхета будто подменили – он почти не ел, ночами метался и бормотал во сне, и не только не шутил, но даже не разговаривал. На все вопросы огрызался, и жена оставила его в покое.

С ним случилось что-то очень плохое – должно быть, Неб-Амон наконец поймал его на каком-то серьезном преступлении. Но почему тогда его не возьмут под стражу? Ведь Неб-Амон – верховный судья в храме Амона, и его осуждение не расстанется с исполнением приговора.

Только бы она ошиблась… только бы это было не так! Внезапно Нечерхет стал очень дорог ей, эта жалкая ступень в ее возвышении, с которой она может скатиться обратно, в грязь. Если только его не станет.

Ведь она служанка, дочь маленького человека, и этого не изменить никому, никому! Только цепляясь за больших людей она может остаться тем, кем стала…

Но ничего не происходило.

Мало-помалу Нечерхет стал отходить – снова стал похож на прежнего себя, хотя эти тревожные дни оставили на нем отпечаток: он похудел, лицо постарело… и сильнее проступили следы излишеств, которым он предавался с ранней молодости.

Вернее, с тех пор, когда смог себе это позволить.

Но к ней он по-прежнему не прикасался – Тамит поняла, что он попросту перестал ее хотеть, и уверилась в том, что у мужа есть любовница. А может, даже несколько. А может, он их меняет. Ее это уже почти не задевало – зачем ожидать от такого развращенного существа того, на что оно не способно?

Только бы ничего не случилось… только бы беда миновала. Тамит почти даже забыла о своей счастливой сопернице, было не до того: только бы удержать то, что она с таким трудом завоевала, то есть своего мерзкого мужа со всем его добром.

Вдруг Тамит впервые пришло в голову, что ни детей, ни родных у Нечерхета нет, и в случае его смерти она останется его единственной наследницей. Потому что о завещании он тоже не позаботился, такие, как Нечерхет, думают, что не умрут никогда.

Нечерхет почти успокоился, и его потребности возгорелись в нем снова. Он превосходно знал, что Антеф его не выдаст, ведь в таком случае смерть грозит им обоим. Жрец нашел юношу – застал его одного, и коротко приказал прийти туда, куда он приходил к нему ночью раньше.

Туда, куда он сам когда-то привел служанку Тамит, ставшую его женой.

Теперь эта женщина его не волновала, но Нечерхет был рад, что имеет ее рядом: он всегда может прийти к ней и взять ее, когда захочет. По праву мужа. Она его последнее и безотказное прибежище.

Антеф, конечно, не посмел ослушаться – вздрагивая, озираясь, красивый шестнадцатилетний юноша-раб проскользнул ночью по мощенному камнем храмовому двору… холодный камень под босыми ногами будто грозил ему отмщением, как и черное небо над головой. Мальчик открыл дверь и вошел в темную комнату; он бросился на тюфяк ничком, закрыв голову руками. Он знал и радовался хотя бы тому, что ему ничего не придется делать – его господин делал все сам.

Скрипнула дверь, открываясь шире, и мальчик вздрогнул, сжимаясь, готовый заплакать. Он стискивал зубы, молясь, чтобы все поскорее кончилось.