Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 59 страниц)

Однажды днем, когда великий ясновидец отсутствовал, Тамит отправилась в храм Амона. К отцу и к жрецам храма; уж они-то должны были знать, с кем сговаривается верховный жрец и с кем собирается породниться. Жрецы все скрытны, но знают все друг о друге.

Она захватила свое ожерелье из электрума* – самую дорогую свою вещь, пожалованную ей господином в первые дни ее служения, когда его ум не был занят другой женщиной. Тамит готова была отдать его за любые слова о своей сопернице. И за любые действия ей во вред. Действия, которые действительно ей повредят.

Спрятав ожерелье в сумку из грубого холста, Тамит вышла из дома.

– Куда ты идешь? – спросил ее привратник, заметивший женщину, хотя она направлялась к боковой двери в ограде, а не к главным воротам.

Тамит остановилась и вдруг, повернувшись к нему, обольстительно улыбнулась. Привратник в замешательстве моргнул.

– Я иду на рынок, любезный Тауи, – сказала женщина. – Мне дали поручение купить кое-что к столу. Ты выпустишь меня?

Тауи нахмурился.

– Ты сама ходишь на рынок?

Тамит рассмеялась.

– Я еще не госпожа, Тауи. Я рада делать то, что мне приказывают.

Тауи рассмеялся ее шутке – это было очень забавно, потому что нелепо. Какая она госпожа!

Хотя Тамит очень красивая женщина.

Он шутливо поклонился.

– Иди, госпожа Тамит. Да улыбнется тебе Амон.

Тамит опустила глаза и царственно выплыла. Тауи со вздохом посмотрел ей вслед.

Он сам был бы не прочь жениться на ней. Если бы она не была так горда…

Тамит отворачивает глаза от всех слуг дома и хочет чего-то, что очень высоко.

***

До храма было недолго идти пешком, и даже босые ноги не уставали. У Тамит были сильные ноги. Она шла и улыбалась.

Она еще не госпожа, но непременно будет ею. Она непременно перевернет свое положение.

Тамит дошла до внешней стены храма, у которой лепились глиняные дома-хижины, принадлежавшие людям дома Амона. Здесь жили и некоторые младшие жрецы – служки и помощники, готовившие храмовые церемонии.

Отец жил в крайнем доме – хорошем доме, в сравнении с остальными, беленом и с несколькими комнатами. Тамит улыбнулась, подошла к двери и запросто приотворила ее.

Отца дома не было. Дверь его имела засов, но, должно быть, отец забыл или не счел нужным запереться: он полагался на надежную стражу Опета Амона… и на страх людей перед великим богом.

Правильно полагался. Ты мудр, отец, прошептала Тамит, скользнув внутрь. И ты не откажешь дочери в помощи.

Она обошла комнаты и наконец в одной из них, в горшке, нашла то, что искала. Деньги. Медные дебены*.

Совершенно спокойно Тамит пересыпала половину себе в сумку.

Если Амон и вправду улыбнется ей, скоро она сможет вернуть отцу долг десятикратно.

Девушка грациозно выскользнула из дома, стараясь не привлекать внимания, но не удалось. Ее увидел жрец – молодой человек, совсем юноша, в одной набедренной повязке. Бритая голова казалась беззащитной. Рядом с великим Неб-Амоном он был бы как этот медный дебен рядом с драгоценным ожерельем.

– Кто ты? – резко спросил жрец, приближаясь к ней. – Почему вошла сюда? Я скажу страже…

– Не нужно, – улыбаясь, прервала его Тамит. – Я дочь семдет Ахетху, и я приходила к нему. Я служу в доме первого пророка Амона.

– Ах… вот как, – сказал юный служитель, отступая от нее даже с некоторым благоговением. – Прости мои подозрения…

Перед ним стояла очень красивая девица, и в самом деле достойная служить первому хему нечер.

– Скажи моему отцу, что я приходила, если встретишь его, – сказала Тамит.

– Скажу, – обещал жрец, глядевший на нее… вовсе не так скромно, как полагается глядеть на женщин из чужих домов. И как прилично его положению.

– Ты не окажешь мне еще одну любезность? – все так же улыбаясь, спросила Тамит. Она слегка изогнулась, оперевшись рукою на стену глинобитного дома.

– С радостью, – запинаясь, сказал юноша.

Этот человек уже весь принадлежал ей.

– Ты не слышал, кто отец невесты моего господина? – спросила Тамит, улыбаясь и поигрывая пальцами. – Я пришла помолиться великому Амону, и хочу замолвить слово за ту госпожу, что станет его женой, и ее родных. Ведь ты, несомненно, знаешь, что нужно произносить имена, чтобы молитвы достигали богов.

– Да, – сказал жрец.

Тамит уже показалось, что он не слышал ее слов – только любовался ею.

– Я слышал имя, – сказал тут молодой человек. – Ка-Нейт. Госпожа Ка-Нейт, об этом говорили между собой второй и третий пророки Амона здесь, в храмовом дворе. Но я не знаю имени ее отца, прости меня…

Тамит рассмеялась.

– Ты оказал мне великую помощь, божественный отец.

– Я еще только слуга, – прервал ее жрец. Он шагнул к ней, словно приготовившись поднять руки с мольбой, но Тамит он был уже не нужен. Отвернувшись, она ушла, покачивая бедрами, а юный служитель Амона так и остался стоять, провожая ее умоляющим взглядом.

***

Прямо из храма Амона Тамит отправилась к колдуну, про которого слышала в доме господина. Он умел заклинать змей; о нем говорили, что он понимает язык священных животных Уаджет. Тамит слышала, что он обладает знанием, как извести соперника.

Найти мага можно было в храме зеленой змеи Уаджет, дочери Ра, которую он поместил себе на лоб для устрашения врагов.

Маг принял ее в подземном помещении храма. Он был лыс и худ; на нем была истрепанная длинная одежда, давно потерявшая свой изначальный цвет, каков бы тот ни был. Он взглянул на плату, которую предлагала Тамит, недовольно сморщился и покрутил головой. Тамит отдавала ему всю медь, которую забрала у отца, но это была только медь…

Помолчав с поджатыми губами некоторое время, показавшееся Тамит вечностью, маг спросил, зачем она пришла.

Тамит сказала о цели своего прихода и с бьющимся сердцем ждала ответа.

Ка-Нейт, она сказала ему только имя, обязательное для колдовства – не назвала ни имени, ни положения отца соперницы, которых не знала. Но если этот человек слышал о Ка-Нейт и донесет… Тамит ждет смерть.

Помолчав еще, маг сказал, что это великое дело, но он берется его исполнить.

Зажгли лампады – глиняные плошки, в которых были укреплены веревочные фитили, пропитанные жиром. Взяв воску, маг слепил грубое подобие женщины, произнося слова, которых Тамит не понимала, но которые вселили в нее надежду.

Фигурку установили на стол в углу помещения. В свете лампад она отбрасывала несоразмерно большие тени на стены.

– Яд проникнет в ее сердце, яд сожжет ее грудь.

С этими словами маг вонзил булавку в изображение Ка-Нейт – туда, где помещается сердце.

Слова были произнесены, действо совершено. Теперь оставалось ждать, уповая на ужасную змею, дающую могущество колдуну.

***

Для Ка-Нейт время шло и мучительно медленно, и мучительно быстро.

Она как будто прожила в эти дни целую жизнь. Ей было страшно и радостно – никогда она не жила полнее. И вместе с тем все казалось сном, от которого хочется тут же проснуться… и видеть и видеть его.

Она оставалась дома – теперь ей прямо запретили выходить. Мать. Ка-Нейт сама не знала, чего боится госпожа дома – неужели того, что на нее нападут? Но кто в городе знает Ка-Нейт, кому нужна ее смерть? Неужели у нее могут быть враги?

Госпожа Нофрет берегла свое дитя как драгоценность, чтобы передать ее будущему мужу в целости и сохранности. После сватовства верховного жреца ее настроение изменилось полностью – как раньше она горячо расхваливала Хорнахта, так теперь целиком и полностью заняла сторону великого пророка Амона.

– Он будущий муж Ка-Нейт, и это уже не изменить, – сказала она Джедефптаху. – Будем же ему друзьями. Неужели ты враг нам и нашей дочери, милый брат?

– Я друг фараону, – гневно ответил Джедефптах. – Жрецы жиреют, отнимая богатства у казны. Они…

– Ты хочешь сказать, что они враги фараону? Опомнись! – в ужасе воскликнула Нофрет. – Они первые слуги его, они опора трона! Фараон и сам – жрец! Без них не стало бы Та Кемет!

– Верно, – мрачно ответил Джедефптах.

Он помолчал.

– Но так, как есть, не должно быть.

– Чем же плохо то, что есть? Амон – величайший из богов, и он заслуживает величайших богатств!

Уже Нофрет разгневалась.

– Кто же, если не этот бог?

Джедефптах склонился к ней почти с выражением ненависти.

– Есть величайший из богов, о котором ты забыла, – тихо сказал он. – Божественный Рамсес, его величество, жизнь, здоровье, сила, над которым хотят подняться эти слуги.

Нофрет заткнула уши и отпрянула.

– Я не желаю слушать эти мятежные речи! – крикнула она. – Ты хочешь изменить Маат! Ты оскорбляешь жрецов Амона, ты прогневаешь его!

Джедефптах совсем тихо рассмеялся; только глаза сверкали.

– Ты стала другом жрецам только тогда, когда жрец Амона решил породниться с тобой, – сказал начальник мастерских. – Какие изменщицы женщины.

– Замолчи! – крикнула Нофрет.

Она выпрямилась во весь рост, так что стала едва ли не выше понурившегося мужа.

– Я твоя верная жена, достойная госпожа твоего дома, и не буду терпеть напраслину, – сказала она.

Джедефптах поднял голову.

Как-то криво улыбнулся. Развел руками и хлопнул себя по бедрам.

– Да, Нофрет, истинная правда. Ты верная жена мне и достойная госпожа моего дома. Прости.

Нофрет кивнула, чувствуя себя правой и все еще гневной.

– Хорошо.

Она стремительно покинула комнаты, направляясь к дочери. Дать ей какие-то еще наставления – как стать лучшей женой верховному жрецу. Джедефптах с отвращением вздохнул.

Ах, Са-Монту. Не было худшего наказания за слабость Джедефптаха, чем предстать перед начальником строительных работ фараона после того, как он изменил ему и его сыну.

Са-Монту – прямой и гордый человек, преданный фараону – выслушал Джедефптаха с лицом каменной статуи. Только глаза сверкали, и чуть изогнулись сжатые губы.

“Я понял, – отрывисто сказал его друг. – Жрец Амона запугал тебя. Я все понял, Джедефптах, мне не нужно больше слов”.

Джедефптах тогда пришел в отчаяние. Такого друга, как Са-Монту, он не имел никогда. Это был человек, любивший его независимо от его заслуг…

“Таково было желание моей дочери!” – воскликнул Джедефптах, пытаясь оправдаться. Са-Монту усмехнулся.

“Все женщины соблазняются золотом и властью. Ты знал, как Ка-Нейт любил мой сын? Ты знаешь, как он болен теперь, что отказывается от пищи и не хочет никого видеть, даже меня?”

“В самом деле?”

Джедефптах был глубоко огорчен.

“Может быть, найти для Хорнахта врача?”

“От этой болезни нет врачей, – с горечью ответил Са-Монту. – Как нет врачей, которые лечили бы вероломные души”.

Джедефптах оскорбился и ушел, не попрощавшись. Но слова Са-Монту огнем горели в его душе. Начальник мастерских чувствовал, что Са-Монту прав, а он сам… изменщик.

Но Ка-Нейт желает этого человека в мужья, подумал Джедефптах. Я тоже люблю свое дитя, как Са-Монту любит Хорнахта. Но все равно этот поступок – низкий поступок, разрушающий Ка*.

И он навсегда потерял любовь и Са-Монту, и его сына. А что приобрел… взамен? Покровительство жрецов?

Джедефптаху хотелось плюнуть.

Но теперь уже ничего не изменить – если он откажется и от слова, данного верховному жрецу, будет изменщиком дважды.

***

Ка-Нейт ничего не знала об отцовских терзаниях – знала только то, что он огорчен ее скорым браком, но старается совладать с собой. Джедефптах не желал омрачать ее счастье, и весна ее любви только расцветала.

Неб-Амон приезжал в их дом еще несколько раз – теперь по праву жениха: и по праву жениха гулял со своей невестой в саду, где они наслаждались долгими речами и долгими поцелуями. Ка-Нейт трепетала от каждой ласки, раскрываясь ему навстречу, словно цветок. Но великий ясновидец не желал вступать в свои права прежде, чем будет готов договор, а их любовь – освящена.

Чем дольше ожидание, тем сладостнее награда. Желание обладать Ка-Нейт захватывало пророка Амона все сильнее, но никогда еще он не чувствовал такой радости жизни. Только в юности… когда людей радует все.

– Я люблю тебя, – говорил он Ка-Нейт то, что никогда еще не говорил никакой женщине. Его жена Мут-Неджем, ушедшая на Запад, была высокой жрицей Амона и дочерью верховного жреца Хора – необходимостью. Жизнь с нею была длинной храмовой церемонией от начала и до конца.

– И я люблю тебя, господин моего сердца, – отвечала Ка-Нейт.

Мут-Неджем никогда не говорила ему таких слов. И не дарила таких взглядов. И не целовала его так, точно кроме него, на земле не было никого.

Ка-Нейт ничуть не смущалась тем, что ее отец почти никогда не выходит приветствовать будущего зятя – счастье застлало ей глаза, и она не видела, что этот договор был для Джедефптаха почти насилием. Сам Неб-Амон готов был презреть не только сопротивление начальника мастерских. Ради того, что испытывал сейчас, он мог бы презреть… что угодно.

Но он верил, что Амон наконец послал ему награду за верное многолетнее служение.

Разве может быть иначе?

Кто, как не он, заслуживает такой награды, как Ка-Нейт? И кого, как не его, достойна она сама? Счастьем и истинной справедливостью было то, что Неб-Амон помешал ее браку с неловким юношей, который ничего еще не успел достичь… и который не сумел бы ее любить. Хорнахт сломал бы этот цветок.

Неб-Амон без всякого сожаления узнал, что бывший жених Ка-Нейт тяжело заболел, когда его разлучили с ней. Богам следовало наслать на него болезнь еще раньше – тогда, когда он покусился на девушку, которой не стоил.

А теперь эта девушка станет высокой госпожой и матерью высоких господ. Станет тем, чем рождена быть.

– Ты не должна ни о чем сожалеть, – говорил он Ка-Нейт, когда она грустила об отце и об отвергнутом женихе. – Каждый становится тем, что ему предназначено. Или ты не знаешь, что все в нашей земле совершается согласно божественной справедливости?

Ка-Нейт улыбалась.

– Я не верю в это, когда гляжу на тебя, мой прекрасный брат. Когда вижу, что это ко мне обращено твое желание. Ты достоин царицы.

– Ты – моя царица, – отвечал пророк Амона.

***

Хорнахт проболел почти до самой свадьбы своей невесты со своим соперником. Потом, в одно утро, он встал – и пешком, во вчерашней одежде, шатаясь от слабости и одышливо дыша, отправился в храм Амона.

Он сам не знал зачем. Еще раз помучить свое сердце созерцанием блестящего соперника?

Но Неб-Амона он в храме не нашел, как и своей бывшей невесты. Должно быть, они наслаждались друг с другом.

Хорнахт чуть не заплакал.

Он направился прочь – его провожали удивленные взгляды тех, кто знал его прежде: сильным, веселым и смелым. Но теперь ему не было дела до этих взглядов.

И вдруг у ограды он увидел незнакомую молодую женщину, стоявшую неподвижно и пристально глядевшую на него. Хорнахту сейчас не нужны были никакие женщины, кроме той, которую у него отобрали.

Но он почему-то остановился – словно огромные черные глаза незнакомки приказали ему это.

Женщина быстрым шагом приблизилась к нему, и Хорнахт увидел, что она очень красива. Он сравнил бы ее с богиней Баст*… с кошкой, принявшей человеческий облик, но сохранившей опасную грацию.

– Ты Хорнахт, сын господина Са-Монту? – напряженным шепотом спросила Тамит.

– Да, я Хорнахт, сын Са-Монту, – угрюмо сказал юноша. – А кто ты? Тоже жрица?

Тамит рассмеялась.

– Нет, юноша. Я прихожу сюда, но я не служу этому богу. Он помогает мне.

Хорнахт был удивлен и возмущен ее обращением – эта девица, несмотря на свою необыкновенную красоту, была одета в совсем простое платье, а ее босые ноги загрубели. Служанка! Но почему она так дерзко говорит?

– Кто же ты такая? – спросил он.

Незнакомка наклонилась к нему и шепнула:

– Я Баст.

И так сверкнули ее глаза под изломом черных бровей, что юноша не нашелся что ответить на новую неслыханную дерзость. Он вдруг подумал, что такой ему и представилась бы Баст, вздумай она спуститься на землю.

– Богиня? – спросил Хорнахт без улыбки. Что еще она задумала?

“Баст” рассмеялась, сверкнув мелкими острыми белыми зубами.

– Это – мое имя для тебя, Хорнахт. Пойдем со мной.

– Зачем? – спросил он, не двигаясь с места.

– Я знаю твое имя, и я знаю твое горе, – шепнула “Баст”; она повернулась и оглянулась на него через плечо. Поманила тонкой смуглой рукой.

Хорнахт пошел за ней как привязанный, удивляясь себе – почему он слушает ее? Она знает его горе, и что с того? Только боги могут тут помочь.

“Баст” вывела его за ограду храма, а потом – повела к разведенному в стороне пальмовому островку-рощице. Хорнахт нахмурился, глядя, как мелькают ее смуглые босые ноги. Неужели она хочет его соблазнить?

Его сейчас не соблазнила бы и царевна.

Красавица завела его под деревья и, немного углубившись в рощицу, так что пальмы почти скрыли от них город, села на землю, обхватив рукой поднятое колено. Изогнулась и улыбнулась Хорнахту.

Очень красивая женщина.

Хорнахт равнодушно смотрел на нее.

– Какое средство ты знаешь от моего горя? – спросил он. – У меня отняли невесту. Мне не нужна другая.

“Баст” рассмеялась каким-то мурлычущим, грудным смехом.

– Я не предлагаю тебе себя, юноша, ты слишком самонадеян. Я вхожа в дом твоего врага, Неб-Амона, который женится на твоей невесте.

Хорнахт подался вперед, широко раскрыв глаза.

– Вот как?

Девица кивнула.

– Ты хочешь вернуть ее?

– Я ничего так не хочу, – хрипло ответил Хорнахт. – Я хочу ее больше воды и пищи.

“Баст” перестала улыбаться.

– Мне знакомы такие терзания.

Она взглянула на юношу.

– А что, если я скажу тебе – я каждый день нахожусь рядом с твоим врагом и каждую ночь сплю в его доме? Что, если я скажу тебе – я вижу, что он ест и что пьет?

“Баст” приблизила к нему свое лицо и прошептала, горячо дыша ему в щеку:

– Что, если я скажу тебе – я знаю, где он спит и могу войти туда?

– Что… ты мне предлагаешь? – прошептал Хорнахт. – Убийство? Ты, должно быть, безумна…

– Нет, – ответила девица. Она взглянула прямо перед собой, и в этом взгляде не было жизни. – Я так же безумна, как и ты.

– И ты воин – разве ты не убивал? – прибавила она, глядя на замершего юношу. – Иногда убийство угодно богам.

Вдруг “Баст” поднялась.

– Я уйду, а завтра в это время ты сможешь снова найти меня в храме, – сказала она. – Если ты захочешь поговорить со мной, ты сможешь подойти. Но потом меня здесь уже не будет… Баст не ждет.

Вдруг девица оглянулась, и Хорнахта ужаснул взгляд ее черных глаз.

– Помни – я одна вижу, где он ест, пьет и спит, – прошептала она. И удалилась, раздвигая ветви, словно ее и не было.

Хорнахт схватился за неприбранные волосы, глядя вслед этой прекрасной и преступной женщине. Она, должно быть, и вправду безумна.

Убить верховного жреца!

Ведь это означает смерть… мучительную смерть. Даже если Хорнахт избежит суда, его непременно найдут и уничтожат жрецы.

Юный воин знал, что эта сила – тайная, но неодолимая. Тот, кто выступал против жрецов, умирал. А тот, кто смел подняться против жрецов Амона…

Проклят при жизни, проклят после смерти, прошептал юноша.

Но разве он уже не проклят при жизни?

“Я одна вижу, где он ест, пьет и спит”, – вспомнился ему шепот и огромные черные глаза. Подобные глазам Сехмет, насылающей мор.

***

Подготовка к свадьбе шла полным ходом.

Великий ясновидец договорился с жрецами, которые должны были совершить свадебный обряд. Будущие покои Ка-Нейт – бывшие покои Мут-Неджем – прибрали: вымыли до блеска и украсили цветами. Цветы меняли каждый день.

Неб-Амон сам следил за этим… жрец, внимательный к каждой мелочи, во всем, что предназначалось Ка-Нейт, видел руку богов. Он заботился о ее комнатах, представляя, как она войдет сюда, благословляя своим прикосновением все, чего коснется.

Ее покои освятили приглашенные жрецы.

Перед самой церемонией Неб-Амон вместе с будущим тестем посетил храм Амона. Великий ясновидец своею рукой заклал двух быков перед лицом бога.

Джедефптах не пожертвовал Амону ничего.

– Ты не хочешь милости бога для своей дочери? – холодно спросил верховный жрец, когда совершил омовение и переоделся после обряда.

– Ты ублажаешь его за нас обоих, – раздраженно ответил Джедефптах.

Неб-Амон взглянул на него так, что будущий тесть невольно потупился.

– Ты дерзок, начальник мастерских, – сказал первый пророк Амона. – Ты говоришь, а Амон слышит. Он слышит каждое слово.

– Я не вижу перед собой Амона, только тебя, – сказал Джедефптах, тяжело дыша от скрываемой ненависти.

Неб-Амон улыбнулся и ступил вперед, так что их длинные одеяния соприкоснулись. Жрец посмотрел начальнику мастерских в глаза.

– Я – рука, язык и око Амона на земле, – сказал он. – Благоразумие, Джедефптах, состоит в смирении перед богами и осмотрительности в речах и делах. Я не думал, что в свои почтенные годы ты еще нуждаешься в таких остережениях.

– Ты мне угрожаешь? – спросил в изумлении и гневе Джедефптах. – Ты угрожаешь отцу своей невесты?

– Я только слуга, – сказал Неб-Амон. – Грозен бог. И его должно бояться.

Он помолчал.

– Ты отец Ка-Нейт, но не сама Ка-Нейт, – прибавил жрец. – Я друг тебе, пока ты друг мне.

Он в упор посмотрел на онемевшего Джедефптаха, повернулся и величественно ушел, задев тестя краем летящего белого одеяния. Красивый, властный и могущественный человек, сила которого не в нем одном – во многих и многих, скрытых от глаз.

Должно быть, им и вправду помогает Амон, подумал Джедефптах. Перед которым простым людям остается только склониться.

О Ка-Нейт, только бы этот союз принес ей счастье, с болью подумал он. Душа Неб-Амона темна… знает ли она ее? И могут ли любить сердца таких людей?

Я не буду ему другом, но не буду сердить его, подумал Джедефптах. Иначе это может повредить Ка-Нейт. Дети кого угодно могут сделать изменщиком… и женщины.

* Электрум – сплав золота и серебра.

* Дебен – условная денежная единица, мера меди и серебра.

* В подчинении у храма и “головы” – предположительно скотоводы и земледельцы. Египетский храм был “государством в государстве”, укрепленной и в большой степени самостоятельной структурой; большая часть земель Египта принадлежала храмам. Храмы Амона-Ра владели лучшими землями страны.

* Ка, по представлениям египтян, – одна из трех душ человека (Ах, Ба и Ка): Ка двойник и жизненная сила, сопровождающая человека при жизни и в вечности.

* Богиня любви и веселья, изображавшаяся в виде кошки.

========== Глава 6 ==========

И вот день настал.

Ка-Нейт еще за ночь до этого не могла спать; в ночь накануне свадьбы она уснула так крепко, что утром пришлось ее разбудить.

Мерит-Хатхор.

– Поднимайся, моя госпожа. Сегодня ты воссияешь.

– Ты говоришь обо мне так, точно я… фараон, – с улыбкой сказала Ка-Нейт, заливаясь краской.

– Ты царевна, и сегодня станешь царицей, – улыбаясь, сказала Мерит-Хатхор. – Пойдем, дорогая госпожа, я помогу тебе в купальне.

– Мать прислала свою служанку, – заметила Ка-Нейт, глядя на недовольную девушку позади Мерит-Хатхор – которая, однако, не смела выказать своей обиды, ожидая решения госпожи.

– Ты хочешь, чтобы она сегодня служила тебе? – спросила Мерит-Хатхор; Ка-Нейт увидела, как помрачнело ее лицо, став чужим.

– Нет, – сказала девушка. – Ты моя любимая прислужница, и будешь при мне всегда. Иди, я отпускаю тебя, – обратилась она к служанке.

Нахмурилась, видя, что та не двигается с места.

– Иди, Шерит! – уже резче повторила Ка-Нейт.

Девушка, поджав губы, поклонилась и безропотно ушла.

Ка-Нейт встала.

– Я будто стала пустой внутри, Мерит-Хатхор, – с улыбкой пожаловалась она. – Я так… Я как будто боюсь, хотя очень хочу того, что сегодня совершится.

– Конечно, ты хочешь, – сказала Мерит-Хатхор. – Новое всегда страшит, госпожа. Но ты хочешь этого, и ты будешь счастлива.

Она приобняла хозяйку за плечи, как мать или старшая сестра, и повела ее мыться.

Свадебный обряд и свадебный пир должны были состояться в доме верховного жреца.

Джедефптах намеревался дать дочери в сопровождающие слуг дома и свои носилки – самые нарядные носилки в доме. Но когда невесту собрали и слуг приготовили, Джедефптаху доложили, что великий ясновидец прислал за нею носилки и слуг из своего дома.

– Он все отнимает у меня! – воскликнул Джедефптах.

Он не мог сказать яснее – хотя чувствовал именно так: давая, жрец Амона отнимал… отнимал у начальника мастерских власть над своим домом и дочерью.

Ка-Нейт, одетая в белое платье с серебром, с серебряным налобником, с единственным ожерельем на шее – очень скромно – остановилась почти в испуге при виде мощных черных носильщиков Неб-Амона и бесстрастных величественных слуг.

Мерит-Хатхор, стоявшая рядом, нахмурилась.

– Неужели великий ясновидец хочет, чтобы с тобой не было твоих слуг? – прошептала она.

– Нет. Он очень щедр, – прошептала Ка-Нейт.

Мерит-Хатхор покачала головой.

– Садись в носилки, госпожа, – сказала она.

Ка-Нейт взглянула на нее, на отца, старавшегося скрыть свое горе и негодование – и вдруг подбежала к нему. Нырнула под простертую руку и обняла отца.

Джедефптах крепко обнял ее, сдерживая слезы.

– Прощай, дитя мое, – сказал он.

– Я вернусь еще, – прошептала она.

Джедефптах поцеловал ее и отстранил от себя, отворачиваясь.

– Иди, – приказал он.

Мать простилась с Ка-Нейт еще дома – не могла видеть, как ее посадят в носилки и увезут.

Ка-Нейт улыбнулась отцу, взглянула на Мерит-Хатхор и села в носилки. Мерит-Хатхор успела увидеть, как госпожа побледнела.

Сжав губы, наперсница Ка-Нейт шагнула к носилкам и заняла место позади сопровождающих слуг.

– Нельзя! – воскликнул один из безмолвной свиты, наконец обретя дар речи от возмущения, сделав движение, чтобы оттолкнуть ее. Мерит-Хатхор улыбнулась, подняв голову и расправив широкие плечи.

– Госпожа приказала, чтобы я была рядом, – сказала она. – Я наперсница госпожи Ка-Нейт, и она не желает разлучаться со мной, куда бы ни следовала.

Она знала, что думают сейчас эти слуги – что всем следует подчиняться желанию их господина – но была тверда. Не только он господин: к нему прибывает госпожа, а не служанка. И она тоже имеет волю.

Мерит-Хатхор шагнула вперед и стала между сопровождающими слугами, мужчиной и женщиной, по левую руку от носилок.

Ка-Нейт понесли, и Мерит-Хатхор зашагала рядом, чувствуя большую гордость за госпожу и за себя – она не уступала избранным слугам верховного жреца ни представительностью, ни достоинством. И там, в новом доме, она по-прежнему будет поддерживать госпожу. Будет ее правой рукой.

Ка-Нейт, сидя в белом колышущемся шатре, то молилась, то начинала задыхаться – от счастья или страха. Или от того и другого вместе.

Сейчас она войдет в дом своего супруга.

Нет… сейчас она предстанет и преклонится перед ним…

Следовало сказать положенные слова, приветствуя его, но Ка-Нейт не могла даже думать, не то что говорить.

Она не знала, сколько ее несли – только слышала крики, заставлявшие сжиматься сердце от блаженного ужаса:

– Дорогу супруге первого пророка Амона! Дорогу!

Это о ней. Не может быть! Чтобы о ней вот так кричали в городе, называя ее таким высоким именем!

И, однако же, это кричали о ней, именно о ней.

И вдруг носилки остановились; ее плавно и быстро опустили.

Раздвинулся полог, и показалось лицо Мерит-Хатхор.

– Выходи, госпожа, – сказала ее верная наперсница, которая в этот миг казалась Ка-Нейт любимой сестрой. И видя ее рядом, Ка-Нейт сумела улыбнуться в ответ и, оперевшись на ее руку, подняться из носилок. Она была уже за воротами… в большом прекрасном саду.

Как будто в блаженном краю… незнакомом блаженном краю.

И рядом уже стоял ее возлюбленный. Он должен был ожидать на пороге своего дома – но он пришел к ней, чтобы избавить ее от смущения. Ка-Нейт опустилась перед ним на колени и склонилась до земли.

Следовало еще сказать слова, но у нее в сердце не осталось никаких слов. Только радость и страх, которые с их встречи жили там вместе.

Неб-Амон поднял ее, улыбаясь.

– Приветствую тебя на пороге моего дома, возлюбленная сестра, – сказал он. – Клянусь перед лицом Амона и Хатхор, покровителей этого дома, что я перед тобою чист, чему свидетельством служит мое имя в брачном договоре*.

Далее следовало потребовать клятвы в честности и от невесты, но Неб-Амон промолчал.

Ка-Нейт ответила сама:

– Клянусь тебе, благородный господин… перед лицом Хатхор, покровительницы моего дома, что я перед тобою чиста, чему свидетельством служит мое имя в брачном договоре.

Неб-Амон улыбнулся, восхищенный самообладанием, которого от нее не ожидал. Ка-Нейт потупилась и приняла его руку. Вместе они прошли в дом.

Там к ней подступили служанки дома, подхватившие Ка-Нейт под руки, чтобы провести ее в ее покои. Ка-Нейт была неприятна такая навязчивость… будто ее лишили воли; она высвободилась. Огляделась, словно ища защиты.

– Я здесь, госпожа.

Мерит-Хатхор. Не испугавшаяся великолепия дома и своевластия слуг. И власти великого ясновидца.

Его уже и не было с ними – отошел, чтобы сделать последние приготовления к обряду. Ка-Нейт улыбнулась с подмывающим душу чувством тоски… и облегчения.

– Будь со мной постоянно, Мерит-Хатхор, – сказала она. – Идемте, – сказала она женщинам дома. Служанки поклонились, больше не смея касаться ее.

Они поднялись на второй этаж, и Ка-Нейт провели в покои, которые напомнили ей ее девичью комнату – низкий потолок подпирали тонкие колонны-лотосы, окно выходило на ворота в ограде. Только эта комната была просторнее и роскошней обставлена. Из ниш смотрели золотые божества – покровители дома. На блестящем кедровом туалетном столике стоял… ларец с драгоценностями. Ка-Нейт ахнула, догадавшись, что это те самые драгоценности, которые были присланы в подарок их семье, когда Неб-Амон сватался к ней.

Теперь это были ее сокровища. Свадебный подарок ее могущественного супруга.

Ка-Нейт провела рукой по прохладной древесине столика и резной крышке ларца, в любое мгновение боясь очнуться.

Посреди комнаты стояло широкое застеленное вышитым покрывалом ложе, ножки которого были сделаны в виде бога Бэса, который хранил хозяина и домашних от падений. Ка-Нейт взглянула на эту постель и побледнела, прижав руку к груди.

Мерит-Хатхор положила ей руку на плечо, не решаясь ничего говорить.

– Взгляни на украшения, который подарил тебе твой супруг, – сказала она. – Они достойны сегодняшнего пира.

– Да, Мерит-Хатхор.

Ка-Нейт села к туалетному столику и, взволнованно дыша, достала из ларца тяжелую золотую подвеску на нитях бирюзы и пару золотых браслетов в виде соединенных пластин. Стала водить пальчиками по узорам.

– Какая искусная работа, – сказала она.

Взглянула на наперсницу, и губы ее дрогнули, точно она готовилась расплакаться.

– Ах, Мерит-Хатхор, я словно умираю…

Мерит-Хатхор подбежала к ней и крепко обняла – как мать, которой здесь не было.

– Будь спокойна, моя царевна, это твой путь и твое счастье, – прошептала она.

Ка-Нейт прижалась к ней, и Мерит-Хатхор чувствовала, как колотится ее сердечко.

Тут обе услышали шаги – легкую, но величественную поступь.

Ка-Нейт боязливо разомкнула руки и встала навстречу своему будущему супругу. Неб-Амон был прекрасен – то же золотистое одеяние, будто сотканное из солнечных лучей… золотые украшения. Драгоценное обрамление красивого и сильного тела, которое оживлял страстный дух.