Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 59 страниц)

Кто-то притронулся к его руке.

– Я нашла тебя, – улыбаясь, прошептала Меритамон. – Ты… Ты мне очень нравишься…

Хепри изумленно отодвинулся, но тут увидел, что щеки девушки раскраснелись, а черные глаза блестят. Она говорила так от вина; Хепри никогда еще не видел пьяных женщин, а тем более – пьяных девиц.

– Правда, – горячо шептала Меритамон, которая уже держала его за руку и тянулась ко второй руке. Вот обе его ладони оказались в ее власти, и она наклонилась к нему.

– Госпожа, – прошептал Хепри, чувствуя, что это смерть, но сладчайшая на свете…

Аменемхет, сидевший в центре зала, под одобрительные возгласы прижался губами к щеке Неферу-Ра, и в этот самый миг губки его сестры соединились с устами Хепри.

– Госпожа… – прошептал юноша, вокруг которого кружились стены, гости… все… кроме улыбающегося счастливого лица Меритамон.

– Ты так мне нравишься, ты лучше всех, – прошептала она.

Он не знал, откуда ждать спасения…

Хепри огляделся, отчаянно ища способ сбежать, и увидел, что половина гостей вместе с новобрачными уже ушла. Неб-Амона тоже не было, а часть оставшихся гостей уходила… некоторых поддерживали слуги…

А оставшиеся засыпали или уже спали прямо здесь.

Хепри так отчаялся, что решил последовать их примеру – притвориться пьяным и лечь под стол, как вдруг его схватили за рукав. Он вздрогнул, ожидая расправы. Но это опять была Меритамон – весело улыбавшаяся и покачивавшаяся; ее нисколько не удивляло поведение Хепри, только забавляло.

– Что ты делаешь? Пойдем… я тебя уложу спать, я хозяйка, – сказала девушка.

Хепри не умер от ужаса, услышав такое предложение, только потому, что и на него наконец подействовало выпитое вино. Он встал, и тут зал вокруг него превратился в корабль, который его качал. Его и Меритамон.

Она обняла друга за талию, и они, помогая друг другу держаться на ногах, выбрались из зала. Хепри изо всех сил пытался сохранять ясный рассудок, но с каждым шагом это получалось все хуже и хуже; одно он помнил и понимал – если сейчас он попадется на глаза Неб-Амону или его домоправительнице, он уподобится своему проклятому лишенному имени отцу уже завтра…

Меритамон втолкнула его в какую-то комнату, и там он увидел какую-то кровать и тут же упал туда. Успел еще услышать, как смеется девушка, а потом его поглотило спасительное забытье.

Проснулся Хепри сам – голова болела, соображал он плохо, но достаточно, чтобы понять, что ему невероятно повезло.

Вокруг никого не было. Юноша соскользнул с кровати и, нагнувшись, отыскал свои драгоценные сандалии: они стояли у изножья, парой, точно кто-то их составил. Он помнил, что повалился на кровать обутый – кто же его разул, да еще и позаботился о его обуви?

Все поняв, юноша ощутил огромный стыд. Меритамон – Меритамон видела, какие у него ноги… И хорошо. Теперь она поняла, кто он такой, и перестанет говорить с ним и так страшно угрожать его жизни и своей чести.

Покачиваясь, Хепри вышел в коридор и попытался вспомнить, где двери. И нет ли у входа стражи? Если есть, он просто не знал, что делать.

Юноша притронулся к голове и ощутил, что пора бриться. Как глупо! О чем он думает!

Он направился вперед по пустому коридору, все чаще дыша от напряжения и испуга. О милосердный Амон, ведь я тоже твой жрец, думал он. Неужели ты бросишь меня?

Его настигли чьи-то шажки и пыхтение, и юноша увидел Меритамон. Она была растрепанная и в измятом платье, но сияние ее красоты ничуть не потускнело со вчерашнего дня.

– Как хорошо, что ты еще не ушел, – сказала она. – Ты встал очень рано, еще все спят. Я сейчас пришлю к тебе слугу, и он проводит тебя к воротам. А может, ты хочешь вымыться и поесть?

Ужасно хотел – но больше всего хотел отсюда сбежать. Какая безрассудная девушка! Прекрасная госпожа!..

– Ты очень добра, – низко кланяясь, ответил Хепри. – Я не стою твоей заботы, дорогая госпожа. Прошу тебя, только покажи мне, где выход, и я больше никогда тебя не побеспокою.

Меритамон посмотрела на него растроганно и с нежностью.

– Сейчас я пришлю слугу, – мягко сказала она и убежала.

Хепри добрался до храма живым.

========== Глава 50 ==========

Аменемхет зажил странной и преступной жизнью: преступником он чувствовал себя с обеими своими женщинами. Неферу-Ра отнимала у него то, что он мог бы отдать Тамит, матери своего сына; и самого сына молодой человек почти не видел. Только на руках у кормилицы или Мерит-Хатхор. Хотя Мерит-Хатхор уже начала водить Аменхотепа за ручку – он рано пошел и уже говорил… Отцом он называл Неб-Амона…

А кого он будет называть матерью? Кажется, этого слова мальчик до сих пор не знал.

С Тамит молодой человек чувствовал себя счастливым, и только с нею успокаивалась его душа, потому что именно эту женщину он хотел и имел право назвать своей женой – своей настоящей семьей; но, вместе с тем, именно с нею он был самым большим преступником. Он приходил в ужас от мысли, что будет, если Неб-Амон узнает, что сын по ночам проникает в его гарем, пусть господин дома и не касался принадлежащей ему женщины…

По ночам.

Только в это время Аменемхет мог ходить к своей любовнице, потому что днем его присутствия требовала жена. Неферу-Ра была слишком умна, чтобы не понять в конце концов, что означают отлучки мужа, и не выследить его. А ночами – что ж, кажется, она не возмущалась тем, что муж чаще ночует на своей половине, чем на ее. Ее слишком рано выдали замуж, думал Аменемхет, ей рано отдаваться мужу, она страдает от этого. Он уже понимал, что чувствует женщина с ним. Он уже знал, когда женщина наслаждается…

Другой, может быть, пренебрег бы неудобством жены – ведь он имел право на ее тело; но Аменемхет был не таков, хотя юная жрица никогда не жаловалась, вообще не произносила ни одного слова, которое могло бы уронить ее достоинство или мужа.

К стойкой Неферу-Ра он испытывал смешанное уважение, жалость… и неприязнь, которая все усиливалась, хотя Аменемхет понимал, что его жена только выполняет свой долг, проводя с ним дни и ночи. Но постепенно и ночи с ней стали для него неприятны: юноша совсем не испытывал любви к ее почти детскому телу, и жалел ее, когда ощущал ее страх; все это убило желание и в нем. Он всегда чувствовал глубоко, у него были отцовский ум и сердце.

Аменемхет ждал дня, когда отец разрешит ему в полной мере возобновить служение в храме: сейчас Неб-Амон освободил и его, и Неферу-Ра, чтобы дать им время узнать друг друга; но это время вместе не сближало их, а только увеличивало отчуждение, и в конце концов господин дома тоже это понял. Неферу-Ра и Аменемхет вернулись в храм – вместе, но порознь, точно никогда не были женаты; этот брак был не сердечным союзом, а только узами, смирявшими их и хранившими добродетель обоих.

Что ж, может быть, Неб-Амон этого и добивался.

Больше месяца супруги даже не видели друг друга – в этом не было необходимости: они не занимались никакими общими хозяйственными и жреческими делами, требовавшими обсуждения. А потом Неферу-Ра вдруг сама отыскала мужа и вывела его в храмовый двор для разговора…

– Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне, – сказала она.

Аменемхет посмотрел в ее пылающее некрасивое личико и вспомнил, какой маленькой и хрупкой казалась ее головка без парика. Из-за этого он еще больше сдерживал себя с ней; жена казалась слишком… маленькой для его страсти.

– Зачем? – спросил он.

Они были одни, и можно было отбросить приличия, от которых Неферу-Ра в первые дни брака не отступала ни на шаг.

Умная жрица прищурилась, знающе, болезненно, и на ее глазах появились слезы.

– Ты не любишь меня и никогда не любил, – сказала она.

Аменемхет вздохнул и поднял руки, чтобы положить их на ее плечи, но жена отдернулась, словно боялась, что его тяжелые ладони раздавят ее плечики.

– Ты все знаешь, госпожа – мы никогда не говорили о любви, – сказал он жене. – Мы следовали долгу.

Она закрыла глаза, и из-под ресниц закапали слезы. Аменемхет не помнил, чтобы видел ее слезы хоть раз – даже в первую ночь, которую она перенесла как стойкий узник пытку.

– Мое сердце полюбило тебя, – сказала Неферу-Ра. – Ты совершенен…

Аменемхет от неожиданности и жалости усмехнулся. Он снова ступил к ней, протягивая руку для утешения, но жена опять отпрянула.

– Ты презираешь меня, я вижу! – выкрикнула она шепотом. – Почему? Да, мое тело некрасиво, но я неустанно воспитываю мой Ка, я никогда не нарушала своего долга перед тобой и перед богом!..

Девочка плакала, ее лицо стало совсем дурным, плечи сотрясались так, что натягивалось платье, показывая плоскую грудь и выступающие косточки узких бедер.

Аменемхет без труда притянул к себе слабое тело и прижал к плечу бритую головку. Эта головка, как он ни старался скрыть свои чувства, всегда была ему особенно неприятна.

– Я никогда не презирал тебя, “прекраснейшая перед ликом Ра”, – прошептал он, гладя костлявое плечо. – Ты истинно такова – ты достойная госпожа и достойная служительница бога…

– А жена? – спросила Неферу-Ра. Она подняла голову и взглянула мужу в глаза, стянув спутанный и перекосившийся парик; против воли по его спине пробежал озноб от ее некрасивости.

– Я достойная жена? – потребовала дочь третьего хему нечер, прищуривая глаза и сжимая губы. Жалость исчезла, осталась неприязнь.

– Да, – холодно ответил Аменемхет. – Я никогда не мог ни в чем тебя упрекнуть, Неферу-Ра.

– Тогда возвращайся ко мне и на мое ложе, – сказала жрица, вскидывая голову; она так и пылала, но не отводила глаз.

– Ты в самом деле хочешь этого? – мягко спросил Аменемхет.

Неферу-Ра решительно кивнула.

– Бог тебя накажет за пренебрежение женой, – сказала она, и его неприязнь вернулась с удвоенной силой.

– Хорошо, я приду на твое ложе, – резко ответил он, повернулся и ушел; спиной молодой жрец ощутил страх Неферу-Ра.

Он пришел к ней этой же ночью, и все было ненамного лучше, чем раньше – только потом Аменемхет понял, что по-другому. Жрица сегодня постанывала не от боли, а от наслаждения, а когда он хотел заснуть рядом с ней, вдруг со слезами потребовала любви снова.

– Мне мало, муж мой, мое лоно не удовлетворено! – заявила Неферу-Ра, вогнав мужа в краску стыда. Даже Тамит никогда не говорила таких слов. Но он послушал свою жену и снова отдался ей, и в этот раз она начала кричать, судорожными, резкими движениями прижимая его к себе; ее наконец пробудившаяся страсть была такой же некрасивой, как ее прежняя холодность.

Высвободившись наконец из ее хватки, Аменемхет почувствовал, что жена изранила ему спину ногтями. Он был обессилен и несчастен, а она улыбалась, как будто все его силы перешли в нее.

Четырнадцать лет – как его сестра…

Вдруг он почувствовал почти ненависть к этой уродливой женщине-ребенку, с полным правом лежавшей в его постели и требовавшей его тела.

– Ты разбудил мое сердце и мое нутро, – прошептала Неферу-Ра, прижимаясь к нему своей обнаженной головой; Аменемхет прикрыл глаза, держа ее в объятиях. Он испытывал сейчас самые нечестивые чувства.

Неферу-Ра не стала бы так обнимать его, если бы могла слышать, о чем он думает.

С этих пор с женой стало и легче, и трудней – легче потому, что ночи перестали быть мучением для обоих, а труднее потому, что Неферу-Ра теперь не давала мужу отдыха от себя. Казалось, она ослепла сердцем и перестала понимать, что Аменемхет принуждает себя любить ее; вернее, видела только то, что хотела видеть. Эта преданная жена оказалась безжалостна. За свою безупречную верность ему и порядку в его доме она требовала его всего…

Аменемхет никогда бы не подумал, что детская заносчивость его невесты скрывает такую натуру. А может быть, Неферу-Ра стала такой только сейчас.

Но Аменемхет скоро почувствовал, что задыхается от ее любви.

Однако пришли ее дни месяца, и она была вынуждена покинуть ложе своего мужа; он был очень рад такому отдыху, потому что только сейчас получил возможность навестить женщину, которую действительно желал.

Только сейчас Аменемхет понял, что это такое – и какой тяжкой повинностью может быть то, что считается удовольствием. Он не знал, оставила ли Неферу-Ра ему что-нибудь, что он может отдать любимой. Но первый поцелуй Тамит вернул его к жизни: они долго не выпускали друг друга из объятий, ласкаясь и плача – он плакал от любви и горя, он, такой сильный мужчина. Но Тамит все понимала. Она была сама чуткость и нежность.

– Подожди немного, мой господин, – сказала его женщина, когда они лежали рядом в траве; она улыбалась, гладя его широкую грудь. На спине молодого жреца все еще оставались следы от ногтей Неферу-Ра.

– Чего ждать? – угрюмо спросил Аменемхет.

– Не оставляй ее, и тогда она скоро забеременеет, – посоветовала Тамит. – Госпожа Неферу-Ра очень молода, и она не имеет женской силы… когда она будет носить ребенка, все ее силы уйдут на него. Она перестанет звать тебя на ложе, и ты еще затоскуешь…

Женщина засмеялась мурлычущим смехом, откинув голову; ясные белки глаз и черные волосы заблестели в лунном свете. Аменемхет наклонился и с благоговением припал губами к открывшейся ямке у начала шеи.

– Я тоскую только по этому, – прошептал он.

– А потом она родит, – прошептала Тамит, – и будет отдавать силы ребенку, а не тебе… Не беспокойся, она недолго будет тебя терзать…

Сама Тамит думала, что может выйти еще лучше – она вспоминала плоскую грудь Неферу-Ра, мальчишеские бедра и улыбалась. Неферу-Ра совсем не предназначена богами для вынашивания детей.

Как прекрасно было бы отомстить и Тотмесу, третьему хему нечер и убежденному палачу.

***

Хепри исполнилось пятнадцать лет.

Он слишком поздно понял, что упустил время заводить новых друзей, а может, покровителей – по натуре этот юноша был скорее одиночкой, как и его отец, как и следовало жрецу; но бедняку, жаждущему лучшей доли, требовался иной характер. Однако теперь все его товарищи повзрослели; их связали узы, не оставлявшие чужаку, сыну преступника и сироте места в кругу знати. Хотя сейчас Хепри понимал, что едва ли мог сдружиться с ними и в детстве – более нежном, но и более жестоком возрасте. Его не заклевали, наверное, только потому, что мальчик вовремя попал под крыло.

Теперь хотя бы молодые люди не обижали его беспричинно.

Но у него был только один друг – знатный господин, которого поглотила семья и грех; у него не было и невесты. Хепри был бы согласен даже не на жену – на подругу… которая могла бы успокоить его, которой он мог бы довериться. Но он уже миновал тот возраст, когда с девочками и женщинами сближаться легко. Теперь никто не взял бы его за руку и не потянул за собой, как это сделала когда-то маленькая Меритамон.

Она казалась ему царевной. Она была так же недоступна…

Он должен был бы желать ей счастья с каким-нибудь достойным молодым господином, но почему-то не мог вообразить господина, который был бы ее достоин. Но если ее недостойны господа, тем более о ней не смеет мечтать он, раб. Что ждет его сейчас? Учителя доучивали его по привычке, а потом его забудут в храме, он потеряется среди этих хижин и келий, как его бедный молодой отец… навсегда. Кому он нужен?

Аменемхет сказал, что не забудет его, но Хепри уже не верил, потому что повзрослел.

У Аменемхета есть семья, у него есть Тамит; а любить Тамит означает пренебрегать ее сыном. Ведь оба они, Хепри и Аменемхет, понимали, какой это стыд, и пока это продолжалось, не могли встретиться из-за своего стыда… пока не изменились, оба.

Как все ужасно. Как неразрешимо. Хепри не видел, как могли бы даже боги распутать их дела.

Однажды вечером, в день отдыха, юноша сидел за воротами храма, под пальмами – в стороне был островок-рощица, где Хепри полюбил уединяться для размышлений. Он даже не подозревал, что именно туда когда-то Тамит, его юная мать, завлекла жениха Ка-Нейт, чтобы сманить его на злое дело…

Юноша щурился, глядя на красное солнце в красном небе. Ра-Хепри, который когда-то благословил его приход в школу, давно уже перевоплотился в Ра-Атума, и неудержимо катился в подземный мир…

Хепри закрыл глаза ладонями.

А отняв руки, понял, что снова грезит. Совсем рядом с ним стояла юная красавица в белом платье, с короткими черными волосами, скрепленными обручем, и оглядывалась, словно выискивая кого-то. Хепри догадывался, кого, и не знал, что делать – спрятаться подальше или пересидеть… если он двинется, Меритамон заметит его. Нельзя! Никак нельзя!..

Хепри от всего сердца желал ей счастья, а не позора.

Он совсем уже хотел вскочить и попятиться назад, как Меритамон повернула голову и заметила его. Ее личико просияло, и госпожа бросилась к нему и схватила за запястье, очень неловко, но не отняла руки – боялась, что он убежит.

– Я тебя отпущу, если ты останешься со мной, – слегка задыхаясь, сказала Меритамон, и Хепри послушно кивнул. Разве мог он ей перечить?

Она села рядом с ним, и вдруг положила другу голову на плечо и заплакала.

Хепри так растерялся, что несколько мгновений просидел как статуя, умоляя бога, чтобы это было только сном – а потом упрекнул себя за трусость, повернулся и обнял девушку, поглаживая ее по спине. Пусть его убьют. Только бы она успокоилась.

– Что случилось? – прошептал он, стараясь быть как можно нежнее.

– Все, – со слезами ответила Меритамон. – Я убежала из дома моего отца, потому что мне там тесно, мне тесно рядом с женой моего брата, она ужасна! Отец стал совсем старым и жестоким, он никогда не был таким! И брат все больше становится похож на него! Я хочу убежать! Мерит-Хатхор командует мной, как будто я солдат, она всеми ко…

– Тише, – прошептал Хепри, ошеломленный потоком этих детских излияний.

Аменемхет говорил ему когда-то, что богатые тоже могут быть несчастными, но Хепри не верил. Но если Меритамон говорит, значит, это правда.

– Что делается в твоем доме, госпожа? – спросил он, держа девушку за руки. – Произошло какое-то несчастье?

Меритамон покачала головой, потом стала утирать слезы, размазывая краску по всему лицу.

– Никакого несчастья, Хепри, просто я капризная девчонка.

Она улыбнулась, потом оба начали смеяться.

– Забудь, что я тебе сказала, – попросила Меритамон, когда смех утих.

“Как я могу забыть!”

– Тебя не накажут за то, что ты ушла одна? – осторожно спросил Хепри.

Меритамон фыркнула.

– Я же пошла помолиться в храм и, конечно, предупредила об этом Мерит-Хатхор… Хотя меня не любят выпускать без слуг и стражников…

Она вдруг встала, как была – перемазанная краской, с засыхающими на лице слезами, но серьезная.

– Пойдем, Хепри, помолимся – покажи мне, как правильно. Ведь ты жрец.

– Нет еще, – сказал Хепри, послушно поднявшийся следом. – Но, конечно, я помогу тебе. Пойдем.

Если его увидят сейчас знакомые жрецы, завтра он будет уже мертв. Ну и пусть.

Молодые люди вместе дошли по аллее сфинксов до храма, а в храмовом дворе Меритамон первая опустилась на колени перед статуей Амона и сдернула с головки золотой обруч, совсем растрепав волосы. Но Хепри почему-то больше всего любил ее растрепанную, пьяную или плачущую – когда он мог хотя бы на несколько сладчайших минут представить ее такой же простой, как он сам, когда он был нужен ей…

Любил! Да как он смеет!

Они оба горячо помолились; Хепри услышал, как Меритамон повторяет имя Неферу-Ра – подняв к богу личико, она несколько раз пожелала ей благополучия, так озабоченно, что Хепри догадался: это неспроста. Ведь совсем недавно Меритамон жаловалась на госпожу Неферу-Ра. Значит, у той что-то стряслось, раз Меритамон забыла обиду перед лицом ее несчастья.

Когда молодые люди выполнили долг перед Амоном, Меритамон снова потянула Хепри за ворота. Ему было страшно за себя, но тревога за нее пересилила.

Они опять скрылись в пальмовой рощице, и там Меритамон вдруг поманила Хепри к себе и стала шептать ему на ухо:

– Неферу-Ра беременна и от этого больна. Врач говорит… что таким женщинам, как она, трудно вынашивать детей…

Прервавшись на мгновение от смущения, девушка продолжила – Хепри чувствовал, как горят их прильнувшие друг к другу щеки.

– Госпожа Неферу-Ра всегда была суровой и пыталась подчинить себе моего брата. Аменемхет сильный мужчина и не стал ее слушаться, но в доме от этого… тяжело… Сейчас жена моего брата страдает от своей беременности, и поэтому еще больше сердится на всех. Я на нее не обижаюсь, мне ее жаль… Но иногда…

Меритамон отстранилась, а Хепри кивнул. Он теперь прекрасно представлял, в какую тюрьму превратился родной дом для этой чувствительной девушки.

– Спасибо, что пожалел меня, – сказала Меритамон, улыбаясь сквозь слезы. – Меня больше никто не жалеет.

Если бы она только знала, как счастлив Хепри был бы сделать для нее все, что в его силах. Не только сказать несколько жалких слов.

– Как можно тебя не жалеть? – спросил он. – Неужели все, кто окружает тебя, так жестоки, что могут пренебрегать тобой, госпожа?

Это “тобой” и “госпожа” он произнес с таким благоговением, что Меритамон изумилась.

– Нет, что ты, конечно, не жестоки, – сказала девушка, удивленно разглядывая этого юношу – она никогда еще не встречала, таких, как он. – Просто им недосуг сейчас заниматься мной. Я все понимаю.

Она все понимала, но выглядела так, точно вот-вот заплачет снова.

Хепри обнял ее, и Меритамон благодарно прижалась к нему. Хепри чувствовал себя так, как чувствовал себя его отец, пряча в сумку сокровища гробниц – как нечестивец, укравший счастье, который знает о расплате, но готов пожертвовать будущим ради настоящего…

Девушка в последний раз вздохнула, отодвинулась, а потом вдруг обхватила ладонями голову Хепри и прижалась губами к его губам.

Несколько мгновений уста ласкали и молчаливо вопрошали друг друга, что это значит…

Меритамон отстранилась, нежно улыбаясь.

– Я была пьяна тогда. Я хочу испытать это трезвой и запомнить, – улыбаясь, сказала она, глядя Хепри в глаза. Она разрумянилась от поцелуя, но, казалось, Меритамон ничуть не сожалеет и не стыдится своего поступка – почему?..

– Госпожа, ты должна понять, что так нельзя, – серьезно сказал Хепри. – Ты не должна больше видеться со мной и делать такие вещи.

И вдруг Меритамон свела брови, глаза ее вспыхнули, сделав девицу на удивление похожей на брата.

– Это еще почему! – воскликнула она, упирая руки в бока. – Почему?

– Потому что ты госпожа, – нежно, умоляюще сказал Хепри, пытаясь отговорить ее – неужели он мог бы осмелиться читать ей нравоучения? Только остеречь!

– Ну и что? – гневно ответила Меритамон. – Почему я не могу дружить с тем, с кем дружит мой брат?

“Ты хочешь сказать, что это дружба?..”

– Ты девушка, – ответил юный жрец. Он опустился бы перед нею на колени, если бы не боялся смутить ее или, еще хуже, разгневать…

– Ты не можешь ходить ко всякому простому человеку, – сказал Хепри, не зная, как еще ей это втолковать. Она была словно дитя. Неужели не понимала, что это непристойно, невозможно, что она роняет себя?

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – сердито спросила Меритамон.

Она стала быстрыми движениями оправлять платье, хотя оно было в порядке. Хепри залюбовался ее чистым лбом, опущенными удлиненными зеленой краской глазами.

– Нет, – тихо ответил Хепри. – Я не хочу, чтобы ты уходила от меня…

Наверное, его обуял злой дух.

Меритамон вскинула глаза и так улыбнулась, точно только этого и ждала. Потом кинулась юноше на шею, быстро поцеловала в щеку и прошептала, прижимаясь щекой к щеке и часто дыша:

– Я не пойду замуж ни за какого важного господина. Отцу пока недосуг искать мне жениха, потому что он занят Неферу-Ра и братом, а когда он снова начнет и будет заставлять меня, я не послушаюсь.

– Но ты должна, – сказал Хепри.

Меритамон оттолкнула его и топнула ногой.

– Ничего я не должна! Надоело!..

Хепри вскинул руки в ужасе.

– Брат женился, потому что должен, – яростно продолжала Меритамон. – Эта тощая жердь за один год выпила из него все соки!.. Я так люблю Аменемхета, и так страдаю, видя, что Неферу-Ра делает с моим прекрасным братом!..

– Дорогая госпожа! – воскликнул Хепри.

– Зови меня Меритамон, – яростно перебила его девушка. – Я любимица Амона, слышишь, Хепри?

Вдруг она засмеялась.

– Похожа я на любимицу бога?..

– Меритамон, так нельзя, – прошептал Хепри.

Он жалел ее, восхищался, ужасался – эта девица была каким-то кипящим сплавом нежной женственности матери и властности отца, которые в ней постоянно сменяли друг друга.

Вот и сейчас это произошло.

Меритамон поглядела на него, будто опомнившись – и заплакала.

– Я испорченная девушка, – сказала она, всхлипывая. – Прости меня и забудь мои жестокие слова. Неферу-Ра сама несчастна, я должна пожалеть ее…

Она повернулась и, раздвинув деревья, ушла.

Хепри нисколько на нее не сердился – эта прекрасная девица была только несчастна. Как они все, по чьей-то жестокой, непонятной никому воле.

========== Глава 51 ==========

Тамит была почти счастлива сейчас, как удовлетворенная хищница. Она слышала, конечно, о беременности Неферу-Ра, как и о ее страданиях – ей поведали об этом самые желанные уста.

– У нее все время болит спина и голова, и она страдает от жары шему больше, чем все остальные, – мрачно сказал Аменемхет, лежа рядом и не глядя на нее. – Ей очень тяжело носить бремя, хотя еще только шестой месяц и ребенок вырос совсем мало.

Тамит любовалась красотой его профиля и улыбалась – молодой человек этого не видел.

– Она тебе жалуется? – мягко спросила женщина.

– Нет, – ответил жрец. – Она никогда не жалуется, но кричит на слуг и бьет своих прислужниц.

– Вот как? – оживилась Тамит.

Ей ничуть не было жалко уродливую гордячку, только хотелось бы на все это посмотреть.

Видя, как Аменемхет сочувствует жене, Тамит притянула его ближе и обняла, нежно целуя в висок. Он вздрогнул, потом обнял ее, а через мгновение на его красивом лице появилась улыбка.

– Ты одна жалеешь меня, – прошептал он. – Только рядом с тобой я успокаиваюсь…

Тамит закрыла глаза, лежа на его груди, и подумала, что нет лучшего наслаждения, чем месть. Этот молодой человек даже не подозревал, что она никогда не переставала помнить своего замученного мужа. В своем высокомерии он вообразил, что чувства низших не так сильны, как чувства господ, и не могут длиться долго… и не имеют такого значения…

Он вообразил, что, отдавшись ему, Тамит его полюбила просто потому, что он господин и иначе нельзя.

Какой глупец!

– Я устал, – пожаловался Аменемхет. – О, как жаль, что нельзя ничего изменить!

Он повернулся к ней и обнял, прижав к себе до боли; сильные мышцы были сведены страданием. Он сейчас вовсе не думал ни о каких жертвах своего отца, ни о том, что Тамит – такая жертва; ему просто нужно было обнимать ее. Как же просты все мужчины, даже самые умные…

– А что бы ты хотел изменить? – мягко спросила Тамит, проводя рукой по его голове. От прикосновения к чувствительной коже молодой человек вздрогнул.

Потом вдруг встал.

– Я бы хотел изменить все, и все – запрещено, – коротко, зло бросил молодой жрец через плечо, и быстро убежал в темноту. Тамит едва успела увидеть, как он взбирается на стену. Это опасное путешествие стало для него таким привычным, что он проделывал его очень быстро и почти без страха.

Изменить все, улыбаясь, прошептала Тамит. Она понимала все, что недосказал ее любовник. Аменемхет хотел бы освободиться и от жены, и от отца, а может – и от ребенка, которого носила жена… Конечно, все это запрещено и очень грешно…

Тамит тихо засмеялась.

Боги выполняют и грешные желания, если они очень сильны…

Неферу-Ра действительно страдала. Но она не соглашалась, чтобы ее освободили от жреческих обязанностей, пока не потеряла сознание прямо в храме, в один особенно жаркий день. Ее перенесли со двора в тень, сбрызнули водой; прибежавший храмовый врач, прижавшись ухом к плоской груди больной, услышал частое испуганное биение сердца, на лице Неферу-Ра выступил пот… но она долго не приходила в себя.

Когда жрица очнулась, она тут же попыталась сесть, и ее тут же стошнило. Неферу-Ра закричала и забилась в судорогах среди ошеломленной тишины, увидев, как она осквернила храм – несчастную подняли на руки и унесли. На носилках ее доставили домой, и с этих пор строго запретили возвращаться к прежним обязанностям, пока она не родит и не выкормит ребенка. Неферу-Ра плакала и сопротивлялась, и ее снова тошнило – тогда пришел великий ясновидец и сам приказал ей оставаться дома. Он с уважением и состраданием смотрел на некрасивую, но такую преданную служительницу бога; с сокрушением Неб-Амон понимал, что никто в доме, кроме него, не ценит такого рвения. Даже сын не таков, хотя больше всех домашних похож на него.

С этих пор Неферу-Ра оставалась дома – и распространяла свои терзания на весь дом. Она никак не могла забыть о том, какую скверность сделала в храме, о том, что оказалась слишком слаба для служения… она не могла думать и о ребенке. Эта женщина понимала, что ущербна как женщина, и очень страдала, оказавшись ущемленной в том, что составляло смысл ее жизни.

Ее тихо жалели – она приходила в ярость, обнаруживая это; тогда ее тихо ненавидели. Неферу-Ра мучилась сама и мучила всех, с каждым днем со все большим отвращением взирая на свое отражение: отекшее лицо, отяжелевшие веки… как у последней ленивицы, а не жрицы! Живот начал выпирать очень быстро, и еще на шестом месяце Неферу-Ра раздулась. Однажды, взглянув в зеркало, она приказала убрать его и больше ей не давать.

Неферу-Ра стала беспричинно гневаться на своего красивого мужа, и еще больше – на его красивую юную сестру, которая была ее ровесницей, но имела все то, чем жрица была обделена. Теперь, когда у Неферу-Ра вырвали сердце – жреческое служение – ей нечего было противопоставить таким совершенным людям. Даже то, что брат и сестра похудели от жалости, глядя на ее страдания, не уменьшило их достоинств.

Как Неферу-Ра ненавидела то, что ее так унижает! Эту беременность!..

Она охотно вытолкнула бы из себя ребенка раньше, чем положено, если бы только могла; но ее бремя только увеличивалось. Неферу-Ра не знала, чего опасался врач, который часто осматривал ее и, скупо улыбаясь, скупо говорил, что с ней все хорошо. Угрюмая Неферу-Ра почти не слушала; она не знала, что врачам приходится лгать, и не задумывалась об этом…

Уну боялся, что роды будут очень трудными. Неферу-Ра была так сложена, что ей лучше было бы не иметь детей совсем – но, конечно, врач не осмелился бы это сказать своему господину, ожидавшему наследника от такой благочестивой женщины.

Неферу-Ра, несмотря на все свои душевные и телесные страдания, доносила и даже переносила бремя – роды наступили позже, чем ожидалось.

Это было страшно. Меритамон, хотя жалела Неферу-Ра, убежала через час после того, как начались ее стоны и крики – а жрица терпела молча сколько могла. Хмурый печальный врач и суровая Мерит-Хатхор не оставляли страдалицу ни на минуту, почтительно, но безрадостно ободряя ее – слишком велик был страх несчастного исхода. Служанок с трудом заставили помогать: они все боялись Неферу-Ра, и особенно сейчас, боялись ее и того, что с ней происходило.