Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 59 страниц)

Тамит пошла сейчас прислуживать великому ясновидцу за ужином – она потеряла свой убор и спешила, и оттого так терзалась, так сердилась, что даже напала на Ити. У Ити нет ее красоты, но и нет такого бесстыдства, злобы и тщеславия… Тамит умрет.

Ити взялась рукой за шею, за которую ее держала Тамит – и думала, что умрет Тамит, а не она. И Тамит подвергнется и загробным мучениям… если ее сердце сохранится. Но таких, как она, уничтожают без следа.

Неб-Амон вернулся домой в сопровождении Тотмеса, третьего пророка Амона, которого пригласил разделить с собой ужин. Разговор о делах храма занял весь их день.

Тотмес был высоким сухим человеком, таким же умным, как сам Неб-Амон, но намного уступавшим ему красотой, хотя он был моложе почти на десять лет.

– Тебе следует жениться, мой друг, – с улыбкой сказал третий по старшинству жрец Амона, когда хозяин проводил его в дом. – Твой дом красив, как его господин, но в нем все еще нет госпожи.

Неб-Амон слегка поклонился.

– Благодарю тебя, Тотмес. Я положусь в этом на великого бога.

– Я слышал… что Амон уже оказал тебе милость, – с едва заметным лукавством сказал Тотмес. – Не встретил ли ты прекрасную деву во дворе храма, которая обращала к богу сердечные мольбы?

Неб-Амон остро взглянул на него. Кто ему уже сказал?

– Прекрасные девы каждый день приходят к Амону с сердечными мольбами, – ровно ответил жрец.

На лице его не отразилось ничего из того, что он почувствовал – он снова вспомнил Ка-Нейт рядом с этим мальчишкой, недостойным целовать следы ее ног. Неб-Амон чуть не застонал при мысли, что грубый солдат может овладеть ею.

Молодая красивая служанка с поклоном подала ему умывальную чашу. Жрец даже не взглянул на нее, растерев в ладонях натрон*, опустив руки в воду и вытерев их льняным полотенцем.

Тамит была в таком смятении, что не будь Неб-Амон так безразличен к ней, а Тотмес – так увлечен разговором с хозяином, оба жреца заметили бы это. Ее смуглые груди часто вздымались, глаза блестели, точно у пьяной или больной, она чуть не расплескала использованную воду.

Прекрасную деву? О чем говорит этот гость? Неужели великий ясновидец и в самом деле встретил женщину, которую возьмет в свой дом как жену?

Такую красивую, что она затмит даже Тамит, красивейшую из женщин в доме верховного жреца! И знатную – какой Тамит никогда не стать.

Девица даже обрадовалась тому, что господа не смотрят на нее. Она служила им до конца трапезы, болезненно вслушиваясь в их слова: но жрецы не сказали больше ничего о прекрасной деве из храма – они почти все время молчали. Только изредка обменивались замечаниями о своих делах, а тощий гость похвалил ужин.

Тамит поклонилась, хотя никто на нее не смотрел, и пятясь покинула столовую.

Она пошла в свою комнатку, лепясь к стене и задыхаясь от обуревавших ее страстей. Если бы ненависть могла сжигать, прекрасная дева из храма уже рассыпалась бы в уголья.

Тамит хотела зайти на кухню, располагавшуюся отдельно от господского дома – поесть, она ведь не ела с утра – но сейчас не могла даже есть. Ее так распирала ненависть, что даже для еды места не осталось.

Она прошла в комнату; Ити все еще не было. Тамит легла на свой соломенный тюфяк, закрыв голову руками, и отвернулась к стене.

Гортань горела, точно она подхватила лихорадку.

В полусне-полубреду Тамит услышала шаги. Потом ее тронули за плечо. Тамит вздрогнула и повернулась к Ити.

Та в испуге увидела ее огромные блестящие глаза и пересохшие губы.

– Ты заболела? – шепотом спросила Ити. – Позвать врача?

– Нет, – хрипло ответила Тамит. – Принеси воды… прошу тебя.

Ити кивнула.

– Сейчас, Тамит.

Она убежала и вскоре вернулась с чашей, которую сунула Тамит в губы. Девица приподнялась и, перехватив чашу, стала глотать. Она видела над блестящим бронзовым краем темные пятна на шее Ити, которые оставили ее пальцы.

Никто ничего не спросил; Ити никому не нужна. Тамит улыбнулась, возвращая чашу.

– Благодарю тебя, ты очень добра.

Ити робко улыбнулась.

Как же легко люди верят в то, во что хотят верить. Их глаза видят только то, что хотят видеть.

– Ты не больна? Ты не ела? – заботливо спросила Ити.

Тамит покачала головой.

– Я не больна, хоть и не ела.

Она сделала паузу.

– Прости меня за то злое, что я причинила тебе.

Ити улыбнулась и села напротив. Она, как дитя, облокотилась на колени, подперев ладошками щеки.

– Я не сержусь. Я знаю, что ты больше так не сделаешь.

Тамит улыбнулась и легла, отвернувшись к стене.

* Древнеегипетский интимный обычай – влюбленным и супругам называть друг друга “братом” и “сестрой”: “возлюбленная сестра”, “возлюбленный брат”.

* К сожалению, нет точных сведений о содержании египетских законов. Согласно отдельным источникам (Диодор), убийство как свободного человека, так и раба, а также лжесвидетельство карались смертью, измена – отрезанием языка, а подделка документов или печатей – отрубанием руки. Весьма вероятно, что существовал и произвол – домашний суд, особенно в богатых домах и крупных хозяйствах.

* В описываемое время у египтян уже были сформированы представления о загробном воздаянии. Умерший представал перед сорока судьями, во главе которых был Осирис. Он отчитывался о своей жизни, перечисляя те преступления, которых не совершал; взвешивалось его сердце. Те, чьи сердца уравновешивало “перо истины” – атрибут богини Маат – удостаивались вечного блаженства; грешников же ждали вечные мучения. Отметим, что сохранение сердца – обязательное условие загробной жизни и возможности загробного суда.

* Смесь соли и пищевой соды, употреблявшаяся вместо мыла; натрон также употреблялся при бальзамировании для высушивания тела.

========== Глава 4 ==========

Утром, после трапезы с женой, хозяин дома обсудил дела дня с писцами и, в большом облачении, приготовился покинуть дом.

Выйдя за ворота в сопровождении слуги-шемсу, несшего трость, свернутую циновку и метелку – чтобы хозяин, остановившись для ведения дел, мог расположиться с удобством – Джедефптах завидел высокого человека в набедренной повязке и нарядном круглом парике, за которым двое носильщиков в шапочках из грубого холста тащили красивый ларец. Джедефптах почувствовал тревогу и сделал знак шемсу остановиться.

Эти люди направлялись в их дом. И в самом деле – человек в парике увидел хозяина, выступил вперед и, отвесив низкий поклон, звучно вопросил:

– Это ли дом достойного Джедефптаха, начальника мастерских его величества, да будет он жив, здрав и невредим?

Джедефптах – чувствуя все большую тревогу – отвечал, что это он.

– Да ниспосылает тебе Амон жизнь, здоровье, силу ежедневно, – ответствовал посланец. – Великий жрец Неб-Амон, первый хему нечер, шлет тебе эти дары и просит твоего дозволения увидеться с Ка-Нейт, твоею дочерью.

Джедефптах схватился за грудь, не зная, что отвечать.

Посланник ждал, высоко подняв голову – даже он воплощал здесь власть своего господина.

– Я дам верховному жрецу ответ завтра, – сказал начальник мастерских.

Вестник поклонился, и посланные, теперь налегке, быстрым шагом отправились в обратный путь.

Джедефптах взглянул на красивый ларец черного дерева, с резной крышкой, инкрустированной перламутром, и схватился за локон своего парика. Ему захотелось стащить этот парик и растерзать его, впиться ногтями в свою бритую голову. Он знал, что нельзя отпускать Ка-Нейт в храм. Верховный жрец увидел его дочь, пленился ею и теперь желает ею завладеть!

Бросив ларец там, где его поставил посланник, Джедефптах поспешил в дом, чтобы известить жену.

Госпожа Нофрет кинулась ему навстречу со словами:

– От кого являлись эти люди?

Лицо ее выражало ужасную тревогу. Она видела все в окно.

Джедефптах не сразу ответил.

– Отвечай же! – Нофрет схватила мужа за плечи, впиваясь в него глазами.

– От верховного жреца Амона, – сказал начальник мастерских фараона. Лицо его ожесточилось. – Он хочет получить в жены нашу дочь.

Жена повалилась ему на грудь. Поддерживая бесчувственную женщину, Джедефптах крикнул, чтобы принесли воды.

Джедефптах без предупреждения вошел в комнату дочери. Ка-Нейт сидела в кресле, Мерит-Хатхор – на подушке у ее ног. Обе женщины повернулись к нему.

– Выйди, – велел хозяин дома прислужнице.

Мерит-Хатхор поднялась и отступила к выходу, согнувшись в поклоне, прижимая руки к груди. Она скрылась за дверью и затворила ее за собой.

– Дочь, – в волнении начал начальник мастерских. – Являлись посланцы от верховного жреца. Он хочет… – Голос изменил ему. – Он хочет увидеться с тобой назавтра. Я покуда не дал согласия. Дитя, – он торопился закончить, видя, что Ка-Нейт порывается заговорить. – Если ты…

Ка-Нейт покачала головой, и Джедефптах умолк, глядя на нее с тревогой и подозрением.

– Отец, я не боюсь, – сказала она. Улыбнулась. – И ты не бойся. Прошу тебя.

Джедефптах поднял голову, и резкие черты его стали еще резче.

– Я не боюсь жрецов, – сказал он. – И жрец Амона меня не испугает, за мною сила его величества. Я приму этого… господина. Но пусть он не думает!..

Последнее Джедефптах почти выкрикнул, сжав кулак, но оборвал себя; присутствие дочери привело его в чувство.

– Не пугайся, – сказал отец. Он тяжело, возбужденно дышал, на лице его был испуг, в противоположность его словам; Джедефптах погладил дочь по волосам и поцеловал в лоб.

– Не бойся, дитя, я никому не позволю тебя обидеть.

Он резко поднялся и вышел, хлопнув дверью.

Придя в комнату к жене, Джедефптах обнаружил, что ларец с подарками великого ясновидца уже подняли наверх. Он стоял на столике, открытый, и в нем ослепительно сверкали драгоценности, подобных которым не надевал даже сам господин дома.

– Великий Амон, – с потрясенной улыбкой сказала госпожа Нофрет, подняв глаза на мужа. – Погляди-ка, любезный брат, здесь есть прекрасные драгоценности для тебя и для женщин. Должно быть, они предназначаются нашей дочери…

– Нет! – резче, чем намеревался, выкрикнул Джедефптах. – Моя дочь не получит ничего от него! Спрячь!

Жена нахмурилась, свет на ее лице погас.

– Я приказываю, – уже спокойней, но так же твердо сказал господин дома. – До тех пор, пока я не принял пророка Амона в нашем доме, никто в нашем доме не будет пользоваться его дарами. Спрячь этот ларец.

– Как угодно, – сказала недовольная Нофрет. Она хлопнула в ладоши и жестом велела подбежавшему слуге унести ларец.

Но Джедефптах ничуть не сожалел. Он сожалел только о том, что не может точно так же приказать убраться верховному жрецу, к которому, еще не видев в глаза, он чувствовал почти ненависть.

Джедефптах только слышал о Неб-Амоне – слышал, что он вдовец, бездетен и почти ровесник его самого. Почти старик! И он хочет взять в жены его дочь, разлучить ее с благородным юношей, сыном его старинного друга!

“Ты не получишь ее, – подумал Джедефптах. – Пока я в силах этому помешать”.

Он чувствовал, что отказ может принести ему много бед – здесь, в Уасете, жрецы Амона пользуются огромною властью.

Начальник мастерских сел, дрожащей рукой взялся за мокрый лоб и стащил душивший его парик.

– Нофрет, – сказал он, протягивая к жене руку. Нофрет тут же подсела к нему, гладя по локтю; но она не могла успокоить его, как не мог успокоить никто.

***

На другой день, в тот же самый час явился тот же самый вестник.

И он снова принес дары. Джедефптаху захотелось швырнуть их ему в лицо.

– Каков будет твой ответ, господин? – спросил его невозмутимый посланник верховного жреца.

– Хет*, – сказал Джедефптах; он, казалось, старел на глазах. – Хорошо. Пусть великий ясновидец приходит завтра к обеду, я приму его… с почетом. Поблагодари его за прекрасные дары.

Вестник чуть заметно улыбнулся и поклонился, прижав руку к сердцу.

Сделал знак носильщику и, круто повернувшись, пошел прочь.

Джедефптах согнулся, держась за сердце и трудно дыша; в глазах у него было темно. Потом господин дома с усилием распрямился и, оставив две плоские кедровые шкатулки в пыли, пошел в дом. Пришедший с ним слуга подхватил подарки и осторожно последовал за своим господином, не решаясь вручить их ему.

Джедефптах поднялся в покои жены. Нофрет встала ему навстречу, уже зная, что услышит.

– Завтра, – не глядя на нее, бросил господин дома. – Неб-Амон явится завтра к обеду. Приготовь дом, чтобы встретить его достойно.

– Будь покоен, господин, я все сделаю как должно, – сказала Нофрет. Она очень жалела мужа, видя, сколько здоровья у него отняли эти дни. Госпожа дома приблизилась к Джедефптаху и, обхватив его голову руками, прижала ее к своей груди, точно он был ребенком.

– Амон будет милостив к нам, – прошептала она.

Почувствовала, как Джедефптах рассмеялся ей в вырез платья.

– Он милостив только к своим слугам. Превыше всякой меры, – сказал ее муж.

Нофрет молча гладила его по голове, перебирая локоны парика и головной платок.

– Ты твердо откажешь ему? – спросила она.

Джедефптах вздохнул и крепче прижался к ней, вцепившись в ее платье.

Нофрет закрыла глаза, и слезы капнули на его голову. Госпожа дома куда лучше господина дома знала, что никакого отказа не будет – Джедефптах не решится вот так подставить под удар всю их семью.

***

Хозяйской дочери сообщила обо всем Мерит-Хатхор – весь дом гудел как улей от потрясающих новостей. Мерит-Хатхор изменилась в эти дни – она сознавала, что именно она первопричина этих потрясений. Она, дочь младшего писца. Немногим выше служанки.

Но превыше всего для нее оставалась забота о благе госпожи.

Но у Ка-Нейт в день, предшествующий посещению великого ясновидца, не осталось сил даже для разговоров – она, не отличавшаяся крепостью, совсем ослабла от таких волнений. Чтобы отвлечь саму себя и спрятаться от чужого внимания, она принялась за вышивание. Все это потом придется распустить. Так дрожали ее руки.

Отец с матерью не заходили к ней в этот день – Ка-Нейт, сидя за дверью своей спальни, только слышала, как по коридорам и лестницам бегали слуги, прибирая дом: мыли полы, стены и даже мебель; чистили столовые приборы; окуривали помещения от насекомых; подстригали и поливали деревья в саду. Украшали дом венками, букетами и лентами.

Казалось бы, тщательнее всего следовало готовить саму виновницу торжества; но к ней никто не приходил.

Казалось, отец был бы даже рад, если бы она не понравилась высокому гостю.

Но на другой день Ка-Нейт сама проснулась очень рано. Мерит-Хатхор, спавшая рядом на тюфяке, тоже проснулась и села, как только госпожа подняла голову.

– Госпожа?

– Мать не даст мне своих служанок, чтобы приготовить меня, – шепотом сказала Ка-Нейт. – Помоги мне. Ты искусная… служанка, Мерит-Хатхор.

Она запнулась, глядя на невозмутимую Мерит-Хатхор.

– Ты не обиделась на это слово?

– Я твоя служанка, госпожа. Это не изменится, как бы добра ты ни была ко мне, – сказала Мерит-Хатхор. – Все должны быть на своих местах.

Ка-Нейт улыбнулась.

– В твоих словах мудрость.

Она поднялась.

– Пойдем сперва в купальню, пока она пуста.

Когда Ка-Нейт со своей наперсницей возвращались из купальни, они столкнулись с Джедефптахом. Он окинул обеих женщин быстрым сердитым взглядом и прошел мимо, едва не толкнув дочь плечом.

Девушка поплотнее завернулась в широкое белое полотно и оглянулась на господина дома, закусив губу.

– Отец сердит. Он испуган, мне очень жаль его, – сказала Ка-Нейт.

– Наши дела всегда огорчают сердца, – ответила Мерит-Хатхор.

– Ты думаешь так? – с удивлением и грустью спросила Ка-Нейт. – Разве нельзя делать так, чтобы ничьи сердца не огорчались?

– Нельзя, – сказала Мерит-Хатхор с глубокой убежденностью.

– Можно только сделать так, чтобы огорченных было мало, – сказала она.

Ка-Нейт кивнула с задумчивой грустью.

– Должно быть, ты сказала правду, как всегда. Ты мудра как сама Маат.

Она пошла впереди, склонив голову; Мерит-Хатхор любовалась ее легкой походкой и красотой стана. “Жрец Амона должен быть достоин такого дара”, – подумала женщина.

Ка-Нейт попросила ее выбрать для нее наряд и украшения. Мерит-Хатхор была польщена этой просьбой, хотя и знала, что у нее безошибочный вкус.

Она выбрала для госпожи тонкое синее платье, расшитое жемчугом, и синий лазуритовый браслет. Такие дорогие вещи надевались только дома.

– А ожерелье? Пояс? – спросила Ка-Нейт, в тревоге взявшись за шею.

Мерит-Хатхор покачала головой.

– Простое серебряное ожерелье, и этого будет довольно, госпожа. Украшения не должны скрывать тебя. Ты главная драгоценность.

Ка-Нейт вспыхнула и прикрылась руками.

– Ты смутила меня…

Она нарядилась, а потом Мерит-Хатхор быстро и искусно подвела ей черной краской глаза. – Этого довольно, – сказала она. – Волосы заплетать не нужно.

Она отступила, улыбаясь.

– Кто бы ни явился к тебе сегодня, самый знатный вельможа, он преклонится перед тобою в восхищении.

– Не говори так, – сказала Ка-Нейт. – Не превозноси меня.

Но она взяла со столика медное зеркальце и улыбнулась, зарумянилась, увидев свой образ.

– Ты искуснейшая из помощников, – сказала она Мерит-Хатхор.

Мерит-Хатхор молча поклонилась.

– Теперь тебе следует выйти к родителям, – сказала она. – Не тревожь их своим отсутствием.

Ка-Нейт кивнула и с улыбкой поднялась с кресла. Она направилась к дверям, но у самых дверей остановилась и пошатнулась, схватившись за косяк.

Оглянулась на Мерит-Хатхор – она была бледна.

Потом шагнула за порог, словно навстречу страшному.

Джедефптаха не было, но Нофрет оказалась в своих комнатах. Она едва не расплакалась при виде прекрасной дочери, крепко обняла ее и расцеловала.

– Не буду мять твою одежду и портить твою красоту, – сказала она, отпустив девушку. – Ты сегодня подобна самой Хатхор. Мне так горько расставаться с тобой!

– Расставаться? – с удивлением спросила Ка-Нейт. – Разве я ухожу от тебя, матушка?

– Ты уйдешь и не вернешься, – сдавленным голосом сказала Нофрет. – Я знаю, так бывает всегда. Тебе и нам на горе. Ты не хотела идти к Хорнахту… а к верховному жрецу? Ведь он стар?

– О нет, – пылко ответила Ка-Нейт; мать изумленно воззрилась на нее. – Великий господин Неб-Амон вовсе не стар, он в расцвете лет, он силен и прекрасен… Он как Осирис… Я люблю его…

Она замолчала, желая вернуть неосторожные слова, но было уже поздно.

– Любишь? – воскликнула мать. – Вот новости! Давно ли?

– Давно, – опустив голову, ответила Ка-Нейт; на щеках ее расцвел румянец, сделав ее еще краше. – Я люблю его и хочу принадлежать ему.

– О стовратный город*! – воскликнула мать. – В уме ли ты, дитя? Как ты могла… Ведь ты невеста!

– Я невеста, – сказала Ка-Нейт; она сжала губы и взглянула Нофрет в глаза. – Но не невеста Хорнахта. Мой отец не дал ему обещания.

Она положила руку на грудь.

– Вот то во мне, что говорит и обещает, – сказала девушка. – Мое сердце ответит за меня на суде Осириса. И оно отвечает за меня сейчас. Оно любит.

Нофрет покачала головой.

– Ты губишь нас!

Ка-Нейт опустилась на колени и прижала ее руку к губам.

– Я не желаю этого, не желала этого никогда, – сказала она. – Я хочу добра для нас всех.

Мать опустилась рядом на колени и крепко обняла ее.

– Всегда ли тот, кто желает добра, получает добро? – пробормотала она. – О дитя…

– Не бойся, – сказала Ка-Нейт.

***

Нофрет так и не решилась сказать мужу о признании дочери.

Но в обеденный час они все трое, в окружении слуг, стояли у ворот в ожидании гостя.

Богатая процессия показалась в конце улицы. Привратник Джаа, утративший обычную веселую уверенность, почти испуганный, распахнул ворота заранее.

К дому начальника мастерских двигались крытые носилки, которые тащили дюжие рабы-негры. Впереди носилок шли музыканты, ударявшие в тамбурины и потрясавшие систрами; по бокам их нарядные невозмутимые слуги… и стража. По сторонам и позади.

– Он боится, что на него здесь нападут? – пробормотал враждебный как никогда Джедефптах.

Нофрет схватила его за руку.

– Тише, муж мой!

Торжественно и размеренно двигалась процессия, точно это была храмовая церемония. Хозяева дома невольно посторонились, ожидая, что носилки вплывут в открытые ворота, не остановившись рядом. Но вот черные рабы замерли и опустили свою ношу.

Музыканты в последний раз ударили в тамбурины и тоже замерли. Застыла грозная стража.

Полог носилок заколыхался, и оттуда появился великий ясновидец.

Ка-Нейт в восхищении сжала руки.

Ее возлюбленный был сегодня поистине подобен Осирису. Золотистое одеяние ниспадало до земли. Тяжелое драгоценное ожерелье блестело на широкой смуглой груди, золотые запястья и перстни – на крупных красивых руках. Большие черные глаза, подведенные краской, смотрели пронзительно и властно, на полных губах была улыбка… такая, как на лицах богов, скрытых в нишах молелен.

Перед ним хотелось опуститься на колени.

Джедефптах не шелохнулся при приближении гостя и не произнес ни слова. Первый пророк Амона, как превосходящий его по положению, должен был заговорить первым.

Неб-Амон слегка наклонил голову; с губ его не сходила та же улыбка.

– Приветствую тебя, Джедефптах. Ты поистине благословен – обитать в таком прекрасном доме и иметь такую усладу для глаз.

Он смотрел на Ка-Нейт.

– Привет и тебе, – с усилием сказал Джедефптах. – Прошу тебя пройти в мой дом.

Слуги Джедефптаха остались размещать слуг Неб-Амона, а его стража… последовала за ним. Джежефптах замер, увидев такое оскорбление.

Неб-Амон с улыбкой взглянул на хозяина дома, потом на своих воинов.

– Останьтесь здесь, – приказал он. – Я в доме у друга, не так ли?

Джедефптаху осталось только склонить голову.

Он пошел впереди, а Ка-Нейт мать задержала до тех пор, пока хозяин и гость не прошли в дом. Чтобы верховный жрец не смотрел больше, чем положено, на то, что ему еще не принадлежит.

Однако в разукрашенную столовую пришлось пройти всем вместе.

Крепко держа за руку, госпожа дома посадила Ка-Нейт за столик рядом с собой. Так девушка оказалась прямо напротив пророка Амона.

Он смотрел на нее редко, но когда смотрел – будто огонь разливался у нее внутри.

Молчаливые слуги подали им умывальные чаши; гость и хозяева ополоснули пальцы, но никто из них так и не заговорил. Молчание стало настолько тягостным, что, казалось, проникло в их души… давило.

– Какая прохлада, – непринужденно сказал великий ясновидец; он улыбался небольшой любезной и ровной улыбкой, от которой у Джедефптаха переворачивались внутренности – так противно ему было это светское выражение, которое могло таить что угодно.

– Твой дом сохраняет прохладу лучше, чем мой, – сказал Неб-Амон, взглянув на хозяина. – Глиняные кирпичи – вот лучший материал.

– Лучше твоих дорогих камней? – вырвалось у Джедефптаха.

Жрец усмехнулся.

– Я скромен. Так строили в Та Кемет издревле, без иноземных образцов. Я очень рад оказаться в таком доме, как твой, достойный Джедефптах, и говорить с таким верным слугой его величества, как ты.

– Я убежден, что также говорю с верным слугой его величества, – сухо сказал Джедефптах.

– Истинно так, – сказал Неб-Амон.

А Джедефптах подумал, что невиданное возвышение храмов началось с овладения богатствами страны Нуб* и других стран. Жрецы овладели тем, что своей кровью добыли для них воины фараона.

Снова воцарилось мучительное молчание.

– Нравится ли тебе обед? – отважилась обратиться к Неб-Амону Нофрет.

Он как будто был полностью поглощен едой, но при первых звуках ее речи поднял глаза.

– У тебя искусные повара, госпожа Нофрет, – улыбаясь, сказал красивый гость. – Я хотел бы узнать, каким способом приготовлено это мясо. Оно отварено кусками с овощами, а после потушено в масле? Я угадал?

– Да, господин, – с неприятным чувством ответила Нофрет. Жрец был так безупречно любезен, что не к чему было придраться.

И никто из них не решился бы это сделать, как бы он себя ни вел.

– Будет ли мне позволено взглянуть на твой сад? – обратился Неб-Амон к хозяину. – То, что я вижу в окно, очень красиво, но отсюда видно немного.

– Разве за этим ты пришел? – не выдержал Джедефптах.

Неб-Амон как будто только этого и ждал.

– Ты удовлетворишь мое желание, господин Джедефптах? Я мечтаю поговорить с твоей прекрасной дочерью.

– Да, – сказал Джедефптах; он отвел глаза. – Хорошо.

Неб-Амон величественно поднялся.

Ка-Нейт сглотнула последний кусочек финика в меду и неловко встала. Нофрет смотрела на обоих со страхом.

– Ты позволишь нам выйти в сад для беседы? – спросил великий ясновидец, протягивая девушке руку. Он обращался к Джедефптаху, но смотрел только на Ка-Нейт.

– Да, – сказал Джедефптах.

Больше жрец не говорил с ним. Его пальцы коснулись пальцев Ка-Нейт, но он не взял ее за руку – пропустил вперед. Ка-Нейт проскользнула между столиков к выходу; он вышел следом.

Джедефптах и Нофрет переглянулись; хозяин дома хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Он ссутулился в кресле и прикрыл ладонью глаза.

***

Ка-Нейт, задыхаясь от волнения, вышла из дома, чувствуя за спиною жаркое присутствие будущего повелителя своей судьбы. Ему нельзя было не повиноваться… и хотелось повиноваться.

В саду Неб-Амон взял ее за руку.

– Прошу тебя, – прошептала девушка почти со слезами. Он такое творил с ней одним прикосновением, что это ее пугало.

Неб-Амон неспешно повернул ее к себе. Заглянул в глаза, наслаждаясь ее слезами любви. Она сама еще не понимала, что это страсть.

– Прошу тебя, – повторила Ка-Нейт. Он с улыбкой положил ей руки на плечи и привлек к себе; и приник губами к ее губам.

Прошла вечность.

– Я сгораю от нетерпения, – прошептал пророк Амона на ухо Ка-Нейт, поддерживая ослабевшую девушку в своих объятиях. – И ты… сгораешь, возлюбленная, я чувствую…

– Нельзя так говорить, – прошептала Ка-Нейт, плача от любви и стыда.

– Наше наслаждение угодно богам, – прошептал Неб-Амон, перехватывая ее безвольно повисшую руку и целуя в ладонь. – И наше соединение угодно богам. Ничего не бойся и не стыдись.

– Я не боюсь, – шепнула она, прижимаясь к нему, точно к отцу. Он задрожал от страсти.

Совладав с собой, отодвинул ее от себя и заглянул в глаза.

– Еще не время, Ка-Нейт… скоро. Сейчас мы вернемся в дом, и я заговорю с твоим отцом о нашем браке. Он даст свое согласие.

– Почему ты думаешь так? – спросила девушка.

Он улыбнулся.

Неб-Амон не думал – он знал.

– Возвращайся в дом, чтобы нам не идти вместе, – сказал он, и Ка-Нейт, бросив на него недоуменный взгляд, ушла.

Неб-Амон проводил ее горящим взглядом, сжав руку в кулак, так что перстни впились в ладонь. О, если бы она только знала, как он ее желал.

Глубоко вздохнув, он последовал за Ка-Нейт. Входя в дом, расправил плечи, и выражение неутоленной страсти сменила непроницаемая уверенная улыбка. Он сейчас заговорит с Джедефптахом, и все будет так, как он скажет.

Ка-Нейт, уже сидевшая на прежнем месте, взглянула на него почти с мольбой, и ее лицо залил румянец. Неб-Амон улыбнулся. Она будет принадлежать ему – совсем скоро.

Он сел на свое прежнее место, и хозяин вздрогнул от такого соседства, метнув на жреца полный тревоги и неприязни взгляд. Эти люди фараона плохо умели скрывать свои чувства.

– Вы поговорили? – спросил Джедефптах.

– Да, мой друг, – сказал жрец.

Густые брови Джедефптаха дернулись, и Неб-Амон чуть не рассмеялся – как плохо тот мог скрыть, что вовсе не считает его своим другом и не желает этого. И, однако же, этого никак нельзя было сказать.

– Ну и о чем же вы говорили? – неприязненно спросил начальник мастерских.

– О том, чего мы оба желаем, – сказал Неб-Амон. – Госпожа Ка-Нейт желает меня в мужья, а я желаю ее в жены. Что ты скажешь на это, господин Джедефптах?

Он откинулся в кресле; лицо приняло выражение холодной властности, только едва заметная улыбка сохранилась на губах.

– Что… Что скажу? – наконец сумел произнести Джедефптах. – Откуда тебе известно, что моя дочь желает… этого?

Он тяжело дышал.

– Твоя дочь сказала так, – ответил Неб-Амон.

Еще несколько таких ничтожных слов, чтобы отсрочить решение, и Джедефптах согласится. Неб-Амон будто видел его мысли.

Он много, много раз испытывал подобное. Но никогда не дожидался… столь сладостных решений.

– Ты в самом деле хочешь быть женой… господина Неб-Амона? – обратился Джедефптах к дочери, хватаясь за последнюю соломинку.

– Да, – сказала Ка-Нейт.

Джедефптах склонил голову; он сник в кресле, будто тяжелораненый. И дышал как тяжелораненый.

– Ты согласен, господин Джедефптах? – холодно спросил жрец.

– Да, – бросил Джедефптах, и тут же сжал челюсти, точно мстил своему рту за предательство. Но было уже поздно.

– Прекрасно, – сказал великий ясновидец. – Я очень рад. Когда назначить нашу свадьбу?

Джедефптах открыл рот, но Неб-Амон был не намерен отступать. Он теснил противника к пропасти и был не намерен опускать копье.

– Скоро, – бросил невпопад Джедефптах и тут же покраснел за свою неловкость.

– Прекрасно, – сказал жрец, чуть улыбаясь. – Когда именно? У тебя много забот, господин Джедефптах, и ты аккуратен со своим временем, не так ли?

– Через два дня отдыха на третий*, – сказал Джедефптах. – Через месяц.

* Др.-егип. “да будет”.

* Фивы.

* Нубия: “Нуб” – золото.

* Египетская неделя длилась одиннадцать дней: каждый одиннадцатый день был днем отдыха.

========== Глава 5 ==========

Тамит была дочерью одного из семдет – подданных храма Амона. Ее отец по-прежнему жил при храме.

Новое положение прислужницы при покоях господина – положение украшения дома – дало Тамит большую свободу, чем у прочих женщин дома: уборщиц, швей, поварих и прачек. У верховного жреца были еще личные слуги, но в их обязанности входило постоянно состоять при его комнатах. От женщины этого не требовалось.

Тамит служила господину за столом и подавала ему умыться при возвращении. И с тех пор, как на нее были возложены такие обязанности, большая часть других ее дел была переложена на других женщин. Никто этого не приказывал, но –Тамит выделили из числа слуг, и все поняли это.

С самого начала она была выше других. Ей предназначено было возвыситься над всеми другими.

Слуги дома не заговаривали с Тамит так запросто, как друг с другом. Только девчонка Ити, дочь прачки, делившая с нею комнату, была дерзка… но после того, как Тамит показала ей свою силу, прикусила язык, и даже не сердилась на то, что едва не была задушена: продолжала служить Тамит с прежней добротой.

Тамит знала, что такое эта доброта. Страх перед силой и талантами, которых у Ити нет. Перед умом, красотой и ловкостью.

И Тамит намеревалась исполнить свое предназначение – она не была рождена для того, чтобы исчезнуть в безвестности, как прочие слуги.

Она поставила себе целью причаровать к себе господина дома. И устранить все, что этому воспрепятствует.

После подслушанного ею разговора жрецов Тамит стала прислушиваться ко всем разговорам в доме и ко всем веяниям; и вскоре она укрепилась в подозрениях, что вдовец Неб-Амон нашел себе новую жену. Он отсутствовал подолгу, как бывало раньше, но Тамит чувствовала, что его дела изменились – это уже не только храмовые дела; он любезничал со своей невестой или сговаривался с ее отцом. Тамит не знала еще, ни кто эта невеста, ни кто ее отец, но была намерена вызнать как можно скорее.