Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 59 страниц)

– Сядь рядом, – сказал Неб-Амон. – Вот сюда, в это кресло.

Он подал знак слуге, безмолвно стоявшему в углу – Меритамон даже не заметила его; но ведь слуги и в самом деле что-то вроде мебели. Иб-Вер придвинул второе кресло к креслу великого ясновидца, и с поклоном отступил.

– Оставь нас одних, – негромко приказал Неб-Амон, и мужчина пятясь вышел.

– Я хочу говорить с твоим сердцем, дитя мое, – сказал великий ясновидец, когда дочь села рядом – кресла поставили так, что отец и дочь сидели вполоборота друг к другу и могли смотреть друг другу в глаза. Меритамон почувствовала, что ее неодолимо притягивает взгляд верховного жреца. Он словно готовил ее к полному подчинению. Но она и так была готова…

– Слушаю и повинуюсь, отец, – с волнением сказала Меритамон.

Он кивнул.

– Сейчас ты говоришь так, не зная, что я тебе скажу. Но я предвижу твое возмущение. Ты благородна сердцем как твоя мать, и тебе может показаться, что я несправедлив…

– Нет, – воскликнула Меритамон и даже приподнялась. – Как я могу…

– Я не бог, – сказал верховный жрец. – Я только человек. Я могу ошибаться… гибельно…

Он вздохнул, прикрыв ладонью утомленные глаза. Даже сейчас, в полумраке, они были воспалены, а звонкий голосок Меритамон до боли растревожил его уши.

– Известно ли тебе, что моя наложница родила ребенка от твоего брата? – спросил Неб-Амон.

Он не знал, ожидает ли изумления – скорее нет… Меритамон, конечно, об этом прослышала. Его дочь совсем не глупа.

– Да, – сказала Меритамон.

Она переплела пальцы, потом стала крутить свои перстни, опустив глаза. Ей было это мучительно. Но Неб-Амон был рад, что дочь не осталась невинной и знала о таких вещах, как ложь во спасение и прелюбодеяние… о том, что такое возможно даже в ее семье; иначе объяснение было бы еще мучительней.

– Известно ли тебе, что твой друг и друг твоего брата, Хепри, – старший сын этой женщины? – спросил Неб-Амон.

А вот тут он был даже удивлен тому, что не удивилась дочь. Меритамон просто покраснела, взглянула на него и быстро отвела взгляд.

– Да, – дрожащим голосом сказала она. Неб-Амон поднял брови. Что это такое?

– Известно ли тебе, что эта женщина – самое подлое существо из всех, кого я знал? – спросил Неб-Амон, понизив голос. Меритамон вздрогнула и прикрыла живот, потом стиснула кулачки, но к нему упорно не поворачивалась – жрец видел только ее неподвижный затылок и шею, неприкрытую волосами. Почему она их не отрастит? удивился он, и тут же упрекнул себя за легкомыслие.

– Посмотри на меня, – приказал отец.

Меритамон резко повернулась, и он увидел гнев на ее раскрасневшемся личике; брови сдвинулись, сразу состарив ее. Женщинам гнев не к лицу, подумал он, им не к лицу непокорность…

– Почему ты так говоришь? Чем Тамит обидела тебя? – воскликнула дочь.

Неб-Амон откинул голову на спинку кресла, его руки соскользнули на колени, как у статуй фараонов.

– Эта женщина, – неспешно начал он, – была женой двух отвратительных преступников. Первый был казнен за мужеложство. Ты знаешь, что это такое?

Меритамон подавленно вздохнула, прижимая ручки к груди.

– Второй был казнен за ограбление гробниц, – продолжал верховный жрец. – Этот человек был лишен имени, потому что содеянное им – величайшая мерзость перед лицом богов, которая не прощается. Женщина в моем гареме была его сообщницей, и благодаря милосердию Амона была приговорена не к смерти, но к заключению в своем доме. Старший сын этой женщины – сын грабителя мертвых. Ты понимаешь, о ком я говорю?

Меритамон затрепетала, вжимаясь в кресло под тяжелым взглядом отца. Этот взгляд не прощал. Он принадлежал человеку, который воздавал преступникам по их деяниям… Хепри…

– Я не могу поверить в это, – прошептала Меритамон.

– Ты думаешь, что великий ясновидец лжет тебе? – спросил Неб-Амон.

Меритамон мотнула головой. Она зажмурилась – дитя, впервые взглянувшее в лицо жизни и увидевшее, как оно ужасно.

– Когда эта женщина жила в заключении, к ней пришел твой брат, – сказал Неб-Амон. – Аменемхет был добрым мальчиком, и его друг, сын преступника, привел его к своей матери, чтобы мой сын покровительствовал ей. И он сделал это – он стал навещать ее и утешать, потому что сердца благородных людей вмещают всех, даже самых падших…

Меритамон ахнула, догадываясь, каков будет конец рассказа.

По правде говоря, великий ясновидец не знал, как все обстояло в точности – но был почти полностью уверен, что именно так, как он говорит. Эта шлюха из шлюх совратила его наследника, воспользовавшись его мягкосердечием.

– И тогда эта женщина соблазнила его. Твоему брату было четырнадцать лет, – сказал Неб-Амон. – Эта женщина обольстила его уши, заворожила его глаза и нашла способ поддерживать в нем огонь желания, хотя она уже немолода. Теперь душа Аменемхета изменилась – ты, наверное, заметила это?

Меритамон кивнула, несчастная. Конечно, заметила. Но даже не догадывалась, что брат в такой беде.

– Когда я уйду на Запад, – сказал отец, – ты узнаешь мою волю, которую должна будешь выполнить. Поклянись, что сделаешь это.

Меритамон не сразу поняла, что от нее требуют какой-то клятвы – она услышала, что отец спокойно говорит о своей смерти…

Она вскочила и бросилась к нему, и Неб-Амон встал и принял ее в объятия. Дочь не заметила, какую боль он при этом испытал.

– Поклянись, что выполнишь мою волю, – поглаживая ее по голове, сказал ее любимый отец, уста бога, Амон Властительный.

– Да, – сказала Меритамон. – Клянусь. Клянусь.

Отец приподнял ее голову за подбородок – он улыбался. Дочь всхлипнула.

– Я не буду сейчас одаривать тебя за послушание, – улыбаясь, сказал Неб-Амон, точно не видел ее слез. – Если ты будешь хорошей женой, матерью и госпожой, скоро ты будешь очень щедро вознаграждена. Ты ведь хорошая жена, не так ли, Меритамон?

Меритамон моргнула и отвела взгляд, и отцовские пальцы впились ей в подбородок.

– Тот, о ком ты думаешь, – семя преступника. Он рожден от преступницы, он нищий и лишенный благородства мальчишка с дурными задатками, – сказал Неб-Амон. – Несомненно, его мать уже вступила с ним в сговор, чтобы сгубить нашу семью. Ты понимаешь это?

– Нет, – прошептала Меритамон. – Нет. Почему?..

Она забыла, что ее только что чуть ли не открыто обвинили в прелюбодеянии – каравшемся очень строго, когда повинна была женщина. Но Неб-Амон был слишком умен, чтобы говорить с дочерью – беременной дочерью – об этом. Он оговаривал того, о ком она мечтала, и почти достиг своей цели.

Неб-Амон опустился на колени, и теперь оказался ниже дочери. Он заговорил с нею не с высоты своего положения, а как мудрый друг…

– Эта женщина жаждет отомстить мне за то, что я осудил ее преступных мужей, – сказал Неб-Амон. – И она уже делает это. Ты понимаешь, каким образом?

– Да, – дрогнувшим голосом проговорила Меритамон. Она прижала руку к животу, и только тут отец вспомнил о ее положении.

Он резко встал, и Меритамон начала падать ему на руки. У человека, который когда-то с легкостью мог бы нести такую, как она, едва хватило сил, чтобы поднять дочь и усадить в кресло.

Он привел ее в чувство, прикладывая к вискам мокрый платок. Меритамон очнулась и расплакалась оттого, что заставила больного заботиться о себе…

Но не сказала об этом, чтобы не оскорбить его.

– Мне остаться с тобой, отец? – спросила она.

– Нет, возвращайся к мужу, – холодно сказал Неб-Амон, поняв, что она подразумевает. – Возвращайся. И можешь рассказать ему то, что я сегодня рассказал тебе.

Меритамон помедлила.

– А брату?

– Нет. Я запрещаю, – резко сказал Неб-Амон. Увидел обиду и возмущение дочери, и прибавил:

– Меритамон, он как безумец сейчас. Он не станет слушать никого, кроме своей женщины.

Дочь кивнула, потупив взор, а отец ощутил досаду и страх. Он знал, что молодые не верят мудрецам – они верят только своим глупым сердцам, и каются лишь тогда, когда уже поздно…

“Меритамон, Меритамон, когда ты поймешь, что я хочу только твоего блага?”

Приехав домой, Меритамон сразу побежала на поиски мужа. Он встретил ее с тревогой и теплотой – и Меритамон благодарно зарыдала, крепко обнимая его и покрывая поцелуями. Менкауптах растерялся под ее ласками, он так давно их не получал.

– Что случилось? – спросил он.

– Я грустна. Мой отец умирает. Успокой меня, дорогой муж, – сдавленно ответила его высокородная супруга, прижимаясь к нему, как к своей единственной защите.

Что ж, скоро так и будет.

Менкауптах стал растерянно гладить жену по голове, а она только пуще зарыдала. Менкауптах ненадежен, ему никогда не сравниться с отцом, и с ее братом тоже. Братом, который превратился в безумца.

***

Вскоре после встречи с дочерью Неб-Амону стало очень худо. Приступ уложил его в постель так резко, и был так страшен, что отвлек на себя внимание всего дома: ужасные боли во всем теле и ощущение, будто отравлен каждый член, каждый орган. Уну думал, что господин умрет – и все остальные, хотя не были врачами, были уверены в том же самом.

Стража, выставленная Неб-Амоном, по-прежнему стояла на посту. Они, как когда-то во время заключения Тамит, сменялись каждый день и каждую ночь, и время смены караула пришлось как раз на ухудшение состояния господина.

Стражник мялся у внутренних дверей гарема – он не знал, надолго ли здесь, но устал за день, был голоден, а главное, некстати почувствовал сильную низменную нужду. Он слышал, как бегают слуги, слышал плач, и к телесным нуждам примешался еще и страх, и растерянность; мужчина знал, что скоро в доме переменится и господин, и порядок. Что будет, когда умрет верховный жрец?

Вдруг послышались быстрые шаги, и появился молодой господин – Аменемхет, на лице был гнев, а не скорбь, приличествующая минуте. Молодой жрец был в одном схенти, без украшений, даже без амулета Амона.

– Господин? – неуверенно спросил стражник, выступая ему навстречу.

Аменемхет взглянул него, рот открылся, словно для приказания.

– Убирайся прочь! – вдруг потребовал он.

Воин отступил к дверям, не решаясь хвататься за меч, как полагалось при приближении к гарему всякого постороннего мужчины – ведь это был молодой господин, а старый господин умирал…

– Убирайся, я сказал! – рявкнул Аменемхет, словно не замечая меча у него на поясе.

– Нельзя, – ответил стражник, но его одолевали сомнения. И не только. Он переступил с ноги на ногу, чувствуя, что сейчас может случиться дело, которое опозорит его как мужчину и как воина.

Аменемхет вдруг заметил это и усмехнулся. – Беги бегом! – сказал он, показывая в сторону дверей гарема, и пристыженный мужчина бросился через коридор в сад, тем путем, где никто не мог его заметить. Аменемхет уверенно вошел следом. Он знал, что отцу сейчас не до него – никому нет дела до него, и прекрасно. Скоро он будет повелевать всеми здесь.

Молодой человек направился вперед, гадая, в какой комнате из анфилады комнат в этом крыле может находиться его женщина. Он знал, что это только его женщина – отец ни разу не прикоснулся к ней с тех пор, как она поступила сюда…

– Тамит, – нежно позвал он.

Вдруг ему послышался ответ откуда-то справа, и юноша без раздумий свернул туда. Он раздернул занавески, отделявшие его от Тамит, и через мгновение его шею уже охватили горячие нетерпеливые руки; женщина со стоном прижалась к нему, и они слились в жадном, бесстыдном поцелуе.

В этот самый миг его отец был на грани смерти.

– Возьми меня скорей, – шептала Тамит; она обнажилась, одним рывком сдернув с себя платье, и любовник поднял ее на руки. Она обвила ногами его талию, и он так и взял ее – стоя. Ее восторженные стоны, наверное, были далеко слышны.

Но сейчас никому в доме не было до этого дела.

Потом они соединились снова – на ее постели. Они никак не могли насытиться друг другом, и Аменемхет был счастлив, как не был давно. Несмотря на то, что делалось с отцом. Даже если бы у него умирал не один отец, а несколько, это не омрачило бы его счастья.

– Неб-Амону очень худо сегодня, – прошептал он все же, устроившись рядом с женщиной и положив голову на ее плечо.

– Да что ты, – пробормотала Тамит – она давно прослышала об этом, потому что худая молва проникает даже сквозь запертые двери. – Бедный великий ясновидец, – сказала женщина. – Я не думала, что любимцы богов и верховные жрецы подвержены тем же недугам, что и простые люди.

– Теперь ты видишь, что это так, – ответил Аменемхет.

Его рука снова ласкала ее грудь. Затем он склонился к ее соску, и женщина застонала от удовольствия, потом засмеялась и оттолкнула любовника.

– Что ты делаешь, ведь твой отец умирает.

– Еще нет, – сказал Аменемхет.

Он поднял голову, и их взгляды встретились.

– Как мне его жаль, – сказала Тамит. – Как бы я хотела облегчить его мучения.

Аменемхет долго смотрел ей в глаза, блестящие ожиданием, потом резко отвернулся.

– Скоро это и так произойдет, – пробормотал он.

Тамит пожала плечами и встала с постели – обнаженная; она повернулась к любовнику спиной. Он опять так ее хотел, что едва не набросился на нее сзади.

– Мучения твоего отца могут продлиться еще годы, – заметила женщина.

– Что? – хрипло спросил он, любуясь ее спиной, округлыми ягодицами и стройными ногами.

Тамит обернулась, послав ему улыбку.

– Да, дорогой господин – как с твоей матушкой, – сказала она. – Ты помнишь, сколько она страдала? Наверное, твой отец хочет воссоединиться с нею… не так ли?

– Конечно, – подтвердил он, лаская ее взглядом.

– И мы с тобой будем разлучены еще долго, – прибавила Тамит. – Ведь не каждую ночь тебе будет выпадать такая удача, как сегодня.

Она повернулась к нему, приподняла ладонями свои тяжелые, как виноградные грозди, груди и улыбнулась, качнув бедрами.

– Только подумай – я еще долго не буду твоей. А я так хочу принадлежать тебе безраздельно… Я хочу одного тебя…

– Правда? – прошептал Аменемхет. Он шагнул к ней, простирая руки. Он не только жаждал ее тела, его сердце жаждало любви, иссохшее, как в пустыне. Он хотел любви, верности желанной женщины, такой, как у отца… который страдал без Ка-Нейт…

И вправду милосердно было бы сделать ему облегчение.

Ведь он так болен – неужели можно допустить, чтобы его страдания продлились так долго, как у матери?

Тамит накинула легкое покрывало, потом ушла куда-то за занавеску. Вернулась она с небольшим сосудом из-под косметического масла.

– Вот здесь средство, которое может помочь твоему отцу, – сказала она невинно, улыбаясь ошарашенному любовнику. – Ты ведь знаешь, господин, что от этой болезни спасения нет. Мучения твоего отца будут только усугубляться, он потеряет достоинство верховного жреца… может быть, лишится разума…

Аменемхет вздрогнул. Да, это было возможно.

– А с помощью этого ты можешь помочь ему, если найдешь в себе смелость, – сказала Тамит.

Аменемхет выхватил у нее сосуд и отставил на столик. Потом дернул женщину к себе, и она вскрикнула от испуга, ощущая его возбуждение и гнев.

– Это яд?

Тамит слабо кивнула и улыбнулась.

– Ты же видишь, что я тебя не обманываю.

– Откуда ты взяла его? – спросил Аменемхет. Он прижимал к себе женщину все крепче, словно хотел сломать; но она не отводила взгляда и улыбалась.

– Меня пытались отравить, – сказала Тамит. – А я оказалась умней и не выпила яд, который мне прислал ваш домашний врач.

Аменемхет вскрикнул и разжал руки.

– Уну? Он отравитель?

Тамит кивнула.

– Как видишь, даже лекарь твоего отца нечист.

– О боги, – прошептал Аменемхет, хватаясь за лоб в отчаянии. – О боги, кем я окружен…

– Ты сможешь навести порядок, когда станешь господином дома, – сказала Тамит. – Ты изгонишь или отдашь под суд этого убийцу.

Аменемхет кивнул. Он готов был задушить злокозненного старика своими руками. Убить Тамит! Да как он посмел!..

Юноша взял яд, который предлагала Тамит, и сжал сосуд в кулаке. Он направился к выходу, и Тамит остановила его нежным шепотом:

– Ты забыл одеться, дорогой.

Он обернулся к ней – нагой, обольстительной красавице – и в следующий миг снова сжал ее в объятиях и повалил ее на постель, пируя на ней, как на праздничном столе.

Потом она сама подала ему пояс, он оделся, и женщина проводила любовника до порога, обнимая его и целуя. Потом она сунула ему в руку яд и шепнула, чтобы он был очень, очень осторожен – она так его любит и боится за него…

Аменемхет вышел легкой походкой, чувствуя себя мстителем… и спасителем. Он сжимал и поглаживал глиняный кувшинчик. Перед тем, как покинуть крыло наложниц, молодой человек сунул его в набедренную повязку.

Но за дверями по-прежнему никого не было.

Аменемхет зашел в свою спальню и спрятал яд в шкафчике. Потом направился к отцу – слуги у его покоев все еще не разошлись, и это неожиданно испугало юношу. А вдруг…

– Что? – спросил он громким голосом, подходя к спальне. – Как он…

– Тихо! – оборвал его сердитый лысый старик в белой одежде – врач Уну. Отравитель.

– Он спит, – сказал Уну. – Ему удалось уснуть с моей помощью. Помолись Амону о его выздоровлении.

Отравитель говорит о выздоровлении!

Аменемхет усмехнулся.

– Ты помог отцу? Ему легче?

– Да, – ответил суровый старик. – Надеюсь, что приступ миновал и господину на некоторое время стало легче. Сделайся, наконец, для него хорошим сыном и поддерживай его, – вдруг прошептал Уну, подавшись к молодому господину и положив сухую ладонь на его локоть. Почему-то Аменемхет не нашел в себе силы отстраниться.

Он так и не назвал меня господином, подумал Аменемхет, глядя в умные, понимающие и презрительные глаза старика.

Юноша возвращал этот взгляд с таким же презрением.

Потом он повернулся и быстро ушел к себе.

========== Глава 60 ==========

Неб-Амону действительно стало легче – и надолго, благодаря его собственной силе и стараниям чудодея Уну. Хотя врач подозревал, что это один из последних просветов – дальше будут почти непрерывные мучения… Как у госпожи…

Во время этого облегчения Аменемхет навестил сестру, у которой пошел уже четвертый месяц беременности.

Красивая, пополневшая молодая женщина вышла к брату с улыбкой и ласково обняла его – все остальные хозяева просто оробели перед этим господином. Даже второй пророк Амона – ведь он ожидал, что Аменемхет станет первым… Никто не знал того, что происходило на самом деле. Никто не знал, насколько тяжко болен великий ясновидец.

Аменемхет расцеловал сестру и взял ее за подбородок – точь-в-точь как Неб-Амон. Он взглянул Меритамон в глаза и увидел в них страх.

– Чего ты боишься? – хрипловатым голосом спросил он.

“Того, что ты сгнил, дорогой брат, – с ужасом подумала Меритамон. – Того, что твоя женщина наполнила твои уста ложью, а твое сердце – похотью”.

Меритамон, несмотря на большое сходство с матерью, не была так добра, как Ка-Нейт, и не была склонна прощать и любить тех, кто этого не заслуживал.

Она улыбнулась.

– Я скучала. Отчего ты так долго не навещал меня?

Аменемхет отвел взгляд, потом снова посмотрел на сестру – он не покраснел, только сжал губы, и скулы и подбородок напряглись. Как он был красив. Как полон мужества. Что от него осталось, кроме этой прекрасной оболочки?

– Я был занят, сестра, – ответил он. – Ты ведь знаешь, что отец очень плох, и я полностью веду дом. Вдобавок к моим священным обязанностям, ведь мой пост весьма высок.

Меритамон кивнула. Она не знала, смогут ли они когда-нибудь говорить друг другу правду. Молодая госпожа обняла брата за талию, и они вместе направились в дом.

– Ты знаешь, что я беременна? – спросила Меритамон, и вдруг пожалела об этом. Ужасно пожалела. Ведь перед ней был не ее любимый брат, а безумец, о котором говорил отец!..

Молодой человек напрягся, потом остановился и вынудил остановиться и ее. Повернулся к сестре лицом.

– Беременна?

Меритамон не увидела в его глазах никакой угрозы – только удивление и радость. Он улыбался ей, как когда-то в детстве.

– Это же видно – я просто слепец, – ласково сказал Аменемхет. – Конечно, беременна. Поздравляю тебя, Меритамон.

– Что, я подурнела? – улыбаясь, спросила Меритамон, словно они просто шутили. Словно полностью верили друг другу.

Аменемхет покачал головой.

– Ты расцвела, – сказал он. Нежно обнял сестру и прижался щекой к ее щеке. – Я тебя люблю, – сказал он. – Жаль, что мне нечем тебя одарить – я не знал о твоем счастье и приехал с пустыми руками.

– Ты привез мне самого себя – самый лучший и редкий подарок, – со смехом ответила Меритамон. Аменемхет усмехнулся, и они ступили в тень глинобитного дома второго пророка Амона, а потом вошли внутрь. Навстречу появился сам хозяин – очень чистый, скромный человек пятидесяти лет, в просторной белой домашней одежде, с доброй улыбкой. Жрец склонил голову перед гостем, хотя намного превосходил его саном.

– Пожалуй в наш дом, господин, – сказал он. – Мы очень рады видеть тебя. Твоя сестра, конечно, уже сообщила тебе, что наш дом благословен?

Аменемхет поклонился – сестре показалось, что не очень почтительно. Она нахмурилась.

– Да, я уже знаю о ее положении из ее уст, – сказал Аменемхет. – Прости, что не привез подарка. – Он с улыбкой развел руками и выступил вперед, очень просто, хотя был весь увешан золотом. Конечно, свекор уже заметил это и не одобрил, с тревогой подумала Меритамон. На брате была надета только набедренная повязка, но из очень дорогой материи, и был выставлен напоказ и с любовью украшен его великолепный торс – шею обнимало ожерелье-воротник, плечи и запястья – браслеты, а сильные кисти рук подчеркивали тяжелые кольца.

Меритамон положила руку на плечо этой сияющей статуе.

– Пойдем, брат, я угощу тебя вином, и ты встретишься с моим мужем.

Она закусила губу, называя себя дурочкой, потому что допустила второй промах. Разве можно Менкауптаха сводить вместе с братом – после того, как Меритамон ему такого нарассказала об этом брате?.. Аменемхет очень умен. Он похож на пустого бахвала, потому что слишком красив и слишком любит свою красоту, но умен он ничуть не менее, чем хорош…

А вот Менкауптах – он проиграет брату, проиграет, хотя при Меритамон эти юноши никогда не мерились умом. Пожалуй, ее муж уступал сообразительностью даже ей самой.

Меритамон провела брата в полутемную столовую. В тени ярко заблестели драгоценности Аменемхета, и он вдруг засмеялся, словно от удовольствия.

– Как мне нравится твой дом, сестра. В нем можно отдохнуть – вот тишина, свободная от страха и болезни.

– Это болезнь нашего отца, – неожиданно резко сказала Меритамон. – Ты тяготишься ею?

Она повернулась к брату, и они сердито уставились друг другу в глаза.

– Нет, – наконец ответил Аменемхет, тяжело дыша, точно они только что подрались, а не поговорили. – Больше всего он тяготится сам – мне очень жаль его.

Последнее он произнес так, что Меритамон растрогалась и почувствовала себя виноватой. В самом деле, ведь это именно брат живет сейчас с отцом и смотрит за ним, а не она…

– Садись, сейчас нам подадут угощение, – мягко сказала она. – Я пошлю за Менкауптахом.

Она обещала – значит, нужно сделать, иначе брат что-нибудь заподозрит.

Им подали вина, Меритамон – разбавленного водой. Так ей посоветовал врач, которого к ней приглашали: у семьи Менкауптаха не было домашнего лекаря.

– Что-то твой супруг и господин задерживается, – словно бы в шутку заметил брат, поставив кубок. – Он боится меня?

“Несомненно”.

Меритамон рассмеялась.

– Ты так страшен?

Она взглянула на брата, и увидела, что его вовсе не насмешили эти шутливые слова – он был оскорблен. Он хотел, чтобы его боялись.

Меритамон сжала губы и повернулась к двери – ждать появления мужа. Она будет руководить им сейчас, насколько сможет. Только бы она могла сообщить ему немного своего ума – только бы ему хватило собственного…

Менкауптах появился – и робко замер в дверях. На нем тоже была только набедренная повязка, но простая и недорогая, а из украшений одно скромное ожерелье.

Потом жена сделала ему знак, и он подошел, точно ему приказали.

– Сядь со мной, – с улыбкой попросила Меритамон. Он сел за соседний столик – его жена нарочно заняла место поодаль от брата. Когда муж оказался рядом, госпожа отставила ногу и с силой опустила ее на ногу Менкауптаха. Он не вскрикнул, но закусил губу и вздрогнул, и с болью и обидой посмотрел на супругу.

В ее взгляде была угроза и напоминание, а в его – только растерянность. Меритамон уже готова была счесть его последним глупцом, но тут Менкауптах чуть кивнул, и растерянность исчезла. Они оба взглянули на своего противника.

Который пристально и спокойно рассматривал их – и один Амон ведал, сколько успел понять. Однако он улыбнулся в ответ на улыбку Менкауптаха.

– Здравствуй, мой друг, – сказал Аменемхет. – Как я счастлив за тебя и твою прекрасную супругу – она мне все уже рассказала.

Менкауптах смущенно рассмеялся.

– Благодарю тебя, Аменемхет. Мы с женой тоже очень рады.

Они с Меритамон воспользовались этой возможностью переглянуться.

– Как ты живешь? – спросил Менкауптах. – Все еще один?

Меритамон ахнула. Он все-таки непроходимый глупец – или у него язык опережает разум…

Аменемхет продолжал улыбаться.

– Да, один, – благожелательно ответил он. – Мне не так повезло, как тебе, Менкауптах.

Менкауптах поклонился, прижав руку к не защищенному ни панцирем, ни одеждой сердцу, которое учащенно билось – он не был глуп и осознал свою ошибку. Он просто был медлительнее Аменемхета; но в бою это непростительный недостаток.

– Расскажите мне подробнее о себе, друзья, – учтиво сказал Аменемхет. – Ты имеешь собственный доход, Менкауптах? Мы с тобой не говорили об этом. Какая доля наследства тебе положена?

Менкауптах побледнел.

Он совсем не умел играть. Он не умел разгадывать чужие сердца. Он не понимал, сколько уже известно Аменемхету… но нужно было отвечать…

Принужденно рассмеявшись, молодой человек сказал:

– Моя доля скромна, но я доволен.

– Вот как? Ведь у тебя есть жена и ребенок, – заметил Аменемхет. Он смотрел со спокойной и вежливой озабоченностью, но супруги едва удержались от того, чтобы не схватиться под столом за руки.

– Ведь твои сестры тоже получают часть? На тебя приходится меньше половины, если раздел справедлив, – сказал Аменемхет.

– Мои родители пока живы, слава Амону, и мы ничего не делим, – брякнул Менкауптах.

И вот тут они с женой схватились за руки и обменялись полными ужаса взглядами; но Аменемхет снова воспринял это спокойно. Конечно, им полагалось помнить о том, в каком положении находится его собственный отец.

– Конечно, – сказал он. – Вы счастливее меня. Желаю, чтобы твои отец и мать здравствовали еще много лет, – с улыбкой пожелал он другу.

Менкауптах вскочил бы с места, если бы жена не удержала его, вцепившись в запястье. Этот простодушный и добрый молодой человек не привык к таким жестоким схваткам, в которых единственным правилом были всевозможные уловки.

– Я удручен положением отца, но спокоен за свое будущее и за будущее моих детей, – сказал Аменемхет. – Я наследник великого ясновидца.

– Но ведь твоя сестра… – начал Менкауптах, и тут же понял, что совершил самый страшный промах из всех. Меритамон услышала тяжелое дыхание обоих молодых господ – и вдруг догадалась.

Она догадалась, что отец изменил завещание!..

Меритамон – как давно было известно и брату, и сестре – полагалась одна треть, а Аменемхету две трети всего имущества отца, включая господское имение: дом со всем хозяйством. Меритамон получала только собственные драгоценности, деньги и наряды, вдобавок к приданому, потому что она должна была уйти в дом мужа…

Но теперь что-то изменилось – это связано с падением Аменемхета. Может быть, отец вообще лишил его наследства, и сказал об этом не дочери, но ее мужу.

Меритамон закусила губу и обняла ладонями ребенка в своем животе. Ей хотелось плакать от страха и горя; вдруг она начала понимать, какой клятвы стребовал с нее отец. Не возроптать против того, что ее брат обделен, и стать госпожой дома верховного жреца после его смерти…

– Моя сестра? Да, моя сестра тоже наследница, – сказал Аменемхет. Его невозмутимость была страшна.

– Это особенно важно теперь, когда она ожидает рождения ребенка, – прибавил молодой человек. – Если она будет в чем-нибудь нуждаться, не молчи, Менкауптах. Мы родственники, – шутливо приказал он; потом вдруг поднялся, точно вспомнил о неотложном деле.

– Простите меня, друзья, но я должен идти. Сестрица, – он с улыбкой протянул Меритамон руку через свой стол, и она вынуждена была нежно пожать ее.

Хозяева встали.

Аменемхет поклонился обоим, потом повернулся и с видом истинно царского достоинства ушел.

Меритамон посмотрела на мужа, потом обняла его и заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Успокойся, – сказал Менкауптах. – Успокойся, – повторил он, более напряженно и властно – слабая замена настоящей уверенности, но Меритамон обрадовалась и этому. Госпожа улыбнулась.

– Расскажи мне все, Менкауптах, – сказала она, подняв голову.

Муж кашлянул, покраснел, потом притянул жену к себе, словно пытаясь защитить. Осмелей же, мысленно молила его Меритамон. Это так нужно нам!

Менкауптах обнял жену за плечи и посадил обратно на табурет.

– Нет, дорогой, пойдем лучше в спальню, – попросила Меритамон. – Я устала сидеть здесь.

На самом деле она боялась, что ей станет плохо после рассказа мужа – ведь все могло обстоять совсем не так, как она вообразила; но Менкауптах, услышав про спальню, понадеялся совсем на другое…

Жена пристально посмотрела ему в глаза – и покачала головой. Менкауптах пожал плечами и покорно вздохнул. Не принуждать же ее сейчас!

Обнявшись, они удалились в спальню. Дом Менкауптаха состоял всего из одного этажа, Меритамон отвели только одну собственную комнату на женской половине, потому что больше места не было. А сестры хозяйского сына делили одну комнату на двоих.

Но сейчас Меритамон не думала о тесноте. Она охотно предпочла бы этот небогатый и небольшой дом дворцу, в котором она родилась и выросла… и который сейчас был так опасен, будто в каждой из его роскошных комнат затаилась гадюка.

“Это только одна женщина! И она уморила всех нас…”

Супруги сели на свою постель, взявшись за руки.

– Рассказывай, муж мой, – глядя Менкауптаху в глаза, снова попросила Меритамон. Она никогда еще не чувствовала такой близости к нему, как в этот миг. Как, однако, сближают деньги и опасность… Крепче любви…

– Твой отец призывал меня – давно, – снова кашлянув, сказал муж. Он нахмурился, но не отвел взгляда, хотя ему с каждым словом хотелось этого все больше. – Великий ясновидец сказал… что все наследство после его смерти достанется тебе и твоим детям, – сумел произнести Менкауптах.

Он сделал паузу.

Меритамон молчала, все крепче сжимая его руки – глаза ее блестели.

– Дальше, – приказала жена.

Менкауптах вздохнул.

– Это все, Меритамон…

Жена вдруг отбросила его руки, как не нужный больше предмет, который не знала, куда деть. Она вскочила и принялась расхаживать по комнате, сложив руки на груди.