Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 59 страниц)

Но Хепри давно уже сомневался в его словах.

– Это ложь, – шепнула Тамит. – Таким же ученым был твой отец – и он лежал на животе перед всеми старшими в храме, питался ячменными лепешками и водой… Это повторишь и ты. Со всей своей ученостью ты будешь жить в хижине, пока не состаришься…

Хепри вздрогнул, а мать шипяще-вкрадчиво продолжала:

– Может быть, однажды тебе повезет… К тебе придет тот, кого ты так любишь и кто называл тебя другом и братом – Аменемхет. Ты падешь перед ним ниц и поцелуешь ему ноги, а если он позволит поцеловать себе руку, ты будешь плакать от счастья – не правда ли? Он расспросит тебя, как ты живешь, милостиво улыбаясь, а ты поклянешься, что всем доволен, и пожелаешь ему долгих лет жизни, радости и процветания. У него все это будет, – шептала женщина, – а у тебя – никогда.

Хепри бледнел и краснел, слушая это, а Тамит не замолкала.

– Может быть, великий пророк Амона – уже великий, хотя он твоих лет – подарит тебе золотой браслет или перстень. Это будет верхом твоих мечтаний, скромный жрец…

– Он этого достоин, – прошептал Хепри.

Мать разжала руки и, вздернув брови, взглянула ему в глаза, в искреннем изумлении:

– Да? Он достоин этого больше тебя?

– Да! – приглушенно выкрикнул Хепри – вовремя вспомнил о страже Амона под окном. – Он достоин этого больше меня! Ты бы поняла это, если бы знала его!

Тамит отступила, а потом вдруг лицо ее исказилось, и она плюнула сыну под ноги.

– Раб.

– Да – раб бога! – ответил ей Хепри. – А ты хищная птица, клюющая внутренности! Ты стареешь, мать, и становишься хуже!..

Тамит улыбнулась, точно ее и не оскорбляли.

– Предпочитаю быть старой хищной птицей, чем тобой, – шепотом ответила она. – Убирайся вон – пади к ногам своего господина. Я не желаю больше тебя видеть.

Хепри вернулся в школу молчаливый и такой мрачный, что напомнил Аменемхету своим видом дни их вражды. Мальчик сел на тюфяк и застыл, уставившись на свои руки. Разглядывая их, он думал о руках матери, так похожих на его собственные – с обломанными ногтями, с мозолями, покрытых загаром. У него были губы матери, ее руки… он весь когда-то принадлежал ей, она была причиной его жизни.

Почему же у них тогда такие разные сердца?

Мать заговорила с ним о предательстве, а потом прогнала, когда он отказал. И он чувствовал себя виноватым перед ней.

Неб-Амон сгубил всю ее жизнь – и это не изменилось оттого, что Аменемхет и Хепри стали лучшими друзьями.

Хепри услышал, как подошел Аменемхет, садясь с ним рядом. Хепри повернул голову и словно по-новому его увидел – красивые черные глаза, сильные мускулы, а руки нежней и светлей его собственных. Скудная одежда послушника была даже преимуществом – она ничего не скрывала, никаких телесных изъянов.

Но сын великого ясновидца их и не имел. Он был совершенен как бог, Хепри ничуть не преувеличил, восхваляя его… и неожиданно младшему мальчику стало очень обидно. За что он это получил?

В свои одиннадцать лет Аменемхет был уже почти юношей, и Хепри уже видел, каким он станет, когда вырастет.

Господином, которого все будут обожать…

– Что случилось? – спросил Аменемхет. – Ты поссорился с матерью?

– Да, – опустив глаза, ответил Хепри. Он надеялся, что друг не продолжит расспросы, но Аменемхет, которого всегда тревожило его душевное состояние, конечно, не отступился.

– Отчего?

– Ей плохо, – глухо ответил Хепри. – Ей очень одиноко… и она завидует моей свободе…

Конечно, все это было так.

Хепри так хорошо умел лгать, говоря правду, что даже сам удивлялся. Наверное, это от матери.

– Понимаю, – ответил друг. – Положение Тамит ужасно, и я надеюсь, что в скором времени смогу облегчить его – когда я окончу школу и стану мужчиной, я займу высокую должность в храме. Отец мне уже говорил.

Хепри сглотнул, попытавшись уверить себя, что у него болит живот от печали за мать, а не от зависти.

– Через пять лет я смогу многое здесь решать, – улыбаясь, сказал Аменемхет. – Тамит тогда будет еще не стара…

– Она уже стара, – ответил Хепри. – Я видел – она очень постарела за тот год, пока мы не виделись. Жизнь в заключении очень повредила ей…

И вдруг Аменемхет стал мрачным и шепнул:

– Моей матери хуже. Я был дома – отец чуть не удержал меня совсем, чтобы я оставался с матерью в последние часы, думая, что она умрет; но она оправилась. Ее болезнь как пытка, которой ее подвергают без всякой вины… Только иногда она испытывает облегчение; наш врач дает ей болеутоляющие средства, и они облегчают страдания – но эти средства сами по себе вредны и приближают ее смерть…

Красивое юное лицо побледнело.

– Почему ты мне не рассказал? – прошептал Хепри в изумлении и испуге.

Аменемхет пожал плечами.

– А что ты можешь сделать?

– Мне очень тягостно об этом говорить, – признался мальчик после паузы.

Он опустил голову.

– Отец очень страдает тоже. Он и вправду ожесточился, друг, но не вини его за это – любой ожесточился бы, наблюдая такое, а Неб-Амон все стойко выносит.

Хепри обнял его, и Аменемхет закрыл глаза.

– Рядом с тобой мне легче, – прошептал он. – Ты один, кому я могу рассказать о страданиях матери. Ты один мне друг. Не думай, что богатство всегда приносит счастье, Хепри…

“Гораздо чаще приносит, чем не приносит”.

– А как твой отец? – шепотом спросил мальчик. Вдруг в нем пробудилось любопытство, появившееся только с взрослением – к вещам, о которых маленькие дети не думают.

– У него не появилось наложниц? – прошептал он на ухо Аменемхету. – Я слышал, что у многих богатых людей, кроме жен, есть женщины…

Аменемхет вздрогнул и высвободился из рук друга, взглянув на него с таким удивлением, точно тот заговорил о невозможном – хотя Аменемхет был старше Хепри и уже лучше него понимал такие вещи.

– Нет, – очень жестко ответил Аменемхет. – Нет и никогда не было. Я знаю, что для многих мужчин совокупление – развлечение, – прошептал он на ухо Хепри, краснея, – но отец не таков… Кроме того, его пост требует от него большой воздержанности, ты же сам это знаешь.

“Ему просто уже пятьдесят лет”, – неожиданно подумал Хепри.

Но понимал, конечно, что дело вовсе не только в этом. Быть первым пророком Амона – значит иметь не только богатство и власть, но и такие телесные и духовные обязанности, которые для низших очень тягостны… а иногда просто невыполнимы.

И почему-то Хепри уже знал, что для Аменемхета эти обязанности посильны, хотя тот обещал стать очень горячим юношей.

– Скажи, за что ему это – мучения моей матери? – прошептал Аменемхет. Он смотрел на Хепри так, точно тот и вправду мог ответить.

“За смерть моего отца”, – чуть не сказал Хепри, но смолчал.

– А как здоровье Неб-Амона? – спросил он. Стараясь, чтобы это прозвучало безразлично.

– Он очень крепок, – ответил Аменемхет и отвел глаза.

Он знал, что его другу хотелось, чтобы великий ясновидец умер – особенно в эту минуту. Это был один из камней, которые могли раздавить их дружбу.

– Пожалуй, я навещу твою мать, – сказал Аменемхет.

– Нет! – слишком скоро оборвал его Хепри. В глазах его появился такой страх, что Аменемхету не пришлось долго гадать о причине.

– Тамит хочет мести, – сказал он.

Хепри протестующе поднял руки, но Аменемхет жалостливо-презрительно улыбнулся.

– Меня это нисколько не удивляет, – сказал он. – Меня удивит, если женщина сможет это осуществить.

Мальчик встал, сжимая кулаки; перекатились мускулы плеч под смуглой кожей.

Хепри вскочил, оглядываясь. В спальне никого не было, кроме них двоих.

– Ты должен понимать, что она чувствует, – прошептал отвергнутый сын. – Ты понимаешь, что она очень любила своего мужа? У женщины любовь занимает все сердце!

– Может быть, – холодно ответил сын Неб-Амона. – Но это не оправдывает…

– Чего? Она ничего тебе не сделала! – запальчиво оборвал его Хепри.

– И не сделает, – подняв голову, ответил Аменемхет. – Ты прав, я воздержусь от соболезнований Тамит.

“Неб-Амон за свою жену убил бы. Почему же моя мать не может…”

Потому что она женщина, нищенка и вдова преступника.

Глядя в красивое гордое лицо Аменемхета, Хепри вдруг захотелось проверить его слова – проверить, насколько хорошо он защищен…

Мальчик сжал кулаки и отвернулся.

– Уйди сейчас, – низким приглушенным голосом попросил он. – Уйди…

Аменемхет сорвался с места и выбежал.

Их дружба могла оборваться сегодня – еще слово, еще жест… Но ночью они снова сели рядом и попросили друг у друга прощения. Чем больше испытаний преодолевала их привязанность, тем дороже обоим она становилась. Никакая женщина не могла встать между этими юными мужчинами, даже мать.

***

Так прошло три года, похожих один на другой и всякий раз новых. Мальчики росли и превращались в юношей; изменялся характер их разговоров, все более серьезных и горячих… изменения, происходившие с телом и душою Аменемхета, отделили его от младшего друга; и в то же время, и Хепри заставили быстрее взрослеть. Он как будто все перенимал от старшего и, глядя на него, быстрее становился мужчиной.

Одно не менялось – их дружба. Оставалось только несколько вопросов, которые они никогда не задавали друг другу.

Хепри – о матери Аменемхета. Только иногда боль друга прорывалась… но это была такая боль, которую не избыть словами, ее можно было только избегать.

Так же и Аменемхет никогда не спрашивал о Тамит.

Хепри все это время не покидал школы и не виделся со своей матерью; только иногда разузнавал от знакомых стражников, как она живет – они говорили, что по-прежнему, но ведь они не были ее детьми…

Хепри не хотел видеть, что с ней делает время и ненависть. И не хотел видеть, что сделал с ней сам своим отказом отомстить за отца…

– Пожалуй, я навещу твою мать, – сказал Аменемхет однажды.

Цветущий, сильный юноша, уже не раз ловивший на себе зачарованные взгляды девочек и даже женщин, замечавших его во дворе храма – хотя они приходили сюда вовсе не за плотскими нуждами.

– Зачем? – прямо спросил его младший товарищ. – Это жестоко, Аменемхет – ведь ты все знаешь.

– Я не могу бросить ее, раз от тебя она отказалась, – нахмурившись, ответил сын великого ясновидца. – Я хочу ее испытать… может быть, она переменилась за эти годы?

Хепри покачал головой.

– Это неразумно, брат.

– Ты мне запрещаешь? – удивленно спросил Аменемхет. Хепри поджал губы – гордость и властность его покровителя увеличивались с каждым годом…

– Иди, только я не ручаюсь за последствия твоего шага, – горько сказал он, отворачиваясь. – И постарайся быть добрее с моей матерью.

– За это можешь быть спокоен, – ответил Аменемхет. – Как и за меня. Я взрослый мужчина.

Четырнадцатилетний мальчик произнес это таким тоном, что возражать было невозможно.

Аменемхет покинул храм – теперь он мог это делать и в обычные дни; он направился дорогой, которую за все эти годы не забыл. Он улыбался – с жалостью.

========== Глава 43 ==========

Юноша приблизился к калитке и почти нос к носу столкнулся со стражником, появившимся из сада ему навстречу – тот прохаживался вдоль садовой дорожки.

Воин изумленно отступил, но быстро нашелся. Он сделал единственное, что ему оставалось: поклонился и дал Аменемхету дорогу.

Юноша улыбнулся ему и почти спокойно проследовал к дому; но с приближением встречи с Тамит его сердце забилось чаще. Он помнил, какая она была: красавица, острая на язык… очень умная… Неужели она действительно настолько подла и может замышлять его убийство, его – совершенно непричастного и неповинного в ее беде?

Что-то в нем сопротивлялось этой мысли. Нет – он просто не мог поверить…

Никто не вышел ему навстречу. Немного озадаченный, Аменемхет толкнул дверь и оказался в полумраке знакомого коридора – в полумраке, потому что был вечер, но не так поздно, чтобы зажигать светильники. А может, женщине просто не дают масла и огня?

Жалость защемила его сердце.

Аменемхет заколебался перед дверью ее спальни, но потом решительно шагнул внутрь. Едва ли Тамит спит.

Она не спала – женщина встала ему навстречу, и свет лампы на столике обрисовал ее фигуру. Хепри говорил, что его мать постарела, но Аменемхет увидел перед собою ту же завораживающую красотой женщину, что и пять лет назад… Тамит медленно приблизилась к нему, и совсем близко он увидел ее огромные вопрошающие глаза, губы, приоткрытые с робкой надеждой…

Женщина быстро, словно в растерянности улыбнулась и отступила в темноту; Аменемхет был просто околдован грацией ее движений и красотой черт, которые складывались в неповторимый образ – Тамит походила на богиню-кошку. Он наконец нашел слова, которые могли бы ее описать – Баст, владычица наслаждений…

Она наконец заговорила, мягким просящим голосом, от звука которого очарованный юноша вздрогнул.

– Почему ты так долго смотришь на свою служанку, мой добрый господин? Я узнаю тебя и не смею верить, что вижу – ты Аменемхет, сын великого ясновидца…

– Да, – сурово сказал Аменемхет. Напоминание об отце сразу вызвало напоминание о том, кто эта женщина и чего хочет.

– Зачем ты пришел? – с мольбой спросила Тамит. – Неужели ты пришел утешить меня?

– Да, – сказал юноша. Он умел владеть своим стыдом – как всеми своими чувствами, и потому не отвел глаз; но покраснел под взглядом Тамит. Женщина заметила это и улыбнулась.

– Я счастлива, что вижу тебя. Ты такой красивый – ты взрослый мужчина… Ты очень похож на отца, но ты другой…

– Ты притворяешься? – неожиданно грубо спросил юноша; он прекрасно понимал, что к его отцу женщина не может испытывать ничего, кроме ненависти.

Тамит подняла руки, обратив к нему ладони.

– Нет, – прошептала она. – Ведь я вижу, что ты очень добрый господин… Ты будешь таким пророком, которого станет любить и почитать вся Та Кемет…

– Я решил быть добрым к тебе, – сказал Аменемхет.

Он чувствовал себя так, как давно уже не ощущал – умный и способный юноша не испытывал неловкости ни в разговоре, ни в состязании, ни в любом деле; но в таком положении не был никогда. Он не думал, что разговор с женщиной может так его взволновать, что он утратит всю свою находчивость…

– Спасибо, – просто сказала Тамит и приблизилась к нему вплотную.

Он чувствовал жар ее тела и запах – сладковато-пряный.

– Обними меня как тогда, давно, – шепотом попросила она и коснулась ладонями его плеч. Он не почувствовал грубости кожи – руки были теплые и гладкие, как у женщины, имеющей служанок. Аменемхет обнял ее, и всем телом ощутил ее тело – к обнаженной груди прижались ее мягкие груди, шею защекотали распущенные душистые волосы. Он вдруг почувствовал, что ему почти нестерпимо хочется крепко прижать ее к себе.

– Нельзя так, – резко шепнул юноша, и чуть не оттолкнул ее, но Тамит удержала его.

– Я очень прошу тебя, – со слезами прошептала она. – Подержи меня в своих объятиях как сын…

– У тебя есть сын, – ответил он, почувствовав внезапную неприязнь к ней. Несмотря на эту неприязнь, Аменемхет ощутил сильную неловкость – эта очень красивая женщина была так близко, что… Но она, казалось, ничего не замечала.

– Мой сын меня забыл, – горько шепнула Тамит и положила голову ему на плечо; ее ладони заскользили по его рукам, словно невзначай пальцы очертили мускулы.

– Какой ты сильный, – восторженно прошептала она. Он чуть не простонал, готовый грубо оттолкнуть ее; иначе мог бы просто опозориться перед ней.

Тамит вдруг словно все поняла – руки взбежали по его плечам и, нежно охватив его голову, наклонили ее; потом он ощутил ее теплое дыхание и горячие губы на своих губах. Порыв оттолкнуть женщину был сильным, но мгновенным – в следующий миг все мысли и сопротивление были смыты ее страстным поцелуем, на который он ответил, как страстный и опытный любовник, и ее бесстыдными ласками. Аменемхет дрогнул, как утопающий в объятиях Хапи, и отдался этим объятиям. Это было мощнее всего, что он мог ранее вообразить, и сопротивляться он был бессилен; когда руки женщины стали распутывать его набедренную повязку, он чуть не разорвал эту повязку сам. Она увлекла его за собой на циновку, и он с проклятием задрал ее юбку и застонал, вжимаясь в ее тело со всей нерастраченной юношеской силой и изнемогая – он не знал, что делать дальше. Тамит улыбнулась и, перевернув его на спину, медленно опустилась на него; сладчайшей музыкой для ее слуха прозвучал вырванный из его груди стон…

Их губы снова слились в поцелуе, и несколько мгновений Тамит наслаждалась небывалой властью – над красивейшим и знатнейшим юношей в стране, сыном господина, который с легкостью загубил ее жизнь и которому оказалось так легко отомстить. Потом Аменемхет резко перевернулся, навалившись на нее, и теперь уже она принадлежала ему, с неподдельным пылом отзываясь на каждое движение, каждый стон. О, как он был хорош, он полностью властвовал над женщиной в любви, как властвовал всегда во всем.

Ощутив сильнейшее, блаженное, опустошающее избавление, Аменемхет с коротким криком с силой прижал женщину к себе; потом разжал руки и лег ей на грудь, тяжело дыша. Он был так ошеломлен, что не мог думать связно – что он такое совершил, как это вышло?

Прежде, чем его охватили ужас и гнев, Тамит обвила шею юноши руками и прошептала, быстро, успокаивающе:

– Все хорошо, мой господин. Ты очень молод, тебе это необходимо. Я твоя служанка.

Юноша резко высвободился и сел, неподвижно глядя на нее; но вспышку гнева она предотвратила – он уже владел собой.

– Что ты такое говоришь? – спросил Аменемхет.

Точно она объясняла ему какую-то премудрость, которой не учили в его высшей школе. Что ж, так и было.

Тамит улыбнулась, почти по-матерински мягко.

– Все хорошо, – прошептала она. – Не стыдись. Я только твоя служанка, забудь об этом… это не имеет значения…

– Как это не имеет значения? – медленно проговорил юноша, поднимаясь на ноги; вставая, он нашарил свою повязку и стал ее оборачивать вокруг бедер, но смотрел при этом только на Тамит.

– Ты мать моего друга… осужденная моим отцом… что ты такое творишь? – запинаясь, спросил он.

– Я же не твоя мать, – с улыбкой возразила Тамит. – Не бойся, Амон не рассердится. Амон мудрый бог, он понимает, что нужно его юным слугам – ты же любимец бога, – шепнула она. – И ты не давал обета целомудрия.

– Нет, – сказал Аменемхет.

Он ошеломленно провел руками по гладкой голове. Нет, не давал – но, выходит, можно делать то, что он сделал? Как это так?

– Запомни, что я твоя служанка и я всегда к твоим услугам, – шепнула Тамит, ласково проводя рукой по его плечу. Он не отстранился. – Многие господа и многие благочестивые жрецы делают так, – прошептала она и поцеловала его. – Успокойся, мой господин. Успокойся.

Он начал успокаиваться – ему начало казаться, что она права. Умный юноша знал, что ее слова насчет женщин и служанок были правдой – многие знатные господа делали то, что он, и никто не осуждал их за это.

– Если ты хочешь меня еще, только прикажи, – прошептала Тамит.

Беспокойство начало отступать – чувство власти над этой женщиной, обладания ею, невозможного нигде, кроме этих стен… этой темноты… захватывало. Аменемхет чувствовал, что совершает очень дерзкий поступок; но он никогда не был покорным, даже в стенах храма не был полностью покорным. Любимец бога. Тамит обняла его за шею, и вдруг его захватила гордость – теперь он был мужчиной.

Прежде, чем уйти, он совершил это еще раз.

Это было медленнее и слаще, чем в первый раз – и он чуть не уснул в объятиях Тамит; но потом опомнился и отрезвел, как пьяный, которого окатили водой, увидев то, что они сделали, в истинном виде.

Вина, стыд и гнев овладели им одновременно и сразу – и с такой силой, что Тамит чуть не убежала от своего любовника на крышу, боясь пасть жертвой этих чувств; Аменемхет швырнул в стену столик вместе с лампой, и с яростью на женщину и на себя смотрел, как разливается горящее масло, которое он затушил только через несколько мгновений. Даже если бы дом загорелся, он едва бы это заметил.

Аменемхет не мог обозначить своего преступления ярче, чем это только что сделал.

Он покинул дом Тамит, полный раскаяния, потерянный… ему казалось, что за такой поступок его ждет грозная расплата, хотя юноша не мог назвать, в чем именно было его преступление.

Во всем.

Если только узнает отец…

При мысли об этом Аменемхет покачнулся и чуть не упал на колени на глазах у стражника – ведь тот наверняка понял, что произошло! Еще бы, он стоял под окном!..

Что такое с ним случилось, что он повел себя как последний глупец и распутник – он, такой благочестивый, властелин своего сердца? Аменемхет мог назвать то, что сделал, только безумием. Эта женщина обладала способностью лишать разума.

Теперь он полностью верил в ее подлость и коварство, но поверил слишком поздно…

***

Тамит лежала на кровати, умиротворенная, почти счастливая. Она вспоминала своего любовника – несмотря на юность и полнейшую неопытность, восхитительного. Она наслаждалась его телом и обладала им; то, что когда-то давно Тамит мечтала совершить с его отцом, было даровано ей в еще лучшем виде… то же тело, но намного моложе… сильное, горячее и свежее, как цветок.

Конечно, никто не пришел к ней и не наказал за содеянное – стражники Амона никогда не посмели бы вмешаться в такое дело и, тем более, кому-нибудь сообщить… они сейчас могут думать только о том, как бы остаться в стороне, как бы остаться незамеченными грозным господином дома Амона и отцом этого юноши.

И уж подавно он сам никому никогда о таком не расскажет.

Тамит вздохнула, думая, как мало понадобилось, чтобы очаровать Аменемхета – немного душистого масла, которым она пользуется уже давно: ей удалось выпросить его после того, как сын назвал ее старухой. Ее кожа быстро стала почти прежней – только немного морщинок осталось у глаз и рта. Но их успешно скрыла темнота – морщинки, как и безобразные ногти, и седые волоски.

Душистое масло и темнота – могучие союзники, которые помогли ей одержать победу.

Женщина погладила себя по животу и подумала о том, в чем была почти уверена – ее месть только начиналась.

Аменемхет пришел к ней в счастливый день.

========== Глава 44 ==========

Юноша не появлялся в храме до позднего вечера, проскользнув туда только тогда, когда начали закрывать ворота. Потом, одиноким потерянным мальчиком, пробрался к общей спальне, но не вошел – сел прямо на пол в коридоре, хотя это было запрещено.

Что для него этот запрет, когда он такой ужасный распутник? Не только прелюбодеяние – это было почти как совокупление с матерью, запрещенное богами…

Юноша положил руку на амулет Амона, который постоянно носил на груди и не снял, даже когда овладел этой подлой женщиной; Аменемхет дивился, как цепочка не задушила его, а золотой амулет не раскалился, оставив на груди клеймо. Щеки его пылали от стыда. Он не знал, как будет смотреть в глаза товарищам и жрецам храма… Отцу…

Тот просто убьет его, когда про такое узнает – не пригрозит, а убьет… Отец в последние годы ожесточился так, что любое неповиновение или непорядок приводили его в гнев. Неб-Амон все силы отдавал болезни матери.

Что же он сделает, если до него дойдут слухи о такой мерзости, совершенной сыном? Аменемхет знал, что совокупление с девочкой-ровесницей во время праздников, скорее всего, простилось бы ему… отец понимал его возраст… но это?

Аменемхет помнил, как отец говорил о Тамит – как о распутнице, которая может совратить любого. И был, как оказалось, совершенно прав.

– Господин, – раздался над ним тихий ласковый и встревоженный голос; Аменемхет поднял голову.

Перед ним стоял молодой жрец, который иногда вел у старших мальчиков уроки. Конечно, этот жрец, как и все здесь, знал, кто такой Аменемхет.

Вернее, никто этого теперь не знал: никто не знал, что один из лучших юношей Амона распутник и лжец.

– Тебе плохо? – спросил жрец-учитель и протянул руку, чтобы помочь ему подняться. – Проводить тебя в спальню? Может быть, позвать врача?

Молодой человек смотрел с добротой и искренней тревогой. Он, без сомнений, никогда не лежал с преступными женщинами, годящимися ему в матери.

– Все хорошо, божественный отец. Я сам… дойду, – выдавил Аменемхет. Но жрец не поверил и взял его под руку, когда юноша встал на ноги. С какой радостью Аменемхет избавился бы сейчас от этой доброты и поддержки.

Они вместе дошли до спальни, и там жрец оставил его, сказав, что непременно пришлет к нему врача. Здоровье такого благочестивого и старательного юноши не должно подвергаться опасности.

Пошатываясь, Аменемхет добрался до своей постели и сел, закрыв лицо руками. Он множество раз видел в таком положении стыдящегося Хепри; но его юный друг за всю свою жизнь не совершал столь постыдных поступков. Аменемхет не знал, как теперь сможет с ним говорить… как взглянет на него, когда они встретятся.

Обычно старший друг приходил к младшему; Аменемхет надеялся, что, ожидая этого, Хепри не поступит наоборот. Хотя, скорее всего, он таки придет к нему сам. Ведь это его мать Аменемхет сегодня навещал.

Ведь это с его матерью Аменемхет сегодня лежал.

Я достоин самой страшной кары, подумал юноша и лег, спрятав лицо в сгибе локтя. Конечно, никто не посмел его побеспокоить.

Но вскоре его воспаленный слух уловил шаги – это друг шел к нему. Убирайся прочь, подумал Аменемхет. Молю тебя – уберись подальше и никогда больше не приближайся ко мне!..

– Ты заболел? – осторожно спросил Хепри.

Аменемхет кивнул; как он надеялся, что мальчишка уйдет.

Хепри присел рядом.

– Позвать врача? Я сейчас приведу его.

И это повторение слов заботливого жреца, который, как и Хепри, считал Аменемхета праведником, заставило Аменемхета взвиться на постели.

– Убирайся! – крикнул он на всю спальню; побледневшие скулы обтянула кожа, подбородок задрожал от гнева.

К ним тотчас обернулись все соседи; с жадным интересом, который, однако, тут же угас при виде ярости на лице Аменемхета. Он был всегда спокоен, однако опасен даже в мирном настроении. Мальчишки отвернулись, делая вид, что и не смотрели на него и его друга.

Его маленький товарищ стоял перед ним, полный изумления, обиды… и тревоги.

Он догадывался, что в доме Тамит с его другом произошло что-то неприятное. Может быть, его мать попыталась напасть… оскорбила Аменемхета? Она вполне могла такое сделать.

Аменемхет видел все эти вопросы и тревоги, и больше всего на свете хотел бы рассказать, что произошло. Если бы это можно было рассказать Хепри. Если бы это можно было рассказать хоть кому-нибудь.

Хепри несколько мгновений постоял, побледневший и на глазах похудевший от огорчения, потом повернулся и с достоинством ушел. Но на полдороге вдруг остановился и вернулся.

– Моя мать здорова? – робко спросил он.

Его гордость тут же разбилась о беспокойство за мать – он очень ее любил.

– Да, – бросил Аменемхет и, отвернувшись, резко лег и накрыл голову руками.

Они не разговаривали недолго – несколько дней; Аменемхет не перестал чувствовать стыд, но ощутил, что не выдержит больше такого одиночества – в темнице своих грехов. Конечно, рассказать Хепри по-прежнему было ничего нельзя, но тот хотя бы поможет ему забыться…

– Моя мать обидела тебя? – спросил Хепри, все-таки попытавшись дознаться о причине такого состояния друга. Он понимал, что причина очень серьезная… и ему трудно о ней говорить.

Аменемхет усмехнулся. Малыш.

Он вдруг почувствовал себя старше Хепри не на два года, а на двадцать лет.

– Обидела, – сказал он.

– Постарайся не сердиться на нее, – попросил Хепри. – Ей очень трудно…

Аменемхет стиснул кулаки.

– Брат, прошу тебя – не заговаривай со мною больше о своей матери, – едва слышно сказал он, чувствуя, что вот-вот не выдержит и обидит Хепри снова. – Я не могу…

– Хорошо, – согласился Хепри. Он был встревожен не на шутку, но сумел удержаться от дальнейших расспросов.

О мать – что ты творишь?

Дорогая, любимая преступница…

Несмотря ни на что, Хепри по-прежнему любил мать больше всего на свете – может, из-за ее грехов еще сильнее… Бедная мать…

Мальчик помолился, чтобы матери стало легче и Аменемхету тоже – чтобы его друг простил ей, что бы она ему ни сделала.

***

Тамит недолго сомневалась; через две недели после посещения Аменемхетом ее дома подозрения женщины блистательно подтвердились.

Она была так потрясена и счастлива, что испугалась за сохранность своего здоровья и рассудка – теперь они нужны ей как никогда. Женщина продолжила ждать, еще не позволяя себе радоваться в полную силу, а подозрениям превратиться в уверенность.

Прошла еще неделя, потом другая: ничего. Но Тамит еще сомневалась. Она даже жалела сейчас, что ей досталось такое крепкое здоровье и она не может распознавать свое состояние, кроме как по самым очевидным признакам – ни тошноты нет, ни вялости, ни болей в спине…

Но прошло еще две недели, и тогда Тамит уверилась совершенно.

В ту ночь она почти не спала – потушив все лампы, закутала голову покрывалом и долго смеялась и плакала от счастья.

А наутро взяла остаток папируса и чернил, подаренных Аменемхетом – она сберегла их, вот на такой случай – и, вспомнив уроки своего знатного друга, написала письмо. Потом подошла к стражнику, который знал про посещения Аменемхета, и попросила передать ему эту записку.

Она ничуть не боялась, что пострадает из-за этого письма – стражник не умел читать. А даже если бы и умел: Тамит просто просила господина Аменемхета навестить ее. Конечно, воин никогда не допустил бы, чтобы такое письмо попало в чужие руки, а тем паче, чтобы узнали, кто его отправительница.

Как удивительно людей сплачивает общий грех – куда лучше общего блага…

Стражник, знавший о дружбе своей подопечной с Аменемхетом, но не стоявший на карауле в тот вечер, когда Тамит согрешила с ним, почти без опасения отправился разыскивать сына Неб-Амона – он был уверен, что женщина, которой посчастливилось подружиться со столь знатной особой, просит покровительства…

Не так и ошибался.

Воин нашел Аменемхета в храмовом дворе – юноша разговаривал с каким-то жрецом. Стражник осторожно и почтительно отозвал его в сторону. Аменемхет даже не сразу заподозрил, в чем дело: думал, что это какое-то поручение отца…

– Что случилось? – спросил юноша, постаравшись говорить приветливо и ровно. Получилось не слишком хорошо.

Стражник поклонился.

– Господин, тебе письмо – от той женщины, которую я стерегу, – прошептал он. Оглядевшись, выхватил из-за пояса папирус и протянул юноше; но Аменемхет, которого всегда отличала скорость и сообразительность, чуть не выдал их обоих. Юноша несколько мгновений стоял, точно оглушенный.

Потом вырвал письмо у воина и зажал в руке.

– Я понял, иди, – резко приказал он. Стражник, почти оскорбленный, поклонился и ушел. Ведь из-за этой женщины и этого юноши он нарушил свой долг, а они!..

Но Аменемхет уже не думал о посланном, пробираясь по двору и оглядываясь в поисках уединенного места, где мог бы прочитать письмо.

Остановившись в тени обелиска, юноша развернул папирус.