Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 59 страниц)

– Хепри? – воскликнул великий ясновидец.

– Господин, не убивай меня! – в ужасе при виде его лица воскликнул мальчик, не понимая, что он натворил, но снова пытаясь упасть на колени; рука Аменемхета удержала его.

– Почему ты так рассердился, отец? – воскликнул его верный друг. – Это мой товарищ, и я его люблю! Хепри никогда не причинял никому зла!

Ужасно непристойно – все это происходило над телом Симута. Но никто уже об этом не помнил.

– Его привел сюда господин Симут! – указывая на мертвеца, воскликнул Аменемхет, вспомнивший об этом обстоятельстве только потому, что требовалось защитить друга.

И только эти слова, кажется, спасли Хепри от немедленной расправы.

Верховный жрец посмотрел на тело четвертого хему нечер, потом взглянул на сына того, кого не называли… и приказал ему убираться. Немедленно.

Хепри низко поклонился и попятился прочь; Аменемхет, однако, и не подумал оставить его, несмотря на то, что видел гнев отца.

– Не понимаю, что произошло, – когда они оказались во дворе, пробормотал старший мальчик, глядя в полное ужаса лицо друга. – Чем ты разгневал моего отца?

Хепри пожал плечами и всхлипнул. Он понимал все, прекрасно понимал – и ничего не мог поделать. Не имел права. Какие права могут быть у детей преступников, которые умирают и телом, и духом?

– Успокойся, – прошептал Аменемхет, кладя руки ему на плечи. – Я тебя отстою. Отец не накажет тебя.

Тут его лицо изменилось, и он уронил руки.

– Ты в чем-то провинился и молчишь? Расскажи мне!

Хепри прикрыл глаза.

– Да, провинился. Мой отец, – глухо сказал мальчик. – Мой отец – преступник, и его казнили.

Мальчик открыл глаза и взглянул в глаза Аменемхету с каким-то ожесточением.

– Ну – уходи! – выкрикнул он. – Уходи! Тебе нельзя даже касаться меня!..

Аменемхет остался на месте.

Он смотрел на него с новым, вдохновенным осознанием правды.

– Вот о чем говорила твоя мать, – пробормотал старший и необычайно умный мальчик. – Вот кто был человек, из-за которого ее осудили! Ее муж и твой отец!

Оба говорили очень громко, но не понимали этого.

– Да, – с вызовом ответил Хепри. – Что же ты не уходишь? Ты не понимаешь, что я тебя пачкаю?

Аменемхет шагнул ближе и обнял его. Это было обыкновенным выражением дружбы между мужчинами, но мальчики такого стеснялись; однако этот мальчик никогда не был таким, как другие…

– Мой бедный друг, – прошептал Аменемхет. – Как мне жаль тебя и твою мать… Вы оба страдаете незаслуженно – разве можно осуждать вас за преступление чужого человека?

– Он не чужой, он мой отец, – ответил Хепри.

– Да, – после паузы сказал Аменемхет.

Наверное, он думал, что от такого отца следует отречься – он, ученик великого ясновидца и высшего судьи Амона. Но Аменемхет воздержался от таких слов.

– Но все равно – ты и твоя мать не виноваты, – с полной убежденностью сказал мальчик. – Я вас защищу. Вы оба мои друзья.

– Я не стою, – начал взволнованный Хепри, но тут их разговор был прерван.

– Идем, – бросил сыну великий ясновидец, появившийся во дворе во главе группы мрачных жрецов. Аменемхет кивнул другу и побежал за отцом, иначе его утащили бы силой.

Но Хепри, с огромным волнением смотревший вслед другу, чувствовал, что это их свидание – не последнее.

Он не видел друга до следующего вечера, и до самого этого вечера каждую минуту ждал, что его самого вышвырнут из школы. Даже когда он увидел Аменемхета, направляющегося к его постели, Хепри подумал, что тот пришел объявить ему волю отца.

– Мне уже убираться? – спросил мальчик, не заботясь о том, чтобы понизить голос. На друга он не глядел.

– Хепри, – прошептал Аменемхет; мальчик почувствовал на своем плече его руку, как вчера руку его отца. Хепри напрягся и застыл.

– Говори, – сухо прошептал он. – Я готов.

– Хепри, дорогой мой друг, выслушай меня, – прошептал Аменемхет, с таким чувством, что переполненный горечью мальчик повернул голову и взглянул ему в глаза.

– Что?

– Я говорил с отцом о тебе, – сказал Аменемхет. Он остановился, пытаясь избавиться от ужасных воспоминаний – как отец впервые в жизни грозил ему своей немилостью и даже… отречением…

– Я говорил, – с силой повторил Аменемхет. – И я убедил его.

– В чем? – сухо спросил Хепри, не понимавший, что в эту минуту творится в душе друга.

– В том, что ты достоин лучшей доли, чем твой отец, – ответил Аменемхет, не понимавший, какой жестокой насмешкой звучат эти искренние слова.

Хепри беззвучно рассмеялся, как нахлебавшийся горя взрослый.

– Неужели?

– Да, – сказал Аменемхет. – И отец разрешил тебе остаться в школе Амона, только поставил условие – чтобы ты отрекся от своей матери и перестал с нею видеться.

Хепри широко раскрыл глаза.

– Что?..

– Да, – сказал Аменемхет, и Хепри увидел, как тот возмущен – казалось, что не меньше него. Хотя разве могли их чувства сейчас сравниться!..

– Отец полагает, – прошептал Аменемхет, – что твоя мать дурно влияет на тебя, что она соблазнила твоего отца и склонит к греху тебя… Я не верю в это, – поспешно прибавил он, как будто его слова что-то меняли.

– Моя мать лучшая на свете, – прошептал Хепри, опустив голову.

Да, она была лучшая, она была единственная – его мать!.. Кто только мог решить такое – отнять у него мать!..

Мальчик закрыл лицо ладонями и глухо зарыдал. Он не подумал, каким покажется своим соседям по спальне, хотя никто не смеялся, видя, как он шепчется с Аменемхетом.

Друг обнял его за плечи.

– Что, Хепри? Что ты решил?

Мальчик резко высвободился и, рыдая, упал ничком на постель. Аменемхет с жалостью смотрел на него несколько мгновений, потом поднялся и ушел. Он знал, что решит Хепри, и Хепри это тоже знал…

* Скарабей помогал умершему обрести сердце в загробном мире.

========== Глава 38 ==========

Несколько дней Хепри не разговаривал со своим знатным другом… теперь единственным человеком, на которого мог надеяться… а ночами плакал. Когда все крепко засыпали – чтобы никто не услышал его и не унизил.

Сын того, кого не называли, уже научился крепиться.

А потом он просто подошел к Аменемхету, и тот ни о чем не спросил – умный и чуткий друг. Их дружба стала еще более трогательной, и вместе с тем приобрела оттенок вины; хотя Хепри не винил Аменемхета. Он ни в чем не виноват.

Как Хепри не виноват в преступлении своего отца.

Они снова стали неразлучны, но между ними исчезла всякая веселая непринужденность; как будто оба мальчика преждевременно повзрослели. Хепри вскоре перестал улыбаться совсем, как перестал и спать, и почти перестал есть. Его отколотили однажды за столом в пример остальным – он даже не вскрикнул, не дрогнул, точно окаменел. Аменемхет в тревоге попытался расшевелить его, но дотронувшись до плеча Хепри, ощутил, что тот горячий, как в лихорадке…

Эту болезнь можно было вылечить только одним способом.

Вечером Аменемхет пришел к Хепри и, сев рядом на краешек его постели, прошептал:

– Я навещу твою мать один. Меня никто не спросит, куда я выхожу.

Хепри вздрогнул и уставился на него с ужасом:

– А если твой отец дознается?

Аменемхет презрительно улыбнулся.

– Плох тот друг, который боится помочь в беде другу. Я уже приходил к госпоже Тамит, и никто ничего не сказал отцу – я навещу ее и передам ей волю моего отца, а также привет и утешение от тебя. Госпожа Тамит умеет писать, она говорила, – нахмурившись, припомнил он, – не знаю, хорошо ли?

– Что с того, если хорошо? – спросил Хепри, недоумевая.

– Тогда она напишет тебе письмо, – ответил Аменемхет.

Хепри улыбнулся.

– У нас дома нет ни папируса, ни кистей, ни чернил, – сказал он. – Матери никогда не давали этого.

Аменемхет сжал кулаки, и глаза его загорелись.

– Как ужасно, – прошептал он. – Как несправедливо! Так обделять женщину, владеющую письмом!

– Но ведь твоя мать тоже владеет письмом, – возразил Хепри, и тут же почувствовал, как это глупо.

– Моя мать знатная госпожа по рождению, дочь начальника мастерских его величества, – просто, без всякого чванства сказал Аменемхет. – Ее с детства обучали всем искусствам.

– Я принесу твоей матери все, что нужно, – подняв голову, заключил мальчик. – Это будет легко.

Он осуществил свое намерение в следующий же день отдыха.

Сын великого ясновидца вышел за ворота храма с небольшой сумкой через плечо, в которую сложил все, что собирался передать матери друга. Никто не задержал его, и никто ни о чем не спросил.

Аменемхет уверенно направился в сторону дома Тамит, он с первого раза запоминал все дороги, которыми ходил. Когда мальчик приблизился к калитке – впервые один, без Хепри – уверенность его на несколько мгновений сменилась страхом. А если его попросту не пустят, а потом доложат отцу о его приходе?..

Нет, едва ли.

Аменемхет уже очень хорошо понимал, как низшие боятся высших. И как все люди боятся за себя.

Он придал себе уверенный вид и приблизился к знакомой калитке, около которой никого не было – как будто и в саду тоже; но когда Аменемхет коснулся ограды, в конце дорожки появился стражник.

Мужчина замер, увидев его, потом сделал несколько быстрых шагов к мальчику… а потом просто остановился, решив никак не вмешиваться. Он глядел в сторону.

Аменемхет чуть улыбнулся и, отворив калитку, вошел. Глубоко вздохнув и расправив плечи, он направился к дому. Где госпожа Тамит?

Но ведь она может быть только дома… Она заключенная…

Тамит появилась, когда гость прошел половину пути. Женщина остановилась в огромном изумлении, когда осознала, что сын верховного жреца пришел без ее сына…

– Аменемхет? Где мой сын?

Она не приветствовала его, как полагалось, но Аменемхет сейчас смотрел только на то, как сжались на животе ее руки, как побледнело лицо и метнулся к калитке взгляд.

Сейчас я сделаю еще хуже, подумал мальчик.

Он поклонился, преисполненный почтения и сочувствия к этой матери.

– Госпожа, проведи меня в дом, – сказал он. – У меня для тебя плохие вести.

Тамит ахнула, несколько мгновений впивалась в него взглядом – а потом повернулась и побежала в дом, а Аменемхет побежал следом. Престранное поведение для тюрьмы; хотя все правила этой тюрьмы были уже ими нарушены…

– Он умер? – воскликнула Тамит, едва только она и ее гость остались наедине. – Умер?

Она шагнула к нему, и Аменемхету вдруг показалось, что эта женщина, которая была по рождению, несомненно, ненамного выше служанки, сейчас схватит его за плечи и затрясет.

– Нет, госпожа, Хепри жив, – быстро отступив, сказал Аменемхет.

Тамит выдохнула, потом шагнула назад, пошатнулась…

Аменемхет сам не понял, как подхватил ее в объятия. Удерживать ее оказалось и тяжело, и легче, чем он думал – стройное, упругое и горячее женское тело, близость которого оказалась очень приятной.

Несколько смущенно он усадил госпожу дома на циновку и неловко отпустил. Тамит тяжело дышала, глядя перед собой невидящим взглядом, словно не понимая, что только что случилось.

– Что с моим Хепри? – пробормотала она.

– Госпожа, ему запретили видеться с тобой, – понизив голос, сказал мальчик. – Запретил мой отец. Только следуя этому запрету, он сможет остаться в школе Амона.

Тамит как будто не понимала, что услышала. Аменемхет подумал, что следует повторить, но тут Тамит воздела руку, точно прерывая невозобновленную речь, и подняла взгляд. В нем было полное понимание.

– Значит, запретили? – спросила женщина.

Поразительно спокойно.

Аменемхет кивнул.

– Да, госпожа. Прости.

Лицо ее переменилось – в изгибе улыбнувшихся губ и в блеске глаз выразилась такая жестокость, какой Аменемхет не видел даже во взгляде грозного отца; такая жестокость, что смелый мальчик и господин по рождению ощутил цепенящий ужас. Но это длилось только мгновение.

– Понятно, – сказала Тамит. Теперь она снова стала слабой, бледной, потрясенной женщиной; голова склонилась на грудь, руки упали, потом поднялись к лицу, скрывая слезы. Она плакала – тихо, стыдливо, ее выдавали только содрогания плеч. Аменемхет ощутил потребность утешить ее, защитить…

– Мне так жаль, – прошептал мальчик. Он встал бы и обнял ее, если бы это не было просто невозможно…

– О, я тебе так благодарна, – прошептала Тамит, взглянув на него сквозь пальцы; он видел слезы, блестящие на ее длинных черных ресницах. – Мой благородный утешитель… Я и не надеялась, что мне сообщат о том, что лишают меня сына – ведь я только преступница…

– Я и не смела надеяться, что это сделаешь ты, господин Аменемхет, – прибавила она. – Неужели тебе не страшен гнев отца?

– Нет, – сказал Аменемхет.

Он ощущал себя сейчас очень смелым, настоящим героем. Он таким и был.

– Я восхищаюсь тобой, – прошептала женщина, сложив руки; а потом вдруг припала к земле, схватив себя за волосы, и начала тихо стенать и раскачиваться, словно ее горе было так велико, что не могло найти выражения…

У Аменемхета разрывалось сердце.

– Не плачь, госпожа, – прошептал он, придвинувшись к ней; он все же решился коснуться ее. Тамит вздрогнула, а потом вдруг крепко обняла его, точно в забытьи. Мальчик задыхался от волнения в ее объятиях. Он ощущал себя сразу и другом, утешающим друга, и сыном, утешающим мать… и как будто вдруг на несколько мгновений превратился в мужа этой слабой и прекрасной женщины, к которому она припадала, ища защиты от горя…

Тамит опомнилась первая.

– Прости, – прошептала она, отстраняясь и скрещивая руки на груди, точно от ужасного стыда. – Прости, господин Аменемхет, я повела себя ужасно! Как я могла!..

– Что ты, госпожа, успокойся, – взволнованно перебил ее мальчик, хотя сам раскраснелся. – Я понимаю… Тебя некому утешить…

– Ты утешил меня лучше всех, – прошептала Тамит, утирая глаза. Вдруг Аменемхет заметил, что она не накрашена – ее красота предстала сегодня по-новому, но ничуть не уменьшилась.

– Уходи, – попросила Тамит. – Тебе нельзя быть здесь долго… И нельзя приходить! – вдруг воскликнула она, вскакивая на ноги, точно очнувшись.

– Я не могу подвергать тебя опасности! – воскликнула женщина. – Ты опозоришь свое прекрасное имя, господин, тебя застанут здесь… это тебе повредит…

– Думай сейчас о себе, госпожа, – нахмурившись, ответил мальчик. – Ты намного несчастнее меня, и в большей опасности.

– За тебя я боюсь больше, – ответила Тамит, и он поверил.

Как же добра была эта женщина – она была так же прекрасна изнутри, как и снаружи… Неужели никто не видел этого?

Аменемхет ощутил себя спасителем, избавителем – он открыл то, чего никто не видел, кроме него самого и его друга. Он должен помочь Хепри и госпоже Тамит, даже больше ей – она мать, и она осталась совсем одна.

– Госпожа, я принес тебе папирус, – мальчик вспомнил об этом и подтянул к себе сумку, упавшую на пол. – Напиши письмо своему сыну. Ты сумеешь? – вдруг встревожился он.

– Как ты щедр, – прошептала Тамит. – Я и вправду немного училась писать, господин Аменемхет, но боюсь, что не обойдусь без помощи. Если ты будешь так любезен, что окажешь ее мне…

Она подняла на него большие умоляющие глаза.

Так на него могла бы смотреть женщина, любящая его и жаждущая его власти над собой… когда он станет мужчиной.

– Конечно, – сказал Аменемхет. – Давай сядем рядом, госпожа, спрашивай меня – и я отвечу на любой твой вопрос, насколько разумею. Я не постиг еще всех способов письма*…

– Я не сомневаюсь, что твои познания намного превосходят все мои скромные нужды, – с улыбкой перебила его Тамит.

Она улыбалась, но в глазах были слезы. Она старалась крепиться, эта храбрая женщина…

Оба склонились над чистым папирусом; Тамит как будто не знала, с чего начать. Потом застенчиво попросила знатного друга направить ее руку и подсказать, о чем и как написать.

– Я теряюсь! – воскликнула она шепотом. – Ты такой умный, ты так близко знаком с этими священными предметами!

Аменемхет улыбнулся и, с волнением взяв ее за руку, поправил в ней неловко легшую кисть. Потом шепотом посоветовал слова, с каких, по его разумению, следовало начать, и пальцем начертил в воздухе незнакомые Тамит знаки.

– Я не сумею сама, – прошептала женщина, расширив глаза. – Нарисуй этот знак! Сделай милость!

Аменемхет оказал ей милость – и вышло странное письмо, в котором аккуратные знаки, поставленные им, чередовались с ее неуклюжими закорючками. Тамит то смеялась, то плакала; под конец мальчик почувствовал, что уже едва владеет собой от переполнивших его чувств…

– Я пойду, – сказал он, поспешно поднимаясь на ноги и пряча письмо в сумку. Тамит кивнула – потом поклонилась.

– Что бы я делала, не приди ты, – прошептала она. – Но больше не приходи – я боюсь за тебя… Лучше я буду страдать, чем ты пострадаешь…

– Ничего, – ответил Аменемхет. – Боги благоволят смелым. Жди меня в скором времени…

Он спохватился и вынул из сумки папирус, предназначенный ей, и письменный прибор. У него всегда их было больше, чем нужно. Надо же, он чуть не забыл о такой важной вещи!..

– Что это? – изумленно спросила Тамит, видя, как он кладет эти драгоценные и небывалые вещи на табурет.

– Это тебе, – ответил Аменемхет. – Чтобы ты могла написать, что захочешь сама…

– Ты как мудрый бог Тот, нежданно сжалившийся надо мной, – прошептала Тамит, улыбаясь и качая головой; из ее глаз снова покатились слезинки. – Никакие слова не выразят моей благодарности…

Аменемхет поклонился.

Он ощущал смешанное превосходство… и уважение к ней, которое, хотя не показывалось ярко, никогда не исчезало, а, наоборот, крепло от встречи к встрече. Это была очень умная и достойная женщина – Аменемхет вдруг подумал, что таких женщин, как госпожа Тамит, мало. Вот бы ему встретилась такая, когда он вырастет…

***

До начала Опета Амона Аменемхет навестил Тамит еще два раза – и с каждым разом проникался к ней все более глубоким сочувствием и уважением. Когда он пришел к ней в первый раз после того, как оставил женщине папирус, она показала ему письмо для сына, которое написала сама – намного лучше и аккуратнее, чем первое. Аменемхет знал, как трудно искусство письма, особенно для женщины – госпожа Тамит действительно была очень умна. Но он нашел что поправить, и Тамит приняла его помощь с огромной благодарностью.

Великий ясновидец и учителя в школе учили Аменемхета скромности, подобающей слуге… ведь он готовился стать пусть даже первым, но слугой своего бога. А дома у Тамит он сам чувствовал себя маленьким богом, распоряжавшимся ее судьбой, единственной ее защитой.

Как это было изумительно и приятно.

Тогда же Тамит попросила своего маленького учителя отдельно поучить ее письму… если только он будет так любезен…

Она убеждена, что он справится с этим не хуже ученого писца, прибавила женщина. Аменемхет понимал, что госпожа Тамит мало видела ученых людей и потому преувеличивает – однако знал, что и в самом деле пишет очень хорошо, лучше большинства товарищей. Поэтому с радостью взялся учить мать своего друга, и она перенимала все быстро… но не настолько, чтобы перестать нуждаться в его помощи. Всегда оставалось то, что требовалось ей разъяснить.

Аменемхет с каждым днем чувствовал себя все более взрослым и значительным.

А когда подошли праздники Амона, он предложил другу совершить новую дерзость во имя справедливости.

– Всех детей распускают по домам, а тебе некуда идти, – сказал мальчик. – Я приглашаю тебя к себе домой.

Хепри месяц назад исполнилось восемь лет, и такое предложение привело его в не меньший ужас, чем любого взрослого в его положении.

– Аменемхет, это безумие, – сказал он. – Неужели ты забыл, как гневается на меня твой отец? Ведь он просто убьет меня, если еще раз увидит…

– Нет, – быстро и возмущенно возразил Аменемхет. – Отец не убийца, он высший судья бога, а кроме того, с детства учился сдерживать свое сердце как жрец. Даже если он зол на тебя, он не учинит над тобой несправедливости.

Хепри был младше друга почти на два года, но намного лучше его понимал, как ничтожны все законы перед побуждениями человеческого сердца. Особенно сердец знатных людей, которые гневаются на низших…

– Кроме того, убийство жестоко карается законом, – прибавил Аменемхет.

На это Хепри только улыбнулся.

Закон, жестокий к одним, очень снисходителен к другим.

– Ты и вправду думаешь, что поступаешь разумно? – спросил мальчик старшего друга. Может, он еще одумается? Если Хепри воспротивится сильнее, Аменемхет рассердится на него и сочтет трусом… Может, он и прав…

Аменемхет вдруг улыбнулся.

– Отца в праздники Амона дома не будет, – победно сказал он. – Ты ведь знаешь, что как верховный жрец он высший распорядитель церемоний на Опете Амона, и потому будет очень занят. Дома останется только матушка… А она очень добра и, несомненно, пожалеет тебя…

– Вот как? – взволнованно спросил Хепри.

Это меняло дело.

– Ты уверен? – спросил он.

– Да, – ответил Аменемхет. – Я знаю сердце моей матери.

Он вдруг погрустнел, а Хепри спросил, поняв его состояние:

– Как здоровье госпожи Ка-Нейт?

Аменемхет только покачал головой; через мгновение Хепри уже обнял его, а его друг коротко всхлипнул на его плече – это было страшно, Аменемхет был всегда бодр и невозмутим…

– Я молюсь за твою мать, – прошептал Хепри, а Аменемхет улыбнулся и быстро смахнул слезу.

– Я убежден, что твои молитвы поддерживают ее жизнь, – прошептал он.

На самом деле Хепри намного реже вспоминал о матери друга, чем о своей, но сейчас не время было об этом говорить.

– Но ведь за тобой пришлют носилки? – спросил мальчик. – Как же ты сможешь взять меня с собой?

– Легко, – надменно ответил десятилетний Аменемхет. – Я посажу тебя с собой. Неужели ты думаешь, что мои слуги могут запретить мне взять тебя?

Хепри сомневался в его словах до самого начала праздников. Он не знал, к тому же, как сможет отлучиться – но Аменемхет засмеялся, услышав его опасения, и сказал, что ему просто следует сообщить, что он отправляется домой, как обычно. Ведь о запрете Неб-Амона почти никто не слыхал, кроме жрецов…

Все прошло гладко – учитель покривился, как всегда, когда Хепри о чем-нибудь просил, и брезгливо разрешил. Даже рад был, что избавится от этого безродного выкормыша на несколько дней…

Хепри подумал, что он был бы рад куда меньше, если бы знал, куда направляется его неудачный ученик.

И вот день наступил.

***

Хепри почти нечего было собирать – кроме своих жалких исписанных свитков и лишней набедренной повязки; у него даже одежды не было своей, все ему выдавалось из кладовых храма и сменялось каждый день. В таком положении был и Аменемхет, но только внешне…

Старший друг взял его за руку и твердым шагом повел за собой. Они шли между колоннами, минуя жрецов, учителей, стражу… и каждый миг несчастный Хепри боялся, что навстречу им выйдет великий ясновидец, и тогда конец всему. Но боги благоволили смелому Аменемхету. Они вышли в первый двор в тот самый миг, когда между обелисков проходила группа людей с носилками на плечах.

Они остановились при виде Аменемхета, и тогда Хепри затрясся от страха.

Держали носилки могучие черные рабы, каждый из которых мог раздавить его пальцем. Окружали носилки люди, каждый из которых был наряднее его учителя, и стража, выглядевшая еще значительнее воинов Амона. И эти люди низко поклонились его другу, просто одетому мальчику…

Аменемхет кивнул своим слугам.

– Это мой друг, и он поедет со мной, – сказал он, и без дальнейших слов сел в носилки и затащил за собой Хепри; ему пришлось сжать и вывернуть ему руку, иначе потерявший последнее самообладание перепуганный мальчик просто выскочил бы и убежал.

– Тихо! – грозным шепотом приказал Аменемхет. – Сиди! Они послушаются!

Хепри дернулся, но друг не пускал, и тогда мальчик смирился со своей участью. Он закрыл лицо руками, сгорбился, прерывисто дыша… Он каждую минуту ожидал, что его вытащат из носилок и предадут немедленной смерти за неслыханную дерзость…

Носилки колыхнулись, поднялись и двинулись вперед. Хепри изумленно вскрикнул; Аменемхет стиснул его руку, часто дыша и торжествующе улыбаясь.

– Вот видишь! – шепотом крикнул он. – Я господин! Ничего не бойся!

Хепри закрыл глаза; его била дрожь.

– Да будет Амон милостив к нам, – прошептал он.

– Конечно, будет. Мы же его будущие жрецы, – убежденно ответил Аменемхет. – А сейчас успокойся – я ручаюсь за все.

Хепри попытался успокоиться, но не получилось. Однако он надеялся, что немного смог скрыть свой страх.

Иногда он слышал крики стражников, расчищавших путь носилкам сына первого пророка Амона, и тогда вздрагивал с головы до ног. Это ему следовало быть сейчас под ногами у Аменемхета, и это ему следовало убраться с его дороги – а вместо этого он сидел с ним рядом. А Аменемхет ободряюще улыбался, как будто так и следовало!..

Наконец носилки остановились; Хепри от толчка невольно припал к плечу друга. Он выпрямился с трудом – так его колотило от страха.

– Ты даже похолодел, – с неудовольствием сказал Аменемхет. – Нельзя так бояться! Выходи!

Легко сказать – нельзя бояться!..

Хепри сел вторым, поэтому вышел первым. Несколько мгновений он стоял, ожидая расправы со всех сторон и не понимая, что видит вокруг; потом Аменемхет подскочил к нему и схватил за плечо.

– Идем! – приказал он. – Смелей!

Когда его потащили вперед, Хепри понял, что ступает по мягкой ухоженной траве, а окружает его густой зеленый сад. Между деревьев блестел пруд, а впереди мальчик различал дворец… Он видел издали дворец фараона – этот прекрасный дом был очень на него похож…

Им никто не встречался – как будто весь дом замер, увидев чужака.

И вдруг Аменемхет сбавил свой быстрый уверенный шаг, потом остановился.

– Мерит-Хатхор! – воскликнул он.

В этом возгласе была и досада, и почтение, и оттенок страха. Хепри понял причину этих чувств, как только увидел женщину, о которой шла речь.

Она была уже немолода – лет тридцати пяти; но это ничуть не уменьшало впечатления властности и блеска, исходивших от нее. Даже увеличивало. Домоправительница верховного жреца и воспитательница его детей была высока для женщины и выглядела сильной, как мужчина, и грозной, как мужчина. Нахмурив прямые брови, она шагнула к чужому мальчику и воскликнула:

– Кто это, Аменемхет?

Друг Аменемхета мог быть очень знатным, но женщина без колебаний потребовала отчета о нем. Она повернулась к сыну господина дома, вся зазвенев и зашелестев – ее недлинные густые волосы были переплетены серебром, руки, шея и талия увешаны драгоценностями, а фигуру окутывало тончайшее складчатое белое платье. Все это не делало ее женственней – Мерит-Хатхор напоминала дворцового смотрителя, который должен был воплощать великолепие дома Владыки Обеих Земель*.

– Это мой друг, Мерит-Хатхор, – почти почтительно ответил мальчик. – Его имя Хепри, и он учится со мной в школе Амона.

Хепри затрепетал под взглядом, которым его пронзила Мерит-Хатхор – точно, вырвав копье из тела одного поверженного врага, вонзила его в другого…

– Хорошо, – сказала она наконец Аменемхету. – Твоя матушка в доме. Пойдем, тебе следует выразить ей свое почтение и представить ей своего друга.

Аменемхет беспрекословно подчинился. Хепри дивился про себя – он никогда не думал, что его гордый знатный друг будет так повиноваться чужой женщине; но, должно быть, это необычная женщина…

Мальчики шли за Мерит-Хатхор, крепко держась за руки – вернее, это Хепри почти судорожно вцепился в руку товарища; ему казалось, что стоит им расстаться, как его тут же накажут… за все. За то, что он есть. Хепри чувствовал, что уже грязен и вспотел, а локон прилип к шее. Аменемхет тоже нуждался в омовении, но разве можно было сравнивать!..

Мальчик шлепал босыми ногами по гладкому сверкающему полу, в благоуханной торжественной тишине, даже не подозревая, что повторяет путь своей матери – она точно так же шла по этим коридорам и поднималась по этой лестнице десять лет назад, и с такою же целью…

Мерит-Хатхор, высокая, величественная и прямая, быстро подвела их к покоям на втором этаже, около которых остановилась и прошептала, неожиданно тихо:

– Никакого шума, почтительность и тишина. У госпожи сегодня очень болит голова – слышите?

Мальчики одновременно кивнули.

– Слышал? – почти угрожающе шепнул Аменемхет другу; тот быстро кивнул снова.

– Идем, – шепнул мальчик, и потянул Хепри за собой сквозь дверь, занавешенную кисеей – сам тот так и не решился бы войти.

* Иероглифическое, иератическое (жреческое) и демотическое (скоропись) – три способа письма в Древнем Египте; иероглифическое самое древнее.

* Фараона.

========== Глава 39 ==========

Когда Хепри увидел госпожу Ка-Нейт, первое, что он подумал, было “богиня”. Не верилось, что эта бледная, воздушная, прекрасная женщина в белом – земная женщина. Но вот госпожа сделала движение, и сразу превратилась в обыкновенную мать: рядом с нею сидела хорошенькая девочка, занимавшаяся куклой.

Обе, мать и дочь, подняли глаза и улыбнулись – и взгляд, и улыбка у них были одинаковые, нежные и благостные, точно свежее дуновение… Потом девочка вскочила и подбежала к изумленному Хепри.

– Здравствуй! – воскликнула она. – Я видела тебя в окно – ты друг моего брата, я поняла! Я – Меритамон, а как тебя зовут?

– Хепри, госпожа, – сказал ошеломленный мальчик.

Меритамон засмеялась.

– Я не госпожа – я еще девочка. Вот моя мать, это она госпожа дома.

Ка-Нейт приблизилась к детям и легким движением отстранила дочь, чтобы взглянуть в лицо Хепри. И он увидел, какую боль скрывает это прекрасное лицо… оно казалось безмятежным, но мальчик ощутил это всем существом: госпожа дома действительно очень больна.

– Здравствуй, дитя мое, – улыбаясь, сказала она Хепри, а тому вдруг захотелось извиниться и немедленно покинуть эти покои и этот дом – чтобы не мучить ее.

Мальчик низко поклонился.

– Я друг твоего сына, госпожа, меня зовут Хепри, мы учимся вместе…

– Я поняла, – сказала Ка-Нейт. – А кто твои родители, Хепри?

Мальчик вздрогнул, но госпожа смотрела только с нежным участием.

– Я бедняк, мои родители совсем незнатные люди, – пробормотал он. – Мне стыдно, госпожа – мне не следует быть здесь…

Госпожа сдвинула брови, и он впервые увидел в ее лице что-то от ее сына – властность и сильное чувство.

– Это не имеет значения, – ответила она. – Я вижу, что ты добрый и разумный мальчик. Я рада, что мой сын привел в наш дом своего друга – это случилось в первый раз, – сообщила госпожа. – Прежде Аменемхет никого не любил настолько, чтобы пригласить к себе.

Фраза словно бы означала упрек, но не была упреком. Ка-Нейт понимала, как разборчив и горд ее сын.

– Ступайте вымойтесь и отдохните с дороги, – сказала госпожа. – Наши слуги тебе помогут, Хепри.

Она опустилась в кресло и едва заметно поморщилась. А Хепри вдруг снова прочувствовал, как ей больно на самом деле.

– Идите, – за их спинами уже стояла сердитая Мерит-Хатхор, с таким видом, точно готова была вытолкать их, если они сами не уйдут. Обоих.

– Меритамон, уходи и ты, – добавила она сердитым шепотом, взглянув на дочь госпожи. Девочка послушно выбежала, ловко обогнув мальчиков; только после этого они вышли. Занавесь упала.