Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 59 страниц)

– Это очень серьезно, – наконец сказал старик, когда смог собраться с мыслями. – Ты уверена в своих словах?

Она кивнула.

– Я чувствовала себя беременной еще до того, как фараон призвал меня, – прошептала Меритамон. – Но его величество не поверит мне, если я об этом скажу…

Она вдруг запаниковала.

Ложь, которую она изобрела для фараона, заставит его думать, что Меритамон изменила ему, будучи в гареме!..

Но тут их разговор прервали. Из зала вышел слуга – из тех, кого раньше Меритамон приняла бы за придворных. Нарядный мужчина низко поклонился обоим господам.

– Госпожа царская наложница, его величество приказывает тебе вернуться в зал, – сказал он. Слуга с некоторым разочарованием оглядел ее старого почтенного собеседника. Здесь не пахло изменой!

Меритамон улыбнулась, хотя все еще была бледна.

– Разумеется. Мы возвращаемся, – сказала она. – Идем, божественный отец.

Они должны войти вместе, и это ни у кого не должно вызвать подозрений. Здесь знают, из какой семьи Меритамон происходит и с кем состояла в родстве…

– Помоги мне, – шепнула она жрецу до того, как они вошли в зал.

– Я попытаюсь, – прошептал он в ответ.

Ступив в зал, они услышали тишину.

Меритамон казалось, что разговоры смолкли именно в тот миг, когда они вошли; она чувствовала на себе все взгляды, и острее всего – взгляд фараона. Рамсес был в гневе. Меритамон не могла понять, на что – неужели на то, что она вышла поговорить с человеком, который был ей вместо отца?

Она низко поклонилась царю, и в той же страшной тишине села на место.

Несколько мгновений фараон смотрел на нее, потом хлопнул в ладоши и обвел рукой присутствующих, точно пригибая их этим жестом к земле; это был знак всем отвернуться от его женщины и продолжать свои занятия. Разговоры и смех возобновились так резко, точно это была работа. Это и есть работа придворных, подумала Меритамон.

Что же она наделала?..

Молодая женщина больше не смела даже взглянуть на старого жреца; должно быть, он на нее – тоже.

Рамсес не обращал на нее внимания до самого конца пира; потом она, не зная, как поступить, в одиночестве вернулась в свою келью. На церемонию освящения храма ее не позвали. Царь разгневался, думала Меритамон, так разгневался, что накажет ее…

Ее никто не спрашивал весь последующий день, и Меритамон чуть не сошла с ума от страха. Она была уверена, что навсегда лишилась милости фараона. А может, он решил бросить ее в тюрьму, как ее брата, заподозрив в измене?

Но вечером ее позвали ужинать к Рамсесу. За столом, кроме нее, сидела еще и ее подруга-царевна.

Рамсес улыбался Меритамон и не казался сердитым. Она ждала объяснений, порицания, чего-нибудь – но он только знаком приказал наложнице присоединиться к трапезе.

– Тебе не следует больше так делать, госпожа Меритамон, – сказал он, когда она уже перестала ждать его слов. – Никто не смеет покидать зал без разрешения моего величества. Я недоволен и удивлен поведением второго пророка Амона, который потакал тебе в этом.

– Он как отец мне, повелитель, – сказала Меритамон. – Прошу простить меня, что нарушила волю твоего величества.

Она низко склонилась, не вставая с места.

– Я не сержусь на то, что вы говорили. Я рассержен другим, – сказал Рамсес. – Помни о том, что запрещено в моем доме.

Она кивнула. Подняв глаза, Меритамон увидела, что фараон и его дочь с улыбкой смотрят друг другу в глаза; кажется, они придвинулись друг к другу еще теснее, чем вначале.

Меритамон вдруг забеспокоила эта близость; ей вспомнились слова Та-Рамсес, что фараон может на ней жениться. Неужели это правда?..

Но она не смела больше ничего говорить.

После ужина ее отпустили, и эту ночь она опять провела одна. Меритамон вдруг поняла причину, по которой ее не взяли в храм – фараон думал, что у нее наступили дни, когда женщина нечиста. Только и всего. Он и не думал лишать ее своей милости и не остыл к ней.

========== Глава 83 ==========

Аменемхет поправился.

Он был теперь далеко не так красив, как до тюрьмы – похудел, мускулы опали, фигура стала почти мальчишеской. Только лицо было лицом пожившего и много перестрадавшего человека, и никуда не делись морщины, появившиеся еще в первый день заключения. Когда Аменемхет наконец испытал на себе все, что Тотмес несколько лет жаждал на нем выместить.

Странно – но Аменемхет даже тогда не думал и не сожалел о Неферу-Ра… Она была его проклятием, и он это проклятие избыл; вот и все, что осталось в его сердце от смерти жены. Ужас, стыд, отвращение просыпались в нем, когда Аменемхет вспоминал о том, как она рожала. Он больше не хотел думать о ней, никогда; ему навязали эту женщину, и она мучила его, пока боги не сжалились и Неферу-Ра не умерла…

Но Тотмес думал иначе.

Аменемхет помнил, как умело его довели до болезни – его вначале избили, потом сутки пытали голодом и жаждой, якобы затем, чтобы вызнать у него какие-то подробности о преступлениях, о которых он умолчал. Но Аменемхет прекрасно понимал, что Тотмес и так все знает – и только хочет помучить его. Потом его стали кормить тухлой рыбой и черствым хлебом, а воды давали по чашке в день; мыться же не давали вовсе, как и не убирали камеру. Вскоре Аменемхет почти начал желать смерти – если бы не знал, что его не похоронят должным образом, и его душе будут уготованы еще худшие муки, чем сейчас телу.

Но он был спасен, и знал, что не вернется туда, где едва не умер.

Когда он стал способен вставать, жрец попытался покинуть свою комнату и определить, где она находится. У порога ему преградил дорогу стражник, но Аменемхет не испугался… это была не храмовая тюрьма, место настоящего изуверства.

– Госпожа Меритамон, любимая наложница его величества, распорядилась, чтобы меня выпустили, – сказал он, просто чтобы испытать, насколько высоко царь ценит… услуги его сестры.

Стражник посторонился, и Аменемхет с улыбкой вышел.

Он босиком прошел по коридору, худой, бледный человек с лицом, едва напоминавшем о былой красоте. Но эта красота волновала его меньше, чем когда-либо. Просто иметь сытый желудок, здоровые руки и ноги и ясный рассудок… это уже было счастьем…

Аменемхет беспрепятственно вышел на крытую террасу, ограниченную спереди колоннадой. Жрец Амона с улыбкой оглядел это красивейшее место, напоминавшее заросли камыша у реки, запечатлевшие себя вместе со всею живностью в камне к удовлетворению своего владыки. На белых стенах тонко и искусно были нарисованы волны, яркий прибрежный тростник, птицы – а вот, несомненно, его величество, охотящийся на уток. Какой он молодой здесь и полный сил. Жрец с улыбкой провел пальцем по изображению фараона, думая, что Владыка Обеих Земель тоже старится, как и все смертные, как бы ни хотел вечно оставаться таким, каким его рисуют.

Интересно, насколько противно сестре терпеть его?

Аменемхет видел его величество несколько лет назад, когда был жив отец, и Рамсесу уже тогда было около пятидесяти… несомненно, он не стал лучше с годами. Будь Аменемхет женщиной, никогда не лег бы с ним. Как могла Меритамон это сделать? Неужели настолько любит своего падшего брата… или, скорее всего, она просто шлюха… Наверняка изменяла и своему мужу. Впрочем, Менкауптах был ничтожеством – хотя бы потому, что это терпел.

Аменемхет на его месте убил бы жену за такое.

Неизвестно, сколько он еще стоял бы, погрузившись в праздно-тревожные, но приятные раздумья, как вдруг услышал шаги за спиной. Две пары шагов – негромкий и осторожный перестук женских сандалий и громкий, властный стук мужских.

Аменемхет резко обернулся, уронив руку, которой гладил рисунок на стене, и увидел сестру и фараона.

Он так ошалел в первое мгновение, точно не знал до этой минуты, что находится во дворце его величества и сам является его собственностью. Потом Аменемхет упал на колени и уткнулся лбом в пол.

Он лежал так несколько мгновений, чувствуя, как стучит сердце и как мрамор холодит кожу; потом Аменемхету показалось неловким и унизительным оставаться в такой позе. Он знал, что подниматься нельзя, пока не прикажут, но поднял голову и исподлобья воззрился на царя и его наложницу.

Молодой человек рассеянно оглядел платье и драгоценности Меритамон, потом понял, что совершил огромную ошибку… и медленно, робко перевел взгляд на Рамсеса.

Фараон смотрел на него сверху вниз очень холодно, враждебно и удивленно… впрочем, удивления на его лице было меньше, чем враждебности. Очевидно, чего-то подобного он ожидал.

Его величество повернулся к Меритамон, никак не ответив на приветствие ее брата, и сказал:

– Я немедленно отправлю его обратно!

– Нет, повелитель, не делай этого, – нежно и бурно взмолилась Меритамон, и коленопреклоненный Аменемхет, удивленно наблюдавший эту сцену, вдруг осознал, что она имеет отношение к нему. Что это его судьба сейчас решается! Это его сейчас отправят в храмовую тюрьму, и он там умрет!..

Он попытался снова неловко склониться к ногам гневного фараона, не обращавшего на него внимания, потом понял, что это глупо; вскочил и отпрянул, задыхаясь.

– Не отсылай его! Он умрет! – воскликнула Меритамон.

Сестра сама упала на колени перед фараоном, с намного большей готовностью, чем Аменемхет, и это до странности быстро смягчило Рамсеса. Его лицо изменилось, потом он сам поднял ее, обняв за талию. Аменемхета стыдиться было нечего – это был ее брат, и это был не вполне человек. Преступник. Да разве живой бог стыдится когда-нибудь чего-нибудь?

– Хорошо, он может остаться, – сказал фараон, по-прежнему обращаясь к ней одной. – Но ты прикажешь ему не покидать его комнаты.

Рамсес улыбался, а Аменемхет не моргая смотрел на него и свою сестру. Рамсес поручает ей ее старшего брата. Он отдает Аменемхета своей наложнице, этой бесстыжей потаскухе, в полное распоряжение…

– Да, Великий Хор, – сказала Меритамон. – Он не ослушается меня. Позволь ему только хотя бы иногда… выходить на эту террасу. Мой брат так давно не видел солнца…

Рамсес молчал. Ему это не нравилось.

– Его может сопровождать стражник, – умоляюще сказала Меритамон. – Я сама прослежу за этим.

Аменемхет прикрыл глаза.

– Хорошо, – услышал он милостивое разрешение фараона. – Ты отвечаешь за этого преступника. Он твой.

Аменемхет пошатнулся.

Меритамон отошла от фараона, неохотно отпустившего ее, и прошептала брату в лицо:

– Немедленно возвращайся к себе.

Он попытался выразить взглядом свое презрение, но был сейчас намного более жалок, чем она, женщина.

– Ты понял? Пошел прочь, – сказала сестра. – Если ты еще раз покинешь комнату без моего ведома, тебя могут казнить.

Аменемхет опустил голову и побрел прочь, спиной чувствуя ее горящий взгляд и гнев фараона. В этот миг он жалел, что не умер там, в тюрьме. Его не бесчестили так, даже когда он лежал на вонючей подстилке в подземной камере, горя от лихорадки.

– Повелитель, может быть, отослать его? – прошептала Меритамон, все еще глядевшая брату вслед, даже когда он скрылся. – Может быть, его можно держать под стражей где-нибудь на юге?

– У меня не так много свободных поместий, чтобы предоставлять какое-нибудь из них преступнику, – сказал фараон, тоже внимательно смотревший вслед Аменемхету. – И мои люди также на счету. Я могу сослать его к пограничным постам на краю пустыни. Но там тяжелая жизнь, и если твой брат сбежит, с ним поступят очень сурово.

Меритамон вздрогнула.

– Его четвертуют, – сказал Рамсес, на лице которого теперь не было и тени добродушия. – Я не могу сказать, чтобы это было незаслуженно.

Молодая женщина закивала, потом закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Не поступай так с ним…

– Если ты уследишь за ним – он на некоторое время сможет остаться во дворце, – сказал фараон. – Но позже я все равно сошлю его на юг.

Кажется, он укрепился в этом только что принятом решении.

– Я не стану терпеть в своем доме такого преступника! – распаляясь гневом, сказал царь. – Вот все, что он может получить вместо тюрьмы! Будет стеречь границы вместе с меджаями!..

Меритамон оставалось только смириться.

Она и сама теперь была бы рада избавиться от брата – который лишился всего, что она могла бы в нем любить.

Но она стала такой же узницей, как Аменемхет, и хотела спасти хотя бы себя… то, что еще осталось от семьи Неб-Амона.

– Великий Хор, будет ли мне позволено побывать дома? – прошептала она, воспользовавшись тем, что Рамсес несколько удовлетворился участью ее брата. Она не знала, сколько способен второй раб бога сделать в помощь ей, и была намерена содействовать ему как может.

– Ты много просишь! – сказал царь.

Она снова опустилась на колени.

– Умоляю, – прошептала Меритамон. – Я хочу побывать в доме моего отца и поклониться его памяти.

Рамсес имел уважение к памяти Неб-Амона, и сейчас в особенности сознавал, насколько его оскорбленный дух нуждается в поддержке живых.

– Хорошо, – с улыбкой сказал фараон. Он погладил свою женщину по щеке, потом нежно поднял ее. – Ты преданная дочь, госпожа Меритамон, и я отпущу тебя к отцу. Можешь прийти туда, где он обитает.

Она улыбнулась, глядя ему в глаза, не зная, пойдет ли царь так далеко, чтобы поцеловать ее сейчас – их никто не видел, но могли увидеть…

Рамсес взял ее за подбородок и поцеловал. Она уже привыкла к его поцелуям; их можно было сносить без отвращения.

– Ты придешь ко мне сегодня ночью, – приказал он.

– Я не могу, – прошептала Меритамон, краснея при этом напоминании о собственной лжи. По лицу фараона проскользнуло недовольство.

– Хорошо, завтра, – разрешил он. – Ты долго испытываешь мое терпение.

– Но ведь я должна ехать, – сказала Меритамон. – Когда мне будет позволено посетить Уасет?

Рамсес изумился.

– Ты должна следить за своим братом, пока я его не отошлю! – сказал он.

Ах, в самом деле!

Меритамон в этот миг проклинала Аменемхета, который сделал ее жизнь ужасной и никак, ничуть не отплатил ей добром за то добро, что она ему делала. За ту порчу, которой она подвергала свою душу ради него. Из-за него.

Рамсес уже оставил ее, на той же террасе, откуда изгнали Аменемхета; это место было слишком хорошо для него, но ей милостиво предоставлялось в пользование. Меритамон подошла к колоннаде и взялась руками за колонны, глядя в сияющий просвет между ними, как узник смотрит через решетку.

***

Аменемхет выдержал еще два дня заключения в своей комнате, потом сбежал снова.

К нему возвращалась былая сила и предприимчивость, и даже такая прекрасная тюрьма уже опротивела ему; и снова он воспользовался неведением стражника насчет воли своих повелителей. Меритамон не смогла предупредить всех, кто стоял на карауле около покоев Аменемхета, а может, просто они сменялись без ее ведома.

В этот раз ему очень повезло – Меритамон наткнулась на брата одна.

Они встретились на полюбившейся ему пестрой террасе, и Меритамон приказала Аменемхету возвращаться к себе.

– Не пойду, – с усмешкой сказал молодой господин.

Аменемхету хватило двух дней, чтобы забыть страх. Он похорошел, значительно окреп, и теперь Меритамон не смогла бы сладить с ним в одиночку. Да что там – он легко мог бы убить ее.

– Я сказала: отправляйся к себе, – повторила она звенящим голосом и скрестила руки на груди.

“Что эта потаскуха о себе вообразила? – подумал он. – Что она может купить мое послушание своим телом?”

– А я сказал тебе: нет, – ответил Аменемхет. – Что ты мне сделаешь?

Он ушел до того, как услышал угрозу фараона; Меритамон побледнела, вспомнив обещание Рамсеса четвертовать преступника в случае непослушания.

А потом она шагнула к колоннаде, преграждая Аменемхету путь к отступлению.

– Стража! – крикнула она так громко и яростно, что брат оторопел. – Стража!..

Прежде, чем молодой человек опомнился, на ее крик прибежали двое воинов, звеня оружием; а в следующий миг он уже лежал в ногах у сестры, чувствуя, как крепкая рука давит ему на затылок. Он дернулся, но получил пинок и замычал, потому что не мог кричать в таком положении.

– Доставьте его обратно в его комнату! – свирепо приказала Меритамон. – Дайте ему двадцать палок!.. Да не жалеть!..

Аменемхет только открыл рот от такой беспримерной наглости; больше он ничего сделать не успел, потому что его уже уволакивали обратно по коридору.

Отколотили его действительно без всякой жалости, так что у него на какое-то время пропала и охота, и способность к дальнейшим вылазкам. А когда он смог встать снова, обнаружил, что не может покинуть комнату. На теперешнюю стражу никакие уловки не действовали. Его не стали слушать; напротив, пригрозили новым наказанием, точно рабу.

А на другой день за ним пришли солдаты, объявившие, что приказом его величества Аменемхета отсылают к южной границе. Это постоянная ссылка, которая заменит ему тюрьму.

========== Глава 84 ==========

Меритамон отпустили домой на другой день после того, как отослали ее брата; ей разрешили взять с собой и То. Сидя на палубе под навесом, даже в окружении стражников фараона, она плакала от счастья. И никто бы ее не упрекнул в этом – все понимали, какая это радость, возвращение домой.

Ее верная служанка уже знала о ней все, и, сжимая ее старую руку, Меритамон чувствовала ее молчаливую поддержку. Госпожа и служанка стали подругами перед лицом враждебной им власти; им все реже нужны были слова, чтобы понимать друг друга.

То никогда не осуждала свою госпожу – во всяком случае, с тех пор, как ее хозяйка попала в гарем. А узнав, что Меритамон носит ребенка своего любовника, сочла просто своим долгом помочь им соединиться. То, как и все окружающие, видела, каков ее законный муж. Но теперь Меритамон оказалась в очень щекотливом положении – она была намерена опереться на второго хему нечер, сославшись на то, что беременна от его сына; но как он поступит, когда узнает правду? Догадывался ли этот человек о ее близости со своим спасителем?

Как бы то ни было, То сдержит клятву верности, которую дала своей госпоже. Она не думала, что ее верность будет испытана такими страшными событиями – но она не изменит дочери госпожи Ка-Нейт.

Меритамон, прикрыв глаза, усиленно раздумывала о том, что скажет фараону, от которого защищалась, ссылаясь на свои дни; как теперь признаться ему в своей беременности? Но ведь, думала она, Рамсес и так поймет, что она уже была беременна – она не сможет носить ребенка дольше, чем девять месяцев, а тогда нетрудно будет подсчитать, когда Меритамон зачала… Но роды – это слишком поздно. Все должно решиться значительно раньше.

Чем дольше Меритамон медлит, тем меньше возможность спастись. Рамсес привыкнет к тому, что она его собственность; царская гордость не позволит ему отпустить ее, даже если сама Меритамон станет ему безразлична.

Фараон не стеснял ее в сроках – она сослалась на то, что ей необходимо посетить гробницу отца, которого она не навещала уже очень давно… в действительности, ни разу после его смерти. Поэтому, помимо времени на путешествие, Рамсес дал ей еще несколько дней, чтобы погостить в городе. Три-четыре дня на все предприятия.

Меритамон понимала, что вторая такая возможность ей выпадет нескоро, если вообще выпадет – учитывая длительность отлучки и то, что ее беременность в конце концов станет заметна. Поэтому именно за эти дни она должна сговориться с жрецами Амона. Только бы они ее не бросили. Ведь Меритамон не предавала их, в отличие от своего брата!

Они очень влиятельны… это уста бога, вспомнила Меритамон слова своего отца. Да. Даже фараон к ним прислушивается – если только они согласятся ее поддержать.

Рамсес отнял у них Аменемхета. Он же отнял и ее, второе дитя великого ясновидца, подумала молодая женщина. Пророки Амона обязаны возмутиться – особенно тем, что ее забрали в гарем замужней и беременной…

Она немного подремала днем в каюте, и когда сошла на берег, во второй половине дня, чувствовала в себе достаточно сил, чтобы немедленно начать действовать.

Меритамон уселась в предоставленные ей носилки, и с собою посадила свою служанку. Конечно, этому могли удивиться – но не слишком. Мало ли, какие причуды могут быть у женщины?

– То, будь осторожна, не выдай меня, – прошептала она.

– Я буду верна тебе до конца, – ответила служанка. – Я люблю тебя, госпожа, как любила госпожу Ка-Нейт.

– Только поэтому? – с грустной улыбкой спросила Меритамон. – Моя матушка была святая… не то, что я.

То мотнула головой.

– Ты другая, но ты достойна такой же любви, госпожа, – убежденным шепотом ответила она и в подтверждение своих слов поцеловала ей руку, капнув слезами.

– Ты стольким пожертвовала ради господина! – сказала она. – У тебя сердце твоей матери, а твердость твоего отца. Я горда тем, что служу тебе.

– Спасибо, – растроганно ответила Меритамон.

Она прикрыла глаза.

– Право, То, ты преувеличиваешь, – пробормотала она, хотя это были совсем неподобающие госпоже слова. – Я вовсе не так хороша, как ты говоришь…

Она вышла из носилок, изумленно обозревая родной дом и сад. Неужели это свершилось? Неужели она это сделала – сумела попасть домой?..

Меритамон радостно засмеялась, но тут же ее смех оборвался.

Она ничего не знала о том, покинул ли этот дом ее муж. Наверняка нет! Конечно, ведь он считается хозяином, хотя его развели с Меритамон!..

А второй пророк Амона тоже непрост… да и нельзя его винить в том, что он соблюдает свой интерес: у них дома тесно и небогато, и две дочери-невесты. Конечно, Менкауптах сейчас здесь. Да это и хорошо – дом не заброшен.

– Госпожа!

К ней уже спешил слуга, кланяясь на бегу так низко, как мог; подоспев к ней, он пал ниц. Меритамон никогда раньше не оказывали такого почтения. И сейчас кланялись не ей – а фараону, которого она здесь представляла.

– Господин дома? – спросила она. – Господин Менкауптах?

Слуга несколько смутился.

– Да, госпожа, господин дома…

Конечно, он вспомнил в этот миг, что Меритамон теперь принадлежит фараону. Ничего. Она пойдет и встряхнет Менкауптаха… пусть хотя бы испугается настолько, чтобы потом не помешать ее планам.

Меритамон решительно направилась на поиски мужа; за нею, не отставая, следовал стражник фараона. То тоже не отставала, готовая поддержать хозяйку во всем.

Менкауптах обнаружился внизу в столовой – он обрюзг и оброс, не только голова, но даже лицо. Ее бывший муж сидел и пил в одиночестве; Меритамон хмыкнула. Ничего, сейчас мигом протрезвеет.

– Менкауптах? – громко сказала она, входя в зал. – Менкауптах!

Он поднял голову, покачиваясь; Меритамон никогда еще не видела, чтобы он напивался до такого состояния.

Так вот как он “горюет” по мне, с отвращением подумала молодая женщина. Интересно, в который раз он уже напивается?

– Менкауптах! – крикнула она; но муж уже осознал, кто перед ним. С ужасом в пьяном взгляде он поднялся из-за стола и, шагнув к ней, неловко рухнул перед Меритамон на колени. Она отступила, чтобы он не коснулся ее.

– Ты узнаешь меня? – спросила она, думая о том, что из-за поведения мужа разговор с его отцом, возможно, придется еще отложить.

А у нее так мало времени!

– Узнаю, Меритамон… госпожа, – почтительно и испуганно ответил Менкауптах, не вставая с колен. Его тон ненамного изменился в сравнении с прежними днями.

– Ты можешь сейчас говорить? – спросила она. – Или тебе нужно окунуть голову в воду? У меня к тебе неотложное дело!

Менкауптах вскочил с колен и, на заплетающихся ногах подбежав к столу, схватил оттуда кувшин с водой и вылил его себе на голову. Несколько раз встряхнулся, потом сел; потом опять упал на колени, готовясь внимать ей с подобострастием.

– Сядь, – приказала Меритамон.

Он сел, а она села на табурет напротив.

Госпожа обернулась к своему стражнику, почти нависавшему над ее плечом, и сказала:

– Выйди, подожди за дверью!

Он недовольно взглянул на нее, потом посмотрел на ее мужа. Потом снова на нее.

Меритамон хлопнула себя по колену.

– Ах, что за глупости! Что может сделать этот человек, когда ты будешь стоять за дверью! Выйди!

Стражник неохотно повернулся и вышел. Он остановился за дверью так, что скрылся только наполовину, продолжая наблюдать за наложницей фараона и ее бывшим мужем.

– Менкауптах, мне требуется увидеться с твоим отцом, – шепотом сказала Меритамон. – Ты понимаешь? Где он?

– В храме… В храме, – заикнувшись, повторил Менкауптах. – Где же еще он может быть?

– А ты почему здесь? – спросила Меритамон, нахмурившись. – Кто тебя отпустил?

Менкауптах молчал.

– Мне без тебя плохо, – наконец тихо сказал он, осмелившись взглянуть на нее при этих словах и тут же опустив глаза снова. Меритамон не стало его жалко.

– Тебя отрешат от сана за такое поведение, – пригрозила она. – И это не твой дом! Я не желаю, чтобы здесь жил жрец, который так пренебрегает своим видом!

– Извини, – робко попросил Менкауптах.

Она вздохнула и встала.

– Иди побрейся и вымойся, – приказала Меритамон. – Потом пойдешь со мной в Опет Амона, к отцу.

Менкауптах испугался, конечно, но ослушаться не посмел. А она уже досадовала на себя – зачем берет его с собой? Но отказывать вдруг ей показалось опасно и неудобно; а если не вполне трезвый Менкауптах обидится и разбушуется, а потом ее обвинят в каком-нибудь непотребстве? Ведь она принадлежит фараону, нельзя ни на миг забывать об этом!..

Муж явился к ней свежевыбритый и с выражением преданности в глазах. Его слегка покачивало, и Меритамон нахмурилась.

– Подай для господина носилки, – приказала она появившемуся рядом Иб-Веру. – Мы отправляемся в храм.

Она вышла, не дожидаясь мужа. Его и так отнесут следом за ней.

По дороге в Опет Амона Меритамон пыталась подобрать слова, которыми заговорит с отцом Менкауптаха, но слова всякий раз рассыпались, как бусы в неловких руках. Она слишком волновалась. И какое, в самом деле, значение имеет то, что она скажет? Самое главное второй пророк Амона уже услышал – и теперь от нее не зависит, что он предпримет. Или предпринял. Конечно, Менкауптах обо всем этом ровным счетом ничего не знает…

Когда они прибыли в храм, Меритамон так растравила себя, что даже боялась покинуть носилки. Ей казалось, что от каждого ее движения здесь зависит ее судьба. Она слишком много боялась в последние дни – так, что для страха теперь не требовалось никакого повода.

Меритамон заставила себя не думать ни о чем и отправилась на поиски старого жреца. Она раздумывала, что теперь отослать стражу будет намного трудней – ведь ее охранники могут заподозрить какой-то заговор жрецов против его величества…

Что ж, они будут правы.

Может, сослаться на то, что это священное место и посторонним быть здесь запрещено? Нет, это глупо. Ведь храм полон людьми всех занятий и даже иноземцами… Да стражники фараона и не послушают…

Она увидела наконец того, кого искала, и все прочие мысли вылетели у Меритамон из головы.

***

– Госпожа? – спросил жрец, не показывая страха или волнения. Он смотрел только на нее, несмотря на то, что за ее спиной маячил его сын.

Меритамон низко поклонилась, и старик поклонился в ответ.

Они посмотрели друг другу в глаза, а потом он сказал:

– Госпожа, ты, должно быть, пришла узнать тайну, открыть которую тебе обещал твой великий отец.

Меритамон улыбнулась его находчивости.

– Да, – сказала она.

– Для этого самое время, – ответил второй пророк Амона. Он взглянул на ее стражу.

– Госпожа Меритамон должна пройти со мной одна, – сказал он. – С ней может пройти только мой сын, поскольку он жрец Амона.

Меритамон ожидала сопротивления, и изумилась тому, что его не последовало.

Во дворце она уже и забыла, каким влиянием пользуются жрецы Амона!

Старик положил царской наложнице руку на плечо и бестрепетно повел вперед, в глубь храма. Ее стражники не двинулись с места. Менкауптах несколько мгновений, дрожа, смотрел вслед своей бывшей жене, гадая, что задумал его отец и как это может сказаться на них – а потом, волоча ноги, последовал за Меритамон. Ему ничего другого не оставалось. Отец даже не оглядывался, чтобы его поддержать.

Второй пророк Амона вел Меритамон куда-то наклонным коридором, вперед и вниз; вскоре вокруг сгустилась темнота, хотя был еще не вечер. Жрец толкнул бронзовые двери, и они оказались в небольшом подземном зале, освещенном лампами. Там не было ничего, кроме стола и двух длинных скамей по сторонам его. Только у стены, конечно, стояла скрытая покрывалом статуя Амона.

Жрец подал знак Меритамон сесть, и она села. Второй пророк Амона вышел. Менкауптах немного постоял, глядя на безучастную жену, потом решился сесть тоже.

Бывшие супруги молчали, только их частое, захлебывающееся дыхание нарушало тишину. Меритамон ломала пальцы; Менкауптах сунул дрожащие руки между колен и зажал их, даже не замечая непристойности этого жеста.

Спустя какое-то время второй пророк Амона вернулся – и не один. С ним были третий, четвертый пророки Амона и первый, сам великий ясновидец Тотмес.

Жрецы расселись на скамьи, так, что, случайно или умышленно, все четверо хему нечер оказались напротив Меритамон.

– Мои господа… – произнесла она, чувствуя себя точно на судилище.

Только Менкауптах остался сидеть рядом с ней, будто ее союзник; хотя в действительности он был ее противником. Но об этом знала только То.

Высшие жрецы Амона переглянулись.

– Госпожа, мы желали бы услышать обо всем из твоих уст, – наконец сказал великий ясновидец. Тотмес. Тот самый человек, который едва не убил ее брата и был бы, несомненно, рад добить его…

– Божественные отцы, я беременна, и это ребенок Менкауптаха, – произнесла она. И тут же вспомнила о невероятной глупости своего мужа. Но слова уже были произнесены.

Меритамон в панике взглянула на Менкауптаха, а тот все пытался сообразить, что в ее признании не так.

А потом сообразил и встал.

Меритамон уронила голову на руку и услышала громкий голос своего бывшего мужа.

– Этого не может быть!

Несколько мгновений царило молчание; Меритамон все не решалась поднять голову. В таком же положении она услышала вопрос Тотмеса.

– Почему же?

– Да потому…

– Мой сын путается, – вдруг перебил признание Менкауптаха голос его отца. Меритамон, не решаясь верить своим ушам, подняла взгляд.

Второй пророк Амона был спокоен, только глаза блестели и жестко поджались губы.

– Мой сын путается, – четко произнес он, глядя растерянному и начавшему оскорбляться Менкауптаху в глаза. – Это его дитя. Госпожа Меритамон зачала, еще будучи в браке с ним.

Меритамон смотрела на своего избавителя… этого старого мудрого человека, который все понял о ней. Жрец чуть улыбнулся бывшей невестке, давая понять, что не выдаст ее. Каким-то образом Хепри окончательно занял в его сердце место собственного сына.

– Господин Менкауптах может быть и прав, – заметил Тотмес. – То, что госпожа была замужем за ним, не означает, что она носит именно его ребенка.

Меритамон покраснела, слушая истинную правду о самой себе.

– Кто поручится за то, что госпожа Меритамон беременна от мужа? – спросил верховный жрец.