Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 59 страниц)

========== Глава 68 ==========

Аменемхет сдержал свое обещание.

Похороны Уну были великолепны – пока старика бальзамировали, Аменемхет, пользуясь старыми связями своего отца и остатками своего собственного влияния в Опете Амона, добился для него двух отдельных комнат в лабиринте общих гробниц Запада и наполнил их лучшими вещами из своего дома… из дома своей сестры. Аменемхет был почти уверен сейчас, что Меритамон все рассказала второму пророку Амона; но ни он, ни она не предъявляли притязаний на наследство.

Наверное, потому, что носили траур.

Последние годы Аменемхету представлялись одним непрерывным трауром… Как, когда смерть вошла в их дом – смерть, прочно поселившаяся в нем? Не тогда, когда Аменемхет убил отца – раньше… намного раньше.

Меритамон и ее новая родня не задержались в доме Аменемхета дольше, чем на два дня, и только затем, чтобы помочь с погребением Уну. Молодой человек мог беспрепятственно вернуться к той, по ком уже затосковал за то время, что они вынуждены были не видеться.

***

Тамит до сих пор не вполне оправилась – слабость все еще не позволяла ей так пылко и изобретательно предаваться любви, как они это делали раньше, даже пока она носила ребенка. Но Аменемхет был готов ждать… Сколько потребуется…

Он только опасался, что времени у них осталось немного.

Аменемхет слишком много сделал зла… того, что прочим казалось злом. Сам он думал, что не мог бы поступить иначе.

Но Тамит очень его утешала – даже такая, слабая.

– Я рада, что ты убил его, любимый, – улыбаясь, сказала его возлюбленная. – Не бойся – я знаю, что твоя сестрица не выдаст тебя…

– Почему? – изумился Аменемхет такой уверенности.

Тамит вздохнула, улыбаясь, и ее огромные черные глаза заблестели как драгоценные камни.

– Потому что она любит тебя, – сказала женщина, и подняла к Аменемхету полное обожания лицо. – Разве тебя можно не любить?

– Все, кто окружает ее, глупы, а Меритамон любит, и потому тоже глупа, – прошептала Тамит. – Ты понимаешь?

Аменемхет благодарно прижался к ее груди.

– Тотмес умен, я знаю, – прошептал он.

– Его не было здесь, когда ты это сделал, – пренебрежительно сказала Тамит, хотя на нее повеял холодок страха при воспоминании о Тотмесе.

Ей казалось, что этот сухой старый жрец, потерявший по вине Аменемхета такую же сухую и благочестиво-безжалостную дочь, еще более жесток, чем Неб-Амон…

Но ведь Тотмес и в самом деле ничего не видел, а без доказательств не судят.

Тамит обхватила ладонями любящее доверчивое лицо Аменемхета.

– Ты правильно сделал, дорогой господин, – улыбаясь, сказала она. – Ты все правильно сделал. Ты воздал по заслугам отравителю и избавил нас от свидетеля… Кроме Уну, никто ничего не знает о Неб-Амоне, и никто ничего уже не узнает…

Аменемхет с улыбкой беспредельного счастья склонился к ее губам, и несколько мгновений Тамит млела от истинного, высочайшего блаженства. Она была уверена, что теперь никто не сможет ее обвинить; а Меритамон свяжет язык любовь.

До тех пор, пока она не умрет сама.

Аменемхет пустит Тамит куда угодно и позволит делать что угодно – она больше не преступница в заключении; а это значит, что пока у нее есть деньги ее любовника, у нее есть и убийцы, которым можно предложить эти деньги…

В мире достаточно дураков вроде того, кого Тамит наняла, чтобы убить Ка-Нейт. И даже если такого преступника изловят, Тамит никто не найдет.

Как тогда.

Ну а если удастся убить Меритамон и ее ребенка, наследником Неб-Амона станет сын Аменемхета, хотя у него и вырвали силой законную собственность. Конечно, если до тех пор сестрица ее любовника не отберет у них дом силой…

Но она так же глупа, как была ее мать.

Она так же склонна винить себя и прощать других, и еще долго, долго будет страдать из-за смерти своего старого врача и смерти сына Тамит. Меритамон никогда не простит себе этого последнего – Аменемхет рассказывал, как она мучилась после того, как он ее обвинил… Как же – убить ребенка!

Для некоторых это самый страшный грех; а особенно для молоденьких женщин, а особенно для матерей, а особенно… для дочери Ка-Нейт.

Тамит не могла представить, чтобы эта девочка вернулась сюда и выставила вон мать убитого ею дитяти.

А значит, времени у нее больше, чем думает Аменемхет.

И… да. Конечно!

Тамит вдруг пришла в голову мысль, что нужно упрочить свое положение – так, чтобы в дальнейшем никто не оспорил ее права. А для этого есть только один способ, который Тамит уже испытывала дважды на других мужчинах – оба умерли после того, как сделали ее своей женой… Кажется, союз с ней приносит мужчинам несчастье.

Этот – третий…

– Ты любишь меня, мой дорогой? – с улыбкой спросила она разнеженного Аменемхета, лежавшего в ее объятиях, на траве.

Тамит провела по его груди травинкой, и он вздрогнул и повернулся к ней. С улыбкой.

– Как ты можешь сомневаться? – спросил молодой человек.

– Сомневаюсь, – печально сказала Тамит. – Ты недостаточно меня любишь – ты не показал своей любви…

– Как не показал?

Аменемхет приподнялся с выражением изумления и обиды.

Тамит одна могла ранить его в самое сердце, пить кровь его сердца.

– Я сделал для тебя все, что мог, – прошептал он, нежно обнимая свою сорокалетнюю возлюбленную.

– Не все, – сказала Тамит. – Ты не сделал самого главного.

Она была холодна – эта женщина с болезненным цветом лица, со складками на шее, с морщинками у глаз и рта. Аменемхет смотрел на нее так, точно ему отказывала прекраснейшая женщина в мире.

– Скажи, и я сделаю это, – прошептал он.

– Женись на мне, – сказала Тамит. – Сделай меня своей женой и заключи со мною договор.

Она прямо взглянула ему в глаза своими все еще великолепными глазами.

Молодой человек долго смотрел на нее и молчал.

– Я не могу, – наконец произнес он.

– Значит, ты не любишь меня и никогда не любил, – равнодушно сказала Тамит.

– Неправда!

Аменемхет весь вспыхнул, но был бессилен зажечь ее.

– Неправда! Я люблю тебя!

Тамит не смотрела на любовника, и тогда он сжал ее плечи, сдавил ее и встряхнул:

– Я люблю тебя!..

Он произнес это таким тоном, каким грозятся убить. Тамит улыбнулась его детской страсти.

– Мужчины, которые любят женщин, женятся на них, – сказала она, так спокойно глядя на Аменемхета, точно он не сжимал ее рук до синяков, точно он не был ее господином.

Точно он был просто любовником, от которого она может уйти когда пожелает…

Аменемхет отпустил ее, и Тамит, кривясь, стала растирать плечи.

– Вот твоя любовь, – пожаловалась она, легко-презрительно. – Ты отказываешься взять меня, а вместо этого давишь мне руки и кричишь…

– Я уже взял тебя! – гневно сказал Аменемхет.

Тамит рассмеялась.

– Разве ты не понимаешь, что это совсем другое? Ты как будто взял себе служанку, Аменемхет, но я достойна большего.

– Конечно, – сказал Аменемхет.

– Ну так женись! – воскликнула Тамит.

В этот миг она ненавидела глупость и самомнение всех мужчин на земле, и больше всего – вот этого.

– Как…

Аменемхет оборвал сам себя, краснея за свою трусость. Почему бы и нет? Да – почему бы ему не жениться на Тамит? Разве он не преступил закон дважды… трижды… многажды?

Он мог дважды убить, но не может жениться на любимой женщине!

– Хорошо! – свирепо воскликнул Аменемхет. – Ты будешь моей женой!

– Клянись на его крови, – прошептала свирепая любовница, скользнув длинными пальцами по едва заметным царапинам на локте Аменемхета. – Клянись на крови того, кто хотел разлучить нас!..

– Клянусь! – крикнул молодой человек.

Тамит поднесла к его губам пальцы, касавшиеся следов его последнего преступления – она улыбалась. Аменемхет поцеловал эти пальцы.

***

– Я вернусь в дом твоего брата и потребую то, что принадлежит тебе, – сказал второй пророк Амона. – Я возмущен твоим положением, Меритамон – так не может продолжаться.

Меритамон сжала локти ладонями.

Как она могла сказать то, что давно было известно ей и ее мужу? Что ее брат убил ее старика-врача, что он втайне и давно живет с преступницей-простолюдинкой?

Может быть, Аменемхета ждет наказание богов, но Меритамон, его сестра, не может предать его…

И она убила ребенка, убила своего племянника. Как она может выгнать мать этого ребенка? Жива ли Тамит после того, что ей сделала Меритамон? Наверное, жива, но ей осталось недолго – так пусть доживет это короткое время хорошо.

Меритамон не могла так легко смириться с тем, что сделала этой женщине – и, тем более, одобрять это, как Уну.

Брат убил его в ссоре, но Меритамон не может уподобиться своему брату и поступать точно так же.

– Я прошу тебя, отец – повремени, – сказала дочь Неб-Амона. – Мой брат перенес столько несчастий – ведь ты знаешь, как умерла его жена… Он осиротел, он совсем один…

Второй хему нечер молчал. Он был совершенно не согласен с невесткой, но не хотел принуждать ее к такому решению – ведь дело шло о ее единственном брате.

Он не знал об угрозе, которая жила в доме Аменемхета – угрозе с женским лицом, которая питалась их промедлением…

***

Жрецы и писцы Обители жизни Уасета, конечно, не знали, что в доме Неб-Амона соблюдается траур по какому-то слуге. Поэтому сейчас, когда все родственники и друзья оставили его, Аменемхет мог беспрепятственно и тайно жениться на Тамит. Он сам составил для нее брачный договор, согласно которому женщина становилась его наследницей в случае его смерти…

Он знал, что возлюбленная его не предаст!

Иначе ничему в мире уже нельзя было верить…

– Теперь ты счастлива? – с улыбкой спросил Аменемхет, заключая свою жену в объятия. – Я угодил тебе?

Улыбающаяся Тамит ласкала его взглядом. Она думала в этот миг о том, что второй экземпляр брачного договора хранится в Обители жизни, и даже если Аменемхет одумается и уничтожит первый, ее будущее обеспечено…

Аменемхет видел только горячий взгляд, и чувствовал, как его тело отзывается на этот взгляд.

– Ложись, – шепнула Тамит. – Ты увидишь, как я благодарна тебе…

Аменемхет прильнул к ее губам с наслаждением, которое не притупилось, а только возросло за те годы, что они знали друг друга. Тамит увлекла его, а он увлек ее туда, где никакого траура и смерти не существовало.

***

Великий ясновидец Тотмес как раз окончил дневные дела и возвращался домой – он был утомлен и раздражен. Старый жрец вспомнил о том, что дома его никто не ждет… жена умерла в прошлом году, от лихорадки. Тотмес язвительно улыбнулся самому себе – кажется, он унаследовал судьбу своего предшественника, Неб-Амона; его первая жена Мут-Неджем тоже умерла в сорокалетнем возрасте, и по такой же причине.

Сегодня Тотмесу опять пришлось допрашивать преступника – прислужника, ограбившего одну из кладовых Опета Амона. Его приговорили к наказанию розгами, штрафу и изгнанию из храма: очень большое снисхождение… если бы великий ясновидец решал один, он бы сослал негодяя в рудники. В последнее время часты такие случаи, люди позволяют себе неслыханную непочтительность по отношению к богам и жрецам.

Решая судьбу преступника, Тотмес уступил второму пророку Амона, входившему сегодня в кенбет. Второй хему нечер всегда был неоправданно мягок – но иногда следовало уступать, чтобы не прослыть слишком жестоким; однако обычно Тотмес бывал ничуть не менее строг, чем Неб-Амон… случалось, что и более. Люди так испорчены. Распутство проникает даже в семьи жрецов, что говорить о прочих!

Тотмес воспитывал свою Неферу-Ра так тщательно, как делают сейчас немногие служители богов, и знал, что преуспел. Неферу-Ра была достойна своего имени. Бог никогда еще не имел такой усердной служанки, как она… и она умерла, ужасно, такой молодой.

Великий ясновидец не глядя протянул руки рабу, который облил их водой – Тотмес никогда не забывал об омовениях, совершая их не только перед обрядами и после, но и перед уходом из храма. Раб начал энергично растирать старую тонкую кожу натроном, а Тотмес даже не морщился. Он думал о своей безвременно погибшей дочери… пятнадцать лет. Великий ясновидец никогда не плакал, но лицо его сейчас напоминало цветом старый сыр.

Неферу-Ра. Тотмес всегда знал, что сынок Неб-Амона не пара ей – хотя все хвалили Аменемхета, Тотмес знал, что этот красавчик в душе порочен!.. Одно то, что он слишком красив для жреца…

Неб-Амон, правда, был не менее хорош собой, но Неб-Амон был другим. Тотмес это чувствовал так же ясно, как сейчас чувствовал развращенность Аменемхета.

Может быть, он даже изменял его дочери…

При мысли об этом Тотмес затрясся. Если бы он только мог знать наверняка, он не пожалел бы для мальчишки самого сурового наказания. Жаль, что за прелюбодеяние мужчину не казнят – Тотмес не дрогнув приговорил бы Аменемхета к смерти. Он заслуживал смерти. Он был убийцей его дочери…

Тотмес взмахнул рукой, прогнав раба, и направился прочь из храма. Неб-Амон любил колесничие прогулки, а Тотмес – пешие, и сохранил эту привычку, несмотря на свой высокий сан. Прогулки пешком помогали думать.

Он даже не замечал почтительные поклоны горожан – шел, глубоко погрузившись в свои мысли.

Аменемхета нельзя было судить как убийцу – но он был виноват, тяжко виноват. Тотмес был уверен, что если присмотреться к этому молодому человеку повнимательней, отыщутся и другие грехи: крупные, яркие, как раскрашенные глиняные бусы блудниц. Даже копать глубоко не придется. Тотмес хорошо помнил, как Аменемхет, в самый день смерти отца, изображал сочувствие к старому и больному четвертому пророку Амона – разумеется, желая втереться к достойному жрецу в доверие и разузнать, насколько он плох. Понять, когда он умрет, а Аменемхет сможет занять его пост.

Пока жив Тотмес – этого не будет.

Смерть отца…

Тотмесу она показалась какой-то странной – неожиданной. Конечно, Неб-Амон был очень болен, и недуг его не был известен даже искуснейшим врачам. Но Тотмес все равно сомневался. Он сейчас очень, очень жалел, что не поговорил тогда с домашним врачом Неб-Амона, этим многоопытным старым целителем, об искусстве которого слышали во многих богатых домах города. Может быть, сделать это сейчас?

– Великий ясновидец? – услышал Тотмес.

Он остановился, недовольный, что прервали его размышления; но, сам того не замечая, улыбался. Верховный жрец узнал этот голос и этого человека – старый друг, с которым он давно не виделся, управитель из Обители жизни. Может быть, ему не придется сегодня ужинать в одиночестве…

– Каапер, – сказал он.

Управитель почтительно поклонился.

– Я очень рад, что встретил тебя, великий ясновидец.

Тотмес сморщился и махнул рукой, не переставая улыбаться. Льстец, как все. Но это было приятно… и, несмотря на лесть, Тотмес знал, что Каапер более искренен, чем многие из его знакомых.

– Куда ты направляешься? – спросил Тотмес.

Они уже шли по дороге вместе.

– Я… У меня нет сегодня особенно важных дел, – сказал Каапер. Он слегка смущенно улыбнулся, и Тотмес понял, что Каапер напрашивается на приглашение. На вечер в обществе великого первого пророка Амона. Что ж, Тотмес не возражал…

– Пойдем со мной, – сказал он. – Отужинаем у меня дома и побеседуем. Я устал быть один.

Он перестал улыбаться при этих словах – горькая правда, это была горькая правда. Ах, проклятая одинокая старость – ни жены, ни дочери…

Ни внуков.

Друзья шли рядом, но Тотмес не думал о своем спутнике – он думал о Неферу-Ра.

Получив приглашение на ужин, Каапер хотел поклониться и показать свою радость – неподдельную, хотя он ее и демонстрировал – но момент для этого миновал, великий ясновидец опять погрузился в размышления. Каапер почувствовал, что он лишний, и ему стало стыдно за свою неуклюжесть.

Но тут Тотмес обратился к нему.

– Не слышал ли ты чего-нибудь об Аменемхете, сыне господина Неб-Амона?

О ком идет речь, конечно, пояснять не требовалось. Неб-Амона будут помнить еще очень долго…

– Да, слышал, – с удивлением сказал Каапер. Как неожиданно и какое совпадение, что великий ясновидец об этом спросил! Каапер как раз сейчас думал об этом молодом жреце Амона – об Аменемхете несколько дней, не смолкая, говорило все учреждение. Аменемхет неделю назад заключил брачный договор с какой-то пожилой женщиной по имени Тамит, никому не известной – ее видели только мельком, но поняли, что ей не меньше сорока лет, хотя она явно была когда-то очень красива. Кто это такая? Простолюдинка, да еще и такого возраста?..

– Каапер? – позвал Тотмес. – О чем ты задумался, мой друг?

Каапер поспешно отвесил извиняющийся поклон.

– Прости, Тотмес. Я удивлен, что ты спросил об этом – ведь я сам думал об этом человеке. Я…

– Ты что-то знаешь о нем, – сказал Тотмес.

Голос его сразу стал холодно-брезгливым.

– Какие-то слухи?

Каапер покачал головой.

– Нет, господин – не слухи. Аменемхет совершил удивительный поступок неделю назад. Он женился…

Тотмес рассмеялся неприятным смехом, перебив его.

– Давно ли ты этому удивляешься?

Он не сомневался, что Аменемхет едва дождался такой возможности – жениться снова, по собственному выбору; наверняка это молодая красотка и распутница.

– Подожди, господин – я не досказал, – произнес вдруг Каапер.

Удивительный поступок.

Тотмес стал мрачным, осмыслив эти слова. Ну, что такое?..

– Что? – спросил великий ясновидец.

Он, все больше мрачнея, снова подумал о смерти Неб-Амона – Аменемхет стал господином дома и господином себе только после кончины отца…

– Аменемхет женился на старой женщине, – сказал Каапер.

Тотмес язвительно улыбнулся – за этим выражением скрывались смятение и гнев: он и ждал разврата, чего-то потрясающего основы Маат, и с каким-то палаческим наслаждением готовился к продолжению.

– Что, он теперь предпочитает старух? – спросил Тотмес.

Каапер пожал плечами.

– Она не только вдвое старше господина Аменемхета, она еще и простолюдинка, – сказал управитель Обители жизни. – Ее зовут Тамит, но никто ничего не знает о ее происхождении…

Тотмес остановился.

– Как, ты сказал, ее зовут?..

– Тамит, – недоуменно повторил Каапер.

Тотмес, не отвечая, прижал руку к груди и медленно двинулся дальше. Мысль его работала с невиданным жаром и скоростью. Тамит? Как он помнил ее! Как помнил!..

Как хорошо он помнил, что семь лет тому назад по приказу Неб-Амона был отменен приговор, вынесенный этой женщине! После освобождения она исчезла… с тех пор никто ничего не слышал о ней; и только сейчас, кажется, перед Тотмесом во всей полноте начало проясняться новое преступление, мерзкое и наспех скрытое – как неряшливо схороненная убийцей жертва.

– Расскажи мне все, что ты знаешь об этом браке, – сказал Тотмес.

Кажется, приятного ужина не получится.

Каапер понял, что все серьезней и хуже, чем он думал – и пожалел, что знает очень мало. Собственно, он уже сказал то, что ему известно.

– Ты думаешь, что за этим… преступление, великий ясновидец? – спросил он верховного жреца.

Тотмес улыбнулся, опустив веки. Тот, кто знал его лучше, чем Каапер, мог бы за этим светским выражением увидеть мстительную радость.

– Да, мой друг, – сказал Тотмес.

У него никогда не было столь близких друзей, чтобы они могли видеть его помыслы. Нет – один был. Неб-Амон. Но Неб-Амон был слишком умен сам, и слишком опасался за свое положение сам, чтобы действительно стать Тотмесу другом: эти двое постоянно приглядывались и принюхивались друг к другу, никто не забываясь до безоговорочного доверия.

Однако женитьба на Тамит – сама по себе не преступление, хоть это и грешно. Тотмес уже понял, куда и почему пропала преступница: именно она стала наложницей, от которой у Неб-Амона появился сын – женщиной верховного жреца, о которой говорил весь город. Тотмес, в отличие от многих хулителей, был слишком умен и слишком хорошо понимал человеческую натуру, чтобы особенно сильно изумиться этому: он не произнес ни слова осуждения ни в лицо, ни за спиной Неб-Амона. Он даже видел его маленького сына и говорил с ним; хотя мальчишка оказался диковат и странен. Тотмесу, однако, Аменхотеп уже тогда показался знакомым. И теперь он понял, почему.

Это был сын Тамит.

Тотмес был бы глубоко потрясен и оскорблен и как жрец, и как друг Неб-Амона, узнай он об этом при жизни великого ясновидца. Но сейчас все представало в ином – истинном – свете…

Неб-Амон прикрыл грехи своего распущенного мальчишки… Так значит, Аменемхет уже давно стал сластолюбцем – дошло до внебрачного ребенка: с преступницей, подумать только.

Тотмес высчитал, сколько Аменемхету могло быть лет, когда родился Аменхотеп, и с отвращением усмехнулся. Теперь он все понимал. Он даже немного пожалел отца, у которого родился такой сын.

Вдруг Тотмес снова вспомнил о своей дочери, и ощутил черную ненависть к Аменемхету. Так значит, у него была любовница, когда он женился на Неферу-Ра… Одного этого Тотмес ему не простил бы; но того… Того, что он замарал себя, а потом замарал его дочь сближением с этой женщиной!..

О, как хорошо Тотмес помнил, за что осудили обоих ее мужей. Одного первого, мужеложца, было достаточно, чтобы любой, кто знал об этом, не смог приближаться к ней без отвращения. И этим… его дочь…

– Тебе плохо, Тотмес? – воскликнул Каапер.

Тотмес осознал, что стоит посреди улицы, согнувшись и ловя ртом воздух, точно спасенный утопленник.

– Нет, – перемогая ужас и ненависть, ответил верховный жрец. – Я здоров. Благодарю тебя.

Как жаль, что нельзя сейчас узнать, ходил ли Аменемхет к этой женщине, когда жил с Неферу-Ра. Но из того, что Тотмес знал о людях, можно было заключить, что ходил.

Если бы Тотмес сейчас видел мальчишку перед глазами, он бы голыми руками разорвал ему горло, хотя никогда не отличался особенной силой…

– Идем дальше, Каапер, – сказал он.

Каапер дивился и тревожился, но помалкивал; почтительность удержала его от того, чтобы взять старого друга под руку, хотя Тотмес явно нуждался в опоре. Каапер знал, что помыслы верховного жреца глубоки и неисповедимы.

========== Глава 69 ==========

Меритамон немного успокоилась: никакой угрозы со стороны брата или Тамит не чувствовалось… пока. Они чего-то ждали. А может, наслаждались друг с другом, пока могли.

Меритамон было это противно, брат стал навсегда гадок ей, как когда-то самая любимая, но испорченная сладость. Она все еще любила его – но и эта любовь сделалась горькой. Убийца… Разве от этого можно очиститься?

Она не пошла бы против Аменемхета, но видеть его стало для нее почти невыносимо. Хотя Меритамон все еще на что-то надеялась. Уну, конечно, страстно пенял бы ей сейчас; отец сурово осудил бы за промедление… и свекор тоже ее осуждал, но Меритамон смотрела на личико своего сына и не могла ничего предпринять. Вырастить его, думала молодая мать, уберечь его, а остальное неважно.

Она понимала где-то глубоко в сердце, что своим бездействием ставит Анх-Осириса под угрозу, но по-прежнему не могла решиться на возвращение в дом отца. Этот дом, казалось, насквозь провонял грехами. И там жил чужой ребенок, который тоже вызывал у Меритамон отвращение: шестилетний сын греха, сын брата и Тамит. Меритамон когда-то слышала, конечно, что женщины любят всех детей – но теперь понимала, что это неправда. Этого мальчишку она не хотела и не могла любить, он был врагом.

Однако молодая женщина отважилась снова гулять по городу и выносить на прогулку сына – может быть, из-за детской веры в невозможность наихудшего зла, а может… просто от усталости. Ее жизнь была отвратительна. Ее семья походила на тело, отравленное гнойником: не трогать очаг заразы было опасно, и тронуть – тоже опасно. Когда-нибудь этот чирей вскроется сам… но до тех пор не убьет ли остальные члены?

Однажды она гуляла неподалеку от дома с сыном, со служанкой и младшей сестрой Менкауптаха – Анхесенамон. Мужа с нею не было – Менкауптах был занят; и Меритамон совершенно не скучала по нем. После рождения сына между ними прекратились даже брачные отношения. Вначале это требовалось, чтобы Меритамон восстановила здоровье… а потом ничего так и не возобновилось…

Менкауптах не настаивал, а Меритамон не испытывала никакого желания предлагать ему себя. Если муж захочет, он сам ее возьмет; ну а если ему не хватает настойчивости или смелости… разве женщина в этом виновата?

Мягкость Менкауптаха порою слишком напоминала бесхребетность. Он был каким-то таким, что любить его как мужчину не получалось, и Меритамон сомневалась, что Менкауптах был бы способен вызвать любовь и другой женщины…

Анхесенамон вдруг предложила золовке сходить к реке – искупаться. Она была самая предприимчивая из детей господина дома; Меритамон приняла приглашение с некоторые опасением, но с радостью и готовностью. В самом деле, их ведь трое на одного малыша. Что может случиться?

Конечно, тут вода не такая чистая, как дома в купальне, но ведь и Меритамон не такая госпожа, какой была ее матушка…

Три женщины увидели на реке много купальщиков, притом немало было совершенно обнаженных. Меритамон всегда знала, что люди так делают, но вдруг засмущалась. Она-то ведь была дочерью и невесткой высших жрецов…

– Отойдемте туда, где никто не увидит, – попросила она подругу и служанку. Ах, если бы не такая жара! Тогда и народу на реке было бы поменьше…

Все же они нашли укромное место на берегу, и Меритамон первая выскользнула из платья. Анхесенамон заслонила ее своим телом. А когда Меритамон погрузилась в воду, спутницы с удивлением услышали ее восторженный смех – казалось, могучая всеочищающая река смыла с нее все страхи и всю застенчивость. Меритамон ведь была не такая! Она не побоялась первой поцеловать юношу, который ей нравился, и не побоялась сказать ему, что он ей нравился… Не побоялась пересечь стену гарема… Взвизгнув, она нырнула с головой; сейчас Меритамон казалась совсем девчонкой. Она вынырнула, весело сверкая глазами и зубками из-под налипших на лицо коротких черных волос, а ее немолодая служанка, уже давно стыдившаяся так себя вести и так обнажаться, качала головой и улыбалась.

Правда, в воде почти ничего не было видно – только иногда блестели плечики и груди, да мелькали смуглые руки. Меритамон приглашающе замахала рукой Анхесенамон, которая все еще не решалась последовать ее примеру.

– А ну дай мне моего маленького Осириса! – вдруг велела она служанке. То испугалась. Госпожа с ума сошла!

Ты же утопишь его, чуть не сказала она госпоже; но, конечно, не сказала и, приподняв платье и зайдя в воду по колени, распеленала и почтительно подала ей ребенка.

Меритамон тут же окунула сына в реку, а потом еще раз. Он взвизгнул, но скорее восторженно, чем наоборот. Мать защекотала ему животик, и Анх-Осирис засмеялся.

– Давай к нам! – повелительно крикнула она Анхесенамон. Девушка смущенно сжалась; а потом, будто решившись, широко улыбнулась и, стащив с себя платье, плашмя бросилась на воду, окатив мать и сына фонтаном брызг. Оба только засмеялись.

Они стали играть с водой и друг с другом. Только бы не попасться сейчас на глаза свекру, подумала Меритамон, хохоча, отфыркиваясь и жмурясь; но ей было слишком весело, чтобы беспокоиться. Давно уже ей не было так легко.

Как будто она снова превратилась в девчонку и заново начала жить!

Менкауптаха только силой можно было бы затащить к нам, подумала Меритамон, и мысль о муже оказалась кислой и расхолаживающей. Она вылезла из воды, подставляя сына солнцу, чтобы тот побыстрее обсох; о том, что она полностью обнажена, Меритамон вспомнила не сразу.

– О, То, мне же нечем вытереться, – вспомнила она, слегка покраснев от осознания своей наготы. – Я так обсохну. Анхесенамон, ложись рядом! То, подай нам платья, мы прикроемся!

Она небрежно набросила платья на себя и на девушку; к голым телам приставал мокрый песок. Меритамон улыбалась, поеживаясь, и думала, как воспринял бы это муж, если бы мог их видеть.

Наверное, умер бы от удара.

Ах, нет, грешно так думать. Меритамон даже самой себе не призналась, что на какой-то миг ей захотелось, чтобы Менкауптах от чего-нибудь пострадал…

Женщины обсохли и, загораживая друг друга, отряхнулись от песка и оделись. Меритамон с нежностью взяла на руки Анх-Осириса.

– То, а ты не хочешь выкупаться? – дружелюбно предложила она служанке. – Мы покараулим.

Окончательно расхрабрившаяся Анхесенамон кивнула и засмеялась.

– Нет, госпожа, я не могу… – сказала То.

Госпожа Меритамон тоже была какая-то странная, как госпожа Ка-Нейт – она тоже была слишком проста в обращении со своими слугами.

Меритамон пожала плечами.

– Ну как хочешь.

– Идемте, – обратилась она к спутницам, и женщины пошли. Меритамон и Анхесенамон улыбались; но Меритамон уже с грустью думала, что такие приключения не могут часто повторяться.

Она шла, рассеянно поглядывая по сторонам, и вдруг остановилась.

Ей показалось?

Впереди, среди других обнаженных спин купальщиков и прохожих, мелькнула земляно-смуглая спина…

– Хепри! – выкрикнула она прежде, чем поняла, что у нее вырвалось. – Хепри! – ликующе выкрикнула она имя бога снова, смеясь, видя, что ее друг остановился.

– Поди сюда! – с веселой злостью крикнула госпожа.

Хепри направился к ней, и когда он подошел, Меритамон перестала улыбаться. Ее поступок перестал походить на шалость.

– Кто этот человек, Меритамон? – спросила ее Анхесенамон.

– Поприветствуй его, – бодрясь, приказала Меритамон. – Это мой старый друг и спаситель!

И в самом деле, ведь Хепри спас ей жизнь, он спас и жизнь Анх-Осириса!

– Спаситель? – воскликнула Анхесенамон. Под ее свалявшимися после купания черными косичками на щеках появился румянец. Хепри был красив, удивительно красив. Меритамон почувствовала какую-то злость на девушку, которой он сразу понравился, злость на него и на себя.

– Да, сестра, он мой спаситель, – сказала она подруге. – Знай, что однажды этот юноша на руках вынес меня из толпы, которая грозила меня растоптать – я тогда носила моего сына… Это произошло во время похорон великого ясновидца, моего отца…

Хепри смотрел в землю.

– Не стоит говорить об этом, госпожа, – тихо сказал он.

“Эта толпа растоптала его мать”.

– Хепри, – уже без грешных мыслей, нежно, виновато сказала Меритамон, взяв его за руку. Ребенка она передала служанке. – Я должна отблагодарить тебя, ты должен стать гостем в моем доме, – произнесла госпожа.

– Да, – неожиданно горячо поддержала ее Анхесенамон. – Нехорошо, что ты молчала, – упрекнула она золовку. – Нужно поблагодарить такого человека!

Она поклонилась Хепри.

– Спасибо тебе, господин, – с большой серьезностью и пылом сказала дочь второго хему нечер.

– Я не господин, – так же серьезно ответил Хепри, глядя ей в лицо. – Я низкий человек, госпожа. Не годится тебе…

Меритамон удержала своего друга от последней попытки к бегству, перехватив его руку.

Она уже ревновала его к Анхесенамон, но могла быть спокойна на этот счет: Хепри был равнодушен к этой девушке, равнодушен ко всем женщинам, кроме одной. Он так желал и любил ее, что не мог находиться с этой чужой женой рядом, не рискуя своей и ее чистотой…