Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 59 страниц)

Его тронули за плечо, и он содрогнулся всем телом; потом боязливо покосился через плечо.

Через мгновение Антеф вскочил, полный изумления, широко раскрыв большие серые глаза – такой цвет глаз достался ему от его пленной матери-чужеземки.

– Кто ты? – хрипло проговорил он, видя перед собой бритую голову и обнаженный торс юноши года на три старше его самого.

Хепри был суров и печален.

– Я знаю – ты не виноват, тебя принудили, – проговорил молодой жрец. – Поэтому, в каком бы преступлении ни обвинили твоего покровителя, беги отсюда. Ищи убежища в другом храме, а лучше в другом городе.

– Я не… – начал раб, но тут молодой жрец исчез так же внезапно, как и появился. Антеф хотел шагнуть следом, но не успел.

Появился его господин.

– Кто здесь был? – спросил Нечерхет; на лице его были написаны страх и злоба. Он обшаривал взглядом раба, точно готовясь его допрашивать. Потом шагнул к нему, протягивая руку.

Антеф знал, что этот человек имеет над ним полную власть, и повалился на колени, молясь, чтобы наказание не было слишком суровым. Жрец схватил его за длинные волосы, вздергивая на ноги.

– Кто здесь был?..

Антеф зажмурился, отворачиваясь и готовясь к удару, но его не последовало. Внезапно рука жреца разжалась, и юноша повалился на пол. Он увидел, как в помещение ворвались двое жрецов в белых одеждах, неотличимые в темноте от Нечерхета; но вот Нечерхета схватили за руки, заломив их за спину и удерживая мужчину, несмотря на его яростные вопли и бешеное сопротивление.

Его братья-жрецы!

Антеф вскочил на ноги, полный ужаса перед ними всеми, но тут в его обнаженную спину ткнулось копье.

– Стоять, раб.

В комнату, кроме жрецов, вошли трое храмовых стражников. Нечерхет уже не сопротивлялся, тяжело дыша; лицо было бледно от смертельного ужаса. Несмотря на покорность жертвы, жрецы продолжали крепко сжимать плечи и локти своего товарища, так выкрутив ему руки, точно желали намеренно причинить боль. Хотя, наверное, так и есть, подумал несчастный Антеф, видя ярость на лицах служителей Амона, которых обесчестил этот человек.

И тут он вспомнил о собственной участи и заплакал от страха.

– Господа, я не вино…

Стоявший рядом жрец дал Антефу зуботычину, оборвав его крик. Взывать к состраданию этих людей было все равно что взывать к каменным богам этого храма. Юноша в ужасе обводил взглядом лица жрецов и стражников, и только на лице одного воина увидел жалость.

– Погоди, разберутся, – буркнул он рабу и тут же отвернулся, чтобы жрецы не увидели.

Нечерхета увели, и стихли вдали его последние крики ужаса и гнева; а Антефа оставили в этой каморке. Он все понял, когда двое стражников вышли следом за жрецами, а один загородил собой дверной проем, положив руку на рукоять меча.

Антеф не пытался бежать – что он мог, нищий слабый раб? Юноша только опустился на колени перед воином Амона и тихо повторил:

– Я не виноват…

Это был не тот воин, что посочувствовал ему, и лицо этого стража не дрогнуло. Антеф вернулся на тюфяк и зарыдал, повалившись ничком. Кому он еще может сказать, что не виноват – и кто здесь его послушает?..

***

Тамит не испугалась, когда муж не пришел домой ночевать – это случалось не так уж редко; и весь второй день она только немного беспокоилась. Как всегда с этим беспутным человеком.

Действительно испугалась Тамит только на вторую ночь отсутствия супруга.

Она поняла, что Нечерхет схвачен за преступление, схвачен и ждет суда. Ее никто об этом не известил – да и почему бы ее извещать? Кто она такая?

Ей не скажут, должно быть, и тогда, когда Нечерхета казнят – если только не сочтут причастной ее саму. Так действует суд в Та Кемет.

Проворочавшись без сна всю ночь, женщина встала рано утром и, тщательно совершив туалет – несмотря на свое состояние, из-за которого едва могла двигаться и думать – надела белое платье, повязала голову белой лентой, в знак своей чистоты и непричастности, и, босая, отправилась в храм Амона. Благо идти было совсем недолго.

В храме шло все по-прежнему – группки молящихся снаружи и во дворе, неподвижные стражники и жрецы, переговаривающиеся, совершающие обряды, принимающие подношения. Тамит было так страшно, что она готова была умолять о милосердии каждого встреченного жреца; но она сумела овладеть собой.

Огромным усилием воли.

Но Тамит никогда не жаловалась на слабость своей воли.

Она оглядывалась, ища среди служителей знакомые лица; но все казались незнакомыми, несмотря на то, что Тамит узнала многих за месяцы жизни с мужем-жрецом. Но сейчас никто не поможет ей – это дело Амона, и ходатайство непосвященной никого не смягчит.

И вдруг она увидела юношу, которым пренебрегала все это время – пренебрегала, не считая его достойным даже взгляда, хотя он нередко встречался ей. А вдруг он ее еще не забыл? Вдруг он ее еще любит?..

– Хепри! – Тамит бросилась к нему как к единственному спасителю, простирая руки, готовая упасть перед ним на колени и обнять его ноги. – Хепри, помоги мне, помоги!..

Он быстро отступил, чтобы воспрепятствовать этому. От неприязни – а может, не желал, чтобы она перед ним унижалась?

– Чего ты хочешь, госпожа? – спросил юноша-жрец. Лицо было печальным и замкнутым, но гнева на нем Тамит не увидела.

Ободренная, она выпрямилась и взглянула бывшему любовнику в глаза, пытаясь заплакать. Хотя это получилось без усилий.

– Хепри, что случилось с моим мужем, господином Нечерхетом? – прошептала несчастная женщина. – Скажи мне, умоляю тебя…

Юноша отвел глаза, и лицо еще больше посуровело.

– Он арестован, – глухо сказал Хепри. – Он ждет суда в храмовой темнице. Думаю, что его приговорят к смерти.

========== Глава 21 ==========

Тамит пошатнулась от потрясения и взмахнула руками, чтобы остаться стоять – неподвижная обличающая фигура юноши-жреца померкла перед ее глазами.

Тамит вдруг смутно увидела, как жрец шагнул к ней, чтобы поддержать под руку, но она удержалась сама. Однако не отдернула руки от его ладони, которая легла ей на локоть. Они теперь стояли рядом – с чувством взаимной неловкости от того, что когда-то было между ними; но в настроении Хепри чувствовалось что-то еще.

Он по-прежнему был к ней неравнодушен.

И тут Тамит вдруг вспомнила, как будто заново осознала, что Хепри ей только что сказал.

– Арестован? К смерти? – прошептала она; жрец прижал палец к губам, но Тамит сама замолчала. Юноша вздохнул, потом взял свою бывшую возлюбленную за руку и куда-то повел. Они отошли на некоторое расстояние от чужих ушей, и там Хепри остановился, повернулся к женщине и проговорил, быстро, тихо и с напряжением:

– Он согрешил с рабом храма, пойман сегодня ночью. За это полагается смерть, обоим.

Участь раба была Тамит безразлична, но преступление мужа и его участь ее потрясли. Она подозревала его в таком, да, но… ни на миг не думала, что это всерьез! Вдруг Тамит стало так мерзко между ног, что она вся сжалась там и чуть не прикрылась ладонями… стоило ей подумать, что она могла принимать мужа после того, как он…

– Как ужасно… – прошептала Тамит, чувствуя, как отвращение к себе заполняет ее по горло, будто пустой сосуд. Она с удовольствием казнила бы мужа собственноручно – за то, что он так ее осквернил… Как ей теперь отмыться? Неужели ее еще может кто-то желать… после такого?..

Но Хепри продолжал стоять рядом, не отодвигаясь и не убирая руки, касавшейся ее локтя. Тамит страдальчески улыбнулась ему.

– Этого уже не изменить – его приговора?

Хепри покачал головой.

– Не я властен это решить, госпожа, – ответил он. – Это решает великий ясновидец, как ты знаешь…

Он запнулся, и оба почувствовали стыд, вспомнив, как Тамит оболгала верховного жреца: кажется, Хепри догадался, что она обманывала его насчет своего происхождения. Но не стал ее укорять – Тамит была ему благодарна за великодушие… и ненавидела его за то, что он сейчас может прощать ее или не прощать. За то, что она опять пала ниже него.

– Уже нельзя попросить за моего супруга? – прошептала Тамит, сама не зная, чего хочет. Того ли, чтобы ее мужа казнили – или того, чтобы оставили его ей? Но при мысли, что ей снова придется с ним жить, Тамит сотрясла дрожь отвращения.

Нет, нет, пусть умрет.

– А что сделают с имуществом моего мужа? – спросила она Хепри. – Отнимут в пользу храма?

Эта мысль, до сих пор не посещавшая Тамит, ужаснула ее.

– Если его имущество даровано ему храмом – возможно, – ответил жрец. – Но это решит суд, госпожа.

Тамит кивнула, опустив подведенные глаза. Снаружи она оставалась такой же прекрасной и чистой, но того, что этот человек сотворил с ней, уже не отмыть никакими способами и не отмолить самыми горячими молитвами. Она навеки осквернена.

– Спасибо, Хепри, – грустно сказала она и протянула жрецу руку, бездумно. И уж никак не ожидала, что юноша прижмет ее пальцы к губам.

Тамит изумленно отдернула ладонь и увидела в глазах жреца горячую, возродившуюся в прежней силе тоску по ней.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Я тебя ждал, госпожа, и так страдал оттого, что ты соединилась с другим. Я смирился, потому что думал, что господин Нечерхет лучше…

Его лицо передернулось, а Тамит изумилась, что мысль о Нечерхете не отвращает этого мальчика от нее – ведь тот не может не помнить, за какое преступление осужден ее муж!..

– Могу ли я надеяться сейчас? – прошептал Хепри.

Тамит изумленно вскинула выщипанные и вычерненные брови – поверх их природной черноты:

– Ты хочешь меня?

Он снова поцеловал ей руку.

Тамит покраснела.

– Хепри, грешно говорить о таком, ведь мой муж еще жив!

– Да, да, – горячо подтвердил жрец, и Тамит захотелось засмеяться. – Но если… если ты… может быть, потом… – прошептал он.

– Потом, – шепотом ответила она и хотела уйти. Хепри посторонился, не смея ее задерживать. Но она вдруг остановилась сама, ее осенила новая мысль:

– Ты знаешь, где заключен мой муж?

– Да, – ответил Хепри. На его лице выразился испуг, когда он понял ее намерение.

– Ты хочешь увидеться с ним? Но это запрещено!

– Может быть, это последний раз, когда я смогу с ним увидеться, – отвечала Тамит, думая, что не сможет спокойно жить, если не задаст Нечерхету несколько важнейших вопросов. – Прошу тебя, Хепри, помоги мне… Тебя же уважают здесь…

– Я почти ничего еще не заслужил, – сказал Хепри.

Он опустил глаза на свой перстень-скарабея, пожалованного ему верховным жрецом. Потом взглянул на свою возлюбленную. В глазах загорелась решимость.

– Пойдем, я попытаюсь, – сказал он.

Тамит только что заметила блеск золота на руке юноши и изумилась. Но Хепри не стал ничего пояснять; просто пошел впереди нее, младший прислужник в одной набедренной повязке, но с величайшим знаком отличия, который мог открыть ему здесь многие двери, недоступные даже старшим жрецам.

Тамит опять повели какими-то извилистыми путями, которых она по-прежнему не могла запомнить; она шла в сомнении и испуге, глядя на худенькую голую спину своего проводника. Что он может здесь, мальчик? А вдруг за такой поступок арестуют их обоих?

Хепри остановился у какой-то низкой двери и постучал – коротко, решительно.

Несколько мгновений стояло жуткое молчание, потом дверь распахнулась, так же резко, как Хепри постучал.

– Кто?

Юноша сжал губы и вскинул руку, поворачивая кулак; золотой скарабей сверкнул ошеломленному стражнику в глаза.

– Пропусти, это знак великого ясновидца! – крикнул молодой жрец. – Со мной госпожа Тамит, жена осужденного Нечерхета, ее нужно провести к нему!

Стражник несколько мгновений в изумлении смотрел на них обоих, потом без слов повернулся и пошел впереди, вниз по лестнице. Приказы первого хему нечер не оспаривались.

Тамит, пораженная до немоты, стала спускаться следом за юным жрецом по холодным каменным ступеням, едва замечая, куда идет. Знак великого ясновидца? Неужели верховный жрец пожаловал Хепри собственный перстень и даровал какие-то полномочия – за что, за какие такие заслуги?

Они спустились вниз, потом пошли следом за стражником по темному склизкому коридору. Тамит вздрагивала от отвращения, поджимая пальцы ног – и зачем только она пришла босая! Ее обоняния достигли запахи из камер – гнилой соломы, тухлой рыбы и нечистот. Молодой жрец тоже брезгливо сжимался; один стражник, привычный к этому, вышагивал невозмутимо.

Они остановились около одной камеры – у маленького оконца в толстой стене. Тамит могла различить охапку соломы в глубине, на которой скорчилось какое-то существо в белой одежде.

– Эй, ты! – крикнул стражник в окно.

Заключенный с трудом сел, зазвенев цепями на руках и ногах.

Этот человек, бывший ее мужем, смотрел на Тамит как на чужое враждебное существо – и она на него точно так же. Женщина увидела, как несчастен ее муж, какой ужас его терзает, и в сердце ее червяком шевельнулась жалость, но тут же прошла. Стоило ей только вспомнить, что этот человек сделал с ней.

– Нечерхет! – сказала она.

– Молчи, – сказал ей стражник. – Подойди сюда, преступник! – приказал он жрецу с видимым отвращением к нему. – Твоя жена пришла поговорить с тобой!

Нечерхет медленно встал. Потом приблизился к оконцу, шатаясь будто под тяжестью цепей – но на самом деле под тяжестью собственного страха.

Бледное рыхлое лицо, на котором застыл ужас, приникло к окну.

– Что ты хочешь? – хриплым голосом спросил он.

– Ответь мне на мой вопрос, – прошептала Тамит. Ей было очень стыдно, что приходится говорить это в присутствии Хепри и стражника, но выхода не было. – Когда ты начал это?

– Что? – сказал Нечерхет.

Как будто не понимал, смрадный блудник!

– Когда ты себя осквернил? – прошептала безжалостная Тамит.

– Месяц назад, – ответил Нечерхет, даже не думая возмущаться против этого слова. – Месяц. Помоги мне.

Тамит прикрыла глаза, чувствуя огромное облегчение. Месяц, а к ней он не прикасается уже полтора… Но вдруг Нечерхет неточен?

– Помоги, – прошептал жрец.

Тамит огляделась – Хепри и стражник внимали каждому ее слову.

– Я сделаю что могу, – обещала она. Лицо Нечерхета просияло от этой крошечной надежды, но Тамит уже отвернулась от него и попросила вывести ее наружу. Она не могла больше выносить воздух этого места.

Когда они поднялись наверх, Тамит по-прежнему чувствовала этот запах – ей казалось, что нечистый дух темницы, дух ее мужа, пропитал складки ее платья и даже кожу и волосы. Поскорее бы отмыться.

– Ты не можешь помочь своему мужу, – прошептал Хепри, запомнивший ее последние слова и сочувствовавший Тамит.

Она покачала головой.

– Я позабочусь о бальзамировании его тела – вот лучшая помощь, которую я могу оказать.

Бальзамирование – гробница, мелькнуло вдруг в ее голове. Семьдесят дней – время бальзамирования… погребение… Ка-Нейт…

Тамит улыбнулась.

– Ты очень хорошо помог мне, Хепри, благодарю тебя от всего сердца.

***

Она знала, что суд, скорее всего, состоится уже сегодня – ее муж достаточно злил верховного жреца. То есть казнят Нечерхета на закате или ночью…

Тамит вернулась домой и тут же призвала к себе свою служанку. Девушка долго отмывала и оттирала ее, неверными от страха руками; но Тамит было не до того, чтобы успокаивать слуг. Вымыв и умастив тело и волосы, завернувшись в простыню, госпожа дома вернулась в спальню. Пока она будет сушиться, для ее служанки найдется другое дело.

Тамит сосредоточенно думала несколько мгновений, потом поставила перед собой девушку и сказала, глядя ей в глаза:

– Поди к госпоже Ка-Нейт – тебя должны впустить, тебя уже знают. Слезно моли… слышишь, слезно моли ее выполнить мою просьбу. Мой муж и господин моей жизни будет сегодня казнен за тяжкое преступление.

Девушка ахнула и отшатнулась, прижав ладони к щекам.

– Прекрати! – рявкнула Тамит, сама едва державшая себя в руках. – Тебя еще не казнят! Так вот, – продолжала госпожа. – Слезно моли Ка-Нейт попросить своего мужа, великого пророка Амона и судью, осудившего его, бальзамировать тело господина Нечерхета… ты ведь знаешь, как это важно… поняла?

Девушка кивнула – она лишилась языка от страха.

– Ступай, – приказала Тамит, и служанка, спотыкаясь, пошла.

Госпожа села к окну и стала выжимать черные волосы, обернутые полотенцем. На ее губах была улыбка, а на лицо понемногу стал возвращаться румянец.

========== Глава 22 ==========

Служанка постучала в ворота так робко, что с первого раза ее даже не услышали.

Она умирала от страха – слугам приходилось бояться постоянно… а она хочет войти по такому делу! Она, служанка из дома преступника!

Девушка не знала, за что именно осужден ее господин, а если бы знала, не осмелилась бы постучаться в дом судьи даже под страхом собственной смерти. Но она была оставлена в неведении, и потому решилась постучаться погромче.

Открывший ей Тауи был, казалось, потрясен до глубины души. Хотя действительно был потрясен. Новости о преступлении жреца Амона просочились уже во все знатные дома Уасета.

– Что тебе нужно?

“Слезно моли”, вспомнилось девушке, и хотя это относилось к госпоже, она упала перед привратником на колени.

– Пропусти меня, господин, это важно – это касается души моего господина!

– Души, – проворчал Тауи, и уголок рта брезгливо дернулся. – Ты опять к госпоже? Ее пачкать?

– Я не виновата, – девушка заплакала. – Я ничего не знала, я непричастна!

– Ты – конечно, непричастна, – сказал Тауи и угрюмо усмехнулся. Он поправил узкий серебряный обруч, охватывавший его лоб, отвел локон с накрашенных глаз; потом отошел в сторону. – Иди, только не надейся на милость.

Обыскать ее он в этот раз не подумал.

Девушка направилась к дворцу, в котором ее так обласкали в прошлый раз. Она надеялась на милость, она помнила, какова госпожа этого дома! Не успела она сделать и нескольких шагов, как ее перехватили…

Не стража, нет – сама госпожа!

Она гуляла в саду, и на руках у нее был маленький мальчик, ее сын!

Девушка-служанка была так изумлена, что забыла о почтительности; она открыла рот, глядя на эту прекрасную пару, мать и дитя. Постройневшая Ка-Нейт была так красива, что даже настоящие царевны могли бы ей позавидовать.

Госпожа улыбнулась и чуть, ободряюще, рассмеялась при виде изумления служанки, а потом ее лицо стало печальным. Печаль шла этой красавице больше, чем радость.

– Я не спрошу тебя, зачем ты пришла, – сказала Ка-Нейт. – Мне все известно. Мне очень жаль тебя и твою госпожу.

Девушка кивнула и заплакала.

– Прости, госпожа, что пришла огорчать тебя… Моя госпожа прислала меня просить за своего мужа – о том, чтобы его достойно погребли, ведь это должно решиться уже сегодня.

Она опустилась на колени, и тут над ее головой захныкало дитя.

– Тише, тише, – зашептала Ка-Нейт, нежно укачивая сына, на эти несколько мгновений забыв обо всех, кроме него. Мальчик успокоился, и она взглянула на просительницу.

– Встань, – тихо сказала госпожа. – Я все понимаю. Встань, бедное дитя, я очень постараюсь для твоего несчастного господина… Право, мне очень жаль его, некоторые люди гибельно ошибаются…

– Передай твоей госпоже, что я буду рада видеть ее в своем доме, – твердо сказала Ка-Нейт, когда девушка встала и поклонилась. – У нее горе – и нет никого, кроме меня, чтобы укрепить ее. Передай.

Служанка низко поклонилась.

– Ты самая добрая госпожа на свете…

Она не сомневалась, что это так.

Ка-Нейт грустно посмеялась.

– Есть и добрее, – сказала она. – Ступай. Нет ли у тебя какой-нибудь нужды? – остановила она служанку после паузы. – Теперь ведь вы остались без кормильца?

Эта мысль встревожила Ка-Нейт – она знала, что у Тамит нет своего источника дохода.

Девушка покачала головой.

– Я ни в чем не нуждаюсь, добрая госпожа, – пробормотала она. Ей так неловко было занимать молодую мать нуждами своего дома, несмотря на крайнюю необходимость.

Низко поклонившись, служанка пошла прочь. Она помолилась, чтобы этой госпоже боги послали все, чего только она ни пожелает; ей стало намного легче, как если бы ее дому не предстояло пережить смерть своего господина и траур по нем. Пока есть такие люди, как госпожа Ка-Нейт, жить легко.

***

Нечерхета казнили на закате.

Его семья и слуги уже приготовились к этому – все были готовы к этому, кроме самого смертника. Но к такому человеку нельзя приготовиться.

Однако жрецу повезло – мольбы и увещевания Ка-Нейт смягчили сердце верховного судьи, и суд пожалел Нечерхета: его быстро задушили прямо в темнице, избавив его от присутствия на собственном суде и следования к месту казни. Тело его, которое намеревались закопать в песок в пустыне – обыкновенная участь преступников, и очень частая святотатцев – отдали жрецам-бальзамировщикам тотчас же после казни.

Великий ясновидец сам проследил, чтобы это было выполнено. А после такого распоряжения ему не оставалось ничего, кроме как спешно подготовить для преступника гробницу. Он вспомнил слова Ка-Нейт – о нуждающейся жене казненного – и скрепя сердце отдал под гробницу отдельное помещение, неслыханная милость к таким осквернителям сана, как этот жрец.

Тамит надела синее траурное платье*, купленное на другой же день после казни, и проливала слезы – самые искренние слезы. Она плакала от облегчения – что кончилась эта мерзкая супружеская жизнь. Она плакала от радости – что теперь она госпожа, хозяйка дома и слуг и это теперь не отнимется у нее… И от восторга – что ее опять полюбила и пожалела госпожа Ка-Нейт.

Только иногда, ночами, она плакала от жалости и горя, вспоминая ласковость своего господина в первые дни… то, как он увлеченно учил ее грамоте, чтению, другим искусствам… но это не могло продолжаться долго, Нечерхета не хватило бы надолго. И хорошо, что все так кончилось.

Иногда она ощущала тяжесть в сердце, похожую на вину перед Нечерхетом. Но в чем она виновата? Она была ему верной женой и хорошей хозяйкой его дома… он сам погубил себя, хотя его остерегали! А теперь Тамит заботится о его Ка, о его теле, выполняет свой первейший долг перед покойным супругом.

Ка-Нейт прислала к ней не надменного вестника – собственную девушку-служанку, и эта встреча потрясла обеих.

То пришла в изумление и даже скрытое негодование, увидев свою бывшую товарку в положении госпожи дома и вдовы казненного преступника. А еще она живо вспомнила, как эту товарку изгнали из их собственного дома…

Уж не скрывалась ли за этим смятением чувств зависть?

Вне сомнения.

Преодолев себя, То поклонилась… госпоже Тамит и передала ей слова сочувствия и ободрения от своей госпожи. А еще – с трудом – выговорила приглашение, присланное своей госпожой. Госпожа Ка-Нейт сочувствует твоему горю, глядя в сторону, произнесла бледная То, она просит тебя, госпожа Тамит, прийти к ней в дом и разделить с ней свою потерю…

Тамит горячо и нежно поблагодарила вестницу – и приняла приглашение.

Настоящим наслаждением было видеть, как изменилось лицо То, как она пыталась принять эти слова – что изгнанная с позором служанка вернется в их дом как госпожа, а слуги дома будут вынуждены кланяться ей и угощать. Но здесь решала не она.

Убитая, То повернулась и, не отдав поклона, ушла. Тамит улыбнулась ей в спину.

***

Госпожа Тамит посетила дом госпожи Ка-Нейт на другой день после того, как ей было передано приглашение.

Она взяла с собой знакомую всем девушку-служанку – и пришла пешком, очень скромно, в синем трауре. Волосы и руки Тамит были лишены украшений, лицо почти не подкрашено, если не считать обычной обводки для глаз.

Подойдя к воротам в сопровождении своей свиты, госпожа Тамит постучала.

Выражение лица Тауи доставило ей еще большее наслаждение, чем лицо служанки То. Тамит подняла голову, и хотя не улыбалась – бедная вдова преступника – внутри она ликовала и пела.

– Проходи, госпожа, – ценой, наверное, невероятного усилия выговорил Тауи и коротко поклонился. Тамит кивнула и проплыла мимо, в сопровождении своей испуганной девушки-служанки, которая еще сильнее прежнего почувствовала неладное.

Тамит шла со скромной горделивостью, но тоже начала бояться. Она рассчитывала, что господина дома сейчас не будет, и Ка-Нейт, наверное, подгадала так же – но вдруг они обе ошиблись? Что Тамит будет делать, если вот прямо сейчас столкнется с предметом своего вожделения, и он узнает в жене казненного блудника служанку, которую подозревали в покушении на его жену?..

Женщина начала уже чувствовать запах собственного пота, которым истекала от страха, несмотря на тщательный туалет… а может, это был запах страха служанки? Но до дома они дошли благополучно, им даже стража не встретилась. Наверное, Ка-Нейт отдала приказ.

Однако Тамит дрожала от ужаса, когда вступила в этот богатый, изысканный, благоухающий дворец духа Неб-Амона, настоящий храм, откуда ее изгнали как осквернительницу святыни – Ка-Нейт. И даже испытала облегчение, когда к ней подошел стражник: наконец-то решится ее участь.

– Госпожа Ка-Нейт просит тебя пожаловать наверх, – сказал воин. – Я провожу.

Тамит пошла за ним – больше как арестованная, чем как гостья; но то, что она идет под стражей, ее успокоило. Доверие пробуждается медленно.

Госпожа Тамит в сопровождении верной служанки поднялась на второй этаж и повернула к покоям Ка-Нейт, таким знакомым покоям. Она еще не позволяла себе улыбаться.

Как и тогда, когда ей навстречу вышла сама госпожа – грустно улыбающаяся, протянувшая ей ласковые руки, чтобы утешить. Тамит отступила и низко поклонилась.

– Ты великодушна превыше моего разумения, госпожа, – пробормотала она.

– Входи, – сказала Ка-Нейт. – Я рада принимать тебя.

Тамит выпрямилась, шагнула вперед – и как-то так вышло, что женщины оказались в объятиях друг друга. Они расплакались; слишком много чувств испытывали друг к другу и слишком много думали одна о другой.

Ненависть похожа на любовь, подумала Тамит.

Она подождала, пока госпожа выпустит ее из объятий, потом еще раз всхлипнула и отвернулась, словно застыдившись; утерла глаза и хмуро посмотрела на свои перепачканные черной краской пальцы.

Потом взглянула на Ка-Нейт и улыбнулась: госпожа тоже испортила слезами краску на лице. Ка-Нейт рассмеялась.

– Пойдем, нам обеим нужно умыться.

Точно две сестры, они вошли в комнату Ка-Нейт. До Тамит тут же донеслось лепетание ребенка, над которым сидела…

Женщина подняла голову и взглянула на Тамит с такой отчетливой ненавистью, что бывшая служанка покачнулась, как от удара. Мерит-Хатхор встала, нет – воздвиглась во весь свой величественный рост, потом стремительно приблизилась к госпоже.

– Эта женщина – твоя гостья?

– Да, Мерит-Хатхор, это моя гостья. Тамит потеряла мужа, господина Нечерхета, – сказала Ка-Нейт.

Мерит-Хатхор мгновений смотрела на Тамит, приоткрыв твердый рыжий от краски рот, потом рассмеялась.

– Ах, вот как – это она его жена! Кто же еще мог быть его женой!

– Замолчи!

Ка-Нейт сдвинула брови.

– Я прошу тебя оставить нас, – сказала она, подняв голову. – Я знаю, что вы не любите друг друга, поэтому – выйди.

Мерит-Хатхор быстро, сдержанно поклонилась и стремительно вышла – чуть пол не расплавился под ее ногами. Тамит услышала, как женщина что-то говорит стражнику за дверью, можно было не сомневаться, что именно.

– Не знаю, чем я обидела ее, – начала Тамит, но Ка-Нейт остановила ее резким жестом. Она была расстроена.

Но Тамит знала, как утешить ее.

– Какое чудное дитя, – сказала бывшая служанка, осторожно приближаясь к голенькому ребенку, лежавшему поперек широкой родительской кровати. Ка-Нейт улыбнулась и поспешила следом, словно стремясь уберечь сына от Тамит, но это было ни к чему: Тамит и не собиралась причинять прекрасному мальчику вред.

– Это лучшее, что я имею, – сказала Ка-Нейт. – Лучшее, что есть у меня и моего дорогого господина… Аменемхет красив и похож на отца – не правда ли?

– Не говори его имя – сглазишь, госпожа*, – нахмурившись, сказала Тамит. Ка-Нейт только рассмеялась.

– Я не боюсь – ведь я в доме, который хранит сам Амон.

И тут же она спохватилась.

– Прости, я так груба – ведь в твоем доме горе.

Ка-Нейт пригласила Тамит сесть на подушки, потом хлопнула в ладоши и приказала угрюмой То принести гостье угощение. Сама она села на ложе и взяла на колени сына.

То принесла полный поднос закусок – фрукты, сладкие пирожки, вино. Тамит и вообразить не могла, что будет когда-нибудь разделять трапезу с госпожой… истинной высокой госпожой, такого положения, как Ка-Нейт. Польщенная, она принялась за вкуснейшую еду, и только потом заметила, что госпожа не ест.

– Отчего ты не ешь со мной? Разве это… унизит тебя, госпожа?

На смуглых щеках Тамит выступил румянец от оскорбления.

– Нет, конечно.

Ка-Нейт улыбнулась и, взяв с подноса пирожок, стала есть.

Тамит похвалила угощение и вдруг увидела, что на ее пальцах по-прежнему краска, и госпожа тоже забыла умыться. Она рассмеялась и подняла руку, показывая Ка-Нейт испачканную ладонь.

Хозяйка рассмеялась над своей забывчивостью и снова призвала служанку – приказала принести воды, натрона и полотенца. А также краску для лица.

Тамит воспротестовала.

– Как можно! Ведь этой краской пользуешься ты, госпожа!

Ка-Нейт покачала головой.

– Я пользуюсь и этой комнатой, и ем эту же пищу, – сказала она. – Ты моя гостья, и все мое – твое.

“Ах, если бы это было так”.

Им принесли умыться, а потом Тамит робко предложила госпоже накрасить ее.

– Ты же помнишь – я умею это делать, госпожа…

Ка-Нейт чуть не рассердилась.

– Ты больше не моя служанка, и То накрасит нас обеих, – сказала она. – То! Услужи госпоже Тамит!

Бедная девушка покорно склонилась над красивым лицом своей бывшей товарки и несколькими штрихами подвела ей глаза. Остальное Тамит отвергла, к большому облегчению То, которая затем с любовью и тщанием занялась красотой своей хозяйки.

Девушку отпустили, и Ка-Нейт, приняв сочувственный вид, хотела расспросить Тамит о ее жизни, но поняла, как это будет грубо – на лице Тамит выразилось страдание. Ка-Нейт еще раз от всего сердца пожалела ее.

– Лучше ты расскажи мне, – попросила Тамит. – Я буду рада услышать о твоей жизни, госпожа. Я бы хотела, чтобы ты была счастлива.

Ка-Нейт улыбнулась с бесконечной любовью. Она очень похорошела после рождения ребенка, подумала Тамит, как будто это не отняло у нее силы, а прибавило… Румянец не сходил со щек, настоящий, а не нарисованный; груди стали пышнее, волосы сделались гуще и лучше заблестели – дивная прелесть. А кожа, которую берегли от солнца, осталась светлой и нежной. Такую женщину и в самом деле можно любить без памяти.

Тамит показалась себе в сравнении с нею смуглой дурнушкой.

– Я счастлива так, что больше нельзя, – сказала госпожа дома. – Я очень люблю моего дорогого мужа, мое дорогое дитя и всех людей, что служат нам. Они тоже любят меня.

– А чем ты занимаешься? – спросила Тамит. – Бываешь ли в городе, госпожа?

– Я редко выхожу, – тихо ответила Ка-Нейт. – Я не хочу оставлять моего сына надолго. Но это бывает необходимо… есть неотложные заботы.