Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 59 страниц)

========== Глава 41 ==========

Хепри отшатнулся бы, но Аменемхет схватил его за руку и повел вперед. Хепри почувствовал, что рука друга дрожит – он боялся, боялся тоже, что бы он ни говорил…

Но одни умеют владеть своим страхом, а другие – нет. Хепри научится. Он представил себе, что не боится, и, вырвав руку у своего друга, выступил вперед. Он попал под взгляд великого ясновидца, как под палящие лучи яростного Ра – или в огонь…

Мальчик низко поклонился.

– Господин, я гость твоего сына – Хепри… Прости меня…

Он поднял голову – большие прекрасные глаза Неб-Амона не изменили выражения. В таком свете, казалось, пропали все его морщины, и лицо снова стало лицом бога, лицом без возраста.

Не понимая, какое впечатление произвел, мальчик снова открыл рот, но тут господин резко указал ему на столик поодаль. Хепри низко поклонился, почти на носках прошел к своему месту и сел. Легкая дорогая ткань одежды, выдававшая любое сильное волнение, выдала его и в этот раз: потемнела на вспотевшей спине и прилипла. Под мышками тоже были пятна. О великий Амон, порази меня любою карой – я все заслужил…

– Пора начинать, – негромкий мягкий голос хозяйки был облегчением, но небольшим. Хепри весь дрожал, чувствуя, что его разглядывают с головы до ног, враждебно, презрительно, многообещающе…

Подняв голову, мальчик обнаружил, что на него не смотрят вовсе. Господин дома аккуратно и неспешно ел, и, казалось, ничто на свете его больше не интересует.

Хепри тоже принялся за еду, чувствуя огромный стыд. Он вообразил, что господин дома будет его разглядывать! Да кто он такой, чтобы тот на него хотя бы взглянул!..

– Друг, – прошептал рядом Аменемхет. Хепри поднял голову: его товарищ улыбался.

– Все хорошо, – сказал он. – Видишь?

Хепри едва кивнул и снова опустил глаза, боясь, как бы господин не заметил их перешептываний. Он выглядел словно бы отрешенным от окружающего, но это вовсе не означало, что он и в самом деле ничего не замечает.

– Как твое здоровье? – вдруг прозвучал голос Неб-Амона. Хепри вскинул глаза от неожиданности – конечно же, вопрос был обращен к госпоже…

– Как и вчера, – с улыбкой ответила она.

Ка-Нейт уже не могла говорить, что хорошо: никто бы не поверил.

Вдруг Хепри понял, что она спустилась сегодня к ужину ради него, только ради него, и это привело его в изумление и благоговение… он еще не встречал таких женщин, такой совершенной доброты… Ка-Нейт защитила его своим присутствием!

Мальчик почувствовал себя тяжко виноватым. Как он смел! Как смел причинить такие страдания этой женщине!..

Дальше все ужинали в молчании, даже веселая Меритамон не произнесла ни слова, как будто ее подменили – рядом с материнским страданием и отцовским гневом.

Хепри понятия не имел, когда ему можно будет встать из-за стола и что правильно – ждать, пока встанут хозяева, или уйти, чтобы как можно меньше надоедать?..

Господин поднялся первым, очень красивый – очень красивый старик, хотя раньше такое показалось бы Хепри нелепым. Но некоторым людям старость шла больше молодости: вот таким могущественным мудрецам и слугам богов…

– Пойдем, – заговорил Неб-Амон во второй раз за весь ужин, и снова слова его были обращены к одной Ка-Нейт. У Хепри захватило дух от умиленного волнения, когда он увидел, как господин ласково склонился над женой, поднимая ее под руку. Неужели этот человек и вправду может быть таким нежным?

Господа удалились под руку, и дети остались одни. Хепри никогда еще не чувствовал себя так неловко, нелепо, не чувствовал такого стыда за самое свое существование. Меритамон с недоумением, испугом и тоже неловкостью смотрела на мальчика, который ей так понравился вчера и который, оказывается, совсем не подходил ей в друзья. Аменемхет тоже смотрел на Хепри – с вызовом и гневом.

Вызовом отцу и гневом на него!..

– Пойдем, – резко повторил Аменемхет слова отца, обращаясь к другу. Он вскочил, чуть не опрокинув свой столик, и, крепко взяв Хепри за руку, повел его прочь. Как младшего брата, которого вознамерился защищать. Мальчики быстрым шагом направились прочь по коридору, потом немного остыли и остановились в некоторой растерянности.

– Ну, что будем делать? – спросил Хепри. – Ты видишь?..

– Тихо!..

– Все хорошо – отец тебя не выгонит, – прошептал Аменемхет. – Я уверен. Я могу определить по его поведению.

Даже такой маленький мальчик, как Хепри, хмыкнул в ответ. Чтобы Аменемхет мог по поведению разгадывать настроение верховного жреца, одного из умнейших и хитрейших людей в Та Кемет! Откуда такая громадная самоуверенность!

– Пойдем сейчас со мной, в мою комнату, – шепотом сказал Аменемхет. – Тебе сейчас безопаснее быть там.

Ну хоть что-то начал понимать…

Друзья в одиночестве поднялись по лестнице и свернули на мужскую половину. Хепри пришло в голову, что именно там они могут столкнуться с господином, но тут же ему показалось, что, скорее всего, Неб-Амон сейчас не там – он у жены…

Что он-то, маленький оборвыш и большое наказание богов, тут делает?..

Мальчики направились в комнату Аменемхета – очень похожую на ту, в которой разместили Хепри. Какое право Хепри имел обитать в такой комнате?

– Сыграем, – предложил Аменемхет, доставая настольную игру, с которой Хепри был совершенно незнаком. Хотя он не был знаком ни с какими настольными играми.

– Сенет, – таинственно шепнул Аменемхет и улыбнулся, ободряя и друга, и самого себя. – Магическая игра. Отец очень любит ее.

Хепри чуть не убрал руки за спину и не попятился при этих словах, но справился с собой.

– Хорошо, сыграем, – сказал он, садясь напротив друга. – Спасибо.

Аменемхет только закончил объяснять правила игры, как друзья услышали шаги. На пороге стоял тот самый слуга, который утром с такой ненавистью обслуживал Хепри.

– Господин требует гостя к себе, – процедил он. – Тебе велено прийти одному, – с явственным злорадством прибавил он, в упор глядя на Хепри.

– Хорошо.

Мальчик вскочил и вздернул голову, сжимая кулачки. Никто сейчас не увидит, что он чувствует! Он больше никогда не покажет страха!

На лице слуги мелькнуло разочарование, но он молча повернулся и вышел. Хепри должен был последовать за ним.

Мальчик не позволил себе даже оглянуться на друга – он как мог твердо пошел навстречу своей участи, пусть даже это смерть.

Под предводительством безмолвного слуги Хепри направился дальше по коридору, и мальчик понял, что его ведут в покои господина. Неб-Амон был намерен говорить с ним наедине.

Где ни друг, ни госпожа его не защитят.

Как будто они могли и в самом деле его защитить, если Неб-Амон вознамерится его уничтожить!

Хепри оказался не перед занавесками – перед тяжелыми двойными дверями. Около них стоял неподвижный стражник.

– Входи, – процедил слуга и показал пальцем на дверь, точно мальчик и сам не понимал, что в двери следует войти.

Подняв головку, Хепри налег ладошками на двери – конечно, никто не позаботился о том, чтобы открыть ему – и с трудом отворил их; створки скрипнули. За ними оказалась пустая комната – не пустая, конечно, полная дорогих предметов, но господина в ней не было. Перед глазами Хепри от ветерка, поднятого движением дверей, колыхалась занавесь, отгораживавшая следующую комнату – в которой, несомненно, и находился сейчас Неб-Амон.

Наверное, это нарочно так придумано, чтобы пугать.

Невольно опустив плечи и обхватив себя за локти, мальчик двинулся дальше. Перед самой занавесью он остановился и глубоко вздохнул.

Кто знает, не последний ли это вздох?

Хепри опустил голову и вошел, раздвинув плечами легкую ткань; она, будто прощаясь, скользнула по его лицу и груди и упала. Больше его нечему было защищать.

Неб-Амон сидел в кресле в глубине комнаты. Одна рука, унизанная перстнями, покоилась на подлокотнике; другую скрывало струящееся одеяние. Великий пророк Амона бесстрастно взглянул на Хепри и сделал ему знак подойти.

Мальчик подошел, склонив голову; он распростерся ниц, еще не достигнув кресла, и остался лежать. Он не знал, как еще может выразить свои чувства – глубокое почтение, страх и вину перед этим человеком, этими земными устами Амона.

– Поднимись, – сказал Неб-Амон.

Негромкий голос громом отдался в его ушах.

Мальчик встал и приблизился к креслу, не смея даже подумать о том, чтобы сесть. Он смотрел на господина дома так, как, должно быть, на него смотрели тысячи маленьких людей до Хепри – но Хепри старался вложить в этот взгляд весь свой трепет, все свое почтение и готовность повиноваться.

– Ты очень похож на своего отца, – сказал великий ясновидец. Хепри моргнул. Едва ли это можно было счесть похвалой.

– Я помню эти глаза, – сказал верховный жрец. В его голосе не появилось ни обвинения, ни задумчивости, ни улыбки, ничего, что показал бы обыкновенный человек, вспоминая приятное или тягостное прошлое.

Неб-Амон вдруг встал. Он оказался выше Хепри чуть ли не вдвое.

– И я помню, – прошептал великий ясновидец, – как глаза твоего отца выкатились от боли.

Он стал медленно обходить оцепеневшего Хепри, так, чтобы оказаться лицом к лицу с ним, но остановился.

– Ты слышишь меня, мальчик?

– Да, господин…

Явь это или сон? Отец его друга мучил его отца?..

Хепри заткнул бы уши, проснулся бы, убежал бы – но вместо этого стоял, уронив руки, и тяжело дышал. Неб-Амон присел на корточки, так что его лицо оказалось напротив лица ребенка.

– К твоему отцу применили огонь, – таким же шепотом сказал он. – Воду. Плети. Когда с ним закончили, он был похож на обугленное мясо…

– Хватит! – вырвалось у Хепри. – Прошу!..

Неб-Амон выпрямился.

– Он был такой же, как ты, – прошептал верховный жрец. – Он казался добрым… Послушным… Он был лучшим из младших слуг Амона – ты знаешь это?

Хепри смотрел на него, не в силах отвечать. “Мой отец не убийца”, – сказал Аменемхет. Это был самый ужасный убийца на свете! Он убил его отца!

– И этот добрый юноша переменился в один год, – прошептал Неб-Амон. – Зло растеклось по его жилам, как яд… Это бывает очень легко, мальчик – обращение ко злу. Ты слышишь меня?

Теперь он смотрел на Хепри словно бы с сочувствием и добротой. Тот не мог поверить. Доброта? Ведь это убийца!

Неб-Амон вдруг снова присел перед ним и положил ему руку на плечо. Хепри вырвался бы, но не мог даже шагу ступить. Он не знал, как пережил эти ужасные минуты; но они отняли у него все силы…

– Знай, – прошептал Неб-Амон. – Путь зла – самый легкий, а путь правды – самый трудный из путей. Но у того, кто следует правде, награда не отнимается… А тот, кто следует злу, бывает наказан. Ты понимаешь это?

Хепри кивнул. На самом деле он едва понимал, где он и кто он.

– Ты понимаешь, что твой отец был жестоко наказан за то, что пошел легким путем зла?

Хепри снова кивнул.

Отпусти меня, весь дрожа, думал он. Убийца!..

Неб-Амон снял свою ладонь с его плеча и выпрямился.

– Ты можешь идти, – сказал он.

Хепри стремглав выбежал, не только не пятясь, но даже не поклонившись. Он промчался мимо стражника, мимо слуги и побежал по коридору, стремясь убежать из этого дома, убежать как можно дальше от этих людей, этих убийц…

Его перехватили за плечи и остановили – маленькие крепкие руки. Аменемхет держал его, пока Хепри бился, потом крикнул ему успокоиться, и тот привычно послушался.

Осознав, кто его держит, он с ненавистью рванулся снова.

– Твой отец убийца! – вырвалось у Хепри.

– Что?..

– Как ты смеешь! – выкрикнул в гневе Аменемхет, осознав, что услышал.

– Он убил моего отца, – дрожа, пробормотал его друг.

Аменемхет несколько мгновений смотрел на него, не понимая – а потом понял. Он приблизил свое лицо к лицу Хепри и прошептал, почти с ненавистью:

– Тогда твой отец – святотатец и тот, кого не называют.

***

Неб-Амон добился того, чего добивался.

После этого объяснения и речи не могло быть о том, чтобы Хепри остался в его доме… или явился сюда еще. Чтобы сын убитого появился в доме убийцы. Или чтобы продолжил как ни в чем не бывало дружить с сыном этого убийцы – Неб-Амон готов был предстать перед этим мальчиком каким угодно, только бы отвадить его от своего наследника. Рассказав обоим детям правду в таком возрасте, когда души чувствительнее всего…

В конце концов, Хепри только бессильный мальчишка и нищий. Его ненависть и страх не имеют значения – пока. А потом… против неосмотрительных поступков в будущем Неб-Амон его предостерег.

Он знал, что мальчишка никогда этого не забудет – образа своего отца, замученного за свое преступление; никогда не забудет, что бывает с теми, кто совершает такие преступления. Он достаточно умен и чуток, чтобы правильно все воспринять.

Неб-Амон был прав – он выжег эти образы на сердце мальчика.

Аменемхет после объяснения с другом в гневе ушел в свою комнату, а переполненного ужасом, горем и яростью Хепри слуга за шиворот утащил в отведенную ему гостевую комнату – раз выбрасывать его из дома приказа не было. Ничего, праздники Амона скоро кончатся, и этот дом избавится от него. Даже если мальчишка, дрожа от страха, просидит в комнате все оставшееся время, тем лучше.

Мальчик лежал на своей роскошной кровати лицом вниз и даже не плакал – коротко, толчками дышал; его маленькое сердечко часто и очень больно билось в грудную клетку. Он видел перед собой молодое лицо своего доброго отца – лицо, искаженное мукой, а рядом его мучителя, красивого и могущественного Неб-Амона, который приказывает пытать его еще, которому безразличны его страдания. Как на земле могут жить такие люди, как этот?

Слезы побежали из глаз Хепри.

Неб-Амон говорил о добре и зле… но мальчик уже понимал, что такое добро, а что зло в его устах. Добро – это когда убивают богатые.

Зло – это когда убивают бедные.

Или когда бедные просто возмущаются и не слушаются…

И мальчик уже понимал, что нельзя говорить правду. Никто этого не делает – только маленькие дети, но Хепри уже не маленький мальчик и не может делать так. Он будет молчать, даже когда кричит его сердце.

Он так и заснул, лежа ничком, и ему приснилось то, что представлялось перед сном – искаженное болью лицо отца и лицо Неб-Амона, без всякой жалости взирающего на это. Потом верховный жрец склонился к своей жертве, красивое лицо в один миг обезобразилось, вытянулось и превратилось в морду шакала…

Хепри с криком проснулся и сел.

Он был весь в поту, сердце просто заходилось. Его окружала полная темнота – кто-то погасил светильники или они выгорели сами…

Мальчик вскочил и подбежал к двери – отпахнул занавесь и никого не увидел. Его никто не стерег.

Он зачем-то вышел в коридор – никого. Посмотрел на дверь комнаты Аменемхета – тоже никого. Неужели сына господина дома никто не охраняет?

Мальчик вернулся в комнату – мысли его путались. Он снова лег и спрятал лицо в простынях.

Хепри, ребенок, уже понимал, как невозможно его положение здесь: он в доме убийцы отца, он гостит у сына этого убийцы. Мать лгала, говоря, что не знает, кто судил отца… и Хепри теперь ее не винил.

“Жизнь такова, что приходится лгать”.

Тамит была совершенно права.

Прости меня, матушка, прошептал мальчик. Прости, что сердился на тебя… Прости, что не верил тебе…

Он снова уснул, и снова проснулся от приснившихся ему ужасов. Опять уснул и проспал допоздна – но в этот раз никто не пришел его будить и звать завтракать.

Хепри сидел неподвижно, забравшись с ногами на кровать и обхватив руками коленки. Он смотрел на дверь, но не видел ее – видел только демонов, живущих в его собственном уме, демонов, которых наслал на него вчера Неб-Амон.

Мальчик долго не чувствовал голода – но когда тот пробудился, Хепри счел ниже своего достоинства даже спрыгнуть с кровати. Пусть морят его голодом. С его отцом поступили намного хуже.

Хепри почувствовал, что уже перевалило за середину дня, когда к нему вошел слуга – не тот, другой – и поставил прямо на пол поднос с едой: белым хлебом, жарким и салатом из овощей. Первым побуждением мальчика было спрыгнуть с кровати и опрокинуть все это ногой; но он достаточно повзрослел за эту ночь, чтобы так не сделать. Хепри остался сидеть, дрожащими от напряжения руками прижимая колени к груди, пока слуга не ушел; мальчик чувствовал, как его желудок сам себя съедает от голода.

Оставшись один, он соскочил с кровати, скривившись от боли в затекших конечностях, и, присев на корточки, начал рвать зубами мясо, как звереныш. Он съел все принесенное, потом снова угрюмо бросился на кровать.

Теперь сытый и немного успокоившийся Хепри мог думать о том, кто распорядился накормить его – госпожа. Как такая добрая женщина может жить с таким… шакалом? Волком? Неб-Амон все что угодно, но не человек.

А Аменемхет – волчонок.

Хепри закрыл глаза, думая, когда наконец его вышвырнут отсюда. Ему сейчас было почти все равно, что с ним будет дальше. Незаметно он снова заснул.

Открыв глаза, он увидел, что его посуду унесли, а рядом стоит новая еда – разрезанная дыня, несколько хлебцев и вода странного цвета. Попробовав воду, он почувствовал терпкий привкус – разбавлено вином.

Мальчик вдруг чуть не сплюнул – ему в голову пришла ужасная мысль. Его же могут отравить! Конечно! Как он мог быть таким глупым!

Но ведь госпожа никогда не сделала бы так, подумал Хепри, глядя на нежную желтую мякоть, истекающую соком, и борясь с голодом. Потом голод победил. Даже если Хепри и умрет, кому станет от этого хуже?

Разделавшись с пищей, он облизнул сладкие губы и вдруг подумал, что следует поблагодарить госпожу. Поклониться. Она такая добрая, каких и не бывает…

Но разве Хепри может выйти отсюда и поискать встречи с госпожой?

Маленький заключенный опять лег и, перевернувшись на живот, мрачно облокотился на кровать и стал смотреть перед собой. Он мог бы снова заснуть, чтобы скоротать время, но сон не шел – напрасно Хепри выспался днем.

Но потом он так и заснул – положив голову на руки.

Проснулся мальчик от прикосновения к плечу. Отбиваясь, подскочил и повернулся, пытаясь ударить невидимого и неведомого врага, но кулак хватил по воздуху.

– Это я! Прекрати!

– Аменемхет?..

Радость, почти счастье от осознания этого сменились гневом и отвращением.

– Уходи! Я не хочу тебя видеть! – шепотом крикнул Хепри и, бросившись лицом вниз, замер. Ему было наплевать, что с ним за это сделают.

– Послушай меня!

Аменемхет силой перевернул его на спину, а потом вдруг вспрыгнул на кровать и уселся ему на живот. Неожиданно, ловко и крепко.

Хепри изумленно забился, потом замер. Вот такие ловкачи и бесстыдники, наверное, и становятся господами.

Мальчик снова дернулся, но Аменемхет перехватил его взметнувшиеся руки и стиснул их так, что чуть не сломал.

– Ты выслушаешь меня, – с яростью прошептал он. – Я не позволю тебе меня унижать!

Глаза его горели в темноте – молодой волк.

– Ну конечно… господин… – задыхаясь, пробормотал Хепри.

– Ты мой друг, и я тебя люблю, – сказал Аменемхет. Хепри усмехнулся, отвернувшись – это он еще мог, хотя его и не пускали.

– Я понимаю твое горе и ярость, – сказал Аменемхет.

– Да что ты можешь пони…

Аменемхет заглушил его крик, навалившись всем весом и зажав рот ладонью; другая его рука давила Хепри на горло.

– Успокойся! Ты добьешься, что тебя действительно убьют!..

Когда Хепри кончил биться, он отнял руку.

– Молодец, – прохрипел мальчик, когда его рот освободили. – Ты достойный сын своего отца…

– Да, – яростным шепотом крикнул ему в лицо Аменемхет. – Мой отец исполнил свой долг! А я пытаюсь защитить тебя, глупец, я тебя люблю!

– Я же сын преступника, – пробормотал Хепри. – Не пачкайся об меня…

Аменемхет с яростью встряхнул его за плечи.

– Стань уже мужчиной! – шепотом воскликнул старший мальчик. – Я не отворачиваюсь от тебя из-за твоего отца, и ты не можешь осуждать меня за моего! И мой отец прав!

– Ну конечно, – прошептал Хепри. – Слезь с меня… господин…

Аменемхет покривился, но освободил его.

– Да, он прав, – сказал мальчик, отворачиваясь. – Он служит закону.

Хепри глядел ему в спину и думал: что сказал бы Аменемхет, если бы это отец Хепри казнил его отца. Стал бы он так яростно отстаивать законы… которые пишутся, несомненно, такими людьми, как Неб-Амон?

Аменемхет пошел к двери, потому что Хепри больше ничего не говорил. У самой двери сын господина дома остановился.

– Ты мой лучший друг, – сказал Аменемхет, обернувшись. – Но мое терпение не бесконечно.

Утром Хепри разбудили рано и сказали, что пора возвращаться в школу. Мальчик хлопал глазами, глядя на невозмутимого слугу – он говорил с ним так, точно ничего не произошло!

Потом вспомнил, что нужно учиться лгать, и кивнул. Конечно, все что угодно. Он только кротко попросил, чтобы ему вернули его вещи – свитки и ту набедренную повязку, в которой он приехал сюда…

Слуга принес ему свитки, как оказалось, бережно сохранявшиеся, а вместо старой повязки роскошный схенти. Не нужно было говорить, от кого.

“Он хочет, чтобы я понял, что виноват?”

Не дождется!

Его проводили вниз – ни госпожи, ни девочки Хепри так и не встретил. И хорошо. Его вывели в сад, и мальчик увидел уже готовые носилки и свиту.

Он ужасно надеялся, что нигде не встретит Неб-Амона. Иногда мальчику казалось, что, увидев его, он не выдержит и уничтожит себя: бросится на этого человека, и тогда Хепри убьют. Но ему повезло.

Он увидел только подходящего к нему Аменемхета, а с яростью на него Хепри мог справиться, даже скрыть ее совсем.

Хепри был сыном не только своего отца, но и своей матери.

– Садись в носилки – поехали, – хмуро приказал Аменемхет. Хепри вяло кивнул.

Он забрался в носилки и закрыл глаза; почувствовав, что юный господин сел рядом, не шевельнулся и не взглянул на него. Он втайне надеялся, что на него рассердятся и выгонят, но Аменемхет все понял и промолчал.

Будь ты проклят со своей чуткостью и добротой.

Когда настала пора выходить, Аменемхет все же тронул его за плечо.

– Вставай.

Хепри так же вяло кивнул и вылез. Он почему-то уже ничего не боялся и ничего не хотел – только никогда больше не видеть этого сытого волчонка, притворяющегося агнцем… до поры. Потом он вырастет и станет таким же, как его отец.

========== Глава 42 ==========

Аменемхету действительно казалось, что он понимает все.

Он пытался вообразить чувства сына казненного преступника… горе, гнев, жажду отмщения… и жалел своего друга, ему было больно за него; но все эти воображаемые сыновние чувства Аменемхета были притуплены сознанием того, что отец Хепри – святотатец. Разве можно такого отца, которого, к тому же, Хепри совсем не знал, сравнивать с Неб-Амоном? Как можно их сопоставлять – преступника и судью, преданного своему долгу? Разве это Неб-Амон виноват, что отец Хепри совершил преступление?..

Аменемхет знал, что придет время – и он займет место отца и будет вершить приговоры Амона. Может быть, жестокие. Но это необходимо, иначе все преступники будут творить что хотят.

Сам себе мальчик казался очень великодушным и понимающим – и он наслаждался своей добротой, когда прощал Хепри его грубость и отчужденность. Он надеялся, что его друг одумается и поймет, что если Аменемхет не сердится на него за преступление его отца, которое, к тому же, может бросить тень на самого Аменемхета, то Хепри тем более не может сердиться на Аменемхета за то, что это его отец вынес приговор… справедливый приговор.

Будущий жрец знал, что осквернение священных мест – очень тяжкое преступление, за которое положена мучительная смерть и вечное забвение. А Хепри, сын такого отца, жил и учился наравне с сыновьями порядочных людей, и даже назван был в честь преступника – кто-то позволил это! Неужели Хепри не благодарен? Как можно не испытывать благодарности за все эти милости?

Но Аменемхет готов был простить и это.

Он любил своего маленького товарища, как никого из прежних благополучных друзей, и готов был сделать для него очень много. После ссоры в доме Неб-Амона Аменемхет некоторое время из гордости и осторожности не подходил к Хепри, ожидая, что тот подойдет сам. Этого не произошло – малыш обиделся очень крепко.

Тогда Аменемхет сам стал избегать его и привлек к себе старых приятелей – он никогда не испытывал недостатка в тех, кто желал бы с ним дружить. Неудивительно. Но Аменемхет знал, чего стоит такая дружба… он всех этих угодливых друзей, ищущих возвышения за его счет, отдал бы за одного маленького Хепри.

Только теперь Аменемхет понял, как любил его. Это был настоящий сердечный друг – тот, с кем можно говорить обо всем, кто помолится за его недужную мать и не порадуется за его спиной его бедам. Хепри был очень умен для своих лет, Аменемхет сейчас признавал, что такого глубокого ума в его возрасте не имел.

Пожалуй, мальчик даже подошел бы к старому другу сам – но теперь уже его удержала гордость. Почему он должен набиваться в друзья тому, кто этого не хочет! И Аменемхет полностью вернулся к той жизни, которую вел до появления в храме Хепри – играл с приятелями, оставаясь приветливым со всеми, но никого не приближая к себе больше других… как юный милостивый, но мудрый царь… много читал и с удовольствием учился… упражнял свое тело… но все эти занятия не давали прежнего удовлетворения. Сердце, научившееся братской любви, теперь требовало ее как насущной пищи.

И Аменемхет сдался.

А может быть, сдались оба – их уступка друг другу оказалась одновременной. Хепри за столом шепотом попросил Аменемхета напомнить ему молитву, которую он подзабыл, и Аменемхет с радостью воспользовался возможностью примирения. Из-за стола они вышли уже почти друзьями – во всяком случае, больше не врагами, какими были почти месяц.

Пока они не общались, Аменемхету состригли локон юности, и теперь он еще больше напоминал того, кем должен был стать – жреца. Теперь он еще больше чувствовал, что в этом его призвание.

– Ты очень похож на отца, – горько прошептал Хепри, давно заметивший эту перемену.

Аменемхет кивнул.

– Отец не злодей, – прошептал он в ответ. – Прошу тебя, поверь. Законы – установления Маат, и Неб-Амон только слуга…

Хепри кивнул; его рот скривился, но он ничего не сказал. А Аменемхета это выражение боли и подавленного гнева успокоило. Он раньше подумывал, что Хепри может попытаться отомстить, хотя это было и не свойственно ему – так действовать. Хепри был добр и искренен.

Но горе и гнев могут изменить любого.

Аменемхет был рад, что с его другом такого не произошло. Он был просто счастлив, что не лишился своего товарища – ведь он нуждался в нем куда больше, чем показывал и даже себе признавался.

Ночью они снова долго шептались – как бывало когда-то, а потом оба заплакали и обнялись. Аменемхет попросил прощения, хотя ему не за что было извиняться. Но он чувствовал, что это нужно.

Хепри не сказал, принимает ли его извинения – вообще ничего не сказал; Аменемхет не сердился. Он все понимал. Его друг страдал всю жизнь, гораздо больше самого Аменемхета, хотя был его младше.

Аменемхет заметил, что за этот месяц плечи друга снова сгорбились, и первым предложил возобновить упражнения, которые они делали раньше вместе. Хепри смутился и быстро отказался, напомнив, что теперь это нельзя, ведь его отцу все известно…

Об отце Аменемхета оба избегали говорить, и это напоминание вызвало острую, как зубная, боль. Но Аменемхет мог утешить друга – он сам был теперь достаточно искусен, чтобы учить Хепри без помощи и даже ведома учителей.

И Хепри с радостью и благодарностью согласился.

Они снова стали близки, и с удовольствием отмечали, как растут и умнеют – на глазах. Когда прошел год с Опета Амона, девятилетний Хепри отважился навестить свою мать, сам, один.

Аменемхета несколько встревожило это – и он тут же пристыдил себя за подозрения. Ведь ни Тамит, ни Хепри не преступники и не злодеи. За Хепри он мог поручиться – он знал его сердце как свое собственное. И уж никогда он не пойдет на предательство!

Скорее на предательство способны те высокомерные мальчишки, дети знатных отцов, которые при всей своей заносчивости с гораздо большей легкостью, чем Хепри, предлагают себя в друзья. Аменемхет уже понимал, сколько зла могут таить сердца богатых. Они изменят так же легко, как подружатся, а их сердца не открываются никому…

***

– Мать, тебе очень тяжело жить? – хмуро спросил Хепри.

Он сидел и смотрел на эту женщину, которая когда-то казалась ему самой красивой на свете. Той женщине он никогда бы не задал такого вопроса. А этой…

Тамит присела перед ним на корточки, и мальчик отчетливо увидел ее сухую кожу, ее морщинки. Она все еще была красива, но уже не была молода. О мать. Кто обрек тебя на это?

– Ты знаешь все сам, – внимательно глядя ему в глаза, ответила Тамит и погладила его по щекам – теперь он чувствовал, какие грубые у нее пальцы. Подержав и поцеловав руку госпожи Ка-Нейт…

– Что произошло между тобой и маленьким царевичем? – спросила Тамит, положив руки ему на колени.

Хепри улыбнулся.

– Я знаю все, матушка. Это Неб-Амон судил и казнил моего отца. Это он лишил меня отца, а тебя – мужа, дома и молодости…

Тамит крепко обняла его.

– Ты так вырос, так поумнел… ты такой смелый!

Они долго не выпускали друг друга из объятий, а потом Тамит взглянула ему в глаза.

– Ты все еще живешь рядом с Аменемхетом?

Сострадание вдруг исчезло из глаз Хепри, и он быстро отступил.

– Матушка, он мой друг, – глухо сказал мальчик. – Ты понимаешь? Не говори слов, которые я тебе не прощу.

Тамит вскочила на ноги.

– Это ты ничего не понял, ничего! – шепотом воскликнула она. – Раб! Ты рожден быть рабом и целовать ноги таким убийцам!..

Хепри шагнул к ней, и на один миг напомнил ей другого Хепри – того, который очень любил ее, но ударил по лицу и мог убить…

– Он совершенен как бог, – процедил ее сын. – Он красив, умен, добр и смел. Он щедр, мама… и великодушен. Он снова… снова стал дружить со мной после того, как я все узнал…

– Простил? – спросила Тамит. Она отвернулась, и рот ее дернулся. – Тебе не противно от самого себя?

Хепри промолчал, опустив голову. Он не хотел будоражить в своем сердце то, что уже давно загасил.

– Мне противно, – сказал мальчик, когда она думала, что сын уже не ответит. – Конечно, быть нищим и униженным противно, мама. Но предателем быть противней… Я люблю моего друга, он достоин этого как никто…

– У тебя никогда не болит живот от его сладости? – спросила Тамит. – Тебе не кажется, что боги несправедливы… или ты просто такой трус, что не смеешь об этом думать?

– Трус? – воскликнул Хепри. – Чем я стану, если буду завидовать всем, кто лучше меня? Да, он лучше меня, и хорошо!..

– Ты раб, – сказала Тамит.

Хепри пожал плечами и покраснел.

– Пусть так.

И тут мать вдруг приблизилась к нему и прошептала в ухо, сжав его плечи будто когтями:

– Хочешь, я предскажу тебе твою судьбу? Ты закончишь школу – думаешь, будешь жить хорошо? Кто сказал тебе, что школа вознесет тебя?

“Симут, четвертый хему нечер”.