Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 59 страниц)

– Значит, мой брат лишен наследства, как и его будущие дети, и Аменхотеп, – пробормотала она. Лицо ее потеряло здоровые краски, располневшая грудь колыхалась, вместе с располневшим животом, и Менкауптах испугался за жену. Но он не смел вмешиваться.

Он знал, что сейчас жена будет кричать – Менкауптах видел это однажды, и не забыл до сих пор; но приготовился к намного худшему. Он не смел останавливать грядущую бурю, чтобы никоим образом не повредить Меритамон, которая могла только хуже раскричаться. Ведь она должна избегать всяческих волнений!..

Менкауптах готов был начать умолять жену смириться с волей отца. Сам он, узнав правду о старинном друге, преисполнился к нему отвращения. Он не понимал, как можно было поступить иначе, чем поступил со своим сыном мудрейший верховный жрец: разве заслуживают такие сыновья того, чтобы наследовать таким отцам?..

Но каким-то образом молодой заклинатель Амона понял, что нельзя все это говорить супруге. Он с трепетом следил, как Меритамон все быстрее и быстрее мерит шагами комнату, как сжимаются ее руки, как сужаются и раздуваются ноздри, учащается дыхание…

А потом вдруг жена повернулась к нему и расхохоталась.

– Правильно! – воскликнула она. – Прекрасно сделал отец!

Меритамон плюхнулась Менкауптаху на колени. А потом вдруг опять расхохоталась над его перепуганным видом и, схватив за аккуратные уши, чмокнула супруга в лоб.

– Давай приляжем, – с улыбкой сказала она. – Ведь ты этого хотел?

Менкауптах открыл рот.

Он не знал, что такое делается с женой – может быть, это ребенок в ее животе сводит ее с ума? Но Меритамон, продолжая улыбаться, крепко обняла мужа и прижалась к его губам поцелуем, который вымел из его головы все мысли. Они стали целоваться, как будто любили друг друга превыше всего на свете. Потом упали рядом, и Меритамон первая стащила одежду с себя и с мужа.

Это было лучшее, что они испытывали за всю свою супружескую жизнь – даже лучше того раза, когда Меритамон подучила искусница Тамит…

Счастливый Менкауптах улыбался жене; он хотел поблагодарить ее, но не находил для этого слов. А Меритамон чуть не сказала, что любит его.

Это было бы поступком, более всего соответствующим Маат; но Меритамон такой шаг почему-то показался ложным. Греховным. Вдруг она увидела перед собой темные тревожные глаза, полные любви и боли, сменившиеся земляно-смуглой спиной…

Меритамон сжала губы и повернулась спиной к мужу.

***

Аменемхет солгал сестре насчет неотложных дел – конечно же; просто он выведал все, что хотел и мог. Больше ему бы не показали. Менкауптах был глуп, и как ни сдерживала его жена, проболтался своему гостю.

Аменемхет был почти уверен теперь, что отец переписал свое завещание на сестру или на Менкауптаха. Конечно! Аменемхет низок!.. Аменемхет уронил себя, он сделался позором своего отца, обесчестил память своей святой матери; он не заслуживает того, чтобы жить…

Вы еще увидите, кто чего заслуживает, пробормотал молодой господин. К сестре он приехал на колеснице; и обратно так несся в ярости, нахлестывая коней, что чуть не задавил какого-то простолюдина, сунувшегося под копыта. Аменемхет огрел его кнутом, и с удовольствием увидел, как мужик валится ему под ноги, не смея прикрыть кровавый рубец, украсивший его рожу.

Приехав в усадьбу, Аменемхет швырнул поводья в лицо слуге и, соскочив с колесницы, стремительным шагом направился в дом.

Он взбежал вверх по лестнице и, никем не останавливаемый – никто не смел – направился прямо в покои отца.

У дверей спальни больного сидел врач Уну, который без колебаний преградил молодому господину дорогу.

– Нельзя!

Аменемхет отшвырнул слабого старика одной рукой; врач ударился плечом и головой о стену и сполз на пол, потеряв сознание. Аменемхет подумал, не убил ли его – жаль, если не так. Он ворвался в спальню и кинулся к ложу больного; он навис над отцом во всей своей силе, во всей благородной ярости.

– Как ты посмел?..

Неб-Амон приподнялся; он смотрел на своего преступного сына без страха, и Аменемхет чуть не бросился на него при виде такого спокойствия.

– Как ты посмел так обойтись со мной? – выкрикнул Аменемхет, сдерживаясь из последних сил.

Неб-Амон, не отвечая, встал, и Аменемхет отступил, не ожидая, что отец еще может вставать. И больной вдруг с такой силой ударил сына по лицу, что Аменемхет вскрикнул и отлетел к прикроватному столику, сшибив его и всю стоявшую на нем посуду.

Неб-Амон наклонился над ним, похожий на ходячего мертвеца. Удар отнял у него все силы, но в его взгляде сейчас горела такая власть, что Аменемхет, не смея даже встать, скорчился, прикрывая руками свое сильное тело, которое так любил…

– Я жалею об одном, преступник, – прошептал Неб-Амон. – Что я слишком слаб, чтобы покарать тебя как должно – лишение наследства слишком мягкое наказание для такого, как ты…

Он вдруг со стоном отступил и упал на постель, и остался недвижим. Аменемхет в страхе поднялся, думая, что отец умер.

– Я могу заставить тебя переписать завещание! – приглушенно воскликнул он, глядя на эту фигуру, которая все еще внушала ему благоговение – великий первый пророк бога, с которым, несмотря на всю немощь Неб-Амона, молодой силач и красавец Аменемхет не мог сравниться сейчас и не сравнится никогда…

Неб-Амон ничего не ответил на слова сына, лежа с закрытыми глазами. Словно его безмерно утомило все, и выкрики этого молодого злодея только раздражали жреца, а не пугали.

– Я могу тебя заставить, – прошептал Аменемхет, склоняясь над больным.

Неб-Амон как будто только сейчас услышал это – он улыбнулся.

Невозможно было поверить, что когда-то этого человека называли одним из первых красавцев в стране.

– Каким образом ты сделаешь это? – прошептал великий ясновидец.

– Ты знаешь, – тихо сказал сын, и склонился совсем низко, словно для объятия или утешительных слов. Но вместо этого Аменемхет взял отца за горло.

– Прикажи переписать завещание – немедленно, – прошептал он. – Слышишь?

Неб-Амон не перестал улыбаться, даже почувствовав на своей шее руку сына, грозившую ему смертью – как будто именно этого он давно уже ждал.

– Сожми пальцы и убей меня, – прошептал он. – Когда ты сделаешь это и выйдешь из моих покоев, тебя схватят и предадут мучительной смерти…

Это была правда.

Юноша отнял руку, и улыбка Неб-Амона превратилась в гримасу сожаления – как будто он сам хотел, чтобы сын довершил начатое, и избавил отца от мучений, а землю от такого гнусного злодея, как Аменемхет.

Или он испытал облегчение оттого, что сын все-таки еще не погиб окончательно…

– Уходи, – просипел верховный жрец. – Пришли ко мне врача. Подумай о моей воле – это самое справедливое, что я мог сделать для тебя, и ты это поймешь, если для тебя еще есть надежда на спасение…

И Аменемхет, сам не зная почему, вдруг поклонился человеку, лишившему его будущего. Потом вышел, сдерживая шаг, чтобы не шуметь. Врач снова сидел за дверью, и его взгляд вдруг остановил юношу – словно Уну спрашивал глазами о том, что Аменемхет только что чуть не совершил…

Молодой господин показал на дверь.

– Отец зовет тебя, – сдавленным голосом сказал он, и медленно и понуро, точно что-то держало его ноги, направился в собственную спальню.

Там он бросился на кровать и зарыдал как ребенок – он ненавидел себя; но еще больше он в этот миг ненавидел отца. Юноша сам не сознавал, за что – за то духовное превосходство, которого у Неб-Амона не могла отнять ни болезнь, ни старость, ни даже смерть.

Когда слезы кончились, Аменемхет утерся своей белой простыней – на ней остались черные, рыжие и зеленые разводы от краски, которую молодому человеку сегодня с таким тщанием наложили на лицо. Потом господин дома встал и быстро подошел к шкафчику, где хранил яд, полученный от Тамит.

Он сел на кровать и уставился на глиняный сосуд, лаская кувшинчик с отравой, точно это была его возлюбленная.

========== Глава 61 ==========

Тамит жила в страхе и полной неизвестности.

Она снова почувствовала, насколько она ничтожна – и как коротко ее время. У нее были и масла, и притирания, и краски, и слуги… а еще было зеркало, говорившее ей жестокую правду. Иногда Тамит выносила его в сад, куда ее все еще пускали: она выходила ненакрашенной, и под лучами дневного солнца видела, что старится, несмотря на все свои ухищрения.

Да, Тамит была необыкновенно красива и необыкновенно хитра, и только это делало ее сильнее увядающих ровесниц и даже молоденьких женщин. Но она знала, что во второй раз ей такая удача – разжечь огонь в сердце и чреслах знатного мальчишки – уже не выпадет.

Знатные мальчишки предпочитают знатных девочек.

Только бы удержать того, которым Тамит владеет сейчас… удержать хотя бы до тех пор, пока он не вернет ей свободу; ну а потом, если ей будет сопутствовать удача, она еще сможет прибрать к рукам все то, чем владеет он. Старая хищная птица… так ее когда-то назвал Хепри. Да. Старая хищная птица еще сможет расклевать внутренности нежных молодых ягнят. Даже Аменемхет пока – ягненок, он не представляет себе, на что способна его возлюбленная.

Но Аменемхет опять перестал к ней приходить, и с каждым днем Тамит все больше боялась, что ей принесут яд. Или убьют во сне. Или вытащат отсюда и кинут в реку… хотя именно такой, наверное, будет ее участь, независимо от того, какой смертью она умрет.

А вскоре Тамит испытала новое потрясение, заставившее ее забыть обо всех прежних страхах… и отдаться новым опасениям и надеждам.

Она снова была беременна.

Весь день после того, как Тамит обнаружила это, она не выходила из комнаты – мерила ее шагами, кидалась на постель, заходясь то смехом, то слезами; отослала еду и не позволяла служанке даже подступиться к себе, чтобы помочь умыться и причесаться. Тамит так боялась, что кто-нибудь из людей поймет, в чем дело… Она не знала даже, как сама будет действовать – не то что как поступят ее враги…

Врач действительно был способен отравить ее вместе с этим вторым ребенком: однажды переступив запрет причинять вред, он уже не поколеблется. Тем более, что речь о такой преступнице, как она.

А Аменемхет? Может быть, он ее забыл?

Тогда ей останется только покончить с собой – хотя посмертная участь таких людей ужасна; но Тамит знала, что ее посмертная участь и так будет ужасна.

Но Аменемхет ее не забыл.

Тамит недооценила свою силу и его страсть – Аменемхет пришел к ней через два месяца после той великолепной ночи, когда его любовница, должно быть, и зачала…

Юноша ворвался в комнату, не заботясь о том, чтобы не шуметь; он оторвал Тамит от пола и закружил, целуя ее и смеясь. Потом остановился, счастливо глядя ей в лицо.

Тамит смотрела на любовника сверху вниз, положив ладони на его широкие золотистые плечи, и изумлялась: неужели он не видит, кого держит на руках? Неужели не видит ее морщин, складок на шее, обвисшей груди?

Аменемхет поставил женщину на землю и крепко поцеловал.

– Отец опять разболелся, – с ликованием сообщил он. Тамит улыбнулась, отведя взгляд. Хорошо, что Аменемхет не может слышать своих слов чужими ушами.

– Вот как? – спросила она, напряженно раздумывая: когда сказать ему, что она беременна. Может быть… сейчас? Может быть, самое время?

– Что ты замолчала? – с обидой спросил молодой человек. – Ты разлюбила меня?

Разлюбила.

Тамит не знала сейчас, любила ли когда-нибудь кого-нибудь, кроме себя. Неужели Аменемхет ее любит? Счастливец!

А может, несчастный, потому что лишился ума. Но любовь хороша тем, что ослепляет, как солнце… Аменемхет и вправду не видит ее морщин, опустившихся грудей и уголков губ…

– Я беременна, – спокойным голосом сказала женщина.

Молчание было долгим – Тамит напряженно смотрела в сторону, сжимая руки так, что кольца все сильнее врезались в кожу.

Потом Аменемхет переспросил:

– Что?

Тамит резко обернулась, готовая разгневаться; хотя она была совершенно беспомощна. Слабая женщина! Всего только женщина! Ей приходилось напрягать все свои способности и всю изворотливость, чтобы люди об этом забывали…

Аменемхет приблизился к ней и обнял, и стал нежно целовать ее стареющее лицо. Тамит закрыла глаза. Ей казалось, что юношеские ласки возвращают ей молодость.

– Я говорил, что буду рад этому, – прошептал Аменемхет. – И я рад.

Последнее он произнес с вызовом. Тамит прекрасно поняла – кому.

Женщина отстранилась и улыбнулась, подняв подбородок.

– И? – спросила она.

Аменемхет отвернулся, кусая губу; решимость в больших черных глазах сменилась страданием. Тамит сжала кулаки.

– Твой семейный отравитель может снова попытаться убить меня! – приглушенно воскликнула она. – Сделай так, чтобы Уну стал не нужен!

Аменемхет усмехнулся.

– Самому отравить отца?

– Да, – заявила Тамит. – Или немедленно убей меня и свое дитя.

Аменемхет взглянул на нее; он поднял руку к ее шее… Тамит ждала, полураскрыв рот, запрокинув голову и подставив горло…

– О, мы прокляты!.. – воскликнул ее любовник и выбежал; Тамит показалось, что она слышала рыдание.

Женщина упала ничком на постель и стала шепотом повторять: или Неб-Амон, или я, или Неб-Амон, или я… Чем Неб-Амон лучше? Он такой же убийца, только богатый… Но даже богатые убийцы бессильны против богов…

Аменемхет сразу после того, как покинул гарем, направился в свою спальню. Он вытащил кувшинчик с ядом и сунул за пояс; потом пошел к отцу.

Около дверей его спальни стояла стража. Аменемхет не остановился, как будто не видел ее, и его чуть не оттолкнули с дороги.

Молодой человек поднял голову – он не боялся двоих вооруженных людей. Он уже ничего не боялся.

– Я господин дома, и я иду к моему отцу, – заявил Аменемхет. – Отойдите.

Они отошли. Аменемхет почему-то знал, что так будет; он угрюмо улыбнулся и вошел. Скользнул рукой по сосуду с отравой в своем схенти.

“Потеряет достоинство верховного жреца… может быть, лишится разума…”

Неб-Амон неподвижно лежал в постели, руки покоились на груди. Эти руки, как и лицо его, так усохли, что Аменемхет чуть не подумал, будто все уже кончено. Но почему тогда над верховным жрецом сидит врач?

Уну поднял голову.

– Уходи, – сказал он, даже не слишком внимательно глядя на молодого господина. Он думал только о старом господине и любил только его…

Кажется, этот старик взял за правило так ко мне обращаться, подумал Аменемхет. Ну ничего! Он узнает своего господина!

– Оставь нас одних, – приказал он врачу. – Я должен поговорить с отцом вдали от чужих ушей.

Уну встал.

– Вот как?

Теперь он смотрел очень внимательно.

Аменемхет некоторое время выдерживал взгляд старика, потом сказал:

– Ты и вправду думаешь, что я способен погубить свою жизнь и душу?

Уну покачал головой.

– Думаю, что способен, – негромко ответил он. Этот бритоголовый целитель в белых одеждах сейчас как никогда походил на целителя душ – жреца.

– Опасаюсь, что ты уже это сделал, – сказал Уну.

Аменемхет сжал руки.

Он чуть не бросился вон от огромного стыда, ужаса, раскаяния… но вспомнил о Тамит и ее ребенке. Почему он преступен, а Уну, пытавшийся убить его любимую, – нет?

– Убирайся, – приказал Аменемхет. – Немедленно!

Уну чуть улыбнулся, потом поклонился, прижав руку к груди. Лицо его не выражало уже ничего… а Аменемхет подумал, что этот старик очень опасен.

Врач вышел, занавеска за ним упала, и Аменемхет остался наедине с отцом.

Он сел рядом с ним, по лицу его текли слезы. Аменемхет любил этого человека… когда-то он поклонялся ему, почитал его превыше всех…

Он взял Неб-Амона за руку, и глаза отца открылись. Юноша не знал, видит его верховный жрец или нет.

– Дай мне воды, – вдруг четко произнес великий ясновидец. – Она в кувшине на столике – налей в кубок.

Аменемхет встал и немедленно выполнил просьбу. Рука его дрожала, и часть воды выплеснулась на столик; кубок наполнился.

Неб-Амон лежал с закрытыми глазами.

Аменемхет потянулся к своему поясу и извлек яд. Вытащил пробку из сосуда, и тут отец открыл глаза и повернул голову.

Аменемхет ожидал, что он задаст вопрос… но Неб-Амон ничего не сказал. Только опустил веки снова, как человек, который смертельно устал.

Смертельно.

Яд облачком пепла осел на поверхность воды, потом опустился на дно. Аменемхет взболтал воду; он был уверен, что отец понимает все. Но почему Неб-Амон не зовет на помощь? Почему не проклинает сына?

Ах, да разве это важно?

“Может быть, лишится разума…”

Рука немного дрожала, когда сын подносил яд отцу, но вообще Аменемхет вполне владел собой. Он даже не думал, что убить отца окажется… так легко.

– Ты закончил? – спросил Неб-Амон, приоткрыв глаза. Он смотрел не на сына, а в небо. – Это все?

– Да, – твердо ответил Аменемхет.

Отец осторожно взял у сына кубок.

А тот все думал: неужели великий ясновидец и вправду повредился умом?

– Я принимаю это как услугу, – прошептал Неб-Амон. Он посмотрел Аменемхету прямо в глаза – и тот увидел во взгляде отца ясное, как вода, понимание происходящего. Аменемхет открыл рот, чтобы остановить отца, но тут Неб-Амон опрокинул кубок и в несколько глотков выпил яд до дна.

Аменемхет заглушил свой вопль, глубоко засунув руку в рот. Он рыдал. Кубок выпал из пальцев Неб-Амона и со стуком подкатился к ногам убийцы; а жертва бездыханной упала на постель.

Всхлипнув, молодой человек приблизился к ложу, приготовившись принять смерть отца и свое преступление, но тут Неб-Амон прошептал:

– Позови врача.

Аменемхет опрометью кинулся вон из комнаты, крича:

– Отец умирает! Нужен врач! Уну!..

Старик, не тратя время на возгласы и жесты, бросился в спальню господина. Аменемхет, рыдая, повалился на пол, царапая ногтями свою грудь.

Вот рядом послышался пронзительный крик какой-то служанки; потом заплакали и забегали люди дома. Врача все не было. Молодой господин в этот миг готов был принять самую ужасную смерть за то, что он совершил; ему казалось, что вот-вот какой-нибудь бог поразит его слепотой, или у него отнимутся руки и ноги, или его постигнет та же болезнь, которая истерзала отца и убила мать…

Вышел врач, и все стихло, даже вопли женщин.

– Он умер, – сказал Уну.

Затих даже рыдающий Аменемхет.

А врач в тишине приблизился к молодому господину и, наклонившись, взял его за плечи и посмотрел ему в глаза.

Аменемхету казалось, что Уну сейчас плюнет ему в лицо, а потом выдаст страже.

Но тот отнял руки и молча отступил.

– Позаботься о своем отце… господин, – сказал Уну.

========== Глава 62 ==========

Меритамон почувствовала, что случилось, когда сидела с мужем в столовой. Она взялась за живот – шесть с половиной месяцев – и встала с места.

– Что такое? – спросил Менкауптах.

Он встал и заключил жену в объятия, точнее – ее стан, который так заботливо оберегал. Меритамон посмотрела мужу в глаза.

– Отец умер, – сказала она.

Менкауптах застыл на мгновение, потом спросил:

– Как ты узнала?

Он не сказал, что не верит ей.

– Должно быть, мне нашептал какой-нибудь бог, – ответила Меритамон. – Но это так, муж мой… Великий ясновидец умер…

Она будто впервые поняла значение этих слов; госпожа уткнулась мужу в плечо и заплакала. Она плакала и все не понимала до конца, какая беда пришла к ним, сейчас ощущая только, что опора, поддерживавшая их ноги, исчезла. Столп, подпиравший их крышу, срублен. Или эта казавшаяся такой надежной крыша сорвана ветром времени, и их беззащитные головы открыты дыханию пустыни и иссушающему солнцу.

Они все были под защитой этого человека, даже преступный Аменемхет.

– Брат, – сказала Меритамон, и вдруг утерла слезы.

Несмотря на постигшее их бедствие, она обнаружила, что может владеть собой – Меритамон давно готовилась к нему. А Аменемхет ее очень тревожил.

– Брат сейчас с отцом, – сказала она. – Он один заботится о доме и его теле. Нужно приехать к нему и помочь…

Ее голос прервался слезами, она кашлянула и отвела взгляд. Глубоко под скорбью по отцу сидел страх за себя и брата… это сейчас было главное… Брат и наследство, брат и его любовница…

Неясные, но грозные опасности, от которых, однако, никак нельзя было бегать – нужно было встретить их лицом к лицу, как можно скорее.

– Поедем вместе, Менкауптах, – сказала Меритамон. – Прикажи, чтобы собирали твои вещи.

Менкауптах, не возражая, кивнул и вышел. Он поражался спокойствию жены – она плакала по самым пустячным поводам; а сейчас, когда должна была бы рвать на себе волосы и вопить, казалось, окаменела.

Он не знал, что это горе – как рана, нечувствительная в первые мгновения; потом боль охватит все тело… Это горе было слишком велико, чтобы осознать его вот так сразу. Менкауптах даже сам еще, сердцем, хорошенько не понимал, что означает суета, в которую его вовлекла жена, что это такое – смерть великого ясновидца.

Он потер шею и ощутил непрошеные слезы в глазах и горле. Сглотнул их. Нет, он не будет плакать, он мужчина и должен оставаться сильным и спокойным.

Менкауптах сам еще хорошенько не понимал, зачем это ему понадобится.

Быстрым шагом, опустив голову, вошла Меритамон – она тоже прятала слезы. Или боялась, что если заговорит с мужем, разрыдается так, что ее будет не остановить…

– Готов? – сдавленным голосом спросила она.

Менкауптах кивнул. Он боялся отвечать – он видел большой живот жены.

– И я готова. Твои родители знают, – сказала Меритамон. – Я сообщила им о том, что случилось.

– И они поверили? – воскликнул Менкауптах, вдруг осознав, что весь этот шум из ничего: жена не получала никаких горестных известий из дома Неб-Амона, вообще никаких известий. Отчего она вдруг сделалась провидицей? Может, это только вздорные фантазии…

– Они поверили, – серьезно сказала жена. – Твой отец, второй пророк Амона, сказал, что он приедет к отцу следом за нами, когда подготовится должным образом… Он очень опечален…

– Что ты за провидица? – воскликнул Менкауптах, почти возмущенный этой новой способностью жены.

Меритамон криво улыбнулась и не стала утруждать себя ответом. Ей просто нельзя было сейчас говорить.

– То, – обернувшись, позвала она свою некрасивую и немолодую служанку. – Идем.

– Да, госпожа, – ответила То. Она плакала не таясь, ей было можно – То не умрет от своего горя…

Молодые господа быстрым шагом, не переговариваясь и не переглядываясь, покинули дом. Снаружи их ждали носилки, одни на двоих, по распоряжению Менкауптаха. Не столько ради себя, сколько ради жены. А еще он отрядил нескольких слуг-мужчин, помимо служанки То, чтобы сопровождать носилки – не столько ради себя, сколько ради жены. Им руководила потребность защитить ее от чего-то, что ждало их в доме Неб-Амона.

В носилках Меритамон, тяжелая от своего бремени и от усталости, прижалась к плечу мужа – такая же каменно-спокойная; но потом легла головой ему на колени и заплакала. Это были поверхностные слезы, не облегчавшие ее горя, но они помогали сохранять рассудок. Менкауптах гладил жену по голове, боясь что-нибудь сказать.

А вдруг она все-таки ошиблась?

Всю дорогу муж и жена молчали – а Менкауптах чувствовал себя все более слабым. Он был господином и защитником женщины, чья голова упокоилась на его коленях, а ощущал себя так, точно это она его защищала.

Но так нельзя!

Носилки опустились.

– Приехали, госпожа, – сказала заплаканная То, отодвигая полог. Как будто здесь была одна госпожа над всеми; тут Менкауптах вспомнил, кому именно верховный жрец завещал все свое состояние…

Меритамон неохотно подняла голову с колен мужа. Она не только была разбита, она еще очень боялась встретить дома подтверждение своему пророческому страху.

Законная и единственная госпожа этого дома подала руку мужу, и он поддержал ее, высаживая из носилок. Но Менкауптаха опять охватило чувство, как будто это Меритамон вывела его.

Жена стиснула его руку и повела за собой, шагая широко, с вызовом – пока не знала кому; по ее лицу снова катились слезы, но губы были плотно сжаты.

– Где он? – пробормотала наследница Неб-Амона, и Менкауптах сразу понял, о ком говорит жена. Не о мертвом отце. Об их общем живом враге.

О своем брате.

– Ну, где же он? – выкрикнула Меритамон, останавливаясь и отбрасывая руку мужа, точно тащила за собой осла на привязи.

– Госпожа?

К ней, кланяясь, спешил один из стражников великого ясновидца.

– Госпожа, нас постигло огромное бедствие. Великий пророк Амона скончался сегодня, – сказал воин.

– Да, знаю, – оборвала его Меритамон, обхватывая одной рукой живот; другой она снова искала руку мужа, и тот послушно выполнил немой приказ.

– Где мой брат? – спросила она стражника.

Тот чуть не спросил в ответ, откуда она знает, что господин умер – ведь ни к кому еще не посылали вестников, кроме жрецов-бальзамировщиков… Хотя господин так быстро препоручил тело великого ясновидца бальзамировщикам, не позволив никому из родных с ним попрощаться, что вызвал удивление и неодобрение всего дома. Однако именно господин Аменемхет сейчас – господин здесь…

– Господин в доме, – ответил воин.

Глаза Меритамон сузились, несмотря на слезы, опять появившиеся на них.

– Идем, Менкауптах, – приказала она. – Вперед!

У порога она опять бросила руку мужа и побежала, так ей не терпелось увидеть мертвого отца и живого брата. Увидеть их вместе… Почему-то такая мысль – Аменемхет и Неб-Амон вместе – вызывала у Меритамон беспричинный гнев.

– Аменемхет! – выкрикнула она, взбегая по лестнице. – Брат! Где ты?

Менкауптах торопился следом за женой, но почему-то чувствовал, что он здесь лишний и вмешиваться ему нельзя.

Меритамон исчезла из виду, а через несколько мгновений послышался возглас молодого господина дома, который, как знал Менкауптах, на самом деле уже не имел никаких прав здесь.

– Меритамон, ты приехала! Почему? – воскликнул сильный мужской голос.

– Я все знаю! Мое сердце привело меня сюда, – всхлипнула Меритамон, и Менкауптах, наконец поднявшийся на второй этаж, увидел, что брат и сестра плачут в объятиях друг друга.

– Как некстати поразило нас это несчастье… – говорил Аменемхет. Менкауптах видел, как молодой господин гладит его жену по спине, и это почему-то вызвало у мужа сильнейшее беспокойство.

– Несчастье никогда не бывает кстати, – ответила Меритамон.

Она попыталась посмотреть брату в глаза, но тот избегал ее взгляда. Стыдится своей слабости, подумала Меритамон; а может, причина в другом?..

“Где эта ужасная женщина?”

– Где отец? – спросила она.

– Готовится к отбытию на Запад, – ответил Аменемхет. – Ты уже не найдешь его здесь – я отдал его бальзамировщикам.

Меритамон смотрела на него во все глаза.

Аменемхет нетерпеливо прищелкнул пальцами, все еще в кольцах, несмотря на наступивший траур.

– Сейчас так жарко!

Меритамон не ответила.

– Брат, тебе нужно отдохнуть, и тебе нужна помощь, – сказала она. – Иди умойся и смени платье.

Лицо брата дернулось, точно он хотел сказать: сейчас ему, носящему траур, нельзя так заботиться о себе. Но он улыбнулся сестре и ушел.

Менкауптах взял жену за руку.

– Меритамон…

Она с яростью вырвалась.

– Менкауптах, что с ним сделалось? – воскликнула она, ища на лице мужа ответы, которых там не было. – Он лишил меня прощания с отцом… Лишил меня отца!

Меритамон даже не подозревала, насколько точны ее слова.

Менкауптах не нашел ничего лучше, чем снова молча обнять ее – он плохо говорил и, кажется, не очень хорошо думал; но Меритамон сейчас и не нужно было ничего, кроме его объятий. Она рыдала, вцепившись рукой ему в плечо и изливая на его чистую белую одежду слезы, перемешанные с краской.

– Госпожа?

Меритамон вскрикнула и отпустила мужа, почти оттолкнула.

– Уну?

Старый врач смотрел на нее… как-то совсем странно. Да что такое творится здесь?

– Госпожа, тебе нужен отдых, – сказал Уну. – Ты проделала долгий путь по жаре, ты много плакала и тревожилась, в твоем положении это очень вредно. Пойдем в твои покои – они никем не заняты; я осмотрю тебя.

Меритамон нахмурилась. Она была слишком умна, чтобы не понять, что здесь что-то кроется.

– Менкауптах, я пойду с врачом, – сказала она, обернувшись к мужу. Менкауптах кивнул. Он не увидел за словами жены и врача ничего, кроме того, что было сказано.

Меритамон направилась на женскую половину, в свою девичью комнату; она почувствовала, что и вправду очень устала – и ноги, и спина умоляли об отдыхе.

Уну взял ее под руку и посадил в кресло.

– Что тебя беспокоит, госпожа? – спросил он, заглядывая ей в глаза – не как собеседник, а как лекарь.

Меритамон дернула головой и плечом, отталкивая руку врача.

– Уну, говори начистоту, – сказала она. – Что беспокоит тебя? Осмотр подождет.

Врач вздохнул и оперся на подлокотник ее кресла. Потом отошел и придвинул к креслу госпожи табурет, показывая, что разговор предстоит долгий.

– Прежде всего, я прошу твоего дозволения сопровождать тебя в дом твоего мужа и остаться с тобой, госпожа, – сказал Уну. – Я знаю, что у тебя нет своего врача. А тебе может понадобиться помощь в любую минуту.

Меритамон серьезно кивнула. Оба понимали, что означает этот разговор – вернее, Меритамон пока только догадывалась…

– Конечно, Уну. А как же мой брат? Ведь это он твой господин?

– Мой господин умер, – резко ответил врач. – И он больше всего хотел бы, чтобы твой ребенок и его первый и единственный внук родился благополучно.

Госпожа улыбнулась и коснулась плеча верного слуги Неб-Амона.

– Хорошо, Уну, я принимаю тебя на службу. Ты свободный человек, и поедешь со мной.

Врач поклонился. Конечно, он знал или подозревал и то, каким образом его господин перераспределил свое состояние…

А потом вдруг Уну встал и подошел к госпоже, оборвав разговор, точно и не намекал ни на какую тайну.

– Позволь мне приступить к своим обязанностям немедленно.

Недовольная Меритамон замерла в кресле, но вскоре ее заставили встать, чтобы врач смог осмотреть ее как следует.

========== Глава 63 ==========

Уну с удовлетворением заключил, что госпожа совершенно здорова, а беременность протекает хорошо. Меритамон, впрочем, была почти уверена в этом. Как и в том, что врач попросился в ее свиту с какой-то тайной целью.

Может быть, помочь ей против брата?

Неужели это правда… брат настолько изменился, что может причинить ей вред, ей, своей единственной сестре?..

– Уну, что происходит в этом доме? – спросила Меритамон, когда старик сел рядом с ней на табурет. – Ты вначале хотел рассказать мне… но, я вижу, робеешь.

Уну покачал головой, когда его темные, давно лишенные ресниц глаза встретились с вызывающим взглядом госпожи.

– Нет, я не робею, госпожа, – ответил он. – То, что происходит в этом доме, темно… поспешность в речах и поступках может привести нас к гибели.

Меритамон хмыкнула.

– А мне кажется, что гибельно промедление, – заметила она.

Взглянула на закрытые двери своих покоев и вдруг забеспокоилась.

– Где мои слуги? Где мой муж?

Меритамон встала, держась за живот.

– Ты понимаешь, что ты здесь в опасности, – сказал врач, вставая тоже и касаясь ее руки. – Я знал, что у тебя ум твоего отца. К несчастью, твой брат тоже очень умен… он догадался о многом.