Текст книги "Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 59 страниц)

Ка-Нейт была слишком слаба, чтобы отвечать; она прикрыла глаза и задремала. А Мерит-Хатхор коснулась холодного лба госпожи и подумала с болью, что та не ошибается – близится ее срок… Ах, какая несправедливость! Лучше бы умерла та гадюка, которую Ка-Нейт пригрела на своей груди – она десять раз это заслужила!..

Большой радостью для семьи и для матери стало поступление Аменемхета в жреческую школу и его быстрые успехи. Аменемхета, как полагалось таким знатным отрокам и будущим жрецам, разлучили с домом и отдали храму Амона; Ка-Нейт была слишком мудра, чтобы грустить. Ей было только очень жаль, что она не может навещать сына там… как раз в это время болезнь уложила ее в постель.

Вскоре муж принес ей письмо, написанное рукою сына, и с большой гордостью прочитал вслух слова любви и ободрения, обращенные к матери.

Ка-Нейт улыбалась, счастливая. Вдруг при взгляде на аккуратные черные значки, покрывавшие чистейший папирус, ей показалось, что сына больше занимали своя ловкость и ум, чем болезнь матери… но она промолчала. Пусть занимается собой – сейчас самое время для этого, пусть растет и набирается знаний.

В праздники Амона мальчика отпустили домой – выросшего, потемневшего от загара… и с повзрослевшим взглядом. Ему много дало время, проведенное вне семьи.

Но при виде сидевшей в саду матери он утратил свой вид маленького взрослого, со всех ног побежал к ней и обнял. Ка-Нейт чуть не охнула от боли; ее тело стало намного чувствительнее, а сын намного крепче.

– Ты почти мужчина, – сказала она, целуя Аменемхета со слезами гордости.

– Еще нет, – возразил мальчик. – Но скоро стану мужчиной, матушка, через девять лет.

Ка-Нейт рассмеялась сквозь слезы. Девять лет! Сколько всего может случиться за это время!

Увидит ли она, как ее сын станет взрослым?

– Я тебя так люблю, – сказала она мальчику. – Я так хочу увидеть, как ты вырастешь.

– Ты увидишь, – твердо обещал Аменемхет. – Я каждый день молюсь богу, чтобы он продлил твои дни, и бог склоняется ко мне.

– Правда?

Ка-Нейт знала, что дети легко забывают то, что покидают – неужели Аменемхет и в самом деле так крепко помнил свою мать?

– Мудрец Ани* говорит, – сказал Аменемхет серьезно, – что каждый сын должен помнить и чтить свою мать, которая воспитала его и вскормила, иначе она возденет руки к небу, и небо услышит ее жалобу…

Он говорил почти наставительно, и мать снова рассмеялась, утирая слезы.

– Ты мой маленький мудрец…

– А есть ли у тебя в школе друзья? – спросила она, немного помолчав.

Аменемхет улыбнулся и стал рассказывать о своих товарищах – с таким же удовольствием, как об учении; матери показалось, что он с равною легкостью чувствовал себя в компании и один. Он сможет стать книжником и при этом завоевать любовь и почтение людей…

Ка-Нейт никогда не хотелось славы для себя, но вдруг захотелось славы для сына – разве он этого не достоин?

– Ты видел уже свою сестру? – спросила мать, словно чтобы еще раз испытать его вопросом. – Она тоже очень скучала по тебе.

По лицу мальчика пробежала тень недовольства, словно он уже считал себя выше девочки, которая еще ничему не училась. Но он улыбнулся и послушно пошел на розыски Меритамон. А еще через некоторое время Ка-Нейт увидела детей вместе – Меритамон, смеясь, надевала брату на шею венок из цветов, а он терпел это со снисходительной улыбкой взрослого мужчины…

Ка-Нейт, улыбаясь, встала с кресла, чтобы пойти к детям, но не успела сделать и нескольких шагов, как в глазах резко потемнело, и она осела на траву; теряя сознание, она позвала на помощь… а может, только показалось…

Очнувшись, она увидела над собой встревоженные лица – сына и врача.

– Тебе нельзя вставать так резко, госпожа, – сказал Уну. – Это вредно при твоей болезни. Подай мне руку, я доведу тебя до кресла.

– Я помогу, – сказал Аменемхет, и потянул мать на себя за другую руку, почти с такой же силой, как врач. Опираясь на них обоих, женщина дошла до кресла и опустилась в него.

– Это я позвал врача, – сказал сын.

Серьезно и озабоченно, но с оттенком удовлетворения собой.

– Ты настоящая моя опора, – прошептала Ка-Нейт.

Но вдруг ей стало страшно за него. Аменемхет разумен не по годам – но ведь он еще только маленький мальчик… С ним может случиться все что угодно, пока он не вырастет – болезнь, пожар, укус змеи… чьи-нибудь происки, ведь широко известна блестящая будущность Аменемхета. Должность верховного жреца Амона так лакома, что найдется множество охотников заполучить ее…

– Где мой муж? – спросила она.

Ка-Нейт впервые подумала, что ее супругу сорок семь лет – уже сорок семь! В этом возрасте Джедефптах уже выдал замуж свою дочь!

– Отца еще нет дома, – ответил Аменемхет. – Но я непременно приведу его к тебе, матушка, когда он возвратится.

Неб-Амон и сам, вернувшись, первым делом поспешил к жене.

Ка-Нейт обняла обеими руками мужчин, которых любила больше всего на свете – маленького и взрослого. Они облокотились на ручки ее кресла.

– Что тебя тревожит? – спросил Неб-Амон. – Тебе стало хуже?

Ка-Нейт покачала головой.

– Когда вы рядом, мне только хорошо, – сказала она. – Но мне страшно за тебя, муж мой, и за нашего сына. Я знаю, что вокруг вас строят козни – я это чувствую…

Она взялась за сердце.

Муж и сын переглянулись. Ка-Нейт никогда не говорила так.

– Я борюсь с врагами с юности, – с улыбкой ответил великий ясновидец. – Не бойся. Я сумею защитить себя, нашего сына и тебя – от всех, кто на нас покусится.

Но ведь ты уже немолод, подумала Ка-Нейт, но промолчала, глядя на лицо мужа, вдруг показавшееся ей древним, как лицо сфинкса… древним, как лица мертвых…

Верховный жрец не затем с юности вбирал в себя всю мудрость своей земли, чтобы позволить себя уничтожить.

***

Тамит снова шла в храм – точно вдруг стала богобоязненной: хотя никто, кто боялся богов, и близко бы не подошел к храму Амона с такими мыслями.

– Так ты говоришь, что это четвертый пророк Амона, Симут? – переспросила она стражника. Чтобы подбодрить саму себя – хотя она и так помнила его слова.

Миу кивнул.

– Да. Этот божественный отец верный слуга Амона, но он очень справедлив… Он считает неправильным – карать сына за грехи отца.

Миу покривился при последних словах, но Тамит закрыла на это глаза. Кот и кошка, вдруг подумала она с улыбкой, кот и кошка в конце концов спелись…

Тамит еще раз попыталась вспомнить Симута, но не получалось. Он был в числе жрецов, судивших ее – но для перепуганной Тамит тогда все бритоголовые посвященные судьи в белых одеждах казались на одно лицо…

Миу сказал, что четвертый пророк Амона – шестидесятилетний старик, и назначен он на этот пост так давно, что никто уже и не помнит, когда. Кажется, еще до воцарения его величества. Пост четвертого хему нечер был выгоден в двух отношениях.

Достаточно высокий и значительный, чтобы вызывать трепет во всех непосвященных и даже в низших жрецах Амона.

И не настолько высокий и значительный, чтобы возбуждать много зависти и желания устранить жреца – ни среди жрецов, ни среди мирян. Однако же Симут был достаточно весом, чтобы судить преступницу Тамит вместе с великим Неб-Амоном, и достаточно весом, чтобы облегчить положение ее сына – именно у Симута ее стражник выпросил разрешение выпускать мальчика гулять… И не о нем ли когда-то говорил Нечерхет? Разве ее первый муж не говорил, что дружен с четвертым пророком Амона?

Тамит заставил очнуться от грез тычок в плечо.

– Пришли, – сказал ей стражник. – Соберись. Господин Симут не станет слушать непочтительную женщину.

Тамит серьезно кивнула. Если понадобится, она будет целовать прах у ног этого старика.

– Праздники Амона еще не прошли? – спросила женщина.

– Нет, – ответил Миу. – Можешь надеяться на его милость.

Он улыбнулся, и Тамит увидела в этой улыбке искреннее расположение.

Женщина слегка поклонилась, а Миу кивнул.

– Идем, – сказал он, и они двинулись дальше. Как видно, мужчина хорошо знал, где найти Симута. Только бы это оказалось уединенное место – чтобы никто не мог ничего подслушать…

Женщина вдруг перехватила полный откровенной ненависти взгляд одного из жрецов – из тех, кто ее еще помнил. Она вздрогнула и опустила глаза, придавая себе смиренный вид; подумала, что напрасно так густо накрасила веки.

Воин положил своей подопечной руку на плечо и ввел ее в храм через какую-то боковую дверь; Тамит с удовольствием ощутила прохладу, точно бог снял с ее головы свою раскаленную тяжелую руку. Украдкой женщина пригладила распущенные прямые черные волосы. Интересно, этот Симут еще не забыл, что такое женщины и зачем они нужны?

Не то чтобы Тамит собиралась пойти на такое. Шестидесятилетний старик – ужасно!

Хотя если потребуется, то… Но Тамит надеялась, что ее улыбок, почтительности и беспомощности будет достаточно.

Стражник подтолкнул ее в следующую дверь, и там, точно подарок Амона, обнаружился старый жрец. Симут украшал небольшой жертвенник – сутулый и худой под своей белой одеждой; Тамит показалось, что она видит, как дрожат от слабости его руки, словно он таскал камни, хотя в руках у него были легчайшие цветы.

– Божественный отец, – негромко позвал стражник. Кажется, он и в самом деле очень чтил эту развалину.

Симут вздрогнул, потом обернулся. И Тамит встретилась с неожиданно ясным и строгим взглядом – она тут же согнулась в поклоне, потом опустилась на колени и коснулась лбом прохладного пола. Не вставала, пока ей не разрешат, словно предстояла самому фараону…

– Встань, – услышала Тамит дребезжащий голос. Она ожидала, что голос Симута окажется тверже и моложе, но когда женщина поднялась и снова взглянула жрецу в глаза, не обнаружила в его взгляде никаких признаков слабоумия или рассеянности. Старый Симут не был убаюкан своим спокойным положением.

– Ты – та женщина, которая была женой двух преступников, – сказал Симут, вглядываясь в ее лицо.

Тамит в ужасе отступила.

– Да, да, – тихо подтвердил жрец. Он сокрушенно покачал головой и провел рукой по лицу; до Тамит донеслось его одышливое дыхание – кажется, Симут уже носил в своей старой груди зачатки своей смерти.

– Тебе выпала странная судьба, – сказал Симут. – Бог почему-то пощадил тебя – хотя ты была связана с двумя преступниками, служившими Амону и изменившими ему. Я хотел бы знать, почему ты еще жива.

Тамит содрогнулась.

Иногда она тоже удивлялась этому.

– Это ты повелел освободить моего сына, божественный отец? – спросила женщина.

Симут кивнул и слабо улыбнулся.

– Я знал его отца, – тихо ответил он. – Я знал этого доброго юношу, который обратился ко злу и стал поклоняться ему так же ревностно, как когда-то служил Амону. Я видел, как твоего мужа допрашивали.

Тамит ахнула и схватилась за грудь.

– Что у него выспросили?

На самом деле она думала только о том, много ли выстрадал ее Хепри – ей было совершенно безразлично, какие тайны и каких людей он мог выдать.

– Ничего, – тихо ответил четвертый хему нечер. – Ничего. Он молчал, как будто превратился в камень.

Тамит коротко, испуганно вздохнула, думая, как бы перевести разговор на другое. Она не хотела слушать, как пытали ее мужа, не хотела!..

Но жрец, кажется, и сам не желал больше говорить об этом – неужели и ему вспоминать о смерти Хепри было тяжело?..

– Хепри похож на отца – правда? – тихо спросила она.

Четвертый пророк Амона чуть кивнул, как старик, кивающий своим мыслям и просто любым впечатлениям; но следующие его слова снова убедили Тамит в том, что она слишком скоро сочла его бесполезным.

– Он похож на отца, но не только, – сказал Симут. – Я хотел бы узнать, на кого он похож. Я хотел бы узнать, для чего его предназначили боги.

Послышались чьи-то шаги, и они прервали разговор, словно он был преступным; хотя так и было – почти.

Тамит переждала, пока группа жрецов и слуг, пересекающих зал, не пройдет, а после этого… снова опустилась перед стариком на колени и сложила руки, как перед единственным вершителем своей судьбы:

– Божественный отец, я пришла к тебе с очень дерзкой просьбой… Но твои слова сказали мне, что, может быть, ты сочтешь ее достойной удовлетворения…

Жрец молча смотрел на нее сверху вниз. Тамит могла бы прочитать в этом взгляде и участие, и предупреждение, и ожидание… и безразличие… Симут не поощрял ее. Он словно хотел понять, на что похожа мать мальчика, которого он не успел, но хотел узнать.

– Возьми его в школу при храме, – попросила Тамит.

Седые брови Симута поднялись, и он чуть улыбнулся. Кажется, так и не поверил, что Тамит решится на подобную дерзость – хотя только что выказывал почти непростительное расположение к… отверженному.

– Возьму, – тихо ответил жрец, жестом приказывая ей подняться. – Возьму. Я распорядился бы об этом и сам… мальчик кажется мне весьма способным.

– Ты распорядился бы насчет моего сына без меня? – воскликнула Тамит и тут же захлопнула рот ладонью.

Симут смеялся так, что костлявые плечи сотрясались – беззвучно, но жутко; потом сипло задышал, прижав руку к натруженной груди.

– Ты до сих пор не понимаешь своего положения, – наконец сказал жрец. – Хотя ты далеко не глупа. Ты кажешься себе во много раз больше, чем ты есть.

– Это неправда, – прошептала Тамит.

– Это правда, – ответил четвертый хему нечер. – И так, насколько я могу судить, было всегда.

Он закашлялся в кулак.

– Ты можешь идти, – сказал Симут. – Сына приводи завтра на рассвете, сюда – твоя стража тебя проведет.

Безмолвный Миу внимал всему происходящему с величайшей почтительностью – даже переступать с ноги на ногу себе не позволял.

Тамит низко поклонилась. Но жрец уже отвернулся и снова занялся своими делами.

На другое утро, когда Ра только показался из-за края неба, шестилетний Хепри вышел с матерью из дома. Невыспавшийся мальчишка, привыкший к привольной жизни, вначале подавлял зевки – а потом его охватило такое волнение, что сошел весь сон.

Хепри казался и взрослее своих благополучных сверстников, и младше их; сказались годы заключения, когда он не знал никого, кроме матери и безмолвных стражников – драгоценные для роста годы, которые потом уже не восполнить. Сейчас у мальчишки был такой потерянный вид, что мать пожалела его.

Хепри куда лучше, чем можно было ожидать от шестилетнего ребенка, понял, что означает эта перемена в его судьбе.

Тамит остановила мальчика, положив ему руку на плечо, и с улыбкой показала на уже рассветившееся солнце.

– Видишь? Это бог, именем которого тебя назвали. Это доброе предзнаменование – Ра-Хепри приветствует тебя…

Она повернула сына к себе, и стражник не торопил и не вмешивался – он тоже прекрасно все понимал. Вернее, думал, что понимает.

Тамит прижала сына к себе и поцеловала в холодеющий лоб, взглянула в испуганные темные глаза… бедняжка. Отверженный. Она, может быть, никогда уже его не увидит…

И вдруг женщина разозлилась на сына и на себя.

– А ну подберись! – скомандовала Тамит. – Ты должен понравиться господину Симуту, великому четвертому пророку Амона, который будет сейчас принимать тебя! Ты это понял?

Она встряхнула мальчишку, ее пальцы непроизвольно так стиснули его узкие плечи, что Хепри вскрикнул от боли.

– Да, понял, – сказал он. – Пусти, мама!

Тамит отпустила его и недовольно посмотрела на следы от своих пальцев на его плечах и на то, как сын морщится.

– В школе придется больнее, – заметила женщина. – Там тебя будут сечь.

Хепри вздрогнул, а стражник бросил на нее осуждающий взгляд – она совсем запугала ребенка. Но слова матери неожиданно оказали бодрящее действие.

– Не будут, – сказал мальчик. – Я буду послушен и прилежен.

Он улыбнулся матери. Ей показалось, что за этой улыбкой прячется еще больший страх, но Хепри ничего не прибавил.

Симут ожидал их на прежнем месте. Опускаясь перед ним на колени и увлекая за собой сына, Тамит вдруг осознала, что этот очень важный человек пришел сюда ради них – ради вдовы и сына большого преступника…

– Пойдем, – сказал жрец мальчику, никак не обратившись к его матери. У Хепри от страха вылетели из головы все приветственные слова, которые Тамит заставила его затвердить; ей было стыдно за сына и за себя. Но Симут увел ее сына, ничем не показав своих чувств.

– Запомни, – тихо сказал старый жрец мальчику, который спешил за ним как за путеводной звездой, весь обратившись в почтительность и слух, – ты не должен никому здесь говорить имени своего отца и даже упоминать о нем.

Симут вдруг остановился, и Хепри ужасно испугался, что его не возьмут… отвергнут…

– Да, божественный отец, – сказал он, слегка заикаясь. – Запомню.

– Ты понимаешь, почему? – тихо спросил Симут.

Казалось, в этот миг никого вокруг них не осталось – только старик, сейчас могущественный вершитель судеб, и маленький мальчик, сейчас отвечающий за себя, как взрослый.

– Да, божественный отец, – сказал Хепри.

– Если тебя спросят, ты будешь говорить, что твой отец умер. Это так, – испытуя мальчика взглядом, продолжал четвертый раб бога. – Он умер дважды – телом и духом. Ты это понимаешь?

– Да, божественный отец, – прошептал Хепри.

– И на тебе тень его преступления, – прибавил Симут. – Ты должен быть очень усердным и добродетельным, чтобы очистить свое имя. Ты это понимаешь?

– Да… божественный отец… – едва выговорил несчастный Хепри.

Ему никогда еще не говорили о смерти отца таких слов – но мальчик понимал, что возражать нельзя. В его головке возникла почти неразрешимая для его шести лет путаница, и Хепри решил просто слушаться. Сейчас самым главным над ним был этот старик в белой одежде, великий жрец Амона. Он говорил, что его отец очень плох… был очень плохим. Значит, великий жрец Симут тоже злой, как те люди, которые убили отца? Или мама говорила неправду?

Симут посмотрел в полные страха темные глаза мальчика и, ласково улыбнувшись, положил ладонь на его обритую головку со спутавшимся длинным локоном. Он понимал, какое смятение сейчас творится в душе сына того, кого не называют…

– Ты умный мальчик и можешь стать достойным человеком, – сказал старый жрец. – Не сворачивай с пути добродетели и слушай своих наставников, и бог не оставит тебя.

Хепри кивнул. Он вдруг догадался, что нужно сделать, опустился перед четвертым хему нечер на колени и поцеловал край его одежды. Тот еще раз ласково коснулся ладонью его головы, а потом вдруг утратил все добродушие.

Симут заспешил вперед с суровым и холодным видом, а снова испуганный мальчик, не смея больше ни о чем спрашивать, заторопился за ним.

Они вошли в комнату, еще за дверями которой до Хепри донесся звучный мужской голос, нараспев прочитывавший какие-то фразы; ему вторил хор детских голосов. Мальчик ступил в классную комнату следом за жрецом, и все тут же смолкло.

Хепри круглыми глазами уставился на сидящих рядами голых мальчиков его возраста или чуть старше – они расположились на циновках на полу, скрестив ноги. Их было десятка два. Перед ними стоял высокий человек в белых одеждах, напоминавших жреческие, но в коротком блестящем черном парике. Свитка, по которому учитель мог бы читать, Хепри не заметил – значит, все это прочитывалось и заучивалось наизусть…

Вдруг он сообразил, что, наверное, должен поклониться, и сделал это, очень неловко. Все ученики смотрели на него и его сопровождающего, но никто не шевелился, и в классе не пронесся даже шепот…

Учитель быстро обогнул ряды детей и приблизился к жрецу. Низко поклонился ему, хотя выглядел значительно важнее этого слабого старика.

– Новый ученик, господин?

– Да, – тихо ответил Симут. – Его имя Хепри, и он сирота. Возьми его в свой класс, и пусть ему дадут место в общей спальне и за общим столом – это приказ.

Учитель взглянул на мальчика как на какую-то новую неприятность, ко всем прочим своим заботам; на молодом смуглом лице его выразилась тревога, почти страдание. Он догадывался, что с этим ребенком что-то нечисто…

– Господин, осмелюсь напомнить, что… в общей спальне живут отроки из самых… самых знатных семей, – шепотом проговорил учитель.

В классе стояла такая тишина, что слышно было бы жужжание мухи. Никто из мальчишек не осмелился встать, но некоторые вытянули шеи и приподнялись, пытаясь разглядеть Хепри под локтем его покровителя.

– Мне это известно, – негромко ответил жрец. – Перед Амоном все ученики равны.

Учитель низко поклонился, бледный, поджав губы.

– Припадаю к твоим стопам, великий пророк бога. Иди сюда, – довольно резко приказал он Хепри, и когда мальчик нерешительно двинулся вперед, указал ему на место с краю.

– Садись как эти дети, и повторяй за ними, – приказал учитель. Взглянул на жреца, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– Я могу продолжать, божественный отец?

– Продолжай, – сказал жрец, но урок не возобновился, пока его согбенная небольшая фигура не скрылась за дверью.

Хепри вышел из класса вместе со всеми остальными детьми, но успел получить несколько тычков и от них – мешая другим детям, мальчик задержался, разглядывая свои покрасневшие руки, на одной из которых остался рубец. Его никто до сих пор не бил, а сегодня, за этот ужасно долгий день, его наказали несколько раз – за нерасторопность, за несообразительность, за непочтительность…

– Быстро! – сердито скомандовал учитель, заметивший, что Хепри снова отстает. – Ах, негодник!

Мужчина схватил его за руку и, больно сжав ее, повел ребенка за собой, опередив остальных.

– Откуда ты только взялся! – воскликнул он; Хепри вздрогнул и опустил голову, закусывая губку, надеясь, что его ни о чем не спросят. Учитель молчал до самой общей спальни.

Они остановились около комнаты, наполненной галдящими мальчишескими голосами. И там учитель вдруг повторил свой вопрос – его голос потонул в общем гаме:

– Откуда ты взялся?

– Я сирота, – повторил Хепри слова старого жреца.

Учитель усмехнулся, воздел руки, точно сетуя на тупицу, которым его неизвестно за что боги наказали сегодня.

– Ясно – сирота! Кем был твой отец?

– Я его не помню, господин, – тихо ответил мальчик. – Он умер еще до того, как я родился.

– И твоя мать ничего не рассказывала тебе о нем? – резко от тревоги спросил учитель. – А кто твоя мать? Она тоже умерла?

Хепри покачал головой.

– Моя мать живет при храме, господин, – ответил он.

Учитель хмыкнул и замолчал. Он подозревал здесь какую-то мерзость… какое-то сокрытое преступление… но ведь позаботиться об этом мальчишке ему приказал сам четвертый хему нечер!

Мужчина вздохнул и подтолкнул Хепри в голую спину, на которой за этот день тоже появилось несколько синяков.

– Вот здесь ты будешь спать, – сказал он ребенку, появление которого даже не сразу было замечено – мальчишки, младшие и постарше, оживленно разговаривали, играли и даже перекрикивались, ведя себя далеко не так почтительно, как дети в классе. Хепри заметил, что некоторые дети здесь значительно старше его. Однако чуть погодя учителя заметили и в комнате стало потише.

– Есть ли здесь свободные постели? – спросил мужчина.

– Нет, господин, – первым откликнулся мальчик года на два, а то и на три постарше Хепри – высокий, с уже развитыми плечами и ногами и красивый.

Хепри вдруг показалось, что его учитель испытывает какую-то робость перед этим учеником. Как бы то ни было, заговорил он с ним намного мягче, чем с Хепри, едва ли не льстиво.

– Попроси жреца, ведающего хозяйством, принести еще тюфяк и белье.

– Да, господин, – немедленно откликнулся мальчик, повернулся и ушел, высокий и горделивый, несмотря на всю свою почтительность.

Кто это может быть? изумленно подумал Хепри. Наверное, сын очень большого господина…

Все остальные мальчишки стихли и внимательно, даже почтительно смотрели на происходящее.

Мальчик, посланный с поручением, скоро вернулся и привел с собой бритоголового человека в белой юбке, державшего под мышкой свернутый тюфяк и сложенные простыни. Мальчик остановился перед учителем и поклонился ему. Жрец, ведающий хозяйством, быстро расстелил тюфяк на свободном месте – в углу.

– Вот твое место, – тихо сказал учитель Хепри, явно чувствуя себя очень неловко – наверное, от соседства своего нового ученика с этим значительным мальчиком. Хепри надеялся, что ему объяснят, кто это такой, но его не удостоили объяснениями; учитель только сказал, что скоро ужин, на который Хепри должен идти со всеми, а утром после завтрака со своими товарищами снова отправляться в класс. Напоследок ему пригрозили серьезным наказанием – если он будет и впредь вести себя как сегодня…

Растерянный Хепри остался сидеть на своей постели, теребя простыни и не решаясь поднять глаза. Он не замечал, что его окружило человек пять любопытных мальчишек, среди которых первым подошел тот самый, красивый и значительный.

Наконец Хепри почувствовал его пристальный взгляд и поднял голову. Мальчик приветливо улыбнулся, его большие черные глаза сверкнули.

– Не бойся, – сказал он. – Никто здесь тебя не обидит. Как твое имя?

– Мое имя – Хепри, – сказал мальчик; его темные глаза обежали компанию, и он невольно сжался. Почему-то все эти дети казались ему враждебными, хотя никто еще не проявил по отношению к нему никаких злых намерений.

– Достойное имя, – серьезно ответил его собеседник. – Мое имя – Аменемхет, я сын и наследник первого пророка Амона, великого ясновидца. А кто твой отец?

* Прославленный древнеегипетский учитель этики.

========== Глава 35 ==========

Хепри открыл рот и снова закрыл. Снова растерянно обежал взглядом детей, из которых некоторые начали посмеиваться.

– Говори, – улыбаясь, подбодрил его Аменемхет. Ему понравилось чувствовать себя старшим, опекать этого робкого малыша.

– Мой отец умер до того, как я родился, – очень тихо сказал Хепри. – Я его совсем не знаю.

Улыбка сбежала с красивого лица Аменемхета, и он прикоснулся к плечу товарища.

– Прими мое сочувствие, Хепри. Надеюсь, что дух твоего отца радуется в полях Иалу, глядя на тебя. Ты рад попасть в школу Амона?

Хепри и сам уже не знал. А про дух своего отца знал одно – он погиб.

– Я очень рад, – попытавшись улыбнуться, ответил он.

– Я вижу – тебе тяжело, – сказал Аменемхет, глядя на следы от розог и дубинки на худеньком теле товарища. – Но ты привыкнешь. Тебе понравится – ты знаешь, что быть книжником лучшее занятие на свете?

– Правда? – наивно спросил Хепри; на это вся компания дружно рассмеялась.

– “Сделайся писцом! Гладки его члены. Когда ты выходишь – ты разодет, тебя возвеличивают, тебя вопрошают придворные”*, – гладко прочитал по памяти сын Неб-Амона. – Быть писцом – очень почетно, – серьезно прибавил он от себя. – А быть жрецом еще лучше. Это люди, перед которыми склоняются все.

– Почему? – спросил Хепри.

Аменемхет сдвинул густые темные брови – они сходились над его прекрасными глазами, словно туча прикрывала солнце; стоило ему нахмуриться, как взгляд из открытого и дружелюбного превращался в угрожающий.

– Потому что они достойны этого, – ответил восьмилетний сын верховного жреца, из-за своей манеры держаться и рассуждать казавшийся еще взрослее своих лет. – Жрецы заслуживают богатства и почета, потому что они первые слуги богов, – сказал мальчик. – Амон – царь богов, и его жрецы самые богатые, и их больше всего почитают.

Хепри опустил голову. Что-то в словах Аменемхета казалось ему странным.

– Самые богатые – верховные жрецы, – наконец неуверенно сказал он. – Остальные совсем не такие богатые… Я видел, что жрецы около храма Амона живут в глиняных хижинах и ходят в простых набедренных повязках…

– Ну да, – сказал Аменемхет, удивляясь такой непонятливости. – Верховные жрецы самые богатые, потому что они любимцы бога! Мой отец – любимец бога и очень богат, и его почитают больше всех остальных слуг Амона! Ты видел его?

Последнее прозвучало почти как угроза.

Хепри поспешно кивнул.

– Да, – сказал он. – Видел. Это очень большой господин.

Аменемхет увидел, что малыш снова испугался, и покровительственно похлопал его по спине.

– Не бойся, – сказал он. – Пока я рядом с тобой, тебя никто не обидит – ты мне понравился.

Он поднял голову и оглядел товарищей – так, что даже те, кто был постарше его, девяти– и десятилетние, перестали улыбаться.

– Все слышали мои слова? Никому не обижать Хепри – это мой друг.

– Слышали, – нестройно ответили мальчишки. Некоторые промолчали и просто кивнули, но все согласились.

Аменемхет с улыбкой положил товарищу руку на плечо.

– Сейчас нас позовут на ужин, – сказал он. – Садись рядом со мной. Менкауптах, – сказал он какому-то мальчику из своей свиты. – Пересядь сегодня. Со мной сядет Хепри.

Мальчишка беспрекословно кивнул.

Как раз в этот миг послышался удар в медный щит, прокатившийся по всем коридорам и комнатам.

– Ужин, – встрепенувшись, сказал Аменемхет, вскакивая на ноги и увлекая за собой Хепри. – Ты голоден? Я – очень, я упражнялся в стрельбе из лука и еще не ел.

Хепри почувствовал себя почти ничтожеством при этих словах. Он чувствовал, какая крепкая хватка у его нового друга и покровителя.

– А разве в храме можно стрелять? – робко спросил младший мальчик, когда они вышли в коридор.

– Тихо! – Аменемхет приложил палец к губам и улыбнулся. – Конечно, здесь можно делать все, но только во славу бога и в указанных богом местах. Мой отец прислал ко мне отдельного учителя для упражнений. Но помолчим, здесь нужно соблюдать тишину.

Хепри с радостью замолчал. Его головка шла кругом от стольких переживаний; он чувствовал себя маленьким и слабым… нет, ничтожным.

Так и было – сын младшего жреца уже это понимал. Равенства перед Амоном нет и быть не может. Разве может он, неумеха, бедняк и просто малыш, равняться этому мальчику – старшему, красивому, умному, ловкому и смелому? Да еще и сыну верховного жреца, одного из самых важных господ в Та Кемет?

Хепри не видел великого ясновидца близко – но слышал о нем с тех пор, как научился слышать. Он вырос в его владениях.

Они дошли до уже знакомой мальчику трапезной, где Хепри до сих пор сидел далеко от Аменемхета – так, что даже не видел его. Хепри уже полюбил это место, где никто не задевал его, но сейчас ему пришлось пересесть.

Наклонив головы, ученики пробормотали молитву Амону – Хепри было ужасно стыдно, что он не знает ее, и он надеялся, что Аменемхет научит его. Хотя мальчику не очень-то хотелось обращаться к старшему другу с такой просьбой.

Тот, конечно, с готовностью поможет, но Хепри почувствует себя еще меньше и глупее.

Он крошил свой хлеб в миску горячей похлебки из чечевицы, лука и рыбы – совсем недавно Хепри был очень голоден, а сейчас почему-то не мог есть.

– Ешь! – приказал Аменемхет, заметивший это. – Тебя накажут – нельзя расходовать пищу попусту!

Он предупредил вовремя – школьный смотритель, прогуливавшийся между столами с розгами в руке, уже приметил Хепри. Мальчик поспешно принялся за еду.

Смотритель, однако, узнал ребенка, рассердившего его днем, и, шагнув к Хепри, приготовился нанести удар. Мальчик вздрогнул и сжался; заметивший угрозу раньше Аменемхет быстро привстал.