Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"
Автор книги: Владимир Богомолов
Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 347 страниц)
За свою жизнь Зейц убил одного человека, и то своего. Тень подполковника Штейнерта, кости которого сгнили под Толедо, иногда посещала его. Она напоминала о себе так ощутимо, что Зейц однажды проснулся в холодном поту. Штейнерт, как и тогда в Испании, в отчаянии теребил ворот своего зеленого комбинезона и спрашивал: «Неужели вы не верите мне? Проводите меня до Омахи, и вы убедитесь в моей правдивости. Только до Омахи – это всего десять километров!» В это время слева теснила марокканцев пехота Интернациональной бригады, в лоб шли анархисты, справа заходили республиканские танкетки. «У нас нет времени провожать вас, Штейнерт», – сказал Коссовски. «Тогда отпустите меня!» – «У нас нет оснований верить вам, Штейнерт, – сказал Коссовски. Он наклонился к Зейцу и шепнул: – Убей его». «Хорошо, идите», – сказал тогда Зейц. Штейнерг недоверчиво поглядел на обоих. Пихт в это время делал вид, что не прислушивается к разговору. Он безучастно смотрел в бинокль на густые цепи республиканцев. Штейнерт поднялся и вдруг резво пополз по брустверу. Зейц выстрелил из пистолета всего раз. Пуля попала в затылок. Штейнерт остановился, как будто замер, и, обмякнув, свалился обратно в окоп. «Так будет спокойней», – проговорил Коссовски, вытирая платком мокрую подкладку кепи. Эх, если бы знал тогда Зейц, что это «спокойствие» испортит ему всю жизнь!
Тогда-то и зародилась у Зейца мысль убрать Коссовски со своего пути. Рано или поздно Коссовски мог сознаться в убийстве Штейнерта. «Конечно, если когда-нибудь докопаются до этого, вам обоим не миновать виселицы», – как-то сказал Пихт. «А тебе?» – взорвался Зейц. «Я-то в худшем случае попаду в штрафной батальон, – спокойно ответил Пихт и, помолчав, добавил: – Но на меня ты можешь положиться: я-то буду нем, хоть мне все жилы вытянут».
В Пихте Зейц не сомневался.
Приводило в бешенство Зейца и то, что Коссовски упрямо искал Марта, нащупывал какие-то нити, за которые он, Зейц, ухватиться не мог.
«Этот старый шакал думает обойти гестапо, как будто не я, а он здесь хозяин. Но погоди же, Коссовски…»
«А если Пихт… – Зейц замедлил шаги. – Если все же меня выдаст Пихт?»
Зейц вышел к ангару «Штурмфогеля». Под брезентовым навесом из деревянных брусьев был сколочен стенд. На нем стоял разобранный двигатель «Юнкерс». Хопфиц и Гехорсман молча возились с деталями. Зейц остановился и стал издали наблюдать за инженером. По тому, как ловко он действует ключом, Зейц убедился, что Хопфицу хорошо знакома техника. Изредка Хопфиц поворачивался к Гехорсману и что-то показывал механику.
Минут через десять Зейц вышел из кустарника и громко крикнул:
– Хайль Гитлер!
– Хайль! – машинально почти в один голос отозвались Хопфиц и Гехорсман, вытянув руки по швам. «Нет, он служил в наших частях», – подумал Зейц.
– Как вас устраивает работа, лейтенант? – спросил Зейц.
– Работа как работа, господин оберштурмфюрер. – Хопфиц пожал плечами.
– Отдохните немного, я хочу с вами поговорить, – сказал Зейц и пошел обратно к лесу.
Хопфиц догнал его, на ходу вытирая сильные длинные руки паклей.
– В чем дело, оберштурмфюрер? – проговорил он недовольно.
– Вы давно знали Клейна?
– Во всяком случае, гораздо раньше вас.
– Вы работали в люфтваффе и не порывали с ним связи?
– Я не понимаю вашего тона, Зейц. Это допрос? – Хопфиц остановился.
Зейц качнулся с пяток на носки, положил руку на кобуру парабеллума и, в упор глядя на Хопфица, раздельно проговорил:
– Я звонил Клейну. Он не знает вас и не подписывал никакого направления. Грубая игра, Хопфиц.
Зейц считал себя хорошим физиономистом. Он ждал мгновенно вспыхнувшей тревоги, страха, но в глазах Хопфица зажглись лукавые искорки.
– Слишком топорно, – проговорил инженер. – Удивляюсь примитиву.
Зейц уныло замолчал, соображая, как ему выпутаться из нелепого положения. Тогда он заставил себя раскатисто расхохотаться:
– Я пошутил, господин лейтенант. Извините меня.
– Советую шутки приберечь для дам, Зейц, – жестковато проговорил Хопфиц. Зейц сразу стал серьезным.
– Между прочим, Клейна убили, – проговорил он.
– Вы снова шутите, Зейц?
Теперь Зейц уловил в голосе Хопфица неподдельную тревогу.
– Нет, я звонил в Берлин, и об этом мне сообщил оберштурмбаннфюрер Вагнер. Какие-то террористы привели в исполнение приговор какого-то русского суда. Ведь Клейн был на Восточном фронте в начале войны.
Хопфиц растерянно помял в руках паклю:
– И нашли террористов?
– Не знаю. А вам знаком Вагнер?
– Нет. Я всегда был связан лишь с Клейном.
Неожиданно у Зейца шевельнулось нечто вроде жалости к инженеру – возможно, Хопфиц возлагал на Клейна большие надежды, и теперь они рухнули.
– Да, Вагнер не знает вас, – проговорил Зейц.
– Но я надеюсь, задание останется в силе до тех пор, пока мы с вами не поймаем Марта?
– Конечно. Я очень рад, что вы обжились на аэродроме и вам хорошо работается. – Зейц закурил. В косых оранжевых лучах солнца, пробивающихся сквозь листву буков, поплыли сиреневые облачка дыма. – Кого вы подозреваете, господин лейтенант? – спросил он.
– Я познакомился в доме Зандлера с Пихтом и Вайдеманом. Если подозревать кого-то из них, то я бы остановился на первом. Он хитрее.
Зейц пошел к себе, вызвал двух надежных агентов из отряда охраны аэродрома и приказал им следить за инженером Хейфицем.
А когда Хопфиц вернулся обратно к стенду, он попросил Гехорсмана незаметно передать записку Пихту. Всего три слова:
«В десять Аугсбург».
На аэродроме встретиться с Пихтом он не мог. Поговорить нужно более подробно. А где, как не за городом, можно рассказать товарищу обо всем, что насторожило Зейца.
…Вечером Хопфиц заметил за собой «хвост». Он умывался в душе – агент дежурил в коридоре, в столовой человек сидел за столиком поодаль, в пивной он тоже купил «Штарбиер» и неторопливо сосал пиво из большой фарфоровой кружки. Выходя, Хопфиц задержался в дверях, и его едва не сбил с ног выскочивший следом агент.
– Поосторожней! – прикрикнул Хопфиц.
К счастью, в этот момент мимо проходило такси из Аугсбурга. Хопфиц сел в него. В зеркальце заднего обзора он увидел, как агент метнулся к телефону. Выехав за Лехфельд, Хопфиц расплатился с шофером и вышел.
Ровно в десять он увидел «фольксваген» Пихта.
…В это же время Зейц увидел, что «фольксваген» чуть притормозил и снова начал набирать скорость. Ему даже послышался стук закрывающейся дверцы. Зейц тоже нажал на газ. Как только по телефону его предупредил агент о том, что Хопфиц взял такси и поехал в Аугсбург, он вскочил в свой «мерседес». Мимо него промчался на большой скорости Пихт, который тоже направился к аугсбургскому шоссе. Зейц поехал следом. Дорога перед ним едва виднелась в темноте. Фары он потушил – перед ним мигали сигнальные огоньки «фольксвагена» и помогали ориентироваться. Зейца удивили поздние прогулки Пихта, и он решил посмотреть, куда же тот поехал.
– Кажется, мы попали на глаза Зейцу, – проговорил Пихт, когда Хопфиц сел рядом и хлопнул дверцей.
– Но меня он не должен был заметить, – ответил Хопфиц.
– Это не меняет дела. Надо что-то придумать. Помолчав, Пихт спросил по-русски:
– Как дела, Семен?
– Сегодня Зейц пытался взять меня на пушку, сказав, что Клейн не знает меня, но я уж решил играть до конца… Клейн убит. Об этом мне и сказал Зейц. Но он насторожился. Ведь копии направления сюда в Берлине нет. Видимо, ему приказали за мной следить. Сейчас я едва оторвался от «хвоста».
– Тогда надо торопиться.
– Мне придется исчезнуть отсюда раньше, – сказал Хопфиц. – Все, что нужно было мне, я уже узнал.
– Если Зейц будет мешать, я его уберу. – Пихт поглядел в зеркальце, в котором то появлялся, то исчезал силуэт «мерседеса».
– Только ты береги себя.
– Да, Сеня, разведчик нужен живой, – задумчиво проговорил Пихт.
– Может, мы скоро вернемся домой? – Хопфиц дотронулся до локтя Пихта.
– Когда все же будет готов самолет? – спросил, помолчав, Пихт.
– Надеюсь, через три дня.
– Тогда надо передать Директору дату. Тянуть рискованно. Это будет двадцать седьмое. – Пихт снова взглянул в зеркальце. – Как же избавиться от Зейца? Надо сделать так, чтобы он увидел меня одного. Хотя с чего бы я стал ездить ночью один?
– А с Эрикой?
– Верно! Я быстро высажу тебя за углом, ты зайди к ней, передай, что я хочу сказать ей нечто важное, и пусть она ждет меня, например, у кафе «Таубе». А за это время я сделаю еще один кружок вместе с Зейцем.
Пихт развернулся и направил машину обратно в Лехфельд.
«Тоже поворачивает», – усмехнулся он, кивнув в сторону «мерседеса».
…В Лехфельде «фольксваген» Пихта свернул за угол и на какой-то момент скрылся от Зейца. Зейц, испугавшись, что Пихт уйдет от него, на большой скорости нырнул в переулок. «Уф», – облегченно вздохнул он, снова увидев красные огоньки. «Фольксваген» опять выбежал на магистраль и помчался к Аугсбургу.
«Похоже, Пихт водит меня за нос», – подумал Зейц.
Через полчаса Пихт снова въехал в город.
«Что за дьявол?» – Зейц свернул к комендатуре на магистрали и приказал дежурному офицеру задержать «фольксваген».
Когда машина затормозила перед солдатами военной жандармерии, Зейц вошел в тень.
Дежурный офицер потребовал документы.
Пихт показал удостоверение.
Рядом с ним сидела Эрика Зандлер. «Тьфу, болван! – обругал себя Зейц. – Сколько времени потерял даром!»
– Почему вы кружите здесь? – спросил офицер.
– А разве это запрещено?
– Но, согласитесь, это несколько странно – среди ночи, одни…
– Нам так нравится, – вызывающе проговорила Эрика.
– Простите, – козырнул офицер. «Фольксваген» поехал дальше. Зейц направился домой.
– 4 -
На испытательный аэродром неожиданно привезли реактивный пульсирующий д вигатель. Там, где их делали, не хватало стендов, и Мессершмитт разрешил воспользоваться стендом в Лехфельде. Сопровождали двигатель два мрачных молодых инженера с землистыми лицами и каким-то лихорадочным, испуганным блеском в глазах.
Пихт увидел их, когда они пили утренний кофе в офицерской столовой. Рядом было свободное место.
– О, какой замечательный у вас крест! – проговорил один из инженеров, показывая ложечкой на Рыцарский крест Пихта.
– Я его заработал в России, – небрежно ответил Пихт, – а этот, – он показал на Железный, – в Испании.
– Вы ас?
Пихт кивнул. Инженеры переглянулись, молчаливо посоветовались друг с другом.
– А вам нравится Лехфельд? – осторожно начал старший.
– Служба везде служба. Здесь мы делаем тоже не детские хлопушки.
– Ха, вы славный парень. – Инженер наклонился к самому уху Пихта. – А вас устраивает жалованье?
– Мне кажется, в наши времена оно никого не устраивает.
– Да, да, – поспешно согласился инженер, – но мы могли бы предложить вам хорошее дельце. Вас откомандируют на месяц-другой к нам в Пеенемюнде.
– Что ж я там должен делать?
– Доктор Браун, наш шеф и изобретатель оружия возмездия «Фау-1» и «Фау-2», просил подыскать одного или двух пилотов для испытаний этих управляемых снарядов.
– Они беспилотные, но на первых порах человек должен проконтролировать работу приборов, – пояснил второй инженер.
– Нет, я не согласен летать в качестве подопытного кролика, попробуйте поговорить с майором Вайдеманом – он отчаянный парень. – Пихт встал и откланялся.
– Разумеется, «держи язык за зубами, иначе попадешь в концлагерь», – напомнил вдогонку инженер.
– Успокойтесь, господа, я военный человек, – полуобернувшись, проговорил Пихт.
Когда несколько реактивных двигателей отправляли из Лехфельда, Пихт догадался, что существует еще какой-то испытательный центр. Потом немцы обстреляли побережье Англии и громогласно объявили, что отныне островное королевство они начнут стирать с лица земли самолетами-снарядами «фау». Для этих ракет они придумали даже грозное название – «оружие возмездия». Теперь Пихт знал точный адрес, где это оружие делалось.
«Значит, Пеенемюнде», – подумал он.
Направляясь в летную комнату, он лицом к лицу встретился с Зейцем. Тот словно засветился изнутри от радости:
– Пауль, я ищу тебя по всему аэродрому, мне нужно поговорить с тобой.
– Это надолго? – спросил Пихт.
– К сожалению, надолго. Но у Вайдемана я узнал, полетов не будет, и я сказал ему, чтобы он освободил тебя на сегодня.
Зейц подошел к своему «мерседесу» и открыл дверцу:
– Садись. День обещает быть жарким. Не съездить ли нам искупаться?
– Я не против.
Купальня примыкала к замку Блоков. С одной стороны она упиралась в старый сад, закрывший по берегам воду корявыми и черными ветлами, с другой была огорожена высокими деревянными брусьями, возле которых стояли под тентами полосатые брезентовые раскладушки. Здесь же был пляж – чистый, с едва заметной желтизной песок, намытый со дна озера Фишерзее. На четырех бетонных сваях прямо над водой возвышалось кафе, где посетителям подавали кофе, водку, сосиски и пиво.
Пихт и Зейц взяли плавки и шапочки, вышли к воде. В этот час купающихся было мало.
Зейц упал на песок, раскинул руки.
– Если бы ты знал, Пауль, как тяжело мне! – пробормотал он, закрывая глаза.
– Не понимаю тебя, Вальтер.
– Мне иногда просто невыносимо ощущать свое одиночество, и так надоело копаться в грязных душах людей…
– Наверное, ты озлобился, Вальтер?
Зейц быстро поднялся на локте:
– Да, я озлобился! Я чувствую, что кругом много врагов.
– Высокие слова, сказанные высоким стилем, – усмехнулся Пихт.
– Ты знаешь, что вот уже несколько лет не дает мне покоя один человек… Март!
– Не знаю и знать не хочу.
– Так вот, к нему прибыл связной – Хопфиц!
Зейц сел и уставился на Пихта, который сквозь темные очки, как всегда, безучастно смотрел на далекие облака.
– Что же ты молчишь?
– А что мне прикажешь делать? Ловить шпионов – это по твоей части.
– Я хочу знать твое мнение, Пауль, – просительно проговорил Зейц.
«Ого, Зейц узнал немало, – подумал Пихт, – надо действовать немедленно».
– Хопфиц хороший специалист, – сказал Пихт.
– А если он русский?
– Ты правда устал, Вальтер. Возьми отпуск, отдохни.
– Какой, к дьяволу, отпуск! Мне кажется, что готовится какая-то жуткая диверсия.
Пихт поднялся и, сняв очки, с усмешкой поглядел на Зейца:
– Вальтер, я прошу тебя об одном: не ввязывай меня в свои дела, я в этом ничего не понимаю.
– Все вы чистоплюи! Если хочешь знать, то оберштурмбаннфюрер Вагнер в Берлине сейчас лихорадочно разыскивает концы Хопфица. Вполне может случиться, что русские заслали его от имени Клейна и одновременно убрали штандартенфюрера. Его направление я сдал на экспертизу. Завтра ответят, подлинное ли оно.
– Ну что ж, – помедлив, хмуро сказал Пихт, – сегодня ты откровенен, как никогда. И ты думаешь, я не знаю почему? Потому что и ты и Коссовски подозреваете меня в измене рейху. Так?
Зейц зло посмотрел Пихту в глаза:
– Я бы давно арестовал тебя…
– Тогда в первую очередь ты поставил бы под удар себя.
– Ты снова намекаешь на Испанию?
– Нет, на те двести пятьдесят тысяч марок, которые лежат в швейцарском банке.
Зейц дернулся всем телом, словно его ударили плетью.
– Ты не можешь знать этого! – У него пересохло в горле, и сказал это он с трудом – хрипло и тихо.
– У меня есть весьма надежные доказательства, Вальтер. Не вся же испанская валюта ушла в казну рейха, кое-что прилипло и к твоим рукам. Но, повторяю, мне от тебя ничего не нужно, и я не сделаю тебе ничего плохого, пока ты не встанешь на моем пути.
Зейц сделал движение к одежде, где лежал пистолет.
– Спокойно, Вальтер. – Пихт положил свою руку на его руку. – Ты меня знаешь давно, я умею шутить, но когда говорю серьезно, то это серьезно.
– Т-ты… Март! – прошептал в ужасе Зейц.
– Думаю, мы сработаемся с тобой, Вальтер, – не обращая внимания на слова Зейца, продолжал Пихт, – и если тебе дорога жизнь, постарайся уехать в ближайшие дни… в целях своей же безопасности.
Зейц уткнулся в песок, его руки дрожали.
«Пожалуй, я погорячился, – подумал Пихт, – ну, да все равно. По крайней мере, теперь я твердо уверен, что Хопфицу надо скрываться немедленно».
– Я хочу выпить, – пробормотал Зейц, поднимаясь.
– Давай лучше пойдем в воду. Говорят, плохая примета – раздеться и не искупаться.
Вода была по-весеннему холодной, даже захватывало дыхание. Зейц поплыл на середину озера. Пихт догнал его и как ни в чем не бывало воскликнул весело:
– Ах, как хорошо, Вальтер!
Зейц ушел в глубину и вынырнул у берега.
«Все же надо быть настороже, – подумал Пихт. – Мало ли что взбредет в голову этому болвану».
…Зейц пил много и не пьянел. Он опрокидывал рюмку за рюмкой и мрачно смотрел на графин. Лишь к вечеру его стало заносить. Водка сначала согрела душу, сделалось легче. Что-то он забормотал о старой дружбе, вспоминал дни молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал кричать.
«Эх, какое еще будет похмелье…» – подумал Пихт, с трудом втащил Зейца в «мерседес» и отвез домой.
В этот же вечер он зашел к Хопфицу и рассказал обо всем, что произошло в купальне.
– Я искал тебя сегодня, – сказал Хопфиц. – Приехал Коссовски и о чем-то долго говорил с Вайдеманом. Пихт сжал кулаки:
– Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего… Сегодня же ты должен обязательно исчезнуть. Ты свое дело закончил.
– Даже составил кое-какие наброски.
– Письмо я передам тебе поздней. Сейчас немедленно иди к дубу у кафе «Добрый уют». Ты ведь там спрятал вещи?
Расставшись с Хопфицем, Пихт заехал за Эрикой.
Он направил машину в сторону Аугсбурга.
– У меня такое ощущение, будто скоро что-то произойдет, – сказала девушка, положив голову на плечо Пихту.
– Почему?
– Я сужу по отцу. Он совсем изнервничался. Кажется, он тайно переводит деньги в швейцарский банк.
– Ого, я был гораздо худшего мнения о твоем отце.
– Ты редко бываешь со мной!
– Сейчас много хлопот.
– Пауль, – Эрика заглянула ему в лицо, – скажи мне правду: мы победим?
– Смотря кто «мы»…
– В объединении немецких женщин все готовятся вступать в нацистскую партию. Сейчас ведь Германия переживает трудные времена?
– Нынешняя Германия – да.
– Мне кажется, женщины должны встать вместе с мужчинами на защиту родины.
– Нет, ты не связывайся с ними.
– Скажи, Пауль, ведь когда-нибудь кончится война?
– Должна.
– Тогда я тебя больше никуда не отпущу!
Пихт грустно улыбнулся. Острая жалость к девушке заставила Пихта притормозить и свободной рукой крепко обнять ее.
– Эрика, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому – лучше, честней, что ли…
– Я и стараюсь…
– Наверное, ты переживешь это чертовски проклятое время, но всегда помни: другие люди так же страдают, любят, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я.
Пихт говорил и говорил Эрике о какой-то новой жизни, которую надо построить, и главное, суметь дожить до нее. Эта жизнь представлялась смутно, без реальностей. Он не знал еще, какая она будет, но Эрика понимала, что Пауль, как никогда, открывал перед ней душу, и слезы любви и благодарности текли по ее лицу.
– 5 -
Коссовски хорошо изучил Вайдемана. Дружеский тон он отбросил сразу же, как только вошел в общежитие. Вайдеман мог выворачиваться, увиливать от прямых ответов, если бы Коссовски снова начал разговор с давних симпатий.
– Я к вам по важному делу, майор, – сказал он, козырнув.
Вайдеман удивленно вскинул мохнатые брови и насупился.
– Если уж на «вы», то слушаю вас, господин Коссовски.
Коссовски сел напротив, так, чтобы свет от окна падал на Вайдемана.
– Вы отлично представляете себе, что в наше суровое время, когда Германия, напрягая все силы, воюет на нескольких фронтах, особенно крепок должен быть тыл, – начал он.
– Вы читаете мне азбуку, как сопляку из гитлерюгенда.
– И вы знаете, что «Форшунгсамт», так же как и гестапо, давно ищет русского агента, – не обращая внимания на реплику Вайдемана, продолжал Коссовски.
– Я его не видел и ничем не могу помочь.
– Вайдеман, мы с вами не маленькие! Я много думал, соединял вместе, казалось бы, несопоставимые события… Я привел в систему вашу деятельность в Швеции, Голландии, Франции… да, во Франции, в том шикарном кабаке «Карусель», когда от странного и рассеянного гарсона услышал слово «март». Помните, гарсон сказал: «Мы получили вино в марте, а вы пришли в мае…»?
– Черт возьми! Я-то здесь при чем?
– Не нервничайте, Вайдеман. Выслушайте сначала меня. Я разговаривал со многими людьми, которые так или иначе касались дел люфтваффе, и особенно «Штурмфогеля». Картина деятельности этого агента проясняется. Март закрепляет свои позиции в Швеции, Испании, Польше, Франции… В «Карусели» к нему шел связной, он передал адрес другой явки вместо разгромленной… Благодаря своему прочному положению он немало знает о люфтваффе и передает ценнейшие секретные данные своим хозяевам… – Коссовски закурил сигарету и снова уперся взглядом в Вайдемана. – Ютта, радистка, связанная с коммунистическим движением, исправно передает телеграммы… Здесь мне не совсем ясна роль Эриха Хайдте. По-видимому, он был связным по линии Перро – Март – Ютта. Помимо информации, которую Март постоянно поставляет своим, он еще совершает и диверсии.
Коссовски заметил, что голова Вайдемана вдруг стала опускаться ниже и ниже.
– В Рехлине он закладывает в «Штурмфогель» магнитную или тепловую мину. Сам – заметьте – в испытаниях не участвует: погибает другой пилот, Христиан Франке…
«В чем-то Вайдеман виноват», – подумал Коссовски, глядя на поникшего летчика.
– Наконец, он каким-то образом делает так, что секретнейший истребитель «фокке-вульф» попадает к русским, а сам спокойно возвращается обратно в свою часть…
Вайдеман вздрогнул, по лицу пошли багровые пятна.
– Разумеется, я умышленно опустил еще многие детали, так как считаю, что и этих достаточно для того, чтобы обвинить…
– Меня? – спросил, глотнув слюну, Вайдеман.
– Да, – прямо ответил Коссовски.
Вайдеман с трудом поднялся и отошел в глубь комнаты.
– Это не я, это Пихт, – выдавил он из себя.
Коссовски подумал – психическая атака удалась. «Все правильно, не ты, а Пихт – и только он – может быть Мартом. Ты, Альберт, никак не подходишь к роли разведчика, а Пихт ловко воспользовался твоей дружбой и всюду тянул тебя за собой».
– Но откуда ты знаешь, что Пихт работает на русских? – спросил Вайдеман.
Коссовски знал первые телеграммы Марта, их содержание вряд ли бы кого-нибудь интересовало, кроме русских. Но вслух он сказал уклончиво:
– У меня еще нет полной уверенности. Я хочу поймать его с поличным, применив метод его старого приятеля Эви Регенбаха – гамбит… То есть жертвую и на этот раз внезапностью.
– Пихт работает на Хейнкеля, – сказал Вайдеман.
– Вот как! – удивился Коссовски.
– Мы вместе работали на Хейнкеля, сообщая этому старому карлику о «Штурмфогеле».
– Каким образом?
– Я передавал сведения Пихту, Пихт – Хейнкелю, и от него он получал для меня деньги – тысячу марок в месяц.
– И долго ты так… работал? Вайдеман сморщил плоский лоб:
– Не больше года… Потом я отказался. Но, поверь, Зигфрид, ради старой дружбы, я не видел в этом ничего предосудительного!
– Д-да, – в раздумье протянул Коссовски, – ты меня удивил, Альберт.
– Я всегда шел в самые рискованные переделки ради Германии. Меня нельзя обвинить в измене!
– Успокойся, Альберт, я сделаю со своей стороны все, чтобы оправдать тебя. Разумеется, о нашем разговоре…
– Конечно, Зигфрид, – перебил Вайдеман, обрадованный таким исходом. – Я буду молчать. Молчать как рыба.
Коссовски тихо прикрыл за собой дверь.
Он хотел еще встретиться с Зейцем, но так устал, что решил поговорить с оберштурмфюрером утром. «Теперь Март от меня не уйдет», – подумал Коссовски, засыпая.
Давно не чувствовал он себя таким спокойным, как в эту ночь. С гулом проходили по автостраде тяжелые вездеходы – уезжали в Россию новые пополнения. В огромном звездном небе было тихо – союзники не бомбили. Равнодушно шумел лес, укрывший собой то чудо, которое в скором времени ринется навстречу самолетам врагов.
Но вдруг он проснулся и почувствовал тот же липкий испуг, как и тогда, когда шел к Лахузену. Ведь если Пихт расскажет о том, что Коссовски приговорил к расстрелу связного Канариса и Франко, ему грозит тюрьма или виселица. Притом все знают, что Пихт его друг, и не преминут вообще усомниться в способностях Коссовски как контрразведчика и лояльного немца…
– Что же делать? О боже милостивый! – прошептал Коссовски, глядя в черный угол спальни.
– 6 -
В полночь Пауль подъехал к дубу у кафе «Добрый уют».
– Сеня, садись на попутную машину и уезжай. У тебя есть явки, где можно скрыться?
– Я должен добраться до партизан в Словакии. Оттуда меня вывезут на самолете к своим.
– Тем лучше. Ты успеешь. Вот мое письмо Зяблову. Оно закодировано, но все равно упрячь его подальше. В случае чего, скажи, что воевал честно. А может быть, и доведется встретиться… Если повезет.
– Я хочу, чтобы ты уцелел, Павел, – проговорил Хопфиц.
Пихт пожал плечами.
Хопфиц достал небольшую мину в форме чернильницы.
– Эта штука может разнести танк, не то что самолет. Словом, действуй и возвращайся живым.
Пихт и Хопфиц прижались друг к другу. В мужском расставании всегда бывает что-то неуклюжее.
Хопфиц заторопился выйти на дорогу, боясь, что Павел заметит слезы.
Пихт сел за руль и тронул машину с места. В предутреннем мраке долго мерцал красный огонек, а потом «фольксваген» повернул и скрылся в черноте леса.








