Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 185 (всего у книги 347 страниц)

Тихон проследил за его взглядом, пояснил:

«Местная. Приходит, считает участок своей территорией. С характером, даже собак гоняет».

Кошка посмотрела на закрытую дверь дома, чуть ли не усмехнулась пренебрежительно и змеёй скользнула обратно за угол.

«Подкармливаю иногда, – почему-то счёл необходимым оправдаться Ященко. – Уважаю за характер».

Помолчали. Свиристела какая-то птица. Солнце яростно пыталось продраться сквозь листья берёз, что окружали деревянный стол, за которым сидели люди, но зелень твёрдо держала оборону, мгновенно отсекая и уничтожая прорывы. Уютно, отчего-то даже сладко…

«Есть у меня друг один – может, познакомлю когда, – продолжил Тихон. – Служили вместе, воевали. В Карабахе ещё. Официально тогда считалось – миротворили. То есть это такая служба, когда с обеих сторон в тебя пуляют и заложников из русских военнослужащих хватают.

И был у нас криминал. Причём ломовой. Аккурат перед дембелем.

Вырезали мы пост армянский… Случайно получилось, по ошибке. Вышли не в том квадрате. Горы…

Но при обстоятельствах на пожизненку тянет».

Тихон помолчал. Ухмыльнулся криво.

«Разборка была поначалу крутейшая. Спасло нас, по совести, то, что бодались наши тогда как раз с армянами. А их федаины тоже не зайчиками там прыгали. И верховодили ими и вовсе не наши советские армяне, а дашнаки из эмиграции.

В общем, начальство ситуацию развивать не стало. Списали на боевые. Или ещё на кого. До нас итогов не доводили, сам понимаешь. А нас те же особисты тишком да бочком в Россию. И раскассировали по разным полкам».

Снова пауза. Алексей разлил пиво по стаканам.

«И было нас трое друзей там. Мальчишки ещё. Срочники, по двадцать лет. И на каждом – по трупу. И на мне – два.

А он ведь тёплый ещё, человек, когда его к себе прижимаешь и горло режешь. А резать-то не умеешь, не попадаешь. Да не финкой, а штык-ножом. И сам ты его боишься, человека того… Он дёргается, умирать не хочет… Не верит ещё, что сейчас умрёт. А ты, ты словно чувствуешь его. В эти секунды. И чувствуешь внутри, в самом себе. Ты будто страх его вбираешь… И так же в ужасе от надвигающейся смерти. Словно не его, а тебя режут!

А потом он обмякает. А ты всё бьёшь, бьёшь, бьёшь его. Боясь отпустить. Боясь расстаться! Словно вот перестанешь его бить – и тогда умрёт он окончательно. И ты вместе с ним. И бьёшь его, словно за соломинку хватаешься, от смерти своей…

А потом он лежит перед тобой и дёргается ещё… Потому как всё равно не добил ты его по неумелости своей. И надеешься, что не помрёт он, что не ляжет труп его на тебя! Но уже чувствуешь ты тяжесть его. И уже знаешь, что до конца жизни на плечах твоих лежать будет труп тот…»

Помолчал снова. Алексей молчал тоже. Вбирая.

«И был другом моим Максимка, – продолжил Ященко. – То есть и остался, конечно. С Урала парень, из Миасса. Тихий, молчаливый, покладистый. Интеллигентный, можно сказать. Хотя из рабочей семьи, без мудрствований.

А второй был Витька. Тоже из рабочего посёлка родом. Этот – решительный, уверенный. Заводила. “Дедам” нашим ротным с самого начала отпор дал. Били его те однажды вшестером. Так он отлежался, а потом в один день всех шестерых отметелил. По одному. Будто по графику. Вот и закаялись “деды” с тех пор к нему придираться.

Ну и я. Молодой тогда тоже, глупый. Всё испытывал себя. Однажды, когда на стрельбище были, ещё в учебке, отправили меня за вал караулить – ну, что по-за мишенями. А то повадились там гражданские грибы собирать. Могло кого рикошетом срезать. Пополз своею волей на вал, и голову под стрельбу высунул, проверял храбрость свою…»

Тихон повёл плечами, будто ещё раз удивляясь юношескому безрассудству.

«Так вот. Лучше всего на посту том Максимка себя повёл. Меня колотило не по-детски – мне ведь пришлось второго ещё срезать, который на шум сунулся. То есть я просто никакой был. Стрельни кто рядом – не то что обделался бы, с ума сошёл. Витька блевал. И колотило его. Крупно так.

А этот всё осмотрел, порезанных обшмонал, карту нашёл у одного. Определил по ней, где мы оказались. Привёл себя в порядок, подчистил за нами, чтобы следа не осталось. Нам пинков наподдавал – и погнал к своим. Во время марш-броска этого я в себя пришёл, начал соображать. Но всё равно. Всё нёс я его на себе, труп первого-то моего…»

На этот раз молчание было долгим. Алексею не хотелось его прерывать. Кавказ он относительно знал. Примеряя эту ситуацию на себя, прошедшего две войны, всё равно впечатлялся тому, что пришлось пережить трём мальчишкам.

«И вот погляди теперь, как после судьбы наши повернулись, после службы, – прервал молчание шеф. – Я – вот он, сам видишь, чем занимаюсь.

Витька, прикинь, миллионером стал! Настоящим, с домом на Рублёвке. Бизнес у него. И он там акула та ещё. Помнишь, был такой банкир Владимирский? Хотя да, зачем тебе… Ты ж тогда лейтенантил, кажись? В пятом году? Ладно, старший, неважно.

В общем, захотел тот банкир Витьку бизнеса лишить. А попал в итоге на цугундер. На самом деле: едва от зоны ушёл. По ходу дела бандиты у Витьки жену похитили. Так он сам их разыскал и на задержание пошел. Одного по ходу дела ногами так пробил, что хребет ему сломал. Вот лично, личными своими ногами. СОБР аж прифигел! А тот бандит потом кони двинул».

Шеф улыбнулся светло, чуть ли не с гордостью.

«А Максимка затихарился совсем. Встречались мы… Знаешь, будто не от мира сего. Вот как священник какой. Только гражданский. В школу устроился, детишек рисовать учит. Смерть федаина того своего всё вспоминает. Избыть, говорит, её хочу…»

Тихон замолчал. Трудно замолчал.

Алексей тоже молчал. Просто не видел, что сказать.

Наконец, Ященко снова заговорил:

«Я к чему тебе всё это рассказал? Не к тому, что у каждого свой труп на закорках лежит. Или лежать будет. А у кого нет его – тот счастливый человек. Я к тому, что страшен тот человек, кто тяжести этого трупа на себе не чувствует. Боюсь таких».

Снова пауза. Наконец Ященко проговорил:

«У нас в “Антее” таких нет. А потому нет у нас и криминала…»

И опять пауза.

«Есть, – прокашлявшись, сказал Алексей. – Я не чувствую…»

«В смысле? – не понял Тихон. – На тебе есть труп?»

«И не один. Тогда, в Шатое, я настрелял не знаю скольких. И в Цхинвале палил от души, а те – падали. Так что…».

Шеф хмыкнул:

«Так это же другое дело!»

Взглянул – как-то испытующе:

«Вот скажи… Они к тебе приходят? Эти твои покойнички? По ночам, скажем, во сне…»

Алексей подумал.

«Нет, не было. Сам удивлялся…»

«Вот именно, – чуть назидательно, будто школьный учитель, протянул Ященко. – И не явятся. Потому как там ты не в людей стрелял!»

«Как это? – изумлённо воззрился на него Алексей. – А в кого же?»

«А стрелял ты, друг дорогой, в оружие! – воскликнул Ященко. – Которое стреляло по тебе! Вы там все не люди были… не человеки. Тебя бы завалили… прости, – и ты бы ни к кому не являлся. Не знаю, как это происходит там, – он ткнул большим пальцем вверх и куда-то за спину, словно указал на большое начальство. – Но когда люди в бою друг друга гасят, то они как бы и не люди уже. Взял оружие в руки, приготовился стрелять – всё, ты уже не личность под Богом. А боевой комплекс. Вроде робота».

Алексей об этом в своё время думал. После Шатоя. Тогда ведь в самом деле он не в людей палил. Или, вернее, тех, в кого палил, не людьми видел. И именно – да-да, чем-то иным. Слова такого нет… Видел, как где-то вычитал, – «иным, несущим смерть».

И в Цхинвале тогда… Когда грузинские танки останавливали, не о людях же внутри думали. Именно о танках, как об устройствах, несущих смерть. И если ты его не зажжёшь, это устройство, – смерть будет тебе.

А какая принципиальная разница, чем он тебе смерть несёт, тот человек, – танковым зарядом или же кусочком металла, вылетающим из автомата?

Человек тут действительно – только приставка к смерти.

Получается, что берёшь в руки оружие – отчеловечиваешься, что ли… Исчеловечиваешься… Истончаешь в себе человека. И тебя это касается, и твоих бойцов. Тогда, в бою, формируя из них тройки – гранатомётчик и два автоматчика в прикрытие – он ведь в них, честно если, не людей видел. Опять-таки – вооружённые функции. Которые нужно уберечь от гибели не как живых тёплых существ, а как боевые единицы, нужные для выполнения боевой задачи!

«Иное, несущее смерть».

Получается, что мы, поднимая оружие, – неважно, со справедливыми целями или нет, – выносимся тем самым за скобки человечества?

Не означает ли это также, что мы выносимся и за скобки Бога?

Алексею невольно захотелось перекреститься. Хорошо, что не был он особо воцерковлённым. А то с такими мыслями… В толстовцы только идти. Или сразу в монахи…

«Кстати, писали об этом: уже не за горами время, когда именно роботы будут в роли солдат, – помолчав, словно ожидая, чтобы Алексей вникнул, продолжил Ященко. – Гуманизм настанет, мало не покажется…»

Тихон-то, кстати, истовый православный, подумалось Алексею. Каково ему-то тяжесть своих мёртвых нести?

Ященко потянулся.

«Ладно, заболтались мы. Пора бы ещё принять горяченького парку, да с можжевельничком, – проговорил он выздоровевшим, даже чуть со смешинкой голосом. – Это ты, Лёха, молодой ещё, оттого глупостями себе развлекаться позволяешь. Настоящий труп – это когда… По ошибке или по необходимости – но когда он человеком перед смертью предстанет, а не устройством для нажатия курка».

Лицо его затвердело:

«Вот я и говорю тебе, Лёша. Претендовать-то ты можешь. Доказал. Но дела у нас бывают такие, что гарантировать тебе отсутствие трупа на плечах я не могу. Решай сам, нужен ли тебе такой криминал или нет».

И глаза его были на сей раз не стальные. Дождевыми тучами были глаза…

Глава 9

Настя встретила его не сильно приветливо:

– Что опять стряслось? Только собралась отдохнуть денёк. А тут начальник звонит, орёт, как подорванный, требует срочно досье ему на Бледнова собрать. Не дождался конца работы, снова звонит, кричит, чтобы уже присылала, что есть, потому что он срочно в Москву улетает. Потом ещё звонит, опять орёт, велит тебя на ночь разместить. Приказывает! Вы там что, Новый год не допраздновали? Или кого пристрелили на радостях, а теперь от подвала прячетесь? Так имей в виду – мне с вами не по пути!

– А ты что, ничего не знаешь? – удивился Алексей, ставя звякнувший пакет на пол. По дороге он завернул в магазин, где купил коньячка, хорошего вина для Насти, конфет, нарезки. Не пьянства ради, как говорится, – просто нынешний долгий день уже прямо в ногах валялся, требуя загасить его соточкой коньячка. Или двумя.

– А что я должна знать? – пожала плечами Настя. – Я же его сегодня и не видела. Я вообще спала, как Злой твой ушёл, – она со значением, хоть и мельком бросила взгляд прямо в глаза Алексею. – А тут крик, суета, всё пропало, клиент… хм, приезжает… Да, сурово у них там в гэбухе поставлено. Ближайший сотрудник не знает о таких делах, что случились сегодня! Впрочем, у Ященко было так же. Каждый должен знать не более того, что велено уровнем компетенции.

Хотя, запоздало понял Кравченко, мысленно разворачивая обратно киноленту этого бесконечного дня, в республике вообще ещё никто не знает, что произошло. Ну, кроме тех, кто причастен. И руководства. Да он и сам не знал бы, ежели бы не Мишкина чуйка, которая заставила того вытащить друга в «Бочку». И заодно спасти ему жизнь. Ибо не позвони Митридат столь вовремя, то так и лежали бы они с Иркой в постели. Покуда не прилетела бы граната скоротать с ними новогодний досуг…

– Ну что молчишь? – уже встревоженно прервала Настя затянувшуюся паузу. – Случилось что?

Алексей покатал желваки на скулах. Имеет ли он право говорить, коли Митридат сам не рассказал? Она же его сотрудница. А, один чёрт, завтра все всё узнают. Или не всё. Но узнают. А завтра, можно сказать, уже наступило. Будем надеяться, что до утра, по крайней мере до этой квартиры ничего не докатится. Вот только каким оно будет, это утро?

– Случилось, Настюш, – вздохнул он. – Бэтмена сегодня убили…

– Уп-п… – сказала Настя и поднесла кулак ко рту.

– Как произошло? – поразмыслив, спросила она.

– Ладно бы на боевых, – скривил лицо Алексей. – Но его грохнули возле Лутугино. Прямо в машине. И, похоже, не укры…

Анастасия наклонила голову, потёрла ладонью лоб.

– Тыц-тыц-тыц, – произнесла она негромко. – Не укры…

Подумав ещё какое-то время, в течение которого позабытый ею гость переминался у порога, девушка сказала:

– Всё понимаю, кроме того, для чего ты тут. Защищать меня Митридат, что ли, попросил, пока сам умотал? Так я мышка серенькая, никому не нужная. И постель у меня тут, между прочим, одна. А ты у нас человек женатый, на тебя не рассчитана. Сидел бы уж ты дома…

Алексей развёл руками. Вообще говоря, он даже не подумал о такой трактовке своего визита – дать защиту Мишкиной сотруднице. Мог бы тот ведь и от своей квартиры ключи оставить. Хотя… В эту ночь, исход которой может обернуться самым причудливым образом…

– Нет у меня больше дома, Настёна, – вздохнул он опять. – Взорвали мне квартиру. Пульнули из гранатомёта в окошко…

Любопытно было смотреть, как у девушки одновременно раскрывались глаза и рот.

– Ладно, пошли на кухню, – после некоторой паузы скомандовала Анастасия. – Небось голодный? У меня там салат есть. И колбаса осталась. Я…

– Да я тут взял с собой, – неловко, как обычно в таких ситуациях, пробормотал Алексей.

А ведь красивая же девка, снова восхитился он. Ладная, вся какая-то приточенная и приталенная. Лицо милое, хотя и не без шалинки, особенно в уголках рта. Жаль, слишком самостоятельная. Тяжело такой мужа сыскать. Не мужика – эти-то слетаются сами, сколько раз замечал. А вот мужа…

Присели за стол, чокнулись по первой.

Коньяк прошёл сквозь организм как сквозь дырку в полу. И с таким же эффектом.

– Дай-ка я, Настёна, вторую сразу накачу, – утвердительно извинился Алексей. – Не алкоголизма ради, а снятия стресса для…

Никакого стресса он на самом деле не чувствовал. Но вот напряжение и ожидание чего-то плохого снять хотелось, да.

Вот только коньяк в этом помогать отказывался. А тут ещё Настя словно решила добить Алексея.

– А чего ты к Ирине-то не поехал? – спросила она. – Нет, не думай, я тебя не гоню, просто интересно. Поссорились, что ли?

– Да нет, не поссорились, – проговорил он после паузы, посвящённой разлитию ещё по одной. Девушка, впрочем, от своей доли отказалась. – В больнице Ирка. Ранило её. Прямо там, в квартире, и ранило. Не успела вовремя выйти.

И он, почему-то ощущая злость на себя, стал пересказывать подруге – она же друг, верно? – всё, что происходило сегодня вокруг него. Как позвонил Мишка, огорошил известием о гибели Сан Саныча. Как потом ещё больше огорошил предположением, что Буран может оказаться в одной компании с безвременно погибшим. Потому что дружил с ним. Как потом это предположение подтвердилось самым верным способом – гранатой в окно. Как придавило его известие, что вместо него в квартире граната нашла его подругу – слава богу, что жива осталась. Как со значением смотрели на него милицейские, прокурорские и комендантские. Как врачи не дали увидеться с Ириной и даже отказались передать ей мобилу. И та теперь, придя в себя, небось думает, что её все бросили. Как сам понял, когда отвозил Мишку, что Бэтмена не Глава заказал и ни кто-либо ещё, а свои. Скорее всего, военные, которым как раз в армии такие, как Бэтмен, и не нужны. Как на нервах едва не убил на хрен двух вонючих козлов, вышедших поразбойничать на большую дорогу.

И как он – если честно-честно! – страшится завтрашнего дня, когда известие об убийстве Бэтмена выйдет наружу, и как бы не дошло до гражданской войны на радость укропам. И как он в то же самое время ждёт этого завтрашнего дня, чтобы узнать, наконец, кто так нагло открыл на него охоту…

Короткий получился рассказ, что уж там. На две рюмочки. Коньяк демонстративно продолжал держать руки в карманах, отказываясь творить свою работу. Надо бы выпить ещё. В то же время ужасно не хотелось выглядеть перед Настей раздавленным хлюпиком, ищущим утешения в спиртном. Может, если бы не по рюмочке, а хлобыстнуть сразу стакан – пошло бы дело. Можно было бы расслабиться. И продолжить общение в самодеятельном уюте нетрудного опьянения. А сейчас лишь нарастала внутри злость и пустота. Эх, Настя, хороший ты человек, понимающий. Жалко, что не мой…

А потом коньяк кончился. Как-то сразу. Скончался, сволочь, так и не исполнив своего долга.

Алексей внутренне пожал плечами. Надо же, не думал, что целой бутылки коньяка не хватит. Да, видать, сильнее его нынешний день в душу торкнул, чем он ожидал. Эх, ну да ладно… Может, потом дойдёт. Куда он, алкоголь, из печени-то денется? Только в кровь…

Но тут Настя посмотрела на него – сначала внимательно, потом как-то по-бабьи, по-деревенски хитро. Встала с места, подошла к холодильнику, открыла морозилку и достала замороженную, в инее квадратную бутылку. И поставила на стол с видом одновременно и избавительницы, и победительницы. Ну да, фартука только не хватает, под которым бутылку прятать – и один в один была бы с той тёткой деревенской, что танкистов приветила в «На войне как на войне»…

– У начальника конфисковала, – пояснила она. – Думала, Юрка твой если захочет…

Резануло это – «твой»…

– Да вот только по рюмочке и выпили, – продолжила Настя. – Остальное отложили, а теперь, смотрю, пригодится…

И ещё раз сощурила глаза с неуловимой, но очевидной лукавинкой.

Алексей фальшиво противиться не стал. Налил себе и Насте.

Не та, конечно, тут была текила, что он пил как-то с однокашником своим по прозвищу Боцман, встретившись с ним случайно в Москве. Тот был спец по этому напитку. Уйдя на гражданку, устроился безопасником в какую-то фирму, которая имела дело с латиносами. Бывал и в Мексике. Так что встречу назначил в ресторанчике, где, по его словам, точно подавали подлинную мексиканскую водку. Название её Алексей забыл, но твёрдо запомнил из рассказа товарища, что настаивают её на каких-то местных древесных червячках.

Ничего оказались червяки, надо признать. Действенные.

Луганская текила тоже оказалась ничего. Во всяком случае, отпустило. Наконец-то. Едва первая порция растворилась в желудке, даже захорошело – коньяк, видно, просто ждал подружку.

Алексей освобождённо посмотрел на Анастасию. Та стала совсем уютной в лёгкой хмари хмельного мозга.

– Ну и как тебе мой Злой? – вспомнил он вдруг её подколку.

Не то чтобы он ревность ощущал… Хотя и её тоже. Все мужчины ощущают оттенок ревности, когда узнают, что с другим водится женщина, которая могла бы быть… В общем, упущенная по каким-то причинам.

Но поскольку Настя была своя… Он в какой-то мере сочувствовал ей: красивая, в самом соку девка всё продолжает поиски своего мужика, такого, чтобы на всю жизнь. И не находит.

– Гад он, – отчего-то вспыхнула девушка. – Как и все вы, мужики. Утром встал, поцеловал и ушёл. Вроде как долг исполнил и свободен…

– Это я ему приказал, – ответил Лёшка. И лишь по удивлённым глазам Насти понял, что сглупил.

– Э-э… не в смысле этого…

Он прикрылся от прыгнувших к лицу растопыренных пальчиков с выкрашенными в кровавое коготками.

– В смысле, велел ему к девяти быть в подразделении, – поправился Алексей. – За безобразиями наблюдать и дисциплину пресекать. Как заместителю. Новый год всё же.

– Скотина, – без выражения констатировала Настя. – Опять переступил через девушкино счастье.

– Чегой-то – опять? – возмутился Кравченко. – Я за твоим счастьем блюду.

Что сказал, сам не понял.

– Ну да, – скептически усмехнулась Настя. – А как девушку без секса оставлять – так первый…

– Так ты ж шпионка, – отбоярился Алексей. – С крепким телом. Я тебе тогда не доверял.

– Ага, «медовая ловушка», помню, – снова усмехнулась девушка. – А теперь, значит, доверяешь?

– Так ты ж шпионка, – повторил он. – Кто такой Мата Хари доверится – дня не проживёт.

И после паузы добавил:

– Но спину я бы тебе подставил.

– Ах, скажите, какой благородный рыцарь появился! – протянула Настя. – Спину свою он мною прикрыл бы… Да чё у тебя узнавать-то? Для чего тебе «ловушки» расставлять? Ты только прикинь мой гордый рапорт: собственным телом завербовала аж целого ополченца! Теперь он нам расскажет про самые тайные секреты своего взвода!

Он был вынужден приобнять её. Чисто дружески, конечно. Разговор на эту тему был не первый, но Настя как-то опять серьёзно возмущалась.

– Не надо грязи, гражданка, – промурлыкал он, гладя её по голове. – Я аж целый капитан. Я знаю за роту!

Анастасия выскользнула из-под его руки.

– Ты давай тут шарм свой не распускай, – приказала она. – Нам ещё с тобой в одной постели спать. У меня тут раскладушек нет. А я девушка не железная. Не то, что ты. Ж-женатый человек…

И отвернулась.

– И вообще пора спать, – проговорила она в окно. – Иди, мойся, или чего там тебе надо. Полотенце там висит.

Самостоятельная не железная девушка. Самостоятельный котёнок.

Алексей ощутил мгновенный укол нежности к ней.

«Но после ничего исправить нельзя…» – прозвучала в мозгу припевочка из любимой в детстве песни. У него вон Ирка. Раненая. За которую он в ответе. И потом, он действительно женатый человек…

В его мозгу и сердце Светлана под сомнение не ставилась, несмотря ни на какие военно-половые связи. При всех Иркиных достоинствах и он, и она понимали, что между ними не может быть ничего более простых физиологических отношений. Ну, тяжело взрослому мужику долго без секса. Закон природы. И одинокой женщине в нынешнем Луганске тоже тяжело. Так что отношения с Иркой нельзя даже рассматривать как супружескую измену. Так, взаимное снижение уровня половых гормонов…

Никогда она не казалась большим, нежели просто военно-полевая подруга. Нет, со своими чувствами, конечно, – не собачки всё ж, и не киски. Со своими обязательствами, дружбой, участием. Но – не любовь. Даже не приключение. Взаимовыгодная связь – так, что ли?

Да нет, тоже подленько. Дружба, так всё же точнее. Просто дружба между взрослыми мужчиной и женщиной. В которую постель входит так же органично, как пиво, банька и рыбалка между друзьями-мужчинами. Особенно, если жена не под боком, а где-то в другом мире и в другой жизни.

А с Настей другое. С ней секса быть не может. Потому как он не мог относиться к ней как просто к походно-полевой подруге. Тут такая опасная грань, на которой всё балансирует… Тут и дружба с её шефом, и дружба с ней самой, и тяга к ней, мужская тяга к красивой женщине. И те же – не отнять же! – шпионские игры под присмотром самого ЦК, и… И просто банальная человеческая симпатия. И даже ревность – что ни говори, но с Мишкиной квартиры вчера он поспешил драпануть с Иркой в том числе и потому, что неприятно было смотреть, как этот «свободный котёнок» обжимается с Юркой Злым… Тоже родным по-своему человеком.

Эх, как запутано-то всё…

Так размышлял он о том, о сём в расслабленной нетрезвой умственной неге, уже стоя под душем. А потом ощутил приток прохладного воздуха и услышал щелчок замка закрываемой двери. Выглянул из-за пластиковой занавески.

Настя.

И раздевается.

Та сердито посмотрела на него:

– Ты давай не подглядывай тут! Делай своё дело. У меня просто привычка чистить зубы по вечерам, а ты тут застрял. Одна маята с вами, с мужиками…

– Много ты знаешь про мужиков, – на автомате отпарировал Алексей, быстро смывая пену.

– Да уж побольше тебя, – неясно ответила Настя, включая воду в умывальнике.

– Это как?

– Ты мойся давай, капитан любознательный! – рассерженно скомандовала она. – А то занял тут ванную, прохода от него нет!

Опытное ухо легко различило бы фальшивинку в сердитости её тона. У капитана разведки Кравченко ухо было опытное. По службе положено.

– И всё же? – поинтересовался он, откидывая занавеску и протягивая руку за полотенцем. Не Настиным, своим. Купил в том же универсаме, вместе с другими «мыльно-рыльными» взамен тех, что остались в разворошённой взрывом квартире.

Из зеркала за ним следили Настины глаза. Ну, конечно, злости в них не было совершенно. Да и лицо с торчащей изо рта зубной щёткой была скорее уморительным, нежели сердитым. Во всяком случае, на взгляд любознательного капитана Кравченко.

– Щас пояшню, – помычала мордашка в зеркале. – Вот тебя мужики трахали?

Алексей возмущённо хрюкнул. Не ожидал.

– Во-от, – наставительно протянуло зеркало. – А меня трахали. А от тебя эта сторона жизни осталась скрытой. Так кто из нас лучше в мужиках разбирается?

И зубная щётка снова пришла в движение.

Лёшка расхохотался. И напряжение как-то само растворилось.

Маленькое, для лица, полотенце не могло, конечно, обернуться вокруг бёдер. Так что пришлось Алексею вылезать из ванной совсем неглиже.

Из зеркала внимательно наблюдали за ним.

Ах, как хороша! Фигурка точёной шахматной пешки, трогательные позвоночки, шейка, приоткрытая переброшенными на грудь волосами! Вот наделил же Господь женщин богатством несметным! Так бы и любовался часами… если бы тот же Господь зловредно не наделил мужчин неодолимым желанием немедленно этим богатством овладеть!

Глазки в зеркале тут же скакнули вниз. Алексей поспешно отвернулся. За спиной послышался сдавленный смех. Ах ты, чертовка!

Он шагнул к ней.

Нет, ну что вы, она была достаточно опытной женщиной, чтобы не обратить на это внимания. Она и не обратила. Она просто изящно наклонилась и стала полоскать рот.

Этого нельзя делать, запоздало прошелестело в сознании. Подло по отношению к раненой Ирке. И вообще – всё давно решено. И больше ничего исправить нельзя…

Руки сознания не послушались и легли на гитарную талию.

Анастасия обернулась. Глаза её с облегчением и требовательно искали что-то в его глазах. И что-то нужное, видно, нашли. Руки девушки обвили его шею, а сама она всем телом подалась ему навстречу.

«Там шпионки с крепким телом…» – безнадёжно пискнул разум.

Его больше никто не слушал. Алексей, не поворачиваясь, нащупал ручку двери, повернул её. Затем подхватил Настю на руки и понёс в комнату.

– Ой, как долго я этого ждала, – прошептала девушка.

А затем… Затем пало безумие…

* * *

Такого с ним не случалось ещё никогда.

В целом Алексей был в сексе довольно рассудочен. Не расчётлив, нет. Были в его жизни достаточно глупые эпизоды в этой области. Просто он всегда контролировал себя. Пару раз, правда, Светка его завела…

Но теперь было всё иначе. Он впервые в жизни по-настоящему улетел. В космос или куда там ещё.

Во всяком случае, пространство, куда он вознёсся, было наполнено то ли звёзд, то ли искр, и они словно качались на волнах, вздымаемых каждым его движением. Он подлетал на этих волнах к этим искрам-звёздам, а они всё сбегались и сбегались к нему, окружая всё более плотным роем. А потом звёздное пространство лопнуло и рассыпалось крутящимися осколками…

Так, должно быть, создаются вселенные…

– Ты гад, – тихо прошептала Настя, когда они немного отдышались. – Ты женоненавистник. Ты столько времени издевался надо мною, лишая такого счастья…

Он захотел обнять и поцеловать её, но она уклонилась.

– Лёшечка, ты только не трогай меня пока. Меня до сих пор током бьёт от твоих прикосновений…

Потом засмеялась тихонько:

– Я даже не подозревала, что бывает так хорошо. Я просто куда-то отлетела…

– И я, – хрипло сказал Алексей.

Ах, как полно и счастливо вздохнулось им обоим!

Потом она выбралась из постели, пошла в ванную, пошумела душем, позвякала какими-то своими склянками. Лёшка лежал счастливый и умиротворённый. И несколько удивлённый: что это такое было с ним только что? В какие миры он улетал?

Настя вернулась, легла, прижалась к нему всем телом, обняла.

– Ты гигант, – сказал она. – Если ты с Иркой творишь то же самое, то понимаю, почему она на тебя смотрит преданной кошкой…

А вот этого говорить не стоило. И особенно не стоило произносить слова «преданная». Как-то теперь оно в этих обстоятельствах приобрело второй смысл…

Настя сама почувствовала появившееся напряжение.

– Прости, – торопливо сказал она. – Я не то…

Потом вздохнула и продолжила:

– Завтра всё будет по-старому. Как будто ничего не было. Ничего, ничего, ничего! – с ожесточением повторила Анастасия. – Ни словом, ни взглядом… Просто одну ночь, ладно? Эту ночь… подари мне…

Он поцеловал её. Нежно, как только мог.

Ничего не будет по-старому. Это он знал точно. Но как теперь оно всё будет – это непонятно.

Лучше бы он тогда, в тот раз, не ерепенился, а нормально с нею… Когда она была просто одной из встреченных девушек. А не этой Настей. Не вот этой Настей, в которую он, оказывается, втайне от самого себя был влюблён.

И случилось бы по её правилу: с кем она переспала, с тем и расстаётся. А теперь, когда эта влюблённость прорвалась, словно диверсионная группа в тыл, – теперь что делать? А если правило снова подтвердится? Он же этого не хочет! Но и нельзя ему не подтверждаться, этому дурацкому правилу! Потому что тогда вообще непонятно, что делать!

Настя положила голову ему на грудь.

Ей тоже вспомнилось прошлое:

– Знаешь, я на тебя очень обиделась тогда… Ну, когда ты пренебрёг мною. «Верный семьянин»! Вот же принёс чёрт! А мне просто хотелось, ах, такого красавчика!

Она тихонько рассмеялась.

– А он, типа: «Вылезай из койки, пойдём лучше пить!» Военный, думаю, ему бы водки – и бабы не надо! А ты вон какой оказался…

– Какой? – на автомате спросил Алексей.

– Да вот такой! – логично ответила девушка. – Трусишка!

– Не понял…

– Какая «медовая ловушка», родной ты мой? Кто же тебя завербует через это дело? Да я тебе сама все тайны готова открыть!

Алексей прокашлялся.

– Знаешь…

Хрипло получилось.

– Я, честно говоря, и сам в первый раз так. Обычно-то знаешь, как оно… Больше стараешься женщину довести… до… А потом – раз, и всё… А тут… Как будто улетел… Коньяк с текилою – страшное дело!

– Мастерство не пропьёшь, – хихикнула Анастасия. – Эх, не будь ты женат…

Она вздохнула длинно.

Да, твою императорскую гвардию, женат! И больше ничего исправить нельзя…

* * *

Примерно в то же время, на другом конце города, в частном домике в Каменнобродском районе собрались четверо.

– Ушёл он, – констатировал мужичок с мелкими чертами лица. – Так вот.

В луганской комендатуре он был известен под позывным Джерри. Этого прозвища майор Андрей Овинник не любил. Однако первого своего позывного – Мышак – он не любил ещё больше. Прилипло и не отдерёшь, как ни поправляй сослуживцев. Ростом невелик и повадками суетлив. Удалось лишь в качестве официального, так сказать, позывного внедрить более душеприятную версию – тот же мышак, но уже ловкий, хитрый и успешливый.

Знали бы сослуживцы в комендатуре про вторую, потайную работу дружелюбного и улыбчивого Джерри… За три-четыре месяца, прошедшие с Минского перемирия, он завёл в комендатуре что-то вроде небольшой агентуры, прикрывавшей, между прочим, и торговлю наркотиками.