Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 186 (всего у книги 347 страниц)

– Точно знаешь? – осведомился второй, крупный, дородный и абсолютно лысый. Забавно, что фамилия его при этом была – Чупрына. – Фагот не мог ошибиться. Видел, как за занавесками двигалась тень.

– Точно знаю, – заверил первый. – Телефон его живой остался. Хозяйка по нему пыталась пробиться. Он не отвечал, но гудки были длинные.

– Дык…

– И Лиса моя, из комендатуры, передала – живой он. Не было его в квартире. Баба его там мелькала перед Фаготом. А он повёлся…

– Что, объект наш бабу свою подставил?

– Откуда я знаю? – огрызнулся мелколицый. – Зачем бы ему было бабу подставлять? Что он, знал о нашей охоте? О ней нас четверо только и знало… Ну, пятеро, если брать мужика этого твоего, который провёл Фагота в МТС. И что?

Помолчали, катая ситуацию в мозгах.

Третий – Мирон Мироненко, хозяин дома, типично южнорусской внешности с суетливыми, чуть навыкате глазами – разлил по стаканам самогонку. Как раз перед Новым годом он вернулся от матери с бутылью, подарком самому себе. Сейчас Мирон солидно заверил собеседников: «Першого класу напий, мати моя в сели готуе, вид бабци ще рецепт».

По-русски – точнее, на распространённом на Донбассе суржике – он изъяснялся вполне свободно. Но когда тема разговора касалась села, то неосознанно переходил на мову. В его селе – а был он с недалёкой Полтавщины – разговаривали только на ней. И мальчонка был не виноват, что батька когда-то прельстился посулами зазывальщиков и поехал за длинным, хоть и тяжким шахтёрским рублём сюда, на Донбасс.

Сейчас он жил в шахтёрском рабочем русском крае, оставаясь в душе настоящим украинским селюком. Детские скрепы в характере у людей обычно самые крепкие…

А если с детства страсть к накопительству проявилась, то так по жизни и пойдёшь.

С деньгами в Луганске жить в это время хорошо. Можно их пустить на благое дело. Недвижимость, например, значительно подешевела. Ну, больше жильё, квартиры. Многие уехали, кто-то и не вернётся. Кто-то уже закопанный лежит – ребята Лысого клювом не щёлкают. У кого-то просто отжали квартирку, сняв сперва её в наём, а потом всякими-разными способами отписав её на себя. Есть такие способы, есть! Потому и боятся люди сдавать квартиры. Потому и легли почти все те, чьим заработком была сдача жилья, под ребят, которых тут представлял Лысый. Это – всё же защита от беспредела. Кто не понял, – тоже лёг. Но в землю.

Досадно, что конкуренцию с некоторых пор стали представлять ополченцы этой так называемой «ЛНР». Сепаратюги, которые с удовольствием используют предоставленные ситуацией и оружием шанс вселиться в элитное жильё стоимостью несколько миллионов долларов и наслаждаться новой жизнью. Не рядовые, конечно, сепары. Командиры. То есть не так много. Но всё равно. Мешают. И договориться с ними тяжело. Ибо за ними нынче сила.

Ну, ничего, утешал себя Мирон. Недолго всё это продлится. Москали, конечно, помощь оказывают, через что мазу держат, но целый регион на гуманитарке долго не протянет. Уже, можно сказать, протест у людей появился. Если раньше, в особенности после референдума, они тут ходили все гордые и одухотворённые – как же, теперь Россия нас под себя возьмёт, как Крым! – то теперь нет-нет да бурчат зло, что Москва их предала. Ни денег, ни работы, ни пенсий. В городе то без воды, то без тепла, то без света.

Вон, прошлой ночью, на самый Новый год как раз тут, на Камброде, пришлось без электричества до четырёх утра сидеть. А потом ещё через три часа свет опять отключили. Да ещё что-то там скакало с током, лампы загорелись сильно. Пришлось срываться, отключать телевизор и холодильник, все шнуры из розеток выдёргивать, чтобы не пожгло технику. Хорошо хоть сейчас подачу возобновили, а то сидели бы при свечах…

Мирон находился на роли связного между командованием «Айдара» и местным украинским «сопротивлением».

Он был не один такой в Луганске, этот любитель бабкиного самогона. Вели свою тихую работу резиденты и от «Правого сектора», и от национальной гвардии, и от СБУ. Особенно от СБУ. Не говоря уже про людей Евграфова, бывшего (и в значительной мере сохранившего позиции) главного олигарха Луганской области, по сути – её господина.

Про других резидентов Мирон не знал. Ни к чему. Ведал, правда, что немало бывших (а возможно, и настоящих) людей Евграфова окопались в самых верхах руководства ЛНР, хотя эти связи тщательно ими скрывались. Собственно, про нынешнего фигуранта основные данные от них и просочились. Да через журналистов.

Сначала некие отзвуки о существовании мстителя по прозвищу Буран долетели через итальянских репортёров, получивших доступ к Бэтмену и его окружению. Сам Буран к тому времени, правда, ушёл в Корпус, и на него прямо итальянцам выйти не удалось. С главой пресс-службы Бэтмена, человеком с лицом выжиги и ухватками «эффективного менеджера», бледновский друг отношений избегал, номера телефона своего, естественно, не оставил. А у Сан Саныча его спросить побоялись.

Репортёры удовлетворились любопытной картинкой нравов гражданской войны – с вендеттой, прямо как в Италии давних времён. Тем более что о праведном карателе убийц своего отца в бледновском отряде рассказывали с охотой. Итальянцы с «Айдаром» связаны не были, потому тему прорабатывать глубоко не стали, и сколько-нибудь удовлетворительной конкретики с них получить не удалось.

Далее действовать пришлось через Северодонецк, где обреталось немало людей из окружения Евграфова. А у тех, соответственно, были информаторы в аппарате руководства ЛНР. Один тоже из пресс-службы, только Народного совета. Как ему удалось увидеть секретные списки награждённых за летние бои – бог весть. Факт, что в них фигурировал недавно переведённый от Бэтмена во вторую бригаду капитан Кравченко. Скорее всего, про него и рассказывали итальянцы.

Остальное было делом времени и техники. Среди луганских бандитов (если не юлить, а называть вещи своими именами) удалось заинтересовать людей, что контролировали квартирный бизнес. Те нашли среди хозяев таких, кто сдавал квартиры офицерам ополченцев. Путём тщательного перебора вышли на некую Анну, жилец которой был по всем приметам похож на Бурана. Фамилии его она, правда, не знала, но – внешность, ухватки, форма камуфляжная. И по званию капитан. А там и фамилию его установила – пришла с некой якобы бумагой из района…

Вычислили грамотно, проследить – проследили. Удостоверились, что да, военный, что служит там, где и указывал информатор. Но подобраться поближе, чтобы исполнить, никак не получалось. В расположении части или возле неё его достать оказалось практически невозможно. В городе он появлялся нечасто, и о его маршрутах здесь заранее прознать тоже не получалось. Не будешь же в его подъезде сутками торчать, ожидаючи! Только внимание людей обращать. А время военное, потому люди вокруг нервные, подозрительные. Вызовут комендатуру, та пришьёт теракт против офицера вооружённых сил республики, признают участником диверсионно-разведывательной группы – и здравствуй, подвал! Ненадолго, впрочем. До расстрела. И тому ещё порадуешься – вон, у казачков, по слухам, патроны зря не тратят, а отправляют членов ДРГ поплавать в пруду или озерце, поискать выход из-подо льда…

Хозяин уже высказал гостям всё, что думал про расстрел из гранатомёта. Даже в лучшем случае гарантии не очень надёжные – человека может просто ранить. Или он, как в этом случае, по какой-то случайной причине уйдёт из квартиры.

Но оба – что Лысый, крупнотелый браток, представлявший на этой встрече криминальные круги города, что мелколицый, – заверяли, что иначе подобраться к фигуранту было невозможно. Те, кто его выслеживал, докладывали однозначно: ведёт себя осторожно, осмотрительно, пространство вокруг себя смотрит, по манере держаться и ухваткам – явный спецназовец. Где гарантии, что обычному луганскому киллеру удастся завалить профессионала? Это ж такие люди, что и пьяными будучи бдят!

Против снайпера, конечно, и такая подготовка не поможет – но попробуй размести надёжно снайпера во враждебном городе. Это ещё похлеще, нежели стрелка с пистолетом в подъезде. Особенно, когда маршруты и расписание клиента тебе заранее не известны…

А так – удалось подойти совсем близко. Нашли связь с хозяевами салона связи, которые как раз к Новому году хотели его восстановить, внедрили своего боевика в группу работяг…

И времени дождались именно что самого надёжного. Новый год. Кравченко – офицер, наверняка отмечать праздник будет дома, а не в расположении. А ежели и не дома, то днём или край вечером первого числа зайдёт домой. Похмелиться или там с бабой потетёшкаться. Вот он в кроватке с девушкой милуется – и раз! уже в аду…

– Ладно, шо о том розмовлять, – махнул рукою хозяин. – Ушёл пока. Но задачу нам никто не отменял. Потому Фагот пусть ныкается до времени. Или вовсе на ту сторону уходит. Если парень тебе, конечно, нужен в твоих раскладах, – значительно посмотрел он на Лысого. – Потому как об этом задании он проговориться никому не должен. И этот, второй, что его завёл на салон, – тоже. Не мне тебя учить.

Лысый с каменным лицом заверил:

– Обеспечим, обещаю.

– В общем, вот что я думаю, – после некоторой паузы, подчёркивающей важность сказанного, продолжил резидент «Айдара». – А думаю я, что Буран этот мимо бабы своей раненой не пройдёт. На больничку к ней зайдёт обязательно. Куда ты говорил, – повернулся он к мелколицему, – её отвезли, в областную?

Мышак кивнул.

– В квартире он теперь больше не появится, – констатировал хозяин. – Да и опасно нашим людям там светиться: опера наверняка наблюдение установили. На хозяйку – как её, Анна? – покачал головой Лысый, – надежды тоже мало. Если и встретится фигурант наш с нею, то точно подыщет такое место, где к нему будет не подобраться. А вот мимо больнички верно не пройдёт.

Он опять повернулся к мелколицему:

– Ты кого-нибудь сможешь туда заслать из комендатуры своей, чтобы тихонько порасспросили медсестёр насчёт посетителей? Под видом расследования?

Тот кивнул.

– Лису и пошлю. Женщина, ей больше доверия. Но…

Он замялся.

Хозяин требовательно смотрел на него.

– Заплатить ей надо будет, – решился он. – Это как бы не входит в то, на что подряжал её. И засветится она. Так что надо заплатить…

Хозяин смотрел на него тяжело.

– Руководство моё операцию уже оплатило, – проговорил он значительно. – И немалые суммы. В том числе и вы получили. А у вас – косяк. Не у меня, отметь. У вас. Вы должны были завалить мужика. А вместо этого что? Взрыв квартиры, внимание милиции и, верняк, гэбухи. Не говоря о комендатуре. Какие, на хрен, ещё деньги? Я с какими глазами их буду у руководства требовать?

– Нет уж, ребятки, – прихлопнул он ладонью по столу. – Справляйтесь, как знаете. Из своих выделяйте, из того, что я вам заплатил. Но чтобы Бурана этого завтра же – нет, уже сегодня, – чтобы завалили его! А ещё лучше – живым взяли. Прямо в больничке. Тогда попробую вытребовать премию. И большу-ую… Поняли меня?

Оба недовольно, но покорно кивнули. С СБУ не потягаешься, читалось на их лицах.

Эти два участника ночного разговора истинного положения хозяина дома не знали. Они его представляли резидентом не одного из нацбатов, а самой украинской службы безопасности. И он не спешил просвещать их на эту тему. Тем более в данной ситуации он исполнял только заказ головки батальона «Айдар», струхнувшей от последовательного и безжалостного прореживания.

Впрочем, он был уверен, что СБУ в курсе ситуации и не вмешивается явно только потому, что считает такое прореживание полезным. Карательным батальонам нельзя давать много воли. Они должны быть на коротком поводке. И не у олигархов, типа Колобойского, а у них самих.

Кстати, премия премией, а дополнительную сумму с командования «Айдара» стребовать полезно будет. Под предлогом того, что фигурант оказался хитрее ожидаемого, и задание значительно осложнилось.

– Ладно, – разлив ещё по одной, сказал он. – Какие предложения есть, как нам этого мерзюка обезвредить?

Оба собеседника задумались. Через минуту заговорил комендантский:

– Правда, надо в больницу Лису послать. Чтобы порасспросила – да после и осталась. Как бы для охраны. Мол, от комендатуры приставлена, то да сё. Удостоверение у неё есть, приказ я ей выправлю. Потолкается там возле палаты, а как фигуранта увидит, отзвонится. Твоим ребятам, Лысый. А они пусть заховаются во дворе, а на выходе примут. Или завалят. Там охраны как таковой нет, один там ополченец в будочке на въезде стоит. Проблем не будет с отходом.

Лысый поджал губы, покатал желваки.

– А чего мои-то? – буркнул он. – Моих вычислят сразу. Тот же вояка, что в будке у больнички сидит, и вычислит. Вы кто такие, хлопчики, спросит. Чего тут трётесь? Валить его? Так сорвём дело. Коли уж брать Лису твою комендантскую, то тебе же к ней и комендачей своих приставить – всего и делов…

– Да? – ядовито осведомился Мышак. – Ты, может, думаешь, что я Сокол, командир полка комендантского? У меня полномочий нет патрули на задержания высылать. И так на соплях работать приходится. А тут я ещё бойцов пошлю офицера армейского валить! Ты хоть думай, что говоришь! Скажи ему! – обратился он к хозяину встречи.

Тот подумал. Вообще в идее Лысого был толк. На комендантских бойцов внимание хоть и обратят, но ничего не заподозрят. Ополченцы давно стали привычной частью луганского пейзажа. Да и лишнего вопроса не зададут: военные – значит, надо им. Опять же и оружие в их руках – законная вещь.

Но и Мышак прав – негоже ему светить с трудом сбитую и очень недостаточную сеть в комендатуре на таком стрёмном деле. Пригодится ещё.

– Слышь, Виталий, – он нечасто называл так Лысого, потому тот даже дёрнулся. – Майор дело говорит. Нельзя ему светиться. Ты это… Ты скажи: у бандитов твоих…

Он позволял себе называть бандитов бандитами, потому как и сам в ранешные времена немало проводил времени в компаниях сначала шпаны, а потом тех, кто поавторитетнее. Ничего особенного: среди не больно-то склонного к интеллигентности шахтёрского Донбасса такое было сплошь и рядом. Не говоря уже о чистых зэках, бесконвойных, что на шахтах впахивали. Вон, аккурат возле города Стаханова целый куст зон – в Алчевске, Брянке, Перевальске…

– У бандитов твоих две-три камуфляжки до утра найдутся? Лучше, если ополченские.

Лысый пожал плечами:

– Ну, какие-то комки найдутся, конечно. Вот только насчёт ополченских…

В последнее время армия сепаратистов стала одеваться однообразнее, чем раньше. По-армейски, а не как прежний сброд. Для простых боевиков характерна стала при этом не «цифра» или «флора» и даже не «вертикалка», а «горка» – костюм ровного брезентового цвета с тёмно-болотными накладками на плечах, локтях и коленях. Вот такую бы и достать. Надо было раньше позаботиться, чёрт!

В комендатуре, впрочем, носили как раз что покруче, так что и обычная камуфла особого внимания привлечь не должна была.

– Да и хрен с ними, – отмахнулся хозяин, словно это не он подал идею насчёт униформы рядовых бойцов. – Лишь бы не охотничьи. В общем, я бы предложил так. Выделяешь троих своих, кто посообразительнее, не быки, – он значительно поглядел на собеседника, подчёркивая обязательность этого требования. – Пусть подъедут к больничке, но внутрь не въезжают, а где-то дальше постоят. Телефон чтобы был и номер вон у его девки, – он кивнул на Мышака, – чтобы записан был. Как она гада этого увидит, что выходит он от бабы своей, – сразу звонит им. Они подъезжают, берут его на выходе и увозят. Как бы задержание. Ежели начнёт сопротивляться – валить его. А то он, лось спецназовский, вырваться может.

Он помолчал.

– Но лучше, конечно, живьём взять, – добавил. – Ох, как мечтают с ним живым поговорить важные люди…

Глава 10

– Ты теперь меня бросишь? – после паузы вдруг спросила Ирка.

Алексей воззрился на неё в удивлении:

– Это ты к чему?

– От тебя пахнет женщиной… Ты сегодня ночевал с женщиной!

Чёрт их поймёт, этих баб! Это что, экстрасенсия какая?

От него точно не могло пахнуть Настей – это Алексей знал твёрдо.

От него могло пахнуть мёртвой квартирой – он утром заглянул домой в сопровождении Томича, чтобы забрать свои и Иркины вещи.

Могло пахнуть оружием – с вечера он, вопреки привычке, пистолет свой не почистил, пришлось делать это утром. У Насти в прихожей.

Та исполнила своё слово, и утром была деловита и отстранённа. Попытку Алексея приласкать её отвергла мягко, но решительно. Посторонняя женщина, к такой нельзя приставать. Так она сказала.

Ещё от него могло пахнуть снегом. За ночь, оказывается, подвалило, а ему пришлось пробежаться по Советской, чтобы приобрести на рынке две новые симки для себя и одну для Ирины. Он помнил вчерашний совет Митридата. Да и гостинчиков купить в больницу. Конфеты шоколадные, Иришкины любимые. Фрукты какие.

И доллары надо было поменять – опять в этой суете гривны закончились.

Наконец, от него могло пахнуть пивом – с рынка он заглянул в близкую «Бочку» позавтракать. Не то чтобы правильно было это – день начинать с опохмела, но его чуток потряхивало после вчерашнего. Нет, всё же оказалось многовато. Вечером вроде никак не забирало, а вот утром всё выпитое высказало своё отношение к количеству. А также к качеству смеси коньяка и текилы.

Точно по офицерской поговорке получилось: слегка выбрит и с утра пьян. Но необходимо отдать должное: что-то внутри отпустило. Надо признаться, день вчерашний завертел его, как в водовороте, так что получилось, что он и не контролировал ничего. Ситуации сами собою перетекали одна в другую, все они были… неординарными, мягко говоря, и его, Алексей Кравченко, несло по ним, как щепку по горной реке.

Вот только пол-литра пива под пельмешки и позволила остановиться и оглянуться.

Итак, что мы имеем на нынешний момент кроме странного и почему-то страшного Иркиного вопроса?

* * *

Когда Алексей позвонил с утра Томичу с просьбой пустить его на опечатанную квартиру, тот в ответ предложил позвонить Анне, квартирной хозяйке, чтобы, мол, вместе с нею, хозяйкою, провести осмотр. Её вчера тоже не впустили в дом, как и Алексея. После того как следователи закончили работу, а жильца-потерпевшего увёз представитель МГБ, милицейские попросту опечатали вполне уцелевшую – замок только вывернули – железную дверь и посоветовали ей завтра ждать звонка. Мол, позовут, не волнуйтесь. Дело на контроле. Не снаряд залетел. Тут всё серьёзнее…

Встретились у подъезда – Томич с каким-то бойцом, Анна-хозяйка, местный милиционер и Алексей. Хозяйка вела себя странно – то обвиняла Алексея, что из-за него взорвали квартиру, то принимаясь причитать на тему «проклятой войны» и «проклятых нациков», «бандитов», «гада Порошенко» и тому подобное.

Даже у Алексея подобное поведение вызвало ощущение неправильности, а уж Томич и вовсе посматривал на хозяйку тяжёлым взглядом и молчал.

Разгромленная квартира производила тоскливое впечатление. Там, где было если не уютно, то по крайней мере чисто и мило, теперь царили копоть на потолке и стенах, обвалившаяся штукатурка, разбросанные взрывом куски мебели, раскиданные вещи. И колючий запах вчерашнего дыма…

На пороге ванной комнаты Алексей увидел засохшие следы крови – здесь прилетело Ирке, здесь она лежала после контузии и ранения. Действительно, можно сказать, ей повезло: дверь ванной выходила в коридор, который сам представлял собою боковой отнырок от залы, ведущий к выходу из квартиры. Так что коридор и ванная оказались вне зоны разлёта осколков и пострадали больше от ударной волны. Та, конечно, натворила дел и здесь – побило стоящий в коридоре шкаф, разлетелись зеркала и лампы, – но это всё же не гарантированная смерть, которая прошлась по зале и кухне.

Эх, минутки не хватило Ирке, чтобы покинуть дом…

Свои вещи Алексей нашёл не столь пострадавшими, как ожидал. Форма, что висела в шкафу, частично оказалась разорванной, но к починке годной. Берцы в глубине коридорного шкафа не пострадали вовсе. Мыльно-рыльные – те разлетелись по ванной, но в целом были в порядке и сохранности.

Больше всего досталось нетбуку, который теперь представлял два отдельных предмета – экран и клавиатуру, оба здорово покоцанные и к дальнейшей жизни не пригодные. Жалко, там на харде у Алексея были кое-какие полезные записи. И музыка. Хотя если хард уцелел, можно будет что-то реанимировать…

Хозяйка всё ахала и причитала; речи её постепенно выруливали на стоимость ремонта, каковую следовало стребовать с укров, Порошенки и почему-то с жильца. Почему – это тоже постепенно выкристаллизовалось в содержимом причитаний женщины: потому что жилец каким-то образом спровоцировал обстрел своего жилища.

Алексей помалкивал, не находя, что отвечать. Оно, конечно, стреляли по нему. Но стрелял-то всё-таки не он! Вот со стрелка стоимость ремонта и следовало спрашивать.

Это, кстати, Томич сказал. И кстати спросил:

– А кто-нибудь вообще мог знать, что здесь военный живёт? У вас никто этим вопросом не интересовался?

На реакцию Анны стоило посмотреть! Она в буквальном смысле впала в ступор, застыв едва ли не в полуобороте. Двигались только глаза, перебегавшие с Томича на Алексея и обратно.

Томич с бойцом его переглянулись.

– Так что? – мягко, даже вкрадчиво продолжил комендач. – Кто-то спрашивал вас о вашем жильце?

Женщина быстро и мелко закачала головой:

– Да нет, никто… Кому это надо?

Но глаза её выдавали обратный ответ.

– Да вы не волнуйтесь и не бойтесь, – начал успокаивать её Томич. – Мы ведь именно помочь вам хотим. Вот найдём того, кто это сделал, заказчика найдём – и они ответят за свои дела. И за ремонт вам заплатят, никуда не денутся.

Анна посмотрела широко открытыми, чуть навыкате глазами на Алексея. Что-то в них было, но вот что? Женские глаза-то, не всегда в них читается то, что на самом деле прячется в голове. Страх? Злость? Да. И обречённость.

А это-то откуда?

Вот тут Кравченко очень твёрдо понял, что хозяйка, эта милая и вполне домашняя женщина, типичная такая полухохолочка, когда-то красивая, – что она каким-то боком причастна к инциденту. И сама как-то навела на свою же квартиру гранатомётчика. И начинает соображать, что потери в квартире – безделица по сравнению с соучастием в покушении на убийство двух и более лиц. Одно из которых, ко всему прочему, – действующий офицер армии, принимающей участие в защите республики. Это не просто подсудное дело. Это может стать делом суда военного. А в условиях, в которых жил Луганск с весны теперь уже прошлого года, приговор его был более чем предсказуем.

– Гражданка Горобец, – сухо произнёс Томич. – От имени следствия по данному делу я принимаю решение вас задержать…

Дальше было противно. Хозяйка впала в истерику, дико билась в руках комендантского бойца и милиционера, орала что-то бессвязное. Однако Томич, похоже, вычленял из этих криков что-то для себя понятное, потому как поощрительно кивал и команды успокоить женщину не давал. Похоже, в своих проклятиях, обращённых ко всем подряд, включая присутствующих, неких отсутствующих, втянувших её в это дело, хохлов, сепаров, Порошенко, Путина и даже отчего-то Хрущёва, Анна что-то выплёскивала. Что-то полезное для следствия.

В конце концов она успокоилась. Алексей принёс ей воды, они выпила так, будто и воду ненавидела сейчас – вместе со всем тем длинным списком персон, который только что выдала. Посмотрела на своего жильца, на Томича, затем спросила безучастно:

– Меня на подвал, да?

Томич задумчиво посмотрел на неё:

– Ну а как ты хотела? По содеянному. Но и на подвале люди живут. А вот как живут – зависит, конечно, от того, как они сотрудничают со следствием…

Анна поникла. Было понятно, отчего. В молодом Луганском государстве – ладно, недогосударстве – и нравы царили… ну, молодые. Как в той Гражданской войне. За белых аль за красных? И далее – без особых процессуальных заморочек. В зависимости от.

На подвал МГБ попасть – это, по слухам, было ещё ничего. Всё же шантрапой всякой не занимаются. Да и некая культура законности не заслонена военной неумолимостью. Вот у казачков было, опять же по слухам, совсем хреново. Полная революционная целесообразность. Подозревали в работе на укров всех, а всех незнакомых – вдвойне. Хватали и тащили на подвал даже добровольцев, если те оказывались в казачьей зоне без знакомого казакам сопровождающего. Такие тоже бывали: проходили «ноль» самостоятельно, или связывались с жителями приграничных селений, или вон просто шарашили через поля на грузовике, вдали от пограничных КПП.

Рассказывал про такой случай один из парней в его роте, возвращавшийся после излечения через какой-то из дальних переходов. Погранцы вдруг закрыли проход, опустили шлагбаум и, по словам рассказчика, «вдумчиво засуетились». Результат суеты нарисовался уже минуты через три в образе бэтра, щедро разбрасывающего питательную донецкую землю из-под колёс и шустро углублявшегося в сопредельную темноту.

Итогом операции стал пригнанная на КПП древняя крытая «шишига» и длительные переговоры кого-то с погранцами, окончания которых боец уже не застал. По отрывочной фразе, брошенной веселящимся дээнэровцем (переход был у соседей) он понял, что некие наивные ухари добровольцы посчитали, что раз степь, то её никто не охраняет, и приборчиков внимательных нет. И попёрлись внаглую на грузовике. Хорошо, что рация у них была настроена на правильную волну – когда услышали приказ команде бэтра стрелять в случае продолжения движения, остановились, обозначили себя светом и по радио.

В общем, энтузиасты просачивались, полагая, что тут всё мёдом намазано и им сейчас же дадут оружие и направят на фронт. А казачки встречали их неласково. Бросали на подвал и начинали задавать вопросы. И если некто в течение первых пятнадцати минут не успевал убедить их в своей пушистости и добронамеренности, то приходилось такому добровольцу несладко…

Как рассказывал Алексею казачок в Алчевске, где Кравченко был принят подозрительными патрульными Головного, – никаких особых пыток и жестокостей. Людишек били вдумчиво, чтобы посмотреть, кто как держать будет экзекуцию. И в зависимости от этого уже определяли дальнейший путь добровольца – на окопы на пару неделек, для дальнейшего наблюдения, на подвал дальше, или же – по законам военного времени, как укровского шпиона. «Но то редко совсем, – заверял казачок, заглаживавший за немудрящим столиком вину перед “правильным” Алексеем за первоначальную подозрительность. – Когда точно всё со злодеем ясно. И то иной раз просто выкидывали его между своим и укропским блок-постами, когда подозрения были, а доказательств – нет. Не звери, чай…»

Анне-хозяйке подобное, понятно, не грозило, но она всё равно начала преданно смотреть на Томича и развёрнуто отвечать на его вопросы.

Выяснялась с её слов интересная ситуация. Ежели прежде, «при хохлах», бизнес сдачи квартир был достаточно хорошо налажен – долю за спокойствие давали участковому (присутствующий мент пожал плечами – он-де новый, тогда не работал), кому-то ещё наверх по милицейской линии и немного в жилконтору, чтобы те по своим каналам не устраивали подляны в самые те моменты, когда на квартире милуется парочка, – то после смены власти жилконторские остались, а вот с милиционерами пошли разные заминки. Так это сформулировала Анна. И довольно скоро на подобных ей хозяев вышли ребята, что называется, с окраин. Ну, или со спортивных клубов. Сначала рядились под ополченцев, но в конечном итоге довольно быстро обозначили свою настоящую принадлежность к бандитам. «К мафии», – как сказала Анна.

Жить всем надо, так что взаимовыгодный вариант «налогообложения» нашли быстро. И всё было хорошо, бандиты вполне исполняли свои обязательства, когда надо было регулировать разные спорные ситуации. Анну вот не обижали ни разу, да она и дела с ними не имела. Встречалась раз в неделю с одним человеком – даже не она, а муж её, – тот получал оговорённую долю, и всё. Жильцы ничего и не знали о потаённых от них сторонах квартирного бизнеса.

Но с месяц назад тот человек задал вопрос: кто, мол, живёт, в частности, у неё из постоянных. А на её трёх квартирах постоянно жил только вот он, Алексей. А когда парень узнал, что жилец из военных, то потребовал описать его и узнать фамилию.

Да, вспомнил Алексей, точно, – приходила она с каким-то якобы требованием указать данные проживающих жильцов. Дескать, власти какой-то учёт вводят. Ему скрываться было не от кого, так что он фамилию назвал и со спокойным сердцем обо всём забыл. А оно вон как повернулось…

Анна как раз в это время страстно заверяла Томича, что не знала, для чего это надо было представителю «крыши», а то бы ничего не говорила.

Врёт, конечно, – ссориться с бандитами ей было совсем не с руки. Но знай она, что сотрудничество закончится гранатой в окошко и разгромом квартиры, то обвела бы их мимо темы. В общем, тётка-то не злая и не предательская даже. Просто хитрая. И на выживание нацеленная любой ценой. На выгодное выживание. Этакий украинский прапорщик в юбке…

Адреса крышевателя она, конечно, не знала, но номер телефона продиктовала. И рассказала, когда – примерно, ибо по факту время встреч колебалось – надо было ожидать следующей с ним деловой встречи.

Алексей про себя заключил, что паренёк после случившегося вряд ли придёт. Но «мафия» эта доморощенная за своими деньгами непременно вернётся. Собственно, правопорядок и отличался-то на Украине от чисто мафиозного тем, что дани и поборы шли милиции, а не бандитам. Хотя и тем своё перепадало – подчас от милиции.

В России, что ли, не так было? Там просто теперь в систему всё собрано, потому и беспредела мало. Уж кому как не Алексею Кравченко было об этом знать – с его опытом работы в «Антее»!

Вот так, за полезным разговором и провели время, покуда не подошла вызванная Томичем машина, и тот с задержанной и сопровождением отправился в управление – закреплять показания, как сказал. Алексею он посоветовал продолжать быть осторожным, ибо не сегодня ещё злыдней повяжут, а лучше бы и вовсе отправлялся он по месту службы и не отсвечивал.

Тот пожал плечами, покивал. Оговорился лишь, что зайдёт в больницу, Ирке её вещички передать, телефон да документы. И сразу – в располагу. Максимум – может, ещё домой к ней метнётся, ежели понадобится девочке что-нибудь оттуда. Да и мать её успокоить, что с внуком сидит. Самому, конечно, оно не с руки будет – звонить с такими известиями, пусть Ирка сама и позвонит. Ежели верно то, что не очень опасное у неё положение со здоровьем.

* * *

Обдумывал Алексей эти и дальнейшие шаги как раз по пути на рынок за гостинчиками и, главное, новыми симками.

Тревоги никакой не испытывал – вот как-то до сих пор всё некогда было позволить себе расслабиться до такой степени, чтобы приоткрыть той путь в себя. Расслабился, правда, вчера… с Настей… Что теперь Ирке говорить…