Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 317 (всего у книги 347 страниц)

36

В ходе короткого допроса выяснилось, что рота румын и отряд из сорока эсэсовцев действительно прибыли для участия в завтрашней утренней атаке. Еще одна рота румын при поддержке двух танков пойдет в атаку на южном участке плацдарма.

– А по какому случаю такое внимание к нашему десанту? – поинтересовался капитан.

– Говорят, будто бы поступил приказ самого Антонеску – во что бы то ни стало прорвать оборону русских, ликвидировать плацдарм и начать подготовку к штурму Измаила, – ответил ефрейтор и тут же спросил, что с ними теперь будет.

– Поскольку мой десантный отряд находится в тылу, то пленных здесь быть не может. Придется вас повесить или зарезать, как баранов, дабы не привлекать внимания выстрелами, – доходчиво объяснил ему комбат. – Но если вы хотите жить?..

– Хотим, господин капитан, конечно, хотим! – вдруг взорвался доселе молчавший рядовой, причем Гродов не сразу уловил, что произнес он это на какой-то смеси русско-украинского языка.

– Так ты не румын?

– Мы оба из местных русских старообрядцев, – ответил за него ефрейтор.

– Почему же сразу не признались?

– Нам сказали, что в плену комиссары сразу же расстреливают верующих, и в первую очередь старообрядцев. Поэтому нам лучше в плен не сдаваться, все равно расстреляют или отправят в Сибирь.

– Это всего лишь пропаганда, – проворчал капитан и, подозвав Малюту, приказал вручить пленным по лопате и отвести к перешейку шагах в пятнадцати от хутора. – Пусть перекопают его, оставив только узкую боковую тропиночку. Ширина рва – четыре шага; из глины формировать бруствер на нашей стороне. Если будете хорошо работать и не станете мешать нам воевать, возьмем с собой на левый берег и сдадим в лагерь для военнопленных, расположенный в самой Одессе. Там и отсидитесь до заключения мира.

– А нельзя меня взять в плен? – тут же подвернулся под руку Жора Жодин. – Чтобы в тот же лагерь, пусть даже румыном, но обязательно в Одессу?

– Будешь много болтать, я тебя румынам сдам. Собственноручно, и без какой-либо взаимности. Но это со временем, а пока что слушай. Вскоре румыны бросятся искать своих патрульных.

– Думаю, не ранее, чем через час.

– А солнце уже близится к закату. Возьми троих бойцов и устрой засаду на том же месте, на котором мы взяли в плен этих красавцев.

Подкрепление из мыса прибыло значительно быстрее, чем Гродов мог ожидать. Оказывается, его гонцы умудрились наткнуться в плавнях на какую-то залитую водой косу, по которой, пользуясь «поводырскими» палками, сумели довольно быстро добраться до крайнего поста своих. При этом саму болотную тропу они всячески помечали. Ну а привел группу бойцов сам Владыка, оставив вместо себя старшим батальонного комиссара.

План дальнейших действий вызревал сам собой. Помня о показаниях пленных, офицеры приняли решение: сначала основательно ослабить вражескую группировку здесь, на северном участке, а на рассвете основные силы сосредоточить на южном, предварительно нанеся по нему артиллерийский удар из бронекатеров.

Начальнику штаба флотилии, с которым Гродов связался по принесенной старшим лейтенантом рации, долго объяснять ситуацию не пришлось. Он тут же прикомандировал к гарнизону монитор и три бронекатера, которые вечером должны были нанести удар по тыловой базе противника на северном участке, а на рассвете – на юге.

Накормив бойцов и пленных, чем бог послал в рюкзаках подкрепления, комендант тут же превратил в корректировщиков своих «аистов»-верхолазов, а Владыке поручил заниматься ими, катерами и лагерным бытом. Сам взял двух бойцов и повел их к устроенной Малютой засаде.

Трое румын появилось на косе как раз в те минуты, когда солнце окончательно угасало за далеким холмистым горизонтом. Сначала они позвали ефрейтора, и Гродов приказал ему откликнуться первыми пришедшими на ум словами: «Идите сюда, мы здесь кое-что нашли! По-моему, это клад!». Признав голос своего, унтер-офицер и двое солдат смело шагнули на тропу, уводящую в глубину плавней. Ну а сняли их десантники ножами как раз тогда, когда на палаточный лагерь упали первые, пристрелочные, снаряды, посланные комендорами монитора «Ударный».

Попав под массированный обстрел, многие румыны и немцы бросились искать спасение в плавнях, особенно на косе. Однако Гродов, превратив в «аистов» еще пятерых своих бойцов, приказал открывать огонь не сразу, а дать противнику втянуться в болотистые камышовые заросли и на косу. Пока артиллеристы срывали взрывными волнами палатки врагов и рассеивали их по окрестностям лагеря, снайперы десантников расстреливали тех, что хотел отсидеться в камышах. Очевидно, с такими же намерениями на косу ворвалось нечто среднее между бронеавтомобилем и колесной танкеткой. Вот только под пулеметные очереди этого чуда с крестами на бортах больше попадали спасавшиеся в плавнях румыны, нежели залегшие в кустах, на склонах косы и за насыпью десантники.

Когда машина дошла до рва, водитель понял, что попал в засаду и что развернуться на этом узком перешейке он уже вряд ли сумеет. Его минутного замешательства оказалось вполне достаточно, чтобы под корпус машины полетели две гранаты. А когда танкетка все-таки попыталась развернуться, на броне ее уже восседало двое моряков, которые открыли огонь по смотровым щелям. В болотистом озерце рядом с косой она стала увязать, когда водитель и пулеметчик уже были мертвы.

Офицер, который представился как старший лейтенант СС фон Фрайт, открыл люк и пытался отстреливаться, но, раненый в плечо, уронил пистолет и прокричал, что сдается.

– Я вынужден находиться в плену, однако отвечать на какие бы то ни было вопросы я отказываюсь.

– Да на хрена ты нам нужен с твоими ответами! – прохрипел своим осипшим басом Владыка, мощным кулачным ударом в голову оглушил его, взвалил, как тюк сена, на спину и понес в сторону лагеря.

Проводив удивленным взглядом этого силача, Гродов тут же велел вытолкать танкетку назад, на косу.

– А вы чего бездельничаете? – прикрикнул при этом на пленных румын-старообрядцев. – Помогайте вытаскивать, чего зря харч переводите?

И все же вытолкать машину на сушу удалось только после появления старшего лейтенанта Владыки. Оставив пленного эсэсовца на попечение раненого моряка, задержавшегося в лагере в роли охранника, он прихватил две толстые жерди и подбежал к машине. Используя эти жерди в качестве подъемных рычагов, десантники все-таки сумели спасти машину от гибели в трясине. Среди десантников даже нашелся боец, который когда-то работал трактористом, однако запустить двигатель подбитой танкетки он так и не сумел. Тем не менее они докатили эту машину почти до окончания косы, и как раз вовремя: артобстрел прекратился, немцы и румыны уже пришли в себя и хотели организовать прочесывание плавней.

Гродов сам сел за пулемет, а несколько моряков использовали танкетку в роли дота, остальные засели в кустарнике и в камыше. Но первыми открыли огонь снайперы – «аисты», которые промахи допускали очень редко. После яростной попытки прочесать плавни десантники так проредили цепь атакующих, что предпринимать вторую атаку командирам противника уже было не с кем. Но и десантники тоже оказались в сложном положении: прорываться к своим по материку, мимо плавневого лагеря румын и через их передовую, было опасно: можно было потерять большую часть бойцов. Пробираться ночью плавнями – тоже было сложно. Поэтому-то капитан и принял единственное благоразумное решение: швырнуть гранату в люк танкетки, отвести бойцов к лагерю и там, выставив у «перекопа» дозор, дождаться рассвета.

– Это правда, оберштурмфюрер, что вы называете нас, морских пехотинцев, «черными комиссарами»?

– Появилось и такое название, – признал барон фон Фрайт. Рана оказалась легкой, и его уже перевязали; к тому же барон старался не обращать внимания на боль. – Румыны очень боятся вас, одетых в черную морскую форму.

Оберштурмфюрер немного владел румынским и русским, а Гродов – румынским и довольно сносно немецким. На этой странной смеси они и общались, сидя в рыбачьем домике, при свете керосинки.

– Ваши эсэсовцы тоже особой доблестью сегодня не отличались, – сдержанно напомнил ему Гродов.

– Это зеленые, полевые СС, к тому же необученные. Замечу также, что на них скверно действует слабый моральный дух румын.

– Я должен понимать так, что лично вы к «зеленым, полевым СС» не принадлежите, поскольку являетесь офицером СД? – заглянул капитан в офицерскую книжку фон Фрайта, которая лежала перед ним на столе.

– Нас называют «черными СС» или «СС мертвой головы», из-за черепа на кокарде, – держался при этом фон Фрайт спокойно, как способны держаться в подобной ситуации только очень храбрые люди или же люди, окончательно смирившиеся со своей обреченностью.

– Значит, вы не были командиром того подразделения, которое устроило свой бивуак рядом с плавнями?

– Нет, я подчиняюсь руководству отделения СД в Румынии, которое называется «СД-Валахия». Название известное, тайны оно не составляет, – попытался барон оправдать собственную говорливость.

– Кому непосредственно вы подчиняетесь? Чин, фамилия?

– Я не стану отвечать на этот вопрос, – резко отреагировал оберштурмфюрер.

– Разве от того, что я буду знать чин и фамилию вашего непосредственного командира, что-либо на этом отрезке фронта изменится?

– А зачем вам знать его фамилию и чин, если вы – обычный армейский офицер? Какой вам прок от этого знания?

– Почему вы так уверены, что я – «обычный, армейский…»?

– Возможно, НКВД или военная контрразведка используют вас в качестве своего осведомителя, однако на самом деле вы всего лишь командир стационарной береговой батареи, расположенной к востоку от Одессы, на берегу залива. Правда, вас только недавно перебросили туда из Ленинграда, после окончания специальных командных курсов, и это заставляет задуматься над вашим реальным статусом…

– Вы о чем сейчас говорите, барон?! – почти ужаснулся комендант плацдарма.

– О вас, капитан, – въедливо улыбнулся пленный.

– Это я понял. Откуда у вас все эти сведения обо мне?

– Разве так важно, откуда? Главное, что вы не можете признать их неточными.

– Это не ответ, барон фон Фрайт. Насколько я знаю, ни один из тех людей, которым что-либо известно о моем прошлом и нынешнем армейском статусе, в плен к вам не попадал. Разве не так?

– Не попадал. Во всяком случае, я такого не встречал.

– Поэтому жду более обстоятельного ответа. И боже вас упаси заставлять меня выбивать этот ответ силой.

– «Выбивать силой»? – высокомерно ухмыльнулся барон, пожимая при этом плечами. – И этого говорит офицер офицеру? Вы меня разочаровываете, капитан.

37

Гродов выслушал оберштурмфюрера, поиграл желваками, давая понять, что крайне недоволен его ответом.

Судя по всему, барон даже не подозревал, что это сообщение способно так поразить капитана. Подперев руками подбородок, Гродов почти с минуту напряженно всматривался в лицо пленного. Когда тот попросил разрешения закурить и достал портсигар, Гродов молча подвинул к нему через стол изъятую у него старшим лейтенантом Владыкой зажигалку.

– Послушайте, оберштурмфюрер, это не допрос, а обычный разговор. Но мне крайне важно знать, откуда у вас эти сведения. Если для вас это принципиально, никто не узнает, что источник стал известен от вас. Хотя для вас это уже не должно иметь какого-либо значения.

– В каком смысле? – напрягся обер-лейтенант СС.

– В том, что ни командование, ни военно-полевой суд уже не смогут наказать вас за разглашение тайны.

– Хорошо, я укажу источник. Но взамен вы даете слово офицера, что не казните меня этой ночью, а доставите на свой плацдарм, чтобы оттуда переправить на восточный берег реки.

– Если вы не будете доставлять нам хлопот своим упрямством и попытками к бегству.

Неподалеку, на косе, вспыхнула перестрелка. Затем послышались взрывы гранат. Оба офицера прислушались. Уловив взгляд коменданта, который опасался, что какая-то из его групп напоролась на засаду, краснофлотец, маявшийся в домике в роли охранника, сказал, что он выяснит, что там происходит, и вышел.

– Упрямства не последует, – проворчал барон, когда стрельба затихла. – Вам, конечно же, известно имя старшего лейтенанта контрразведки Валерии Лозовской, которая совсем недавно была заслана к нам для ведения разведывательно-диверсионной работы.

Гродов отреагировал на это имя так, словно ему плеснули в лицо кипятком. Пленный обратил на это внимание и теперь хладнокровно добивал его:

– Вспоминайте, капитан, вспоминайте. Валерия Лозовская: симпатичная такая, обворожительная женщина, которая и в обыденно житейских делах и в постели…

– Вам не стоит описывать прелести баронессы Лозовской, – пробовал осадить его комендант плацдарма.

– Вот именно: баронессы. Причем весьма высокородной. В ваших устах, господин капитан, этот титул прозвучал как полноценный пароль, утверждающий: «Не сомневайтесь, эта женщина мне знакома».

– Если я правильно понимаю суть происходящего, ваша контрразведка сумела разоблачить эту советскую разведчицу, арестовать и основательно допросить?

– «Советскую разведчицу» баронессу Валерию?! – удивился теперь уже фон Фрайт. – Вы что, всерьез верите, что она является вашей разведчицей? – теперь уже настороженно уточнял он, выделяя слово «вашей».

– Что вас так удивило, оберштурмфюрер?

– Так вы что, в самом деле считаете баронессу Валерию своей, советской… разведчицей?! – пленный сначала несмело улыбнулся, затем как-то странновато хохотнул и наконец расхохотался так, что заставил Гродова на время забыть, что это эсэсовец у него на допросе, а не наоборот, и даже слегка покраснеть.

– Прекратите свое ржание, оберштурмфюрер, – мрачно потребовал капитан. А выждав, когда барон погасит на лице последние отблески улыбки, все с той же суровостью поинтересовался: – Что вас так рассмешило, пленный? Что именно вас так рассмешило? Мой вопрос значительно серьезнее, чем вам кажется.

– В таком случае и мой ответ покажется вам значительно серьезнее, чем можно было предположить. Она была заслана в вашу страну, умело подставилась вашей контрразведке и выполнила возложенное на нее задание.

Гродов с минуту гипнотизировал эсэсовца взглядом, затем нервно покачал головой:

– Такого не может быть.

– Это не аргумент, капитан. Недавно баронесса явилась к шефу СД в Румынии, заявив, что считает свое задание выполненным и временно, до прояснения ситуации на фронтах, в частности, до взятия германскими войсками Кишинева и Одессы, выходит из игры.

– И что, абвер позволил ей выйти из этой игры?

– Она оказалась под опекой СД, посягать на святое право верховенства которой абвер никогда не решался. И потом, высокие чины в СД пока что держат ее в резерве, поскольку, в связи с войной и стремительным продвижением наших войск к Москве сами пока что не знают, каким образом следует использовать агента подобного уровня, прошедшего такую основательную подготовку по обе стороны фронта.

– Не возражаю: затруднения неминуемо должны были возникнуть, – согласился Гродов.

Баронесса Валерия стала агентом сигуранцы еще со школьной скамьи. Прежде чем подставиться вашей контрразведке, эта наивная с виду девчушка успела пройти обучение в румынской разведшколе, которую, будучи студенткой, посещала под видом спортивной секции, а также курс индивидуальной подготовки у агента абвера в Кишиневе. Тогда же ее заслали в подпольную просоветскую организацию, которую не истребили только ради того, чтобы, после ухода румынских войск из Молдавии ваш НКВД клюнул на баронессу. Слишком уж она выделялась и родословной своей, и активностью подпольщицы. Не говоря уже о внешности, – лукаво добавил офицер СД. – По замыслу вашей контрразведки, она должна была войти в высший свет Румынии, а затем Австрии, Германии. Словом, ваша контрразведка видела в ней агента экстра-класса.

– Хотите сказать, что все то время, которое баронесса провела в Ленинграде, а затем в Одессе, она не теряла связи с абвером?

– Наоборот, с приближением войны эта связь становилась все более интенсивной. Другое дело, что в абвере, особенно в диверсионном отделе СД, баронессу тоже воспринимали как агента экстра-класса, поэтому никто не собирался тревожить ее по мелочам, а тем более – рисковать ею на каких-то заурядных операциях. О ее деятельности дважды докладывали самому шефу абвера адмиралу Канарису.

– И все же что-то в ведомстве адмирала Канариса пошло не по плану…

Оберштурмфюрер откинулся так, чтобы привалиться спиной к стене дома, и решительно покачал головой.

– Это в ведомстве Берии все пошло «не так, не по плану…». Валерия мило поддалась на вербовку, лихо переспала с шефом НКВД в Кишиневе и успешно прошла подготовку в советской разведшколе под Ленинградом. Ей это было нетрудно, поскольку и подготовка кое-какая имелась, а главное, баронесса принадлежит к тем редким, самосовершенствующимся женщинам, которых следует воспринимать как «романтиков от разведки».

– Эдакая румыно-германская Мата Хари? – кисло улыбнулся Гродов.

– Можно сказать и так.

Догадывался ли пленный офицер СД, как гадко было сейчас на душе у его «тюремщика»? Так гадко бывает только у человека, которому вдруг дали ясно понять, что он жестоко обманут и что ему цинично наплевали в душу. Причем сделал это человек, которым он в свое время так увлекался!

– И все же вы не ответили на мой вопрос: «Когда наметился облом в ее отношениях с «советами»?

– Первоначально ваша контрразведка готовила Валерию к работе за рубежом в штате одного из посольств или какого-либо торгового зарубежного представительства. Именно там она должна была подставиться германской или румынской разведке и превратиться в перебежчицу. Существовали также иные варианты сотрудничества. Но когда русской разведке стало ясно, что война неизбежна, у Москвы появились иные планы относительно баронессы. Точнее, там отказались от элитарного плана использования этой аристократки и низвели ее сначала до уровня радистки-инструктора на каких-то курсах; затем, уже в Одессе, решили использовать самым примитивным образом – переправив ее на румынский берег в качестве «дунайского резидента». Получилось так, что вне Союза выполнять задание абвера она не могла, а выполнять задание советской разведки на румынских берегах – не желала. Тем более что румынские войска действуют уже на территории Союза.

– Понятно, – задумчиво произнес Гродов. – Благодарю за информацию.

– Не рано ли благодарите? – вызывающе улыбнулся оберштурмфюрер.

– То есть?

– Вы забыли задать главный для себя вопрос: что я знаю о ваших отношениях с баронессой. И какими касающимися вас откровениями поделилась с нами баронесса, после того как порвала с советским прошлым?

– Какими же… откровениями она с вами поделилась? – с трудом сдерживал себя капитан, стараясь придать голосу спокойное звучание.

– Такими, что если эти откровения в виде протокола допроса или в каком-либо ином виде попадут на стол руководства советской контрразведки, вы лишитесь не только звания, но и головы. И не рассчитывайте, что, избавившись от меня, вы избежите угрозы оказаться в застенках НКВД. Рано или поздно эту информацию энкаведистам все равно подбросят. Поэтому вам стоит молиться, чтобы Москва как можно скорее пала, точнее, чтобы этот разоблачительный материал не попал в советские органы до падения столицы и полной победы германского оружия.

– Таким образом, вы решили шантажировать меня?

– Естественно. И шантажировать стану не только я. Правда, есть очень простой выход из ситуации. Поскольку сейчас вы находитесь на территории Румынии, да к тому же в тылу у румынских войск, самое время уйти отсюда вместе со мной. И уже через несколько дней вы станете офицером армии-победительницы, всеми уважаемым офицером СД в чине майора. Это я вам гарантирую. Ну а мое появление в этой рыбачьей хижине мы подадим как элемент хорошо спланированной мною рискованной операции.

38

Гродов молчал. Причем никакими мыслями голова его в эти минуты занята не была, он пребывал в каком-то полушоковом состоянии, в апогее некоего прострационного бездумия.

– Да вы курите, комендант плацдарма, курите, – пододвинул к нему свой портсигар фон Фрайт, чувствуя, что, еще немного – и они полностью поменяются ролями, в пленника превратится сам капитан. В самом предложении умерить свое волнение с помощью сигареты уже улавливались отголоски мести за позор собственного пленения.

– Спасибо, к курению не приучен, – процедил Гродов.

– Вы действительно влюблены в баронессу Валерию?

– Мои чувства интересовать вас не должны, – жестко парировал комбат.

– Они и не интересуют меня. Речь идет о баронессе, владелице родового замка и немалого состояния, которое достанется ей в наследство. Да и за годы, проведенные в Союзе, на ее счету в одном из венских банков тоже появилось целое состояние. В финансовых вопросах германская разведка всегда представала перед миром в ореоле своего сугубо германского педантизма.

– Это делает ей честь, – вновь процедил Гродов, все еще оставаясь в состоянии прострации.

– Мне нравится подобная оценка нашей разведки. Так что, будем разрабатывать план нашего с вами «ухода в ночь»?

– И снова непростительно торопитесь, оберштурмфюрер.

– Поскольку вы – командир этого отряда, то вариантов может быть несколько. Вплоть до коллективной сдачи в плен всего подразделения или большинства его бойцов. А кто запретит вам увести пленного эсэсовца в плавни, чтобы там расстрелять, а на самом деле – исчезнуть вместе с ним? Или же имитировать расстрел, а я после ухода к своим сделаю все возможное, чтобы ни один компрометирующий вас факт к энкаведистам не просочился.

Их разговор был прерван появлением на пороге часового, который сообщил коменданту, что его просят подойти к рации. На связи – штаб флотилии. Гродов приказал ему охранять пленного и поинтересовался, что за стрельба возникала на косе, у перекопа?

– Да это ж Владыка воюет, – ответил за него радист Воротов, расположившийся под навесом, построенным рыбаками между домиком и причалом. – Какая-то группа немцев пыталась проникнуть на косу, очевидно, судьбой офицера и бронеавтомобиля интересовалась.

– Но, как говорит в таких случаях мичман Мищенко: «Нэ судылося!», – завершил его рассказ сам комендант.

– Что там у вас, товарищ капитан? – возник в наушнике голос адъютанта командующего. – Сам адмирал интересуется.

– Я с группой моряков нахожусь сейчас за линией фронта, в тылу противника, – поспешно ответил Гродов.

– Адмирал уже знает об этом, нам по телефону сообщили. Потому и волнуется.

– Причин для волнения нет. Только что мы уничтожили бронеавтомобиль и около роты живой силы, румын и немцев. На рассвете плавнями уходим к своим, на плацдарм. А теперь хватит вопросов, адъютант, и внимательно слушайте меня. Телефонная связь со штабом военно-морской базы еще действует?

– Десять минут назад связывался.

– А я сделать этого не могу, поскольку нахожусь далеко от плацдарма. Так вот, срочно свяжитесь еще раз и попытайтесь найти известного вам полковника Бекетова.

– Хорошо известного нам…

– Доложите от моего имени, что в руках у меня офицер СД, который прекрасно осведомлен о судьбе Баронессы.

– Какой еще «баронессы»?

– Бекетов все поймет без лишних вопросов. Как только вернусь на плацдарм, тут же свяжусь с ним.

– Еще лучше будет, если свяжется полковник. Ему проще, закоренелый факт.

– Постарайтесь убедить его в этом, адъютант, и с меня бутылка коньяку в лучшем ресторане Одессы. Закоренелый факт!

Прежде чем вернуться в домик, капитан взошел на причал, от которого в плавни уводила извилистая, едва освещенная луной дорожка «чистой воды», и прислушался к мирной многоголосице плавней. В ней не было ничего, что могло бы свидетельствовать, что рядом – сотни врагов; что совсем близко притаилась смерть, и что с рассветом все эти голоса будут заглушены пальбой.

– Луна взошла, комбат, – появился у него за спиной Владыка. – Пора уходить. Мы выдали себя стычкой с немцами, они знают, что мы все еще здесь и понимают, что уходить будем на рассвете.

– А значит, попытаются с двух сторон блокировать плавни, войти в них, устроить на нас охоту как на перепелов. Как видишь, старший лейтенант, думаю о том же. Поэтому уходим сейчас же. Собирай людей, проводников посылай вперед, оставляем хутор, соблюдая полную тишину.

– Уже выполняю.

– Радист, свяжись-ка с монитором «Ударным», объясни ситуацию и попроси от моего имени ударить по вечерним целям, которые им известны, а также по северному участку румынской передовой. Огонь открыть через полчаса и работать аккуратно, чтобы не подвести под огонь нас самих.

– Так и передам.

– И еще, сообщи нашим на плацдарм, что мы будем выходить из плавней в районе руин водокачки. Пусть знают и, по возможности, подстрахуют.

Когда он вошел, оберштурмфюрер дремал, привалившись спиной к стене.

– Неужели ни один из предложенных мною вариантов так и не принят вами? – как бы в полудреме спросил он, не отрывая затылка от стены. – Вам хочется, чтобы во время допросов я сообщал, что баронесса Валерия характеризовала вас как офицера, вполне созревшего для вербовки, которого она хотела бы видеть гостем своего замка и офицером СД? Как офицера, который разоблачил в ее лице агента абвера, но скрыл это от своего покровителя полковника Бекетова? Вам все это нужно?

– Вряд ли эти «признания» принадлежат баронессе. Это уже ваша выдумка, оберштурмфюрер.

– Даже если выдумка? Кто в этом станет разбираться, капитан? Особенно теперь, в военное время, когда вашим энкаведистам стало известно, кем же на самом деле являлась агент Баронесса, на которую контрразведка флота возлагала такие надежды?

– Ваши лживые «признания баронессы» в самом деле могут вызвать интерес у особого отдела флота и прочих наших органов, – с усталостью в голосе признал капитан. – Но это уже как сложится… А пока что уходим на плацдарм. И советую проявлять благоразумие.

Оберштурмфюрер еще несколько секунд сидел безмолвно, затем тяжело, разочарованно вздохнул и медленно поднялся.

– Кстати, баронесса находится сейчас недалеко отсюда, в Галаце, – вполголоса проговорил он. – А если быть абсолютно точным, то пока что она нашла приют в отдельной каюте большой яхты «Дакия», являющейся штабным судном командования «СД-Валахии». То есть пребывает под опекой бригадефюрера СС фон Гравса.

– Стоит ли осуждать за это генерала? Все-таки удивительно красивая женщина.

– Нет-нет, на этом же судне находится еще одна женщина, которая остается преданной генералу СС. Да и баронесса пребывает на борту «Дакии» временно, пока решается вопрос о ее родовом замке в одной из прекрасных альпийских долин. Так что сердце баронессы Валерии по-прежнему принадлежит вам, господин капитан. И только поэтому вам уже стоит завидовать.

– Вы произносите все это таким тоном, словно приглашаете меня на свою собственную яхту.

– Или же передаю приглашение баронессы. Если бы я наверняка знал, что этот рейдерский отряд возглавляете именно вы. А так ведь услышал, как офицер, который нес меня, сказал, обращаясь к раненому моряку: «Пока охраняй. А дальше пусть с ним капитан Гродов разбирается». Вот тогда и вспомнил откровения баронессы, с которой общался по настоянию самого бригадефюрера.

– Так, может, вы решите перейти на службу в нашу контрразведку, а в качестве первого шага осуществим рейд к стоянке яхты?

– Опоздали. Теперь, как уже было сказано, яхта находится в районе Галаца. А стояла на якоре неподалеку отсюда, в районе Тульчи.

– Значит, визит откладывается. Жаль. А как с работой на советскую разведку? Вы пишите расписку о сотрудничестве, я устраиваю вам побег. Словом, нюансы подобных операций известны вам лучше, нежели мне.

– Бессмысленно соглашаться на сотрудничество с разведкой, которая вскоре исчезнет вместе с армией и страной. И потом, принципы. Лучше я дождусь конца этой военной истории в лагере военнопленных.

– Если только вам позволят его дождаться. Ну, да ладно, пора, уходим.

Барон высокомерно взглянул на капитана, как на городского сумасшедшего, снисходительно пожал плечами и пошел к выходу.

– Непонятно только, какого дьявола мы с вами будем тащиться на этот ваш чертов плацдарм? – ворчал он, становясь в колонну между двумя пленными румынами, чтобы Жодин мог всех троих связать найденной в доме веревкой. Конечно, уйти можно и оттуда, но зачем же все настолько усложнять?!

– Вы правы, оберштурмфюрер, надо было бы прикончить вас прямо здесь. Но слишком уж вы приятный собеседник, а главное, нам еще есть о чем поговорить.

– Вижу, вас действительно заинтриговала судьба баронессы Валерии. Наверняка опасаетесь, как бы ее провал не отразился и на вашей военной карьере?

– Вы даже не догадываетесь, фон Фрайт, о том, насколько опасна эта ваша догадка. Причем опасна, прежде всего, для вас.

* * *

Они шли от вехи к вехе, то проваливаясь почти по грудь в болотную тину, то поднимаясь на холмистые островки, и взрывы снарядов, доносившихся то из румыно-германского лагеря, то от линии румынских окопов, воспринимались Гродовым, как победный салют его рейдерской группе. На одном из участков им пришлось столкнуться с несколькими румынами, которые забежали на островок, спасаясь от снарядных осколков, и теперь прятались за стволами деревьев.

– Не стреляйте и мы не будем стрелять в вас! – крикнул Гродов еще на подходе к островку. – Мы – молдаване, а значит, такие же румыны, как и вы. Поэтому решаем так: вы остаетесь на правой стороне островка, мы проходим по левой стороне и делаем вид, что не видим друг друга. Если согласны, опустите ружья, приставьте их к стволам.

– Проходите, мы не стреляем! – ответил кто-то из румын, чьи фигуры едва очерчивались в предутренней дымке. А еще метров через двадцать проводники десанта наткнулись на группу, которая была послана им навстречу с плацдарма.

Добравшись до командного пункта, Гродов с трудом, уже полулежа на грубо сколоченной лежанке, выслушал доклад батальонного комиссара Фартова, который оставался старшим офицером на плацдарме, и командира второй роты Улетова, и тут же уснул.

Даже когда румынская артиллерия открыла огонь, усыпая осколками все пространство вокруг КП и командирского блиндажа, комбат продолжал блаженствовать во сне, угрожая проспать до тех пор, пока не состоится прямое попадание в его укрытие.

Тень на это блаженство легла сразу же, как только он вспомнил о пленном офицере СД бароне фон Фрайте. С пленными липованами все решилось просто: узнав об их появлении, кок тут же попросил оставить обоих при полевой кухне.

– Старообрядцы – люди трудолюбивые и порядочные, – обусловил свою просьбу кок. – Только таких мне и нужно. Тем более что те двое моряков, которые пока что у меня при камбузе маются, давно рвутся на передовую.