Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 347 страниц)

Глава седьмая
 Небо стального цвета

Имперский пресс-шеф доктор Отто Дитрих в начале ноября 1941 года выступил по радио. Все радиостанции Германии работали на берлинской волне. Если отбросить победную шумиху и хвалебные восторги перед гением фюрера и мужеством немецких солдат, то Дитрих довольно подробно обрисовал картину на русском фронте.

Наступление на Москву командующего группы армий «Центр» фон Бока развивалось следующим образом: вторая танковая армия Гудериана нанесла стремительный удар по Орлу. Танковая группа Гота прорвалась севернее Вязьмы и соединилась с группой Геппнера. «Танковые клещи» и на этот раз сработали без отказа. Советские части в районе Вязьмы и Брянска попали в окружение. Дорога на Москву была открыта. Русские объявили столицу в осадном положении.

По директиве Гитлера фон Бок отдал приказ о разрушении города авиацией и артиллерийским огнем с последующим выходом пехоты к Московской окружной дороге.

Из частей СС были сформированы особые отряды для захвата Кремля, наркоматов, радиостанций и телеграфа.

Гитлеровское командование даже «позаботилось» о московском дикторе Юрии Левитане, которому предстояло объявить по берлинскому радио о падении советской столицы.

Передовые отряды вермахта подошли к Крюкову и Истре, а танкетка разведгруппы 62-го саперного батальона ворвалась на речной вокзал Химки. Столь ощутимая возможность окончания русской кампании придала силы даже последнему немецкому солдату, уставшему от изнурительных кровавых боев.

– 1 -

В приемной Удета темно и неуютно, под стать настроению генерал-директора. Удет тяжело переносил сообщения о трудных боях под Москвой. Нависал запой.

Пихт, сидя за конторкой, подумал, что скоро его адъютантские обязанности окончательно сведутся к откупориванию бутылок.

Призывный звонок прервал его размышления.

– Вы звали меня, господин генерал? – спросил Пихт, остановившись на пороге.

Боковые бра в кабинете генерала были выключены. Свет падал от верхней люстры и сильно старил Удета, подчеркивая синие, набрякшие мешки под глазами.

– Завтра, Пауль, я отбываю в Бухлерхох, полечусь. – Удет сморщился. – А сейчас мы с тобой съездим на аэродром в Фюрстенвальде.

– Но погода…

– Осталось мало времени, лейтенант. Хочу взглянуть на трофейные русские машины.

Пауль помог надеть плащ на покатые, тяжелые плечи Удета. Генерал и Пихт спустились по широкой мраморной лестнице к вестибюлю мимо застывших часовых с серебряными аксельбантами.

«Мерседес» около часа пробирался по тусклым, серо-зеленым улицам.

Они уже утратили мирный вид. Шли люди, шли солдаты, раненые. Из казенно-торжественного центра машина попала в кирпичный заводской район, потом нырнула в буроватую зелень, в пригород – край кладбищ. У кладбищ промелькнули свои окраины – солидные мастерские по изготовлению памятников. Они выставляли напоказ гранитные, бронзовые и мраморные образцы. Они не боялись конкуренции – Германия воюет и, разумеется, будет достойно хоронить своих героических сынов. За кладбищами побежали ветлы, липы, скучные городишки. Потом «мерседес» вырвался на автостраду Берлин – Франкфурт. Вдоль автострады тащились камуфлированные танки, конные повозки, артиллерийские тягачи.

– И все это на восток, – сердито проговорил Удет. – У тебя нет такого чувства, Пауль, что мы так и просидим всю войну в тылу?

– Признаться, побаиваюсь, – ответил Пихт. – Скоро Россия встанет на колени. Хотя я слышал, у русских отвратительные дороги…

Удет ничего не ответил. Он натянул поглубже фуражку и отвернулся к боковому стеклу, за которым темнели колонны солдат.

В пяти километрах от Фюрстенвальде автомагистраль раздваивалась. Одна из дорог была перекрыта, и въезд разрешался только по специальным пропускам. Не хватало аэродромов, и прямая, широкая магистраль стала отличной взлетной полосой.

Вдоль дороги по обочинам стояли светло-зеленые истребители с большими красными звездами на крыльях и фюзеляже.

Навстречу «мерседесу» вышел офицер с петлицами флаг-майора. Он приложил руку к козырьку и стал рапортовать, но Удет махнул рукой и, ни слова не говоря, направился к русским самолетам. Он по привычке толкнул шасси носком сапога:

– На этих катафалках русские собирались воевать с «мессершмиттами»?

– Это образцы старых марок, господин генерал, – ответил флаг-майор, – бипланы «И-153», бомбардировщики «СБ».

– А где новые?

– К сожалению, нам не удалось пока добыть ни одного образца.

– Но есть ли они у русских? – повысил голос Удет.

Флаг-майор нахмурился и, подумав секунду, отчеканил:

– Да, есть. Это истребители «МИГ», «ЯК», «ЛАГГ», пикирующий бомбардировщик «ПЕ-2», штурмовик «ИЛ-2». Этих машин у русских пока мало. Но в Сибири, по-видимому, они разворачивают сейчас их производство.

– В Сибири?! – нервно расхохотался Удет. – А когда они прибудут на фронт?

Флаг-майор перевел взгляд на Пихта.

– Я вас спрашиваю, майор!

– Скоро…

Удет вспомнил, когда по распоряжению Геринга показывал самолеты люфтваффе русской авиационной делегации на аэродроме Иоганнисталь у Берлина. Это было всего два года назад. На линейке стояли бомбардировщики, истребители, самолеты-разведчики, пикировщики – все, что выпускала Германия. Перед каждой машиной по стойке «смирно» вытянулись экипажи – летчики и механики. Для начала Удет предложил провезти над аэродромом главу делегации со странной фамилией Тевосян. Тот сел вместе с Удетом в самолетик «шторх». Удет прямо со стоянки взмыл вверх, покружил над аэродромом и с блеском пригвоздил «шторх» на место, чему очень удивились русские. Они произвели на Удета хорошее впечатление. Воспоминания о том солнечном и приятном дне несколько успокоили его. Он подошел к тупорылому истребителю «И-16», тихо похлопал по его фанерному боку:

– Этот самолетик был одним из лучших истребителей мира. Его испытывал русский ас Чкалов. Правда, давно. В тридцать третьем году…

– Но от него здорово доставалось нашим «хейнкелям» в Испании, – сказал Пихт.

– Правильно! «И-16» умел летать и стрелять, но сейчас он безнадежно устарел.

– Не скажите, – возразил флаг-майор.

– Заправьте его. Я сам посмотрю, на что он годен.

– Облачность низкая, господин генерал. Я очень прошу вас не рисковать, – выступил вперед Пихт.

– Не беспокойся, Пауль. Удет тоже умел летать и стрелять.

– Может быть, вы посмотрите на пленных русских летчиков? – предложил флаг-майор.

– Хорошо. – Удет поправил галстук и направился к бараку неподалеку, опутанному колючей проволокой.

– Встать! – закричал часовой, вскидывая автомат.

На нарах зашевелились люди в синих и защитных, цвета хаки, гимнастерках. Они неторопливо спрыгнули на холодный цементный пол. Лица русских были бледны и давно не бриты. На голубых петлицах большинства летчиков краснели по два или три сержантских угольника. У некоторых пленных совсем не было сапог, и они, переминаясь, стояли в воде, протекавшей сквозь дырявую крышу.

– Ну и вид! – нахмурился Удет, оглядев весь ряд.

Он остановился перед молоденьким сержантом с длинной шеей и плечами подростка.

– Спросите, на каком самолете летал этот заморыш?

Флаг-майор перевел вопрос.

– На «Чайке», – ответил пленный.

– Ты дрался с нашими «мессершмиттами»?

– Не успел. Я возвращался из отпуска.

Удет подошел к пожилому летчику с капитанской шпалой.

Тот поднял глаза и презрительно улыбнулся, показав окровавленные десны.

– Капитан еще не проронил ни слова, – сказал флаг-майор. – Человек с нечеловеческим терпением.

– Что вы собираетесь с ними делать? – спросил Удет.

– Они проходят специальную обработку, – ответил флаг-майор. – Многие из них знают то, о чем мы еще и не догадываемся. Но они молчат. Нам бы хотелось завербовать их после победы над Россией для войны против Англии.

– А если вы ничего не добьетесь?

– Тогда их придется расстрелять.

– Расстрелять… – задумчиво повторил Удет. – Какое легкое слово «расстрелять»… – Вдруг его глаза оживились. Он повернулся к сопровождающему офицеру: – Майор, приготовьте «мессершмитт». Заправьте бензином и зарядите пулеметы русского истребителя. Я встречусь в воздухе с этим пилотом. – Удет кивнул на пленного капитана с окровавленными деснами.

– Не могу, господин генерал.

– Можете, майор! С каких это пор мне возражают младшие по чину?!

– Этот русский готов на все.

– Выполняйте приказ! – выходя из себя, закричал Удет.

Флаг-майор вышел распорядиться о заправке русского истребителя.

– Разрешите мне сопровождать вас, – сказал Пихт.

– Не бойся, Пауль! Я очень скоро расправлюсь с русским, – самодовольно проговорил Удет.

Вернувшись, флаг-майор подошел к пленному капитану:

– С вами хочет встретиться в бою генерал Удет – лучший ас Германии. Вы согласны? Капитан кивнул головой.

– Вы с ума сошли, флаг-майор! – воскликнул Пихт, когда Удет и русский капитан в сопровождении автоматчика вышли на аэродром.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся флаг-майор. – Как только русский взлетит, у него кончится горючее.

«Значит, они угробят капитана», – подумал Пихт, отворачиваясь.

Маленький, короткокрылый истребитель рванулся по взлетной полосе. За ним поднялся «мессершмитт» Удета. Пихт, провожая взглядом «ястребок» с алыми звездами, подумал о том, что пленный капитан уже увидел приборы и догадался, что у него в баках мало горючего и никуда он не сможет улететь.

Истребитель Удета быстро обогнал «ястребок» и, перевернувшись через крыло, вышел в исходное положение для атаки. Русский не имел преимущества ни в скорости, ни в высоте. «Мессершмитт» отрезал его и от облаков, где бы русский мог скрыться и внезапно напасть на «мессершмитта». Тогда «ястребок» помчался к земле. Удет бросился за ним, поймал краснозвездный истребитель в прицел и дал очередь. Но капитан сманеврировал, круто бросив машину вверх. «Мессершмитт» проскочил мимо. В этот момент «ястребок», сделав петлю, повис у него на хвосте.

Пихт услышал стрельбу пулеметов. Флаг-майор дернул Пауля за рукав:

– Оглянитесь. Русские интересуются поединком.

За обтянутыми колючей проволокой окнами Пихт разглядел истощенных русских, с напряженным вниманием следящих за воздушным боем.

«Ничего вы не увидите», – подумал он и закурил сигарету.

До его слуха донесся тугой вой «мессершмитта». «Ястребок» вхолостую вращал винтом – у него кончилось горючее. Удет мог бы стрелять, но он не открывал огня. Сильно раскачивая машину с крыла на крыло, он пытался приблизиться к русскому, хотел понять, что случилось. Но «ястребок» уже вошел в пике и быстро мчался к земле. На высоте не больше двухсот метров русскому удалось выровнять самолет. Со свистом «ястребок» промчался над крышей барака и врезался в ряды своих же самолетов. Взрыв сильно толкнул воздух. Черное облако взвилось в небо.

– Пожар! – закричали техники, бросаясь к шлангам и огнетушителям.

Удет выключил мотор, откинул фонарь и устало спустился на землю. Он был мрачен и зол.

– Как вас зовут? – спросил Удет подбежавшего флаг-майора.

– Шмидт.

– Вы мне оказали дурную услугу, Шмидт. Кажется, последнюю…

– Я не хотел неприятностей, – пробормотал флаг-майор.

– Отныне вы будете фельдфебелем, Шмидт… Только фельдфебелем! – Удет отвернулся и зашагал к своему «мерседесу».

На обратной дороге он молчал. Лишь когда машина въехала в Берлин и покатила по набережной Руммельсбурга, Удет спросил:

– Куда же ты без меня денешься, Пауль?

– Не понимаю вас…

– Ну, мало ли что может случиться со стариком Удетом… Да и не все время боевой летчик будет сидеть на адъютантской должности.

– Если я вам надоел…

– Брось, Пауль, – перебил Удет. – Говори прямо, куда ты хочешь попасть?

– Не знаю. Наверное, на фронт.

– Сколько людей в России?

– Около ста семидесяти миллионов.

– И они все такие… фанатики?

– Я не был в России, но боюсь – большинство.

– Какой глупец внушил фюреру мысль начать войну с Россией, не расправившись с Англией?! Это роковая ошибка! И все они, – Удет ткнул пальцем вверх, – все они жестоко поплатятся за это безумие!..

Генерал-директор замолчал.

Пихт осторожно посмотрел на его пепельно-серое лицо. Смутная тревога овладела им, как всегда в предчувствии большой беды.

– 2 -

«От Марта Директору. Мессершмитт модифицирует свой основной истребитель. Новое обозначение „Ме-109Ф“. Увеличена мощность двигателя, скорость, броневая защита. В ближайшее время резко увеличивается выпуск поршневого истребителя „Фокке-Вульф-190“ с двигателем воздушного охлаждения. В первых сериях для секретности предусмотрена мина, уничтожающая самолет при аварийной ситуации. Для „Ме-262“ поступили турбореактивные двигатели „БМВ 109–003“ и „Юнкерс-Юмо-109-004“, развивающие тягу до тысячи килограммов. Испытания назначены на конец ноября. Март».

Ютта откинулась в кресле, прислушалась. Все тихо. Она убрала рацию, подошла к туалетному столику, показала язык своему испуганному отражению. «Чего трусишь, худышка? Все в порядке, выигран еще один бой».

– 3 -

24 ноября 1941 года, как всегда в начале седьмого, капитан Альберт Вайдеман подъехал на своем «оппеле» к небольшому, укрытому за высоким железным частоколом особняку на Максимиллианштрассе. Как всегда преодолев мальчишеское желание перепрыгнуть через перила подъезда, он степенно поднялся по ступенькам и постучал пузатым молоточком в гулкую дверь. Он живо представил себе, как сейчас возникнет перед ним лукавое личико Ютты, как она примет у него фуражку и скажет при этом: «Капитан, я вижу у вас еще семь седых волосков». А он ответит: «Выходит, всего сто восемьдесят пять. Я не сбился? Еще каких-нибудь три дня – и я получу обещанный поцелуй!» Эта игра, случайно начавшаяся с полгода назад, по-видимому, веселила обоих. Капитан «седел» все более быстрыми темпами.

Он постучал еще раз. Но за дверью было тихо. «Ютты нет, – подумал он разочарованно, – потащилась куда-нибудь с Эрикой. А профессор? Ведь он ждет меня».

Два раза в неделю профессор Зандлер знакомил своего главного испытателя с основами аэродинамики реактивного полета.

«Профессор наверху и не слышит, – догадался Вайдеман. – Нужно стучать громче».

Он со всего размаха хватил молотком по дубовым доскам.

– Ну и силища! Вам бы в кузницу, господин капитан, – раздался за его спиной насмешливый голос Ютты. Она стояла у подъезда, искала в сумочке ключ. – Вы уж простите меня, капитан. Бегала в аптеку. Фрейлейн Эрика заболела. Второй день ревет.

– Что же так взволновало бедняжку? Выравнивание фронта под Москвой? Или смерть генерала Удета? Его уже похоронили.

– Неужели вы так недогадливы? Ведь вместе с Удетом разбился Пихт! А Эрика влюбилась в него с первого взгляда.

– О, это большое несчастье, – насмешливо покачал головой Вайдеман, – но откуда у вас такие сведения? В официальном бюллетене о смерти Пихта нет ни слова.

– Он же обязан сопровождать генерала…

– Ему сейчас не до любви, поверьте. Можете успокоить фрейлейн Эрику. Я думаю, что Пихт жив.

– Он не разбился вместе с генералом?

– Никто вообще не разбивался. Удет покончил с собой. Пустил себе пулю в лоб в своей спальне.

– Ой! Пойду обрадую Эрику!

– Самоубийство национального героя – сомнительный повод для радости, фрейлейн Ютта. Я буду вынужден обратить на вас внимание господина обер-штурмфюрера Зейца.

– А он уже обратил на меня внимание, господин капитан! Вот так! – Ютта сделала книксен и побежала наверх.

Вайдеман огляделся. Прямо на него уставился с обернутого черным муаром портрета бывший генерал-директор люфтваффе Эрнст Удет.

«А ведь этот снимок Эрика сделала всего полгода назад», – вспомнил он.

– Альберт, вы пришли? Поднимайтесь сюда! – крикнул Зандлер.

На лестнице Вайдеман столкнулся с Эрикой.

– Альберт, это правда?

«Счастливчик Пихт, – искренне позавидовал он. – С ума сходит девчонка».

– Всю правду знает один бог. – Вайдеман помедлил. – И конечно, сам господин лейтенант.

– Он не ранен? – В интонации, с которой Эрика произнесла эту фразу, прозвучала готовность немедленно отдать последнюю каплю крови ради спасения умирающего героя.

– Я не имел чести видеть господина лейтенанта последний месяц. Все, что я видел, – так это его «фольксваген». Час назад он стоял у подъезда особняка Мессершмитта.

«Сколько же во мне злорадства! – подумал Вайдеман. – Ишь как ее корежит! А чего я от нее хочу?»

– Я думаю, что сломленный горем Пауль приехал к нашему уважаемому шефу, чтобы попроситься у него на фронт.

– Как вы страшно шутите, Альберт. Ведь вы его ДРУГ.

– Больше чем друг. Я обязан ему жизнью.

Вайдеман щелкнул каблуками. Но Эрика вцепилась в него:

– О, правда? Расскажите, как это было?

– Меня ждет профессор.

– Папа подождет. Пойдемте ко мне. Когда это было и где?

– Это было в Испании…

Комната свидетельствовала о неустоявшихся вкусах ее хозяйки: вышивки, сделанные по рисункам тщедушных девиц эпохи Семилетней войны, соседствовали с элегантными моделями самолетов. Рядом с дорогой копией картины Кристофа Амбергера висела мишень. Десять дырок собрались кучкой чуть левее десятки.

– Это моя лучшая серия, – сказала с гордостью Эрика. – Я тренируюсь три раза в неделю в тире Зибентишгартена.

Она зашла за голубую шелковую ширму. Горбатые аисты строго глядели на Вайдемана, как бы взывая к его добропорядочности. Он отвернулся и увидел в зеркале, как аисты благосклонно закивали тощими шеями. Голубой шелк волновался.

– Я слушаю, Альберт. Вы сказали, что Пауль спас вас в Испании. Он мог погибнуть?

– Все мы там могли погибнуть, – нехотя буркнул Вайдеман. – А спас он меня, выполняя свой воинский долг. Республиканцы нас зажали в тиски, один их самолет вцепился в мой хвост. Но Пауль отогнал его и вытащил меня из беды.

– Видите, он настоящий герой! Вы подружились с ним в Испании?

– Нет, раньше, в Швеции.

– Как интересно! А что вы делали там?

– Об этом вам лучше расскажет господин лейтенант. Он обожает рассказывать дамам о своих шведских похождениях. Вот, легок на помине. Кажется, я слышу внизу его голос.

– О Альберт, идите же к нему! Подождите! Скажите, я сейчас выйду.

Пихт, как полчаса назад Вайдеман, стоял, задрав голову перед портретом Удета, выдерживая его мертвый взгляд.

– У вас в доме еще остался черный креп? – повернулся он к Ютте.

– Да.

– Вчера, Альберт, в Бреслау разбился Вернер Мельдерс. Он летел с фронта на похороны. Его сбили свои же зенитчики.

Оба летчика и Ютта молча перевели взгляд на портрет Мельдерса. Широкоплечий, широколицый полковник Мельдерс улыбался снимавшей его Эрике.

– Мельдерс командовал всеми истребителями легиона «Кондор» в Испании, Ютта. Мы с Паулем выросли под его крылом.

– Я принесу креп, – сказала Ютта. Оставшись вдвоем, они испытующе оглядели друг друга.

– Ну и гусь, – сказал Пихт. – Прижился?

– Ты с похорон? – спросил Вэйдеман. – Как это выглядело?

– Пышно и противно. Самую проникновенную речь произнес Геринг. Его записывали на радио. Гитлер не выступал.

– Ну, а что говорят?

– Кессельринг довольно громко назвал Удета дезертиром. Генерал Штумпф утверждает, что он давно замечал симптомы сумасшествия. Но многие подавлены. Йошоннек, начальник штаба люфтваффе, сказал мне: «Теперь я его понял».

– Его убила Москва?

– Москва его доконала. Русские начали ломать нашим авиаторам хребет, и Удет не мог вырвать самолеты для Западного фронта… Поэтому он много пил. И не мог влиять на события. Со стороны все выглядит намного мрачнее. Он не увидел выхода в будущем и обвинил себя за прошлое. В конце концов, смерть эта оказалась для многих выгодной. Виновник наказан собственной рукой. Он обелил других перед фюрером.

– Что станет с тобой? Ты был у Геринга?

– Да, я передал ему бумаги Удета, последнее письмо. Он налился кровью, когда читал. Но ко мне отнесся благосклонно. Сказал: «Кажется, вы говорили, и не раз, что на почве алкоголя у генерала наблюдается помутнение разума?» Я подтвердил. Он приказал мне представить обстоятельный доклад экспертам. Вчера он подозвал меня, сказал, что понимает мою скорбь, поздравил с капитанскими кубиками на погонах и разрешил взять месячный отпуск для поправки здоровья. Кстати, Геринг распорядился, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел лица Удета…

– И ты сразу кинулся к Мессершмитту?

– С чего ты взял?

– Ты заезжал сегодня к Вилли?

Пихт расхохотался:

– Альберт! Контрразведка по тебе плачет. Я завез его секретарше посылку из Берлина. А уж если говорить серьезно, я попросился к нему в отряд воздушного обеспечения.

В это время дверь кабинета открылась и вышел профессор Зандлер.

– Добрый вечер, профессор. У вас цветущий вид, – проговорил Пихт.

– Добрый вечер, господин Пихт. Сочувствую вашему горю. Это потеря для всех нас. Я очень ценил генерал-директора…

– Мне казалось, профессор, что генерал-директор не очень одобрял избранное вами направление работ. Не так ли?

– Его оценка менялась. Господин главный конструктор говорил мне, что генерал Удет очень внимательно прислушивался к его доводам в защиту реактивной тяги. Да и здесь, в этом доме, генерал проявил большую заинтересованность в моих исследованиях. Я не сомневаюсь…

– Конечно, вам, господин профессор, лучше меня известна точка зрения покойного генерала. Но разве для вас секрет, что после посещения Удетом Аугсбурга и Лехфельда министерство еще раз потребовало категорического исполнения приказа Гитлера о восемнадцатимесячной гарантии начала серийного производства?

– Сегодня мы можем дать такую гарантию.

– Как! Ваш «Штурмфогель» уже летает?

– Он взлетит завтра, – сухо сказал Зандлер. – Извините, господин Пихт, мне очень нужен господин капитан. Альберт, я вас жду.

«Старый козел начал взбрыкивать, – подумал Пихт. – Неужели дело идет на лад?»

Он окликнул Вайдемана:

– Альберт! Ты и вправду собрался завтра подняться на зандлеровской метле?

– Ну да!

– Пари, что завтра тебе не удастся оторваться от земли.

– Ящик коньяка!

– И ты навсегда откажешься от всей этой затеи? Поверь, она пахнет гробом.

– Нет, не откажусь. Отвечу тоже коньяком. Так что завтра в любом случае перепьемся. С вашего разрешения, фрейлейн, – сказал Вайдеман, уступая дорогу Эрике.

– Вы живы, лейтенант? – спросила Эрика, сияя.

– Извините, уже капитан, – поправил ее Пихт. – Я не мог умереть, оставляя после себя вдову. Строгий немецкий бог не простил бы мне подобного легкомыслия в исполнении столь важной национальной задачи. Здравствуйте, Эрика! Я привез вам «Шанель».

– 4 -

Утром слегка подморозило. Вчерашний ветер нагнал на взлетную полосу опавшие листья. Механики расчехлили самолет задолго до рассвета и начали предполетный осмотр двигателей.

Поеживаясь, Карл Гехорсман регулировал клапаны подачи топлива и думал об Эрихе Хайдте, брате Ютты. «Что заставляет парня рисковать? Сидел бы в своем ателье и копил марки, если уж ногу покалечил. Может, Гитлер и правда победит, тогда немцы получат в России большие наделы и заживут лучше. Почти каждый верит в это. Может, и я заведу себе хозяйство. Ха-ха, „Образцовое хозяйство Карла Гехорсмана с сыновьями“…»

Гехорсман покрутил головой, представив себя в необычной роли.

Работая в 1925 году в России и обслуживая самолеты Юнкерса, летающие по договору с Добролетом на пассажирских линиях, Карл ничего не имел против русских и теперь чувствовал, что русские сумеют постоять за себя.

«Только ребятишек жалко. Написать бы им, чтобы они сматывались из России, пока целы».

Налив ведро бензина, Гехорсман вымыл руки и отступил назад, любуясь серебристым «Штурмфогелем». Истребитель каждой своей линией был устремлен вперед.

«А ведь если такой самолет пойдет в серию, он натворит дел», – вдруг подумал Карл.

Новая мысль поразила его. Гехорсман вытер руки паклей и подошел к Вайдеману. Тот сидел на ящике от запасных частей и курил, дожидаясь вылета.

– Ну, кажется, все готово, господин капитан, – сказал Гехорсман.

Подошла машина Зандлера, остановилась около «Штурмфогеля». Профессор, нервно потирая руки, потребовал снова открыть капоты, чтобы лично убедиться в готовности двигателей. Под плоскостями, как и прежде, стояли «БМВ 109–003», а в носу – поршневой тысячесильный «Юмо-211».

После осмотра Зандлер подошел к Вайдеману:

– Альберт, как и в прошлый раз, попытайтесь только взлететь. Рекорды ни мне, ни тем более вам не нужны, если они оканчиваются катастрофой.

– По-моему, я рискую большим, – проговорил, усмехнувшись, Вайдеман…

– Все рискуем…

Истребитель начал разбег. Альберт чуть потянул ручку на себя, но машина не испытала желания взлететь. Конец взлетной полосы стремительно летел навстречу. Через две-три секунды взлетать будет поздно… Вайдеман еще раз рванул ручку на себя. «Штурмфогель» опустил хвост и на скорости сто шестьдесят километров в час оторвался от бетонки.

«Норовистый же, чертенок», – мелькнула мысль.

Под крылья понеслись фонари аэродромного ограждения, кустарник, небольшое крестьянское поле, ореховый лес. Вдруг на высоте сорока метров обрезало правый двигатель. Самолет, как утлая лодочка, шарахнулся в сторону. Вайдеман интуитивно выключил левый двигатель. Теперь гудел только поршневой «Юмо».

– Опять что-то стряслось с двигателями, – передал Вайдеман, вытирая лоб перчаткой.

– Попробуйте набрать высоту, развернуться и сесть, – посоветовал Зандлер.

– Ладно.

«Юмо» тянул изо всех сил, но для него все же был тяжеловат цельнометаллический корпус «Штурмфогеля».

Над замком Блоков Вайдеман развернулся и пошел на посадку.