Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 332 (всего у книги 347 страниц)

41

Когда Штубер вернулся на базу «Буг-12», десять снайперов уже находились там, но, как тут же уведомил озадаченный их командир, унтер-офицер Кренц, ни один из его «зоркоглазых» представления не имел о том, что такое парашютная подготовка и вообще как в действительности выглядит парашют.

«Вот это-то в штабе армии в расчет и не взяли! – понял барон. – Обычная фронтовая спешка». Однако о том, чтобы начать готовить снайперов к прыжкам прямо сейчас, не могло быть и речи. После тренировочных десантов механики готовили самолеты к ночным полетам, а сами летчики отдыхали. Всему личному составу отряда Штубер тоже намерен был объявить отбой до двадцати трех ноль-ноль.

Выход был найден после совещания с командиром летной группы обер-лейтенантом Зегелем. Поскольку его самолеты могли садиться на любой более или менее ровный участок степи, то решено было, что парашютисты из первой машины прежде всего подберут участок необходимых размеров и обозначат его огнем фонариков.

– Может быть, тогда вообще отпадет необходимость в прыжках, – ухватился за эту идею фон Штубер. – Куда эффективнее просто высаживаться, оставляя парашюты на борту. В таком случае группа сохраняет мобильность, а главное, с первых минут она готова к бою за удержание плацдарма.

Выбрав по карте пригодный участок в километре от створа окраин станционного поселка и города (основным ориентиром служила водонапорная башня), офицеры пришли к выводу, что двух заходов авиагруппы из четырех самолетов будет вполне достаточно, чтобы перебросить «скифов», не позволяя русским расстрелять парашютистов еще в воздухе. К тому же наземная высадка позволит летчикам заходить на посадку на бреющем полете, спасаясь от зениток, а Штуберу – усилить вооружение команды еще двумя пулеметами и огнеметом, гранатами и взрывчаткой.

– Я сейчас же свяжусь со штабом полка и попрошу провести воздушную разведку этого участка, – воодушевился замыслом обер-лейтенант. – Восточнее города вообще никаких частей русских не наблюдается. Притом что гарнизоны поселка и города небольшие, ибо все силы брошены на удержание фронта по Ингулу.

– Только разведку свою обязательно замаскируйте под обычную штурмовую атаку, – предупредил его барон. – А заодно – присмотрите площадку под полевой аэродром.

В штабе авиаполка понимали значение операции «Выжженная степь», поэтому самолеты подняли в воздух немедленно. Пока одни пилоты давили пулеметные гнезда и уничтожали машины с солдатами и снаряжением, другие, на минимальной высоте, прощупывали предполагаемый район высадки. Вернувшись, они указали на поле со скошенной люцерной.

Прежде чем предоставить своим бойцам отдых, барон всех их построил. Определив первую группу, которая должна была высадиться на парашютах и световыми сигналами указывать место посадки, он сказал:

– Все остальные прямо из чрева машин уходят в рейд. Никаких команд не ждать, каждый действует, как и умирает, в одиночку. Истребляйте, взрывайте, жгите, сейте панику. Любые очаги сопротивления подавляйте гранатами, стараясь при этом не задерживаться у тех точек, взять которые с первого удара не удается. Пленных не брать, дабы не связывать себе руки. Это ваша ночь, солдаты! Ведите себя, как подобает диверсантам, чья основная задача – выжить, истребив при этом как можно больше врагов.

– Слава богу, на сей раз недостатка в них не будет, – важно поддержал его фельдфебель Зебольд.

– Нагло пользуйтесь тем, что ваша красноармейская форма будет сбивать с толку не только солдат противника, но и мирное население. Любое жилище можете превращать в свой персональный бункер, однако женщинами не увлекаться, ими займемся после того, как город окажется в наших руках.

– Когда именно начнется наступление наших частей? – поинтересовался командир снайперов.

– Вы узнаете это по мощной артподготовке, которая основательно взрыхлит вражескую оборону, – молвил Штубер. – Прорывайтесь как можно ближе к центру города, действуйте самым яростным образом.

– …стараясь держать под прицелом шоссе и все выезды из города, а также казармы и всевозможные учреждения, – уточнил Зебольд, на правах наиболее опытного диверсанта и помощника командира десантного отряда.

– К утру попытайтесь сосредоточиться на северо-восточной окраине, – продолжил наставление Штубер, – ориентируясь по водонапорной башне у станционного поселка. Летчики специально не бомбили ее. К двенадцати все собираемся в поселке, в районе вокзала, где уже будет наш танковый десант. Ваш пароль: «Выжженная степь», ответ: «Буг-12».

42

Самолет с оберштурмфюрером СС на борту приземлился сразу же, как только одна часть парашютной группы Зебольда обозначила фонариками посадочную полосу, а вторая окружила место высадки в сотню метров по периметру.

В городе не оказалось ни одного прожектора, который бы мог осветить заходящие на посадку самолеты, а два зенитных орудия, расположенные в районе станции, сначала открыли огонь на звуки моторов, но потом словно бы стушевались и умолкли. Становилось ясно, что зенитчики попросту не уверены, что в воздухе не свои, а германские машины. Пилоты-разведчики оказались правы, утверждая, что к серьезной обороне этот городок не готов.

– Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, скопище бездельников! – поторапливал барон своих «скифов», поглядывая при этом на небо, где между туч пробивался предательский свет луны. – Рассредоточиться и быть готовыми к бою! Как только высадится последняя группа, мы ворвемся в этот город, подобно орде Чингисхана.

Последний самолет еще только заходил на посадку, когда Штубер увидел то, что больше всего надеялся сейчас увидеть, – две красные ракеты, выпущенные одна за другой в той части города, где находилась его секретная явочная квартира. Они означали, что ни о каких засадах и ловушках красные не позаботились. «Неужели в этой провинциальной степной глуши у Канариса в самом деле укоренился агент, уже более двух лет работающий под носом у энкавэдистов?» – умиленно удивился фон Штубер.

Только позавчера утром барон обратился к Ранке с каверзной просьбой:

– Не могу поверить, господин подполковник, чтобы в этом городке абвер не обзавелся ни одним агентом. Так, может быть, шепнете его адресок? Мало ли что произойдет в течение суток, которые нам придется вести бои в тылу врага…

– Грешно было бы не обзавестись им на железной дороге, связывающей промышленный центр Украины сразу с двумя черноморскими портами, – признал подполковник Ранке.

– Неужели обосновался еще до начала войны?

– Задолго до ее начала. Раньше мы по мелочам его не тревожили, однако раз в месяц получали основательные радиосводки по поводу всего, что происходит на железнодорожной станции и в самом городе. Радист она, кстати, превосходный.

– Речь идет о женщине?

– Причем о такой, какую никому и в голову не придет заподозрить в сотрудничестве с абвером. Она обладает почти божественными секретами естественного перевоплощения. Местные чекисты скорее поверят в существование Христа, нежели в то, что эта особа является давнишним резидентом германской разведки, имеющим к тому же в местных структурах власти ценнейшего информатора, работающего на нее вслепую.

– Так почему мы не подослали к ней пару моих диверсантов, которые взяли бы этот городишко под контроль задолго до подхода дивизий вермахта?

– Потому что уже через час после высадки эти ваши «бессмертные» оказались бы в руках местных энкавэдистов, после чего тут же выдали бы лучшего из моих агентов, – отрубил подполковник. – Причем не исключаю, что они сами сдались бы чекистам.

– Прошу прощения, господин подполковник, но не забывайте, что речь идет о выпускниках Фридентальских курсов, репутация которых…

– Эту репутацию еще следует подтвердить, оберштурмфюрер.

– Позволю себе не согласиться. Большинство наших курсантов еще до появления в замке Фриденталь побывали в таких переделках…

Ранке окинул барона снисходительным взглядом и высокомерно отвернулся. Оберштурмфюреру была знакома эта манера офицеров абвера свысока поглядывать не только на созданную Герингом разведку люфтваффе[253]253
  Люфтва́ффе (нем. Luftwaffe) – название германских военно-воздушных сил.


[Закрыть], но и на попытку подчинить себе всю разведку и контрразведку адмирала Канариса, предпринимаемую службой безопасности СС.

– Если кто-то там из ваших взрывников и поработал в деморализованной Польше или в безвольной Франции, – брезгливо поморщился подполковник абвера, – это еще ни о чем не говорит. Истинный агент познается здесь, в России. Кстати, агент Аристократка послужит еще и в нашем тылу, взрывая местное подполье.

Координаты агента подполковник дал неохотно, с жестким условием, что о его существовании будет знать только он, барон фон Штубер, и к помощи его прибегнет только в самом крайнем случае.

– Один этот агент, – снисходительно предупреждал Ранке, – стоит всей вашей группы.

– По этому поводу у нас в СД говорят: «Никто так не склонен к преувеличениям, как «птенцы адмирала Канариса», – прокомментировал его заявление Штубер как офицер службы безопасности СС. – Порой мне кажется, что молва права…

И вот сейчас, только что, Аристократка дала знать о себе двумя сигнальными ракетами, обозначившими главное направление натиска диверсантов, рвущихся к центру.

Высадка десанта незамеченной все-таки не осталась. В гарнизоне объявили тревогу, и какие-то подразделения начали выдвигаться к восточным окраинам города. Авангардная группа диверсантов уже вступила в перестрелку, и барон приказал остальным в бой не ввязываться, а, рассредоточившись, просачиваться в город, обходя места стычек по флангам.

– Нам не нужен бой на окраине. В наших руках должен оказаться весь этот городишко, – напутствовал он своих «скифов-кочевников». – Отныне он ваш, я дарю его вам! – жестом великого завоевателя указывал оберштурмфюрер на предместье, оглашавшееся звуками хаотичной стрельбы и дружным собачим лаем. – Пусть пепелища этого Содома объяснят миру истинный смысл операции «Выжженная степь».

43

…И вой пикирующих бомбардировщиков, и пулеметная пальба – все это зарождалось в идиллическом полусне, и постепенно, сквозь постельную негу, заполняло ее встревоженное сознание.

Осознав, что родители надолго, возможно, навсегда, покинули и ее, и свой дом, Степная Воительница всплакнула. Правда, она тут же устыдилась своей слабости, но лишь для того, чтобы, проявив «гайдуцкий характер», в конце концов по-настоящему разреветься.

Причем больше всего ей было жаль не родителей, и даже не себя, а дом, где она, вопреки наставлениям, проводила последнюю свою ночь и который уже завтра будет брошен на произвол судьбы. В сознании Евдокимки дом неожиданно предстал в образе некоего воодушевленного существа, члена семьи – преданного остальными ее членами. Ей выпало стать последним из Гайдуков, кто покидает эти стены. Расчувствовавшись, она почти до полуночи переходила из комнаты в комнату, стараясь дотронуться рукой и мысленно попрощаться со всем, что здесь оставалось.

Однако все это происходило еще до того, как Степная Воительница погрузилась в сон. А теперь, буквально сброшенная с кровати воем «мессершмиттов», мощными взрывами и ружейной пальбой, она поспешно облачилась в свое военное одеяние; прихватила санитарную сумку, карабин, подсумок с патронами и, закрыв дом на замок, оставила ключ в условленном месте.

Рассвет еще не наступил, но где-то на востоке небо уже слегка просветлело; воздух казался теплым, но предельно влажным, словно бы пропитанным ночной росой. Он вбирал в себя аромат вишнево-древесной смолы, настоянный на горьковатом запахе полыни.

Евдокимка помнила предупреждение майора о десанте и теперь смогла убедиться, что дядя не ошибся. Судя по стрельбе, доносившейся с разных сторон, нетрудно было догадаться: десантники разбрелись чуть ли не по всему городу. Но основной бой все же завязался в районе железнодорожной станции, которая, очевидно, являлась конечной целью немцев.

Девушка понимала, что вся дальнейшая жизнь ее зависит теперь от того, успеет ли она появиться в госпитале, прежде чем санитарный обоз покинет его. По извилистой тропинке промчалась она через сад, протиснулась сквозь через щель в заборе, пробралась в соседнюю усадьбу. Однако появляться на улице не спешила. Долго петляя по едва проторенным тропинкам, Евдокимка прокралась вдоль живой изгороди; несколько минут выжидала неподалеку от угольного склада, пытаясь понять, что за фигурки перемещаются вдоль его полуразрушенной стены… В конце концов девушка обошла склад, осторожно пробираясь по бурьяну и зарослям шиповника среди долины, где в глубине едва теплилась жизнь какой-то забытой богом и людьми речушки.

Поднебесный вой самолетов уже затих, однако с севера, оттуда, где находилась станция, доносился теперь тяжелый, скрежещущий гул, которого Степная Воительница уже не могла спутать ни с каким другим – это приближались танки. Знать бы только чьи – свои или немецкие?

До больничной усадьбы оставалось метров двести, когда Евдокимка заметила возле какого-то здания два силуэта. Решив, что это красноармейцы, она уже хотела окликнуть их, но в это время один из них скомандовал кому-то, скрывавшемуся по ту стороны ограды, по-немецки: «Продвигайтесь вперед, к центру города. Нужно найти удобное строение, где мы смогли бы держать оборону до подхода основных сил». И сразу же последовал ответ: «Яволь! Уходим!»

Девушка находилась в это время во дворе через дорогу, прячась за точно такой же оградой. В Степногорске всегда было туго с древесиной, зато в окрестностях, и даже в каждом огороде, имелось великое множество дикого камня. Из него-то и возводили в городе дома и всевозможные постройки; из него же выкладывали невысокие, традиционные для здешних мест ограды.

Убедившись, что совсем рядом затаились немцы, Степная Воительница осторожно уложила карабин на камень перед собой и, почти не целясь, выстрелила. Убрав оружие, она тут же присела. Яростный крик раненого на самом излете был прерван автоматной очередью ей в ответ. Пули впивались в верхний слой камней рядом с девушкой и рикошетом улетали куда-то ввысь.

Не успели они отзвенеть, как Евдокимка, уже переместившись к кустам сирени, вновь вскинула карабин и выстрелила в спину солдату как раз в ту минуту, когда тот собирался перемахнуть через ограду. Он навзничь упал, даже не вскрикнув.

Силуэт второго немца четко вырисовывался рядом с упавшим. Он тоже полулежал, привалившись к ограде, и не двигался. «Ну, вот… – мысленно произнесла девушка, сдерживая нахлынувшую на нее необъяснимую дрожь во всем теле. – На двоих врагов в этой войне стало меньше».

Она вспомнила, как после первого же урока стрельбы, пораженный ее меткостью, старшина Разлётов удивленно воскликнул: «Это же не девка, а настоящее дитя войны!» Евдокимке очень хотелось, чтобы ее учитель оказался здесь. Увидев первых двух убитых ею врагов, он, наверняка, остался бы доволен – и собою, и своей ученицей. Знать бы, где он сейчас…

В городе стрельба постепенно затихала, становилось ясно, что захватить его немцам не удалось, а вот на станционном поселке и на западных окраинах разгорались настоящие бои. Оттуда доносились орудийная пальба и слегка приглушенные взрывы гранат.

44

Перебежав дорогу, Евдокимка остановилась. После опыта, полученного при «захвате» сбитого немецкого самолета и вчерашней медсестринской практики, страх перед мертвыми уже не сковывал ее мысли и действия. Зато она удивилась: один из подстреленных ею диверсантов был в германской форме, а другой – в красноармейской, с кубарями лейтенанта на петлицах и с советским автоматом в руках.

Тот, что в немецкой форме, застонал, однако добивать врага «дитя войны» не стала; пусть им займется кто-нибудь другой, если только диверсант продержится еще хотя бы с полчаса. Она же вынула из кобуры «лейтенанта» пистолет и запасные обоймы – до сих пор о таком оружии Евдокимка могла только мечтать, – и бросилась бежать в сторону парка, за которым располагалась больница.

– Эй, медсестра, сюда! – повелительно позвал ее кто-то из-за сарая крайнего дома у основательно запущенного уголка парка.

Обходя тела убитых, Евдокимка приблизилась к тому месту, где, между стеной сарая и оградой, лежал звавший ее человек.

– Вы ранены?

– В ногу, как видишь. Быстро перевяжи, – раненый оказался старшим лейтенантом.

– Здесь рядом госпиталь.

– Госпиталь – потом, когда уничтожим десант. Вон, видишь, пока выбивали парашютистов из этой усадьбы, пришлось потерять немало своих. Немцев где-нибудь поблизости видела?

– На соседней улице, теперь они где-то неподалеку.

– Ничего, мы с тобой вооружены. Доставай нож, нужно разрезать штанину.

– Нет у меня ножа. Не успели выдать. Даже не знаю, положен ли он санитарке.

– Ты сколько дней в госпитале служишь, красивая?

– Всего второй день.

– Тогда ясно. – Раненый достал из-за голенища сапога кинжал с граненой рукояткой, и протянул Евдокимке. – Действуй быстро, иначе кровью истеку.

Девушка неумело вспорола галифе, неловко обработала рану и принялась перевязывать. Рана оказалась неглубокой, пуля навылет прошла мягкие ткани чуть выше колена.

Стрельба в районе вокзала то затихала, то вспыхивала с новой силой. Через парк уже проходили красноармейцы, прочесывавшие окрестности госпиталя.

– Что тут у вас? – озлобленно прорычал какой-то сержант, на минутку приостановившись рядом с санитаркой.

– Не видите, что ли? – в том же тоне ответила Евдокимка. – Раненого командира перевязываю.

– Раненые – это потом; санитары и похоронщики пойдут вслед за нами, – обронил сержант и поспешил к бойцам, осматривавшим соседний дом.

– Только после боя обязательно обратитесь в госпиталь или в медсанбат, – посоветовала Евдокимка, помогая старшему лейтенанту подняться. – Операция не понадобится, но рана основательно загрязнена.

– Оказывается, в медицине ты кое-что смыслишь, – проговорил офицер, осматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. – Вон, в сторонке, жилой дом, – указал он на крышу, выглядывавшую из-за высокой ограды.

– Не советовала бы заходить в него. Хозяйкой там – вредная и грязная старуха Фонюргина, которую, по-уличному, «Фу-Нюркой» кличут; злая и богомольная. Лучше отведу вас…

– Да не собираюсь я жениться на вашей, как ее там, Фу-Нюрке! Вон, бойцы только что проверили ее жилище. Помоги дойти до него, мне бы с часик отлежаться, а там…

С хозяйкой дома Евдокимка была знакома плохо. Нелюдимая, всегда неопрятная с виду, Фонюргина появилась в городке года два назад, чтобы присмотреть за больной родственницей. От нее она и унаследовала этот небольшой, неухоженный, как и сама хозяйка, домик. В городке ее считали полоумной сектанткой. По слухам, такие же сектанты помогали ей одеждой и едой.

Вот и сейчас она встретила незваных гостей, стоя лицом к иконе в углу комнаты, и, кажется, даже не оглянулась.

– Наверное, вы немного знаете меня: Евдокия Гайдук. Моя мать работала директором школы здесь неподалеку.

– Не знаю такой, – угрюмо ответила Фонюргина. – Ни тебя, ни матери. Чего тебе?

– Раненого командира нужно на несколько часов приютить, пусть отлежится. Фашистов уже отогнали, так что бояться нечего.

– В соседнюю комнату его, там лежанка, – сухим и жестким, почти мужским, голосом ответила старуха, усердно крестясь при этом. – Что фашисты, что коммунисты, все – отродье сатаны.

Когда, усадив раненого на лежанку в маленькой комнатушке, санитарка уходила, старший лейтенант придержал ее за руку и вручил свой кинжал, о котором она уже забыла.

– Это тебе на память от старшего лейтенанта Волкова. У пленного немецкого офицера отнял. Кстати, на конце рукояти – родовой герб его бывшего хозяина, барона фон Штубера.

– Даже так, барона?

– Не забудь – фон Штубера. Возможно, когда-нибудь этот кинжал спасет тебе жизнь, красноармеец Евдокия Гайдук.

– У нас, в полевом госпитале, мы называем друг друга «госпитальерами».

– Чудное наименование. Вы хотя бы знаете, что «госпитальерами» называли себя рыцари-крестоносцы, основавшие в Иерусалиме свой первый в мире рыцарский орден?

* * *

Как только санитарка ушла, Фонюргина появилась в проеме двери, освещенном утренним солнцем и, ни слова не произнося, сурово уставилась на привалившегося к стене офицера.

– Честь имею представиться: оберштурмфюрер СС…

– Вы уже представились, барон фон Штубер, – процедила старуха, переходя на немецкий. – Во время обмена любезностями с этой юной коммунистической стервой.

– В таком случае приведите себя в порядок, баронесса фон Юрген, – слегка улыбнувшись, окинул оберштурмфюрер фигуру старухи иронично-презрительным взглядом. – Спектакль с переодеванием окончен.

– Он будет окончен, когда германские войска войдут в город, – вскинула подбородок баронесса. – А пока этого не произошло, поскольку десант ваш разбит, а основные силы вермахта топчутся у западных окраин, – моя внешность служит лучшей защитой. Могу напомнить вам, оберштурмфюрер, что в перечне конспиративных приемов этот называется «щитом брезгливости».

– По-моему, на сей раз вы со своим «щитом брезгливости», баронесса, явно переусердствовали.