Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"
Автор книги: Владимир Богомолов
Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 102 (всего у книги 347 страниц)
И увидя, что все насторожились слушать, старик затянулся махоркой и продолжал:
– Лет, однако, восемьдесят тому назад работалась Васенина речка. Пахом Сергеич, вон, слышал…
– Страшенное было золото, – подтвердил из-за костра Пахом Сергеич.
– Рассказывал мне это покойный дед, – продолжал Филатыч. – Хозяином был Туманский. Старичина огромный, бородища седая к поясу доходила. Приисков у него было много, а резиденция верстах в трех от Васениной речки стояла. И работали тогда увал. В мягкий берег штольнями шли.
Была у деда двадцать первая штольня, а в смену в горе человек до двухсот сидело. Урок тогда на рабочего приходился по кубической сажени. Да, ребята, не по-теперешнему. Гнул Туманский, ажно душа пищала!
Так вот, до обеда, до двенадцати часов, пол-урока даешь, а вторые – после. Работаем это мы в забое, и помню, что я с кайлой стоял, рассказывал, бывало, дед. Ребята дружные, прирожденные приискатели, кипит наше дело! И вдруг слышу, в соседнем забое будто голос хозяйский гудит. Ну что же, обычная вещь – пришел попроведать! Вот-вот и к нам заглянет. И верно, за спиной слышу:
– Здорово, молодчики!
Густо так это у него выходило.
Ну, мы поздоровались, а он поглядел, бородищу погладил и командует:
– Ну, айда на обед, суп простынет!
Только сказал и вышел. В другую штольню полез.
Переглянулись мы – что такое! Десяти еще нет, а он на обед зовет? Ну, разговаривать много не приходилось. Глядим, нарядчик Мишка, молодой, из служащих, бежит, руками машет:
– Скорей выходи – старик серчает!
– А нам-то что? – Побросали инструмент и вышли. Смотрим, и со всей горы рабочих повыгнал, а сам на коня и к себе.
Сошлись мы в столовую, наелись, отдохнули положенный час. Слышим, в чугунное било дежурный ударил, – кончился перерыв. Идем обратно.
Ватагой всей к штольне подходим. Вдруг, братцы мои, как грохнет, как сядет у нас на глазах гора! Да так хватанула, что бревна, которые на подхватах стояли в крепях, из штолен, как спички, повылетели!
Кто у нас тут на землю упал, кто бежать ударил, а кто с открытым ртом на месте остался. Однако же никого не повредило. Подошли потом мы к горе – захлопнуло наши штольни, и следа не видать!
Тревога на прииске поднялась. Нарядчик Мишка – на лошадь, да за Туманским. Приезжает в контору, прямо к нему. Сидит старик за столом, на счетах считает.
– Евгений Иванович, беда: гора обвалилась!
Так и вскочил хозяин:
– И смену задавило?
– Смена цела. Только обед кончала!
Выхватил здоровенные золотые часы из кармана. Щелкнул крышкой.
– Какой обед? Что ты городишь! Половина двенадцатого всего…
Оробел наш Мишка.
– Вы же сами, – лепечет, – изволили быть, на обед народ в десять часов погнали?..
Поглядел на него Туманский, да как затрясется, закрестится, замашет рукой:
– Никуда я с утра из конторы не ездил!
Потом спохватился:
– Ну, про это, смотри, ни гу-гу!
Филатыч утих. В настороженной тишине трещал костер да поодаль бухали молоты.
– Да, – протянул из темноты голос. – Был хозяин, да, значит, не тот.
– А кто же? – несмело спросил новичок.
– Гор хозяин, – отозвался Филатыч. – Он нашего брата, рабочего, любит!
– Хорошая сказка, старик, – помолчав, сказал кто-то из комсомольцев.
– А что же, сынок, – добродушно рассмеялся Филатыч, – неплохо и сказкой человека утешить!
Остановился Ефим Иванович на страшной площадке, перед входом на Гиблую тропку.
Вот он, лохматый белый свод, козырьком висящий над карнизом. Ефим Иванович подобрался ближе и внимательно рассматривал снег.
Днем была сильная капель и длинные сосульки льда свисли с краев надува до самой тропы. И еще страшнее: синяя трещина змейкой струилась по снежному полю, уползала куда-то вверх.
«Не пройти, – подумал Ефим Иванович, – что делать?» Но крепко был убежден, что отступление хуже, чем смерть под обвалом. Если при мысли о гибели естественно содрогалось тело, то возвращение не воспринималось никак. Этой команды просто не послушались бы ноги!
Он сел на камень и стал пристально смотреть под свод галереи. А что если встать на четвереньки и попробовать проползти? Пусть долго, но вершок за вершком, тихонько? Опустился на снег перед входом и сунул голову под навес.
Ледяная стрела сосульки, спускаясь с потолка, упиралась в пол посредине коридора. Ефим Иванович попятился, вылез и сел на прежнее место. Ломать сосульку, освобождая дорогу, он не рискнул.
– Слово вымолвить не моги, – вспомнил совет Филатыча. И вдруг заиграли глаза и улыбка тронула губы.
Ефим Иванович отошел к началу площадки и снял со спины свою ношу.
– Слова, тварюга, боишься, – приговаривал он, развязывая мешок. – По-другому с тобой поступлю!
Вскрыл консервную банку и вытряхнул содержимое в снег. Сейчас было не до еды! И туго набил освободившуюся посуду коричневым порошком аммонала.
Отхватил ножом кусок зажигательного шнура и, вставив в медную трубочку капсюль, зажал зубами. Потом глубоко вдавил пистон в заряд. Мина была готова. Выбрал укрытое место в начале площадки, отнес туда лыжи и взрывчатый груз.
А теперь, свободный от ноши, с бомбой в руке подошел к карнизу. Про опасность и думать забыл. Было чертовски интересно, что из этого выйдет. Но учитывал все, чтобы не повредить тропы, сперва положил на нее ком снега, а на снег уж поставил банку. Фитиль загорелся. Ефим Иванович, не торопясь, вернулся к прикрытию. Лег там на каменную плиту и стал наблюдать.
Вначале в синей глуби коридора сыпались звездочки искр. Потом огонь, вероятно, ушел в фитиль и пропал.
Тишина. Дыхание казалось необычайно шумным, какая-то жилка настойчиво билась у виска.
Вдруг зарницей мигнули горы и после оглушительного удара ухнуло, загудело и волна урагана опрокинула поднявшегося было Ефима Ивановича…
Успел заметить, как снежное поле косо неслось в провал. Слышал гремучий хохот проснувшихся гор. Скала под ним встряхивалась толчками.
И все это сразу прогрохотало, пронеслось и расплылось внизу, отдаленными раскатами. А когда опять сомкнулась тишина, оглушенный поднялся на ноги Ефим Иванович.
Увидел небе, еще хмурое от повисшей в воздухе пыли. Взлобок горы обнажился от снега и по-летнему желтел гранитом. Предательский свод рассыпался в прах. Свободная тропа открывала, дорогу на Джинду…
– Ну и ручка же у тебя, – удивился Ефим Иванович, отряхивая побелевшую от пожатия ладонь.
– От души давнул! – сознался Бурьянов.
– За нас, за всех! – хохотали кругом дружелюбные голоса.
– И вам, ребята, спасибо, – бормотал смущенный Ефим Иванович. За что спасибо – не знал. Должно быть, за радость большую, перевернувшую душу.
– Как в семью родную вернулся! – прибавил он.
Через минуту – все на реке. Комсомолец Костя опустил литровку, набитую аммоналом, в пробуренную скважину. До крови прошоркал парень руки минувшей ночью, долбя шпуры. Ефим Иванович бегал, направлял, доглядывал. По другую покать холма хлопотал Бурьянов.
На своде купола редкими волосинками вырастали запальные шпуры.
– Товарищи, удирай! – скомандовал Ефим Иванович.
Холмик долго курился синими дымными завитушками. Люди столпились за отвалом, дыхание затаили, ждали.
– Бах! – потряс тайгу разрыв. Черным фонтаном выбросило второй. И еще, и еще. Последний удар и, звякнув, вылетело окно в бараке…
При восторженных кликах людей струя монитора хлынула в развороченный и дымящийся холм и опять заработала гидравлика Джинды, готовя богатую съемку золота.
Герман Иванович Матвеев
ТАРАНТУЛ
"Коллекция военных приключений"
Первая книга.
ЗЕЛЕНЫЕ ЦЕПОЧКИ
1. Таинственное убийствоФронт приближался к Ленинграду.
Вдоль железных дорог, по шоссе, лесными тропинками и напрямик по болотам возвращались ленинградцы домой с оборонных работ. Вперемежку с ними шли беженцы. Бросив родные места, уходили они от врага целыми семьями, с малолетними детьми на руках, с громадными узлами. Измученные, запыленные, шагали они, понурив головы, в Ленинград, надеясь там найти защиту и кров.
В другую сторону, навстречу немцам, двигались воинские части и отряды народного ополчения.
Фашистские самолеты то и дело появлялись в воздухе, сбрасывая бомбы на дороги и поливая свинцом толпы беженцев. Услышав нарастающий гул самолетов, пешеходы шарахались в лес, ложились в канавы. И снова шли вперед, как только самолеты скрывались.
Три молодые девушки-студентки шагали босиком по пыльной проселочной дороге. На привале к ним присоединились двое пожилых мужчин с чемоданчиками. Один из них, однорукий инвалид гражданской войны, был с веселым характером, болтливый и предупредительный. Другой, наоборот, всю дорогу хмурился, о чем-то сосредоточенно думал и ни с кем не разговаривал. Дядя Петя, как назвал себя однорукий, беспрерывно рассказывал смешные истории и анекдоты, расспрашивая девушек об их жизни до войны, об учебе и о Ленинграде. Он отпускал злые шутки вслед немецким летчикам, называя их «колбасниками», и, казалось, совсем не обращал внимания на настроение своего спутника. А тот мрачнел все больше и больше, чем ближе подходили они к Ленинграду.
К вечеру, лесными тропинками, они прошли Сиверскую и остановились отдохнуть.
– Пойдем-ка со мной, – сказал однорукий приятелю, заметив его злой взгляд.
Не оглядываясь и не повторяя приглашения, он углубился в лес.
Хмурый прислонил свой чемодан к дереву и неохотно поплелся следом за своим товарищем. Вскоре студентки услышали их громкие голоса. Слов они не могли разобрать, да особенно и не прислушивались к чужому спору. Спор вдруг оборвался. Минут через десять хмурый вышел из леса один и, взяв свой чемодан, предложил девушкам двинуться дальше.
– А где же дядя Петя? – спросила одна из них.
– Он нас догонит.
Вышли на шоссе, но однорукий не появлялся. Хмурый молча шел то впереди, то отставал на несколько шагов, часто оглядываясь по сторонам. Темнота наступила быстро. Сзади на горизонте видны были зарева пожаров и какие-то вспышки. Глухо доносились раскаты пушечной стрельбы. На повороте хмурый сошел с дороги и крикнул уходившим вперед девушкам:
– Не торопитесь… Я сейчас.
Девушки не придали значения этим словам и продолжали быстро шагать дальше. Вдруг раздался отчаянный крик. Девушки услышали в темноте какую-то возню и хриплый мужской голос:
– Настя!.. Помоги!.. Сюда-а!..
Настей звали одну из студенток. Она была старше и решительнее своих подруг.
– Это наш! – сказала она. – Что такое? Пошли, девчата.
Все трое быстро побежали в обратную сторону.
Хмурый был еще жив, но говорить уже не мог. Он захлебывался своей кровью. Настя успела разобрать только одно слово: «чемодан». Нож вошел в его грудь по самую рукоятку, и прежде чем девушка нащупала ее, все было кончено. Хмурый их спутник умер.
Перепуганные, растерявшиеся, стояли они над трупом, не зная, что им делать дальше. Последние дни они видели много ужасного. Им приходилось много раз наскоро перевязывать раненых, и некоторые умирали у них на руках, но там они знали причину смерти и видели убийц на самолетах. Это же убийство было совершено с какой-то таинственной целью, неизвестным лицом.
– Чемодан! Он сказал: «чемодан» – в раздумье промолвила Настя. – Девчата, ищите-ка чемодан.
Девушки обшарили в темноте асфальт и обочину дороги возле трупа, но чемодана не нашли. Нельзя было терять времени на поиски. Они оставили убитого на дороге и пошли. Пройдя шагов двадцать от места преступления, Настя, шедшая с краю дороги, споткнулась обо что-то твердое и ушибла палец. Она нагнулась и в темноте разглядела контуры чемодана. Ушедшие вперед подруги остановились.
– Ты что?
– О камень споткнулась, – громко сказала Настя и подняла чемоданчик.
Почему-то ей подумалось, что лучше пока молчать про ее находку. Вокруг чемодана есть какая-то тайна, и, кто знает, может быть, убийца следит за ними и слушает, притаившись где-нибудь поблизости.
В полной темноте, по нагретому за день асфальту, шли молча три подруги, все время ускоряя шаги. Одна сказала:
– Может быть, дядю Петю тоже убили?
– Все может быть, – отозвалась Настя.
– У него тоже был такой же чемоданчик.
– Молчите вы…
– Что-то я боюсь, девочки…
Чемодан был тяжелый, словно там лежало железо. Он оттягивал руку, и все-таки Настя терпеливо несла его в город.
…Все это она, сильно волнуясь, рассказала сейчас майору государственной безопасности, сидя перед ним в кожаном кресле.
Майор, еще не старый человек с седыми висками, внимательно выслушал рассказ девушки и задумался. Чемодан, принесенный Настей в Ленинград и полученный им вчера вечером, стоял около письменного стола.
– Значит, дядю Петю вы так и не видели больше? – спросил майор.
– Нет. Я боюсь, что его тоже убили.
Майор как будто не слышал этой фразы.
– Убитый тоже называл его дядей Петей?
– Не помню… Нет! Он, кажется, никак его не называл. Вообще убитый был странный человек. Он все время молчал. Мы сначала думали, что он немой.
– Как он выглядел?
– Кто? Убитый?
– Как выглядел убитый, я уже знаю. Меня интересует однорукий.
– Он был невысокого роста… бритый… немолодой уже…
– Сколько же ему было лет, на ваш взгляд?
– Я думаю, лет сорок… ну, сорок пять. Волосы у него были коротко подстрижены… Ах да!.. Во рту два золотых зуба… Вот, кажется, и все.
– Как он владел рукой?
– Очень хорошо. Просто мы даже удивлялись, как он ловко все делает одной рукой.
– Во что он был одет?
– Костюм… синий и, кажется, не новый. Да разве там разберешь? Все в пыли…
– Вы не заметили у него часов?
– Да, были. Он часто на них смотрел.
Майор открыл письменный стол, достал мужские карманные часы, черные с золотым ободком, и, чуть приподнявшись в кресле, положил их перед девушкой.
– Такие? – спросил майор с улыбкой.
– Это они и есть. Точно такие же… Это они.
– А разве у убитого не было часов?
– Кажется, нет… А впрочем, не помню.
– По дороге, в разговорах между собой, они не называли никаких адресов?
– Дядя Петя как-то сказал, что у него есть родные в Ленинграде, но кто они и где живут, – не сказал.
– Так. Я попрошу вас все, что вы мне рассказали сейчас, написать на бумаге. Постарайтесь припомнить всякие подробности, мелочи… Чем питались ваши спутники… Вспомните цвет глаз, волос инвалида… Словом, решительно все, что вы запомнили.
– Хорошо, – девушка кивнула головой.
– Пойдемте со мной.
Они вышли из кабинета. В конце коридора майор открыл дверь и жестом пригласил Настю войти.
– Располагайтесь, как дома. Если хотите отдохнуть, вот диван – пожалуйста, не стесняйтесь. Здесь обед, – сказал майор, указывая на судки, стоявшие на столе. – Если вам что-нибудь понадобится или вы закончите работу, позвоните мне по телефону, а главное – постарайтесь вспомнить все как можно подробнее. «Дядя Петя» меня очень интересует.
Майор государственной безопасности вернулся в кабинет и раскрыл чемодан, который принесла ему девушка. Там лежала карта Ленинграда. Он разложил ее на столе и занялся изучением разноцветных пометок. Он обратил внимание на три крестика. Это были оборонные объекты на Петроградской стороне. Внизу была сделана надпись: «Первые четные числа недели. Второй эшелон. Зеленые цепочки с северной стороны».
Кроме карты, в чемодане лежали длинные алюминиевые патроны, по форме похожие на охотничьи. На патронах были ярко-зеленые полоски. Майор снял с телефона трубку и набрал номер.
Через несколько минут в кабинет вошел молодой человек в штатской одежде.
– Товарищ майор государственной безопасности, по вашему приказанию…
– Да, да. Вот в чем дело, товарищ Бураков. Возьмите этот патрон, поезжайте за город, разрядите из немецкой ракетницы где-нибудь в воздух и посмотрите, что это за пиротехника. Вероятно, – зеленые цепочки.
2. Миша АлексеевМать не возвращалась домой. На четвертый день Миша Алексеев пошел на завод узнать, что с ней случилось. Там ему сказали, что бомба попала в цех, где она работала, и ее увезли в тяжелом состоянии в больницу. В больнице сообщили, что Алексеева Мария умерла в тот же день, не приходя в сознание.
Вернувшись домой, Миша сел к окну и задумался. Его четырехлетняя сестренка Люся возилась у своей кровати с тряпочной куклой. Лицо и руки у девочки были перемазаны сажей, грязное платье надето задом наперед, волосы спутаны и растрепаны. Три последних дня Миша не замечал этого, но сейчас, когда почувствовал ответственность за судьбу сестренки, сердце у мальчика сжалось. «Никого теперь у нее нет, кроме меня», – подумал он и сказал:
– Люся, у нас нет больше мамы.
– Мама пошла на работу, – ответила девочка не оглядываясь.
– Мама больше не придет, Люся.
Вспомнилось, как отец, уезжая на фронт, похлопал его по плечу и, нагнувшись, тихо сказал: «Ты теперь большой, Михаил. В случае чего, матери помогай. Я на тебя надеяться буду. В пятнадцать лет я уже деньги зарабатывал».
– Миша, дай карандашик, – попросила девочка.
Миша пошарил в карманах и среди осколков, патронов, собранных за последние дни, нашел огрызок карандаша и дал его сестренке. Та вытащила спрятанный клочок бумаги, положила его на подоконник и, забравшись на колени к брату, начала усердно рисовать какие-то каракули. Миша смотрел в окно, слушал, как девочка сопит носом от усердия, и думал.
За окном завыла сирена.
– Вот! Миша! Слушай, – сказала девочка и потянулась к окошку.
Улица зашевелилась, как разворошенный муравейник. Люди с сумочками, с мешками для продуктов побежали в разных направлениях, чтобы поспеть домой, пока дежурные с красными повязками на рукавах не заставили их укрыться в подворотнях и в подвалах. Миша узнал своих приятелей, проскочивших в одну из парадных дверей. Там был ход на чердак, и он знал, что ребята полезли на крышу. Ему тоже захотелось присоединиться к ним, но сестренка сидела на коленях, и сейчас ему жалко было оставить ее одну.
Где-то далеко захлопали зенитки.
Миша думал: родных в Ленинграде не осталось. В такое трудное время ему не прокормить сестренку. Сам он не пропадет. Но что делать с девочкой?
Неожиданная мысль мелькнула в голове и, после короткого колебания, превратилась в решение.
– Собирайся, Люська, – решительно сказал он, спуская сестренку на пол.
– А зачем?
– Гулять пойдем. Бери своих кукол, все забирай.
Девочка некоторое время стояла в нерешительности, наблюдая, как Миша разложил большой платок и из комода стал вытаскивать ее платья, чулки, белье. Сообразив, что они куда-то пойдут, она захлопотала и принялась одевать тряпочную куклу.
– Мы к маме пойдем. Да, Миша?
– Да, да. Собирайся живей. Ничего не оставляй. Где твои валенки-то? – говорил он, торопливо укладывая ее вещи. Потом он взвалил узел с вещами на плечо, взял девочку за руку и, закрыв комнату на ключ, вышел из дому.
Тревога уже кончилась. Всю дорогу Люся оживленно болтала, спрашивала о чем-то брата, но он не слушал ее. Выйдя на Пушкарскую, Миша остановился перед большим домом.
– Вот и пришли. Ты здесь будешь жить, Люсенька, а я к тебе в гости буду ходить. Поняла?
– Да.
Они поднялись по лестнице.
Заведующая детским садом внимательно выслушала мальчика.
– Как твоя фамилия? – спросила заведующая.
– Алексеев Михаил.
– Почему же ты привел ее именно к нам?
– А я раньше, когда маленький был, каждый день сюда ходил. Только тогда другая заведующая была.
– Может быть, в другом доме ей лучше будет?
– Нет. Я сюда ходил, пускай и она здесь останется. Да вы не думайте, что я насовсем ее оставлю. Разве я Люську брошу?.. Мне бы только сначала устроиться, а потом жить мы будем вместе.
Из-за дверей доносился шум детских голосов. Ребята недавно вернулись из подвала, куда спускались по тревоге, и, видимо, делились впечатлениями. Все это было ново для Люси, и она, прижавшись к коленям брата, молчала и широко открытыми глазами оглядывала незнакомую обстановку.
Заведующая, улыбнувшись, сказала:
– Пускай будет по-твоему. Оставляй свою сестру. Карточки взял?
Миша положил на стол продуктовые карточки.
– Как зовут сестру?
– Людмила.
– Сколько лет?
– Четыре года.
– На чьем иждивении находится?
– Теперь, значит, на моем.
– Адрес?
Когда все было записано и оформлено, позвали воспитательницу – взять девочку.
Время было прощаться. Миша нагнулся к сестренке. В горле стоял комок, глаза его покраснели.
– Люсенька, ты тут не озорничай, слушайся тетю. Я буду в гости приходить. В обиду никому не давайся, а в случае чего – мне скажи.
Девочка молча кивала головой в знак согласия. Чмокнув в нос сестренку, Миша вышел из комнаты. На улице он потянулся, вдохнул всей грудью холодный осенний воздух и зашагал домой.
Теперь можно было подумать и о себе.
3. «Зажигалки»На крышу дома Мишка с двумя приятелями притащил доску, несколько кирпичей и устроил около трубы скамейку. Тревоги следовали одна за другой, и, как только раздавался вой сирены, ребята вылезали через слуховое чердачное окно на крышу и занимали наблюдательный пост на своей скамейке.
Весь город был перед ними как на ладони. Неподалеку виднелась Петропавловская крепость, за ней – Исаакиевский собор, влево за Невой поднималось над крышами высокое бетонное здание НКВД, еще левее – водонапорная башня, трубы ГЭС, купола Смольного.
Ребята считали себя полными хозяевами крыши и всех осколков, падающих на нее.
Однажды вечером из слухового окна вылез еще один доброволец – высокий плотный мужчина в коричневом пальто.
Мишки не было, и два молодых пожарника встретили незнакомца недоброжелательно, не зная, как поступить с ним. Отправить без разговоров вниз или подождать Мишку? Пускай тот сам решает.
– Здоро́во, воробьи! – приветливо поздоровался незнакомец. – А вы тут устроились славно. На скамеечку можно присесть?
– Тут Мишкино место.
– Ничего. Придет Мишка – я встану.
С этими словами незнакомец подсел к ребятам и, вытащив из кармана папиросы, предложил им:
– Курите!
Васька взял две папиросы. Одну сунул в рот, другую протянул Степке. Закурили. Незнакомец ребятам понравился, и не потому, что он «купил» их папиросой, а глаза его понравились. В голосе, в жестах незнакомца чувствовалась большая уверенность в себе, и в то же время он был какой-то простой, доступный.
«Не задается», – подумали ребята.
– Хорошо тут, – сказал незнакомец. – И видно далеко. Только над головой я бы вам крышу советовал устроить. Зенитный осколок может прилететь.
– Не прилетит, – твердо заявил Васька.
– Смотри! Если прилетит, второго ждать не придется.
– А вы тоже в пожарники записались? – ревниво спросил Степка.
– Я сегодня выходной, вот и поднялся посмотреть.
Вначале разговор клеился плохо, но скоро оживился. Незнакомец стал расспрашивать ребят о их жизни. Узнал, что оба они живут в этом доме, что у Васьки Кожуха мать на казарменном положении при заводе, а у Степки Панфилова работает в охране и по ночам дежурит. Рассказали ребята про школу, про управхоза, про Мишку, на месте которого сидел незнакомец. Смертью Мишкиной матери и его сестренкой он особенно заинтересовался. Чем больше говорили ребята, тем больше им хотелось рассказывать, потому что такого внимательного, отзывчивого слушателя они встретили впервые. Обычно взрослые, с которыми они встречались, не слушали их, а если и слушали, то не проявляли никакого интереса к тому, что говорили ребята. Этот же, наоборот, спрашивал сам и слушал с таким живым интересом, что не замечалась разница в годах. Может быть, он и на самом деле забыл, что у него седые волосы на висках, вспомнил свое детство и с удовольствием болтал с мальчиками?
– Ну, развязали языки! – неожиданно раздался Мишкин голос.
Они не заметили, как он появился на крыше и некоторое время прислушивался к разговору.
– Ага! Чувствую, что главный начальник пришел. Садись. Я твое место занял, – сказал незнакомец вставая.
Мишка нахмурил брови, оглядел его с ног до головы и сел на скамейку. Незнакомец молча перешел к другой трубе и стал смотреть в сторону Финляндского вокзала.
– Кто такой? – тихо спросил Мишка.
– Не знаю. Не с нашего дома. Я его первый раз вижу.
– А может, он пожарник из МПВО? – сделал предположение Степка.
Это было вероятно. Последние дни часто приходили всякие инспектора и начальники проверять подготовку дома к обороне.
Незнакомец вернулся к ребятам.
– В обязательном порядке сидите на крыше или так… добровольно?
– А тебе какое дело? – обрезал Мишка.
– Вот так раз! Трудно ответить? – удивился незнакомец.
– Пойди спрашивай управхоза, если надо…
– Ага! Значит, это военная тайна.
Мишка почувствовал в тоне насмешку и решил не разговаривать. В это время загудели в разных концах города заводы, пароходы на Неве, ручные сирены в домах, и сейчас же захлопали зенитки.
Незнакомец посмотрел на часы и сказал:
– Прилетели, как по расписанию.
Сумерки сгущались. Город притаился. Гулко и нервно щелкал метроном по радио, и щелканье это еще больше подчеркивало наступившую тишину. Лучи прожекторов шарили по небу, перекрещивались, красные вспышки разрывов осветили горизонт несколько раз подряд.
– Бомбит, – сказал Мишка.
Мужчина стоял молча, облокотившись на трубу. В это время зенитки открыли огонь в другой стороне города, и ясно донесся гул летевших самолетов. Приближался второй эшелон бомбардировщиков. Гул нарастал, и вместе с ним нарастала стрельба. Заговорили пушки, расположенные на кораблях и по эту сторону Невы. Оглушительно захлопали зенитки, стоявшие где-то совсем близко.
И вдруг навстречу самолетам снизу полетели ракеты. Белые, красные, желтые, – они описывали дугу и гасли в воздухе.
– Смотрите, ребята. Ракеты пускают, мер-рзавцы… – сказал сквозь зубы незнакомец.
Мальчики видели ракеты и раньше, но не придавали им особенного значения. «Значит, так надо», – думали они, уверенные в том, что ракеты пускают наши наблюдатели. Замечание незнакомца заставило ребят насторожиться.
– Зачем пускают? – спросил Васька.
– Объекты немцам показывают. Шпионы…
В это время слева, часто, одна за другой, полетели ярко-зеленые ракеты, образуя цепочку.
– Смотрите, смотрите! – крикнул Степка.
– Зеленая цепочка, – сказал незнакомец. – Заметили, с какой улицы ее пустили?
– Где-то близко, за Шамшевой…
Самолеты гудели совсем близко, – казалось, прямо над головой; и ребята подумали, что «волна» уже прошла. Вдруг завыла бомба.
– Ложись! – скомандовал незнакомец, и все упали ничком на крышу.
От удара дом дрогнул и закачался. Грохот разрыва, звон выбитых стекол, крики людей – все слилось вместе. Потом наступила тишина. Ребята поднялись. Бомба упала где-то очень близко.
– Здоровая фугаска, – сказал Мишка.
Во дворе затопали бежавшие куда-то люди, раздались выкрики команд. Это группы самозащиты торопились к очагу поражения на помощь. Ребятам хотелось спуститься вниз, присоединиться к дружинницам, узнать, посмотреть, но опять яростно ударили зенитки. Приближалась новая волна самолетов.
Не успели ребята прийти в себя, как сверху со свистом посыпались какие-то предметы. Несколько штук ударилось в крышу. Мишка увидел белый свет в чердачном окне.
– «Зажигалки»! – крикнул он и бросился на чердак.
«Зажигалка» шипела, хлопала, разгоралась белым пламенем. Не задумываясь ни на секунду, Мишка сорвал висевший на стене брезентовый передник и накрыл им «зажигалку». Он выбросил ее вместе с передником через слуховое окно во двор, потом огляделся. В конце чердака разгоралась другая. К ней уже бежал Васька. Мишка со всех ног бросился туда, оттолкнул своего друга в сторону, схватил руками «зажигалку» и так же проворно выбросил ее в слуховое окно.
– Готово!
– А чего ты толкаешься? – с дрожью в голосе от обиды сказал Васька.
Драка казалась неизбежной. Еще секунда – и приятели сцепились бы в темноте. Но в это время блеснул фонарик.
– Тихо, петухи! Искать «зажигалки»! – приказал незнакомец. – Наверно, еще где-нибудь есть…
Они пошли по чердаку, освещая фонариком все углы. Действительно, еще одна «зажигалка» лежала на полу, уткнувшись в песок. Она пробила крышу, но почему-то не загорелась.
– Чур, моя! – крикнул Мишка.
– Дай сюда, – сказал незнакомец и, взяв «зажигалку» из рук мальчика, вывернул какую-то деталь. – Теперь можешь взять.
Вторую «зажигалку» нашел незнакомец. Он также ее разрядил и отдал Ваське.
– Теперь довольны? А то уже и в драку полезли… Работы еще хватит на всех. Война только что начинается. У меня к вам будет серьезное дело, ребята, – сказал он, направляясь к окну. – Пойдемте потолкуем.
Потолковать, однако, не пришлось. Сначала хватились Степки. Думали, что его снесло с крыши взрывной волной, но скоро выяснилось, что Степка увидел «зажигалку», упавшую на соседнюю крышу, и перелез туда. Затем на чердак поднялся управхоз с участковым инспектором и женщинами из групп самозащиты. Пришлось снова обойти все углы и проверить, не осталось ли где «зажигалки».
Тревога кончилась. Ребята решили сбегать к очагу поражения, но их туда не пустили. Дом был уже оцеплен командами МПВО и милицией. «Скорая помощь» поминутно увозила раненых. Когда ребята вспомнили про незнакомца, то его уже не было ни на крыше, ни в штабе, и никто не знал, кто он и откуда появился.
