Текст книги ""Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ)"

Автор книги: Владимир Богомолов

Соавторы: Герман Матвеев,Леонид Платов,Владимир Михайлов,Богдан Сушинский,Георгий Тушкан,Януш Пшимановский,Владимир Михановский,Александр Косарев,Валерий Поволяев,Александр Щелоков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 341 (всего у книги 347 страниц)

21

В полночь их первую роту подняли по тревоге и повезли на ближайший полевой аэродром, в окаймленную холмами приморскую низину, что когда-то давно, очевидно, была дном речного лимана. Рядом, за дамбой, плескался морской залив; берег его срочно обустраивали уходящими в море причальными стенками.

На этом аэродроме десантники уже проходили наземную парашютную подготовку. Теперь они были уверены, что сегодня их наконец поднимут в воздух на транспортных «кукурузниках» и после двух самолетных кругов над морем десантируют на окрестные поля.

Первый взвод уже стоял построенным с полной выкладкой, как вдруг появился дежурный по аэродрому и сообщил, что комбата Корягина срочно вызвал к себе начальник аэродрома. Когда вскоре капитан появился в сопровождении какого-то подполковника, Евдокимка нутром учуяла: в их учебном плане что-то явно пошло… не по плану.

– Так, рота, слушать меня внимательно! – зычным голосом объявил Корягин. – Приказано создать боевую десантную группу из сорока шести бойцов. Больше мы попросту не успеем перебросить. При этом жесткое условие: добровольцами могут стать только те, кто уже побывал в боях.

– Ох, не к добру у меня всю прошлую ночь левая пятка чесалась, – доверительно признался Евдокимке «хлопец из Голой Пристани».

– С сутью боевой задачи я ознакомлю уже саму группу, – завершил свое сообщение комбат. – Но сразу же предупреждаю: задание крайне опасное.

– Можно подумать, что какие-то боевые задания у десантников бывают неопасными, – с каким-то высокомерием в голосе произнес подполковник, как бы рассуждая вслух.

– Рота только что сформирована, – огрызнулся Корягин. – Бойцы еще не прошли и половины курса подготовки.

– Но чему-то же их обучали… – заметил начальник аэродрома.

– Многие из них еще ни разу не были в бою…

– Именно поэтому генерал приказал, чтобы в группу вошли только обстрелянные бойцы, – парировал подполковник. – И командира группы нужно подобрать толкового; ответственность на нем, сами понимаете какая…

Пока командиры выясняли отношения, бойцы жались под напором холодного, прорывающегося с моря ветра и решали каждый для себя, возможно, главный вопрос всей их недолгой солдатской жизни: выходить из строя или не выходить? Сыграть в рулетку со смертью уже сегодняшней ночью или еще повременить в попытке перехитрить судьбу, оттягивая свой смертный час?

Комбат намеревался еще что-то выспросить у подполковника, но тот жестко уведомил его: «Инструктаж группы, ее вооружение и обеспечение довольствием проведем у складов, слева от командного пункта. Жду там. Не теряйте больше ни минуты». И ушел.

– Итак, вы все слышали. Старший лейтенант Качин, приступайте к формированию десанта.

– Исключительно по существу вопроса… – как всегда, попытался было навязать некую «строевую полемику» Георгий Аркашин.

Однако капитан тут же пресек эту попытку:

– Ты фрицам задавать вопросы будешь, Аркаша, – подал голос Виля Таргасов. – Причем исключительно по существу, и в письменном виде.

Прежде чем комроты успел скомандовать: «Добровольцы – два шага вперед!» – значительная часть подразделения качнулась и проделала эти самые два шага. Уже привыкшая все делать по команде, Евдокимка слегка замешкалась, но, увидев впереди себя могучую спину Климентия, тут же рванулась вперед и протиснулась между ним и сержантом Сожиным.

– Ты-то чего приперся? – сквозь стиснутые зубы проговорил старшина, давно догадывавшийся, что Гайдук годик-полтора приписал себе. – Не понимаешь, куда нас бросают?

– В десант нас бросают, старшина, – пожала плечами Евдокимка.

– Без тебя обойдемся, – точно так же, вполголоса, поддержал его инструктор-дальневосточник.

– Вернись в общий строй, а то по шее получишь, – еще суровее настаивал Климентий. – Только-только из госпиталя выкарабкался. Мало показалось?

– Для того и выкарабкивался, чтобы за тобой и Сожиным в бою присматривать: как бы в тыл не побежали.

– Совсем обурел, – покачал головой инструктор, но тут же заверил старшину: – Правильным охотником будет, я говорю.

Все разговоры прекратились, когда комбат объявил, что командование отрядом он принимает на себя, приказав Качину, на время его отсутствия, исполнять обязанности комбата. Старший лейтенант попытался убедить его, что прибегать к такому решению не следует и что командование бригады это решение не одобрит, однако капитан, обычно реагировавший на подобные возражения зычным рыком, теперь, на удивление смиренно, объяснил:

– Да что это за командир – это я о себе – который готовится вводить в бой целый взвод морской пехоты, а сам до сих пор так толком и не обстрелян? С комбригом объяснюсь после задания.

Считая, что все объяснения подчиненными получены, он, по своему усмотрению, проредил строй; при этом ввел в него двух санитаров и оставил место для радиста, обещанного начальником аэродрома. Заметив в добровольцах младшего лейтенанта Демешина, комбат тоже велел ему выйти, мотивируя это тем, что офицеров в роте остается некомплект, и заменяя его маявшимся чуть в сторонке инструктором-подрывником Варавиным по прозвищу Взрыватель.

– Не возражаешь, сержант? Вижу, что не возражаешь, – не позволил он инструктору прийти в себя. – Вот, в десанте взрыватели нам и понадобятся.

– Как, впрочем, и «рубатели», а также «колотели», – уточнил Аркашин, исключительно по существу вопроса.

Евдокимке показалось, что возле нее комбат остановился только для того, чтобы вернуть ее в общий строй, однако в последнее мгновение он передумал и, вслух рассудив, что без снайпера в отряде не обойтись, приказал:

– Ты, ефрейтор, возьмешь под свою опеку радиста. Оберегать его будешь, как…

– …как будущую тещу перед новобрачной ночью, – тут же заполнил его заминку Аркашин.

– Приблизительно в таком ключе, – согласился Корягин. – И чтобы ни один фриц даже близко к нему не подступился! Это приказ.

«Значит, придется искать укрытие и отсиживаться за чьими-то спинами», – недовольно уяснила для себя Степная Воительница, понимая, что оспаривать приказ бессмысленно.

Марш-броском перебазировав команду к складу аэродрома, комбат приказал Климентию, назначенному его заместителем, вооружить бойцов «до крайней возможности», а сам направился к подполковнику уточнять задание.

Заведующим складом оказался старшина – эдакий «мужичок с ноготок». Неподогнанное обмундирование сидело на нем так, что становилось стыдно и за должность, которую этот вояка занимал, и за армию, где по недосмотру командования служил. Начал старшина вооружение моряков с того, что велел разобрать саперные лопатки.

– Это еще зачем? – возмутился бывший командир эсминца Кошарин, любую попытку заставить его окапываться воспринимающий как личное оскорбление. – Мы же морские пехотинцы, а не гробокопатели.

– А это же не что-нибудь, а саперная лопатка, дураша! – возмутился тыловик. – Специально приказал заострить. В рукопашном бою – первейшее оружие. Проверено.

– Бери бери. Старшина прав, – поддержал его Сожин. – В контратаке, когда сходятся в рукопашной, впиваясь в глотки…

На складе уже оказались подготовленными полсотни солдатских вещевых мешков с десятью гранатами-лимонками, сотней ружейных патронов и трехсуточным сухим пайком в каждом. Все это добро предназначалось какой-то парашютно-диверсионной группе, которую со дня на день собирались забросить в Крымские горы, как и два ручных пулемета – с пятью снаряженными дисками на каждый. Но ситуация изменилась, и теперь все это должна была пустить в ход группа Корягина.

– Только так: мешки, пулеметы и все прочее имущество после десанта вернуть! – фальцетно известил завскладом. – По описи, под расписку.

– Да не волнуйся, старшина, все вернем, – успокоила его Евдокимка, оказавшаяся к нему ближе всех. – Особенно гранаты. Каждый осколок – по описи.

Еще не умолк смех, как Степная Воительница тут же «подкатилась» к начхозу насчет винтовки с оптическим прицелом.

– Даже если бы имелась, тебе бы не дал, – гнусаво взвизгнул старшина, – выдра облезлая. Вы бы у меня вообще ничего не получили, если бы не надо было целую гурьбу генералов выручать, дураши!

– Так нас что, посылают освобождать генералов? – тут же насторожилась Гайдук. От такой перспективы – стать освободительницей «целой гурьбы генералов» – у нее аж дух захватило. – Они оказались в плену у немцев?

– Может, уже и оказались, пока вы тут варежки на казенное имущество разеваете.

– И куда именно нас забросят?

* * *

Вещмешок Евдокимка уже взяла, лопатку в чехле к ремню на солдатской телогрейке пристроила и теперь, забыв, что предстает перед командой в облике мужчины, вертела бедрами возле начхоза, пытаясь разжиться еще чем-нибудь: если не оптическим прицелом, то хоть лишней банкой тушенки.

– Лично я просто послал бы тебя, дураша, знаешь куда? – оказался злопамятным тыловик. – А вот, куда захочется послать командованию… Все, не путайся у меня под ногами.

Даже когда во второй раз, уже вдогонку, старшина снова назвал ее «выдрой драной», Евдокимка не придала этому значения. Но спустя несколько минут их перебросили к причалам, где покачивались на легкой волне транспортные гидросамолеты, и Климентий неожиданно проговорил ей негромко прямо на ухо:

– Когда я расписывался за снаряжение группы, этот начхоз возьми и ляпни: «Драчка там у вас будет сугубо мужская. Так, спрашивается, на хрена вы еще и бабу с собой в этот ад тащите?»

– Это кого ж он имел в виду… относительно «бабы»? – мгновенно вспыхнула Евдокимка.

– Вот и я спросил, кого. А он говорит: «Ну, эту же, выдру драную, что здесь относительно гранат выпендривалась да ляжками торговала».

– Кажется, старшина совсем сдурел на своем складе. Жаль, что я не слышал этих слов, тут же надраил бы ему морду. Кстати, не он первый почему-то путает меня с женщиной. Просто дьявольщина какая-то.

– Ничего, повзрослеешь, заматереешь, тогда и путать перестанут.

– Мне вообще непонятно, почему кое у кого проявляется эта половая тупость, какая-то половая придурь.

Климентий хохотнул по поводу «половой придури», затем вдруг мечтательно взглянул на безликую луну, передернул плечами и, глядя на подходящих офицеров, произнес:

– Брось, Евдокимка; злость нужно приберечь для плацдарма, там она всем нам понадобится. Лично я вообще-то был бы не против, если бы ты оказался девушкой. Возможно, эта самая Евдокия Гайдук даже понравилась бы мне.

– Тут еще вопрос: понравился ли бы ты ей?

– Согласен: бабы – они по самой природе своей капризные. А главное, каждая вторая – с явной «половой придурью».

– Только, ради бога, не вздумай повторять все эти глупости «старшины дурашей» в солдатском кругу. Нас обоих затравят.

– Не нервничай, Евдокимка: все останется между нами…

22

По какому-то удивительному стечению обстоятельств, обучаться в разведывательно-диверсионной школе «Странник», базирующейся на просторном подворье одного из бывших монастырей под Рязанью, Жерми пришлось вместе с подполковником Гайдуком. Виделись они, правда, крайне редко, поэтому ни к какому реальному сближению между ними эта «школярская близость» не привела. Тем более что любая дружба, как, впрочем, и новые знакомства, в данном «богоугодном» заведении не поощрялись.

Дмитрий был причислен к большой группе будущих «организаторов подпольного и партизанского движений». Почти вся она состояла из офицеров НКВД и милиции, а также из партработников оккупированных ныне территорий, каждый из которых уже мнил себя эдаким славянским Гарибальди. Вели они себя с непозволительной, на взгляд Жерми, раскованностью, вплоть до пьянок и самоволок в ближайший фабричный поселок… А поскольку и милиционерам, и партработникам всегда было о чем напомнить «ежовским птенчикам» из НКВД по поводу их «чисток», пыток во время допросов и вообще методов работы, то нередко доходило до откровенного мордобоя.

Существовала здесь и сугубо диверсионная группа. Одну ее часть сформировали в основном из сержантов-фронтовиков, служивших до того в разведке. Другую – из бывших «фартовых» уголовниц и по совместительству проституток. Последние, негласно сопровождая разведчиков, внедрявшихся во вражеские ряды, как бойцы сексуально-террористического фронта должны были расчищать вокруг пространство от навязчивых гестаповцев, полицаев и местных коллаборационистов.

Что же касается особой женской группы, куда входила Анна, то она состояла всего из трех «курсисток», и вынуждена была вести замкнутый, истинно монашеский образ жизни, под жесточайшим контролем бывшей надзирательницы женского лагеря НКВД младшего лейтенанта Квасютиной. Впрочем, даже эта «кровавая Герда», как прозвала ее Жерми, повышать голос на Анну решалась крайне редко.

Особенностью группы считалось то, что все «курсистки» происходили из дворян, все владели иностранными языками, а главное, на поведении каждой лежала печать «чуждого пролетарскому духу буржуазного воспитания», позволявшая им уверенно чувствовать себя в любом приличном европейском обществе. Одну из них готовили в качестве основной радистки, другую – к роли запасной, с учетом того, что она могла бы стать и тайной телохранительницей Анны, а также ее связной. Возвращаясь после полевых занятий по развертыванию рации, Жерми случайно встретилась с подполковником Гайдуком. Тот выходил из небольшого особнячка, где находились канцелярия курсов вместе с особым отделом, и был сосредоточенно-мрачен.

– Уже не первый раз вижу вас выходящим из особого отдела, – пошла рядом с ним Анна.

На самом деле у «кельи особистов» Бонапартша видела его впервые, однако прием сработал.

– Пока еще – да, выходящим… – проворчал подполковник.

– А по виду вашему не скажешь, что вам хотят предложить здесь должность, или, что речь идет о приглашении к сотрудничеству.

– Пока что сам выхожу, но вскоре могут и вывести.

– Вас? Отсюда? Человека, близкого к генералу Шербетову и пребывающему на короткой ноге с полковником Волынцевым? – не без сочувственного ехидства удивилась Жерми.

– Они еще не в курсе. Нашего особиста капитана Карданова, эту редкую сволочь, я все еще пытаюсь поставить на место самостоятельно.

– И что же его привлекло именно в вашей скромной фигуре?

– Порывается оправдать свое существование здесь хотя бы одним громким разоблачением. И тут выяснилось, что я – единственный из курсантов, кто, побывав на оккупированной врагом территории, не прошел надлежащей проверки в органах. Мы с Шербетовым попросту не подумали о том, чтобы своевременно оформить протокол подобной проверки.

– Хотя тогда все было бы в ваших руках. Ситуация ясна. И в чем же вас пытаются обвинить?

– Как обычно: переметнулся на сторону врага, выдал секреты и, само собой, завербован абвером. Отдельный блок вопросов – что известно об исчезновении старшего лейтенанта Вегерова. Хотя все объяснения, – Дмитрий исподлобья взглянул на графиню, – ранее были даны еще в том, первом моем, рапорте.

– Покойничков решил тревожить, гробокопатель наш неугомонный. Ну-ну… Одним могу утешить, подполковник, что это еще не проверка. Настоящий разговор начнется с того часа, как вы окажетесь в руках садиста-следователя Дранкина.

Гайдук понял: Жерми элементарно мстит ему за все те издевательства, через которые пришлось пройти ей самой, но лишь покаянно развел руками:

– Все-таки капитан должен бы понимать, что под своего же фугас закладывает.

– Для членов этих «органов», подполковник, никаких «своих» уже давно не существует. Кому, как не вам, знать об этом? От подобных людей следует избавляться.

– В отличие от капитана я «своих» помню и воевать против них не могу, дабы не встать на путь предательства.

– А кто сказал, что вы должны воевать против кого-либо? Мы с вами оказались посреди войны, где каждый воюет за себя. Чтобы уцелеть, выжить, выкарабкаться, надо помнить, что оружие взято в руки не ради карьерных амбиций дранкиных и кардановых, а во имя Отечества. Кстати, этот Карданов привел с собой в наш «разведмонастырь» младшего лейтенанта Квасютину, он с ней раньше служил в лагере для «врагов народа». Из надзирательниц, словом. Ну, вы ее знаете.

– Еще бы! Личность известная, – признал Дмитрий.

– Так вот, будучи в глубоком похмелье, она пожаловалась, что о женитьбе капитан уже не вспоминает, в постели ведет себя по-скотски и обращается с ней, как с животным – спаивает, избивает, издевается… Но дело даже не в этом. Во хмелю капитан не раз хвастался по поводу того, как именно добивался всяческих поощрений и продвижения по службе. До перевода в лагерь он стряпал дела на военнослужащих, почти всех их подводя под расстрельную статью, в том числе – одного генерала, что является предметом его особой гордости. Ну а в лагере «протокольно» подводил под «вышку» всех тех, кто сумел избежать пули по первичному приговору.

– Ты ведешь к тому, что, если этот лагерный варвар не угомонится, то…

– Вот именно: придется прибегнуть к «выстрелу милосердия»; но милосердия не к этому мерзавцу, а ко всему обществу.

Гайдук мрачно помолчал, а затем решительно покачал головой:

– Все это эмоции. Не стоит губить себя из-за такой падали. Кстати, завтра утром школу должен посетить генерал Шербетов, попытаюсь поговорить с ним.

Подполковник взглянул на часы; следовало отправляться на стрельбище. Все группы ежедневно начинали стрельбу в один и тот же час, только в разных местах. Группа Квасютиной обычно тренировалась в одном из монастырских подвалов. При этом Жерми всегда удивляло, что упражнения в тире в школе считали чуть ли не основной дисциплиной.

Вот и сейчас, как только подполковник простился с Анной, в ту же минуту появилась начальница группы с двумя другими курсистками. Прежде чем присоединиться к ним, Жерми оглянулась и заметила на крыльце особого отдела Карданова. Тот находился всего в нескольких шагах от Анны, и она могла видеть ухмылку на его худощавом лице с вечно шелушащейся прыщеватой кожей.

– Сразу же после стрельб явитесь ко мне, Жерми, – это мелкобуржуазное «Жерми» Карданов произносил раскатисто, с каким-то своим, сугубо энкавэдистским подтекстом.

– «Младший лейтенант Жерми», – в том же тоне напомнила ему Анна.

– Может, еще и прикажете титуловать вас «графиней»?

– Не сомневайтесь, прикажу.

– …Я знаю этот взгляд, – пробубнила Квасютина, едва завернув за угол храма. – Похотливый и наглый. В эти минуты он уверен, что сумеет устроить вам всенощный «допрос с пристрастием».

– Если ему это будет позволено.

Бывшая надзирательница настороженно и в то же время заинтригованно взглянула на Анну:

– Господи, нашелся бы кто-нибудь, кто поставил бы его на место, а еще лучше – убрал отсюда.

– Тогда бы вы ответили взаимностью инструктору по рукопашному бою, который буквально поедает вас глазами?

– Вы знаете, – не стала «темнить» Квасютина, – хороший мужик, вдовец, вот-вот майора получит… Но ведь Карданов, скотина, уже дважды вызывал его к себе, угрожал, родственников потрошить начал…

– Завтра приедет генерал Шербетов, с кем у меня очень хорошие связи. Мне на этого особиста, в общем-то, наплевать, все равно я долго здесь не задержусь, а вот для вас, командир, это последний шанс.

– А что, если генерал не захочет?

– Генерал всегда хочет, – пошло отшутилась Жерми, лишь для того, чтобы подбодрить Варвару Квасютину. – Одно условие: когда по вызову мне придется пойти к капитану, бери своего влюбленного инструктора да еще кого-нибудь и прогуливайтесь поблизости. Это очень важно!

– Неужели решишься? – загорелись глаза у Варьки.

– Когда занавес уже поднят, исполнителей менять поздно.

23

Лунное сияние медленно переплавлялось в предрассветную темень, и гидросамолеты стали напоминать огромных птиц, уставших от морских ветров, но так и не решившихся перебраться на сушу. Порожденные двумя стихиями – морем и небесами – они нетерпеливо ждали своего часа, чтобы оставить чуждую им землю.

– Вводная такова, – ворвался в томную дрему Степной Воительницы раскатистый баритон Корягина. – Сейчас мы погружаемся на гидропланы и через тридцать минут, с заходом со стороны моря, приводняемся в Черском лимане, в восьмидесяти километрах отсюда. На косе нас должны ждать два проводника. Световыми сигналами они помогут пилотам сориентироваться, а затем сориентируют в ситуации и нас с вами. В двух километрах от места высадки, в районе Тузловки и хутора Соляного, в тылу противника, блокирован штаб 107-й стрелковой дивизии. При нем оказались в окружении заместитель командующего и начальник штаба 5-й армии, с частью армейской документации, а также член военсовета армии.

– Оказывается, начхоз наш, «дураша», относительно «гурьбы генералов» был прав, – пробубнил Климентий над ухом Евдокимки. – Зря мы на него поперли.

– Так не за «гурьбу генералов» же поперли, – процедила сквозь зубы Степная Воительница.

– Противнику уже известно, – продолжал тем временем комбат, основательно прокашлявшись, – кто именно оказался в этой приморской западне у Тузловки. Как известно и то, что силы дивизии и армейской штабной роты охраны на исходе. Линия фронта всего в двенадцати километрах. По приказу командования в пять утра, – комбат встревоженно взглянул на часы, – группа начнет имитировать прорыв на восток, одновременно с такой же имитацией фронтовых частей. И, что очень важно для нас, при поддержке штурмовой авиации со стороны моря, маскирующей наше появление. А в шесть утра ударим в тыл противнику мы. Еще через час к косе приблизятся два бронекатера, эсминец, ледокол и несколько рыбачьих шаланд, – словом, все те, кого командованию удалось наскрести по ближайшим портам. Замечу, весь этот «спасательный флот» уже в море.

– И мы первыми на гидропланах должны будем отправить штабистов в тыл, – упредил дальнейший пункт вводной Жора из Голой Пристани.

– Стратегически мыслите, красноармеец Аркашин, – тут же отреагировал капитан. – После чего – поможем уйти всем, кого сумеем снять. Для утешительности, обещают подбросить два транспортных «кукурузника», которые могут садиться на луг у плавней. Если, конечно, к тому времени мы оттесним от плавней немецкие заслоны.

– Да разбегутся заслоны, как только узнают, что мы высадились, – уверенно пообещал Аркашин.

– Если узнают, что на берег собственной персоной высадился Жорик из Голой Пристани, то, ясное дело, запаникуют, – по-своему поддержал его Таргасов.

…Когда десантники приближались к плавневой косе, рассекающей лиман на две части, окрестности уже утюжили два звена русских штурмовиков и звено бомбардировщиков морской авиации. Где-то вдали от высадки, судя по всему, на западных окраинах села, рвались снаряды дальнобойных орудий.

Гидропланы приводнялись под вспышками осветительных ракет, гася скорость на мелководье и волну за волной выплескивали из своего нутра морских пехотинцев.

– Впереди наших нет, только фрицы! – встречали их негромкими криками двое мужчин, укрывавшихся от случайных пуль и степного ветра за причальной хижиной, построенной у оконечности косы. – «Дивизионники» пойдут на прорыв через тридцать – сорок минут, как только немного рассветет.

Евдокимка машинально взглянула в ту сторону моря, над которой уже разгоралось утреннее зарево, а затем туда, где пылали какие-то строения и островки осенних плавней.

– Когда их наступление начнется, – прогнусавил простуженным голосом человек в брезентовом плаще с капюшоном и с фонарем-«летучей мышью» в руках, – обозначать свое присутствие вам следует криками «ура!», и истреблять при этом фрицев, отступающих в сторону лимана.

– Причем истреблять так, – напутствовал своих бойцов Корягин, – чтобы к тому времени нашим уже не было необходимости прорываться и отступать в плавни – тоже некому.

Метрах в двадцати от высадки коса резко расширялась, превращаясь в поросший ивами и лозняком луг, раскинувшийся между водами лимана и его плавневым окаймлением.

Именно здесь, на краю косы, за буреломным завалом среди двух холмов, держали оборону последние пятеро бойцов из большой группы, отрезанной два дня назад.

Мгновенно оценив позиции, Евдокимка признала, что выбраны они удачно. Во всяком случае, холмы прикрывали неглубокие песчаные окопчики стрелков от фланговых прострелов.

– Как далеко отсюда немецкие заставы? – спросил Корягин, приседая за небольшим холмиком, служившим командовавшему здесь сержанту Ворожкину чем-то вроде наблюдательного и командного пункта.

– К вечеру располагались метрах в двухстах, однако на ночь фрицы наверняка отошли подальше в степь. И потом, кто знает, как по ним прошлись штурмовики. Одно ясно: утром немцы опять двинутся к косе, так что в покое нас не оставят.

Словно бы подтверждая его предположение, в ствол ивы, чуть выше головы Евдокимки, врезалась пуля, выпущенная наобум кем-то из врагов.

– Известно, где сейчас могут базироваться группы заслона? – поинтересовался капитан, посоветовав ефрейтору Гайдуку пригнуться.

Прежде чем ответить, сержант осмотрел десантников, собравшихся у завала, словно на берегу Рубикона. Он как бы прикидывал, достаточно ли их, чтобы бросить и свою группу на соприкосновение с врагом.

– Недалеко отсюда, на меже степи и плавней, находится хутор Якорный. Там они и кучкуются, выбив нас оттуда и загнав на эти вот болота. А лейтенант наш, орден ему посмертно, правильно мыслил: «Кто владеет хутором, тот владеет плавнями». Взяли нас, ясное дело, числом, но все равно обидно…

– Теперь мы их погоним, – решительно прервала сержанта Евдокимка, упреждая комбата. – Есть там поблизости деревья? Мне бы только повыше взобраться, половину фрицов-хуторян еще издали уложу.

– Снайпер, что ли? – уважительно удивился Ворожкин.

– Еще какой! – заверил капитан. – Взвода стоит. Поднимай своих храбрецов! Сейчас мы вернем тебе хутор; принимай и властвуй.