Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 57 страниц)

Упоминание короны выдавило из судьи новую волну едкого пота. Пропитавшаяся насквозь одежда липла к нему как смола. Теперь Лиман уже не рисковал подавать голос. Зато Хошо прорвало – и теперь, несмотря на нарастающий монотонный гул пересудов, его было не остановить.

– Да, да, да, это я его отнёс! Я отнёс! – торгаш едва не плакал, и, кажется, причины разрыдаться-то у него намечались нешуточные. – Что мне делать было? Меня к стенке прижали… со всем моим прошлым!..

– А что это у него за прошлое такое? – отчётливо услышал Макс шёпот поблизости: старичок Тит, звякнув цепью, нагнулся к уху Лау Дан.

Тот в ответ только плечами пожал: для совета гильдии, кажется, развернувшийся диалог был не меньшим откровением, чем для молодого Путника. А вот Бастик тут же оживился, перегнулся через серокожего доктора и начал воодушевлённо тараторить что-то неразборчивое крайне возбуждённым шёпотом.

– Угрожали расправой, угрожали лавку мою сжечь, всех родственников найти угрожали! От меня всего-то и требовалось, что слушаться и делать что велено! Я не знал ничего, клянусь!

– Подсудимый, сядьте и прекратите кричать, – собрав воедино остатки самообладания, велел Лиман. – Господин магистр, вы понимаете, о чём сейчас идёт речь?

– В общих чертах, – Захария больше не выглядел злым. Теперь он был до предела сосредоточен. – По порядку, Атталь. Что именно тебе велели сделать?

– Отнести! Завернуть, как будто подарок, и подбросить под дверь… вы сами знаете кому.

– Отвечайте на вопрос как подобает, подсуд…

– Не перебивайте, пожалуйста, – колдун продемонстрировал судье выставленную ладонь. Безусловно, это шло против всех мыслимых правил, никто не позволял себе так разговаривать с представителем исполнительной власти. Но Макс хорошо запомнил недавнее наставление: «Не делай того, за что не готов нести ответственность» и знал прекрасно, что уж Захария-то привык отвечать за свои действия и поступки больше остальных. – Ты знаешь, что внутри этого футляра?

– Браслет. Украшение. Мне так велели сказать, если кто-нибудь меня поймает, но никто не поймал, поэтому…

– Как тебе велели объяснять происхождение этого браслета?

– Что это… – Хошо всхлипнул. – Что мне ювелирных дел мастер это передал и попросил донести до… ну, сами понимаете… потому что я живу близко и потому веду иногда с их домом торговые дела. Якобы ему это отправляли на починку.

– Кто именно велел тебе его туда отнести?

– Не знаю я её, – торгаш оставался на ногах, но колени его дрожали. – Какая-то приезжая молодая девка, я впервые её видел! Вернее, не в тот день впервые, а вообще… В смысле, раньше с ней знаком не был…

– Сколько раз вы встречались?

Торгаш зарыдал. Он продолжал говорить с надрывом и отчаянием, но даже не замечал, как слёзы капают из его глаз на грудь и мелко трясущийся от страха живот.

– Три раза, господин магистр, три всего! Клянусь чем угодно, трижды!

– Что происходило в первые две встречи?

– Она… она пришла вскоре после того, как я открылся. Месяца два назад. Не помню, какого числа, клянусь, не помню!

– Дальше.

– Пришла и предложила мне продать ей кое-какие безделицы…

– Какие именно?

– Да я не помню, господин магистр, жизнью клянусь! – провыл Хошо. – Какие-то зелья, ничего примечательного, простая покупка! Просто… ну, не дешёвые были зелья, только и всего! Сказала, что знает, какой гильдии я принадлежу, сказала, что вы с ней в ссоре и она на вас в обиде, а товар ей ну очень нужен. Хотела обойти гильдийный налог, потому что не хотела, чтобы вам даже медяк достался из её кармана. Предложила… договориться.

Произнеся это, торгаш оробел и запнулся. Слёзы продолжали капать на лацкан рубахи, но мочки его ушей покраснели, равно как и шея, а взгляд неловко ткнулся в один из углов клетки.

– Дальше, – сухо велел колдун.

– Я отпирался сначала, но… Она была… убедительна. О-очень.

– И почём убедительность сегодня?

– Н… н-не было денег, господин магистр.

Сперва зал заседаний звенел тишиной. Через несколько секунд сидевшие на трибунах понимающе зашептались. Толстенький, наполовину лысый, короткий и кривоногий, Хошо никогда популярностью у женщин не пользовался, так стоило ли удивляться, что перед молодой приезжей девушкой его естество не устояло? Следовало же учитывать и то, что он от этого сиюминутного удовольствия ничего, в сущности, не терял. Казалось, продолжать пояснения не было никакой нужды – в зале заседали преимущественно мужчины, даже Макс сообразил, что к чему…

Но, как выяснилось, был среди них и уникум, которому пояснения всё-таки требовались.

– В каком смысле – «нисколько»? – колдун нахмурился и злобно оскалился. – Хочешь сказать, что обманул свою гильдию, рисковал собственной работой и лицензией, нарушил закон королевства… и ничего с этого не получил? Ты долго собираешься на моих нервах ездить, Атталь?

– Он имеет в виду, ничего материального, – смущаясь от необходимости объяснять подобные вещи взрослому мужику, заговорил-таки Лакшасси. – У них с этой самкой было… как это на вашем языке называется… спаривание.

Несколько секунд и без того немаленькие глаза Захарии расширялись, пока совсем не округлились, словно у комедийного персонажа в мультфильме. Вот только он не смутился подобно остальным и не предпринял попытку съехать с темы, сбитый с толку собственной недогадливостью, и, разумеется, не планировал продемонстрировать не свойственной себе тактичности. Оскалив клыки так, что дёсны стало видно, чародей повернулся к клетке и зарычал – низкое и громкое, вибрирующее эхо прокатилось по каменным стенам. Макс несколько раз в жизни испытывал похожие чувства: когда на концертах вставал слишком близко к гигантским колонкам у сцены, и басы, пробиваясь сквозь кожу и мышцы, резонировали в его сердце и костях. Он никак не ожидал, что вибрацию подобной частоты может издавать человек. На тонкой шее взбугрились чёрные вены – это произошло слишком быстро, гораздо быстрее, чем происходило на памяти парня раньше. По ногам опять ударило холодом, как если бы открылся где-то за его спиной чудовищный космический портал.

– Ты хочешь сказать… что пошёл на всё это… чтобы просто вступить с женщиной в близость?

Последние слова колдун выплюнул с нескрываемым отвращением. Белки его глаз посерели от чернеющих внутри капилляров, напряжённые растопыренные пальцы мелко задрожали от гнева.

– Легко вам говорить… – проблеял, глотая сопли, Хошо. – Я знаю, что был неправ, господин магистр, я это уже понимаю теперь! Но сделанного назад не воротишь, я же просто человек, я могу ошибаться, как и все остальные иногда!..

– Предположим. Предположим… – медленный выдох заставил отступить растёкшийся по амфитеатру холод. – На моей памяти это одна из самых идиотских причин преступления подобного масштаба, но допустим. Рассказывай, что дальше было.

– Ну, как что…

– Мне не интересны подробности твоей интимной жизни, Атталь, убереги боги твою душу, если я хоть слово об этом сейчас услышу. Что происходило потом, когда вы встретились во второй раз?

Подсудимый сглотнул, потоптался немного и принялся нервно теребить край брюк. Поднимать на следователя глаза он рисковать не собирался, слова и без того складывались в предложения с большим трудом.

– Она пришла где-то недели через две. Сказала, что у меня большие неприятности будут, раз я из-под прилавка зелья ей толкнул, но что это цветочки, потому что… Потому что потом она показала документы, которые у меня в сейфе хранились. Вытащила, видно, пока я… ну… пока я не об этом думал. А там всё.

– Всё – это что?

– Всё, господин магистр, – тут Хошо взгляд поднял и впервые осмелился посмотреть Захарии в лицо, – Это всё. Вообще.

Зал снова погрузился в неприятную тишину. Захария внимательно и долго смотрел в глаза допрашиваемому, вцепившись руками в свидетельскую трибуну, и не двигался. Неподвижно сидели и остальные члены совета, погружённые глубоко в лихорадочные рассуждения: они преимущественно гадали, о каком таком «всё» может идти речь и как это может отразиться на благополучии гильдии. Один судья, явно меньше остальных понимающий о смысле этого молчания, смотрел то на одного участника допроса, то на другого, пока его терпение не лопнуло.

– Кто-нибудь потрудится объяснить, о чём сейчас ведётся речь?

– Хошо обвели вокруг пальца, – тут же ответил чернокнижник, и у Макса возникло чувство, словно Захария впервые за время их недолгого диалога пытается своего подчинённого прикрыть. – Воспользовались его слабостью к противоположному полу, достали из тайника документы на лавку и начали шантажировать. Ещё и закон уговорили нарушить вдобавок, как будто ценных бумаг было недостаточно. Что дальше происходило?

– Что-что… Условия она мне выставила. Мол, продашь то, что принесу, и вопросов не станешь задавать. Разрешения подделаешь, регистрационные номера в гильдии выпросишь… А потом заплатила и ушла.

– Сколько заплатила?

– Много, господин магистр, – поник Хошо. – Очень много. Сто золотых.

Симеус не удержался и громко и чётко свистнул. Осуждать его или делать замечания за нарушения правил поведения в суде, впрочем, было некому: остальные в полголоса обсуждали озвученную сумму, переспрашивали, правильно ли услышали цифру, и, кажется, на мгновение забыли, где находятся и зачем собрались. Сперва число не произвело на Макса схожего впечатления – сотка и сотка, – но путём нехитрых математических вычислений он вывел неутешительный факт: чтобы заработать подобную сумму, ему пришлось бы работать на Захарию… пятьсот двадцать лет. Даже больше. Без выходных. Без штрафов.

– Шестьдесят, как она сказала, было за… – торгаш кивнул на всё ещё зажатую в руке Захарии коробочку, – …доставку. Остальные – за барахло, на которое мне нужно было подделать документы. Часть этих денег на фальсификацию ушли, конечно, но…

– Предположим. Дальше что происходило?

– Она пропала. Надолго. А потом вернулась со своими вещами, которые на продажу шли. Сказала, что и для чего… Велела только ни в коем случае из упаковок не доставать, чтобы товарный вид не портить.

– Товарный вид, говоришь… – чародея медленно поднял футляр и потряс им так, чтобы было слышно перестук камней и металла о дерево. – Говоришь, ты знал только то, что это браслет? А что конкретно за браслет, ты не знал? Не знал, что на нём убивающее проклятье?

Снова настало время слушателям молчать. То, как покорно они замирали под действием чародейского голоса, восхищало Максима всё больше. Впрочем, он не отрицал, что замолкают они не столько от голоса, сколько от смысла, который этим голосом доносился. Хошо яростно замотал головой – из его глаз вновь полились слёзы. На полноценный ответ – или хотя бы на звук, подтверждающий его неведение – воздуха у несчастного в лёгких уже не осталось.

– Значит, ты не знал, что эта вещь способна убить адресата всего за несколько часов? Отвечай.

– Клянусь… Господин, клянусь…

– Кто твоя заказчица, Атталь? Назови имя.

– Я не знаю! Умоляю, поверьте, не знаю!

Захария зарычал себе под нос. В его нечленораздельных ругательствах отчётливо прозвучало только «сука».

– Зачем тебе понадобился песок кристаллов Ако’Эгита, Атталь? Смотри в глаза, когда я тебя спрашиваю. Будь уверен: ещё одна ложь – ещё одна попытка увильнуть от прямого ответа – и тебя не защитит ни судья Лиман, ни присутствующие здесь разумные, ни законодательство Эпиршира, ни король Хэдгольд собственной персоной, ни заступничество всего божественного пантеона. Только попробуй соврать мне, Атталь, и я превращу каждую кость твоего тело в желе, выпарю из твоих сосудов всю кровь до последней грёбаной капли и заставлю умирать самой мучительной смертью, которую ты только можешь себе вообразить. Очень. Очень. Долго. Настолько, что боги заплачут, наблюдая за твоими муками, я тебе это гарантирую.

Хошо сглотнул.

– Одно из украшений… выпало, когда я переносил коробки.

– И ты сразу распознал проклятье?

– Н-не сразу. Только когда появились голоса в доме.

– Какой предмет-то выпал, Хошо? – улыбка Захарии превратилась в кровожадно оскаленную пасть. – Отвечай на вопрос.

– Б-браслет… который вы держите.

– Кто бы сомневался. Так значит, ты понял, что предмет проклят – раньше, чем за тобой пришли? И вместо того, чтобы побежать сломя голову ко мне или любому другому члену совета, вместо того, чтобы предупредить кого-нибудь о том, что ты сделал, ты решил сделать вид, что ничего не произошло? Так или нет? Отвечай, пока я окончательно из себя не вышел, ибо клянусь…

– Да! Да, я так и поступил! – неожиданно для всех, с отчаянием и струящимися по щекам слезами, Хошо буквально накинулся на железные прутья и едва не повис на них как обезьяна на шведской стенке. – Что мне оставалось делать, а?! Браслет уже был у мадам Ровен к тому моменту, назад его было не забрать – меня бы просто казнили за убийство дворянки и всё на этом!

Как и предчувствовал Макс, при упоминании имени госпожи Агнеотис воздух амфитеатра взорвался шумом. Буря, поднявшаяся в зале, была стихийной и неуправляемой: торговцы вскакивали со своих мест, взмахивая руками, возмущались и ужасались один громче другого, без всякого стеснения сыпали нецензурными восклицаниями, и конец фразы подсудимого в их голосах попросту утонул. Ситуация стремительно выходила из-под контроля окончательно растерявшегося судьи.

– Тишина! – рявкнул вдруг судебный чародей, служивший при Лимане, и предупреждающе поднял руку: его требование было услышано, и зрители постепенно замолкли, недовольные необходимостью сдерживаться. – Требуем поддерживать порядок в зале заседаний!

Захария стоически дождался воцарение тишины, как если бы обрывки фраз, долетавшие до его слуха через трибуны, мешали ему думать.

– Уважаемый суд, – тихо проклокотал он, в этот раз сухо и злобно. – Уважаемые коллеги и уважаемые гости государства.

Выдержав паузу, чтобы подавить гнев, он продолжил – и несмотря на контекст, слова звучали даже немного торжественно.

– На основании права, данного мне Советом Круга королевства Эпиршир, я, магистр Хаоса Захария, временно восстановленный в должности главного королевского следователя, официально объявляю: дело Хошо Венсана Атталь-Ромари о торговле незарегистрированными магическими артефактами с этого момента передаётся в руки королевского следователя в связи с обнаружением связи подсудимого с политическим преступлением против аристократической династии Агнеотисов. Все улики, свидетельские показания и любая информация, так или иначе связанные с этим делом, должны быть переданы мне незамедлительно. Любая попытка сопротивляться передаче дела будет расценена как попытка препятствовать расследованию преступления против короны и караться согласно законодательству королевства Эпиршир.

– Катастрофа, – лаконично заключил Тит Остари: он первым вошёл в небольшую комнату, предназначавшуюся для совещаний присяжных, но ещё раньше внутри оказался лязг его серебряной цепи. – Это катастрофа.

– Господин магистр, почему вы не рассказали о своём восстановлении в должности?! – восторженно и вместе с тем обеспокоенно ворвался следом взъерошенный Бастик.

– Временном восстановлении, – уточнил Захария.

– Пускай и временно, но вы всё же вновь королевский следователь! Это… это… Я, признаться, даже не знаю, что именно по этому поводу испытываю.

– Определитесь уж как-нибудь.

– Это потрясающе! – Шантри приладил кудри рассеянным жестом, обогнул стол посреди комнаты по кругу и, круто развернувшись на каблуках, потопал обратно. – Нам следует подключить к вашему расследованию все силы. Я немедленно свяжусь со своими информаторами, подниму давние знакомства, так что вы сможете обратиться ко мне по любому вопросу, связанному с…

– Вот поэтому я и молчал, – тихо пояснил чернокнижник подошедшему с небольшим опозданием Лау Дан.

– …и я, разумеется, всеми силами поддержу вас: у меня достаточно ресурсов и связей, чтобы обеспечить беспрепятственное…

– Может, остановить его? – так же тихо уточнил серокожий лекарь.

– Вряд ли это возможно. Просто подождём.

– …словом, господин магистр, – Бастик вовремя встал у одного из кресел: Макса уже начинало потихоньку подташнивать от наблюдения за непрекращающимся движением по кругу, – По любым вопросам, так или иначе связанным с вашей работой, вы, разумеется, можете обращаться ко мне в любое время!

– Благодарю.

– Но позвольте, что будет с гильдией? – старик Тит собирался усесться у дальней стены, но накал страстей даже его вывел из душевного равновесия и не давал спокойно опуститься за стол. – Мы могли бы предпринять определённые действия в адрес Хошо, будь его преступление обыкновенной фальсификацией документов или сбытом краденного, но проклятья? Попытка убийства?..

– Здесь даже говорить не о чем, – отрезал Шантри. – Ясно как день, что дело Хошо с этого момента переходит в полное управление магистра Захарии: как он решит, так и случится.

– При всём уважении к господину магистру, в «Пакте» существуют правила, – холодно и жёстко, чего Максим никак не ожидал, возразил Тит. – И как старейший из нас, я обязан напомнить, что репутация «Пакта» зависит не только от магистра Захарии и его полномочий.

– Речь идёт о государственной измене!

– Я не о преступлениях Хошо говорю сейчас, молодой человек, – косматые седые брови бывшего священника угрожающе сдвинулись к переносице, и миролюбивый безобидный облик полностью растворился за суровым колючим взглядом серых немигающих глаз. – Потрудитесь проявить уважение к старшим и дослушать, прежде чем повышать тон.

На мгновение в комнате стало тихо. Впрочем, молчание это долго бы не продлилось в любом случае, учитывая, сколько негодования и трепета подняли новые подробности обыкновенного с виду дела в душах присутствовавших, поэтому Остари не стал затягивать, чтобы не упустить временную власть над ходом дискуссии.

– Вне всяких сомнений, действия Хошо, направленные против аристократической династии Агнеотисов, чудовищно. Это не подлежит обсуждению. Однако сейчас я выступаю не в роли представителя Белой Церкви и не в роли рядового члена общества, а в роли члена совета торговой гильдии, пострадавшей в результате его действий. В данный момент меня беспокоит судьба «Пакта».

Читать как «плевать я хотел на проблемы интеллигенции, надо определиться, что с нашими бабками» , – гоготнул мысленно Макс. Вся эта ситуация минут десять назад превратилась для него в сплошной фарс, поэтому серьёзно к новым знакомым он уже особо не относился.

– Что бы ни произошло с четой Агнеотисов, эти подробности от нас сокрыты, – Тит мельком бросил взгляд на Захарию, – Следовательно, не в нашей власти и не в нашем праве делать никаких выводов и даже составить некое общее суждение.

Читать как «мы с удовольствием сунем нос в эту историю, потому что имеем на это полное право и потому что до ужаса хотим перемыть кому-нибудь косточки», – продолжал расшифровывать намёки и уловки Остари на свой лад молодой Путник.

– Мы можем говорить лишь о том, что касается нас напрямую, господа. А напрямую сейчас нас касается лишь одно: последствия действий Атталь-Ромари для гильдии. И под последствиями я подразумеваю как репутационные потери, так и финансовые, так и остальные мыслимые и немыслимые. Необходимо продумать дальнейший план действий, и смею надеяться, что господин магистр просветит нас в этом вопросе.

Чародей кивнул. Ещё бы – через «просвещение» остальных красной нитью тянулся для него и собственный шкурный интерес.

– Прежде чем готовить план, неплохо было бы понимать, что мы вообще в данной ситуации можем сделать, – рассудительно и потому неторопливо проговорил Лау Дан; он уже отошёл от первичного шока и теперь, первым опустившись в заседательское кресло, приготовился к мозговому штурму. – Ни в коем случае не хочу оказывать давление на королевского следователя…

– У вас и не получится, – хмыкнул Захария.

– …однако вынужден указать на очевидные неприятности, которые сулят нам всем, и просить об определённом… содействии, – невозмутимости лантанца оставалось только завидовать.

Захария кивнул. Постоял, опустив слегка подбородок, подумал о чём-то своём, хмуро пересёк комнатку и молча и плавно сел за стол. По одной только позе можно было понять, что разговор обещает быть продолжительным. Максим, не найдя лучшей альтернативы, сел справа и скрестил на груди руки – остальные, подражая теперь почему-то уже ему, начали занимать места. Путники обменялись взглядами – и колдун одними губами шепнул ему: «Началось».

– Быть может, я тороплю события, – Тит пригладил встопорщившуюся мантию и сложил руки в замочек, – Однако этот вопрос кажется мне сейчас первостепенным. Какая судьба ждёт дело о торговле незарегистрированными магическими артефактами, когда королевское расследование о покушении на госпожу Агнеотис завершится?

– Верно: события вы торопите сильно, – ответил чернокнижник сразу же. – Исход сегодняшнего заседания будет определён, когда я закончу работу. К тому моменту в распоряжении суда будут новые сведения, в том числе личность загадочной незнакомки, от которой Хошо получил проклятые артефакты. Допускаю, что его проведут по делу о покушении как соучастника и вынесут соответствующий приговор, но пока говорить об этом рано.

– Какие последствия его соучастие будет иметь для «Пакта»?

– Зависит от того, что удастся выяснить.

Он замолчал, но по выражению лица было ясно, что мысль не закончена.

– Там, откуда я родом, подобная ситуация была бы невозможна, конечно, – задумчиво и глядя куда-то себе на руки, проговорил Захария с расстановкой. – Очевидно, что я заинтересованное лицо – и приложу определённые усилия, чтобы проблема разрешилась для нас, скажем так, не самым болезненным образом. Тем не менее, мои полномочия не безграничны: кем бы ни были заговорщики, они намеренно разворошили осиное гнездо, и члены конгресса совсем скоро будут готовы жалить каждого, кого посчитают хоть сколько-нибудь причастными. А действовал Хошо с нашего молчаливого согласия или нет, для разъярённых ос не сыграет никакого значения – он работал с «Пактом», следовательно, ответственность ляжет на наши плечи.

Тит покачал головой, демонстрируя, что прекрасно это понимает и что оправдываются худшие его опасения. Лау Дан от реплик воздерживался – создавалось впечатление, что в государственной политике он смыслил непозволительно мало и вряд ли мог помочь чем-либо своим коллегам. Зверолюд Ракхани, подпирая стенку у дальнего угла, беспокойно грыз одну из своих афрокосичек – ему, равно как и другим представителям не-человеческих рас, отсвечивать в назревающем конфликте хотелось меньше всего, поэтому и он, и Мат’Ро, и Кир де Кхат не сговариваясь тактично помалкивали. Симеус Соллер, невзирая на свою прямую связь с дворянством, тоже не осмелился как-либо комментировать их неоднозначное положение – и это удивило Максима больше всего. Один только Бастик, словно готовился к этому всю жизнь, возбуждённо подрагивал и едва ли не подпрыгивал, ожидая возможности открыть рот – о чём бы он там ни хотел заговорить.

– Что мы можем предпринять, чтобы минимизировать потери? – Остари поднял взгляд на сидевшего напротив Захарию; несмотря на солидный возраст, в его позе и мимике читалась готовность действовать решительно и молниеносно. – Можем ли мы каким-либо образом доказать, что Хошо действовал тайно и независимо от нас?

– Гипотетически, – колдун кивнул. – Предоставьте мне архив всех сделок, состоявшихся за последние три месяца, я приложу их к отчёту вместе с копией нашего Устава – если память не подводит, мы прописывали в одном из пунктов, что торговцы несут персональную ответственность за все внешние контракты. Также потребуются письменные заявления от каждого из членов совета – о том, что о состоявшейся сделке никто ничего не знал, что действия Хошо всеми нами единогласно порицаются и что мы просим наказать преступника по всей строгости закона. Публичные заявления, активное содействие королевскому следователю, – он указал на себя пальцем, даже на секунду темп речи не сбив, – И, возможно, даже общее официальное письмо с предложением компенсировать нанесённый ущерб и всяческим образом сотрудничать с конгрессом. Впрочем, нет, я погорячился, это явно крайняя мера – не рекомендую заранее ставить себя в подчинённое положение, учитывая, что извиняться нам, в сущности, не за что.

– Ну, как это – «не за что». Мы же не досмотрели, – проворчал Соллер.

– В Уставе чётко и внятно прописано: наша ответственность заканчивается там, где начинаются личные операции сотрудничающих с нами разумных. Написав письмо, где мы согласны на какие-либо компенсации, мы де-факто признаем, что отчасти виноваты в случившемся – следовательно, как-либо замешаны. А никто эту сделку не одобрял, как я полагаю.

Члены совета отреагировали по-разному, и Максу сложно было сказать, в действительности ли никто из присутствовавших не приложил к махинациям Атталь-Ромари руку. Но судя по тому, что напряжения или какого-либо ещё ощутимого изменения в теле наставника не мелькнуло, он сделал вывод, что беспокоиться особо не о чем. По крайней мере, пока.

– Значит, решено?

– Рано расслабляться, господин Остари, – включился в их диалог Лау Дан. – Я возражаю.

Колдун приподнял голову и повернулся к лантанцу, молчанием и странным измученным выражением лица давая понять, что кое-какая проблема в их плане по его мнению действительно имеется.

– Почему это? – Тит уже готовился с облегчением выдохнуть, но заявление столичного лекаря-монополиста перечеркнуло его надежды на лёгкий исход. – Вы что же, покрывать Хошо теперь вздумали? Погодите! Уж не вы ли тогда замешаны во всём этом… этом… бесчинстве, раз теперь мешаете исправить положение?!

– Разумеется нет, – нахмурился лекарь, вызвав у Максима очередную волну удивления: насколько разительно менялись эти люди, стоило им спрятать доброжелательную улыбку! – И при всём уважении к вашему почтенному возрасту, господин Остари, я не потерплю…

– Господа, мы тратим время, – перебил Захария, – И делаем то, что делать в подобных ситуациях нельзя: обвиняем друг друга, расшатывая общую лодку. Оставим беспочвенные инсинуации до момента, когда будет ясна стратегия наших действий. Потом, если захотите, можете провести независимое внутреннее расследование.

– Я считаю необходимым, чтобы уважаемый Лау Дан объяснил причины своего протеста, – не сдавался бывший священник. – Мне интересно знать, на каком основании он саботирует лучшее из решений.

– Потому что считаю его худшим из решений, – ответил лекарь безапелляционно. – Смею напомнить, не менее уважаемый Тит Остари, что человеческий ресурс необходимо ценить. Атталь работал с «Пактом» много лет, и теперь, когда он оказался в затруднительном положении…

– В которое сам себя и поставил по собственной глупости, – буркнул Остари.

– …мы не можем оставить его разбираться с этим в одиночку. Это противоречит всем принципам человечности и чести.

– Честь? При всём уважении, вы аппелируете к тому, в чём ничего не смыслите! Честь, вне всяких сомнений, имела бы решающее значение – если бы мы защищали разумного, помнящего о том, что это такое. На лицо иная картина: торгаш действовал, руководствуясь исключительно низменными интересами, и первым позабыл о чести – как о своей, так и о нашей, – и теперь мы не обязаны расплачиваться за его ошибки, дорогой Дан! На каком основании защищать то, чего нет?

– На том основании, что…

– Хошо Венсан сам виновен в своих бедах, – распалился Тит, – Он обманул и нас, и королевство, поставил под удар все слои общества, покушался на жизнь дворянской особы – мы не обязаны заступаться за него и смиренно принимать тот гнев, который на нас за это обрушится! Я без минуты промедления рискнул бы и репутацией гильдии, и даже собственной жизнью, если бы благочестивого гражданина несправедливо оклеветали, но покрывать мошенника и сластолюбца, покрывать падшего человека, потому что это вопрос нашей чести, я не стану!

– К чёрту высокие материи, – впервые подал из своего угла голос Ракхани, решительно и даже несколько злобно, – Слишком высоки ставки, чтобы опираться на морально-этический кодекс. Ещё час назад я, быть может, и рассмотрел бы заступничество за его жалкую шкуру, но не теперь: наш народ хорошо помнит, насколько мстительна верхушка Эпиршира – они не прощают нападок в свой адрес. Магистр верно сказал: осиное гнездо разворошили, и со дня на день полетят головы – и лично мне моя ещё пригодится.

Его прямолинейное отрицание «чести» как определяющего поведение конструкта вызвало у местного населения нервную дрожь в руках. Но Макс его позицию разделял полностью: не время думать о высоком, когда земля уходит из-под ног. Высказывание, впрочем, агрессивного резонанса не произвело – не-человеческие формы жизни в Цельде имели каждый свои представления о «добре» и «зле», и это многообразие вынуждало окружающих терпеливо сносить подобные выходки.

– К тому же, никто из вас, кроме Симеуса, не имеет прямого отношения к дворянскому Кодексу, насколько я знаю, – вытащил из пасти уже изрядно пожёванную косичку кхар. – А значит, по рукам и ногам никто в целом не связан.

– Уважаемый Ракхани прав, – кивнул Соллер, – Но и я не поддержу Атталь-Ромари, если к этому мнению придёт большинство: как верно указал ранее господин Остари, Хошо лишился поддержки Кодекса в тот момент, когда первым нарушил его правила. Голос чести теперь не на его стороне. Напротив: попытка отстоять жизнь торговца будет свидетельством нашего общего бесчестия.

– Пожалуйста, – Тит указал открытой ладонью на представителя дворянства, – Послушайте умного человека, он в этом понимает явно больше вашего.

Лау Дан принялся что-то объяснять – горячо и нервно, описывая руками какие-то фигуры в воздухе. Бывший священник что-то ему отвечал – надувшись, побелев и покрывшись розовыми пятнами от раздражения. Макс не слушал – его внимание было сконцентрировано на сосредоточенном бледном лице подозрительно тихого наставника. Слегка нахмуренные брови, отстранённый взгляд в пустоту, опущенный подбородок и прикрытые глаза – Захария вряд ли следил за развивающимся конфликтом сторон, погрузившийся в какие-то далёкие и нелёгкие мысли. Расслабленная мимика свидетельствовала о том, что мысли были гораздо более далёкими и нелёгкими, чем молодой Путник мог представить.

– Господин магистр, вы последний не проголосовали, – обратился к нему разъярённый Остари, – Ну хоть вы объясните этому… этому… болвану!

– Как вы меня назвали?!

– Господа, пожалуйста, давайте не будем переходить на личности, – предпринял попытку остановить спорщиков Симеус, – Мы не для того здесь, чтобы устраивать…

– Раз я не отношусь к дворянству Эпиршира, по-вашему можно безнаказанно оскорблять меня? – серая кожа лекаря потемнела от злобы. – Или всё дело в том, что я лантанец?