Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 57 страниц)

Впрочем, почему «стоически» – Захария в принципе без дела не трепался, поэтому, вероятно, находил робость Давида весьма выгодной и полезной. Молчал и Максим, не до конца определившийся, какие чувства испытывает к непрошенным визитёрам – раздражение или всё-таки жалость, поскольку выглядели студенты и правда неважно.

– Господин магистр, – поджав губы, позвал наконец Давид, когда в очередной раз нагнал колдуна уже у двери в хлев. – По поводу моей просьбы…

– В данный момент, господин Агнеотис, я занят, насколько вы можете видеть, – спокойно прервал его маг. – Если проявите немного терпения, мы обсудим любой тревожащий вас вопрос. А пока, Максимус…

Он открыл сарай и жестом пригласил парня войти внутрь.

– …лови.

Из мягкого полумрака на замершего на пороге молодого Путника уставилось с десяток блестящих чёрных птичьих глаз.

Выполнять подобное задание при свидетелях – двух молодых волшебниках, ровесниках, один из которых буквально на днях пытался натравить на Макса городскую стражу и отзывался о нём весьма нелестно – могло оказаться… выражаясь мягко, слегка унизительным. В жизни не ловивший куриц голыми руками, молодой Путник наверняка станет посмешищем, носясь в перьях по всему сараю и падая в грязь, но делать нечего: пускай Захария и проявлял к подмастерью определённую снисходительность, нежелание жертвовать репутацией в качестве достойной причины отказа от задания бы не принял. Собравшись с духом, юноша неуверенно шагнул внутрь – чародейские питомцы, почуяв неладное, без истерики, но довольно проворно разбежались врассыпную.

На заметку: появление этого рыжего на пороге отныне дурной знак. Официально.

Напрягая извилины и соображая, как бы поступил на его месте опытный птицевод, парень плавно и медленно продвигался вглубь курятника, пока не выцепил взглядом одну несушку, и принялся очень мягко, практически незаметно оттеснять её от товарок. Наблюдатели молчали. Прыжок вперёд и вниз, сравнимый, пожалуй, даже с кошачьим прыжком, стал и для наблюдателей, и для самого ловчего полной неожиданностью – словом, для всех, кроме курицы: она хлопнула крыльями и весьма проворно попыталась улизнуть, Макс чудом умудрился настичь её, в последний миг вцепившись в растопыренный хвост (и мысленно поблагодарил тренера, что за каким-то хреном заставлял пловца оттачивать скорость реакции).

Умирать или сдаваться вот так просто первому встречному птица, конечно же, не планировала – и мгновением позже так больно клюнула агрессора в руку, что не разжать пальцы Максиму удалось, только призвав на помощь всю свою силу воли… и страх опозориться. Кровь капнула с ладони на рыжие перья и смочила пеструшке крыло.

– Сильна, однако, – одобрительно кивнул Захария. – Я и забыл, что у них настолько острый клюв.

Конечно, забыл, – не удержался Максим, пока старался поудобнее перехватить разбушевавшийся корм Дрозда. – Больше скажу: ты и не вспоминал никогда. У тебя ж есть возможность её магией обездвижить.

Разношёрстная компания, пропустив триумфально вынесшего из курятника свою добычу подмастерья, с колдуном во главе двинулась к конюшне. Курица поначалу отчаянно дёргала ногами и головой, пытаясь вырваться и клюнуть Макса ещё разочек, но Путник перехватил-таки её кое-как да с такой силой сдавил шею, что едва не задушил. Теперь наблюдать за студентами академии было некогда и незачем – воздерживавшиеся от каких-либо вопросов гости наверняка вполне очевидно недоумевали, почему при всём этом представлении присутствуют.

Стоило воротам открыться, Дрозд, почуяв запах крови, поднялся на свечу и от души двинул передними копытами по двери денника – та едва вместе с петлями не выскочила из пазов. Грохот, с которым подкованные копыта зарядили по дереву, кого угодно вынудил бы подскочить на месте – и тройка молодых дарований, сопровождавшая чародея, исключением не стала.

– Отставить, – велел колдун резче обычного. – Будешь ломать имущество – запрягу в телегу, товары развозить по городу.

Угроза подействовала на кровожадное млекопитающее отрезвляюще: возмущённо закинув голову и заржав, жеребец вернулся на землю всеми четырьмя ногами, ибо впредь буянить не намеревался – только взгляд, голодный и злобный, приковал к ещё живой жертве намертво. Однако приказ впечатлил и свидетелей – особенно будущих магов, в глаза не видевших настолько послушное и разумное домашнее животное. Не до конца понимая, что они тут забыли, Давид и Кцол опасливо осматривались и принюхивались (очевидно, от недоумения): вид чистейшей конюшни был для парней в новинку, а отсутствие характерной вони и подавно. Увлекаться, впрочем, не стали: права, на которых они вообще появились в хлеву, оставались недоступными пониманию, нарываться на грубость не хотелось, а значит, стоило поумерить пыл любознательности и не совать нос куда не следует. Максу пришлось сдержаться, настолько их потерянный вид показался ему забавным.

– Людей не трогать, это гости, – велел чародей и отпер денник…

Хорошо, что ему посчастливилось встать в проёме.

«Лошадь застоялась и решила выйти побыстрее» – так решил Давид и так же, скорее всего, подумал Кцол, поскольку студенты не проявили по отношению к поведению зверя практически никакого беспокойства – отошли на шаг назад, может быть, чисто рефлекторно, но даже в лицах не изменились. Когда новый Путник, моментально подобравшись и почти сгруппировавшись на манер атакующей собаки, с полными ужаса глазами уставился на разыгравшегося коня, в первые несколько мгновений Агнеотис с неизвестно откуда возникшим чувством снисходительности даже храбрился демонстративно, словно для пущего контраста между ними, косился на беднягу с недостойным ощущением собственного превосходства – и захлестнувшие его эмоции, скверные и низкие для чистокровного мага, вызывали отголоски стыда за собственную мелочность. Вдруг, например, в мире этого Максимуса не существовало животных, похожих на лошадь – вполне естественно и даже здраво, что он боится любого поведения, отличного от «спокойного».

Давид успел презрительно покоситься на чужеземца, успел отметить к собственному неудовольствию, что Макс, несмотря на откровенный и сильный испуг, инстинктивно выставил руку на уровне чужого живота в попытке отгородить рыжеволосого студента от опасности (как будто его хилая ладошка могла бы как-то помочь). Даже успел признать, что подмастерье у господина магистра не такой уж и скверный, раз думает о чьей-то ещё сохранности помимо собственной, и пристыдить себя ещё яростнее за недостойные мысли…

И всё это за те несколько мгновений, пока танец Дрозда в деннике и его агрессивная молотьба копытами по полу вписывалась в рамки нормального. Поскольку потом, задрав голову, конь заржал вновь – и этот звук вынудил присесть уже всех троих.

Голос плотоядной лошади – совсем не то, что голос лошади травоядной. Хищное рычание Максу не послышалось, оно и правда могло родиться благодаря магимутировавшей голосовой щели. Рёв, смахивавший больше на медвежий, прокатился по конюшне раскатом грома, взбесившийся на ровном месте жеребец, выпучив глаза, ронял на пол пену, мотал головой и рассекал воздух хвостом, каждый удар копытами высекал из бетона искры. И всё это сопровождалось оглушительным ржанием, хрипом и всхрапом; он выл и ревел и даже по-собачьи жадно поскуливал, пока горящие в полумраке денника глаза неотрывно следили за студентами академии, гипнотизируя и парализуя. Даже курица в цепкой хватке Максима покорно смирилась с судьбой и обмякла в крепко стиснутом кулаке. Колдун невозмутимо замер в дверном проёме, выступая теперь единственной преградой разбушевавшемуся зверю; запертый в довольно скромном пространстве денника, как тигр в клетке, Дрозд бросился сначала в один угол, затем в другой, несколько раз саданул в прыжке задними ногами по стенам – дерево жалобно задребезжало, грозясь треснуть, – после чего, к ужасу присутствующих, внезапно пошёл на таран.

Чародей даже ухом не повёл, и если бы Макс не успел уже немного понаблюдать за этим человеком в быту, решил бы, что он не может пошевелиться, оцепеневший от неожиданности или страха. Конь ринулся на окаменевшего мага, в последний момент вдруг затормозил всеми четырьмя и встал как вкопанный – мускулистая грудь с бугрящимися мускулами остановилась сантиметрах в десяти от чародейского живота. Захария моргнул и… больше не предпринял ничего. Только сверлил лошадь раздражённым и тяжёлым взглядом, сжав и без того тонкие губы в почти неразличимую полосу. Всхрапнув, жеребец попятился, стремительно обернулся вокруг своей оси, поднялся на свечу и предпринял последнюю попытку избавиться от препятствия – ударил дважды передними ногами, ударил хирургически точно выверенными движениями, целясь мимо головы, но размахивая копытами в опасной близости от чародейского лба.

– Я велел не трогать.

Сложно было сказать наверняка, что напугало Макса больше – агрессивное поведение плотоядной лошади, вознамерившейся атаковать, или это отчётливое, ледяное, пробирающее до самых костей напоминание. Дрозда оно вразумило быстро – нехотя вернувшись в естественное для коня положение, всё ещё злой и напористый, он замотал головой, разбрызгивая пену, но попыток прорваться более предпринимать не пробовал. Напротив – пораскинув немного мозгами, он, признавая поражение, попятился нехотя прочь от выхода. Попятились и вышедшие из парализующей растерянности свидетели внезапного буйства, поскольку никому из них прежде не доводилось воочию наблюдать, как Захария выходит из себя, но голос и тон, которым напомнил о своём приказе колдун, вполне прозрачно намекали: магистр Хаоса сейчас в нехорошей близости от бешенства.

Давид уже успел догадаться – они имели дело с буйной скотиной, достаточно разумной, чтобы понимать речь и подчиняться командам, поэтому Максимус и отреагировал так, как отреагировал, причём распознал угрозу гораздо раньше остальных и даже предпринял слабую попытку загородить собой непосвящённых, пускай и заведомо бессмысленную. Шёпот, стыдивший Агнеотиса, стал чуточку громче.

– Молодёжь, – обернулся к ним Захария. – К стене.

Троица синхронно метнулась в указанном направлении и вжалась в неё спинами как могли плотнее.

– На выход, – приказал колдун присмиревшему питомцу. – И только попробуй тронь кого.

Каждый удар подков по бетону отзывался эхом в такт биения их сердец. Не отрывая от гостей пристального хищного взгляда, Дрозд медленно покинул денник, неторопливо направился в сторону левады… и лишь на миг замедлившись возле Кцола и шумно и жадно втянув воздух с запахом его волос и кожи мягкими крупными ноздрями, раздражённо и нетерпеливо выскочил на улицу.

– Прошу простить, – даже ради приличия не изобразив раскаяние, бросил всё ещё раздражённый чародей. – Он отвык от посторонних.

И, не растрачивая больше ни капли драгоценных сил, ненадолго скрылся в последнем отсеке, чтобы поковыряться немного за стенкой – через мгновение послышался лязг металла (вынул из пня топор). Когда студенты вслед за шагнувшим вперёд Максом приблизились, колдун уже тянул к птице костлявую руку. Фартук из кожи висел на нём, туго затянутый на поясе.

Вот так просто? – глазам не верил молодой Путник, подчиняясь непроизнесённому приказу как зачарованный. – Он просто возьмёт и даже не скажет больше ничего?

– Запоминай, – кратко сказал магистр, забирая вялую, придушенную почти насмерть курицу.

Сжимая тяжёлый топор одной рукой, второй он уложил птицу на спину, длинными пальцами стянув оба крыла друг к другу, плотно прижал к пеньку и одним ударом снёс голову. Кровь хлынула вперёд, заливая пол, пеструшка дёрнула лапами и вдруг принялась колотиться и биться в его хватке, разбрызгивая кровь во все стороны, а отрубленная голова, скатившаяся на камни, с пока ещё живым глазком раскрывала и закрывала клюв, из которой проглядывал поалевший и мокрый язычок.

– Главное – не выпускай, пока не прекратится агония, – ровным тоном распорядился Захария, не обратив внимание на заметно побледневших слушателей. – Иначе придётся мыть пол, она долго может носиться. Но я это уже объяснял. Ясно?

– Да, Мастер, – Максим постарался придать своему голосу как можно больше твёрдости: не хотел показывать свидетелям, насколько далёк от разделки домашней живности.

Какое-то время все трое молча наблюдали за постепенно стихающими рывками, и когда кровь перестала бить, а начала лишь стекать по пеньку, колдун поднял тушку и уложил на разделочный стол. Макс тут же подошёл ближе, готовый ассистировать в случае необходимости.

– Подай короткий нож и принеси ведро для отходов.

Парень выполнил приказ, не издавая ни звука.

– В курице всё проще. Вскрываешь живот… вываливаешь внутренности в ведро… отрезаешь ноги вот по этот сустав… Пока не забыл: голову с пола подними и тоже в ведро кинь… угу. Дальше совсем легко: выщипываешь перья и складываешь их горкой тут, аккуратно, они нужны чистыми. Следи, чтобы внутри не осталось органов – особенно… – раздался хруст, и серые руки Захарии извлекли из тельца какую-то трубку с мешками. – …органов дыхания. Закончишь с перьями – и всё. Понятно?

Макс кивнул.

– Потроши маленьким ножом, им удобнее. Вопросы?

– Ему курицу целиком давать?

– Максимус, – Захария, игнорируя кровь, устало провёл скользкой ладонью по щеке и оставил на лице кровавые разводы, чем вызвал у случайных зрителей вполне оправданное отвращение. – В нём около пяти сотен килограмм живого веса. Как ты думаешь, хватит половинки?

– Вряд ли, Мастер.

– Тогда не вижу в вопросе смысла.

Максим покосился на гостей: студенты переглядывались, не до конца понимая, что значит этот разговор. Но затем в глазах Кцола мелькнула догадка, и без того бледное лицо стало ещё бледнее. Решив на них более не отвлекаться, он как мог оперативно вырвал все пёрышки вместо наставника и, не в силах сдержать гримасу брезгливости, понёс завтрак скакуна к кормушке.

– Вы хотели со мной побеседовать, – напомнил чародей, наблюдая краем глаза, как подопечный, сбросив явно тяготивший его груз в деревянное корытце, возвращается в отсек-номер-четыре и моет топор. – Я вас слушаю. Что-то случилось? Амулет потерял силу?

– Н-нет, господин магистр, – всё ещё не отошедший от жуткого поведения чародейского жеребца, Давид против воли поморщился, и хотя длилось это всего миг, колдун заметил. – Вообще-то, всё очень даже хорошо. Мама, когда узнала, что этот амулет от вас, надела его без лишних расспросов и пока ещё ни разу не снимала.

– Тогда что вас беспокоит?

– В первую очередь я пришёл сообщить, что мои родители желают встретиться с вами. Обсудить сложившуюся ситуацию.

– Замечательно, что они наконец решились, – кивнул колдун не без иронии.

– И, во-вторых, хотел узнать… Не подумайте, что я вас поторапливаю или… Просто мне… мне важно знать, как продвигаются поиски этого преступника, если они продвигаются. Поймите меня правильно.

Чародей выдержал паузу, за время которой Макс закончил прибираться и вернул топор обратно в пенёк.

– Вчера я встречался с магистрами Света и магистром Реки, – кликнув Дрозда вернуться в конюшню и закрыв за ним ворота, шагал теперь в сторону особняка Захария. – Они согласились, что дело срочное. Сегодня в полдень состоится Совет Круга, там его члены будут определяться с дальнейшим планом действий.

– И вы… тоже?

– Разумеется, – не постеснялся пренебрежительно скривиться колдун. – Должен же кто-то поторапливать их, верно?

Давид шёл следом, сосредоточенно и хмуро вцепившись взглядом в какую-то точку на горизонте, но, поразмыслив немного, внезапно обогнал собеседника и в лучших традициях романов про средневековых рыцарей сначала встал, преградив путь, а после опустился перед ним на одно колено и склонил голову. Очевидно, ни Захария, ни Максим такого поворота событий не ожидали – потому и замерли, не до конца понимая, зачем все эти церемонии нужны посреди двора.

– Я не знаю, как вас отблагодарить, господин магистр, – склонившись ещё ниже, с торжественной искренностью принялся декламировать школяр. – Вы бесконечно добры к моей семье, и я клянусь, что непременно отплачу за вашу защиту.

Молодой Путник покосился на старого – Захария, очевидно, был неплохо знаком с этикетом и правилами приличия местной аристократии, вот только подобное поведение его явно нервировало: Макс отчётливо видел, что наставнику до дрожи хочется прекратить спонтанное выступление этого солиста как можно скорее (тем более, что развернулось оно в обозримой части территории, и за забором уже роптали вездесущие прохожие), но держался и терпеливо слушал речь, которая, кажется, заканчивалась не скоро.

– Знаю, что глупо и даже непростительно предполагать, будто простой юноша, студент, сможет однажды пригодиться могущественному чародею, которым вы являетесь, господин магистр, но я приложу все свои силы, чтобы однажды доказать, что вы не даром проявили к нашей семье благосклонность и ответили на зов о помощи.

Слов ещё было много, очерёдность их менялась, но смысл из предложения в предложение не продвигался вперёд ни на сантиметр. Захария героически дослушал до конца. Убедился, что замолчавший на одном колене Агнеотис не просто подбирает ещё больше синонимов благодарности – посложнее да витиеватее, – и только после этого беспокойно покивал.

– Я принимаю вашу клятву, господин Давид, поднимайтесь уже.

Агнеотис покорно поднялся.

– Если хотите отплатить помощью за помощь – ступайте со мной.

Они вошли в самопроизвольно распахнувшуюся дверь, и стоило школярам переступить порог, как им открылся поразительный и даже слегка шокирующий вид на Айгольда, задремавшего за столом – правда, что странно, не обеденным, а рабочим, расположенным аккурат напротив главного входа в особняк.

Очевидно, до софы добраться сил не хватило, – смиряясь внутренне с тем, что данная королевская особа будет довольно часто присутствовать и в его жизни тоже, с каким-то лёгким умилением отметил Макс.

Ожидая, что эта картина не оставит гостей равнодушным, парень краем глаза взглянул студентам в лица – и действительно, Агнеотис и его вечный компаньон, открыв рты и даже не заметив этого, довольно продолжительное время в упор рассматривали мирно посапывающего златокудрого человека, накрывшегося своей дорожной мантией, и в особенности его румяное, слегка опухшее лицо, подпёртое кулаком. Айгольд буквально источал спокойствие – расслабленный, умиротворённый, он, безусловно, чувствовал себя здесь в полнейшей безопасности – можно было легко заразиться сонливостью, просто за ним наблюдая.

Кцол, и это Макс отметил сразу же, при виде принца мелко задрожал, вот только эта дрожь едва ли могла расцениваться как дрожь восторга или хотя бы уважения – черноволосый и худосочный юноша дрожал от страха. И это шокирующее открытие, которое молодой Путник сделал случайно, признаться, выбило его из намеченной колеи поведения: кто в здравом уме испугается этого… пускай и прилично подращённого, но всё-таки ангелочка – с по-детски пухлыми щеками и губами, с наивным и даже слегка туповатым выражением лица, с этой ниткой слюны, стекающей из уголка рта на рукав?

Какие именно мысли и подозрения родились в голове студента в тот момент, оставалось только догадываться, но, какими бы они ни были, Давид этих настроений не разделял: у него перехватило дыхание, и нельзя было сказать точно, от неожиданности ли или от благоговейного трепета перед будущим королём. Встретить юного монарха в непосредственной близости, да ещё в доме магистра Хаоса, гость оказался не готов – растерявшись, смутившись и потупив взгляд, студент, не долго думая, вновь опустился на колено.

– Зря стараетесь, господин Давид, – улыбнулся колдун. – Его Высочество изволили выпить лишнего накануне вечером и теперь крепко спят.

– Я… я понимаю, господин магистр, но… – юноша боязливо заглянул собеседнику в глаза. – Это же принц Айгольд… верно?

– Верно, – подтвердил чародей и подошёл к королевичу своей бесшумной поступью, должного трепета не демонстрируя. – И, как видите, он не пылает бодростью и весельем с утра пораньше, как обязывает его должность. Окажите честь: составьте нам компанию за завтраком вместе со своим… компаньоном. В присутствии своих подданных, я уверен, Его Высочество быстрее придёт в себя.

Захария вдруг хлопнул в ладоши над самым ухом задремавшего подопечного, и хлопок вышел настолько громким и звонким, что королевич подскочил как ужаленный и от неожиданности, плохо контролируя затёкшее тело не протрезвевшим ещё мозгом, почти скатился со стула.

Действительно комичный персонаж.

Подслеповато осмотревшись, убедившись, что поблизости нет разъярённых крестьян с вилами или беспощадных агентов отца, а есть только счастливый от своей идиотской детской выходки колдун и двое не знакомых ещё пока юнцов с разной степенью удивления на лицах, наследник престола с такой обидой и злостью глянул на него, что маг не выдержал и рассмеялся.

Поразительно всё-таки, – против воли подумал Макс. – Как по-детски чисто хохочет такой… неоднозначный человек.

Айгольд шутки не оценил.

– Совсем из ума выжил?

– А по-моему вышло забавно, – схватившись за бок в приступе хохота окровавленной ладонью, ответил Захария.

И принц проявил чудеса внимательности для того состояния, в котором по-прежнему находился: заметил кровь, хотя торговый зал был погружён в привычный полумрак, и как по команде оживился.

– Порезался, что ли?

Он попытался было рассмотреть руки товарища повнимательнее, но Захария благоразумно остановил спонтанный порыв несвоевременной заботы о ближнем.

– Всё в порядке, – положив грязную пятерню на золотые волосы и с лёгким, незаметным глазу постороннего человека нажимом вернув порывавшегося было подняться на ноги Айгольда обратно на стул, заверил Захария. – Как вы сами можете видеть, господин Давид, Его Высочеству возвращаться в таком виде в королевский замок… недопустимо. Присоединитесь к нашей утренней трапезе, ваше присутствие окажет на него самое благое влияние. К тому же, это будет… своеобразной формой искупления. Сторона, с которой показал себя мой конь… не менее недопустима, чем состояние Его Высочества на данный момент.

– Что действительно может оказать сейчас на меня «самое благое влияние», так это твоё персиковое вино, – лениво ворочая языком и моргая куда медленнее обычного, заметил будущий правитель.

– Пьяница, – колдун усмехнулся. – Никакого вина, хватит с тебя.

– Хотя бы один бока-а-ал…

– Нет.

– Хотя бы половину, Ария, видишь же, что мне плохо…

– Айгольд, прошу тебя, – с усилием выдавил из себя слово вежливости чародей, хмурясь далеко не вежливо.

Принц проворчал себе что-то невнятное под нос и неуверенно поднялся из-за стола – дорожная мантия неопределённого цвета с шелестом соскользнула с его широких плеч и упала на пол. Ясно как день: попыток выклянчить у хозяина дома порцию спиртного он так просто не оставит.

– Моё утро и без твоих капризов началось с неподобающего поведения.

Магистр осторожно взял вялого, страдающего похмельем наследника престола за локоть и, стараясь не тянуть излишне сильно, повёл неспешно в обеденное пространство. Макс, не получивший никаких противоречащих этому поручений, догнал неторжественную процессию и теперь на всякий случай страховал с другой стороны. Студенты, оробевшие и вконец потерянные, неуверенно двинулись следом, данное шествие замыкая.

– А что, – упав на стул, приободрился немного Айгольд, – Максимус что-нибудь натворил?

– Нет. Дрозд.

– Не люблю его, – искренне признался принц, скривившись: мимику он всё ещё контролировал паршиво. – Жуткая тварь. Что он учудил?

– Весьма… эмоционально отреагировал на присутствие в конюшне третьих лиц, – чародей кивком головы указал на робко переминающихся с ноги на ногу неподалёку от стола школяров. – Рассаживайтесь, господа.

– Вполне в духе Дрозда. Знаешь, Ария, я всё ещё теряюсь в догадках, как поступить после восхождения на трон: думаю, его присутствие в Эпиркерке мне скорее не нравится.

– Мне наше с Дроздом присутствие в Эпиркерке тоже не нравится, – довольно резко ответил Захария (за словом в карман он вообще не лезет), выстрелив в королевича весьма однозначным взглядом. – Так что, как говорится, только прикажи: мы с удовольствием отсюда уберёмся.

Айгольд, не намереваясь ни спорить, ни ссориться, поднял руки в капитулирующем жесте и притих. Колдун расставил перед сотрапезниками тарелки и уже знакомым Максиму образом наполнил их из котла какой-то крупой, отдалённо напоминающей по внешнему виду что-то среднее между горохом и манкой. Овощная смесь – нечто вроде стручковой фасоли, спаржи и брокколи (только бледные и слегка непривычной формы) – была предварительно замешана с мясом и этой крупой ещё в процессе готовки, так что блюдо вышло с естественным, довольно лёгким и постным, но хорошо сочетающимся соусом. Последними на стол легли ложки.

– Приятного аппетита, – формальным тоном пожелал чародей.

Максим чувствовал, с каким изумлением за разворачивающимся завтраком наблюдает Давид, и не мог его не понять. Сам, когда впервые увидел, глазам не поверил. Но ко всем ощущениям, бушевавшим в душе рыжеволосого гостя, примешивался ещё и страх. Пусть и не сильный – так, скорее лёгкое волнение, – но всё же прослеживалось это отчётливо. Даже прислушиваться не было смысла.

Королевская семья. Для местных это словосочетание значило гораздо больше, чем простой титул и соответствующие ему привилегии, жители Цельды относились к правителям куда серьёзнее, нежели к какому-нибудь «президенту» или «канцлеру» – короли больше ассоциировались с «божественным продолжением, соблаговолившем поселиться среди смертных и нести им мир, порядок и закон»… Ну, или приблизительно так. Даже невзирая на подмоченную репутацию, Айгольд по-прежнему являлся прямым и единственным наследником престола, будущим единовластным правителем целого государства, кровью от крови монархов-предшественников. С ним обращались, как с потомком богов, создавших этот мир и всё в нём существующее, и то, как Захария фактически вытер о волосы принца окровавленные руки, как неприкрыто называл его «пьяницей», пускай и ласково, закономерно воспринималось преданным своему Отечеству гражданином почти как открытый протест воле и решениям пантеона Творцов. Человек, бесстрашный настолько, чтобы в подобном ключе говорить с наследником трона, должен быть либо невероятно силён, либо столь же невероятно слабоумен. И, судя по выражению лица Агнеотиса, он уже не мог с уверенностью заявить, к какому из вариантов приблизился чародей.

Трапеза за одним столом с наследником трона! Молодой Путник едва смог побороть желание отсесть от Давида как можно дальше – студент сиял, да так ощутимо, что даже непроницаемый с виду магистр поморщился (правда, быстро взял себя в руки). Благодарность и восхищение лились из него оглушительным потоком, как горный водопад: несчастный тщетно пытался произвести на королевича с похмельем хорошее впечатление и так и не смог понять, что дело это безнадёжное до мозга костей.

Трапеза с наследником трона… в доме господина магистра. Максим кожей чувствовал смятение, тянувшее Агнеотиса изнутри в разные стороны: противоречивые эмоции раздирали беднягу как при четвертовании, каждая рвала в свою сторону, эманации его жизненной энергии становились всё нестабильнее.

Что мог забыть в этом доме сам принц Айгольд? Магистр упомянул, что накануне вечером «Его Высочество изволили выпить лишнего» – значило ли это, что он и пил, и ночевал… здесь? И может ли это стать косвенным подтверждением тех грязных и поганых слухов, которые без зазрения совести распространяются в Эпиркерке – особенно в рядах стражников? Давид аж головой помотал, спровоцировав полёт нескольких вопрошающих взглядов в свою сторону – ему стало противно до тошноты, но не от рисовавшихся в воображении неотёсанных вояк сцен, а от собственной низости и мерзости: как можно чистокровному магу благородного происхождения, воспитанному на тезисах Кодекса, воспевающему честь и достоинство, хотя бы допустить такую вероятность? Да что с ним такое сегодня творится?!

За Кцолом тем временем Максиму наблюдать оказалось ничуть не менее интересно, чем за его притихшим товарищем. Присутствие Айгольда каким-то странным и не вполне объяснимым образом воздействовало на несчастного: ведь Макс как-то уже смирился с первым впечатлением и взял его за аксиому, что этот парень, выражаясь тактично, далеко не самый приятный человек в Эпиркерке, что при молодом Путнике эльвиец (или как он там себя называл) шёл по жизни с демонстративным самодовольством, смотрел надменно и двигался, вкладывая в каждый жест одному ему ведомое превосходство, но рядом с принцем Кцол трепетал – не от восторга чувств, не от радости от оказанной ему чести, а от вполне приземлённого и животного страха. Хотя, казалось бы, сложно в этом городе найти кого-то безобиднее Айгольда.

Лезть с расспросами Макс бы не решился, даже если бы они с Кцолом были друзьями не разлей вода, но любопытство не давало ему покоя. Завтрак – самая вроде как спокойная и тихая трапеза на дню – всё меньше отвечал своим базовым критериям.

– У вас есть сегодня для меня какие-нибудь особенные поручения, Мастер? – неловко спросил парень, сообразив, что следовало бы разбавить царившую в кухне затянувшуюся паузу: он только теперь обратил внимание, что присутствующие молчат уже несколько минут.

– Занятно, что ты спросил, – Захария кивнул. – Есть. Но сначала поешь – пока меня не будет, едва ли тебе дадут расслабиться.

– Вы же пойдёте на этот, как его… Совет, точно, – само собой вырвалось у Максима. – При всём уважении, Мастер, вы уверены, что я справлюсь с торговлей в ваше отсутствие? Потому что меня вот терзают смутные сомнения.

Колдун подбадривающе кивнул, не желая тратить силы на излишние слова.

– Полагаю, я уложусь до обеда, и…

Айгольд сдавленно, но с отчётливой издёвкой хохотнул.

– До обеда? – он предпринял попытку сдержаться, но всё же громко и саркастично усмехнулся. – Нет, это возможно, конечно, если до обеда, скажем, завтрашнего.

– Великие боги, Айгольд, разумеется я не собираюсь присутствовать на Совете до конца, – тут уж усмехнулся и чародей. – У меня всего две задачи: донести информацию и разворошить осиное гнездо, чтобы жужжали интенсивнее. Часа за три управлюсь уж как-нибудь.

– Не будь наивным, – помрачнел принц. – Они тебя без боя не отпустят, и мы оба прекрасно это знаем.

После чего уставился на Давида, не ожидавшего повышенного к себе внимания со стороны титулованной особы, тяжёлым немигающим взглядом – взглядом, от которого по спине школяра пробежала волна холодка, и которому, безусловно, научился у чародея.