Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 57 страниц)

– Нам прекрасно живётся в таких условиях, – довольно твёрдо ответил Давид, прищурившись. – И уж прости, Максимус, но я каждый твой тезис готов опровергнуть, если позволишь.

В позволении он явно не нуждался – сразу же едва ли не скороговоркой выпалил:

– Во-первых, уродиться в королевском роду может только достойный правитель: кровь Солнечного бога настолько сильна, что даже многие поколения спустя по-прежнему укрепляет дух и тело, вытравливая практически все болезни и слабый разум. Но даже если бы её не было, это ничего бы не изменило. Истинными королями не рождаются – ими становятся в процессе многолетнего непрекращающегося обучения строжайшим правилам и стандартам, моральным и нравственным ориентирам, наукам и искусствам, боевому и дипломатическому ремеслу – и много чему ещё, с первого дня жизни! К моменту, когда наследник восходит на престол, он полностью подготовлен к тяжкому бремени, возложенному на его плечи по праву рождения, и прекрасно понимает, как ему следует действовать, как привести своё королевство к процветанию – в отличие от выбранного народом правителя, который ещё вчера сажал капусту у себя во дворе. Тираны – люди, не знающие ответственности перед своими подданными, в роду Гольдов они не появятся никогда!

Глотнув воздуха, он продолжил:

– Во-вторых, король отвечает перед богами – и это высший, единый для всех суд, непоколебимый и справедливый, щедрый для праведных и беспощадный к грешным. Боги следят за каждым движением короля в каждый момент времени, взвешивают каждое его решение и каждую его мысль – это ответственность гораздо более весомая, чем ответственность человека перед человеком. А в-третьих, альтернатива при хорошем правителе не нужна – более того, она просто не имеет право на существование: король с младенчества готовился к своей роли и лучше любого кожевника или пастуха на свете знает, как ему следует поступать и почему. Люди, не владеющие даже базовым образованием, не умеющие ни читать звёзды, ни вести дипломатические дебаты, не должны иметь права «выбирать». Их альтернатива – решить, когда покосить сено и подоить коров, Максимус, а нечто большее – не их ума дело!

Путник промолчал. Отчасти по той причине, что не собирался втягивать себя ещё глубже в политическую дискуссию, отчасти же потому, что сказать было особо нечего.

– Ты судишь о монархии, исходя из примеров Земли, надо полагать, – каждое слово Давид нёс практически как знамя, ни на миг не сомневаясь в превосходстве продвигаемых идей над остальными идеями. – Но в этой области мне тебе сказать нечего: я на Земле не бывал. Отталкиваясь же от того, как это должно работать, объясняю: монархия Эпиршира – самая чистая и правильная монархия.

– Вся разница в том, что в твоём мире боги и правда существуют, – отвернулся Макс. – Они рядом, их решения видны, их кровь настоящая и каждый человек в них верит. А в моём мире бог если и есть вообще, то давно уже положил на всех нас болт.

Горячая и громкая дискуссия оборвалась резко и оставила горькое послевкусие. Осознав, что так этот разговор лучше не бросать, Агнеотис, немного поуспокоившись и в очередной раз отчитав себя мысленно за чрезмерно вспыльчивый нрав, провёл в успокаивающем жесте рукой по огненно-рыжим волосам и смиренно выдохнул – громко и медленно.

– Допускаю, что ты слегка несправедлив к нему, – неторопливо заговорил он. – Повторюсь: я не был на Земле и ничего о ней не знаю, но, кажется мне, боги во всех измерениях существуют по примерно одинаковым правилам. И если это так, возможно, ты не видишь его присутствия в родном мире, потому что перестал смотреть.

– Давай лучше к сословиям вернёмся, ладно? – Макс скрипнул зубами. – Поиск бога я оставил в тот день, когда узнал о смерти папы, а последний гвоздь в крышку гроба моей религиозности забила смерть брата. Я с тех пор как-то не возгорелся ещё желанием продолжать искать. Закрыли тему моего духовного образования. Про королей я понял: все могут рожать, никого не убивали и не травили, четыре тысячи лет непрерывного престолонаследия. Ясно.

Давид смотрел на собеседника спокойно, но Путник без труда уловил в чужой душе спонтанно проросшее сочувствие. То самое поганое сочувствие, которое ему уже доводилось видеть в глазах товарищей и соседей по лестничной клетке, которое никак не покидало его быт с момента похорон отца. И это сочувствие, оставшееся, как он смел надеяться, в Ярославле и внезапно нагнавшее даже в другом измерении, его почему-то до трясучки вывело из себя. Стараясь не показать раздражения, Макс отвернулся, недовольно поковырял дырку в мыске кроссовка ногтем, поднялся с лавочки и прошёлся из стороны в сторону по неширокому крыльцу. Лишь бы сбросить это липкое ощущение чужой жалости со своих плеч.

– Слушай, они там уснули, походу, – уставившись на запертую дверь, проворчал он. – Давай и правда пройдёмся, не могу больше на одном месте торчать. Ноги затекли. Они там всё равно ещё хрен знает сколько времени проведут, Захария с такой ноты начал, что это может и не на один час затянуться. А мне, кстати, уже скоро пора будет Дрозда кормить.

Агнеотис, подумав немного, кивнул – спорить с явно выбитым из колеи Путником на религиозную тему он не намеревался, да и против лёгкого вечернего променада ничего не имел. У каждого, как известно, свои больные мозоли, и лучше бы ему сейчас аккуратно избежать прямого столкновения с чужими старыми травмами – хватило и утренней стычки. Спустившись по ступенькам, оба юноши на миг замерли, осматриваясь и молча прикидывая, куда бы им направиться, после чего молчаливо согласились двинуться в глубину чародейской территории.

Максим поймал себя на мысли, что благодарен этому аристократику: одноклассники, наличием строгого регламента поведения никогда не страдавшие, наверняка принялись бы выпытывать его истинные соображения, доказывать правоту или заливать словами неуместной поддержки и мнимого сопереживания. Но Давид избрал стратегию тактичного невмешательства, как ему и следовало поступить по правилам приличия, и жёсткая и крайне эффективная дрессура предотвратила неприятный разбор Путниковского неразрешённого кризиса. Да, это всего лишь хорошее воспитание. Но не все им обладают – и не все, кто им обладает, ему следуют.

– А у дворян как дела обстоят? – в попытке незаметно сшить расползающуюся канву диалога, поинтересовался Макс. – Всё так же гладко?

– В какой-то мере, – вежливо пропустив мимо ушей очередную иронию, вернулся к рассказу о социальном устройстве общества Давид, кивнув. – Хотя, пожалуй, и нет: у дворянства всё гораздо менее… однозначно. Мы несём ответственность как перед Его Величеством и августейшими особами, так и перед Его подданными – духовниками, купцами, мещанами, крестьянами. Это… нелёгкое бремя.

– Догадываюсь.

– Не сомневаюсь. Но вряд ли осознаёшь, насколько. Видишь ли, дворянство испокон веков несёт перед королём воинскую повинность, и в этот аспект включено много… «дополнительных функций», как говорит господин магистр. Несколько из ныне существующих древних аристократических родов являются носителями «крови Бога» наряду с монаршей династией, но большинство – в известной степени простые люди, одарённые магией в не менее известной степени… Тем не менее, вне зависимости от магической одарённости, на плечи каждого дворянина ложится серьёзная ноша. Долг каждого из нас – с честью вынести это бремя, но получается, к сожалению, не у всех.

– Вот как, – Макс по глупой детской привычке наступал только на плоские камни, из которых выложили тропинку через дубовую рощу, и с расслабленным задором усмехнулся, когда увидел, что его спутник за ним повторяет. Не исключено, что не последнюю роль в его стремлении скопировать поведение Путника сыграл инцидент с Дроздом. – У дворян тоже «кровь Бога» имеется. И что, сильно это их жизнь меняет?

– Кому как, – пожал плечами школяр. – Нашу, скажем, не сильно.

Так и знал, что он это скажет. Ну так и знал!.. Хотя хорошо, что он этим не хвастается и всем подряд не треплется – я о нём был худшего мнения.

– Причастность, пусть и очень далёкая, к монаршей династии порой жизнь даже несколько усложняет, если я могу говорить открыто, – продолжил Давид.

В полумраке надвигающейся ночи путь под ногами приходилось с усилием высматривать, и он привычным и явно уже не первый раз повторяемым жестом сотворил несколько «светляков» – левитирующие в воздухе шары пламени окружили их со всех сторон и, мягко стелясь над самой землёй, осветили маршрут шлейфом тёплого мягкого света.

– Я не имею права, да и желания жаловаться, но, раз уж наша беседа стала довольно… откровенной, могу сказать одно: «кровь Бога» считается абсолютной привилегией для того, в ком она не течёт. Большинство других кланов, надо полагать, завидуют этой нашей особенности, поскольку ею не располагают. Взять того же Жана: я не раз слышал в свой адрес восторженные слова относительно моей одарённости, но… при всём моём к нему уважении, я не глупец – вижу, что ему завидно.

Снова та же карусель, – без удовольствия заметил цикличность их беседы Максим, слегка сбавив шаг: в гости к Дрозду, особенно после танцев в деннике с утра, он особо не торопился. – Если хочешь о чём-то мне сказать, Давид, лучше говори прямо: у меня туговато с намёками.

И всё же, несмотря на катастрофическое нежелание поднимать эту тему, парень выдавил дежурное:

– Как его… самочувствие?

До самочувствия Жана Манценера Максиму было столько же дела, сколько до вопроса миграции бабочки вида махаон. Но Жан Манценер, этот лопоухий самодовольный козёл, загнанный в ловушку собственными друзьями, находился на определённой ступеньке социальной лестницы Эпиркерка – города, в котором Максиму предстояло обитать ещё какое-то неопределённое (и потому потенциально длительное) время. Жан Манценер общался со студентами Магической Академии, поскольку и сам там учился, находился в тесном контакте с тем же Давидом Агнеотисом, который, дай ему волю, со дня на день поселится у Захарии на коврике в прихожей, и Жан Манценер умел творить заклинания, превращающие мозги неподготовленных Путников в манку. Этих причин Максу вполне хватало, чтобы позаботиться о потенциально безрадостном будущем и попытаться отстроить сожжённые ударом кулака в переносицу мосты.

– После вашего знакомства стал хуже, – разрешил себе усмехнуться Давид и, немного пройдя вперёд в тишине, добавил: – Понимаю, что ситуация была крайне неприятная и он непозволительно превысил сословные полномочия, но всё же, если позволишь, тебе не следовало так сильно его бить.

– Да я едва коснулся, – парень занервничал. – Я не виноват, что у ботаника такой хрупкий нос.

– Прости, но… при чём тут ботаника?

– Забей. Это с Земли… термин. С растениями ничего общего не имеет. Что, думаешь, он тебе завидует, значит?

Агнеотис нечленораздельно промычал что-то, отдалённо напоминающее «ещё как».

– Но, продолжая раскрываться, я отмечу, что сомневаюсь, что Жан завидует конкретно мне, – поспешил уточнить студент, сообразив, что не так уж и неразборчиво пробубнил последнюю фразу. – Как личности. Вероятнее, ему, как и многим другим, хотелось бы обладать той же силой, которой обладает род Агнеотисов в целом. «Кровь Бога» им кажется едва ли не благословением… Вернее, нет, нет-нет, конечно, это благословение! – встрепенулся бедняга как рыба в сети и посмотрел на собеседника с тенью испуга. – Конечно, благословение, я неверно подобрал слова… Прости мою опрометчивость, Максимус. Дело в том, что те из дворян, кто по воле судеб отмечены сиим даром, воспринимают его как… обязанность, наложенную силами свыше.

– Сколько у вас обязанностей, просто уши вянут, – Путник говорил искренне: чем дольше он слушал, тем меньше хотел в другом своём перерождении оказаться к этой сложной схеме хоть сколько-нибудь причастным. – Права-то хоть есть?

– О, да, разумеется. Гораздо больше, чем у большинства. Это две стороны одной монеты, как ты понимаешь, и они не могут существовать друг без друга.

– Если речь не о рабстве, – едко напомнил Максим.

Давид споткнулся, но вовремя восстановил равновесие. И даже успел малодушно заподозрить своего спутника в неосознанном магическом воздействии на свои ноги.

– И вновь вынужден с тобой не согласиться, – возразил он, восстановив темп ходьбы. – У рабов есть и обязанности, и права, просто человеку, давно не сталкивавшемуся с этим явлением, коим ты являешься, сложно оценить их… объективно. Позволь мне вернуться к этой дискуссии, когда придёт время: этикет обязывает…

– Нет, а ты мне объясни всё-таки, – Путник остановился и разве что только ногой не притопнул, настолько его будоражила отчего-то именно эта тема беседы, – Вот честно только, ты серьёзно веришь в то, что говоришь? Веришь в права рабов?

– И снова мы возвращаемся к вопросу веры? – ответил вопросом на вопрос Давид. – Послушай, я знаю, о чём рассказываю, Максимус: если я заявляю определённые вещи, то только по той причине, что уверен в них. Мы можем поговорить о рабстве в Цельде и обо всех преимуществах такой системы социальных отношений, но это вряд ли что-либо изменит. Я вижу, что у тебя есть определённые… предубеждения на сей счёт, потому, полагаю, наша дискуссия и не будет иметь сейчас никакого смысла – впрочем, как того и требует природа Путника, ты сможешь наглядно убедиться в истинности моих утверждений, когда столкнёшься с рабством лично.

Макс гневно отмахнулся и снова зашагал вперёд. Как-либо комментировать он не стал из принципа.

– Да. Дворяне. Когда-нибудь я дослушаю рассказ до конца.

– Если бы ты не перебивал и позволил мне обо всём поведать последовательно, ты уже давно бы получил всю интересующую тебя информацию, – мягко и беззлобно, с лёгким шутливым укором заметил школяр.

– А ты, если бы не занимался бессмысленными нравоучениями, уже давно бы закончил, – парировал Путник. – Ладно, всё, отныне буду хорошим мальчиком. Вещай.

– Ты спрашивал про права дворян. Да… Их много. Количество и суть привилегий зависят от того, к какому классу дворянства относится та или иная семья, но в связи с тем, что законы приличия не позволяют мне обсуждать дела других кланов, я буду опираться на пример рода Агнеотисов… если ты не возражаешь.

– С чего бы.

– Благодарю. Итак, мой род…

Давид всерьёз задумался, прикидывая, с чего лучше начать. Ясно, что в данную минуту он не просто делился деталями бытия, а представлял деятельность своего клана чужаку и как бы рекламировал деятельность всей семьи, причём: сделать это требовалось быстро, но доступно, без лишних подробностей, но конкретно и по пунктам – Макс почти физически ощутил, как снова на плечи рыжего школяра ложится тяжёлый купол ответственности. Ему стало практически жалко своего собеседника, а вместе с тем и совестно: непрекращающимися наводящими вопросами он фактически принуждал бедолагу, держа лицо и не роняя статусности, вновь вести пускай и тренировочную, но от того не менее энергоёмкую и хитрую дипломатическую игру.

Просто удержать эти вопросы за зубами оказалось выше его среднестатистических Максимовых сил. Тематика рабства так раззадорила расшатанные нервы, что только ответным наступлением мог компенсировать Путник хоть как-то необъяснимую волну внутреннего протеста и ужаса, накатившую как цунами, стоило вновь об этом подумать.

– Из юридических привилегий, например, мы имеем право получать от короля землю в вечное собственничество, – тем временем приступил к пояснению Давид, даже не догадываясь, какая внутренняя борьба разворачивается в метре по правую руку от него. – Приобретать тоже можем, разумеется, но это не отличительная черта: приобретением земель вовсю заняты и жалобные. Главное – землёй, полученной от королевства, мы можем распоряжаться как только пожелаем. Захотели – и вся она будет плодоносить. Захотели – построили военные казармы и тренировочные плацы. Захотели – выжгли надел хоть дотла, никто и не помыслит запретить или возразить. Иное дело, что эти земли однажды передавать потомкам, посему следует озаботиться, чтобы было что передавать, но… полагаю, суть ты уловил.

– Уловил. А… жалобные – это кто?

Давид хохотнул – впервые на памяти Макса – по-настоящему ядовито.

– Те, кому пожаловал дворянский титул Его Величество. Не родовые. Если ты понимаешь.

Максим ещё секунду назад не понимал, однако услышал этот ядовитый смешок и разобрался во всём моментально.

– Про них не будем, – добавил Агнеотис, красноречиво махнув узкой ладонью. – Слишком частные случаи.

– Да и Кодекс не позволяет, да?

– Кодекс здесь ни при чём. Зазорно и недостойно говорить о делах других дворянских кланов, Максимус, а жалобные – даже если получают наследственное дворянство – не имеют и не могут иметь никакого отношения к нашей клановой системе. Формально они могут обладать какими угодно титулами, но… ты понимаешь.

Макс поразился, насколько стал прозорливым.

– Итак. Земля, приобретаемая родом на собственные деньги, может быть изъята королевством, скажем, за долги. Или перепродана. Или подарена. Иными словами, это обыкновенная собственность. Земля же, выделенная королевством родовому дворянству, отдаётся в руки клана навсегда и практически никогда не изымается.

– Бывают исключения?

– Бывают. Но настолько редкие, что можно их не учитывать.

– Да ну, Агнеотис, – Максиму почти не пришлось играть. – Исключение – это же самое показательное в любом правиле. Как мне учиться, если не на прямолинейных примерах?

Давид нахмурил лоб до глубокой борозды между бровями, прикусил щёку и замолчал.

– Это… весьма непривлекательная история, если позволишь высказаться. Я искренне не хотел бы озвучивать её… по крайней мере, пока. Не обессудь, Максимус, и пойми меня правильно, но, как ты верно отметил немногим ранее, мы действительно не на том уровне… общения.

– Всё настолько плохо? – попытался в последний раз Путник.

– Весьма.

Какое-то время они брели по тропинке молча.

– Эта история касается в том числе и господина магистра, – нехотя и тихо добавил Давид, и Макс кожей чувствовал, с каким усилием несчастный проталкивает воздух через голосовые связки. – Я правда не хотел бы…

– В таком случае, вернёмся к дворянским правам, – послушно отступил парень, осознавая прекрасно, что «о делах магистра лучше не знать», как сказал ему однажды кривоногий Хошо.

– Благодарю, – студент выдохнул слишком громко. – Что же. Помимо обретения королевской земли, наше сословие отличается спектром финансовых привилегий: мы обложены меньшим количеством налогов, имеем право владеть большим запасом материальных ценностей, не платим подушных податей… Это налог на количество душ – разумных в нашем распоряжении – на случай, если ты не знаком пока с данным понятием. Ещё физическая неприкосновенность, которую мы уже слегка затронули ранее – например, дворянина не могут казнить по большинству предусматривающих смертную казнь статей, не могут вынести приговор без проведения полного судебного разбирательства, даже если он якобы был пойман с поличным. Дворяне имеют право на свободное и не подтверждённое документами перемещение внутри королевства и выезды за его пределы при наличии соответствующего разрешения; королевство предоставляет нам возможность получать высшее образование; для дворян введено разрешение на нерегулируемое использование магии при условии, что обладающий этим правом не нарушит королевских законов – словом, прав довольно много. Но обязанностей, разумеется, больше.

– И в их число входит воинская повинность? – выдавил из мозга соответствующее словосочетание Макс.

– Верно. Мы обязаны прийти на помощь королевству в любой момент времени, как только появится необходимость, оставив все свои мирские заботы и дела, поскольку именно по этой причине смогли однажды возвыситься над другими сословиями.

– Пока всё как на Земле во времена Средневековья.

– В таком случае, быть может, и другие обязанности, которые на нас возложены, тебе знакомы. Основная масса военачальников в нынешней королевской армии – представители дворянского сословия. Мы основная боевая единица, а посему обязаны не только финансировать, но и обучать королевских солдат. Каждый род – свою часть. На Земле было так же?

– Ну… – Макс мысленно извинился перед историком за своё поведение на уроках. – Вроде того.

– Мой род испокон веков практикует и развивает магию пламени. В связи с тем, что других повелителей огня в королевстве практически не осталось, а те, что остались, недостаточно сильны, на наш род возложена обязанность обучать этому искусству солдат Его Величества со всего Эпиршира. Это одна из причин, по которым клан Агнеотисов не вносит сельскохозяйственных десятин – на родовых землях расположены крайне многочисленные воинские поселения: казармы, плацы, конюшни, обеденные, тренировочные территории, корпуса для обучения боевой магии… Шутка ли: доля мирных деревень или аграрных территорий в распоряжении клана не превышает половины от общего числа владений. А всех этих людей тем временем надлежит чем-то кормить!..

Давид сжал губы и, резко оборвав самого себя, гораздо тише и спокойнее продолжил:

– Правда, если говорить откровенно, магии в присланных рекрутах не больше, чем в листке бумаги или птичьем пере. Как бы сие утверждение ни звучало… опрометчиво. Поэтому основной упор, конечно же, ставится в наших лагерях на классическое военное ремесло: ближний бой на кулаках и мечах, средняя дальность на копьях и молотах, дальний бой на луках и арбалетах, верховая езда…

Он немного покашлял. От длительного монолога у него и правда запершило в горле.

– Подобным образом, только с разницей в деталях и цифрах, обстоят дела у остальных родов. И всё это требует не только постоянного надзора, но и непрекращающегося содержания. В мирное время солдаты – обычные люди, обитающие среди крестьян или мещан, владеющие ремёслами, способными прокормить их семьи. Но в обязанности любого дворянского клана входит, конечно же, обеспечение этих людей всем необходимым для безбедной жизни за пределами поля брани. Пускай они не всегда осмеливаются просить о помощи, они это знают.

– А чего не просят, если вы такие добрые и щедрые?

– Слышу твою иронию, Максимус. Но у меня, к сожалению, нет ответа на этот вопрос. Быть может, дело в гордости? Здоровый и взрослый мужчина не захочет просить милостыню у владыки, ежели его достоинство не растоптано бесповоротно.

Путник подчёркнуто-громко фыркнул.

– Если у здорового и взрослого мужчины загибаются дома от голода маленькие дети, ему не до гордости.

– Но в Эпиршире никто от голода не… загибается, как ты выразился, – возразил школяр. – Наше королевство ввело одни из самых низких налоговых сборов на всём полуострове для рабочего населения, если не на всём континенте. Людям есть что положить в рот – достаточно просто немного поработать в поле или пострелять дичи в лесах.

– Знаком я с твоим «просто», – покивал Макс. – Ты не обижайся, что я эту тему опять поднимаю, Давид, но иногда с высоты птичьего полёта скверно видно, что происходит у червей на земле. Не мне судить, я тоже в этом не особо разбираюсь, но ты не производишь впечатление человека, когда-либо копавшего грядки.

– Я никогда и не копал, – подтвердил Агнеотис. – Но я унаследую земли и титул своей матери, и оба моих родителя это прекрасно понимают: они с детства учат меня всему, что обязан знать дворянин, владеющий землями и душами, чтобы правильно распоряжаться судьбами подданных и имуществом рода.

Они незаметно подошли к просторной леваде за высоким забором, и стоило багровому фасаду хлева вынырнуть из-за синих зарослей ежевики, из конюшни до слуха обоих донёсся призывный клич Дрозда.

– Ужин требует, – ускорившись, пояснил Макс поёжившемуся слегка спутнику. – Не переживай, вечером у него только зерно. Слушай, я не пытаюсь намекнуть, что твои предки плохо тебя воспитывали или ещё что-нибудь в этом духе, я о том, что иногда нужно сначала на своей шкуре прочувствовать какой-либо опыт, чтобы затем судить в похожих условиях других людей, вот и всё. Или ты хочешь сказать, что возделывать поля и охотиться – это легко?

– Конечно нет.

– Ну вот и я о том же. От голода люди, может, и правда у вас не помирают, но не всегда в лесах водится живность, способная прокормить семью из, скажем, пяти человек, а урожай иногда погибает от засухи или града. Бывает так, что помощь со стороны – единственный выход… Блин, что ж такое-то, опять мы отвлеклись. Дворяне как-то не торопятся раскрывать передо мной свои секреты, с королями попроще шло…

Он усмехнулся, и Давид скопировал эту гримасу.

– Ты про обязанности рассказывал.

Юноши приблизились ко входу в хлеб – магическая фиолетовая печать погасла, пропуская гостей внутрь. Завидев двуногих и не разглядев в сумраке подошедшей вплотную ночи своего непосредственного хозяина, конь громко заржал… но на свечу в этот раз не поднялся. Видимо, помнил: ужин у него, как у всех адекватных лошадей, вегетарианский.

– Ты… уверен, что мне можно внутрь? – робко посмотрев вслед вошедшему Максиму, уточнил Агнеотис.

– Ну, никаких приказов тебя не пускать я не получал, так что… да, полагаю, можно.

Прекрасно и во всех подробностях помня утренний инцидент, школяр шагнул на бетонный пол далеко не так уверенно, как шагал раньше. Стараясь держаться поближе к противоположной от денника стене и при этом двигаться так, чтобы его нервозность не бросилась в глаза чародейскому подмастерью, Давид медленно дошёл до первого отсека и, почувствовав перегородку за спиной, теперь с интересом наблюдал, как его собеседник в нужных пропорциях набирает крупными мерными стаканами необходимые жеребцу злаковые в кормовое ведро.

– Кстати, немного отвлекаясь от темы, – как бы невзначай вдруг заговорил Путник, – Как там Фрилейма, ты не знаешь?

– Фрилейма?.. Ох, да. Фрилейма. Не знал, что вы знакомы… Она в добром здравии, насколько я могу судить, – тут же прислушавшись к интуиции, навострил уши Давид и придал голосу как можно более естественные нотки. – Правда, я слышал, её семье крайне не понравился прогул целого учебного дня тогда. Допускаю, что и до выговора могло дойти.

– Но в остальном всё пучком?

– Сказать откровенно, я не интересовался. Мы редко общаемся вне стен Академии, а в перерывах между занятиями нет времени на вежливые диалоги о погоде.

Максим неопределённо хмыкнул.

– А что так?

– Перерывы довольно короткие, и большинство студентов старается как можно плотнее поесть перед следующей лекцией – магическая практика отнимает немало сил, а разговоры, как ты понимаешь, процессу поглощения пищи не способствуют.

– Нет, я имею в виду, чего вы вне Академии не общаетесь?

– Ах, это… – догадываясь, чем может быть вызван спонтанный интерес Путника с малознакомой студентке, Агнеотис старательно прикидывался слабоумным и в упор не замечающим ничего подозрительного. – Фрилейма весьма… необычная леди, если позволишь выразиться подобным образом. Она с трудом вписывается в нормы общественного поведения. Не уверен, что мы нашли бы общий язык, если бы пообщались ближе, но я никогда не пробовал.

– Она назвала тебя первым красавчиком на потоке, ты в курсе? – Максим обернулся на него через плечо с широкой белозубой улыбкой, внезапно открытой и простодушной. – Так что зря не пробуешь.

И Давид, увидев эту улыбку, окончательно и безоговорочно перестал понимать человека перед собой. Вернее будет сказать, он и прежде-то не особо разбирался во внутреннем (или хотя бы внешнем) устройстве Путника Максимуса, но в ту секунду потерялся с концами.

В его скромном опыте в подобных разговорах другие парни интересовались мнением Давида о какой-либо девушке, если испытывали к ней хотя бы мало-мальское влечение – вопросы про характер и привычки задавались с целью заранее подготовить план действий по захвату конкретного женского сердца. Сначала он решил, что Максимус спрашивает всё с той же предсказуемой целью, но… зачем тогда раскрывает карты и передаёт высокое мнение о другом юноше этому самому юноше, если девица симпатична ему самому? Неужели Путник не понимает, что, будь Агнеотис чуть менее принципиальным и чуть более злым на него, он бы перехватил внимание Лейм хотя бы из вредности?

– Это… довольно распространённое мнение в Академии, – от удивления нетипичному поведению школяр даже не понял, насколько его слова могли прозвучать самодовольно. – Постой, как мы вообще пришли к этому разговору?

– Я вспомнил о Фрилейме и передал, что она от тебя в восторге, – подмастерье либо очень правдоподобно прикидывался, либо искренне не осознавал всю нелепость складывавшейся ситуации. – Если встретишь её раньше, чем я, сможешь передать, что её всё ещё ждёт смартфон?

– Сма… что?

– Ай блин, точно, ты же тоже не в курсе. Короче, просто передай, ладно? Она обещала рассказать мне о Цельде, но с того дня мы больше не пересекались, а мне сейчас информация нужна как воздух.

– Я могу рассказать о Цельде, – стремительно тупея в незнакомой и какой-то подозрительно-идиотской беседе, напомнил Агнеотис.

И хитрый прищур, который он получил в ответ, сбил с мысли без шансов на реабилитацию и оправдание.

– Так, значит, она тебе нравится всё-таки? – победоносно уточнил парень с видом человека, уже знающего ответ на задаваемый вопрос.

– Что? Нет, постой, с чего ты… Ох, я не это имел… Как мы вообще к этому пришли?!

Макс его уже не слушал. Полностью удовлетворённый тем, как легко запутал, смутил и заставил покраснеть местного дворянина, Путник добродушно рассмеялся и легко махнул рукой в его сторону, дескать, не обращай внимания.

– Вот же чёрт, я и правда в тебе ошибся, Агнеотис: ты, оказывается, не такой уж и плохой парень. До друзей нам, конечно, как до Луны… – держа в правой руке ведро, юноша прошёл мимо собеседника в коридор конюшни и направился к стучавшему копытом по стене жеребцу. – …но теперь ты меня хотя бы не бесишь.

Сухой нежный шелест злаков о дерево кормушки заполнил пространство под потолком хлева. Не дожидаясь, пока опустеет ведро, конь сунул шоколадно-бронзовую морду под льющийся как из Рога Изобилия поток и принялся жадно жевать – так, словно не ел уже несколько лет. Хищное рычание, раскатами гремящее в глотке, вынудило Максима поскорее расправиться с заданием и оперативно отодвинуться на уважительное расстояние – от греха подальше.

Искренним ли было это спонтанное признание? Максим сам не знал. Он ещё чувствовал исходивший от Давида тонкий аромат спрятанного на время подальше от посторонних глаз навоза, но вместе с тем ему по-детски наивно и отчаянно хотелось верить… нет, не в то, что все люди вокруг – посланники божьи, ангелы с трубами и канонизированные святые. А в то, что в каждом человеке помимо удобрений животного происхождения есть ещё и нечто, пахнущее немного приятнее.