Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 57 страниц)

– Разумеется, – отвесил ему лёгкий полупоклон Захария. Как показалось парню, не без издевательского подтекста, впрочем, кто этого ненормального разберёт? – Всего доброго. И да, господин Далан…

Мужчина обернулся уже в дверях.

– Постарайтесь донести до сына, что эксперименты над живыми людьми добром не кончаются. Никогда. Можете мне поверить, – магистр улыбаться перестал. – И если моё слово для него не будет иметь достаточного веса, пусть обратится за консультацией по этому вопросу к директору Академии.

– Вы… желаете рассказать господину Билюржу о том, что случилось? – с лёгким волнением поинтересовался отец ботаника.

– Рискну предположить, что господин Билюрж и без моего вмешательства обо всём узнает.

– В таком случае… До свидания.

– До свидания, – колдун снова отвесил ему полупоклон.

Когда зачарованная дверь за гостем закрылась, Захария затянулся. Потом выдохнул и затянулся вновь. Снова выдохнул. Тишина, возникшая в лавке, была почти осязаемой. Максу стало не по себе от этого молчания. Морально приготовившись к выговору, он не сводил с колдуна взгляда и гадал, как сильно ему будет больно, если выговор всё-таки состоится.

– Закончил с водными процедурами? – ровно спросил магистр.

– Д-да, Мастер.

– Хорошо. За мной.

Они прошли мимо рабочего стола в комнату, откуда хозяин особняка вынырнул минуту назад, и очутились в просторной кухне. Высокий стол действительно оказался обеденным, у дальней стены над пламенем висел котёл, ящики и полки с банками и горшками рябили повсюду пёстрыми цветными пятнами. К каждой из тар было приклеено по кожаной вставке, все с подписями: соли, сахара, специи всевозможных названий и происхождений покоились под плотно закрытыми крышками – правда, прочесть их Максим не мог, поскольку подписи чародей составил на азракте. Из комодов пахло съестным. Вдоль левой стены тянулись ящики с овощами и фруктами, всё свежее и ароматное.

Макс не набивал живот уже так давно, что от запахов кухни его затошнило. Представить, что сейчас он может насытиться до отвала, выходило с трудом – магистр не производил впечатление человека, просто так планирующего накормить гостя, да ещё и непрошенного. Однако и этому стереотипу, сложившемуся за последние несколько дней, суждено было не подтвердиться.

– Накрой на стол, – велел колдун и, кивнув куда-то вправо, склонился над кипящим котлом. – Тарелки и приборы вон там.

Решив не подпитывать ложных надежд и опасаясь, что два накрытых места будут расценены наставником как наглость, парень выставил только одну тарелку, одну ложку и одну вилку – всё из окаменевшего дерева цвета молока, красивое и увесистое.

– Ты не голоден? – поинтересовался Захария, понаблюдав немного за его действиями.

– Могу сознание потерять, если не поем, – не стал скрывать Макс.

– Тогда не вижу в твоих действиях никакой логики.

Приглашение было идентифицировано с первой попытки и Максим тут же исправил оплошность.

Когда котёл с почерневшим от сажи дном по зову магии воспарил над столом и стал сам себя опустошать в миски, парень не поверил своему счастью. Когда густой пар поднялся над кухней, его чуть не вырвало – настолько сильно скрутился в спазмах желудок. А когда подросток набросился на еду, обжигающе-горячий обед проскользнул в глотку, почти не соприкасаясь с зубами. Ел он быстро, давясь и постанывая, и совершенно не думал о том, как подобное поведение может быть расценено. Захария наблюдал за чужой трапезой с интересом, вылавливая ложкой из похлёбки куски мяса. Пища оказалась достойной – готовить живший в полном одиночестве колдун явно научился давно и делал это на приемлемом уровне, так что нет ничего удивительного в том, что Макс расправился со своей порцией с такой скоростью и разве что только дно не вылизал. Хотя, честности ради, он и самый гнусно пахнущий суп уплетал бы с не меньшим рвением.

– Ещё? – спросил чародей, сохраняя абсолютную невозмутимость.

– Если можно, Мастер, – пользуясь случаем, ответил парень. – Очень вкусно.

Котёл услужливо подлил в миску добавку и вернулся на законное место над тлеющими углями.

– Пока ешь, расскажу о домашних обязанностях и распорядке дня, – с какой-то ленивой меланхоличностью в голосе проговорил колдун. – Подъём в семь утра по местному времени, через полчаса завтрак. Поешь, выполнишь дела по дому – и сядешь за обучение. В час дня обед, потом бытовые поручения – и снова обучение. В семь вечера ужин, дела – и обучение. Ложиться к одиннадцати, перед сном допустим лёгкий перекус. Раз в неделю – ходить на рынок закупать продукты. Список всего необходимого буду оставлять на рабочем столе. В деннике за домом стоит конь – кормить его дважды в день, после завтрака и после ужина. Чем – покажу и расскажу. С уборкой помещений прекрасно справляется бытовая магия, а ухаживать за лошадью я тебе не доверю, поэтому никакого самоуправства. Время от времени также придётся исполнять обязанности подмастерья: ходить к Каглспару за материалами и инструментами, бегать по Эпиркерку по моим поручениям, помогать в работе – разумеется, по схеме «подай-принеси». По крайней мере, первое время, пока не освоишь азракт. Потом подумаю. Работа оплачивается, но имей в виду: любая провинность – штраф. И так как я не привык и не собираюсь привыкать к безалаберному поведению, штраф ощутимый.

Оплата труда парню в этом монологе приглянулась больше всего.

– Начнём, скажем… с сорока медных монет в месяц. По монете за каждый день. Одна небольшая оплошность – минус одна монета. Оплошность серьёзная – минус пять. Вопросы?

– Да, Мастер, есть один: что я могу купить на эти деньги?

– Много чего, если тратить с умом, – наставник улыбнулся немного хищно. – Тридцать монет – это стоимость двухнедельного запаса продуктов, комплекта простой одежды или корма для лошади на неделю. Покупать каждый месяц новые шмотки, полагаю, ты не станешь, моего коня будешь кормить за мой счёт, а своего у тебя пока нет – следовательно, это четыре недели пропитания, причём не впроголодь, как у многих жителей королевства, а вполне сносного. Если тебе каким-то чудом удастся меня не злить, питаться будешь и за мой счёт в том числе, как сейчас. Так что денег, чтобы по частям возвращать долг кузнецу, у тебя останется с лихвой.

Максим поднял глаза и встретился со взглядом магистра, вроде как равнодушным, но определённо принадлежащим человеку забавляющемуся.

А это-то он откуда знает?

– Думаю, ты не утренней росой и не энергией солнечного света кормился, пока добирался до Эпиркерка, – будто прочитав его мысли, пояснил чародей. – Местной валюты у тебя нет. Предположим, в некоторых заведениях могли давать еду бесплатно… Какой-то прожиточный минимум. Но в первый день нашего… знакомства, скажем так, умирающим от голода ты не выглядел. Следовательно, наш щедрый кузнец кормил тебя из собственного кармана. А это, надо думать, недешёвое удовольствие. Долги необходимо отдавать.

– Да, Мастер, согласен, – кивнул парень. – Мы договорились, что я смогу вернуть деньги, когда найду работу.

– Значит, кузнецу повезло. Тем не менее, не стоит думать, что я открыл аттракцион невиданной щедрости. Одна провинность – одна монета. Серьёзная провинность – пять.

Живой скелет неторопливо закончил трапезу и снова потянулся к трубке.

– Местные пользуются медными, серебряными и – очень редко – золотыми деньгами, – пояснил он. – По крайней мере, большинство из них золота в глаза не видело и уж точно не держало в руках. Курс на удивление прост: один золотой – пятьдесят серебряных, один серебряный – пятьдесят медных. Запомнить не сложно.

Парень кивнул.

– С этим разобрались… Более подробные инструкции буду давать по ходу дела. Всё, что сейчас требуется – подходить к делам ответственно и не филонить. Замечу, что отлыниваешь – можешь идти на все четыре стороны. И последнее, не менее важное – придётся слегка изменить твоё имя.

– Почему?

– Потому что ты больше не на Земле, – Захария выпустил клуб дыма ему в лицо: пахла курительная смесь яблоками. – Для аборигенов «Максим» звучит инородно, а тебе необходимо адаптироваться под это измерение, если хочешь преуспеть. Скажем… Максимус будет в самый раз. С латыни – «величественный», «наибольший». Думаю, оно подходит – чтобы достичь в новом мире успеха, придётся выжать из себя всё старание до последней капли.

Юноша уловил в последних словах неприкрытый намёк и почувствовал, как вместе с тревогой в нём впервые за всё время пребывания в особняке зарождается сладкое предвкушение.

– Если местные начнут задавать вопросы или попытаются подорвать твою рабочую деятельность, представляйся моим подмастерьем, – подытожил колдун. – До Ученика ты не дорос. Когда дорастёшь – сообщу, не сомневайся.

Дрозд, браслет и два кота

Невзирая на чудовищную усталость, нормально уснуть ему так и не удалось.

Сначала Максим мучительно долго приходил в себя после утомительного дня, полного инструкций и распоряжений, затем безуспешно боролся с головной болью и тревогой – последняя доставила особенно много проблем: ведь он понятия не имел, в чём кроется причина её возникновения, бродил только по своей новой спальне, пытаясь зацепиться взглядом за какие-то детали интерьера, и думал. Запоздалая благодарность настигла юношу, когда он прилёг, наконец, и сон как назло не шёл от слова «совсем» – надо было сразу пропеть пару-тройку дифирамбов в адрес колдуна, показать, что его согласие обучать Макса действительно выстрадано… А теперь Захария уже, наверное, спит и придётся отложить разговор до утра, когда слова окажут уже не такой мощный эффект. «Ковать железо, не отходя от кассы», как говорится, не получилось. Глупо: ведь чародей, очевидно, достаточно себялюбив и горд, чтобы рассчитывать на преклонение или хотя бы почёт – сам говорил, что грубой лести пускай и не верит, но слушать, какой он из себя замечательный, любит.

Переворачиваясь с одного бока на другой, Максим пытался представить, как теперь будет выглядеть его жизнь. Следом задумался, жизнь ли это вообще – и тем самым запустил бесконтрольный мыслительный поток и вскрыл нарыв беспокойства, которому никак не мог отыскать до этого причин. Вот откуда тревога: гипотеза, что происходящее вокруг – всё-таки долбаная кома, никак не хотела отпускать. Слишком разумной казалась.

Как можно до конца поверить в то, что он просто вот так вот взял и переместился в другое измерение? Без вспомогательных приборов, без порталов, на худой конец? Что единственное требование для путешествия в новый мир – гибель? И, если такое возможно, почему на Земле никто до сих пор об этом не в курсе? Можно списать всеобщее неведение на излишнюю подозрительность и молчаливость Путников, возвращающихся в родную плоскость, но…

Но.

И в этом «но» крылась основная проблема. Объяснить можно при желании всё что угодно, так уж устроен человеческий рассудок. И как распознать, где правда, а где иллюзия? Если, как Макс уже определил ранее, рецепторы в его персональной коме возбуждаются точно так же, как возбуждались бы, если бы перемещение между мирами происходило на самом деле, то отличить одно от другого просто… нереально. Невозможно. Для мозга это правда – значит, обратное априори недоказуемо, чёрт возьми. Даже если в действительности Максим – овощ на полном жизнеобеспечении в палате для безнадёжных пациентов.

Весомым аргументом в подтверждение версии с комой, как ни странно, оказались его способность со всеми разговаривать и неспособность что-либо читать. Конечно, раз это галлюцинация агонизирующего мозга, существовало и разумное объяснение сему феномену, услужливо подброшенное как бы случайно встретившимся на пути Михейром – якобы тонкая настройка Путников на некий универсальный язык, чтобы было с кем побеседовать в незнакомой местности. Но… Это же всем известный факт, на который, впрочем, далеко не все обращают внимание: лучший способ определить, что ты находишься во сне – попробовать что-нибудь прочитать. Подобная попытка в ста процентах случаев из ста обречена – мозг воспринимает тексты особенными своими участками, во сне полностью отключаемыми.

Погода ночью выдалась безоблачная. Сквозь лёгкие полупрозрачные шторы внутрь гостевой комнаты лился яркий лунный свет, звёзды миллиардами едва видимых глазу точек рассыпались по чёрному небу, и парень, мучаясь бессонницей, не обнаружил ни одного знакомого созвездия. Конечно, он и астрономом особо не был, но какие-то базовые – Большая Медведица там или Кассиопея… Ничего родного. Этот мир, будь он реальным или плодом его умирающего воображения, не нёс в себе ничего близкого и известного. Чужая земля, чужие люди, чуждые нравы и нормы морали, незнакомый уклад и неизвестность впереди. Зачем ему это всё, интересно? Чтобы чему-то научиться? Чтобы стать лучше хотя бы перед смертью?

Или просто чтобы не было так страшно превращаться в ничто?..

Как бы ни было ему некомфортно в этом признаваться, не последней беспокоящей мыслью стала мысль о Жане. Меньше всего в тот момент Максу хотелось огрести на орехи за эту глупую драку, он же осознавал прекрасно, что друзья побитого вряд ли простят ему все грехи и отпустят восвояси, а заступиться за Вороновского тупо некому. Не станет же колдун тратить на детскую возню драгоценные силы? Он и не выглядел как человек, способный кого-либо защитить…

Тревога из острой фазы перетекла в хроническую, когда на скромных часах на комоде стрелки подползли к двум после полуночи. Путник в очередной раз поглубже вдавил голову в подушку и, успев отметить, что кровать в доме магистра не идёт ни в какое сравнение с теми лежанками, на которых он спал ранее, задремал.

Вскоре, однако, его разбудили отголоски разговора, донёсшиеся с первого этажа.

Он ещё и ночью работает?

Говорили двое. Один голос однозначно принадлежал Захарии, другой – глухой, кажется, мужской, – был Максу не знаком. Слова расплывались, доносясь по лестнице до третьего этажа только монотонными интонациями без смысла, определить тему беседы не удавалось, и парень, прогнав назойливую идею спуститься тайком и подслушать, перевернулся в очередной раз спиной к выходу. Как правильно сказал тот торгаш с кривыми короткими ножками, лезть в жизнь чародея себе дороже. Какое Максу дело, чем занят наставник в половину третьего? Пусть даже он привёл к себе кого-то на приватный разговор – в это точно лучше не вмешиваться. А если по работе… Что же, надо быть совсем болваном, чтобы не понимать: ночью сделки совершаются обычно не совсем законные.

А тон диалога тем временем приобретал нервные ноты, незнакомый голос становился громче и беспокойнее. Обстановка накалялась, бороться с соблазном подкрасться незаметно и зафиксировать события становилось труднее. И вдруг всё затихло – вернулись к ровному полушёпоту. Кое-как абстрагировавшись от раздражающих звуков, Макс начал было проваливаться в сон, когда дверь в комнату бесшумно отворилась.

– Проспал, – констатировал маг. – Следующая оплошность – минус медяк.

Максим (вернее, уже Максимус) резво подорвался с постели исключительно от неожиданности и уставился на чародея подслеповатым расфокусированным взглядом. Как – проспал? Подъём в семь утра, в половину третьего вставать с кровати в его обязанности не входило, кажется! Колдун стоял на пороге в своей обыкновенной рабочей одежде, свеж и бодр, как весенний ветер… Насколько он вообще мог выглядеть бодрым, с такой-то серой кожей. Пройти в чужую спальню (хотя, вообще-то, это часть его недвижимости) Захарии не позволяло воспитание, вот только юноша успел-таки невесело пошутить про себя, что вампиры, скажем, без приглашения в чужой дом тоже войти не могут.

– Завтрак на столе.

Парень молча кивнул, дождался, пока и без того тихая поступь босых ног окончательно растворится на лестнице, и посмотрел на часы. Семь минут восьмого. Не в силах даже ругаться, он сполз с кровати, заправил её спустя рукава, накинул вчерашнюю футболку и пошлёпал в ванную – сонливость необходимо было смыть со всей доступной ему тщательностью: впереди первый рабочий день на новом месте, и будет очень нездорово сразу же вляпаться в штраф. Помнится, мама хотела отмазать сына от армии? Что ж. От судьбы не убежишь: пока Макс обитает в этом особняке, в вопросе самодисциплины он поднатореет уж наверняка.

Новость о том, что самый раздражительный и замкнутый магистр полуострова Паберберда (а может, и всего континента) взял-таки к себе в подмастерья того странного бездомного, терроризировавшего прохожих и нарушавшего общественный порядок, разлетелась по столице подобно инфекции, передающейся через прикосновения и воздушно-капельным путём одновременно. Уже к полудню абсолютно каждый житель Эпиркерка только и мог говорить, что об этом странном и немного тревожном событии. Конечно, наёмные работники у чародея периодически мелькали, но среди них никогда не было Путников – и это изменение могло оказаться как хорошим, так и очень дурным знаком. Учитывая, что и о самом Максе у горожан успело сложиться не самое благостное впечатление (чего стоила одна только фееричная его транспортировка в казематы), настроения блуждали в массах весьма смешанные.

Граждане передавали друг другу самые незначительные детали свершившегося дела, врали кто во что горазд и намного чаще стали появляться у особняка как бы мимоходом, чтобы одним глазком глянуть на потенциального ученика строптивого колдуна. Невзирая на то, что официального приказа не поступало, городская стража моментально подобралась, готовая в любой момент врываться в мрачный дом и арестовывать всех, кто на глаза попадётся – хотя, конечно, им крайне не хотелось этого делать: даже учитывая, что стража есть стража и маг вряд ли захочет с ней без необходимости бодаться, предприятие подобного рода оставалось потенциально опасным для здоровья и репутации. Время пройдёт, ситуация закончится, а вот память – память останется… Через стражников весть просочилась даже в королевский замок, временно прошмыгнула мимо неправильных ушей и дошла до придворных. Словом, всех без исключения волновала не только судьба паренька, но и их собственная – с помощником магистр мог придумать какую-нибудь неприятную гадость.

Один из объектов всеобщего внимания тем временем только-только усаживался за обеденный стол, помятый и вялый, но полный предвкушения. Ему уже доводилось работать: по настоянию брата и зову сердца Макс трудился официантом в одном из популярных в Ярославле кафе на полставки, приносил в дом какие-никакие сбережения и радовал мать ответственным подходом к жизни, но помогать магам ему ещё шанса не подворачивалось.

– Весь город только и болтает, что о твоей новой должности, – проговорил Захария.

Он сидел на прежнем месте в просторной льняной рубахе местного пошива, перед лицом – раскрытая книга бухучёта с каллиграфически выведенными цифрами и именами в ровных строках, в руке – перьевая ручка, неподалёку – полупустая тарелка с кашей и незабитая курительная трубка. В кухне окно он почему-то решил сегодня не зашторивать, поэтому утренние солнечные лучи, подсвечивая белые радужки, падали на тонкую серую кожу беспрепятственно. Редкое зрелище. Поза магистра выражала сосредоточенную серьёзность, однако живые глаза глядели на нового помощника доброжелательно и даже… весело?

Странный он всё-таки человек, непонятный. Вроде забавляется, а вроде и не очень, словно сам ещё не до конца определился со своими чувствами. Такое иногда встречается у молодых – у тех, кто ещё недостаточно долго жил на свете, чтобы точно знать, чего они хотят и что испытывают. Но магистру было никак не меньше пятидесяти, если верить Михейру, Каглспару и… остальным. Казалось бы, за такой временной промежуток можно уже сообразить, когда и что отражается на физиономии. С другой стороны, вполне возможно, что он и не мог сообразить. Очевидно, проблемы с психикой у наставника всё-таки имелись, а при таком раскладе эмоциональная стабильность – редкий гость.

– Это хорошо или плохо? – спросил Максим, присаживаясь напротив.

– Да никак, – ответил колдун, вновь опустив взгляд к книге. – Я просто проинформировал. Задания на сегодня помнишь?

– Поесть, покормить вашу лошадь, сесть за азкарт.

– Азракт, – поправил колдун, внимательно высчитывая доходы и расходы своей лавки. – Всё верно. Как закончишь есть – отведу в конюшню и объясню, что требуется. А пока – приятного аппетита.

Каша, которую он приготовил, чем-то отдалённо напоминала геркулес, только на проверку оказалась немного слаще и гуще. Из какого бы растения она ни была сделана, насыщала одна небольшая миска словно полное блюдо говядины. Уже на половине порции парень осознал, что больше в него не влезет, потом вспомнил, что следующий приём пищи планируется по расписанию только после полудня, поднатужился и одолел остатки.

– Спасибо, Мастер, очень вкусно.

– Пожалуйста, Максимус, очень отработаешь, – колдун отложил ручку. – За мной.

Не дав помощнику толком оправиться от плотной трапезы, он неторопливо и, как показалось Максу, аккуратно обогнул острые углы стола и повёл подопечного к главному входу. Не останавливаясь и даже не замедляясь, он поправлял недостаточно по его мнению ровно лежавшие на полках атрибуты военного ремесла, пока шёл через торговый зал, и юноша сделал мысленно пометку: постараться при возможности ничего тут не трогать.

Как в музее, честное слово…

Они вышли через самостоятельно раскрывшуюся дверь на крыльцо, и немногочисленные зрители, занявшие с утра пораньше выгодные точки наблюдения за чародейской территорией, как бы по совершенно посторонним причинам стихли. Зеваки в полглаза следили, как магистр и его подмастерье спускаются по ступенькам, огибают по тропинке фасад здания и скрываются за деревьями в той стороне, где располагалась конюшня, изображая безучастность и занятость собственными заботами. Неизвестность и подозрения разрывали душу простого народа: перемены, какими бы они ни оказались, пугали и настораживали тех, кто никак на них не мог воздействовать. А всё, что касалось так или иначе чародея с сомнительным прошлым и не менее сомнительным настоящим, разумеется, находилось далеко за пределами их сферы влияния. Когда Путники исчезли из виду, собравшиеся и вроде как таившиеся в тени ближайшего дома принялись перешёптываться.

– Думаете, долго протянет этот парень?

– Уж знамо дольше других-то.

– С чего это ты так решил?

– Он Ученик или просто помощник?

– Да какой Ученик, у него даже клейма не стоит.

– Жалко подлетка…

– Такой молодой, а уже к господину магистру прорвался?

– Какой-то абсурд.

Последняя реплика, никем толком не услышанная и никем не замеченная, принадлежала рыжеволосому парню в униформе местной магической академии – тому, которого Макс видел несколько дней назад, разговаривающим с Захарией, и тому, кого Лейм назвала Давидом.

Из всех начинающих колдунов этот красивый и статный молодой человек был самым настойчивым просителем в подмастерья: четырежды он приходил к чародею напрямую, с официальным визитом, и подолгу убеждал в том, что идеально на эту должность подходит. Во время этих визитов в качестве аргументов использовались и природное обаяние (слухи-то, как известно, не на пустом месте родятся, а на войне все средства хороши), и родственники, являвшиеся элитой столичного общества, и немаленький опыт в сотворении боевой магии всех видов и мастей, и даже оскорбляющие его честь мольбы и подкуп. Давид поставил перед собой вполне конкретную цель и с присущим ему терпением шёл к ней весь последний год: старался как можно чаще попадаться матёрому колдуну на глаза, если случалось Захарии прогуливаться рано утром или поздно вечером по улицам, не гнушался использовать любые возможности захватить хотя бы толику внимания, даже не задумываясь, насколько бьющими по самолюбию и имени семьи могут оказаться использованные приёмы. Студент знал, как важно быть «неподалёку», находиться в обозримой близости, чтобы подсознательно расположить объект к собственной персоне, дать время привыкнуть к его постоянному присутствию.

Не сработало ничего. Захария оказался не только поразительно упрямым (об этой его черте характера разве что баллады не слагали, юноша заранее готовился к нелёгкому бою), но и на редкость изобретательным: на памяти Давида, его отговоркам ещё не случалось повторяться. Банальные вроде «нет времени», «вашего опыта недостаточно» и «не стоит распыляться, сосредоточьтесь на образовании» сменялись всё более изощрёнными, сильные стороны просителя оборачивались против него так легко и изящно, словно только сам Давид и замечал за собой какие-то там эфемерные преимущества перед остальными кандидатами.

Все рано или поздно сдаются, – убеждал себя студент, вынашивая очередной план. – И господин магистр – не исключение.

Да у него наверняка бы всё получилось. Не сегодня, возможно, и не завтра, но однажды – обязательно. Если бы не случайность, столкнувшая колдуна лицом к лицу с новым Путником.

И Давид в итоге не просто остался с носом, но ещё и вынужден был бессильно наблюдать теперь со стороны, как на его место пришёл совершенно безродный человек, появившийся в Эпиркерке без году неделя и доставивший, между прочим, немало хлопот окружающим. Человек, успевший за несколько дней сцепиться с блюстителями порядка, повздорить со студентами и ввязаться в драку, переночевать в камере… Человек, которому лично Давид бы, наверное, спичку поджечь не доверил от греха подальше. Ну, вы просто посмотрите на него, люди! Как он идёт, опустив испуганный взгляд, вжав голову в плечи, за великим колдуном! Как если бы этого идиота вели на каторгу, на пытки!

Ещё когда Давид впервые заметил этого бродягу на площади перед особняком чародея и впервые тогда же сделал вид, что в упор его не замечает, стало очевидно, насколько разные у них обстоятельства жизни: у безымянного нищего Путника не было ни денег, ни связей, ни каких-либо специфических навыков. Из преимуществ – спортивное тело, способное, скорее всего, выносить тяготы физического труда, и уверенный взгляд (впрочем, неоправданно уверенный, так что молодой маг не спешил ставить этот пункт в список преимуществ). Но и Давид не гнушался тяжёлой работы, и его взгляд был не менее уверенным по вполне объективным причинам! Грязный, измождённый, голодный, Путник производил впечатление человека отчаявшегося, обессилевшего. Но когда Жан более-менее пришёл в себя и рассказал другу о том, что произошло и кто сломал ему нос, стало ясно как день: бродяга своего добился. Пролез, как крыса, потому что смог просунуть череп в образовавшуюся щель. Отобрал чужое место, даже не задумавшись о легитимности своего поступка.

Было ли Давиду завистно? А кому бы не было? Он искренне считал, что должность подмастерья при господине магистре должна принадлежать кому-то чистокровному и знатному, кому-то воспитанному, обладающему соответствующей репутацией и уже как минимум обученному. Хотя бы основам… Дар Давида совершенно справедливо котировался как дар особого уровня даже за пределами Академии, но чёрт бы с ним, пусть бы даже не его, но кого-то ему равного, кого-то такого же достойного взял к себе чародей на поруки! Поражение бы не стало настолько жестоким ударом!

Давид, разумеется, не считал себя совершенством – знал, к чему у него есть склонность и предрасположенность, а куда лучше не соваться от греха подальше, знал, какие требования будущих работодателей сможет удовлетворить, а на какие свои ресурсы растрачивать даже не помыслит, – но и ниже оборванца-Путника в иерархической цепи города себя явно не ставил и умел явно больше, лучше и быстрее. А потому картина, увиденная собственными глазами и подтверждающая слова избитого сокурсника, студента порядком расстроила… и разозлила.

Либо у господина магистра какие-то свои, никому не доступные цели, – рассуждал юноша, наблюдая, как Захария уводит бродягу во внутренний двор своего дома, – либо всё дело только в том, что этот нищий – Путник.

Говоря откровенно, первый вариант – с хитроумными стратегиями, далеко идущими планами и интригами – Давиду нравился куда сильнее. Отчасти по той причине, что это многое бы объяснило в иррационально высоком доверии, которое Максу (так, кажется, Жан произнёс имя обидчика) оказал чародей: не может же так оказаться, что магистр Хаоса, рисовавшийся в его воображении практически легендой, оказался столь неразборчив в людях! Однако во многом первая версия с тайными соображениями привлекала Агнеотиса потому, что вторая лишала возможности что-либо изменить в сложившейся ситуации в принципе.

Идеалы, привитые Давиду с рождения, насаждаемые как молитва богам, твердили о чести и великодушии. О высоких морально-этических стандартах, которым знать должна беспрекословно следовать и даже самоотверженно подчиняться, которые нельзя преступить и нельзя обмануть. Благородная кровь, что текла в его жилах, накладывала непомерное число обязательств, но и дорог открывала столь же непомерно много – и да, безусловно, его нынешнее состояние объяснялось и завистью тоже, но ещё более важную роль сыграло очевидное чудовищное несоответствие тому, к чему он привык, чему учили родители… и тому, что разворачивалось теперь прямо перед его носом.

Стоило ли Давиду вынашивать очередной план? Уязвлённая гордость и поруганная честь утверждали, что стоило. Вот только голос рассудка – очередной добродетели, к которой дворянству следовало прислушиваться неукоснительно, шептал: если раньше и присутствовал призрачный шанс, со вчерашнего дня его более не существует.

Колдун тем временем, даже близко не догадываясь, насколько серьёзные внутренние конфликты разворачиваются в душе одного из наблюдателей за его спиной, шлёпал преспокойно своими босыми ногами по садовой дорожке из плоских, похожих больше на плитку камней, уводя Максима вглубь прилегающей к особняку территории. Казалось, они вышли на утренний променад: он никуда не спешил, наслаждаясь ещё пока прохладным воздухом, и разве что не присвистывал. Руки в карманах, походка лёгкая и даже слегка вальяжная – чародей сегодня решил совместить дела с сиюминутной маленькой радостью и в таком настроении вызывал гораздо больше доверия. Вопреки мнению Давида, Макс шёл следом вполне расслабленный и довольный: несмотря на то, что скверный сон не подарил ему толком никаких сил, настроения усталость не портила.

Ему нравилось идти неторопливо следом за кем-то, нравилось слушать птичий свист, доносившийся из раскидистых крон недалеко друг от друга растущих дубов. Территория особняка на проверку оказалась гораздо больше, чем ему показалось сначала: скорее всего, если Захария принимал участие в проектировании дома и сада, он намеренно вытянул свои земли и разместил под таким углом, чтобы с городской площади нельзя было толком рассмотреть, что же находится за особняком. Деревья, отбрасывавшие теперь на землю свои гигантские тени, почти со всех сторон закрывали жилой корпус от солнца. Юноша не обратил бы на это внимания, если бы не заметил, насколько чародей старательно избегает выходить под прямые лучи и насколько быстро проходит те участки, куда свет всё-таки дотягивается.