Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 57 страниц)

Не любит жару? Боится рака кожи? Или дело в его магии?

– Нам в хлев, – он кивком головы указал на одноэтажную постройку метрах в ста впереди, едва торчащую из-за кустов ежевики каких-то необъяснимых размеров. – Потеряться здесь сложно, но всё же запоминай дорогу. За ручку водить не буду.

За особняком колдун разбил несколько рядов идеально вылизанных грядок. Максу хватило только мимоходом посмотреть, чтобы убедиться: нигде ни намёка на сорняк, неровно вскопанную землю или пожухший росток. По форме листьев сделал предположение, что здесь у него, помимо классических помидоров в теплицах, обитают и вполне комфортно себя чувствуют ягоды практически всех мыслимых садоводу сортов – клубника, земляника, клюква, черника… даже арбузы.

– На продажу, – равнодушно объяснил Захария, проследив за его недоумевающим взглядом. – Аборигены в восторге.

– У вас тут… виноград?

Колдун поглядел на хитросплетения лозы, слегка задрав голову, будто напрочь забыл об их существовании. Цепкие побеги уже дотянулись до второго этажа и, зная особенность растений не прекращать роста вплоть до самой смерти, Максим не сомневался, что потянутся дальше.

– Я привёз их в Эпиркерк лет двенадцать назад, – флегматично-медленно отвернувшись, начал магистр, пошагав в недра сада. – Рассматривал идею заняться виноделием. Шардоне, Грилло, Алиготе, Совиньон Блан, Мускат белый, Рислинг – словом, сорта, которые нравятся лично мне, и те, о которых я был наслышан. Красных сортов я саженцы не вёз сознательно – претит концепция красного вина, не люблю ни вкус, ни запах, – пришлось сделать исключение только для Пино-нуар и Пино-менье. Но большинство жителей Эпиршира тонкое белое вино оценить не способны чисто генетически, видимо, поэтому я целился в аристократию. Лучше всего, как ни странно, проросли Рислинг и Мускат.

– Почему – «как ни странно»?

Захария замедлил шаг, обернулся и посмотрел на юношу взглядом не менее цепким, чем виноградная лоза.

– Мы, кажется, обговаривали правила этикета.

– Простите, Мастер.

– Рислингу для вызревания нужна прохлада, – жестом указав на оставшиеся за плечами растения, продолжил чародей как ни в чём не бывало. – И, что удобно, он легко адаптируется к скверной почве. Более того: чем лучше почва, тем хуже вино, так что его разве что ленивый не вырастит. Лозу могли бы погубить бактериальный рак или оидиум, к которым у этого сорта нет иммунитета, но таких болячек в Цельде попросту не существует. Мускат же холод не выносит – это вообще довольно прихотливый сорт со слабой сопротивляемостью к болезням и вредителям. Тем не менее, посмотри – цветёт и пахнет.

Занятно, – не мог не заметить Макс. – Он действительно был этим вопросом увлечён. И рассказал о себе за эту минуту больше, чем за всё время нашего знакомства. Интересно, с чего вдруг такая откровенность.

– К сожалению, Шпетбургундер не давал достаточное количество плодов. Поэтому от массового производства игристого, похожего на Земной «Кристалл», пришлось отказаться.

– Простите, Мастер… Шпет-что?

– Шпетбургундер. «Пино-нуар» на немецком… Знаешь ли ты, что такое шампанское?

Странный какой диалог с утра пораньше.

– Вино с пузырьками? – рискнул предположить слегка опешивший от неожиданности Максим.

– Предположим. А конкретнее?

– Конкретнее не знаю, Мастер, – вынужден был признать юноша, розовея. – Но я из таких напитков пробовал «Советское» там, «Абрау Дюрсо»…

– Это не то, – ровно отрезал колдун. – «Шампанским» могут называться напитки, произведённые только в регионе Шампань во Франции. Это основное отличие с точки зрения законодательства и… логики. Именно поэтому, несмотря на то, что рецептура французская, я мог бы назвать собственную пародию на «Кристалл» только игристым вином и никак иначе.

Возникало чувство, будто они не по делам спешат, а просто беззаботно прогуливаются. И хотя Макс нервничал в присутствии чародея, хотя побаивался ляпнуть какую-нибудь глупость, как это часто случалось с ним на родине, ему всё-таки было приятно вот так брести по широкой садовой дорожке чуть позади от него и слушать спонтанную лекцию о верном наименовании алкогольных напитков.

– Впрочем, в этом мире никого бы не стали волновать такие тонкости, – Захария рассуждал так же неторопливо, как двигался. – И даже не по той причине, что аборигены страны-то такой не знают – Франция, – а по той, что в гробу видали задумываться над подобными вещами. Нам, как людям искушённым, это играет на руку. Я попробовал сымитировать технологию изготовления «Кристалла», но, к сожалению, не хватило образования. Результат неплохой, но от оригинала далёк. Наладить массовое производство не позволила гильдия местных виноделов: на всей территории Паберберда рынок вина не просто переполнен предложением, а крайне конкурентный. Может, и удалось бы пробиться, учитывая моё положение, но… Если однажды ты стал виноделом, ты будешь им до конца своих дней – не по сфере деятельности, так по общественному восприятию. Так что я делаю несколько сотен бутылок в год, как это теперь называется, «для себя»: девяносто процентов поставляю королевскому двору в качестве уплаты налога… Готов поспорить, большую часть выпивает лично Айгольд и его свита… А десять процентов оставляю себе.

– Круто!..

Убедившись, что наставник закончил повествование, парень указал на кусты, бесконечной густой вереницей тянущиеся вдоль забора слева от дома, и рискнул поинтересоваться:

– А там у вас что, Мастер?

– Красная, белая и чёрная смородина. Крыжовник. Малина. Шиповник. Ирга. Голубика. Ничего особенного.

– Голубика растёт на кустах? – Максим заинтересованно вытянул шею.

– А на чём, по-твоему?

Уши юноши из розовых окрасились в красный – в тон хлеву, вынырнувшему из-за необъяснимо буйных колючих зарослей ежевики уже целиком.

– Я думал, что она… как черника, маленькая.

– Век живи, как говорится, – достаточно спокойно отреагировал на чужую необразованность чародей. – Чуть дальше кизил, барбарис, тёрн и облепиха. Я подумывал высадить ещё рябину и боярышник, но вовремя от этой идеи отказался: персонального желания употреблять эти плоды в пищу у меня нет, а для продажи не годится – в Эпиршире растут куда более полезные аналоги… Кстати, о них: пойдёшь по этой тропе справа – упрёшься в посадки за синей оградкой. Туда ни ногой.

– Уяснил, – отрапортовал Максим, прежде чем наставник уточнит скорость усвоения полученной информации, и добавил на всякий случай: – За синюю оградку ни ногой.

– Посмотрим, – скептически кивнул тот.

Чем дальше они продвигались, тем пестрее становился сад. Раскидистые могучие дубы, взявшие особняк в плотное кольцо и скрывавшие его от солнечных лучей, уступили место тонким и изящным собратьям: проводивший достаточно времени в сельской местности, юноша узнавал высаженные ровными рядами вишни и хурму, но с остальными растениями возникли проблемы – определиться, что за химера перед ним, мешала странная форма стволов и коротенькие веточки. Магистр, лишившись укрытия от яркого света, ускорился. Рискнув предположить, что сегодня наставник расположен отвечать на бытовые вопросы, Макс, разумеется, решил разузнать побольше.

– Груши, – размеренным тоном удовлетворял Захария любопытство подмастерья, – Черешни, абрикосы, сливы, персики и яблони у меня колоновидные. Такие деревья компактнее обычных, их стволы вырастают всего до трёх метров, поэтому можно высадить целый сад на небольшом участке. К тому же, колоновидные деревья дают больше плодов, устойчивее к температурным перепадам и вредителям. Ноу-хау сельского хозяйства. Я из фруктов обычно делаю закатки и продаю, но можно давить сок, варить эссенцию для вина или есть просто так. Королевский двор предпочитает забирать, к слову, свежий урожай – уплата налогов, разумеется, – они персиков и хурму прежде в глаза не видели. Но мне это на руку: многие состоятельные эпирширцы готовы мать родную продать за лакомства из иных миров, так что сад приносит немалые доходы.

– Вы ради денег всем этим занимаетесь?

Колдун снова слегка замедлился и глянул на подопечного через плечо.

– …Мастер, – добавил Максим.

– Последнее предупреждение. И нет, не только, пускай выгода и очевидна. Работа с землёй – неплохая терапия.

И больше не сказал ни слова про сад.

Деревья кончились совсем, и они вышли к действительно просторному загону, по скромным подсчётам парня примерно в две, а то и все три сотни квадратных метров, окружённому жердевой изгородью. Ворота – одни вели в ярко-красный хлев, вторые открывались к тропе, по которой пришли Путники, – оказались, разумеется, заперты. Обогнув загон, Захария подвёл Макса к двойным дверям просторной конюшни – на тяжёлом амбарном замке светилась фиолетовая круглая печать, и юноша почему-то не сомневался: горе тому, кто попробует взломать этот замок, если сначала не разберётся с магией. Заинтригованный, что же такого ценного может находиться внутри, он в предвкушении притих.

К счастью, чародей не принадлежал к числу тех, кто любит нагнать интриги. Одно движение пальцами – и печать погасла: замок приглушённо щёлкнул и упал в протянутую им ладонь, двери сами собой отворились и оба Путника беспрепятственно вошли внутрь.

Хлев маг отстроил по Земному типу (сомнений в том, что именно он занимался проектированием конюшни и особняка, становилось всё меньше), площадь помещения предполагала комфортное размещение нескольких лошадей: вдоль левой стены бок о бок расположились три просторных денника с коваными воротами и квадратными кормушками, вдоль правой тянулось четыре отгороженных друг от друга каменными стенами отсека без дверей. Все с порядковыми номерами на табличках. Предчувствуя очередной полноценный инструктаж (на это намекали пронумерованные отсеки), Макс прошёл чуть дальше по длинному широкому коридору и в следующий миг от резкого грохота не только подпрыгнул, но и перекреститься не забыл – звук напомнил удар тараном по воротам крепости.

– Цыц, – велел колдун твёрдо, но без свойственного ему фонового раздражения, пошире открывая ведущие в хлев ворота и обращаясь к неизвестному, со всей дури лупанувшему изнутри по стене денника. – Имущество не портить, не тебе за него платить.

В отсеке с табличкой «1» хранился до потолка сбитый сноп сена – запас плотно уложенной сухой травы оказался, впрочем, не шибко впечатляющим, поскольку Максим знал: домашняя скотина ест за семерых, даже одному коню не хватит этого количества на всю зиму. Разве что только здесь не существовало зимы в привычном ему понимании, с сугробами, льдом и морозами. Впрочем, у стены покоились ещё ровно сваленные тремя разноцветными стопками массивные мешки из красного, жёлтого и синего льна без подписей, о назначении которых оставалось только догадываться. Быть может, комбикорм? Сделав пометку обязательно спросить у наставника, как тут с географией и климатическими условиями, Макс перевёл взгляд на табличку «2» и, предположив, что ему разрешают осторожно осмотреться, заглянул за перегородку.

Внутри второго отсека хранилась амуниция, и первым, что сразу бросилось (не могло не броситься) ему в глаза, был полный конный боевой доспех на специальной стойке: сверкающий чистотой, отполированный до зеркального блеска, подвижные металлические пластины испещрены всевозможными узорами и символами – не иначе как магическими, в этом юноша не сомневался. Здесь было всё: снаряжение для шеи и головы, для туловища, разумеется, даже для ног имелись «браслеты»… Венчало конструкцию седло, вписанное чётко между передним и задним компонентами защиты, с которого мягко ниспадала волнами крупная кольчуга. Иссиня-чёрная кайма на каждой грани пластин, невероятно детализированная полная луна, выгравированная во всю грудь, бесчисленное множество завитушек, отдалённо напоминающих облака, и россыпи серебряных звёзд – настоящее произведение искусства.

– Это бардинг.

За миг до прозвучавшего пояснения Макс ощутил движение прохладного воздуха, источаемого чужой кожей, и понял, что колдун стоит за спиной… Но от неожиданности всё-таки вздрогнул: голос раздался над самым ухом, совсем не там, где его ожидалось услышать. Как же он бесшумно передвигается, зараза! Захария прошёл мимо, игнорируя эффект, который произвёл на подопечного, и взял со стеллажа в углу небольшую тряпицу неопределённо-серого цвета.

– Шанфрон, – протерев от пыли конский шлем, закрывающий голову практически целиком, сказал он. – Критнет, – тряпица спустилась на тяжёлый ошейник, защищающий от ран лошадиную шею. – Пейтраль, – чародей провёл тряпкой по массивному конскому нагруднику. – Круппер, – несколькими размашистыми движениями он снял пыль с увесистого панциря, расположенного за седлом. – Фланшард, – на защите лошадиных боков почти не собралось грязи, поэтому колдун лишь для успокоения души смахнул тряпочкой крохотные пылинки. – И ногавки, – тряпица прошлась по «браслетам». – Учитывая складывающиеся обстоятельства, тебе не помешает запомнить названия этих элементов. В обязанности подмастерья входит, в числе прочего, забота об оружии и амуниции своего мастера. Но пока опустим эту тему.

– Кто ж сделал такую красоту?

– Подавляющая часть работы выпала Каглспару, разумеется, – магистр аккуратно сложил полотенчико вдвое. – Он выковал доспех и наложил патину… Гравировкой занимался я.

– Вы и ковать умеете? – и Макс тут же поправил себя, осознавая, что штраф маячит перед самым носом: – Мастер.

– Я умею ковать ровно так же, как ты – перемещаться между мирами. Формально это справедливое утверждение, но фактически – с большой натяжкой. Я могу в известной степени накладывать магические печати, способные оставлять нужные рисунки на разных поверхностях.

Макс наконец оторвал взгляд от стального бардинга, весившего, наверное, никак не меньше сорока килограмм, и заметил, что в отсеке есть ещё предметы помимо доспеха: на стене – три кронштейна с очень похожими на первый взгляд сёдлами, возле каждого из кронштейнов – по крючку с уздечками, тоже на первый взгляд ничем не отличающимися. Сомневаясь, что Захария в глубине души модник и франт, которому жизненно необходимо иметь вариативность выбора экипировки, парень присмотрелся, но, ничего толком в этом не смыслящий, выводов никаких не сделал. Кроме разницы в количестве ремешков и качестве кожи, в глаза деталей не бросилось. На стеллаже, с которого колдун взял тряпочку, хранилась всякая мелочь. Предназначалась она преимущественно для лошади, поэтому к ней Макс потерял интерес ещё быстрее.

Табличка «3» открывала доступ к различного рода инвентарю, и на вспомогательных садово-рабочих инструментах колдун отыгрался по полной: вёдра, корыта, крючки, щётки, расчёски, стальные скребки, лопаты, мётлы, тряпки, перчатки и ещё целая груда неидентифицируемого нечто пускай и были разложены по местам, общей массой своей превращались в рай для барахольщика. Надолго этот отсек внимания Макса не захватил.

Последний же поначалу показался пустым. Макс очень не вовремя обратил внимание на нетерпеливо посматривающего в его сторону наставника, продолжать изучение хлева не оставалось времени – только удалось разглядеть на каменном полу в отсеке с табличкой «4» какие-то отчётливо темнеющие пятна, – и, верно истолковав молчаливый намёк, юноша сосредоточился на деле, по которому они вообще явились сюда.

Как и в особняке, в конюшне царил идеальный порядок. Здесь не пахло навозом, как это обычно случается в нормальных конюшнях, не чувствовалось излишней влажности или нездоровой сухости, на залитый бетоном пол не вылилось ни капли грязи из единственного занятого денника – присутствовал только запах скошенной травы и дерева. Максим осмотрел ещё раз стены и крышу с неприкрытым удовольствием: находиться здесь было гораздо приятнее, чем в доме магистра – ни удушающей темноты, ни атмосферы напряжённой рабочей деятельности. Только свет, льющийся из большого застеклённого окна под потолком, и лёгкость.

– Это Дрозд, – сказал колдун за его спиной.

Парень подошёл ближе… И мог поклясться, что ни разу за всю жизнь не видел лошади красивее, чем эта.

Тёмная шерсть цвета горького шоколада, короткая настолько, будто её и не было вовсе, переливалась на свету в золотисто-медный оттенок. На обоих боках красовались россыпи золотых яблок, чёрную гриву владелец остриг, и теперь она топорщилась строго вверх густым жёстким ирокезом. Проточина на морде бросала солнечные зайчики, словно зеркальная – весь конь, казалось, был выкован из драгоценного, потемневшего местами от времени металла. Поджарая, стройная, похожая чем-то на добермана, лошадь чародея производила неизгладимое впечатление: в каждой мышце, в каждом волоске чувствовалась её мощь. Длинные крепкие ноги, узкая мускулистая грудь, неестественно длинная шея и длинные острые уши, чуть загнутые внутрь ближе к кончикам – как если бы зверя вытянули на дыбе… Но больше всего Максима поразили глаза. Большие и переливающиеся, жёлтые… с вертикальными, а не горизонтальными, как у всех нормальных лошадей, зрачками. От этого пронзительного взгляда, направленного точно на гостя, становилось немного не по себе.

– Доброе утро, мой друг, – тепло улыбнулся ему Захария и отворил засов на кованых воротах в денник.

Конь широким степенным шагом покинул своё пристанище, развернулся в широком коридоре конюшни и встал к Максу передом, словно хотел продемонстрировать собственное великолепие и чувствовал, насколько сильно им восхищаются. Он даже немного горделиво, как показалось парню, приподнял узкую, как у гончей собаки, треугольную голову и замер, посматривая то на владельца, то на визитёра своими пугающими хищными глазами.

– Этого человека зовут Максимус, – представил колдун своего подопечного жеребцу (а это, вне всякого сомнения, был жеребец). – Мой подмастерье, будет периодически тебя кормить. Ты не против?

К изумлению юноши, конь грациозно и с достоинством, не присущим животному миру, кивнул.

– Хорошо. Дрозд, разумеется, разговаривать не может, – пояснил магистр, поворачиваясь к онемевшему подопечному. – Но речь понимает прекрасно и обладает полноценным человеческим самосознанием. Постарайся его не обижать, он довольно злопамятный.

– Где вы его взяли, Мастер? – косясь на животное с ещё большим восторгом и трепетом, спросил Макс.

– Купил на Земле жеребёнком, – ответил колдун, заботливо гладя коня по шее. – Пришлось потратиться – наши соседи по миру разбираются в лошадях гораздо лучше аборигенов Цельды, породистого ахалтекинца такой редкой масти отдавать даром не собирались. А что касается рассудка… При помощи некоторых не совсем легальных магических манипуляций я его… усовершенствовал, скажем так. Этот парень – венец моего трансмутационного искусства, скажу без ложной скромности. До него было около двух десятков неудачных попыток… ну, и две удачные.

Они переглянулись, и Максим не смог сдержать улыбки. Он слабо представлял, какими манипуляциями можно подарить животному сознание и понимание человеческого языка, но пребывал в таком сильном эмоциональном потрясении, что не стал задавать вопросов. Чародей эту улыбку решил проигнорировать.

– Теперь, когда вы познакомились, к твоим обязанностям.

Захария щёлкнул пальцами (никогда бы Макс не подумал, что даже такой, казалось бы, простой жест можно сделать властным, но вот, пожалуйста): конь, вмиг забыв про напускное самодовольство, покорно опустил голову на уровень своей груди и пошагал за хозяином следом через весь хлев к выходу на улицу. Вышагивал, стуча тяжёлыми из-за стальных подков копытами по залитому бетоном полу, строго между двух Путников. Двигаться бок о бок с «венцом трансмутационного искусства» парню оказалось неспокойно.

– Каждое утро – после того, как сам поешь – приходишь сюда и выпускаешь Дрозда в леваду, – объяснял Захария, открывая ворота в загон. – Пока он носится и аппетит нагуливает, в комнате под цифрой четыре разделываешь мясо, как и сколько – покажу. Кормить Дрозда мясом нужно только по утрам, поэтому на его провокации во время ужина поддаваться даже не рискуй. Он умеет давить на жалость и клянчить.

Сначала Макс решил, что ослышался.

– Простите, Мастер… Вы сказали, кормить мясом?

– Да. Дрозд переваривает и обычный корм, но преимущественно плотояден. На поле боя это крайне полезная модификация, хотя в обычной жизни обходится недёшево. Хорошо, что скоро война.

В доказательство своих слов Захария остановился (жеребец послушно замер рядом с ним), протянул руку к морде коня и поднял крупную бархатную верхнюю губу: животное подчинилось, обнажая ряд острых и длинных, как у мурены, клыков, которыми его пасть была напичкана буквально под завязку.

– Береги пальцы. Не советую совать к нему руки без крайней необходимости, особенно до кормления.

Пока Максим справлялся с культурным шоком, магистр открыл наконец ворота левады: жеребец, всхрапнув, как показалось юноше, немного агрессивно, выскочил в свой загон (теперь ясно, почему забор такой высокий) и помчался нарезать круги по поросшей зелёной травой земле, взметая копытами куски почвы, подпрыгивая и выбивая задними ногами воздух. Он подскакивал, ускорялся и резко тормозил, разминаясь перед трапезой – под короткой шкурой каждая рельефная мышца переливалась медью в солнечном свете. Поразительная красота. Поразительно опасная.

– Он бегает примерно полчаса, иногда чуть дольше, иногда чуть меньше, – продолжал объяснять колдун. – Не мешай и не вздумай заходить в леваду, у него обострённый охотничий инстинкт. Ворота в конюшню и дверь в денник оставляй открытыми, он сам вернётся и сам на место встанет. За мной.

Путники вернулись в хлев и зашли в тот самый четвёртый отсек, и тогда Макс догадался, что на полу чернеет не краска и не пролившаяся вода, а въевшаяся в камень кровь. В углу он обнаружил широкий увесистый пень с воткнутым в него топором, на крючках по правой стенке висело несколько цепей с карабинами, вмонтированные в пол в центре комнаты нашлись два небольших железных кольца. Под окном стоял стол – вымытый, но всё равно окровавленный, на столе – пара грубых рабочих перчаток и два ножа, большой и маленький, а вдоль левой стены расположилось продолговатое корыто с мутной водой.

Конюшня внезапно растеряла образ жизнерадостности и беззаботности.

– Ведро для мяса возьмёшь в соседнем отделе. Там же стоит большое ведро для отходов: внутренности, копыта, перья и прочее, что не является кормом, складываешь в него и относишь на кухню через заднюю дверь. Работай в перчатках, они вон там. После того, как покормишь Дрозда, все инструменты – и лезвие топора в особенности – следует сразу же вымыть вон в том корыте – двух раз достаточно, чтобы на лезвии не осталось грязи, – и вернуть на место. Если появится желание, можешь протереть пенёк, дополнительная аккуратность не возбраняется. Весь инвентарь подписан, так что проблем возникнуть не должно, но на всякий случай спрошу: вопросы?

– Да, – вдоволь насмотревшись на хорошо заточенный топор, кивнул парень. – Вы сказали, что в кухню ведёт задняя дверь, но я её не видел.

– Покажу, – коротко ответил магистр. – По кормлению вопросы есть?

– Пока нет, Мастер.

– Замечательно. За мной: посмотришь, что делать.

Воздух над Эпиркерком уже начинал нагреваться, и на улице теперь становилось не так вольготно, как в деревянной конюшне. Макс следовал за наставником, размышляя над двумя вещами: сколько времени пройдёт, прежде чем он привыкнет кормить лошадь мясом, и насколько большая должна быть принадлежащая колдуну территория. Сады плодоносных деревьев, левада и хлев, огороды и кусты, какая-то загадочная посадка за синей оградкой – и это не учитывая площадь самого особняка. Интересно, что ещё скрывал участок Захарии в своих недрах? От дома до загона они брели по тропинке никак не меньше семи минут, и, пускай шли неторопливо, это всё равно приличная дистанция.

А сколько ему приходится за такой надел налогов платить? Тем более в продуктовом эквиваленте?

Магистр обогнул хлев по периметру и устремился вперёд, к постройкам, скрытым в тени внезапно очутившихся на территории сосен. Два сарайчика, небольшие и такие же опрятные (кто бы сомневался), как и всё увиденное юношей ранее, скромно выглядывали из серо-голубых густых теней, отбрасываемых высокими деревьями. Изнутри до слуха Максима доносились неразборчивые звуки. Когда подошли, стало понятно: там копошится какая-то живность.

– Слева курятник. Сразу за ним небольшая пристройка, там зерно – кормить их будешь трижды в день, сразу после того, как накормишь Дрозда, и в обед. Тёмных курей не трогай, они несутся хорошо, – велел по-стариковски деловито Захария, не удосужившись продемонстрировать новому помощнику домашнюю птицу. – А вот рыжие идут на корм. Справа же у меня…

Чародей открыл дверь (на ней магической печати не светилось, обыкновенная задвижка). Внутри стояло неопределённое количество молочно-белых коз с ошейниками. Запах оттуда шёл соответствующий.

– …основной источник питания моего коня. В пристройке за козлятником их питание. В какой последовательности кормить животину – сначала коз или сначала кур – решай сам, как удобнее.

С этими словами колдун стремительно зашёл, схватил одну из копытных за рог и без труда вывел прочь из сарая. Остальные собирались было пойти за товаркой, но Максим предусмотрительно закрыл перед ними дверь.

– Разводить коз в Эпиршире – дело неблагодарное, – пятерня костлявых пальцев держала рог с такой силой, что козе при всём желании было не вырваться на волю. Очевидно, маг давно привык иметь со скотом дело, знал, к чему готовиться. – В каждом первом дворе по десять штук, спроса на их мясо или молоко нет никакого. Поэтому легче закупать поголовье раз в месяц.

И снова Путники возвращались в конюшню, пока сердце Максима пропускало один удар за другим. Ему в жизни не приходилось убивать никого крупнее осы, даже голубиную смерть от рук Стёпы он просто наблюдал со стороны и никакого серьёзного участия в её приближении не принимал, а теперь, кажется, перед парнем открывалась незабываемая перспектива лишить жизни млекопитающее, притом крупное и частично разумное. Будь он посмелее, пошутил бы про обряд сатанистов и жертвоприношения, но стоило ему только вспомнить о топоре с мерцающим наточенным лезвием, как внутри всё переворачивалось от страха. С каждым шагом ноги вставали на землю всё менее и менее уверенно.

Магистр ввёл козочку в хлев, в четвёртый отсек, и передал в руки подмастерья – Макс вцепился в рог так, что испугался, как бы не оторвать ненароком. Потом с ничего не выражающим лицом колдун переставил пенёк на пятачок строго между двумя кольцами, забрал скотину, вырвал одним махом топор, прищёлкнул к ошейнику цепи с двух сторон и просунул свободные концы в крепления на полу – стоило потянуть их при помощи магии, и голова козы сама наклонилась к пеньку и легла на него шеей. Попытки сопротивляться животному ничего не дали, но парень знал: звук скользящих по бетону копыт ещё долго будет преследовать его в кошмарах. Захария вышел и вскоре вернулся, облачённый в кожаный фартук, с двумя вёдрами в руках: на одном схематично, но очень понятно нарисован кусок бифштекса, на другом – большом, с двумя ручками по бокам, – рожки и копытца.

– Руби одним ударом, чтобы не мучалась, – велел чародей, держа увесистый топор одной рукой и второй указывая куда-то на пень. Макс не видел – слишком занят был попыткой взять под контроль подступающую тошноту. – Бей с размаху – и упаси тебя боги перерезать ошейник. Я не Рокфеллер, чтобы каждый день новые покупать. Если не уверен, что попадёшь куда надо, можешь сдвинуть его немного, главное цепь не переруби, иначе придётся ловить её по всей конюшне – когда из козы кровь хлещет во все стороны, развлечение это малоприятное. Старайся отделить голову как можно ближе к черепу, меньше мяса придётся выкинуть… По правилам ей следовало бы перерезать глотку, конечно, подвесить за ноги и ждать, пока гравитация сделает своё дело, но мы это мясо сами не едим, а Дрозду всё равно. Тут главное – подготовиться быстро. Если начнёшь забивать скотину в присутствии Дрозда, он может выломать дверь, и тогда ты его уже не остановишь. Предупреждаю один раз, – спокойно-сосредоточенный тон резко сменился угрожающе-вкрадчивым: – Если мой конь нажрётся шерсти и потрохов, я скормлю тебе всё, что из него выйдет. Вопросы?

– Да, Мастер, – едва найдя в себе силы произнести хоть что-нибудь, ответил Макс. – Мне… обязательно… убивать её?

– Ты хочешь с ещё живой козы мясо срезать?

– Н-нет, конечно…

– В таком случае, вопрос странный, – спокойно заключил Захария. – Это одна из твоих немногочисленных обязанностей, Максимус, и отказ от её исполнения приведёт только к одному последствию. Если ты не готов к работе на меня, ты, разумеется, можешь уйти, тебя никто не держит здесь насильно. Но если нет…

Он вдруг совершенно неожиданно взмахнул топором, стремительно и не сомневаясь (остриё бросило Максу солнечный зайчик в глаза), и с силой опустил его козе на шею.

Из раны брызнула мощной струёй далеко вперёд кровь, раздался скрежет металла по кости, хруст разрываемых сухожилий и суставов: шкура моментально промокла и покраснела, а голова свисла на бок, крепясь к телу теперь только за два лоскута мышц, по которым из-за своей ширины не попало лезвие. Чародей резко вынул орудие, и вверх трижды ударила тонкая ярко-алая струйка, каждый раз всё слабее и слабее поднимаясь из прорубленной дыры. Багровая же и густая кровь продолжала вялым потоком сочиться из разрыва, впитываясь в пенёк сквозь щели в древесине и вязко стекая неторопливой рекой на пол. Из шеи торчала розоватая, обтёсанная с одного бока кость позвоночника. Несчастное животное дёрнулось, не успев даже вскрикнуть, мышцы всего тела разом напряглись, ноги проскользнули копытцами по камню в последний раз – и всё кончилось.

– …выполняй то, что велено, – стащив безусловно мёртвую скотину с пенька и вогнав в него топор, подытожил магистр. – Подай длинный нож.

Всё произошло слишком быстро, чтобы Макс успел подготовиться. Брызги, долетевшие до его кроссовок, уже просочились сквозь ткань и теперь прилипали к носкам. Хладнокровные действия наставника были отточены и точны, сила, с которой он ударил по бедной козочке, не оставила её хребту ни шанса. Колдун производил впечатление живого скелета, едва способного передвигаться, не падая на землю, но внешность оказалась чудовищно обманчивой: юноша осознал наконец в полной мере, что это не труп, доживающий последние дни, а солдат, палач, знающий своё дело и бьющий без промаха и сожаления. Бьющий с мощью, доступной далеко не каждому молодому. Судорожно собирая воедино остатки сил, чтобы не упасть в обморок, Макс протянул руку к одному из двух ножей и подал чародею, стараясь не смотреть на согнутую под неестественным углом и не до конца отрубленную голову. Он действовал будто загипнотизированный, не отдавая себе толком отчёта в том, что делает, ничего не соображая и не видя, пока в опустевшей голове тупо бился о заторможенный мозг единственный вопрос: способен ли я сделать так же?