Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 57 страниц)

– Странно. Я думал, что примерно так и выгляжу, – Максим позволил себе усмехнуться, но даже ему самому этот смех показался кривой и наивной подделкой. Теперь не только мой внешний вид и распорядок дня, но и физиономию будет контролировать? – Некомфортно стало от того, как на нас… пялятся.

– Привыкай. Сколько бы лет ни прожил в Цельде, ты для них навсегда диковинный зверь.

– К роли чьего-то досуга, Мастер, я привыкать не планировал, – проворчал парень, косясь на бледные подтёки лиц за мутными стёклами. – И желания привыкнуть нет, уж простите.

Колдун вздохнул, и сперва сложилось ощущение, что вздохнул наигранно.

– Если бы только кого-нибудь волновало, чего ты хочешь.

– Меня волнует, – ощущая знакомое давление внутри, медленно поднимающееся к горлу, Максим попытался придать голосу поменьше резкости и твёрдости, но в попытке придавить всколыхнувшиеся чувства только отчётливее вплёл в слова щепотку раздражённого змеиного шипения. Шипения, которое ему за последние дни стало очень хорошо знакомо. – Простите, Мастер. Настроение, если честно, ни к чёрту.

– А солнце на Земле на востоке встаёт, – заметил Захария меланхолично.

Молодой Путник бросил на наставника растерянный взгляд и обнаружил, что на него смотрят в ответ.

– Я думал, мы играем в «Назови очевидные факты», – пояснил колдун, пожав плечами, и вновь с прежней сосредоточенностью вернулся к сканированию местности взглядом. Любой намёк на появившегося на их пути прохожего вынуждал и без того плотно сомкнутые челюсти сжиматься до вздувшихся желваков, но в остальном теле напряжение не прослеживалось. – В такую рань мало у кого может быть хорошее настроение. Если не хотел идти со мной, мог просто сказать. Я, кажется, говорил тебе, что сегодняшняя поездка не входит в программу обучения и не является обязательной.

– Не в этом дело, Мастер. Наоборот – рано, конечно, но с вами как-то… привычнее, что ли.

– Не вздумайте привыкать ко мне, молодой человек, – хохотнул Захария. – Я не собираюсь растить чужого ребёнка.

– Я просто хотел сказать, что… как бы так выразиться-то… Короче, оказаться сейчас одному мне бы точно не хотелось.

– А даже моё присутствие лучше одиночества, – колдун услышал в ответ «угу» и, прежде чем подмастерье сообразил, что только что чисто автоматически умудрился ответить, усмехнулся. – Не стоит извиняться, Максимус, твоей вины здесь нет. Редко кто выбирает мою компанию добровольно, будучи в здравом уме. Его Высочество не в счёт. Как бы то ни было, если не хочешь, чтобы в твоём нутре ковырялись грязными пальцами незнакомые люди, не показывай это нутро: во всех мирах в избытке чрезмерно любопытных глаз.

Блин, вот кто так вопросы строит, может мне объяснить кто-нибудь? Там же невозможно не попасться на это его «даже»! Как будто… Хотя да, точно, обсуждали же с Айгольдом эту фигню. Захарии явно нравится никому не нравиться… И нтересно, что мы фактически пришли к тому же, о чём я только что…

– Почему, как считаете?

Захария взглянул на своего спутника вновь, прищурившись, и в этот раз повернул к нему голову, на мгновение отвлёкшись от высматривания впереди потенциальных жертв Дрозда. С этого ракурса оказалось достаточно брошенного вскользь взгляда, чтобы легко и подробно рассмотреть обычно до безобразия сухие губы магистра, покрытые не до конца отшелушенными чешуйками и испещрённые глубокими кровоточащими трещинами – они теперь, кажется, выглядели немного получше. Столь же просто оказалось заметить и слегка побледневшие под глазами синяки – странно, что Макс не обратил внимания раньше.

– Зачем тебе знать моё мнение, – колдун снова отвернулся к дороге, управляя лошадью привычным покачиванием бёдер в натёртом до искрящегося блеска седле, – Когда, полагаю, у тебя есть своё?

– Потому что… в этом-то и проблема. Я… не уверен больше, что оно моё. Если вы понимаете.

– Любое наше мнение не наше, – теперь чародей хмурился, и от того, как медленно на идеально гладком покатом лбу проступила глубокая борозда, Максу стало неспокойно… и отчего-то стыдно. – Ты, я, любой житель любого мира – лишь криво склеенный калейдоскоп чужих случайно брошенных слов, неверно сформулированных мыслей и необоснованных предположений, трещины и шероховатости которого замазаны обрывками новостей и книжных страниц, чтобы выглядело посимпатичнее. Такими, какие мы есть, нас сделали случайные люди, сделанные случайными людьми, сделанными случайными людьми.

– Как-то… не очень жизнеутверждающе, если честно.

– Что, одному побыть в скверном расположении духа уже не кажется плохой идеей?

Захария засмеялся, вынудив троих неторопливо топавших на работу мужчин крепкой комплекции, шедших навстречу, спешно и с видом, что именно туда им и надо, свернуть в ближайший проулок. Когда серые губы растягивались в улыбке, любой желающий мог без труда разглядеть во всех подробностях голубые дёсны и ряд зубов-клыков – прикрывать от чужих взглядов то, что при желании можно использовать вместо оружия, чародей смысла не видел.

Людям это, должно быть, кажется страшным?

– Иногда полезно смотреть на вещи без иллюзий. Накал страстей утихает.

– Мне чего-то спокойнее не стало.

– Ещё бы, – колдун бросил на него ничего не значащий взгляд. – Тому, что мы зовём рассудком, очень не нравится роль мозаики, кое-как собранной двухлетним ребёнком с очевидным отставанием в развитии. Эго, которое пыталось объяснить твою личность последние девятнадцать лет, возмущено несправедливостью и рвётся оспорить мои слова. Хочет доказать, что чего-то стоит само по себе и никакие случайные мимо проходившие люди его по кускам из небытия не собирали. В этом нет твоей вины – подавляющее большинство разумных считает, что сделали себя сами.

Парень не ответил. То, с какой точностью его внутреннюю уверенность описал наставник, вызывало не то жалость к себе, не то злость.

– А что до твоего вопроса – я сужу по себе.

Высокие каменные стены домов, слегка неровные и шероховатые, колодцем возвышались над почти безлюдной петляющей улицей, поднимая шорох шагов, цокот подков, шелест одежды и обрывки разговоров под самые крыши. Из узких проулков, где едва хватало места разминуться двум прохожим, раздавалось то подозрительное копошение, то позвякивание металла и хриплый шёпот, и сладковатый запах гнили и плесени тянулся к светлым и чистым проспектам – там, в вечных полумраке и влажности, начинался другой Эпиркерк. От одного из фасадов, скрытая тенью, отделилась и быстро зашагала прочь чья-то фигура – Максим проводил взглядом сгорбленную спину и, не обнаружив в ней ничего интересного, переключил внимание на куда более интригующего персонажа.

– Не замечал за вами склонности копаться в чужом белье, Мастер.

– Если решил избрать путь подхалима, ври убедительно и тем, у кого проблемы с памятью, – Захария улыбнулся. – Ты же лично присутствовал на нашей с Айлом… не хочу употреблять слово «попойка», но никакое другое, к сожалению, не подходит.

У него какой-то пунктик на памяти, походу. Часто об этом говорит.

– Да вы особо никому косточки и не перетирали вроде, – парень попытался пожать плечами, но рюкзак ему не позволил. – Ну, разве что тому… этому… который родственник матери Давида.

– Бирмунду Агнеотису, – кивнул чародей.

– Да-да, ему… Ну, и старику-магистру, с которым мы в замке познакомились.

– Магистру Реки Дишо.

– Точно… А, ну и даме той, которая его не любит.

– Генералу Теней Дестине.

– Во, точно… Ну, и королю ещё тоже немного.

– Его Величеству Хэдгольду.

– И ещё каким-то магистрам из Круга… И Кругу в целом…

Ладно. Как бы ни было дико это признавать, Захария и правда сплетник.

– Поговорить о ком-то постороннем приятно, потому что это помогает ненадолго забыть про собственную жизнь.

Макс покосился на наставника с опаской. Голос чародея звучал тихо и приглушённо, словно из-под плотного одеяла – юноша предположил, это из-за нежелания делиться своими мыслями с жителями окрестных домов.

– Со стороны правильное решение всегда очевидно, а ошибки глупы, поскольку наблюдатель не находится внутри ситуации. Не вовлечён эмоционально, не испытывает стресса от необходимости сделать выбор и никогда не столкнётся с его последствиями. То, что может стать переломным моментом в чьей-то жизни или даже уничтожить чью-то жизнь, для свидетеля не более чем просмотр фильма или чтение книги. Я анализирую чужие поступки и ощущаю себя богом, потому что наперёд знаю, к чему они приведут – и мне нравится пророчествовать вслух, потому что тогда моя правота станет известна окружающим.

Звуки оживающего города медленно приближались с далёкого, слегка размытого туманом бульвара. Идти до него никак не меньше минуты – и пускай они ещё успеют наговориться, молодой Путник решил во что бы то ни стало научиться как можно скорее замедлять ход времени.

– Я сужу по себе и не знаю, насколько широкую аудиторию охватывают мои выводы, – перетирая конскую гриву между пальцами, добавил колдун. – Да и мнение это, как мы уже выяснили, не совсем моё. Скорее всего, у других не так.

– Доброе утро, господин магистр!

Они обернулись в сторону раздавшегося оклика рефлекторно. До них не сразу дошло, что это было первое за день приветствие от третьих лиц – те немногие, что встречались на пути прежде, пытались сделать вид, что их вообще рядом не проходило.

Оба Путника как раз неторопливо подбирались к просторному пешеходному бульвару, пересекавшему полгорода зелёной лентой деревьев, высаженных вдоль бордюров: на углу старинного здания из красного кирпича, украшенного белыми наличниками окон и порогов, выстроили деревянную веранду уютной чайной – всего в несколько столов шириной, со стальным кованым заборчиком, мягкими подушками на стульях и связанными из разноцветной шерсти ковриками на фасадах. За круглым столиком поближе к стене и обнаружился окликнувший – юноша не больше пятнадцати лет на вид в светло-синей униформе Академии, сидевший до этого спиной к дороге, поднялся на ноги и, схватившись одной рукой за заборчик, махал чародею, привлекая внимание и при этом стараясь не потерять статусности. Его юная спутница (походу, младшая сестра) большими, блестящими фиолетовыми глазами (Макс обещал себе ничему больше не удивляться, но всё равно уставился на необычный цвет радужек, как ребёнок, очарованный украшенной на Новый год ёлкой) смотрела на гостей из другого мира и молчала.

– Господин Оланд, госпожа Ирэззин, – кивнул в ответ Захария, поравнялся с застывшим у края веранды студентом и остановил Дрозда. Затем бросил мимолётный взгляд на купленные детьми булочки. Даже стоя на деревянном помосте, подросток смотрел на чародея снизу вверх – настолько высоким оказался по сравнению с верандой плотоядный конь. – Приветствую и… приятного аппетита, полагаю.

– Благодарим! – Оланд склонился в настоящем полном поклоне, после чего повернулся в пол-оборота к девочке за столом и жестом пригласил её подойти ближе: – Ну же, Ири, поздоровайся. Молчать некультурно!

Казалось, она даже не услышала приказа – только во все глаза смотрела на Максима, слегка приоткрыв от изумления рот, и откровенно и незамысловато, как большинство детей, его разглядывала. Молодой Путник к повышенному вниманию к своей скромной персоне не то чтобы не привык, просто внимание жителей Эпиршира его напрягало и даже в какой-то степени злило – навязчивостью и вот этой самой… незамысловатостью – но сопротивляться чарам искреннего детского восторга ему было не под силу. Всё, на что хватило почти двухметрового и почти двадцатилетнего уже мужика – потерянно отвести взгляд и порозоветь, не зная, куда деть руки. К счастью, вес сумки-рюкзака, тут же потянувший назад, дал подсказку.

– Простите её, господин магистр, – студент беспокойно растрепал себе волосы на темени, улыбаясь не то заискивающе, не то смущённо. – Она ещё робеет при посторонних.

– Всё в порядке, – колдун бросил на девочку помутневший взгляд – взгляд, которым он смотрел сквозь людей в процессе активного размышления – и потом неожиданно улыбнулся: – Похвально, что вы оба здесь в столь ранний час. Ответственный подход к обучению ещё никому не вредил. Однако мне кажется странным, что вступительный экзамен назначили проводить в день Тчэт.

– Вы… помните про экзамен Ири?

Боже, да он Захарию просто обожает, – заметив, как в светло-лиловых глазах Оланда едва ли не слёзы собираются от радости, Максим сдержал смешок и против воли вообразил, что для полноты образа пареньку только виляющего хвоста не достаёт. – И не он один, если так подумать… Старик определённо пользуется популярностью у подрастающего поколения.

Колдун, очевидно ни малейшего понятия не имевший, как на такую радость в свой адрес реагировать, отвернулся, словно увидел на другой стороне улицы знакомое лицо и… это почему-то особенно бросилось Максу в глаза – он начал вдруг нервно кусать внутреннюю сторону щёк и губ. Расчувствовавшийся Оланд, к счастью, не только оказался знаком с правилами приличия, но и обладал необходимой для взаимодействия со сложными людьми эмпатией, поэтому, не желая смущать магистра, как мог быстро взял себя в руки. И только тогда, в поисках темы, на которую плавно и мягко можно скатиться и которой легко удастся прикрыть излишнюю эмоциональность, обратил внимание на незнакомого человека, навьюченного как ишак, рядом с чародейским жеребцом.

– Ох, я совсем не поприветствовал вашего спутника, господин магистр, простите!.. Вы, наверное, и есть господин Максимус? Новый Путник в Эпиркерке? О вас много говорят в городе!

– Я, наверное, и есть, – кивнул с добродушной улыбкой Макс, отчего-то совсем не обидевшись, что его сначала не заметили. – Рад познакомиться.

– Мы тоже очень, очень рады! – страшное опасение Оланда осталось позади – новый Путник ему улыбнулся! – и студент Академии просиял вновь.

Удивительно, как быстро эмоции сменяли одна другую на пластичном и ещё пока круглощёком юном лице. Загорелая кожа, высветленные солнцем соломенные волосы, торчащие вороньим гнездом, и белые ресницы, сверкающая крупными неровными зубами улыбка, толстый слой рассыпанных по носу и скулам тёмных веснушек, крепкие предплечья под тонкой тканью закатанных рукавов льняной рубахи, мозоли на по-детски ещё тонких пальцах – мальчишка, которого уже и язык не поворачивался назвать никак иначе, кроме как «юношей», явно проводил довольно много времени на улице, не гнушался физического труда и этим прохладным осенним утром наслаждался случайным шансом пообщаться с магистром Хаоса и его Учеником, почти позабыв про свой дворянский статус. А он, вне всякого сомнения, точно имел определённое отношение к иерархии, о которой любезно поведал накануне Давид.

– Прошу великодушно меня простить, господин Максимус, – виновато улыбнулся подросток. – Обычно я не совершаю подобных ошибок.

– Не беспокойтесь… э-э-э, господин Оланд, – родил-таки Путник в ответ, стараясь подстроиться под манеру общения местных жителей и при этом нигде не напортачить. Второй раз за сутки передо мной извиняется аристократ. – Со всеми бывает.

Он ничего не мог с собой поделать и как бы ни старался контролировать любопытство, но всё-таки периодически косился на застывшую за столиком девочку: она столь пристально и восторженно рассматривала каштановые вихры его волос, что становилось даже немножко страшно. Та же смуглая кожа и те же веснушки, что и у брата, только кудри, такие же светлые и тугие, аккуратно причёсаны, а не торчат во все стороны… Глаза насыщенного фиолетового цвета, блестящие и большие, казалось, вообще ничего, кроме Максима, не видят.

– Рад, что мой подмастерье начал налаживать социальные связи в новом мире, – колдун поудобнее перехватил сложенный на холке Дрозда повод, – Но нам пора, к сожалению. И как же странно, однако, что именно в этот день… Скажите, господин Оланд, вам известно, кто из профессоров назначил госпоже Ирэззин дату экзамена?

– Директор Билюрж собственной персоной, – ответил юноша, как показалось Максиму, с гордостью. – Наша матушка тоже была удивлена, господин магистр. Но мы не смеем жаловаться: ведь говорят, что седьмой день приносит удачу!

– Когда речь идёт о таком таланте, как у юной госпожи Ирэззин, удача не требуется.

Чародей опустил голову – в этом положении его шея казалась не толще запястья – и отвесил, пожалуй, единственный по-настоящему уважительный поклон кому-либо на памяти своего подмастерья. Девочка, оторвавшись наконец от уже действительно пугающего рассматривания Макса, вздрогнула от неожиданности, как если бы не замечала прежде присутствие Захарии, вскочила со стульчика и поспешила склониться в прекрасно отрепетированном реверансе. Оланд и Макс наблюдали за этой картиной молча, и у молодого Путника сложилось ощущение, словно они с этим пятнадцатилетним магом-недоучкой испытывают одинаковое… умиление. Правда, если умиление старшего брата при взгляде на сестру вполне естественно, то вот схожее чувство при наблюдении за сварливым престарелым колдуном объяснить оказалось… сложнее.

– Желаю вам приятного дня и успехов в учёбе, – выпрямился в седле и велел коню ступать дальше Захария. – Передавайте от меня приветствие директору Билюржу.

– Передадим, господин магистр, и вам всего доброго! – крикнул Оланд уже вслед.

Довольно долго оба Путника молчали. Хотелось узнать побольше о повстречавшихся детях, но кто ж ему расскажет.

Впрочем…

– Мастер, а эти…

– Оланд и Ирэззин Грамен, – сосредоточенно размышляя о чём-то, перебил чародей. – Отпрыски Саррации и Антуана Грамен, третий и пятый соответственно.

– Аристократы?

– Дворяне, да. Традиционная стихия их клана – земля, но Ири, с которой ты имел честь познакомиться, обладает некоторыми способностями в области ментальной магии.

– Она во мне чуть дырку не проглядела, – Максим постарался, чтобы его слова прозвучали не слишком жалобно, но вышло на троечку.

– Тренировалась, – спокойно пояснил колдун и отчего-то вдруг довольно улыбнулся.

Местечко, в котором завтракали перед важным днём очаровательные и крайне доброжелательные дети Грамен, уютно расположилось на стыке спокойных жилых кварталов и столичного центра с его торговыми рядами, лавками, рынками и общественными заведениями. Наикратчайший путь до южных ворот проходил почти через середину города: мимо поместья Агнеотисов, где в первый день Макс видел играющего с огнём ребёнка (чёрт, а ведь это, скорее всего, был Давидовский брат?), мимо «Чайной», где тем утром студенты Академии пили свежезаваренные улуны за здоровье своего директора перед началом занятий, и мимо дома Каглспара, приютившего по доброте душевной бродягу из другого мира, где жили его жена и дети… и к которым неблагодарный странник так и не зашёл поболтать. За время, что парень провёл в тёмно-синем особняке практически взаперти, улицы предсказуемо не изменились, зато сам он, посматривая по сторонам, с удивлением отмечал, насколько же иным теперь кажется всё вокруг.

Люди спешили покинуть натопленные дома, общались и раскуривали трубки, отовсюду раздавался нарастающий постепенно гомон; те, кто поднялся с постели ещё до восхода, уже правили телегами по широким проспектам, развозя или только готовясь развозить товар, а те, кому на рабочее своё место можно было попасть, просто спустившись со второго этажа на первый, ещё заторможенно отпирали двери, украшали витрины и преимущественно общались с соседями; стайки светло-синих костюмов с неизменными плащами и гербами-нашивками мелькали среди толпы, как косяки крохотных рыбок – Макс заметил, что среди облачённых в униформу есть и совсем маленькие дети, их сопровождали либо старшие товарищи по учёбе, либо, судя по скромной одежде и не менее скромным лицам, гувернантки. Теперь, когда он знал об этом мире чуть больше, когда понимал хоть сколько-нибудь в том водовороте красок и звуков, которые его теперь окружали, он впервые вдруг ощутил уверенность, что однажды во всём разберётся…

И вместе с тем его впервые охватил страх.

Всё, что творилось вокруг, было чужим, незнакомым и ещё не изведанным. Жители странного города, существующего по не доступным пока парню законам и правилам, знали друг друга многие годы, взаимодействие их было давным-давно предопределено: кто-то надёжно закрепился на вершине социальной лестницы, в то время как другие не менее плотно увязли у её подножья; кого-то, быть может, презирали – или боялись, что в определённом смысле равноценно презрению, – кому-то, напротив, верили или помогали. Намертво сросшаяся сцепка множества судеб здесь, как и в любом другом маленьком городе, не оставляла пространства для свежей крови: те, кто прибыл сюда недавно, вынуждены были протискиваться в узкие пустоты в надежде, что однажды закрепятся здесь как родные, но конечно же – конечно же – этого не могло произойти. Инстинктивно отталкивая новые лица, как организм отвергает инородные тела, жители таких городов защищались: их пугал возможный конфликт интересов, им не нравилось что-то менять. Такие юнцы как Максим, упавшие жителям Цельды на головы как снег с небес, волей-неволей становились чужаками – чужаками ещё более страшными и непонятными, чем мигранты и выходцы из других культур, но всё-таки – одномирчане.

Макс покосился на чародея испуганно, стараясь не глядеть на него в упор – иначе почувствует и обернётся, а парню сейчас кровь из носу нужно сохранить своё стремление в тайне. Не то раннее утро действовало на колдуна усыпляюще, не то он сам после беседы с детьми глубоко погрузился в размышления – как бы то ни было, маг смотрел на дорогу внимательно и не отвлекался на воздетый к нему взгляд подмастерья, позволяя беспрепятственно думать и изучать острые черты.

Не окажись в его новой жизни Захарии – как бы справлялся Максим со всем, что творится вокруг? Чародей поначалу доставил ему немало хлопот, это правда, и немного потрепал и без того натянутые до предела нервы, но теперь защищал нового Путника, как волнорезы защищают берег – одной только монолитностью своего существования. Если бы не чужая спонтанная жалость – а именно жалостью объяснял юноша согласие пригреть бездомного чужака, – где было бы ему искать навигатора, способного провести по загадочному миру почти что за ручку, как маленького?

Макс вздрогнул от того, насколько резким и колючим оказался сам собой напросившийся следом вопрос.

Как же сам Захария и его друзья до встречи с Михейром умудрялись выживать одни в новом мире, будучи настоящими детьми?

– Странно, что госпожа Ирэззин держит экзамен сегодня, – проговорил чародей, и могло показаться, что говорит он это для себя, а не для кого-то другого. – В день Тчэт учебные заведения обычно не проводят вступительные тестирования.

– Почему?

– Седьмой день, – многозначительно пояснил он. – Слишком много эманаций, результаты в лучшем случае могут быть искажены, а в худшем – полностью сфабрикованы эфиром. Неопытные маги не должны колдовать в день Тчэт.

– Значит, это риск?

– Не для здоровья, конечно. Но для финальной оценки – однозначно. Удивлён, что госпожа Саррация на это согласилась. Полагаю, она и правда крайне высокого мнения о способностях дочери. Или, напротив, в них сомневается.

Подковы лязгали по влажному от ночного тумана булыжнику ритмично и громко, разгоняя зазевавшихся и невнимательных прохожих по тротуарам. В этой части города людей было больше, да и время подходило к началу трудового дня, и всё же гражданам хватало осторожности не подходить к беспокойному жеребцу чародея на чрезмерно близкое расстояние. Глаза-лимоны беспокойно вращались, обнажая розовые белки – шедший сбоку, Максим видел это слишком хорошо. Рельефные мышцы под короткой шкурой бугрились, перекатываясь как волны неспокойного моря, подвижные ноздри через вертикальные щели в наморднике жадно хватали воздух, пропитанный запахами человеческих тел. Шаги постепенно становились резче и вскоре потеряли прежнюю твёрдость – и вот из глотки донёсся первый не свойственный лошадям гортанный рык.

– Тихо, мальчик, – колдун казался спокойным. – Ты уже ел недавно.

Жеребец мотнул головой – карабины на хакаморе лязгнули по забралу – и, поводив с досадой ушами, вытянул шею вперёд. Только глаза, напряжённые и сосредоточенные, кровожадно провожали каждого проходившего мимо вертикальными зрачками не толще листа бумаги. Чёрный хвост со свистом рассёк воздух, как если бы конь от бессильной злобы хотел стегануть от души по лакомым целям – но горожане, расслышав слова магистра несмотря на городской гвалт, сообразили расступиться.

На ведущую из города двухполосную дорогу выезжали с единодушным облегчением, последней вехой на пути являлся контрольно-пропускной пункт, и чем ближе он становился, тем быстрее у юноши билось от предвкушения сердце. Ему не терпелось посмотреть на поведение стражей – уж слишком хорошо он помнил грубые шутки и неприкрытые намёки, услышанные в ту ночь. Путь через южные ворота отличался особой шириной и загруженностью: столица, как запомнил Макс из рассказов Каглспара, являлась самым северным городом королевства, так что всё транспортное сообщение с другими крупными городами страны осуществлялось преимущественно с юга. Неудивительно, что и на въезде, и на выезде странников проверяли внимательно и при малейшем подозрении на незаконное поведение просили пройти на тщательный персональный досмотр. Вот только сейчас речь шла не о странствующем торговце или случайном барде – речь шла о чернокнижнике, в незаконной деятельности которого никто дажене сомневался… и которого совсем не хотелось тормозить.

– Доброе утро, господин магистр, – наполовину седой страж с недельной щетиной, отставив массивную алебарду, но не выпустив её из рук, отвесил Захарии что-то, что можно было при желании назвать полупоклоном, пусть и с большой натяжкой. Больше напоминало обычный кивок с не сильно опущенными плечами.

– Приветствую, капитан Десель, – кивнул в ответ Захария, остановив Дрозда на обочине. – Прежде чем вы спросите: путь держим на овчарню мастера Оскара, этот молодой человек – мой подмастерье, в сумках вывозим книги по магии исцеления, механические инструменты для хирургического вмешательства и ингредиенты для зелий: очищающие травы, замыкающие камни, свечи, магические жидкости…

– Помилуйте, магистр, – нахмурился и поморщился мужчина, лицо которого Максиму почему-то показалось знакомым. – Я и не думал вас досматривать.

– Я знаком с порядком и чту закон, капитан, – почти промурлыкал в ответ чародей, – Поэтому, раз есть приказ, мы, разумеется, беспрекословно ему подчинимся.

– Не стоит…

И имя это я где-то уже слышал, – парень с интересом наблюдал за попытками стражника сохранять хладнокровие и вдруг заметил приближение его напарника. – О, а вон там Йен, этого я хорошо помню.

– Я слышал, – брови Захарии иронично приподнялись, на сухие губы вернулась злобная и довольная улыбка, – С пятнадцатого числа месяца Каитайн вступил в силу указ проверять всех, кто покидает столицу, не имеет значения ни статус, ни планируемый срок отсутствия.

– Да, господин, но у гарнизона нет разрешения на досмотр ваших вещей, – нехотя пояснил капитан с таким видом, словно не должен был и не горел желанием этого говорить. Дрозд не двигался и не мигая смотрел на служивого в упор, но гвардеец оставался поразительно невозмутим. – Указ Его Высочества не распространяется на чародеев вашего ранга.

– Вот оно как. Что ж, приятно, что мои заслуги отметили по достоинству, – колдун сделал вид, что польщён. – А если я, скажем, нарушу закон и избегу суда, потому что вы не проверили меня при выезде из города, кто понесёт наказание?

Десель прикрыл глаза и вздохнул, стараясь сделать это как можно спокойнее. На лице его, однако, появилась простодушная улыбка.

Походу, у Захарии прикол такой – людям жизнь усложнять.

– Не могу знать, господин, – ответил наконец капитан. – Полагаю, я и другие солдаты, не досмотревшие вас и ваши вещи.

А потом мы удивляемся, чего это тебя так не любят, – не сдержался Макс и поспешил скрыть лицо ладонью. – Хотя ладно, никто и не удивляется уже. Тем более, кажется, Десель этот не особо-то и страдает?.. А всё-таки, я его встречал уже…

– Господин магистр, – поприветствовал чародея подошедший ближе Йен – поприветствовал так, что даже Максу вдруг отчего-то необъяснимо захотелось съездить ему по лицу – и в изумлении переключился на недавнего заключённого. – Какими судьбами, подлеток?

– Это Максимус, сержант, – поправил маг, смерив стражника одним из самых неприятных взглядов, что юноше доводилось видеть – токсичным снисхождением, намеренно плохо замаскированным под тактичность. – Новый Путник. Мой подмастерье. Я бы представил вас раньше, но вы вроде как должны быть знакомы?

На внезапно возникшем в воздухе напряжении можно было повесить топор. Йен, конечно же, и сам догадался о причинах, по которым два этих Путника отправляются куда-то вместе, ему не требовалось подсказок. Снисходительное пояснение Захарии стража зацепило: якобы вежливое, конечно, но на самом-то деле оно полно презрения к простому работяге, на самом-то деле оно буквально сочится ядом. Не просто же так прозвучал этот вопрос? Чёртов некромант тычет его лицом в недостаточное воспитание и дефицит этикета, намекает на грубость по отношению к пацану… И хотя Йен не раз и не два объяснял себе, что чернокнижник намеренно провоцирует своего оппонента на самые мерзкие и гадкие чувства, что нужно по возможности игнорировать само существование этого исчадия, стоило только Захарии оказаться поблизости и открыть рот, Йена захлёстывала волна жгучей неконтролируемой неприязни.

Появление второго стражника взволновало Дрозда: поводив из стороны в сторону ушами, конь поднял голову довольно высоко и уставился на него с высоты немаленького своего роста, словно удав, гипнотизирующий зайца.

– Подмастерье? Вот как. В таком случае, прошу прощения за фамильярность, она была неуместна, – Йен жеребца старательно игнорировал; на лице его не дрогнуло ни мускула, но военная муштра приказала телу склониться в глубоком и почтительном поклоне в обход распалившегося рассудка. – Искренне сожалею, что позволил себе высказаться подобным образом.

Он не знал, почему не может сдержать порыв прицепиться к столичному колдуну. Это получалось само собой.

– Едва ли, – прищурившись, улыбнулся Захария.

Проницательность, проницательность и ещё раз проницательность, – отметил мысленно Максим, ощущая лёгкое противное покалывание чужих недоброжелательных чувств, и для успокоения нервов проверил, не готовится ли Дрозд броситься в атаку. – Прав был Спар: старику врать себе дороже.

Само существование чародея выводило Йена из душевного равновесия.

– Здравствуйте, – протянул гвардейцу руку молодой Путник, осознавая: ему сейчас придётся балансировать между доброжелательной вежливостью, принятой в обществе в момент приветствия с малознакомыми людьми, и отстранённой прохладой, мимикрирующей под поведение наставника. – Рад снова встретиться… не в тюрьме.