Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 57 страниц)

Эпфир, город торговцев и магистра Воздуха

Как и предупреждал Каглспар, дорога их ждала неблизкая. Выдвинулись часов в семь утра по местному времени, если верить возничему: Спар при этом своей бодростью и свежестью активно мозолил глаза страдающему от похмелья Максиму. Юноше, пожалуй, никогда так плохо не было – даже когда Стёпа напоил его как следует водкой, пока мать не видела, – и это всего лишь с двух глотков! Один из друзей брата рассказывал, как однажды кислоты объелся, а на утро пошевелиться не мог – ни пальцами двигать, ни дышать нормально не получалось, сразу взрывалась от боли голова. Вот примерно такое же, кажется, состояние теперь развивалось и у самого Макса: лежал бедолага пластом на дне телеги и чувствовал каждую ухабину на дороге, кляня рукозадых дорожных дел мастеров на чём стоит свет и параллельно размышляя, есть ли в этом мире вообще ответственные за прокладку дорог.

И всё-таки, как интересно выходит. В одном мире погиб, в другом появился? Звучит не слишком-то правдоподобно. Если бы эту версию событий он услышал от Спара в начале их совместного путешествия, то не поверил бы – и правильно бы сделал. Решил, скажем, что спятил мужик от одиночества или на старости лет (хотя здоровяку на проверку оказалось чуть больше сорока, но всё же) да развлекается так – про путешествия между реальностями вычитал где-нибудь в интернете и крышей поехал. В конце концов, человек, разъезжающий на телеге, вряд ли многого в России двадцать первого века добился. Вот и тоскует по магии – в своих мечтах мы все герои. Однако то, как на него отреагировали в «Звонкой монете»… Можно было, конечно, списать на массовую истерию – в провинциальных городках скука смертная, вот всей компанией и повернулись, скажем… Но что, если нет? Что, если вся эта туфта про параллельные измерения, которую учитель физики пытался им в головы вдолбить, правдой оказалась? Да ещё и такой… легкодостижимой, если смерть, конечно, можно назвать «лёгким» явлением.

Откровенно говоря, Максим всё больше склонялся к версии с комой. В этом случае ему и целая страна может одну и ту же байку рассказывать – она же вымышленная, плод фантазий, так почему бы и нет? Он читал где-то, что мир, воспринимаемый человеком, может вообще не существовать в действительности, потому что любой так называемый «факт» существования этой самой действительности обрабатывается одним из органов человеческих чувств. А раз мозг обрабатывает, кто мешает и изобретать? Тем более, что для прекрасного нашего серого вещества (которое, кстати, правильнее было бы называть «белым» – белых аксонов и дендритов куда больше, чем серых нейронов) нет абсолютно никакой разницы между информацией, воспринимаемой в реальности, и воображаемой информацией.

И да, ещё Макс любил «Матрицу» от братьев (ныне сестёр, прошу прощения) Вачовски. Возвращаясь к теме, кто помешал бы его травмированному из-за аварии мозгу попросту выдумать эту окружающую его теперь катавасию? Да ещё и так реалистично стимулировать рецепторы… Хотя какие, блин, рецепторы? Мозг в коме вообще ничего не делает особо… вроде как. Он там на грани жизни и смерти, ему не до сказок. Или нет?

Зря Владимира Александровича не слушал, – подумал Макс, вспомнив своего учителя по биологии, и облегчённо усмехнулся; голова в ответ на его хорошее настроение тут же подбросила немного плохого.

Ладно, предположим сначала, что это не сон и не агония мозга. Тогда, выходит, это всё происходит взаправду, и он каким-то странным образом, нарушающим законы логики, попал из одного мира в другой. Возникает закономерный вопрос: с чего бы вдруг? Если это воля какого-то местного божества (что очень и очень вряд ли, кто он такой, в конце концов, чтобы специально по его душу пьяного водителя «жигулей» посылать), то где инструкции? Хотя Спар говорил, что Путники просто так в этом мире не оказываются, всегда в нужный момент… Может ли это действительно быть распоряжением кого-то власть имеющего?

«Хватит думать о себе больше, чем ты есть».

Максим вздрогнул, проигнорировав боль в висках, и приподнялся.

Он уже очень давно не слышал голоса брата в своей голове.

Если верить умным книгам, особенно сильные по воздействию на психику воспоминания могут звучать как посторонний голос. Наорал на тебя кто-нибудь в течение дня, скажем, а потом лежишь вечером в кровати и будто бы слышишь, как до сих пор орут. Но это не правда, на самом деле никакого крика не существует, конечно же – просто сознание подкидывает вот такие подлянки, прокручивая и воспроизводя события прошлого… для лучшего запоминания, так сказать.

А Стёпка был прав, кстати. Тогда, конечно, ситуация случилась дурацкая – маленький Максимка, ему лет пять было, на площадке со сверстниками поссорился и случайно обмочился, когда его начали запугивать и толкать, а потом неделю боялся на улицу выходить, думал, что все над ним смеяться из-за этого станут. Причём, не столько другие дети, сколько взрослые. И Макс вдруг вспомнил тот день очень хорошо, словно заново его проживал. Он плакал в коридоре и отказывался обуваться, а Стёпа (ему тогда уже было десять) стоял в кухне и с очень странным выражением лица наблюдал за чужой истерикой. Потом подошёл (мама уже тогда не хотела подпускать старшего сына к младшему, уже тогда брат вёл себя странно), игнорируя её взволнованное «не надо, Стёпушка», и спокойно сказал: «Хватит думать о себе больше, чем ты есть. Ты боишься, что тебя начнут дразнить, но на самом деле им нет до других людей никакого дела».

Странное воспоминание холодом растеклось по его лицу. Максим вытер ладонями щёки – они оказались мокрыми – и понял, как сильно скучает по этому страшному, жестокому человеку, которого считали сумасшедшим и боялись даже в родном доме. Скучает по тому, как чувствовал себя особенным рядом с ним: ведь Стёпа только с братом был адекватным, только с ним играл и искренне улыбался.

И да, чёрт возьми. Стёпка был прав. Не стоит думать о себе больше, чем ты есть.

– Чего притих? – спросил Спар: они как раз проезжали мимо странной постройки, отдалённо напоминающий древнегреческий храм Афины, только очень маленький. – Спишь сызнова?

– Нет, – вяло ответил Макс. – Думаю.

– Ну, поделись думами. В тишине ехать утомительно.

– Думаю о том, что никогда не был сильным.

Каглспар хлопнул Плушу по крупу вожжами и обернулся.

– Если волнует, что хилый, иди ко мне подмастерьем в кузню на первое время. Там железо потаскаешь и быстро окрепнешь, заодно и долг отдашь, да и под присмотром останешься.

Фраза «потаскать железо», пусть и произнесена она была в совершенно другом контексте, прозвучала так душевно, словно он на мгновение вернулся в родной город. Его одноклассники любили проводить свободное время в одном из немногочисленных спортзалов Ярославля, так что к выпуску выглядели как взрослые дяденьки. Макс усмехнулся; голова от перепада давления заныла. Теперь понятно, откуда у его громилы-спутника ожоги на руках. Да и мускулы откуда.

– Я не про мышцы, Спар, – ответил он, подумав. – Я про характер.

– А что не так с твоим характером?

– Слабый я, вот что. Реву постоянно, атаки эти панические… – почему-то Максиму теперь не было совестно и стыдно говорить о своей уязвимости, хотя раньше он, пожалуй, даже маме в подобном не признавался. – Я никогда не был лидером, всегда искал себе кого-то, кто будет меня защищать. Брат говорил, что это не по-мужски, что нужно жизнь в свои руки брать. А теперь я здесь и… – он вздохнул. – Теперь я здесь и снова пользуюсь чужой помощью. Тебя вот эксплуатирую, как бесплатное такси… ну, то есть, извозчика. Или как это раньше говорили… Короче, лежу и жалею себя, вместо того, чтобы действовать, и сам с себя бешусь. Словно ни на что не годен, понимаешь?

– Уразумел, – к его изумлению покивал Каглспар. – Уразумел, что ты много на себя берёшь, болезный, вот что.

Макс решил на это ничего не отвечать. Подобные слова от брата он тоже уже слышал.

– Ты стал Путником, Максим-фамилия-Вороновский, – продолжал тем временем кузнец. – Не по своей воле, а потому что так сложилось. В чужом мире, без семьи, без друзей. Чего ты хотел? Встать с молотом наперевес и пойти воротить великие свершения?

– Хотя бы не обливаться слезами, для начала, было бы неплохо, – беззлобно фыркнул Максим и улыбнулся.

– Так, а что, не живой ты, что ли? – Спар причмокнул губами; Плуша перешла на быструю рысь. – Меня послушай, подлеток: молодой ты и неопытный, боязно тебе, и это ладно. Даже благостно. Дурно было бы, если бы ты не боялся. Если бы поверил всему сразу, как некоторые делали, и сломя голову кинулся в «приключенья».

– Как некоторые?

– Вот каков ты тугодум-то, – верзила рассмеялся. – Сказано же было: не первый ты тут такой, и уж точно не последний. И раньше приходили к нам тоже Путники, ребяты молодые, да без царя в голове. Им толковали, мол, куда вы лезете? Но молодёжь же лучше знает, что да как. И что выходило?

– Что выходило?

– Да перебили с добрую половину в первых же трактирах, – Спар махнул рукой. – Приходят такие щеглы, дверь ногой отворяют, балакают, мол, будем тут у вас мир спасать. А оно нам надобно, чтобы нас спасали? У нас тут и так недурно живётся. Есть, право, свои огрехи, ну а где их нету? Им и талдычили, мол, не надо лезть в воду, не зная броду, поживите вы покойно. Но у них уши, видно, за ненадобностью отвалились, уразуметь ничего не желали. Магии пытались обучаться – кто поумнее был, то с лёгкого начинал, а бывали и тугодумы, сразу к мёртвым в могилы лезли… Кто-то в драку совался, башкой не думая, а кто-то и на неприятности покруче наскакивал. Но несколько – около сотни, может, – до великих свершений дослужились-таки. Одна девчушка случилась, лет десяти Путницей стала, до королевского двора добралась, её при правителе лекарем держали. Сколько раз она его задницу спасала – не счесть!

Максим слушал внимательно.

– Сам-то я тех времён не застал ещё, а вот бабка моя видала, поведала. Король тогда воевать любил и лез во всякие неприятности. А девочка эта его потом по кускам собирала. Очень одарённая была, вроде как и сейчас жива ещё, да токмо о ней не слыхать. Был ещё другой красавец, на моём веку ужо, полководцем стал, армией мертвецов командовал. Жуткий человек был, но могущественный, много всего для нашей отчизны благого сделал, а его по приказу короля потом… хех, «отстранили». Если уразумеешь. А многие ваши берегов вовсе не видали – да так по канавам да оврагам и лежат… герои хреновы.

– И много было Путников до меня?

– Много, конечно, – верзила посмотрел на него через плечо и снова отвернулся. – А вот сколько точно – не скажу, не ведаю. Никто вас особливо не считал раньше, так-то. В разных местах появлялись, в разных исчезали без следа. Где чудища всякие помогут, где бандиты, а где и глупость услужит. На смену одному придёт другой – так и жили, а особого вниманья к вам, как ныне, никогда не было. Супротив – само слово «Путник» ещё годков пятьдесят назад едва не ругательством значилось. А после Трияда явилась. Кто ещё живой остался с того года, как они пришли, охрипли ужо говорить, какими они в начале пути чаялись. Мне раньше тоже докучали – я же с Захарией долго работаю, – а потом я паре морд особливо любопытных глаза в башку повдавливал, и как-то отстали сразу, ха-ха!

Очаровательно, – подумал Макс.

Спар рассказывал что-то ещё, уже не касающееся Путников – вроде про кузню и про то, как драться умеет отлично, – поэтому парень снова лёг на спину и вернулся к размышлениям, мало связанным с новой реальностью и событиями, в ней когда-то творившимися.

Допустим, что это не сон и не кома. Допустим, что никакие высшие силы его сюда не заманивали. Тогда что это за место? Может ли это быть тем, что люди на Земле называют Раем… или Адом? Или просто обезличенной загробной жизнью? Ведь, раз Макс умер там, а возродился здесь… то, по логике вещей, это именно то, о чём говорят известные ему религии. Жизнь после смерти.

Если загробная реальность вот такая… Что же, могло быть гораздо хуже. Сковородки там всякие, например, цепи… А здесь, пожалуй, даже неплохо.

Хотя, если подумать, всё же не похоже. Будь это Рай или Ад, сюда попадали бы все после гибели, разве не так? Ну, или подавляющее большинство. Но слова Каглспара не создали у юноши ощущения, будто Путников тут толпы и кишмя кишит. Бывают периодически, но не в том количестве, в котором должны – если верить статистике, люди на Земле умирают каждые семь секунд. Гипотезу необходимо было доказать или опровергнуть.

– Слушай, Спар, – позвал Максим. – А есть, помимо моего мира и этого, ещё миры?

– Мастер говорил, что есть, – ответил кузнец. – Сам-то я не ведаю.

– А Путником становишься только после того, как умираешь?

– Да мне-то это откуда ведомо, Максим-фамилия-Вороновский? – здоровяк обернулся, но всего на секунду. – Спроси у Михейра, как доберёмся. Хотя этот забулдыга вряд ли поведает больше моего, коль сызнова нажрался.

– Почему ты так странно меня называешь?

– А как надобно? Ты сам так представился: «Максим-фамилия-Вороновский».

– Я… что? Это не… ай, ладно, хрен с ним, – парень усмехнулся. – Просто зови меня Максимом.

Таким ответом возничий удовлетворился и замолк.

Если миров несколько, думал юноша, наблюдая за медленным движением высоких облаков над головой, значит, и концепция Рая и Ада может подтвердиться. Могло ли это значить, что он за свою хорошую жизнь попал в Рай? Тут действительно уютно и приятно, все к тебе с уважением относятся, помогают, чем могут… Было бы приятно, если бы это оказались Небеса.

Когда голову, наконец, отпустило, юный Путник сел в повозке и сладко потянулся. Ехать им предстояло, как уже не раз и не два повторил Спар, долго, заняться особо нечем, и подросток рефлекторно потянулся к карману, чтобы достать… Ах да. В кармане нет. Может, тогда в…

– Блять!

Каглспар подскочил как ужаленный, мгновенно остановил лошадь, запрыгнул на облучок ногами и выхватил из-за пазухи нож. Всё это произошло не больше, чем за четыре секунды – позавидовали бы любые спецназовцы. Окинув внимательно взглядом неповреждённую телегу и своего попутчика, кузнец медленно убрал нож на место и поинтересовался как мог спокойно, что же такого произошло, что вынудило Максима громко ругнуться. Пришлось объяснять, что на дороге, где он впервые упал с судорогами, осталась его спортивная сумка, а в ней и документы, и мобильник, и кошелёк, и вообще всё его важное имущество.

– Ты дурной, ей-богу, – прорычал верзила. – Вот ей-богу, дурной! Не стану я за твоей сумой вертать, и так от расписания отстали!

Макс и сам понимал, что просить человека, который ему, в сущности, вообще ничем не обязан, проделать минимум два лишних дня пути не просто неправильно – это свинство. Тем более, как правильно говорил кузнец, в тех лесах столько бандитов, воров и разбойников, что сумку наверняка уже давно нашли и пригрели. А жалко-то как! Если здоровяк оказался прав, и кто-то из Путников – Мастер этот, например – знает дорогу домой, юноша на лоскутки порвётся, но непременно вернётся к матери – и тогда бы деньги вместе со средством связи ему пригодились однозначно.

– Много ценностей вёз? – проворчал, возвращаясь на своё место, Каглспар.

– По меркам моего мира – достаточно, – вздохнул, прислонившись поясницей к краю повозки, Максим.

– Вот же… дурной ты, – кузнец покачал головой. – Пошурши рукой в сене, ближе к козлам. Запрятал я её, чтобы кто не прикарманил.

И действительно: в подстилке лежала, глубоко зарытая в колючую сухую траву, его спортивная сумка. В боковом внутреннем кармане – телефон, кое-как обмотанный наушниками (Максим так бы в жизни их не скрутил – явно верзила постарался), портмоне и ключи от квартиры, в пакете – всё ещё влажное полотенце, плавки, тапочки, шапочка и очки. Всё на месте, ни рубля не пропало!

– Я тебя ещё слегка помучить думал, – недовольно признался Спар. – Чтобы проучить да к скарбу своему научить относиться как надо. Но больно вид у тебя жалкий.

– Спасибо огромное!

Парень уже собирался зарыть сумку обратно, когда на глаза ему попался, тщательно прикрытый сеном, свёрток. Судя по форме, которую приняла укрывавшая этот предмет ткань, внутри находилась какая-то шкатулка или маленький ящик.

– Ого, а это…

– А ну кыш!

Верзила ощутимо хлопнул его по протянутой к свёртку ладони рукой и осторожно оттолкнул от своего схрона.

– Я к тебе в пожитки не лез, и ты в мои не суйся! И не надобно об этом боле. Схорони всё как следует – и молчок. А то нас прирежут с тобой и глазом не моргнут. Не ведаю, видел ты или нет вечор, как на меня шайка налетела – я их так подпалил, что удрали, сверкая пятками. Но если кто прознает про эту коробочку, что угодно сотворят, но вещицы заполучат.

Хотел бы Максим списать повышенную тревожность спутника на стремительно развивающуюся паранойю, но потом вспомнил мужичка с самопальной битой и дымящимися волосами, стремительно улепётывавшего от повозки Каглспара по кустам да лесам.

– Так это разбойники были? – осенило не шибко сообразительного гостя из другого мира.

– Конечно! Или ты решил, что я добрых людей стану жечь?

– Ну, честно говоря, ты… стоп, что? Ты сказал «подпалил»? «Жечь»?

Кузнец отвернулся, но его спина сгорбилась слишком демонстративно, чтобы нельзя было понять ход его рассуждений. Вне всяких сомнений, мужчина жалел, что проболтался.

– Ножик у меня магический, – пробубнил Спар. – Мне его мастер заколдовал. Огнём плюётся, если постараться шибко. Ни слова токмо никому.

– Здорово!

– Может быть, и здорово, только за артефакты Трияды раньше без разговоров под суд можно было угодить, а теперича – с перерезанной глоткой в канаву грохнуться, Максим. Так что молчи, я прошу, если хоть немного мне благодарен за помощь и сам жить желаешь счастливо.

Путник проникся, очень понятливо кивнул и зарёкся лезть не в своё дело на несколько ближайших часов.

Небо над этим миром оставалось красивым практически всегда и в любое время суток. Возможно, сказывалось отсутствие автомобилей с их выхлопными газами и заводов с выбросами, но тут и облака, и сама синева выглядели совершенно иначе. Макс словно оказался в ретро-аниме. Далёкие переливающиеся металлическо-серые тучи над горизонтом несли в себе настоящую полноценную бурю – на родине, как далеко бы она сейчас ни находилась, таких бурь не случалось, наверное, вообще никогда. Но пока влага и холод не дошли до местности, которую пересекала бодрой рысью их кобылка, высокое голубое небо позволяло наслаждаться неярким, то и дело прячущимся в облаках солнцем и мягким теплом. Несколько раз им навстречу проехали пустые телеги с улыбчивыми возничими, но уже ближе к полудню на тракт что перед их повозкой, что сразу за ними выехало уже порядка тридцати телег – и все, вне всякого сомнения, держали путь в одно и то же место, нагруженные так, что проседали оси.

Лошади, запряжённые в повозки, выглядели куда более уставшими и вымотанными, чем Плуша: с разномастных губ падала в горячий песок густая вязкая слюна, растрёпанные хвосты обмахивали мокрые от пота крупы лениво и сонно, а кровососущие мухи, облепившие ноги и шеи тягловых, давно и без страха пировали на измученных животных. Бока у телег спереди были обёрнуты в мягкую на вид фиолетовую ткань, прибитую на гвозди – не то бархат, не то драп. Кантовка из серебряной нити блестела, отражая лучи Максу в глаза.

– Куда все так торопятся? – понаблюдав, как с прилегающих дорожек выныривают всё новые телеги, повозки и даже экипажи, спросил юноша.

– В Эпфир, – ответил, не оборачиваясь, кузнец. – Второй по величине город восточного побережья. А мы вот влезли промеж двух торговых караванов. Гляди, у тех, что спереди нашего, фиолетовый драп на бортах – это братьев Асдомеев. А позади – на бортах у них пурпур – сестёр Велевульф. С ними такие интересные истории творятся – закачаешься! Сёстры братьев на дух не переносят, и это взаимно. Вот они друг другу всякие подлянки и творят с испокон веков, но так, чтобы в рамках закона, уразумел? У них эта вражда ужо поколений шесть, не менее, и одними слухами да сплетнями дело не кончается. Они ужо до смешного доходят – кто раньше на ярмарки свой товар отошлёт и привезёт! В этот раз вот сестрицы подкачали… хотя обыкновенно побеждают. Шибко деловитые дамочки.

– А мы в Эпфир едем зачем? Или мы не туда?

– Туда, конечно, – Спар пригладил бороду. – Мне дела надобно окончить кой-какие, прежде чем мы к мастеру двинемся, да познакомить тебя с Михейром как-никак. А то обиду затаит ещё, что нового Путника ему не показал, потом проблем не оберёшься. Заодно посмотришь, как мы тут живём, с людьми поближе сойдёшься. В Эпфире есть особливые места для таких, как ты – свожу, как с делами покончу, коль отвлекать не станешь.

В предвкушении знакомства с местной культурой и провёл Максим следующие полтора часа, пока довольно плотный поток местного транспорта приближался по медленно расширяющейся дороге к городу. Правда, воодушевление быстро согнала сгустившаяся перед надвигающейся бурей духота. Да и замедлились вскоре они неприлично сильно.

Если точнее – остановились.

Перед въездом в город, как объяснил Каглспар, всегда стоит целый взвод всевозможных досмотрщиков и охраны. Так как Эпфир больше сотни лет является одной из трёх основных торговых точек королевства, его защищают от любого рода жуликов и грабителей, будь то мелкие карманники или крупные мошенники, провозящие в город или через него контрабанду, оружие или беглецов. Стражи тщательно досматривают каждую повозку на предмет запрещённых или подозрительных вещей, расспрашивают возничих об их маршруте и распределяют на своё отдельное место.

Тех, кто приезжают торговать непосредственно на открытые рынки Эпфира, пропускают в гужевой центр города, где на специально отведённых площадях можно за умеренную плату оставить телеги и разгрузиться среди остальных. Власти города предусмотрели и вопрос демонстрации товара: вдоль общедоступных для торговли улиц разместили отдельные прилавки, пускай узкие и невысокие, но бесплатные, так что странствующим дельцам не приходится тащить плоды трудов на своём горбу, а удаётся выставлять их прямо возле своих телег.

Тех, кто прибывает в город для частных сделок, проверяют на наличие соответствующего документа, после чего открывают транспортные дороги в центр местной торговли – лавки и магазины там расположены вдоль проезжих улиц, возле каждой – съезды с местом, рассчитанным на две повозки, так что владельцы личных точек могут разгружать – и после перепродавать привезённые им товары, не выискивая нужного человека в толпе.

Тем же, кому необходимо просто проехать через город, открывают объездной путь вдоль внешней стены – с этого пути можно либо свернуть в одну из таверн с постоялым двором, чем, конечно же, практически все путешественники пользуются с большой охотой, либо не сворачивать и прямиком доехать до противоположного выезда.

Из-за повышенной защищённости, а также других, более очевидных причин вроде желания купить что-нибудь, прогуляться где-нибудь или пообщаться с кем-нибудь, маршрут через Эпфир выбирало много людей, а проверить требовалось всех, вот и образовывалось каждую пятницу подобное столпотворение на въезде и каждое воскресенье – на выезде. Макс уже хотел заикнуться о совсем не подозрительном свёртке, закопанном в сено, когда Спар сам поднял эту тему – обернулся и одними губами шепнул:

– Окажи-ка мне услугу, подлеток, сунь мою коробочку в свою суму, да так, чтобы никто этой коробочки больше не видал, вытащи суму и на место видное уложи, да сам притворись хворым, как станем подъезжать к воротам. Лишнего не спрашивай – опосля поведаю.

Хотелось Максиму верить, что у его спасителя просто паранойя. Очень хотелось.

Но уж больно не похож был свёрток на что-то легальное.

Сказано – сделано. Не доставая из-под слоя подстилки ценный груз кузнеца, Макс дрожащими руками аккуратно водрузил его на самое дно – сунул в центр пакета с плавательными принадлежностями, обернул на всякий случай полотенцем (мало ли, что там внутри, вдруг разобьётся или разольётся) и застегнул на молнию, после чего положил багаж рядом с собой и свернулся калачиком. Продвигались они по тракту мучительно медленно, в стоячем перед грозой воздухе даже оводы шныряли от коня к коню как-то неохотно – немного разогнались, только когда подошла очередь каравана братьев Асдомеев. Проверяющие, видимо, хорошо знали, что, куда и в каком количестве везут торговцы – просто проверили накладные (в этом мире, оказывается, были неплохо знакомы с бухгалтерией) и отпустили восвояси.

– Ох, Каглспар, день добрый, – раздался довольно молодой голос где-то над головой Максима.

Юноша плотнее прижался к сумке и закрыл глаза. Против воли поплыли в голове пространные рассуждения о том, как на этом полуострове с непроизносимым названием могут поступать с контрабандистами, что будут делать, если коробочку загадочную всё-таки найдут. Насколько то, что кузнец везёт, может оказаться опасно для здоровья окружающих людей? Вдруг он совсем не такой добрый, каким хотел казаться всё это время, и хочет организовать какой-нибудь теракт? Или просто перевозит наркотики?

– Что-то пустой ты сей раз едешь, странно, – голос досмотрщика приблизился и остановился возле облучка. – Не припомню, чтобы Каглспар, которого я знаю, упустил хоть раз в жизни шанс поживиться.

– А ты загляни да погляди, кого везу, – добродушно и несколько самодовольно ответил возничий.

Господи если меня поймают с запрещёнкой меня пустят по делу как сообщника я попаду в тюрьму не доберусь до дома, а вдруг у них тут казнят за незаконные перевозки

– Это что… – тон городского стражника упал. – Путник?

– Да, Бим, как есть, он самый, – телега скрипнула: это Спар обернулся на козлах.

– Молодой совсем…

– Так-то оно так, и не в лучшем здравии, сам видишь, – Спар коснулся Максимова лба тыльной стороной ладони. – Бледный как смерть. Может статься, откуда-то из не шибко благого места прибыл, поди разбери.

– Ты где его подобрал? – прозвучал второй незнакомый голос, низкий, скрипучий и неприятный: к повозке подходил кто-то ещё, и повышенное внимание к их скромным персонам спровоцировало у юноши гусиную кожу.

– Да в Бандичьем лесу, с раменья ко мне выпрыгнул – и под копыта Плуше. Перепуганный, слабый, биться у меня в руках принялся. Я его кой-как в чувства привёл и к Падме докатил, поподчевал, поведал, кто он таков. Не поверил мне поначалу, но опосля угомонился. Держим путь к Михейру, дабы поглядел его старик, а то больно бледный. А потом к Захарии – подлеток поведал, что домой ему надобно, в свой мир воротиться.

Повисла пауза – судя по ощущениям Макса, неловкая. Его воображение отчего-то нарисовало вдруг двух солдат, закованных в латы, недовольно и потерянно переглядывающихся между собой и не решающихся комментировать услышанную информацию.

– Тогда проезжай, конечно, – Бим безоговорочно верил каждому слову кузнеца (тем более, что фактически Спар нигде никого не обманул), но интонации его голоса выдавали тревогу и… трепет. – Отвези, раз такое дело.

– На кой-ляд его везти в Эпиркерк? – проворчал второй, неприятный. – Опасный путь для больного и слабого, оставляй у нас. Да и Захария этот твой… слышал я, что про него говорят-то. Последний раз, как приходили к нему с просьбой какой-то неугодной, мор по столице прошёл лютый – не иначе, как чародей его наслал, чтоб неповадно было остальным соваться с идявотскими предложениями.

– Мор сам пришёл с пяток лет назад, поди, потому как топь не высушенная у стен растеклась, – голос кузнеца недовольно понизился. – Да за день и иссяк, всё спасибо магистру. Неча с больной головы на здоровую-то пенять.

– Да-да, конечно, – заскрежетал металл: надо думать, собеседник попытался почесаться, но запамятовал, что закован в доспех. – Знаю я, что ты на него как проклятый пашешь уже сколько лет, старина, а значит, не доказать тебе правды. Как говорится, кто во что хочет, в то и верует. Да только шила в мешке не утаишь: ясно дело, кому ещё на роду написано хвори разносить по свету – тому, кто эти хвори может творить.

– Полно, – телега дёрнулась: это Спар отмахнулся от надоедливого стража. – Уж коль Его Высочество высоко ценит Захарию, то тебе и подавно не мешало бы.

Неприятный хохотнул, и от этого звука у Макса внутри всё перевернулось: похожим образом Стёпка выражал своё отношение к словам или поступкам окружающих, которые не просто считал неприемлемыми – абсурдными.

– Его Высочество мне не образец. Не настали и не настанут никогда времена, когда потомок древнего рода Блюмстейрнов равнялся на поганого содо…

– Ты давай-ка потише с такими речами, Рыжий, – подошёл третий: приказ принадлежал человеку явно взрослому и, что немаловажно, строгому, ибо в каждом звуке чувствовалась военная закалка. – Его Королевское Высочество принц Айгольд – твой будущий король и будет править тобой, твоим родом и твоими детьми, как и всеми нами, мудро и справедливо. Так что не сметь подобных слов по отношению к правящей династии на своём посту больше произносить, или я тебя под трибунал отправлю – до седьмого колена потомки Блюмстейрнов помнить будут. Ясно тебе?

– Так точно, – буркнул Рыжий.

– Что у вас тут? Путник? – командир городской стражи (а это, судя по всему, был командир) наклонился к Максу и внимательно осмотрел. Дыхание у него свежестью не отличалось, но хоть спиртным не веяло, как это обычно описывали в своих фантастических книгах современные писатели. – Да, пострелёнок совсем. Но не моложе госпожи Ринары, так что всё с ним будет в порядке. Бимлед, почему повозка не осмотрена?

– Так ведь тут…

– Вижу я, что тут. Господин Путник, – командир осторожно коснулся чужого плеча, и Максим совершенно искренне вздрогнул от неожиданности и испуга. – Тише ты, тише, свои. Как себя чувствуете?

– Плохо, – севшим от ужаса голосом ответил парень, сильнее сжавшись под натиском внимательного и непреклонного взгляда, пристально его изучавшего.

– В наши обязанности входит осмотреть транспорт, на котором вы едете, господин Путник, поэтому придётся ненадолго сойти с него, – глаза командира были удивительно ясными, хотя лицо уже трескалось морщинами. – Разумеется, ваши личные вещи мы трогать не будем и поверим на слово, но вы скажите: везёте ли вы в своей… своём багаже оружие или магические предметы?

– Н-нет, откуда у меня, – проблеял Макс, спускаясь с повозки: от переживаний колени его подкосились, и парня только благодаря быстрой реакции охранников удалось поймать и поставить на ноги.

– Что вы тогда везёте?

– М-мои… плавки. Ещё полотенце, очки…

– Это может быть использовано как оружие или материал для запрещённых магических артефактов, господин Путник?