Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 57 страниц)

– Не знаю, – честно ответил Максим, прижимая к себе сумку. – Вряд ли, товарищ командир.

– Хорошо. Бимлед, Рыжий, осмотрите телегу. А тебе, Каглспар, приветствие от гарнизона города Эпфира.

– И тебе, Друммер, – кузнец кивнул ему приветливо. – От гильдии кузнецов Эпиршира. Как у вас тут житьё-бытьё?

Досмотрщики, вороша сено, быстро обшарили повозку какими-то палками-посохами – к массивным концам крепились тяжёлые необработанные кристаллы, светящиеся равномерным голубоватым светом (походу, местный аналог металлодетектора) – и, ничего подозрительного не найдя, отошли от телеги с общим выражением крайнего удовольствия. Очевидно, пустая повозка в торговый день казалась им слаще мёда – ни накладных, которые необходимо читать и проверять, ни неприятностей такой транспорт не сулил. Каглспар и Друммер закончили беседовать, пока молодой Бимлед с некоторым подобострастием помог Максиму забраться обратно, обменялись прощальными рукопожатиями, и кузнец, махнув им с пожеланием удачи рукой, вскарабкался на облучок и хлопнул вожжами.

Плуша воспринимала город положительно – любовь к большому скоплению людей и других лошадей отчётливо проявлялась в том, как бодро и с нахрапом шагнула она на массивный крепостной мост. А Путник, всё ещё сжимая свою ношу с неистовой силой, пытался восстановить дыхание и пульс.

– Хорошо отыграл, молодец, – тихо сказал Спар, когда отъехали на достаточное от поста расстояние. – Даже я поверил.

– Я не играл, – выдавил Макс, борясь с несвоевременно подступающей панической атакой. – Просто подумал, что буду делать, если в вашем королевстве предусмотрена смертная казнь за контрабанду.

– Да угомонись ты, ничего дурного мы не наделали. Не стоит эта докука твоих страданий, – усмехнулся кузнец. – Я тебе опосля поясню, почто вся эта тайна, а пока – добро пожаловать в Эфпир, мой беспокойный спутник.

На повозку упала тень. Только когда опасность миновала, Максим смог отвлечься от невесёлых предсказаний собственного повешения и оторвать взгляд от перекопанного сена. Они подъезжали к стене – нет, Стене – гигантской и неприступной, из серого шлифованного булыжника – удивительно, как только он не обратил внимание на её гигантские размеры раньше: ведь не заметить нечто столь грандиозное, особенно по меркам средневекового мира, было из ряда вон. Путник против воли вспомнил про «Атаку Титанов» и невольно присвистнул – пожалуй, эта стена могла бы выдержать не одного великана.

Подъёмный мост под копытами Плуши ни разу не дрогнул – крепко подогнанные одна к другой доски, вне всяких сомнений, успели за свой немалый век пропустить в Эпфир не одну тысячу телег, но ни дожди, ни спотыкающиеся животные, ни окованные железом колёса не потрепали их внешнего вида и не истощили их твёрдости. Матовые от пыли цепи толщиной с Максову ногу, натянутые не плотно, свободно уходили высоко вверх – к оконцам поросшего ржавым мхом баркабана (это ж какого размера должна быть лебёдка, чтобы такие цепи тянуть, успел спросить себя юноша), впереди маячили спешно движущиеся очертания людей в пёстрых карнавальных костюмах, простых рабочих накидках и невзрачных мантиях… Нависшие над въездом в город машикули, правда, слегка сбивали с города флёр средневековой романтичности.

– Варницы, – проследив за его взглядом, покивал Каглспар. – Ведаешь, почто они?

– Для обстрела вражеского войска, – поднапряг память Максим и вспомнил-таки случайно прочитанный на уроках истории параграф учебника. – У самого подхода к крепостным воротам.

– Недурно, – кузнец одобрительно кивнул.

По мосту перекатили через глубокий ров – аккуратно заглянув за борт телеги, парень одним глазком зацепил его неровное, перекопанное дно с повсеместно чернеющими прогалинами нешироких кратеров. Предположив, что раньше в него вкапывали противопехотные колья, он вздрогнул от прокатившегося по загривку холодка и, сам не понимая, что его так встревожило, спешно перевёл взгляд. К довольно узкому проезду сквозь двухступенчатые ворота вела двухполосная брусчатая мостовая, обнесённая каменным забором – всё как в классических книгах о замках и средневековых крепостях, – и так называемая полоса встречного движения оставалась свободной, даже несмотря на то, что телеги только въезжали в Эпфир и за всё то время, что стояли на тракте случайно встретившиеся Макс и Спар, ни одна не покинула его стен. С соблюдением закона тут строго.

Практически сразу после того, как повозка попала за стену, они очутились на одном из семи широких лучей, ведущих к здоровенному по местным меркам круговому перекрёстку. Привыкший жить в условиях миллионного города, юноша с удивлением обнаружил, насколько хорошо устроено здесь транспортное движение: правила, и это он понял сразу же, полностью копировали Земные (правда, возможно, немецкие, потому что в Эпфире возничие позволяли себе обгонять менее расторопных извозчиков справа); для пешеходов обустроили специальные дорожки – вроде как тротуары – и даже отгородили эти тропки деревянными парапетами от проезжей части; для оптимизации движения повозок и телег мелькали то тут то там местные аналоги регулировщиков; присутствовала даже разметка. Словом, как в Москве прошлого столетия, до изобретения светофоров и катастрофического наплыва машин. Обежав взглядом доступное пространство, Максим вдруг выпучил глаза и так подался вперёд, что едва не вывалился из телеги: на углу одного из трактиров висел дорожный знак! Деревянный, нарисованный от руки, но знак! У них даже скорость ограничивают в черте города!

И нигде ни навоза, ни грязи, такими глубокими стереотипами въевшихся в память любого школьника, кто находил в себе силы не спать на уроках истории. Всё облагорожено, аккуратно, чисто и красиво, кое-где вдоль фасадов жилых домов даже цветы в кадках растут. Это совсем не дремучая дикость!

– Помнится, раньше Эпфир совсем иначе выглядел, – задумчиво протянул Спар, но, заметив восхищённое лицо спутника, не без удовольствия мотнул головой и с улыбкой продолжил: – Всё Путники расстарались, им исполать! Принесли из иных миров и культуру, и обычьи новые, многому научили – не сразу, право, да и не всё нам по душе пришлось, но коль прижилось – знамо, благое это новое. В маленьких городах, право, не так всё, но там и времени меньше, чтобы эдакой красотой заниматься. Там иная прелесть, деревенская.

– Говоришь как Есенин.

– Кто это?

– Да так, – Макс улыбнулся. – Был в моём мире такой поэт.

На круге свернули в центр, проехали вглубь города по широкому проспекту. Юноша вращал головой так, словно она крепилась к плечам за ниточку, настолько ему интересно было рассматривать Эпфир. Да и было на что поглядеть!

Разноцветные вывески частных магазинов с непременно движущимися изображениями и переливающимися надписями – разумеется, зачарованные магией – не оказывали никакого влияния на привыкших к ним горожан, но заезжих деревенщин, странствующих торговцев и всех других, кто оказался в городе случайно или впервые, гипнотизировали и завлекали. Атласные гирлянды, растянутые над улицами, под порывами лёгкого ветерка махали приветственно въезжающим гостям треугольничками флажков. Со всех проулков стекалась к торговому ряду разношёрстная толпа: люди в мантиях и дорожных накидках, грязные и утомлённые долгим маршрутом, с просветлевшими лицами разглядывали витрины; окрестные жители, широкоплечие работяги обоих полов, переглядываясь, тыкали пальцами в выставленные товары, подбирая что подешевле да понужнее; жители города, румяные и сытые, в хорошей, но не шибко вычурной одежде, слонялись стайками от продавца к продавцу, выискивая каждый что-то конкретное и не гнушаясь торговаться. Только знати в её классическом представлении нигде Максим не заметил – лишь однажды навстречу проехала двуколка-кабриолет, запряжённая таким красивым конём, что юноша едва шею не свернул, пока провожал его взглядом. На облучке сидел немолодой возница, а за спиной его, закрывшись от солнца крышей, восседала какая-то дама – рассмотреть лицо с улицы возможным не представлялось, но парень хорошо запомнил лёгкое серое выходное платье и сложенные на коленях белые перчатки.

Тем временем Плушу уже заворачивали на одну из «парковок»: большую площадь, окружённую подъездными дорогами со всех сторон, пространство которой было разделено рядами деревянных ограждений на бесчисленное множество отсеков, закрывающихся воротцами. Спар вогнал телегу на свободное место, спрыгнул с козел и оперативно привязал кобылу за поводья к одной на весь ряд горизонтальной балке. Вырезанные на дереве символы, которых Макс сначала и не заметил, вдруг вспыхнули фиолетовым и призывно заморгали, горя то ярче, то слабее.

– Да сейчас, сейчас, неугомонные, – проворчал кузнец, достал из кармана кошель и опустил в ящик несколько медных монет. Фиолетовый свет сменился голубым и моргать перестал. – Времена идут, сменяются поколения, но что-то в этом мире остаётся вечным – плата за всё, на что падает глаз.

– Знакомая картина, – усмехнулся парень, успевший за всем этим великолепием позабыть и о посте досмотра, и о потенциально запрещённых перевозках, в которые его втянул Каглспар, и о деле, по которому они оба в этот город и приехали. – И много требуют?

– Не шибко. Зато, знамо, через день да каждый день.

Вместе они заперли импровизированное стойло, закинули на плечи каждый свою ношу и, маневрируя между другими владельцами телег, зашагали в сторону пешеходного бульвара. Посреди улицы росли, каждый в своём квадрате земли, тоненькие деревца: по обе стороны от прогуливавшихся по бульвару жителей – всё те же вывески и витрины, уже куда более скромные, выдержанные в одном стиле и сделанные со вкусом. В одной из лавок демонстрировали платья – небольшая группа девиц приблизительно одного возраста стояли в метре от прозрачного стекла и в полголоса обсуждали фасон, довольно при этом скептично. Очевидно, новая коллекция по вкусу им не пришлась. В лавке напротив торговали антиквариатом – и надо сказать, неплохо торговали, потому как владелец своего небольшого дела совмещал в себе не только старьевщика, но и серого хозяина ломбарда. Пожилые и молодые, стремясь приобрести или заложить, поминутно ныряли в полумрак за узкой зарешёченной дверью.

– Мы к Михейру путь держим, – говорил кузнец, рассекая широкой грудью толпу, – Я тебя там оставлю с ним. Думаю, вам станется что обговорить. А сам тем временем отлучусь на час, неоконченное дело тут у меня осталось. Если в установленный срок не явлюсь, выходи от мастера сам, вертай к телеге и жди. Уразумел?

Макс чутко уловил в голосе спутника волнение, похожее, впрочем, больше на раздражение, нежели на испуг. Но уточнять, чему причиной такое изменение в настроении, не рискнул – мало ли, какие могут быть дела у кузнеца в этом городе.

– Понял.

– Сразу говорю: денег в долг на какие-нито глупости не дам, так что про амулеты всяческие и думать забудь. А суму свою сюда давай, я тебе её верну, не боись.

– Как вы жёстко с Путником-то, – внезапно проворчал кто-то за их спинами.

Максим рефлекторно обернулся в поисках источника голоса, хотя ни интонация, ни сам звук ему не понравились (присутствовало нечто нехорошее в созвучии простых на первый взгляд слов) и лицом к лицу столкнулся с древней старушкой. Дряхлая, сухая, загорелая кожа бесчисленными складками висела на костлявых руках, словно не до конца снятый с ноги чулок; пронзительные и совершенно не добрые глаза пристально глядели в его глаза, выискивая что-то, доступное только её пониманию; крошечное тело завёрнуто от шеи до колен в белоснежные воздушные шали, намотанные таким большим количеством слоёв, что даже самый яркий луч не просветил бы и половины; маленькие медные монетки, пришитые к её облачению, переливались на солнце подобно драгоценной рыбьей чешуе и пускали солнечных зайчиков. Белые от старости волосы, длинные, пушистые, как овечья шерсть, торчали во все стороны крупными воздушными перьями, как если бы старуха приручила облако и усадила себе на затылок.

– Молчи, – кратко велел Максу кузнец. Тон его сквозил неприкрытой угрозой. – Ни слова не говори ей и пойдём отсюдова пошустрее.

Что-то в облике старушки необъяснимо напугало юношу, хотя, в общем-то, первое впечатление о ней создалось как о весьма безобидном существе – парень здраво решил прислушаться к словам своего товарища и проигнорировать странную женщину, пусть это и не совсем вежливо. Она чем-то смахивала на привокзальную цыганку, такую же враждебно настроенную и ловко маскирующую свои истинные намерения под заботу и дружелюбие, и мать с младых ногтей заклинала сыновей никогда с ними не связываться. Сделав уже несколько шагов прочь, Макс обернулся на неё ещё раз и заметил, с каким раздражением она раздула висячие ноздри – волна иррационального страха прокатилась по его спине, и он торопливо потопал прочь.

– Это что было? – спросил он у Спара, когда подозрительная переливающаяся бабулька растворилась в толпе за их спинами, будто её никогда и не было.

– Жрица Света, – поморщился кузнец, раздвигая скопления людей своей величественной фигурой подобно волнорезу. – Они тут, что худо, частые гости: уж сколько жалоб написано на них от народа разных городов, да токмо разве запретишь им входить? И как ты верно углядел, не «кто» это был, а «что» – прескверные твари, если увидишь такую вот бабу ещё где-нито, ни за что с ними не говори, не обращайся первый и не отвечай.

– Жуткая какая.

– Это верно, подлеток, жуткая – это ты мягко стелешь. Жрицы людьми управлять любят, в голову им крадутся и мысли путают. Когда по безделице, а когда и по-крупному пакостят – да токмо, видно, боги их и верно живы, потому как до сих пор никто ещё пальцем не пошевелил, дабы их навеки изгнать. Жрицы думают, что токмо они магией править имеют право, а все остальные, видите ли, не достойны, потому как в их богов не веруют, а значит, без благословения колдовством занимаются и ауру мира портят. Ауру мира, ёк-макарёк!

Приятное уху русское ругательство немного привело Макса в чувство – гусиная кожа никак не сходила с его побледневших рук.

– А таких, как ты, они терпеть не могут, Путников-то, – продолжал Спар, хмурясь. – Потому как Путники, по их словам, нарушают завет их богов и промеж миров странствуют, а на это, видите ли, только у богов разрешение имеется. Вернее сказать, у их богов. Словом, не вздумай с ними заговорить. Одно словечко – и они из тебя что угодно сотворят, в кого угодно превратят, а тебе это очень не понравится.

Максим, правда, и не собирался разговаривать с пугающими старушками даже без наставлений Каглспара, но пояснение вселило в парня ещё больше уверенности в этом решении.

Они дошли до конца бульвара, прошли мимо веранды, украшенной цветами, под белой вывеской «У мадам Принбеллы». Нырнули в тёмный влажный переулок, где моментально стихли звуки радостного центра, поплутали немного по хитросплетениям сумрачных улочек и вышли неожиданно к двухэтажному дому с позолоченными деревянными балками. Надо отметить, что на пошарпанной позолоте лоск и презентабельность здания и закончились: покосившиеся наличники печальных мрачных окон, расползшиеся со временем доски крыльца, облезшие перила, продавленное кресло на микроскопической веранде – складывалось не только не самое приятное, но и довольно отталкивающее впечатление. Над входом висела вывеска, но и теперь Путник не смог разобрать, что на ней написано – видимо, если речь местная ничем не отличалась от русского языка (что очень странно), то письменность однозначно была иного толка.

Кузнец толкнул незапертую дверь, они вошли в полумрак большого торгового зала, уставленного всевозможной высоты и ширины прилавками – объединяли их только торчащие во все стороны шляпки гвоздей и толстый слой пыли. На неровных подставках ржавели копья, на крючьях вдоль стен висели мечи, на столах грудами валялись ножи и клинки всех форм и размеров, на стойках кое-как повисли тяжёлые латы и лёгкие кожаные доспехи. Унылое зрелище – словно этой лавкой уже много лет никто не интересовался. Кому бы она ни принадлежала, хозяин занимался торговлей из рук вон плохо, за порядком не следил и даже визит потенциальных покупателей не заметил…

Впрочем, как раз с этим-то заключением Максим и поторопился: стоило звякнуть дверному колокольчику, на втором этаже раздался топот чьего-то тяжёлого тела, и несколькими секундами позже по жалобно скрипящей лестнице, разбрасываясь ругательствами, сбежал вниз круглый как бочка старик в несвежей рубахе и бриджах, босиком. Одна ладонь у него была обвита каким-то непонятным полупрозрачным платком, в другой он сжимал изогнутый нож с искусно выточенной рукоятью.

– А ну, разбойники! – заорал он, выискивая в полумраке зала фигуры интервентов. – Я вам покажу – грабить Путника Михейра, магистра Воздуха!

– Будет тебе, магистр, – сдерживая иронию, пробасил Спар. – Кузнец я, на магистра Хаоса работаю, другого Путника вот привёл.

– А? Кто это? – владелец лавки уставился подслеповато на скрытую в тени фигуру Макса. – Захарка, ты?

– Да ты спятил, старик, что бы тут забыл Захария? – рассмеялся здоровяк. – Новый это, Максимом кличут.

Пожилой Путник ещё какое-то непродолжительное время всматривался в их лица, может, выискивал в них отпечаток лжи или иного скрытого мотива появиться здесь, но потом опустил нож и расслабил скрюченные сухие пальцы: полупрозрачный платок на свободной руке исчез, пустив вокруг себя лёгкую и свежую волну ветерка. Макс впервые собственными глазами увидел магию: то, что он ошибочно принял за ткань, на проверку оказалось плотно сжатыми воздушными потоками.

– Новый, говоришь? – брюзгливым голосом переспросил Михейр, кладя нож на один из прилавков и подходя ближе. – А ты-то, громила, кем будешь?

– Поведал же ужо, Каглспар я, кузнец.

– А, ты с Захаркой работаешь, помню, помню… Сколько лет, герр Кузнец, сколько лет…

Старик прошёл к заваленному какой-то ветхой дрянью рабочему столу – за ворохом бумаг, коробок и прочего хлама Макс даже не сразу его углядел, – провёл подрагивающей ладонью над одиноким огарком свечи в потрёпанном подсвечнике – фитилёк жалобно вспыхнул, словно не ожидал, что ему когда-нибудь ещё придётся гореть, – и кивком головы пригласил незваных гостей сесть напротив. Из-за угла выкатилось и остановилось перед столом два стула, до боли похожих на обычные офисные, только выдолбленные из дерева.

– Я, господин, уйду, дело зовёт, а подлетка пока оставлю тут, побалакать, – Спар, кажется, был рад покинуть это место; Максим, признаться, с радостью составил бы ему компанию. – Через час заберу.

– Заберёшь? А он что, ко мне в ученики не пойдёт? – дрожащим (от похмелья, видимо, решил Макс) голосом спросил престарелый магистр, сощурив опухший глаз – совсем не по-стариковски, пронзительно и хитро.

– Мы к Захарии путь держим, – пожал широкими плечами кузнец и едва не сшиб кое-как сваленные на одной из полок шлемы.

– А, ну тогда можете даже не тратить времени, – крякнул Михейр, улыбнувшись не менее лукаво, чем посмотрев на гостей. – Захарка учеников не берёт.

– Мы токмо его поглядим, поприветствуем, а опосля, может, возвратимся.

– А вот познакомиться и дань уважения отдать – это верно, верно. Ну, ступай, Каглспар-кузнец, куда шёл, нам с Максимкой и правда переговорить требуется.

Спар с неприкрытым облегчением стремительно покинул пыльную лавку, ступил на залитую солнцем улицу и поплотнее закрыл за собой дверь, словно испугался, что Макс захочет выскочить следом. А старик, казалось, вовсе не заметил довольно грубого исчезновения аборигена – облокотившись на скрещенные у груди руки и внимательно посмотрев на юношу поверх заляпанных очков, он с отчётливо читаемым предвкушением подался вперёд и подмигнул.

– Ну что, Максимка, – сказал он вдруг совершенно другим, более приятным и даже немного довольным голосом. – Рассказывай, откуда ты.

– Из Ярославля, – не стал скрывать парень, садясь на предложенный стул.

– О, хороший город, хороший, – Михейр удовлетворённо покивал. – Я хотел там побывать – как-никак, часть Золотого кольца. Но до первого своего Пути не успел, а опосля то времени не было, то просто случая такого не подворачивалось.

– А вы тоже из…

– Омск, – перебил старик и вытащил из-под стола пыльную бутылку, обтянутую плетёной корзинкой. – Давно не был на Земле, успел уже так истосковаться, что сил никаких нет. Да только возраст не тот, понимаешь, для странствий промеж миров… Чахнет во мне сила. Последний Путь едва пережил – он в прямом смысле мог стать последним.

Он хрипло отрывисто засмеялся – как птица крыльями захлопала. Потом покачал головой и сосредоточенно взглянул на собеседника, как если бы пытался высмотреть что-то глубоко внутри его черепной коробки.

– Что с тобой-то стряслось, малец? Самоубийц тут не бывает, а ты ещё молодой, чтоб своей смертью помереть.

– Машина сбила, – нехотя признался Максим; разговор с соотечественником его сильно обрадовал и успокоил, будто вновь оказался дома, но об обстоятельствах гибели говорить особо не хотелось.

– А, – кратко кивнул Михейр и снова крякнул: для взрослого и даже пожилого, этот человек оказался на удивление тактичным. – Ну что ж, не повезло. Хотя это с какой стороны посмотреть – у нас тут и магия, и миры другие теперь доступны, и возможностей много – не то что во времена, когда я только-только прибыл. Вот тогда была настоящая западня для Путников – нас тут не шибко-то жаловали.

– Мы в Раю? – нетерпеливо выпалил парень, гадая, перебивает ли своим вопросом рассказ магистра.

Старик посмотрел на него как-то странно и откупорил бутыль. Запахло терпким старым вином.

– Это смотря как посмотреть, – невесело ответил он и поджал морщинистые губы. – Но я понимаю, что ты подразумеваешь под своим вопросом. Ты спрашиваешь, является ли этот мир жизнью после смерти – в том смысле, в котором привыкли говорить об этом на Земле.

– Как с языка сняли, – подтвердил Максим нервно.

– Не является, как по мне. Просто ещё один мир в цепочке сотен других, вот и весь сказ.

– Тогда почему мы здесь?

– Потому что, – просто ответил Михейр и глотнул немного спиртного прямо из горла. – Не знаю, почему. Да и мало кто знает. А если уж знает, то точно не скажет. Это вроде как не то знание, которым человеку положено владеть, Максимка, такими вещами боги заведуют, а до богов дослужиться ой как непросто.

– Дослужиться? – у Макса перехватило дыхание от удивления. – Мы можем стать… богами?

– Закатай губу, малец, – усмехнулся горько старый Путник, неверно истолковав реакцию молодого. – Это только единицы могут, да и то… с горем пополам. Боги – это тебе не шутки, паря, это серьёзное дело. Серьёзное и очень ответственное. И опасное. Многие другие из нашего рода всю жизнь положили, чтобы хотя бы приблизиться к богам, а добились только пера в ребро или всеобщего презрения, потому что путь этот не только сложный, но и скверный. Оч-чень скверный, скажу я.

– Почему?

– Человек, к которому тебя хочет отвезти Каглспар-кузнец, – поразмыслив, вдруг гораздо резче произнёс старик, – Вот он приблизился. Мог бы даже, пожалуй, и стать. Спроси у него, коль повезёт, хотя вряд ли Захарка расскажет. Но если у тебя мозги есть – у него-то они на месте, не сомневайся, – ты в это божественное дело не полезешь.

– Но почему?

– Да не стоит оно того, мальчик мой – богом быть. Не стоит.

Михейр сделал ещё один небольшой глоток и отставил бутылку на край стола.

– Поговорим лучше о важных вещах, – серьёзнее продолжил он. – О том, где тебе обучаться всему, что Путник знать обязан. Сразу предупрежу: если всерьёз надеешься к Захару пойти в Ученики, то лучше забудь, по-хорошему советую. Я его лично учил, с младых ногтей, считай, и знаю, о чём говорю. Будь он по натуре другим, лучшего наставника и пожелать было бы нельзя, но с тем, кто он сейчас есть, только проблем хлебнёшь по самые помидоры.

– Каглспар сказал, что Захария… немного нервный.

– Немного! – хохотнул старик. – Этот мальчик, чуть что не получится у него, так из себя выходил, что даже мне жутко становилось – а я далеко не робкого десятка! Любой пустяк его на уши ставил, а пустяков было – на каждом шагу да по сорок штук.

Максим воскресил образ магистра Воздуха, который каких-то пять минут назад в одних подштанниках планировал разнести предполагаемых воров своей магией и в довесок ножом заколоть, и был вынужден согласиться.

– Захарка к себе никого никогда не брал, – со знанием дела добавил Михейр. – У него характер не тот, чтобы с детьми вроде тебя носиться как клуша с яйцами. Да и помощники у него, говорят, надолго не задерживаются: кто до Эпфира добирался, рассказывали, как он их до полусмерти упахивал за одну только половину дня. Нагружал работой по самое не балуй, – старик рассмеялся; его щёки характерно порозовели в свете сального огарка. – Все пулей бегут, а ты решил полезть. Смело, конечно, но глупо, да и времени потратишь прилично – при хорошей лошади отсюда до столицы дня два пути.

– И как же быть?

– Дак у меня оставайся! – магистр Воздуха окинул рукой затхлое помещение и вновь схватился за вино. – Я тебя и теории, и практике обучу, а что дальше делать – сам решишь. Через меня вся Триада в своё время прошла, уж я своё дело знаю. Правда, в Путь уже не выхожу, что правда, то правда. Но выходил же.

Оставаться здесь у Макса желания не возникло. По правде сказать, он покинул бы эту лавку прямо сейчас – но правила приличия и приказ дождаться Спара держали его, равно как держало и намерение вытащить из алкоголика-Михейра всю информацию, которой тот обладал.

– А если не ко мне, – поразмыслив, добавил старик, – У нас в Эпфире ещё один Путник живёт, мадам Диллия, травница. Правда, годков-то ей тоже не мало, так что, думаю, и она про странствия забыла…

– Так с чего мне начать?

– С поиска наставника, – безапелляционно ответил он. – Это самое важное. От того, кто тебя учить будет, всё зависит. Найдёшь наставника – и дальше всё спокойно пойдёт, если сам буянить не начнёшь, конечно.

– А потом?

– Потом – с основ. Сначала будешь книги читать – и читать много, и читать только сложные книги. А для этого тебе нужно местный язык выучить.

– Разве я на нём не говорю?

– Говорить-то, Максимка, говоришь, – усмехнулся Михейр. – Да только не возникало у тебя сомнений в том, как это ты так можешь в другом мире людей понимать? Не на русском же они балакают, правда?

– А как тогда?

– Это дар Путника, – многозначительно протянул старик, глотнув из бутылки. – Мы, когда в другие миры научаемся ходить, обретаем возможность на языке Вселенной разговаривать. Это универсальный язык, и все народности его как свой собственный понимают – никакие переводчики не нужны. Каверзные случаи раньше возникали, когда Путники начинали говорить что-то сразу нескольким людям из разных культур. Один слышит на своём языке, другой – на своём, и понять никак не могут, как это так происходит, что тот, кто их не понимает, понимает Путника. Приходилось втолковывать. А у бедняг крыша могла поехать от такой причуды!

– Значит, мы сейчас не на родном языке говорим?

– А чёрт его знает, – пожал плечами Михейр. – Может, и на родном. Мы-то с тобой соотечественники, наш родной-то язык – язык России-матушки. Стало быть, на русском и балакаем. Но окажись тут какой-нибудь англичанин – для него ты на английском бы балакал. Он бы тебе отвечал что-нибудь, а ты бы его понимал, хотя английского в жизни не ведал. Вот такая хитрость. Всё продумано, чтобы мы, когда в других мирах оказываемся, не терялись и не пугались.

– А грамота?

– Тут сложнее, – Михейр тихо рыгнул. – С письменностью тебе придётся повозиться, потому что письменность – это символы, а символы местные тебе неведомы. Так что вот что, Максимка – начни с изучения местного языка. Словарей там себе прикупи, как деньги будут, и засядь. Потому что книги по магии на местном написаны, и тут уж не будет интернета, чтобы перевод попросить, хе-хе!

Начать с грамматики, – отметил про себя парень.

– Что ещё… Ну, работу тебе найти надо, чтобы деньги были на книги магические, – продолжал размышлять Михейр. – Не есть же тебе вечно за счёт этого кузнеца. Он мужик хороший, но у всех есть предел терпения, и содержать Путника вечность он уж точно не станет – да и негоже это. Если бы ты у меня решил остаться, я бы тоже тебе дело дал, чтобы отрабатывать пищу. Продукты-то не бесплатные…

– У меня даже высшего образования нет ещё, кем я в этом мире могу устроиться?

– Да хоть кем! – нетвёрдо воскликнул старик. – Я вот в своё время был как раз переводчиком. На собраниях иностранных подданных присутствовал и повторял как попугай, что услышу, чтобы все другие понимали. Сейчас, правда, не знаю я, насколько это у местных востребовано, но попробовать стоит. Иди куда-нибудь к кадровикам, они тебе подберут дело по способностям. А как заработаешь достаточно – купи первым делом меч. На всякий случай. Хороший купи, вдруг что.

– А зачем он мне?

– Ты пока с местной флорой и фауной не знаком… – Михейр закатал рукав; по всему его предплечью тянулись узловатые белые шрамы. – …но рано или поздно познакомишься. В Паберберде и некоторые растения не прочь тобой закусить, так что держи ухо востро и не теряй бдительности, малец. Худой меч всегда лучше доброго шрама, хе-хе…

– Хорошо, Михейр, спасибо.

– Да, и ещё одно, – старик поставил руку на локоть и поднял вверх указательный палец. – К другим Путникам – особенно к Захарии, если ты к нему поедешь всё-таки – всегда только господин Захария. Господин Путник. Тут не принята фамильярность.

– Спасибо, господин Михейр.

– Молодец, – крякнул тот. – Быстро учишься. Мне бы твоей сообразительности в свои годы…

Он опрокинул бутылку вверх дном и наполовину её прикончил. Взгляд у старика поплыл, лицо покраснело, а веки слегка опухли – товарищ уже, что называется, был готов. В таком состоянии расспросить его можно вообще обо всём, но в голову Максу ничего толкового не приходило. Интересоваться магией, исходя из слов Спара, было ещё пока рано и опасно. О каких-то «геройствах» и речи не шло – Максим и не герой толком. Конечно, неплохо реализовать свой потенциал в этой области, но лезть на рожон он не планировал.

– Наставник сможет обучить меня военному делу?

– Если правильный наставник, то конечно, – довольно протянул Михейр. – Я вот смогу, есть ещё порох в пороховицах. Захария, если вдруг каким-то чудом согласится взять тебя под свою опеку – тоже. Мадам Диллия вот не сможет, она вообще дама миролюбивая… Ты вот к магистру Хаоса на поклон собрался – а ты знаешь про него хоть что-нибудь?

– Знаю, что его не любят, – честно ответил Макс. – Что он однажды вышел из себя и… реки пересыхали, скотина умирала – и всё в таком духе.