Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 57 страниц)

Королевский Круг

И всё-таки, хорошо обстоятельства складывались в тот день: визит в королевский замок Захария запланировал на раннее утро, до официального открытия своего магазинчика, чтобы не нарушать устоявшийся распорядок жизни и не вынуждать клиентов обивать пороги понапрасну. Со вчерашнего дня ещё оставалась где-то в обозримом пространстве половина козы для Дрозда, так что Максу не пришлось бы браться за топор и самостоятельно приводить в исполнение первую в жизни казнь. Юноша с содроганием представил, в каком состоянии вышел бы из конюшни, вынуди его распоряжение начальства лично попрактиковаться в умерщвлении домашней живности – ни о каком достойном виде и адекватном поведении речи бы уж точно не шло, а ударить в грязь лицом при дворе ему было категорически непозволительно, он отчасти нёс ответственность за репутацию чародея.

Полный предвкушения и приятного беспокойства, взволнованный, молодой Путник поднялся с кровати аж за полчаса до обговорённого времени подъёма. Бодрый, несоразмерно обстоятельствам активный и слегка избыточно довольный, он совершил все необходимые по пробуждении водные процедуры, откопал более-менее сносную для такого случая одежду – всё местного пошива, никакой «иноземщины» – и ровно в семь потопал в кухню на негнущихся подрагивающих ногах. Возможная встреча с членами правящей династии будоражила парня: только в самых смелых мечтах он мог допустить мысль о том, что однажды его пути пересекутся с путями реальных королей – монархов с коронами и в мантиях, тех самых, о которых написаны учебники по истории… Но посмотрите на Максима теперь: вот-вот его ноги войдут в настоящий замок, а глаза наткнутся на настоящих правителей средневекового государства!

Безусловно, ему этот день запомнится на всю жизнь. Но, к сожалению, далеко не только восторг трепал чувствительную юношескую душу.

Перспектива прогуляться до цитадели местных правителей была чем-то похожа на размышления о первом сексе: пока тема не поднималась и не вставала ребром, это событие казалось нереальным и не слишком-то желанным, а как появилась возможность воплощения – начали потеть ладошки. Он переживал, что не сможет соответствовать ожиданиям наставника, что сморозит какую-нибудь ерунду или по глупости сделает нечто, что очернит их имена во веки вечные, думал о том, как ему следовало бы нарядиться (да и стоило ли)… Словом, неподготовленного, не обученного правилам поведения и брошенного буквально в эпицентр надвигающейся бури Максима захватил обыкновенный мандраж.

Замок короля, – размышлял он, проходя мимо мрачных библиотечных шкафов к лестнице на первый этаж, – это наверняка очень хорошо охраняемое место. Со своим… дресс-кодом, если можно так выразиться. Что, если меня не пропустят? Посчитают каким-нибудь оборванцем или высмеют на глазах у придворных? Мастеру придётся за меня краснеть? Нужно срочно спросить о правилах поведения, о дворцовом этикете… Да обо всём! И почему только он ещё сам не удосужился меня проинформировать, интересно?!

Мандраж усиливался по мере приближения к кухне. Когда биение разбушевавшегося сердца начало влиять на походку, юноша вынужден был остановиться на полпути, прикрыть глаза и несколько раз глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Перед ответственными соревнованиями его иногда колотило точно так же, как теперь, вот только раньше на кону стоял кубок из «Ашана» за пятьсот рублей и титул городского чемпиона. Сейчас же риски скакнули на невиданную доселе высоту.

Только удовлетворение информационного голода могло выровнять пульс. Без сведений, которыми магистр отчего-то не спешил делиться, Макс мог и в обморок свалиться от переизбытка чувств.

Главное – без панических атак, пожалуйста. Такого позора я точно не переживу.

Искомый колдун обнаружился в обеденной зоне, где, собственно, его и ожидал встретить подмастерье. Пахло привычно: варёным мясом, крупами и какими-то специями – варево призывно булькало в котле над огнём, пока в него падали всё новые щепотки трав и минералов. Одет он был как обычно – в футболку и рабочие штаны местного пошива, босиком (кто бы сомневался-то) – кажется, не переодевался со вчерашнего дня. Короткие жёсткие волосы растрёпаны, на щеке розовеет след от подушки. Судя по тому, как неуверенно чародей двигался и поминутно зевал, прикрывая заострённые зубы кулаком, он проспал и теперь старательно пытался уложиться в сроки… и вместе с тем – не уснуть на ходу, прямо возле очага.

– Ты сегодня рано, – отметил Захария, даже не обернувшись.

Чует он меня, что ли?

– Да, Мастер, не спалось.

– Вот как.

По воздуху к чародею перелетело из трюмо две глубокие миски с нарисованными вручную голубыми цветочками: при помощи левитирующего половника они наполнились кашей из котла и встали на стол вместе с ложками. Тяжёлый густой пар свежеприготовленной пищи поднимался к потолку молочно-белыми спиралями, и сдувала их слегка вбок только источаемая кожей повара прохлада. Колдун покопошился ещё немного над столешницей, затем вяло развернулся, держа одной рукой пузатый чайник из фарфора, другой – две чайные чашки, и установил посуду на пёстрые вязаные подставки под горячее.

– Красивые… э-э-э, салфетки, – смещённая активность, включавшаяся у Макса в моменты стресса средней силы, вынудила юношу ухватиться за первую попавшуюся тему для разговора. Лишь бы не молчать. – Вы сами делали?

Захария поднял на него сонный, но оттого даже более красноречивый укоризненный взгляд.

– Ну да, согласен, тупой вопрос, – парень покивал, чувствуя, как теплеют кончики ушей.

– Госпожа Бертша оказала мне честь и связала их в качестве подарка на прошлую Самаину, – пояснил колдун.

– Самаина? Что-то знакомое…

– Не удивительно, – голос не до конца отошедшего ото сна чародея звучал не только спокойно, но и непривычно мягко, вызвав почему-то у слушателя стойкую ассоциацию с начинкой в конфете «Коровка». – Самайн, он же Самхейн на английском, он же Сауин на гэльском – это вообще-то праздник кельтских неоязычников и виккан с Земли, означавший раньше окончание сельскохозяйственного сезона, а в Ирландии и Шотландии также являвшийся «днём мёртвых». Потом ему на смену изобрели День всех святых, а Самайн переименовали в праздник, известный как Хэллоуин.

– Но… это же наши приколы, «отечественные», если можно так выразиться: Земля теперь мной целиком как Родина воспринимается… Так здесь-то они откуда? А, или госпожа Бертша празднует наш, то есть, кельтский Самайн?

– Нет, разумеется. Но я понимаю твоё замешательство, сам был искренне поражён, когда во всём разобрался. Суть в том, что этот день отмечен как особенный – внимание – практически во всех мирах. Населён он людьми или другими разумными существами, открыто ли сельское хозяйство или народы ограничиваются собирательством и охотой – везде, где есть хотя бы зачатки культуры, одна и та же дата является красным днём календаря и носит приблизительно похожее по звучанию название. В тех из реальностей, где времена года совпадают друг с другом, значение Самайна – последний день сбора урожая. В других, где климатические и астрономические пояса разнятся, в этот день отмечают, скажем, весеннее Равноденствие, летнее или зимнее Солнцестояние…

– Охренеть, – выдавил Макс, и на этом его конструктив кончился.

– И правда весьма загадочно, – маг, усевшись во главе стола, принялся бесцельно помешивать скромную порцию завтрака, наблюдая за собственными действиями из-под опущенных ресниц – странное зрелище, немного непривычное, равно как и его спонтанная разговорчивость. – Я хотел изучить такое аномальное… «единодушие». Предполагал, что оно связано с замиранием времени в момент перехода. Но, к сожалению, Цельда забирает львиную долю моего внимания: жаль имущество терять, а тут то войны, то голод, то короли невменяемые…

– Постойте, Мастер. Вы сказали «замирание времени»?

Колдун заторможенно моргнул, словно пытался вспомнить, о чём рассуждал секунду назад, и ограничился лаконичным «ага».

– Что это значит?

– Давай об этом потом поговорим. Я еле мозгом шевелю.

– Но если…

– Это знание не приблизит тебя к возвращению домой, Максим, – чуть твёрже, на миг вернув тону привычную безапелляционность, перебил чародей и, тут же поддавшись уговорам ленивого сознания подремать на ходу ещё чуточку, смягчился вновь до состояния карамели. – К тому же, замирание распространяется далеко не на всех и срабатывает далеко не при каждом выходе в Путь. Это избирательное, необъяснимое, непредсказуемое и, скажем прямо, иррациональное явление, о природе которого остаётся только догадываться: не стоит возлагать на него слишком большие надежды. Я даю слово, – вдруг добавил он серьёзно в ответ на строптивый взгляд собеседника, – Что всё тебе объясню. Просто не сейчас.

Захария подержал немного Макса под прессом, потом непринуждённо-сладко и затянуто зевнул, закрыв рот ладонью, и вернулся к раскопкам в своей тарелке.

– Расскажи лучше, почему подорвался ни свет ни заря.

Максим нахмурился, растерянно наблюдая за тем, как безуспешно пытается проснуться его Мастер, и всё силился понять, что же в открывшемся ему зрелище не так. А потом к собственному изумлению осознал внезапно, что Захария этим утром ведёт себя не как небожитель и даже не как чародей, а как простой живой человек – эта мысль стала таким для парня потрясением, что некоторое время он просто смотрел на крупный выпирающий светло-серый лоб и не мог поверить ни внешней картинке, ни внутренним ощущениям. По обыкновению своему маг всегда источал энергию – не шибко светлую и добрую, конечно, но мощную, практически видимую глазу, – а тут… тривиальный, сильно недоедающий студент, только-только поднявшийся с кровати и буквально принуждающий себя идти на лекции. По крайней мере, именно такая ассоциация пришла молодому Путнику на ум.

Конечно, причины воспринимать колдуна как полубога у парня были весомые. За всё время их весьма непродолжительного знакомства ни разу у него не возникло даже тени подозрения, что некто вроде Мастера, вообще-то, тоже может проспать свои дела, тоже может не отдохнуть во время ночного сна, тоже может испытывать негодование по поводу предстоящих ему рабочих задач и лениться их выполнять. Чародей производил впечатление высокотехнологичного робота с перечнем программ, неукоснительно соблюдаемых, а тут вдруг такой сюрприз.

Треск разрывающегося шаблона, к счастью, заглушил треск за ушами – утренняя каша у наставника получалась невероятно вкусной.

– Да как представлю, что вы отведёте меня в замок, и сразу неспокойно становится, – признался Максим, тщетно пытаясь отвести взгляд от медленно бледнеющего розового пятна на щеке магистра: оно было таким естественным, таким нормальным – а нормальное и естественное никак не хотело вязаться с образом скелетообразного колдуна. – Всё-таки это главный человек в этой стране. Немного волнуюсь.

– Не стоит, – Захария медленно вытащил кусок мяса из каши и обтёр дно ложки о край миски. – Мы не на официальный приём собираемся, с Его Величеством сегодня столкнёмся разве что случайно. Да и он человек занятой, вникать в вопросы, его, в общем-то, и не касающиеся толком, не захочет. Замок – настоящий проходной двор, и если обращать внимание на каждого посетителя, то даже остановившегося времени не хватит. Самое высокопоставленное лицо, которое может нам попасться – и, скорее всего, попадётся – Айгольд, но перед ним, к счастью, не нужно строить из себя не пойми что.

– Айгольд – это кто-то из королевской семьи, Мастер? – решил на всякий случай прикинуться невеждой Максим.

– Сын нынешнего правителя, также известный как «Его Высочество». Достаточно эксцентричный, красивый и остроумный, чтобы притягивать к себе всеобщее внимание… Если честно, эта его способность невероятно полезна: мне просто достаточно стоять где-нибудь неподалёку от принца, и ровным счётом никто из придворных меня не замечает и не донимает. Королевич сильно склонен к самолюбованию, обожает слушать о себе хвалебные песни и всегда окружён толпой обожателей обоих полов, но при его социальном положении подобная специфика вполне позволительна. Даже, можно сказать, естественна.

– Вы друзья? – опасаясь возможной реакции, осторожно спросил Макс. Он осознавал, что рискует – подобные вопросы могут быть расценены неправильно, как попытка влезть не в своё дело, например, – но сдержаться просто не смог. Если что, всегда существовала возможность скосить за дурачка. – Вы много о нём знаете.

– Сомневаюсь, что у меня есть друзья, Максимус, – подслеповато рассматривая кашу в поисках мяса, ответил сонный колдун, в упор не замечая очевидной осведомлённости своего подопечного в вопросах королевской четы и их с чародеем взаимоотношений. – Мы, скорее, товарищи по несчастью… Ешь живее и шагай кормить зверинец. Через полчаса на выход. И фартук надень.

Развести на откровения не вышло. Что ж, не последний раз разговариваем.

Подмастерье почти не жуя проглотил остатки завтрака – ел с аппетитом, забывая дышать, – затем снял с крючка на стене знакомый уже кожаный фартук и, стараясь не думать о намеченном перечне утренних работ, потопал в сторону выхода. Но уже на середине комнаты вдруг остановился: внезапное откровение снизошло на юношу, вынудив крепко задуматься и помолиться на всякий случай.

– Мастер, а мясо… разве не испортилось за ночь? Тут же вряд ли есть холодильник.

– Вот оно – поколение интернета, – усмехнулся колдун непривычно тепло, без свойственной ему язвительности (и правда не проснулся ещё). – Люди давно уже придумали волшебную штуку под названием погреб. За лестницей есть люк, потянешь за кольцо – дверца и откроется. Иди уже, не мозоль глаза.

Цитирующий сказку о Красной шапочке чародей вверг Макса в ещё больший шок. Не день, а череда каких-то немыслимых открытий, ей-богу.

Разговор, помимо того, что действительно успешно отвлёк от волнения перед предстоящим походом во дворец, нагнал и немало интриги. Взять хотя бы упомянутое замирание времени: какое конкретно время должно было замирать, если верить словам колдуна (а не верить оснований не было), и как это могло оказаться связано с возвращением Максима домой? Некоторые соображения на этот счёт у юноши, разумеется, имелись. Вот только насколько верные – и верные ли хоть чуть-чуть? Не стоило тешить себя необоснованной надеждой, следовало дождаться, пока Захария обо всём подробным образом расскажет, но… Удержаться молодой Путник не мог.

Слишком уж привлекательно-сладкой казалась пришедшая на ум догадка.

За лестницей действительно отыскался массивный деревянный люк, обитый со всех сторон железом, с тяжёлым чугунным кольцом вместо ручки и гравировкой птичьего черепа на широкой и плоской эмблеме посередине. Одно только то, чтобы сдвинуть его с места, стоило парню немалых усилий, а уж поднять удалось и вовсе с титаническим трудом – вместе с металлом, он весил килограмм под пятьдесят. Хорошо, что хоть петли смазаны – не пришлось бодаться с силой трения.

Стоило крышке замереть в верхней точке, по ногам Макса тут же ударил холод. Юноша не мог, впрочем, не обратить внимание, что холод этот, в отличие от холода, исходящего от Захарии, имел вполне естественную природу и не вызывал поганого внутреннего ощущения… небезопасности. В «погреб» вела каменная округлая лестница, достаточно широкая, чтобы не бояться с неё навернуться, но на всякий случай подмастерье схватился за перила. Фильмов ужасов он в своё время пересмотрел предостаточно и совершенно не ожидал оказаться когда-нибудь в доме, где есть подвал – но жизнь, как известно, имеет странную привычку преподносить сюрпризы, когда их совсем не ждёшь и когда к ним совсем не готов.

Поёжившись и быстро вспомнив всё, что происходило с героями триллеров, Максим набрал в грудь побольше воздуха и осторожно приступил к спуску, шаг за шагом погружаясь всё глубже во мрак и на всякий случай прислушиваясь – вдруг раздастся какой-нибудь шорох, намекающий, что ему стоит как можно скорее и спокойнее вернуться в торговый зал и поплотнее за собой запереть. Парню и в голову не пришло пораскинуть мозгами хоть немного: в доме чародея вряд ли завелась бы нечисть… по крайней мере, такая, чтобы не подчинялась его контролю. Даже на крыс рассчитывать не стоило.

Шаги отзывались гулким эхом в каменном коридоре. Когда нога коснулась залитого бетоном пола (где только он бетон откопал?), свет в погребе загорелся сам собой: на стене, оказывается, висел фонарь, один в один как тот, что приветствовал гостей на крыльце особняка – внутри за прозрачными стенками вспыхнул и теперь мерно освещал дорогу такой же маленький тёплый огонёк, только жёлтый, обыкновенный, а не фиолетово-голубой. Его мощности не хватало, чтобы озарить подвал целиком, зато можно было не бояться, что какой-нибудь призрак лопнет лампочку или задует фитиль.

Богато живём, – мелькнуло в голове Путника, когда он отвлёкся от нарисованных воображением страшилок и осмотрелся.

Погреб буквально до отвала оказался уставлен съестным. В полумраке на полках высоких стеллажей блестели полупрозрачные закрутки: парень без труда узнал огурцы, помидоры, сладкие перцы, а также обсуждаемые накануне фрукты – персики, яблоки… да вообще все плоды, что росли в чародейском саду. Присутствовали фрукты и овощи, которых Макс прежде не видел: странная форма, подозрительно-бледные цвета – закрутки с эндемиками нового мира выглядели куда менее привлекательно. В шкафах с ромбовидными полочками покоились винные бутылки – из мутно-зелёного и прозрачно-бежевого стекла. На каждом из горлышек – по блёклой бирке, на каждой бирке – дата изготовления, судя по всему, сорт винограда и ещё какие-то комментарии, написанные почерком колдуна на родном Максу языке.

Успев вспомнить свои недавние опасения про невозможность читать во сне, юноша прикусил губу. Стройная версия с комой дала лёгкую трещину.

Ровные стопки головок сыра разного диаметра и толщины заняли несколько невысоких столов, завёрнутые в холщовые мешочки; сосисочные гирлянды и кольца сыровяленых, сыро-копчёных и варёно-копчёных колбас висели вдоль стен как новогодние украшения; на увесистых крючьях чародей подвесил чуть ближе к центру погреба вяленые туши оленей… или коров… или свиней, быть может… или каких-то других, похожих по размеру животных, в разделанном состоянии сложно было утверждать наверняка; от одного угла до другого тянулась вереница закупоренных дубовых бочек, окованных стальными обручами, о содержимом которых оставалось только догадываться; какие-то ящики, хорошо сколоченные вручную, покоились друг на друге рядами…

При желании и грамотном распределении ресурсов на этих запасах действительно можно было спокойно продержаться целый год. Как, в общем-то, и предупреждал Спар.

Макс обежал глазами помещение с непривычно низкими потолками и обнаружил знакомую уже половину козы, подвешенную на крюке к потолку среди прочих туш. На ней ожидаемо не оказалось ни мух, ни грязи – порядок везде, как в операционной. Осторожно сняв её, стараясь не испачкаться, он потащил козу наверх и уже почти подобрался к ступенькам, когда взгляд случайно зацепился за предмет абсолютно инородного происхождения – металлическую, выглядящую совсем как в промышленных морозильниках на Земле дверь в дальней от лестницы стене, там, куда свет фонаря практически не дотягивался. Тяжёлую и, безусловно, запертую.

Мандраж от предстоящего визита в королевский замок, задумчивость после диалога за завтраком – всё это мягко и незаметно отошло на второй план, уступив место медленно сжимающему грудь интересу. Сходить-то они сходят, конечно, но рано или поздно вернутся домой (интересно, в какой момент я начал считать это место и своим домом тоже?) и забудут об этом визите, а вот загадочная дверь в подвале, смахивающая больше на вход в бомбоубежище, никуда не денется. Разрываясь между желанием узнать о ней побольше и обязанностью покормить плотоядную лошадь, Макс несколько мучительно долгих секунд простоял на месте, с силой сжимая обескровленную тушу руками. Ноги будто приросли к бетону, в голове стало тихо и пусто, а потом тело в обход здравого смысла сделало шаг к таинственной комнате, скрытой за не менее таинственной дверью. Чем ближе он подходил, тем острее и чётче осознавал: ему совершенно точно нельзя туда, ничего путного из этой авантюры не выйдет, наставник в восторге от наглого вмешательства в его секреты не останется.

Ноги покорно встали. Сердце глухо ухнуло в груди и вновь приказало двигаться вперёд.

Парня больше не беспокоил риск испачкаться козлиным мясом.

Над головой грохнуло что-то очень увесистое, грохнуло резко и громко, как если бы рухнул один из многочисленных чародейских комодов – за миг до того, как протянутая к ручке рука коснулась железа. Отдёрнув ладонь, Максим верно истолковал знак свыше (в прямом смысле этого слова) и посеменил к лестнице, больше не оборачиваясь, и стоило ему шагнуть на первую ступень, как огонёк в фонаре потух. Несомненно, механизм действия этого светильника основывался на магии, но на какой именно, парень пока не знал. Да и не торопился выяснить: темнота, вернувшаяся в подвал, подгоняла его подняться гораздо ощутимее, чем любознательность – остаться.

В торговом зале он лицом к лицу столкнулся с первым посетителем: худощавым мужиком, явно работягой, в соломенной шляпе и несуразно большом жилете, висевшем на худых плечах как мешок. Они скомкано и неуверенно обменялись приветствиями, крестьянин отступил, робко пропуская подмастерье колдуна в проход между стойками с бронёй, Макс опустил взгляд и тут же едва не врезался в самого Захарию.

– Куда летим? – безучастно поинтересовался он, поджав губы. – Запачкаешь товар – прокляну.

– Простите, Мастер, задумался.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, поскольку прекрасно понимал, что на «о чём?» ему ответить решительно нечего, Максим как мог осторожно покинул особняк через главный вход. «А я вам ещё раз повторяю, уважаемый: мы закрыты до полудня» – последнее, что донеслось до его слуха из недр зала, погруженного в вечный сумрак.

Наблюдать за юношей, едва не бегом выходящим из мрачной лавки магистра Хаоса с половиной козлиной туши в обнимку, стало для случайных тому свидетелей весьма занятным развлечением. Парня проводили взглядами, но ему было всё равно: из головы никак не выходил загадочный ход в подвале. Что-то, чему пока не было имени, тянуло Макса зайти в ту комнату, пока здравый смысл изо всех сил убеждал хозяина не делать глупостей понапрасну.

Торопливо направляясь широким шагом к конюшне мимо дубов, грядок, кустов и сада, он пытался выдвигать предположения. Как назло, ни одной стоящей идеи в голове не появлялось. Логичнее всего было бы предположить там наличие треклятого холодильника (уж слишком похожим образом выглядела дверь), но тогда почему мясо на крюках висит, а не на полках разложено? Точно не по безалаберности и лени колдуна. Ясно как день – внутри что-то ценное, иначе не поставил бы он массивную металлическую преграду, – но не настолько, чтобы защищать вход магическими печатями…

Точно! Печать!..

Макс остановился. Поджал губы, обернулся на особняк, гадая, сможет ли войти в конюшню без вреда для здоровья и стоит ли ему вернуться за чародеем. Потом всё-таки продолжил движение к хлеву и вскоре дошёл до массивных ворот. Фиолетовая метка посверкивала на ярком утреннем солнце, но, стоило ему приблизиться почти вплотную, дважды моргнула и погасла. Дистанционное управление охранной системой? Или чародей и на самого Макса какое-то заклинание наложил незаметно, чтобы охранные чары его током не били и не проклинали почём зря? Сплошные загадки с этим Захарией, сколько можно! Вопросы, вопросы – и ни одного стоящего ответа! А ведь только семь утра!..

Стоило внести мясо в конюшню, Дрозд оживился: вытянув шею, он без труда перекинул голову через невысокую оградку своего денника и нетерпеливо уставился на кормильца своими жёлтыми, как лимоны, глазами, зашлёпал губами и забил копытом по стенке. В глотке коня тихо раздался какой-то хрип, похожий на булькающее тигриное рычание. Очевидно, жеребец здорово проголодался за ночь. Отперев его и на всякий случай отойдя на внушительное расстояние, Максим задвинул тушу себе за спину: конь, всхрапнув, глянул на посетителя с укоризной, но возражать не стал и кинулся рысью в леваду. Голод голодом, а по распорядку сначала утренняя гимнастика.

Господи, у него даже животные по струнке ходят, меня-то что ждёт тогда?

Макс за топор браться не рискнул: во-первых, размер кормушки позволял впихнуть половину козы без использования вспомогательных инструментов, во-вторых, снова вспомнил про то, что неплохо было бы сохранить одежду чистой, брызги или ошмётки могли испортить впечатление придворных о новом помощнике магистра Хаоса. Затолкав добычу кое-как в прорезь между решёткой и днищем кормушки, он поспешил покинуть конюшню тем же путём, которым и пришёл, и старался двигаться как можно дальше от загона. Дрозд, навострив уши, внимательно следил за перемещениями человека, пока кусты ежевики не скрыли его полностью, после чего поднялся на свечу, ударил несколько раз передними ногами по воздуху, оглушительно заржал и вернулся к зарядке.

На городской площади вдоль оградки особняка уже собралось несколько зевак: появление Максима сопровождалось неразборчивыми восклицаниями, кто-то ткнул в его сторону пальцем – когда рядом не было видно мрачного чародея, поведение толпы становилось куда более развязным, исчезала скованность и трепет, на смену им приходила смелость показывать лица и улыбаться. Видно, их притягивала сюда одна только возможность посмотреть на нового подмастерья, даже если заговорить с ним никто бы и не рискнул. Макс заметил шепчущуюся кучку ещё на подходе к кольцу из дубов и внезапно почувствовал какое-то необъяснимое, не свойственное ему прежде презрение. В конце-то концов, сколько можно доставать и преследовать простых людей, да ещё так нагло пальцем тыкать? Ни стыда, ни совести! Мёдом им тут, что ли, намазано?

А чародей? Неужели они ещё не надоели самому Захарии? Наверняка ему поперёк горла такое внимание к собственной персоне, он личность нелюдимая, старается лишний раз на глаза не попадаться… И если уж всего за несколько дней горожане успели заколебать даже Максима до зубовного скрежета, можно представить, как сильно они бесят колдуна. Так почему он… не поставит, скажем, какой-нибудь защитный экран на территорию или не пустит электричество по ограждению? Этих придурков палками отгонять пора да тряпками ссаными!

Люди разной наружности, разного социального статуса и разной степени интеллекта, отпечатавшегося (или не отпечатавшегося) на лицах, в голос обсуждали, как недавний дебошир огибает тёмно-синий дом и поднимается на крыльцо. И тут какой-то ребёнок, прорвавшись сквозь плотно сомкнутые ряды любопытных, вдруг махнул Максу рукой. И даже окликнул. Зеваки зашикали, сменив лёгкое настроение тревожным предчувствием неприятностей, но мальчишку это не остановило – он крикнул снова и только активнее принялся штурмовать идеально чистый белый заборчик. Кто-то особо умный попытался сдёрнуть ребёнка обратно на землю, да с такой силой схватил за воротник, что едва не придушил – одного этого оказалось бы достаточно, чтобы Максим вмешался и на правах Путника высказал грубияну всё, что по поводу жестокого обращения с детьми думал…

Однако звал Макса не абы кто: светлые волосы, крепкие широкие плечи – это был Пьетр собственной персоной, и негодование юноши от увиденной сцены усилилось троекратно.

– Привет, Максим! – поприветствовал мальчик, не переставая махать.

Он уже уверенно встал ногами на нижнюю перекладину, держась свободной рукой за верхнюю, и широко улыбался, словно встретил лучшего друга. Цепкая мужская хватка на загривке ослабла, стоило безымянному хаму осознать: эти люди знакомы.

А юноша, пока подходил, активно забирал слова об электричестве назад. Едва ли он задумывался о том, как выглядит со стороны: взъерошенный, возбуждённый, в фартуке, измазанном кровью, похожий больше на маньяка-похитителя, чем на прилежного ученика. Хорошо, что сын кузнеца то ли проигнорировал эти детали, то ли давно к ним привык – и правда, мясника он прежде не встречал, что ли?

– Привет, – улыбнулся в ответ Путник, остановившись в метре от оградки, и вцепился в неотёсанного работягу самым злобным и предупреждающим взглядом из своего арсенала. Зеваки, шепчась, слегка отошли, а бедолагу-мужика и вовсе к месту пригвоздило, правда, сложно было сказать наверняка, от чего конкретно: неожиданности или всё-таки страха. – Ещё раз ребёнка тронешь – получишь в зубы, козлина. Пшёл отсюда. Как у тебя дела, Пьетр?

– Хорошо! – кивнул мальчишка, который, казалось, даже не заметил интервенции в его личное пространство со стороны постороннего человека. – Мы пришли в гости!

Плотность скопившегося неподалёку народа стремительно снижалась, однако уходить никто и не помыслил: отойдя на всякий случай назад и расступившись пошире, они с упорством баранов и наглостью мясных мух продолжали своё раздражающее наблюдение.

– Мы? – игнорируя поднимающуюся из живота злобу, Максим постарался вместо этого сфокусироваться на диалоге. – Ты не один?

– Не-а, мама и Элли тоже здеся, – Пьетр кивнул куда-то на торговые лавки по другую сторону площади. – Но мы тебя не видели, так что мама повела Элли чевой-то купить. Мы соскучились! Мама сказала, что стража тебя в тюрьму увела! Это правда?

Тут Максу закономерно стало неловко: сначала, правда, по мелочной причине – горожане, подслушивавшие их беседу, зашептались гораздо бодрее и заулыбались. Однако затем проснулся уже вполне благородный стыд: он же собирался зайти к Бертше, хотел поблагодарить за помощь и сообщить, что всё хорошо! Ничем ему не обязанное семейство проявило неслыханную доброту и щедрость, накормив и дав крышу над головой незнакомцу – что же он за неблагодарная скотина, раз даже несколько минут не выделил в своём плотном графике на спасителей от голода, холода и даже без малого смерти? Из-за поручений магистра юноша совершенно об этом забыл. Да и сейчас, откровенно говоря, дел намечалось невпроворот – совсем скоро идти в замок по какому-то важному делу, представать на суд дворянства, рискуя быть высмеянным за непристойное поведение или скромный вид, а Макс даже руки не помыл.

– Пьетр, слушай, я бы с радостью с вами поболтал, но…

– Вон тама!

Мальчик указал рукой куда-то назад, в сторону продуктового рынка, развернувшись всем корпусом, и Максим, проследив за его пальцем, заметил кузнецову жену: она только что вышла на улицу из какой-то лавки, держа дочку за руку и прижимая к груди корзину – судя по позе и порозовевшему лицу, тяжёлую ношу. В простом платье, с туго собранными в косу волосами, Бертша производила впечатление самое благопристойное. Кто бы мог подумать, что эти ангельские карие глаза могут здоровенного бородатого мужика ростом под потолок заткнуть без единого слова… Заметив, с кем разговаривает её сын, женщина одёрнула девочку, кивком головы определила их новое направление движения и поспешила перейти через вечно пустующую дорогу – самую непопулярную у жителей города. С широкой улыбкой, не свойственной человеку обиженному или расстроенному (Макс, увидев эту улыбку, несколько выдохнул), она подошла к несуществующей калитке, поставила корзину на землю и заключила блудного мальчишку без лишних разговоров в крепкие объятья.