Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 57 страниц)

Забила крупная дрожь: юноша затрясся и обмяк в руках верзилы, как ветошь или мёртвый зверь, и поджал к груди руки на манер кошачьих лап. Перед глазами поплыли круги – верный признак того, что приступ не за горами, – он протяжно застонал и совершенно перестал контролировать тело. Неизвестному, не пожелавшему даже представиться, прежде чем тащить пацана за собой куда-то вперёд, понадобилось сделать несколько шагов, прежде чем стало ясно, что с мальчишкой что-то не так. А гость из другого мира, даже когда его отпустили, не мог найти в себе силы стоять на ногах: он сжался калачиком на земле и зажмурился, борясь с панической атакой, не слышал, как пугающий гигант вытащил из своей телеги какую-то бутыль, больше похожую на мешок, и не понял, кто и почему отпаивает его водой. Судороги, сопровождавшие обычно его панику, колотили спиной об колесо телеги, к которому его прислонили, и продолжали периодически подёргивать мышцы в руках и ногах после того, как страх отступил. Кое-как придя в себя, Максим обнаружил, что верзила осторожно шлёпает его по щекам. Вид у незнакомца был взволнованный.

– Ты чего, подлеток, больной чем, что ли? – уже гораздо тише спросил тот. – Чего падаешь?

– Это п-просто… – парень выдохнул: капли пота ещё текли по лбу, застревая в бровях. – Это паническая атака.

– Какая атака? А, впрочем, хрен с ним… ты как, живой?

– Живой, – у Максима и на поддержание диалога-то полноценного не оставалось сил, не то что на сопротивление.

– Давай-ка полезай в телегу, отвезу тебя к мастеру, – громила без видимых усилий поднял его за подмышки и поставил на ноги. – Подлечит тебя, болезного. Да угомонись, балда, чего дёргаешься?

– Отпустите меня, ну пожалуйста.

Макс настолько устал, настолько вымотался и эмоционально, и физически, что даже не заметил, как начал плакать. Нос не защипало, как бывало обычно, просто лицу вдруг стало холодно: слёзы текли сами, не отражаясь ни на твёрдости голоса, ни на настроении, через них организм, попавший сначала в аварию, а следом – в другой мир, сбрасывал кортизол.

– Да куда я тебя, дурака, отпущу-то? – раздражённо спросил здоровяк, запихивая вяло сопротивляющегося юношу на телегу. – Ты же еле стоишь, да в такой горячке… убьют тут тебя да обкрадут. Давай, к лекарю отвезу. Заодно и объяснят тебе всё: где оказался, что случилось.

Оказавшись на подстилке из сена, Максим во второй раз за последние десять минут понял, что что-то идёт не так. В какой бы глуши он ни оказался, это чертовски далеко от родных мест (и от любого мало-мальски развитого города), раз в этой местности ещё ездят на повозках. Только горизонтальное положение и быстро теплеющая от жара тела подстилка его немного успокоили. В конце концов, запряжённая лошадью рухлядь не может ехать со слишком уж большой скоростью, при которой нельзя будет без особых повреждений спрыгнуть на дорогу, если вдруг что. Да и мужик этот вроде как помочь хочет, а не навредить – иначе кинул бы парня в приступе на обочине и укатил по своим делам. Маньяки – они такие, они сильную жертву ломать любят. По крайней мере, те из них, которых Макс лично видел – а видел он только Стёпу.

Приподняв голову, парень мутно огляделся и обернулся: над головой, на облучке уже сидел его таинственный незнакомец, подбирал вожжи. Раздался короткий и тихий хлопок, лошадь, по крупу которой шлёпнуло кожаными ремнями, всхрапнула и бодро пошагала вперёд. А громила тем временем, видимо, уже отошёл от неожиданного припадка своего спутника и теперь ворчал вполголоса:

– То разбойники, то Путник днесь… Вот мне дела-то нет, льзя подумать, а всё одно лезу куда не надобно… Оставил бы его на варгане, да и пёс с ним, так нет – помочь, отвезти… Душа у меня добрая, вот и пользуются…

Разговаривающий сам с собой, краснолицый неизвестный уверенности в Максима особо не вселил. Всё это смахивало на дурной сон, жутковатый, но недостаточно страшный, чтобы проснуться. И тут парня осенило: что, если он в коме, и эти странные люди, эти поля-леса, эта телега ему просто мерещатся? Может же быть такое? Может, почему нет. Не знает же никто, что там с мозгом травмированным происходит.

– Меня Каглспар величать, – представился ни с того ни с сего здоровяк. – Но ты величай Спаром. Вам, Путникам, так проще.

– Путникам? – Макс приподнялся на локте: разлёживаться в чужой телеге с момента начала диалога ему стало как-то некомфортно. – Вы, может, не так меня поняли… я не турист.

– Кто?

– Ну, я не сам сюда пришёл, – пытаясь подобрать правильные слова с минимумом англицизмов, выдавил Максим. – Я не знаю, как я тут оказался. Я не путешествую по стране, я просто…

– Сбитый ты, – подсказал Спар. – Машиной.

Сказал он это так, будто всё после этих слов должно было встать в голове у юноши на места. Но, признаться, у него в голове всё только сильнее запуталось.

– Ну… да.

– Гляжу, не заикаешься больше, – заметил громила. С лошадью он почти не взаимодействовал, словно животное само знало, куда идти; с другой стороны, и идти-то было особо некуда: одна же дорога. – Это славно. Ты лежи, лежи, путь не близкий.

– Вы мне можете сказать, куда я забрёл? – Максим не сводил взгляда с широченной спины, и только теперь до него дошло, что человек на облучке одет не менее странно, чем неизвестный с битой.

– Забрёл… – хмыкнул Каглспар. – Скорее уж, упал. Или как у вас там это величается…

– Так где я?

Максим нервничал. Этот человек с непривычно странным для русского слуха именем, интересно, намеренно пытается скрыть от него их текущее местонахождение или просто туговат?

– В Эпиршире, – Спар шлёпнул скотину по боку вожжами, и лошадка нехотя перешла на рысь. – На твоё счастье, рядом я очутился, иначе пришлось бы тебе ногами протопать добрых две сотни вёрст до ближнего города, а то без малого две семины. Вам, Путникам, везёт, появляетесь когда надобно, а не абы когда. Хотя вас обыкновенно не трогают – побаиваются, как-никак, – но ты не похож на других, так что могли б и укокошить какие-нибудь разбойники, пёсья их кровь.

– Эпиршир?

Хотя Макс далеко не на «отлично» учился по географии в школе, он что-то не припоминал, чтобы в России существовало место с хотя бы приблизительно похожим названием. Родина-то его, конечно, необъятна и всё такое, но… Эпиршир? Звучит больше как название графства в Великобритании. Не мог же он, в самом деле, добрести в своём беспамятстве, скажем, до Англии? Да и как он на остров-то бы попал? Не вплавь же? Да и с хрена ли англичанину на русском-то говорить?!

– Ага, – кивнул, не поворачиваясь, Спар. – Эпиршир. Восточное побережье полуострова Паберберд.

– П-паб-бер… что?!

– Сиди смирно, Максим-фамилия-Вороновский, – Каглспар почувствовал, как содрогнулась телега при попытке Макса подняться на ноги, обернулся и кинул на него такой взгляд, что любой бы присел. – Понимаешь теперь, почто я так нехотя тебе отвечаю? Да и ты пока не готов ни к чему. Ты и Путник-то…

– Вы мне объясните, что происходит?!

– Не ори, етить твою!.. Плушу мне напугал, балда.

Справедливости ради, Плуша куда плотнее прижала уши к голове, когда рявкнул её непосредственный владелец, чем когда закричал Макс. Возничий недовольно дёрнул плечами и снова отвернулся от шумного пассажира.

– Паберберд – это наш полуостров, башка твоя пустая. И нечего так голосить. Сказал же: тебе всё мастер объяснит. Правда, до него ещё доехать надо, дорога дальняя, а ты вон нервный какой, кобылу мне пугаешь. Словом, будешь буянить – ссажу с повозки, и топай своими ногами в Эпиркерк али Эпфир, уразумел? А если хочешь ответов – помолчи и утихомирься. На этой дороге бандюганов как собак нерезаных.

Неизвестно, что лучше подействовало: угроза расправы бандитов, громкий голос Спара или нагромождение незнакомых географических названий. Но Максим ошибку осознал, лёг на дно телеги и тревожно свернулся калачиком, зарывшись лицом в солому. Ну вот как так всё вышло-то, скажите? Только что шёл по Автозаводской в сторону дома, оставалось пару домов пройти, и вернулся бы к маме. А тут вдруг какие-то Каглспары, Эпирширы, Пабербр… пабербрб… тьфу ты! Что за подстава?!

А главное – не сбежать. Пускай телега и катится со скоростью километров десять от силы, если Макс и правда попробует с неё спрыгнуть – возничий в бешенстве его отловит и обратно усадит, в этом сомнений не возникало. Спар, кем бы он ни был, твёрдо вознамерился отвезти подобранного пацана к какому-то «мастеру». Да и сбежит Максим, предположим – куда потом? Вокруг леса да поля, какие-то головорезы на телеги нападают периодически… дикие звери, в конце концов. Была бы карта или хотя бы компас… Точно!

Осторожно сунув руку в карман, юноша попытался нащупать мобильный телефон. Там-то дальше дело пары пустяков: включить интернет, залезть в первую попавшуюся программу с картами и выяснить, куда его занесло и как отсюда выбраться. А потом можно будет и слинять тихонько, когда здоровяк задумается или ещё что…

Телефона в кармане не оказалось. Сердце пропустило удар, а затем вдруг отчего-то забилось вновь уже гораздо спокойнее. Возможно, Макс в глубине души просто-напросто сдался, а может, взяла своё усталость – так или иначе, ещё один путь отступления закрыт. Остаётся ждать, пока странный сопровождающий не довезёт его до какой-никакой цивилизации – должна же, в конце концов, куда-то привезти эта дорога?

Над миром тем временем вставало мягкое солнце. Утренние птицы уже вовсю заливались песнями в кронах деревьев, растущих вдоль дороги и сплетающихся над головой проезжающих ветвями. Умиротворяющая картина, если не учитывать, что один из тех, кто ею любовался, находился в шаге от истерики. Оставалось только надеяться, что днём здесь хотя бы не жарко: духоту Макс переносил ещё хуже, чем эмоциональное перенапряжение.

Мягкое движение телеги по грунтовой дороге и лёгкое её покачивание, мерный стук неподкованных копыт, поскрипывание рессор – все звуки и ощущения наряду с теплеющим воздухом оказывали не только успокаивающий, но и практически снотворный эффект. Вероятнее всего, сказалось и то, как сильно себя измотал переживаниями Максим, и перемещение в какую-то глушь – очевидно, что не на транспорте его везли раньше. Как бы то ни было, он незаметно для себя провалился в дрёму – и вышел из неё так же легко, когда где-то совсем рядом зашумела вода.

Плуша – симпатичная и упитанная рыжая кобылка – бодро вышагивала, высоко поднимая тяжёлые ноги с густо обросшими бабками, по каменистому дну мелкой речки, таща через поток незагруженную повозку. Слева от Макса и вверх по течению, метрах в трёхстах, шумел невысокий водопад, на вершину которого сосредоточенно глядел Каглспар. Юноша против воли проследил за его взглядом и успел заметить только рога, сверкнувшие и тут же исчезнувшие за высотой.

– С этими тварями нужно быть настороже, – с расстановкой протянул мужчина едва слышно. – Они безобидные, когда по одиночке, но со стадом шутки плохи.

– А кто это был? – приподнявшись, чтобы получше рассмотреть обладателя ветвистых оленьих рогов, спросил Максим.

– Захария объяснит, если ты ему с порога не надоешь вопросами своими, – отрезал помрачневший Спар. – А пока лучше помолчи. Они на звук человечьего голоса отзываются. Нравится им мясо наше, да настолько, что уже речь узнавать научились.

Расспрашивать о созданиях, которым нравится человечина, у парня желание пропало, и он послушно замолк. Сложно сказать, что именно в облике и поведении Каглспара вызывало у бедняги доверие, но факт оставался фактом – опровергать тезисы здоровяка Макс не рискнул. Пейзаж с момента, как он задремал, изменился ощутимо: теперь ехали не через лес, а по петляющей между зарослями кустов каменистой дороге, и Плуша периодически оступалась на особо крупных булыжниках. Эта часть Эпиршира – где бы этот Эпиршир ни находился – куда больше смахивала на местность, в которой можно отыскать людей, по той хотя бы причине, что вдоль дороги кое-где встречались деревянные колышки. На одном Макс рассмотрел некое подобие указателя, правда, не разобрал, что именно было на нём нацарапано. Не то надпись старая, не то слова незнакомые.

Лежать в сене юноше надоело довольно быстро. Вроде как мягко, а вроде и колется что-то постоянно; вроде и смотреть не на что, а вроде как следовало бы запоминать маршрут на всякий случай, но на дне повозки этим заниматься неудобно. Хотел он попроситься к Каглспару на облучок, да только не решился. Солнце тем временем уже проделало немалый путь по небу и близилось к горизонту, когда за очередным поворотом вдалеке показался двухэтажный опрятный домик. Камень на дороге измельчал, возничий снова перевёл кобылу на рысь, и обитые железом деревянные колёса телеги усерднее и скорее заскрипели, приближая их к народу – Максим поймал себя на мысли, что этой конструкции не помешал бы ремонт, но сообщать об этом угрюмому здоровяку не стал. Он, кажется, и без того успел Спару порядком надоесть.

Вблизи домик оказался вполне милым – даже, пожалуй, слегка очаровательным. Выкрашенные белой краской каменные стены оплетал до окон второго этажа плющ, от главной дороги вёл полноценный земляной подъезд к зданию, широкий и выровненный, специально для гужевого транспорта. По обе стороны от двора стояли привязанные к кормушкам кони – все как на подбор коротконогие, тягловые, разной степени откормленности, и с упоением жевали ссыпанный в закреплённое на уровне их груди корыто овёс. Телеги, которые им приходилось тянуть, владельцы оставили позади дома – из-за края фасада выглядывал угол одной из повозок, потрёпанный и покрытый мелкими царапинами. Спар закатил за дом и остановился неподалёку от задней стены, бойко спрыгнул с облучка и отпряг Плушу, потом мотнул головой, приглашая ярославича следовать за ним, и повёл лошадь к её собратьям.

– Остановимся у Падмы, – проговорил он, привязывая кобылу к столбу. Шагавшая по солнцепёку почти весь день, лошадь с удовольствием принялась за закуску. – Денег у тебя нашенских нету, но то не беда – Путников много где без платы пускают на ночлег. Хоромы, право, не сулю, но крыша над головой будет, это точно. За ужин заплачу – ладом, не последний хер без масла доедаю.

– Спасибо вам, – искренне поблагодарил Макс: за день он успел здорово проголодаться и пропустил мимо ушей тот факт, что неких Путников, к которым причисляют и его самого, иногда пускают переночевать и не берут при этом денег.

– Вернёшь, как оказия будет, и можно на «ты», – покивал Спар. Закончив возиться с поводом, он слегка подтолкнул Максима к постоялому двору и сам зашагал ко входу. – Особо не трепись токмо про то, откуда ты. У Путников это не принято.

– Спар, очень тебя прошу, объясни ты мне нормально, кто такие Путники и почему ты постоянно меня так называешь, – дневной сон ничуть не ободрил парня – напротив, он чувствовал себя ещё хуже, чем раньше, и ноги едва его слушались.

– Сейчас сам всё уразумеешь.

И Каглспар с силой толкнул скрипучую дверь.

Звуки трактира навалились на Макса ударной волной. После целого дня, проведённого в тишине леса, они показались взрывом газа прямо перед лицом. В глаза ударил яркий свет десятков свечей – на освещение денег не жалели, – гвалт голосов канонадой загремел со всех сторон (какая хорошая у этого места звукоизоляция, однако), пёстрые краски замелькали во всех углах – парень растерялся и прищурился, но ручища Спара ободряюще втолкнула его внутрь.

Зал ничем не отличался от классического описания подобных заведений в Европе века этак пятнадцатого: низкие потолки, деревянное убранство, прилавок недалеко от печи, где можно было заказать съестного. Сначала юноше показалось, что это место – какое-то богом и прогрессом забытое селение в глубине необъятной Родины, но что-то во всём этом пестрящем шуме присутствовало неестественное, непривычное… ненормальное и не свойственное землям, на которых родился Макс. Диссонанс искал разрешения, и он стал вглядываться в лица присутствующих: они, в свою очередь, оборачивались на нового человека и изучали его с не меньшим интересом. В зале постепенно становилось тише, смолкали последние разговоры, и несколько секунд спустя всё внимание уже адресовалось вошедшему чужаку. Его изучали, ничуть не таясь, прямолинейно и незатейливо, он словно свататься пришёл! И чем дольше со всех столов тянулись к Максу заинтересованные взгляды, тем сильнее парень беспокоился.

Но вот в глубине трактира кто-то восторженно воскликнул: «Спар привёл Путника!» – и вся масса народа, а их было никак не меньше двадцати человек, пришла в единодушное движение: мужики в чистых рубахах поднимались на ноги, бабы в грубых платьях не стесняясь подходили ближе, чтобы внимательнее его осмотреть, и всеобщее настроение в заведении сменилось с непринуждённого на настороженное и вместе с тем… радостное, что ли? Только и слышалось со всех сторон:

– Давно к нам не являлись Путники, давно, давно!

– Откуда вы, милсдарь?

– Такой молодой, а уже меж миров странствует!

– Симпатичный!

– Как это вас к нам занесло?

– Ну, ну, полно вам, – Каглспар взял Макса за плечо и повёл к столу недалеко от печи, который им тут же любезно освободили. – Дайте подлетку в себя прийти, поесть-попить да выспаться, а потом ужо с расспросами приставайте.

– Ты, кузнец, не меняешься с годами, – гоготнул возникший прямо перед ними невесть откуда пухленький красноносый старикашка, который Спару едва ли до пупка, казалось, доставал. – А говорят, к старости добреют!

– К какой такой старости, Кэл, – громыхнул великан, насупившись. – Мне жить да жить, а вот тебе пора завязывать с медовухой, раз старика от молодого отличить не в силах.

Тот, кого Спар назвал Кэлом, хохотнул и сел обратно на место, показывая своему собеседнику пальцем на Макса и громко обсуждая его таинственную судьбу.

– Надо же – Путник! Настоящий!

К ним подошла в расшитом красной нитью белом платье дородная дама с розовыми мясистыми руками и потрясающими волосами какого-то непередаваемого оттенка: не то чёрные, не то тёмно-синие, длинные, блестящие, сплетённые в две широкие косы с вплетёнными в них красными лентами. Большие ярко-синие глаза были обрамлены настолько густыми и чёрными ресницами, что Максиму стало некомфортно: словно на веки ей наклеили два пласта чёрной бумаги. Красивая женщина, лет сорока пяти на вид, к естественной природной красоте добавила ещё крупные красные бусы, и невзирая на то, что сам парень считал подобную бижутерию дешёвой попыткой прихорошиться, он не мог не отметить, что конкретно этой женщине подобное украшение действительно очень к лицу.

– Добро пожаловать в трактир «Звонкая монета», молодой человек. Я – Падма, хозяйка постоялого двора.

Она внимательным и привередливым взглядом осмотрела Макса с головы до ног и, недовольно покачав головой, заключила:

– Нет, ну какие вы все тощие, страх берёт. Садись-ка, пострелёнок, я тебе сейчас мяса принесу. Не кормят вас там, что ли, в этих ваших иных мирах?

И не успел Максим уточнить «мирах?», как она уже удалилась за прилавок. Спар усадил ничего не понимающего подростка за дубовый стол, грубо выдолбленный из цельного куска древесины, и крикнул, судя по всему, название какого-то блюда с приставкой «пожалуйста». Потом, облокотившись о скрещенные руки, повернулся к нему и загадочно усмехнулся. А юноша тем временем соображал. Выходит, «миры» не показались ему и утром, при разговоре с Каглспаром – и это была совсем не фигура речи, не простонародный синоним слову «город». Иные миры – вполне себе конкретная формулировка, подразумевающая вполне себе конкретный смысл.

– Спар, – тихо, чтобы никто больше не услышал, позвал Макс. – Что происходит?

– Смекнул, наконец? – не меняя хитрой улыбки, ответил вопросом на вопрос здоровяк.

– Они меня… гостем из другого мира считают, что ли?

– Так ты гость и будешь.

– В каком смысле?

Громила отстранился – Падма поставила перед ним громадную кружку, до краёв наполненную чем-то сладким и тягучим как смола, – и беззлобно проворчал:

– Экий ты тугодум-то. Но это ничего, вы все поначалу теряетесь, как узнаёте.

– Так я что, и правда ум…

Мир внезапно потускнел и притих. Макс почувствовал, как снова начинает задыхаться, и раздражённо помотал головой – не хватало ещё одного приступа, хватит с него на сегодня!

– Я проведал ужо, что у вас там никто никому ничего не объясняет, потому как сами не ведают, что так можно, – покивал понимающе Спар и сделал несколько больших глотков из кружки: липкий напиток подобно клею янтарными каплями остался на его пышных бурых усах. – А те, кто научаются, ужо и сами там никому не говорят. Так что ясно, что ты днесь напуган. Только ты не бойся так, всё с тобой ладно.

– Серьёзно, что ли? – из последних сил сдавливая голос, чтобы не перейти на вопль, просипел Макс. – То есть, ты понимаешь, что произошло?

– Там ты, ясно дело, умер, Максим-фамилия-Вороновский, – пожал плечами Спар и снова пригубил напиток, названия которого парень не понял. Сказал это так просто, словно смерть ничего для него не значила. – Не ведомо мне, что ты днесь ощущаешь, потому как мне не доводилось пока умирать. Думаю, страшно, вот и всё. Навалилось, что ты из иного мира здесь, что все наши об этом уразумеют, а ты – нет. Но ты так не бледней, а то опять упадёшь. На, выпей-ка.

Выпить сейчас было как нельзя кстати. Максим без лишних слов взял у Спара кружку и успел сделать несколько внушительных глотков, прежде чем осознал, насколько крепким был предложенный алкоголь. Глотку обожгло, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось с желудком – будто открылась язва, не меньше. Хорошо хоть, что обезболивающее для души оказалось сладким. Парень закашлялся, с грохотом поставив кружку на стол, и почувствовал, что ещё немного вот так покашляет – и выблюет пойло вместе с кишками.

– Ладно ты так хряпнул, молодец, – отодвигая напиток, похвалил Спар. – А днесь, когда ты готов слушать, слушай. Ты тут не один такой, кто по мирам странствует. Вас потому Путниками и величают – что вы в Пути всё время, понял?

Макс нашёл в себе силы только кивнуть – рот решил пока не открывать, чтобы желудок обманом не выскочил.

– Мастер, к которому я тебя везу, тоже Путник – величают Захарией. Известный человек, временщик, хотя и злющий, как баба неёб… кхм.

Падма подошла как раз в тот момент, когда верзила собирался выразиться весьма красочно и метафорически, так что пришлось Спару придержать за зубами язык. В руках у хозяйки красовалось огромное блюдо с горой мяса (буквально горой: сочные блестящие жирные куски едва не скатывались друг с друга на пол), над которым поднимался густой пар.

– Ешь, Путник, да сил набирайся, – сказала она, поставив блюдо на стол, и встала возле Каглспара, подбоченившись. – А мы тут пока обмолвимся парой ласковых. Я услыхала одно интересное имя одного интересного колдуна. Ты что, к нему нашего мальчика везёшь?

– А куда его ещё, по-твоему? Зах…

– Не смей! – вдруг рявкнула Падма, да так злобно и внезапно, что даже гигант Спар сгорбился под воздействием её голоса. Несколько столов обернулись на этот приказ и сами примолкли, мало ли: каждый знал, Падму лучше из себя не выводить. – Мне этот кудесник как рыбья кость в глотке! В моём трактире ни слова о нём, ясно тебе?

– Ясно, ясно, Падма, не злись…

– Не злись! – женщина недовольно сверкнула глазами и на Максима, словно он был виноват в том, что Каглспар упомянул таинственного Захарию. – А гостя нашего к нему не вози, испортишь только пострелёнка. Он молодой ещё, нечего со всякими сумасбродами водиться. Понахватается дурного примера, потом и от него полкоролевства восстанавливать?! Начинающему Путнику нормальный наставник нужен, а не сатрап и преступник!

– И куда тогда? – раздражённо поинтересовался Каглспар, прищурившись. – Уж не к Михейру ли мне его предлагаешь отдать?

– Да хотя бы к Михейру! – ответила всё ещё румяная от злости Падма. – Тем более, что Михейр учеников набирает, в отличие от этого сумасшедшего. Он человек взрослый, мудрый, всему научить может, я слышала, что Путнику нужно знать. А… – она явно хотела упомянуть неугодного, но не собиралась нарушать своего же правила и только махнула рукой. – Ни к чему перед сном настроение портить. Всё, ни слова больше про этого. Ни слова!

Макс и Спар как один проводили её массивное удаляющееся тело взглядами.

– Почему она так не любит… мастера? – тихо, боясь, что Падма услышит, спросил Максим.

– Да его, по-честному коль, мало кто любит, – поджав губы, так же тихо ответил верзила. – Ну, окромя королевича нашего разве что, у Захарии дружба с давних пор водится со всею правящей династией. Характер у мастера вот дрянной, говорю же. Боится народ, говорят про него… всякое. Сидит он в своей лавке, торгует вещами заговорёнными и носа оттудова без нужды не показывает, а человек так сложен, что боится того, чего не ведает. А чего долго боится – искоренить пытается.

– А он… – Макс собрался с мыслями: местный алкоголь действовал не только быстро, но и наверняка, поэтому составить из слов связное предложение у него получилось только со второй попытки. – Он что, плохой человек?

– Стал бы я тебя к плохому-то отправлять? – несколько обиженно ответил Спар. – Сказано же тебе, благой он. Благой. Просто… беспокойный. Я магистра давно знаю, работаю с ним. Монет дерёт немерено, но дело своё не только знает, но и знает ладно.

– А что з-за история с половиной… к-королвевства?

– У-у-у, братец, да ты ужо захмелел, – гоготнул здоровяк. – Ешь давай да спать ложись.

Но есть Максим не хотел – отчасти потому что боялся, как бы всё-таки не выскочили органы. Ему очень хотелось только получить ответы на бесчисленное количество накопившихся за день вопросов. Несмотря на слабо функционирующий мозг, стремление выяснить, в каких условиях ему теперь придётся жить, пока ситуация не станет понятнее, оказалось сильнее опьянения. Впрочем, Каглспар явно не планировал оставлять собеседника в информационном голоде.

– История стряслась не самая благая, годков с тридцать тому назад, – Каглспар глотнул из кружки так, словно в ней был сок. – Как оно на деле было, никто не ведает, да токмо поговаривают, что король наш из себя его вывел – хотя сделать-то это не так уж и трудно, магистр с любой искры вспыхивает как сено в жару. Ну, он и начал буянить. Так буянил, что реки пересохли, скотина пала, урожаи выгорели, дома с корнем выворачивало… Словом, недоволен был.

– Он что… м-маг типа?

– Как все Путники, – кивнул Спар. Для него это новостью не было уже давно. – Но тому обучаются долго. Да и склонность требуется от природы, дар должен быть. У мастера дара этого куры не клюют, но на безделицы растрачивает… Словом, боятся его люди.

– А Падма его… н-не любит чего?

Спар помрачнел, и даже нетрезвый Макс догадался, что эту тему они обсуждать не будут.

– Ешь давай, – повторил верзила, подводя черту их обсуждениям. – Завтра рано выезжать. Ты-то отоспишься в телеге, коль что, а мне ещё весь день править, да тебя, болезного, везти.

– Т-так ты… – Максим рыгнул. – Меня к Мих… Мих-хрейю повезёшь или к… З-зах-харии?

– Увидишь. Жри ужо.