Текст книги "Ученик Истока. Часть I (СИ)"

Автор книги: Серафим Волковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 57 страниц)

– Оскар, пожалуйста, – цыкнул сквозь зубы колдун и уже тише добавил: – Не надо.

Кожевник открыл рот, но, подумав немного, разочарованно его закрыл.

– По-хорошему если, так мне бы сесть на коня и покинуть ваше подворье прямо сейчас, – Захария дрожащими пальцами сдавил переносицу и зажмурился так крепко, будто пытался выжать веками глаза из черепа. – Это стало бы недурным наказанием за обман.

Купец сжал губы и покраснел, но остался безмолвен. Тревога дрожала в воздухе над его головой, как дрожит в июльский полдень раскалённый на солнце асфальт. А чародей, не размыкая глаз, молчал – и молодой Путник видел прекрасно, что он не драмы нагоняет для пущего эффекта, а действительно крепко задумался и пока не определился с тем, как лучше будет в сложившейся ситуации поступить. Кончики ушей потемнели, равно как стал чуть темнее и оттенок серых иссушенных губ – он снова вздохнул, невидимая борьба внутри него с каждым мигом разворачивалась всё более ожесточённая.

– Ведите, – оскалив клыки, велел он, напряжённый и телом, и рассудком как сжатая пружина.

Не задавая вопросов и не говоря лишнего, Оскар неуверенно двинулся в ту же сторону, где скрылся несколькими минутами ранее Камир. Подозревая, что всё это загадочное обсуждение так или иначе связано с умирающей девушкой, Максим взвалил на всякий случай рюкзак-сумку на плечи и пошёл следом за наставником – оставаться одному ему в этом месте почему-то очень не хотелось.

Все трое шли вдоль длинной стены главного дома – особняка, принадлежавшего хозяину Оскару и его потенциальной, но так никогда и не созданной семье. Двухэтажное деревянное здание с цокольным этажом, облицованным камнем, упиралось короткой стороной в здоровенный деревянный амбар; два других дома, поменьше и поскромнее, располагались к главному перпендикулярно, образуя букву «П», и принадлежали, возможно, прислуге. В узком проходе между особняком и амбаром, который троица прошла мимо, Макс разглядел на заднем дворе длинную овчарню и большой огороженный луг, где топталось и блеяло большое пёстрое стадо – в пушистой массе овец, ловко огибая упитанные бока, сновала девица лет пятнадцати и поминутно наклонялась, проверяя что-то или, может, что-то выискивая. Оскар повёл Путников дальше, за амбар, из которого приятно тянуло травой, зашёл за угол и, когда сопровождаемые им гости ступили на узкую тропку, почти полностью заросшую и едва различимую, беспокойно ускорил шаг. Впереди, посреди поля, маячил выступающий пролеска – высокие синие ели Максу не понравились сразу.

– Вы пойдёте с нами, – почти приказал Захария, едва стоило купцу дойти до обозначавшего границы его владений деревянного заборчика и обернуться. – В конце концов, вы в ответе за этих людей.

– Не могу, господин магистр, я же объяснил…

– Насколько я понял, времени почти не осталось.

И хотя Макс не видел, каким взглядом на Оскара зыркнул колдун, потому что тащился последним, воображение услужливо дорисовало недостающие элементы. Да так, что самого до мурашек пробрало.

Перелезли через забор – калитки не было, поскольку тропа, судя по всему, образовалась стихийная. Сухие побеги, оплетая щиколотки, задерживали шаги, а мягкая земля засасывала обувь; купец спотыкался, взмахивая поминутно рукой для баланса, а Максим то и дело проскальзывал плоской подошвой кроссовок по размякшему чернозёму, и только чернокнижник, не иначе как применивший какое-то заклинание, плавно шёл через поле почти как плывущий по воздуху призрак. Раздуваемая ветром, его мантия накрывала доросшую до пояса сорную траву и пригибала слегка, словно гладя; солнце уже высоко встало над морем золотых колосьев, неестественно-яркое небо рассеивало и далеко разбрасывало его ещё горячие лучи, над влажной почвой поднимался липкий жар, стрёкот кузнечиков звенел повсюду беспрерывно, а тощая чёрная фигура зловеще скользила по волнам мёртвой травы, нарушая законы логики и гравитации, неумолимо приближаясь к синим елям и тому, что крылось в их тени. Безмолвная процессия продвигались всё дальше, лишь траурное урчание давимой ногами земли и монотонный оглушающий стрёкот насекомых сопровождали их – купец и юный Путник молчали, воспринимая образовавшуюся тишину не менее вязкой, чем засасывающий и жадно чвакающий чернозём.

Тропа вывела их прямиком к краю пролеска. Захария обогнал Оскара, едва подвернулась возможность, и в несколько бесшумных прыжков достиг долгожданной тени, хлопая мантией по воздуху словно крыльями. Только там, под раскидистыми мохнатыми ветвями, он громко выдохнул, пускай капюшон с головы и не снял, неосознанным движением поправил растрёпанные волосы на затылке и обернулся: кожевник переминался с ноги на ногу на границе света и сумрака, а Макс, задрав голову и приоткрыв рот, остановился и того дальше.

– Понимаю, что денёк сегодня погожий, уважаемые, и торопиться никуда нет совершенно никакой необходимости, но, быть может, придадите телам немного ускорения?

– Н-не стоит мне туда, господин магистр… – демонстрируя ещё меньше уверенности, Оскар пристально всматривался чародею за спину.

– Там что-то наверху, Мастер, – не отрывая взгляда от верхушек елей, сообщил юноша.

Захария вздохнул.

– У нас мало времени, не до симургов сейчас.

– Симургов? – Макс вгляделся в крупное искрящееся тело ещё внимательнее: непонятное массивное нечто крепко вцепилось в самую вершину ёлки, и оказалось оно настолько тяжёлым, что несчастное дерево слегка загнуло под его грузом в дугу. – Кто это?

– У нас не урок природоведения, Максимус, пошевеливайся, – и колдун, убедившись, что подопечный, вернувшись к делам более насущным, послушно пошагал в его сторону, высоко поднимая ноги над зарослями колючек, позволил себе усмехнуться: – У тебя непозволительные пробелы в знаниях. Вернёмся домой – сядешь за учебники.

Прямо как моя мама, – усмехнулся парень, но распоряжение никак не прокомментировал.

Задрожали колени. Кожевник не планировал даже близко подходить к треклятому пролеску, справедливо опасаясь за собственную шкуру (да и репутацию, чего греха таить), и надеялся отправить в опасное для здоровья место кого-нибудь более к подобным обстоятельствам приспособленного. Он и со своих земель-то не думал делать ни шагу! И пускай сперва купца болезненно уязвило то, с какой лёгкостью желторотый подмастерье скрылся за подсохшим кустарником в направлении, выбранном своим мрачным наставником, упоминание симургов где-то поблизости смыло накативший было стыд: в присутствии этих мифических созданий у любого нормального человека сосало под ложечкой, нет ничего зазорного в том, что только Оскар теперь потел как мышь – оба его спутника были иномирцами, в конце концов! Мужчина убеждал себя: колдуны и без помощи легко найдут дорогу, это их работа, их хлеб насущный. Да и в чём, простите, будет польза от простого ремесленника? Ведь он как раз-таки и вызвал Захарию, чтобы не влезать в то, в чём ничего не смыслит!..

Вот только стоять перед этими синими елями в одиночестве оказалось делом гораздо более устрашающим, чем оставаться в компании чародея. Да и события, послужившие началом этого кошмара, были его личной ответственностью.

– Расскажете, в чём дело, Мастер? – заметив, что Оскар нагнал их, спросил Макс, отодвигая сухие ветви мёртвых кустов подальше от лица. – И откуда такая спешка?

– Забыл вас представить, – бросил через плечо Захария вместо ответа. – Мастер Оскар, этот юноша – Максимус, новый Путник нашего королевства и мой подмастерье по совместительству. Максимус, это Оскар-теперь-уже-Рейшт, выходец из мещанского сословия семьи кожевников, а ныне – билетный купец второго порядка.

Очевидный соскок с темы, прикрытый неубедительной отмазкой познакомить тех, кто, в сущности, и не нуждался в знакомстве друг с другом, парень решил тактично проигнорировать. Равно как решил проигнорировать и не менее очевидное наблюдение, что, не задай кто-нибудь несвоевременного вопроса, чародей бы даже не помыслил соблюсти правила приличия. Тропа кончилась, едва стоило войти в сень деревьев – это беспокоило его куда сильнее.

– И владелец крупнейшего поголовья элапсильских снежных овец во всём Эпиршире, – подчеркнул Оскар, скорее, негодующе, нежели гордо, как если бы умалчивание этого факта при его представлении воспринималось почти за личное оскорбление.

– Они у вас безглазые, кстати, – обернулся Макс на замыкающего, – Это нормально?

– Конечно, – казалось, купец уже и забыл, где находится: надув губы и нахмурившись, он пускай и косился по сторонам, но львиную долю внимания уделял теперь диалогу. – Какими ж им ещё быть, млад человек? Я в стаде грязную кровь не держу и не держал никогда, у меня каждая овечка и каждый барашек чистокровные, э-лап-силь-ские, вы слышали, нет?

– Максимус понятия не имеет, что такое Элапсиль и какое он отношения имеет к вашим овцам, мастер Оскар, – колдун не оборачивался, но молодой Путник почувствовал, как он закатывает глаза. – Он «упал» меньше двух недель назад.

– О, – выходец из мещанского сословия понимающе покивал, елозя длинной бородой по груди. – В таком случае, ваше замешательство мне понятно.

– Уже не боитесь этого места, как я погляжу? – и вновь Максу не нужно было смотреть наставнику в лицо, чтобы увидеть издевательскую улыбку. – Может, расскажете про ваше стадо ещё что-нибудь?

На Оскара вопрос подействовал не хуже оплеухи. Будто лунатик, очнувшийся в незнакомом месте ото сна, он замедлился и огляделся, теперь уже внимательно и сосредоточенно, но вновь пошагал следом за Путниками – ещё активнее пошагал, чтобы непременно нагнать. Громоздкий рюкзак больше не плющил позвоночник: Максим отвлекался то на крохотных птичек с коготками на крылышках, стремительно карабкающихся с характерным постукиванием вверх по стволам старых сосен, то на полупрозрачных бабочек, летавших почему-то косяками, словно сардины; пролесок, на противоположной стороне которого уже дребезжал солнечный свет, совсем не казался ему опасным и страшным. Напротив – присутствовало в воздухе что-то неуловимо-приятное, успокаивающее, умиротворяющее. Даже острые плечи наставника, обёрнутые мантией словно шалью, не производили прежнего отталкивающего впечатления, а просачивающиеся иногда сквозь кроны деревьев лучи, падающие на его капюшон, и вовсе превращали мрачную фигуру в практически сказочную.

– Полагаю, – колдун плавно остановился и бросил на сопровождавшего их купца уточняющий взгляд через плечо, – Мы на месте.

Макс аккуратно выглянул из-за его спины. Впереди, метрах в десяти, стояла покосившаяся хижинка.

Больше на уличный туалет похоже.

Едва они приблизились, отсыревшая и поросшая мхом дверца со скрипом открылась – и наружу, как, в общем-то, парень и ожидал, к ним навстречу вышел Камир.

В правой руке, опущенные вдоль земли и направленные остриями по направлению к незваным гостям, он держал вилы.

– Вертай взад, чаровник, – совсем иным голосом, не так, как разговаривал с ним в лавке, велел мужик, смотря Захарии строго в глаза. – Неча тебе тута делать.

– Что вы здесь делаете? – поинтересовался колдун чудовищно-спокойно – так, как интересуются родители, уже зная, что их ребёнок натворил бед и вот-вот крепко об этом пожалеет.

– Бдю, – крестьянин не моргал, рука, державшая вилы, мелко дрожала от напряжения. – От волков. Ступай своею дорогой.

– Как только закончу работу, – тон чародея стремительно леденел.

– Нету у тебя здесь никакой работы, неча тебе здесь делать!

– Вы же понимаете, что это, – Захария усмехнулся и сделал шаг вперёд; Макс видел только, как его тонкая хрупкая рука мягко приподнялась и взмахнула в направлении выставленного ему навстречу орудия (или уже вернее будет назвать это оружием?), но знал прекрасно, что прямо сейчас на несчастном рабочем лежит взгляд настолько тяжёлый, что бедняге и не пошевелиться, – Вряд ли мне навредит? Не вынуждайте применять силу, Камир, дайте пройти.

– Нет!

– Мастер Оскар, будьте так любезны, уймите своего человека.

Купец, сражаясь с порывом прижать руки к груди, осторожно вышел из-за спины колдуна и одним своим появлением в прямом смысле разоружил крестьянина: от неожиданности Камир уронил садовый трезубец на землю, но тут же спохватился, когда железные пики лязгнули о кочку, и молниеносно подобрал инструмент.

– Камир…

– Прочь! – зажал подмышкой свою последнюю надежду на победу и упёрся тупым концом в стену хижинки мужик. – Знамо дело, хозяин, почто ты душегубца этого привёл. Теперича всё мне ясно! Одной стрелой двух зайцев, а? И концы в воду?!

– Да как ты!.. – кожевник насупился, но приблизиться не рискнул. – Как ты смеешь, Камир? Совсем из ума выжил – вилы на хозяина подымать!..

– Я и хозяина на вилы подыму, ежели восвояси не уберётесь!..

Захария только вздохнул – тихо и обессиленно, будто присутствие рядом этих людей истощило все его энергетические ресурсы. Потом махнул рукой, как если бы убрал кончиками пальцев край мантии с бедра, и Максим – за несколько секунд до того, как Камир с глухим вскриком выронил оружие и уставился на древко, словно оно превратилось в змею прямо у него в ладони – увидел чёрную дымку, возникшую из пустоты и намертво прицепившуюся к рукояти. От дымки веяло льдом – тем самым, что окружал чародейский портал и к которому парню уже доводилось по неосторожности прикоснуться, инфернальным космическим холодом, оставляющим в душе горькое послевкусие обречённости. Вилы вновь упали на землю, почти на ту же кочку, но даже лязг металла теперь звучал глуше и тоскливее.

– Детский сад, – выдохнул колдун разочарованно и широким шагом двинулся к хижине. – С дороги.

Тонкая рука потянулась к ржавой дверной ручке, когда дверь внезапно распахнулась сама и из темноты в воздух ему навстречу вылетел здоровый крепкий кулак.

Каким чудом Захария умудрился увернуться, Макс так и не понял. Удар пришёлся бы ему строго в лицо, неизвестный мужик взметнул руку в воздух так стремительно, словно боксировал много лет, вложил в рывок всю массу своего немаленького тела и на интервента практически прыгнул – попади он в цель, и от длинного острого носа чародея не осталось бы ничего, кроме кровавой каши. Дорожная мантия вздулась пузырём и хлопнула, миг – и её владелец уже в двух метрах справа, а враждебно настроенный неизвестный, пропахав ботинками осыпанную хвоей землю, только разворачивался для следующего удара.

Удара не последовало – да и не могло последовать, поскольку драка на кулаках в планы Захарии не входила. Чёрная дымка, сочащаяся льдом, сгустком материализовалась на его бледной ладони, и за секунду, которую оппонент потерял на развороте, прицельным выстрелом вцепилась в его широкое плечо. Расползаясь как ядовитый газ, магия Хаоса добралась до уязвимой шеи, перекинулась на тело и ноги – сдавленно ухнув, обидчик зажмурился, и его мышцы сковало холодом. Воли хватило лишь на то, чтобы не дать вырваться вскрику из глотки, затем, парализованный спазмом, он как был повалился на землю – замёрзшие и напряжённые до предела, мускулы отказались ему подчиняться, только пальцы скрючило, и он больше не в состоянии был их разжать.

– Ну точно детский сад, – разочарование из голоса колдуна пропало, теперь Захария звучал весьма нетерпеливо и враждебно. – Предупреждаю один раз: следующий, кто попытается атаковать, сильно пострадает. Сейчас же покиньте хижину, все вы.

Из мрака поросшего мхом домика донёсся до слуха Максима одинокий скрип половицы. Им пришлось прилично подождать, прежде чем на свет, хмурясь злобно и затравленно, вышло ещё двое человек. Женщина преклонных лет, с наполовину седой головой, замотанной в платок, и в простом сарафане вместо рабочей одежды, едва только увидев скрученного на земле в муках здоровяка, закрыла обеими руками рот, тихо завыла и разревелась. Вышедший следом парень оказался немногим старше Макса: широкоплечий и высокий, светловолосый, голубоглазый (как с агитплакатов Третьего Рейха сошёл, не удержался молодой Путник) и очень неуверенный – ясно как день, что против колдуна он выступить бы не осмелился, но к женщине (походу, мать его) держался близко и наивно-отчаянным жестом пытался её закрыть. Те из крестьян, кто сохранил способность контролировать своё тело, глядели на Захарию словно на сошедшего со страниц библии Люцифера, в любую минуту ожидая Судного дня. В их лицах не прослеживалось ни намёка на надежду.

– Какого диявола вы тут устроили? – Оскар, едва пришедший в себя не то от наглости своих работников, не то от красочного падения здоровенного мужика плашмя, подошёл почему-то именно к пожилой женщине. – Что происходит, я вас спрашиваю?!

– Пусти сынка моего, – игнорируя существование хозяина и не прекращая рыдать, взмолилась она, обращаясь к чародею. – Пощади, не губи, всеми богами заклинаю!..

– Нечего меня богами пугать.

Аж волосы дыбом встали на загривке, настолько агрессивно прошипел Захария. Воздух вокруг него задрожал и потемнел, словно злобная аура внезапно стала видимой глазу.

– Пуганый уже.

Пас рукой в сторону поверженного противника – и густой плотный туман, в который успел превратиться брошенный сгусток, испарился с тела мужика и растворился в пространстве, словно его и не было никогда. Правда, спазмы так просто не прошли, и ему потребовалось ещё какое-то время, чтобы, сев на месте, вернуть хотя бы частичный контроль.

– Вы меня что, не слышите, я не вразумлю? – не чувствуя в пролеске прежней власти, которую чувствовал над ними на территории кожевенного производства, Оскар, краснея, переводил взгляд с одного лица на другое и вдруг, не вытерпев, гаркнул: – Отвечайте немедленно!

Оклик словно привёл рабочих в чувство: они вспомнили, кто перед ними и как с ним требуется общаться, и потупили взгляды. Но чародей спешил покинуть их общество: оставив в покое бедную женщину и её отпрыска, он прищурился сосредоточенно, повёл хищно носом по воздуху и шумно вдохнул, принюхиваясь. Учуяв что-то, он замер, даже вечно подвижные и беспокойные глаза остекленели и словно ослепли, и этот изменившийся, новый Захария – по-прежнему нервный, раздражённый, но вдобавок непривычно для Макса притихший, застывший – произвёл на молодого Путника, пожалуй, самое яркое впечатление из всех.

Макс увидел, что даже этот человек способен на сочувствие. И даже он способен на скорбь.

– Глупость человеческая да не узнает границ, – тихий голос прогремел над их головами, заставив замолчать. – Поздно.

В этом «поздно» было всё. То, что он не умел, разучился выражать, что пытался не чувствовать, что и выразить было нечем, поскольку нет на свете слов, способных описать этот краткий миг, когда всё становится очевидно – с какой интонацией ни произнеси, ударит как церковный колокол над самым ухом, как выстрел пушки, как атомный взрыв.

Первым догадался Оскар. До других ещё не дошло.

– Как же?.. – растерянный, часто моргая и вытягивая лицо невесть зачем поднявшейся ко рту рукой, выдавил он. – Г-господин магистр, вы что же…

– Сделаю что смогу. Но на чудо не надейтесь.

– Мы же… Вот шли же сюда…

– За мной.

Смерть, оставившая где-то свою Лошадь, но не переставшая быть от этого Всадником, ринулась в хижину. Она перешагнула через ещё не оправившегося крестьянина, как через мешок картошки или поваленное дерево, толкнула тощей ладонью скрипучую дверь и нырнула во мрак покосившегося домика – изнутри ударило сыростью, каждый Её шаг гулко отдавался стуком сапог по дощатому полу. Остальные знали – Смерть зовёт не их, а нового Путника, нагруженного чародейским барахлом, и расступились, уже зная, но ещё не осознавая этого, почему им вдруг стало так тесно в груди и так темно. Максим, окончательно убедившись в том, что эта поездка – одно из самых скверных событий за последнее время, на ватных ногах двинулся к смердящему гнилью дверному проёму – из мрака доносился непрекращающийся тихий женский стон. Кто бы там ни был, она скулила как раздавленная автомобилем и агонизирующая в луже собственной крови собака, взвизгивая надрывно от боли и шока.

Почему этого не было слышно снаружи? – как-то тупо стукнуло Максима вопросом, когда он перешагнул через порог.

Глаза привыкли к темноте до неприличия быстро. Скудное – да что уж там, почти отсутствующее убранство хижины ярко свидетельствовало о том, что здесь давно уже никто не живёт. У правой стены стоял стол, на столе – лохань с кровавой водой и грязные тряпки; у левой стены – скамья; у дальней – лежанка. Там, завёрнутая в нечто, что крестьяне называли простынями, лежала бледная и словно светящаяся в темноте женская фигурка и стояла над ней чёрная Смерть.

– Основной отдел, книга в синем переплёте, – приказал колдун, не оборачиваясь: обе руки ладонями вниз он выставил над больной, пальцы почернели словно сажей вымазанные. – Боковой карман, синий мешочек, красный кристалл размером с кулак, пошевеливайся.

Парень подчинился, ещё даже не до конца осознав, что происходит. Его тело двигалось само собой, двигалось быстро и послушно, как отлаженный до совершенства механизм.

– Камень клади на грудь, между…

– Понял, – даже собственный голос показался Максиму чужим; он и сообразил-то не сразу, что перебил наставника, причём весьма грубо, и только потом осознал, что на это Захария и рассчитывал.

– Книгу.

Она раскрылась сразу на нужной главе, чародею не пришлось перелистнуть ни страницы. Он сел на корточки, стараясь ни к чему не прикасаться, но Макс быстро смекнул, что дело не в брезгливости: стоило всмотреться повнимательнее, и он обнаружил к величайшему своему изумлению и отвращению, что пол, стены и даже потолок заброшенной хижины…

– Шевелятся, – выдохнул юноша, надеясь, что сможет закричать; вопль застрял в животе, наружу вырвался только истерический рваный вдох. – Они шевелятся.

– Пиявки, – пояснил Захария, вычитывая необходимые для работы с пациенткой строки, и поставил четыре пальца на камень строго над девичьим солнечным сплетением. – Поганые твари из мира, о котором тебе пока рано знать. Старайся не трогать.

– Как же… как же они здесь сидели? – поражаясь стойкости местных крестьян, вновь выдохнул Макс.

– Они их не видели. Такая красота… – вторая рука Захарии бесцеремонно задрала девушке юбку и, скользнув обжигающе-ледяной ящерицей под сарафан, улеглась на горячем и влажном от пота животе, – …доступна только тем, в ком много магии. Например, нам с тобой.

Охренеть, – наблюдая, как по чёрным когтям стекает на красный кристалл невесть откуда взявшаяся магическая смола, успел подумать Максим, – он ещё умудряется меня обучать!

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться: смола никакая не магическая – это чародей вскрыл себе запястье поперёк и обливает больную собственной кровью. Но даже испугаться не успел.

– Я от этого не умру. А ей, может, поможет.

– «Может»?

Наставник позволил себе отвлечься на мгновение и посмотрел подопечному в глаза. Холод портала оказался ничтожным по сравнению с тем, что ощутил от этого взгляда Макс.

– Чудес не бывает.

Парню стремительно становилось дурно. Копошащиеся тени полупрозрачных созданий, похожих на пиявок разве что цветом, рябили в глазах: они двигались непрерывно, перекатываясь друг по другу и мерцая как гладь озера ночью, совершенно бесшумно, но слой их жирных телец был настолько толстым, что почти доставал до щиколоток. Тонкие щупальца потусторонних спрутов, обхватывая ножки стола и скамьи, подтягивали продолговатые головы – чем бы они ни были, они стремились наверх, к потолку, где уже бурлила тошнотворная масса их более удачливых собратьев. Один, сорвавшись, упал на чародейское плечо – Захария сбросил его точным движением и никак больше не отреагировал, хотя, безусловно, испытывал не меньшее омерзение и не меньше подмастерья хотел бы покинуть хижину как можно скорее.

Девушка выла. Кристалл на её груди медленно становился светлее, как если бы внутри плавно загоралась, накаливаясь, крохотная лампочка; чем ярче горел камень, тем громче она стонала, тем хаотичнее становились рывки обессилевших рук.

– Вот ведь… – Захария оскалился. – Прав был Оскар, дело дрянь.

– Ч-что? – осознавая прекрасно, что ему не понравится ответ, спросил Макс.

– Foetus morbus, – цыкнул сквозь зубы колдун, и ток венозной крови усилился как по команде. – Трансплацентарное заражение будет самым близким термином, объясняющим ситуацию, хотя кого я обманываю, чёрт, там и плаценты-то нет…

– А можно на человеческий перевести? – парень чувствовал, что ещё немного незнакомых терминов, и остатки самообладания покинут его.

– «Омена» смотрел?

– Предположим? – он постарался этого избежать, но голос всё равно предательски взвился почти до детской тональности.

– Значит, сюжет знаешь.

– Это что, у неё… Антихрист там, что ли?

– Не совсем, – кровь Захарии впитывалась в кристалл почти полностью, только несколько тоненьких струек, не найдя себе места внутри камня, сочились на девичью грудь. – Но тоже ничего хорошего.

– Так вас… за этим сюда позвали?

– Вроде того.

От кожи пациентки поднялась к потолку первая струйка дыма. Шипение на грани слышимого и лёгкий флёр палёного мяса Путники уловили одновременно, и тогда, вынырнув из вязкой агонии, пришедшая внезапно в себя девушка, раскрыв рот так, как у нормальных людей он не раскрывается, завизжала.

– Я хочу помочь! – перекрикивая вопль, Захария придавил пациентку к лежанке: она с неожиданной силой попыталась сбросить с себя его руки, попыталась даже подняться, но ладонь, плотно уложенная на животе, к счастью, оказалась сильнее. – Как ты помнишь, Камир приходил по другому вопросу!..

Несчастная открыла глаза, ухватившись за знакомое имя, и попыталась позвать искусанными губами вооружённого вилами приятеля – не понимая, что делает и поступает ли правильно, Максим поддался инстинкту, упал рядом с ней на колени и обеими руками прижал вырывающуюся крестьянку к дощатому полу за плечи.

– Они… – он смог указать в направлении выхода только кивком головы. – Они знали?

– Что она беременна – да, – обычно почти белые, глаза Захарии налились краской: во мраке заброшенной хижины они теперь горели синим почти как фонари, разве что пространство вокруг себя на освещали. – И делали вид, что не знают.

– Почему?

– Потому что… Да не брыкайся ты, дура!.. Угадай с одной попытки, кто счастливый папаша? Ответственный глава семейства, пришедший сюда почти что в принудительном порядке?

– Да ну нах-х-х… рен, – Максим сам поразился, как даже в очевидно стрессовой ситуации ему удалось вовремя прикусить язык и подобрать более цензурную альтернативу своей первоначальной мысли.

– Мне он, разумеется, сказал, что у них любовь до гроба, – чародей оскалился снова, белые клыки сверкнули в темноте как вспышка, – Но фактически мы имеем хозяина кожевенного производства, купца и состоятельного взрослого мужчину, одну штуку, и подневольную, молодую, симпатичную и глупую девку-крестьянку, семья которой на этого купца пашет денно и нощно, одну штуку. И… Потерпи, недолго осталось, потерпи!.. И если учесть все вводные, а также сделать ссылку на бесчисленное множество подобных инцидентов по всему миру, можно догадаться, что её согласия могли и не спрашивать.

Молодой Путник выругался. Не смог удержаться. Но, кажется, наставник его за это осуждать не станет.

– Или менее жестокий вариант: девка симпатичная, мужик богатый. Она из простых, а он может многое ей дать.

– Так чего бы и ей не дать.

– Максимус, – даже вскользь брошенный, взгляд Захарии был грозным, – Прояви немного такта. Не исключено, что однажды ты можешь оказаться на её месте.

– Стать девушкой?

– Встать перед Выбором.

Она размахивала руками, не видя перед собой ничего, кроме застлавшей глаза пелены. Царапала гнилые доски, выкорчёвывая древесину кусками, ногти ломались и трескались до основания и под них на всю глубину забивались заносы. Суча ногами в припадке, несчастная выла и металась, мокрые волосы прилипали ко лбу и шее, закатывались глаза.

– Пульс бешеный, сердце в любой момент остановится. Максимус, боковой карман, фляга, дай ей один глоток. Не больше.

Парень вскочил на ноги, оступился и едва не упал лицом в копошащуюся гущу «пиявок», но помог себе руками и, восстановив равновесие, метнулся к рюкзаку. Его собственное сердце колотилось не тише, молотило по ушам, и приказы наставника – отрывистые, как воронье карканье – казались тихими и далёкими. Несчастная девушка хваталась за всё, до чего могла дотянуться, но не могла понять из-за приступов боли и ужаса, где источник её страданий – случайным взмахом она коснулась напряжённых рук колдуна и, почувствовав чьё-то присутствие, вцепилась в них намертво, да так глубоко вогнала в его кожу ногти, что тот ощерился.

Макс дрожал и стремительно терял связь с реальностью от охватившего его страха. Ему раньше не приходилось сталкиваться с подобными ситуациями.

Старшие приятели обсуждали при нём однажды трагические последствия «зависания» у знакомой девчонки, пока её квартира пустовала – работа родителей в ночную смену открывала подросткам с района уникальные возможности. Девочка была, как это тогда называлось в их среде не без влияния Стёпы, «джекилом»: хорошо училась, не имела вредных привычек и слушалась старших, но до одури хотела «оторваться» разок, поскольку никогда прежде не позволяла себе распущенности и разгульности, а подступивший пубертат отчаянно рвался реализовать мрачные желания затаившегося «хайда». Родители потому-то и не сомневались в надёжности своей старшеклассницы-дочери, потому-то и уходили в ночь без страха за имущество и сохранность несовершеннолетней девчушки – она никогда прежде ничего подобного не выкидывала. Вороновский ей нравился. Она в целом была не дурна собой, но очень уж стеснительна – поэтому-то и попросила дать разок попробовать. Хотела раз и навсегда изменить свою жизнь, открыть новые грани личности и бог знает зачем ещё…

«Первоходов» Стёпа обычно старался обходить стороной и в тот вечер присматривать за чужим кайфом желанием не горел, но заказанные таблетки (пацаны называли их «ешками») принёс как договаривались. Он доверял только своим приятелям, проверенным в разных и далеко не самых приятных ситуациях, а присутствие на вечеринке каких-то не знакомых ему личностей не одобрял (она представила троицу одноклассниками): на правах гостя Вороновский мог только презрительно фыркнуть в адрес сомнительных персон и удалиться, как только в его присутствии исчезнет необходимость. Девочка, поймав приход, осталась со своими товарищами наедине.

И может быть, не начни они её насиловать, всё прошло бы гладко. Но случилось то, что случилось – ей стало плохо, едва только с податливого обмякшего тела стянули футболку, и к моменту, когда закончил первый и вставлять принялся второй, ученица десятого класса умерла. На сердце она не жаловалась – очевидно, до паскудного конца довела передозировка. Как скоро одурманенные соблазном и экстази подростки сообразили, что занимаются сексом с уже мёртвым телом, история умалчивала – равно как умолчала и то, с каким набором эмоций они обнаружили чудовищную правду и что испытывали, пока велось следствие. Однако если можно доверять результатам (первый сбежал из-под домашнего ареста и погиб, напившись и уснув в сугробе; второй повесился в СИЗО, а последний на суде рыдал как младенец, полностью признал вину и отправился сидеть сразу после того, как полежал в больничке с нервным срывом), исход вовсе не показался им забавным.