Текст книги "Хогбены, Ретиф, Бел Амор, Грегор и Арнольд"

Автор книги: Роберт Шекли

За Глухого Черта стали читать другие:

– Серия… Серия… Сошлась серия… Считай, обед в ресторации выигран! Номер… Номер… Сошелся номер!.. – Дрожащий палец метнулся к столбцу выигрышей. – Талант штаханиста–профессионала!.. Нет, мимо…

– Не умеешь! Дай мне… Серия, номер… Талант коми… комирсанта… Мимо.

Очередь напирала. Бел Амор глотал слюну. Глухой Черт в глубокой задумчивости чистил ногти ножом. Кто–то разглядывал билет на просвет. Кассир сдвинул очки па лоб и высунулся из окошка:

– Что, фальшивый? – с надеждой спросил он.

– Сам ты…

– Дай мне! – потребовал кассир.

Ему с неохотой отдали таблицу. Кассир повел пальцем по строке. Он не поверил своему пальцу и строго на него посмотрел. Указательный палец инструмент для кассира. Как напильник для слесаря. Инструмент подводить не должен. На указательный палец поплевывают, им считают, пересчитывают, подписывают ведомости, ковыряют в носу. Иногда указательным пальцем показывают на непонравившегося беса, и того уводит патрульный ишак.

Кассир провел пальцем еще раз. Затем сверил дату на таблице и на лотерейном билете.

– Идентично… – пробормотал кассир.

Он начал протирать стекла очков. Его глаза выражали обычную зависть. Простенькое, несложное чувство, но кассир не сумел его спрятать, – а на бесах зависть лучше не показывать.

– Да в чем дело?! – возбужденно заорали бесы.

– Надо же… – Кассир уже забыл рифмовать слова и заговорил нормальным языком. – Тут с таким трудом развиваешь способности, а этому все сразу привалило…

Он вышвырнул таблицы в окошко. Старик–грамотей поймал их и с воодушевлением принялся читать:

– Серия такая–то!.. Номер такой–то!.. Выигрыш…

Голос его дрогнул.

– ТАЛАНТ ПОЭТА! – сказал старик.

Над Биржей Бесталанных пролетел тихий ангел.

Бел Амора бросило в жар и тут же в холод, от подобного перепада температур даже камни дают трещину. В глазах поплыли большие серые пузыри, будто в душе вздохнула большая серая рыба. Бел Амор начал заваливаться на бок и чуть не разбил голову о чугунную решетку Биржи, но его поддержали друзья.

Сразу множество друзей. Каждому хотелось поучаствовать в судьбе Бел Амора, прикоснуться к нему. Такой, как все, и один из нас! Немудрено и умереть от радости! Постелили на заплеванную паперть (до Эпохи Талантов на Бирже Бесталанных размещался обыкновенный Храм Божий) чью–то сердобольную курточку, уложили на нее Бел Амора…

Не пожалели, значит, курточку.

– Что, умер? – с надеждой высунулся кассир. Но ответа не дождался. Умер–шмумер, лишь бы был здоров!

Кто–то в очереди уже строил далеко идущие планы. Поэтлауреат из нашего Бесталанного Квартала! Он привлечет внимание Лотерейного Центра к существующему положению вещей.

– Кому там не нравится существующее положение вещей? – пресек крамолу кассир. – Тебе, лохматый?

– Да он же глухонемой! – оправдали бесы Глухого черта, который опять от всего отрешился.

– Тем более! Гляди мне! Обр–радовались!.. Внимание, читаю: «Лотерейный билет с крупным выигрышем должен быть доставлен лично владельцем по адресу: «Ядро Системы, третья планета, Лотерейный Центр“.» Хотел бы я посмотреть на того, кто за полдня сумеет смотаться к Ядру!

– Не понял…

– Понял – не дурак, а дурак – не понял.

– Не может такого быть! Наверно, можно отправить почтой… Заказным ценным письмом!

– Кто умеет читать?

– Я умею читать.

– На, читай: «До–ста–вить лич–но вла–дель–цем». Точка. Где здесь слово «почта»? – Кассир протер очки. – Никаких ценных писем! Тут этого не написано, но подразумевается. Осталось полдня. Для полета к Ядру необходимы: спецразрешение–шмецразрешение, паспорт–шмаспорт, два поручительства–шморучительства, прививки–шмививки… Волокита–шмолокита ровно на две недели. Хотел бы я посмотреть на того, кто сможет за полдня добраться к Ядру! Да и кто его повезет без таланта?.. Сегодня какой день? Пятница? Читаю стихи, сам сочинил: «Пусть в ПЯТНИЦУ приклеит билет на ЗАДНИЦУ». Га–га–га–га… Лотерейные билеты нужно проверять вовремя. Впрочем, выход есть…

– Какой?

– Я могу рискнуть. Вместо него.

Бесы не поняли.

– Обмен! Так уж и быть: махнусь с ним талантами, – начал объяснять кассир. – Кассиром будет! Всю жизнь при талонах! Ну какой из него поэт? Где ему такой талант выдержать? Очухался, что ли? Знаешь, какой поэтический ген зловредный? От одного укола на тот свет отправишься!

Хорошо, что Бел Амор зашевелился и подал голос. Могли и без него решить.

– От укола еще никто не умирал, – прохрипел он. – Поэтический ген никому не противопоказан.

Бесы опять туго задумались.

– Эй, очкастый! Выдай ему талоны на декаду вперед! Он проедет за них до Ядра Системы, – придумал кто–то.

Но кричавший тут же осознал свою глупость.

– За декадные талоны прокатишься разве что в подземке по кругу.

– Вот что, ребята! Пусть каждый отдаст Бел Амору свои талоны за всю декаду. Ничего, поголодаем, зато у нас будет свой поэт! А если зазнается голову свернем! Понял?.. Нет, ты скажи: понял?

– Понял, – отвечал Бел Амор.

– Становись в очередь, получай талоны!

Бесы плохо и медленно соображают. Проявить солидарность с собратом это была новая и сильная мысль, но бесам требовалось время, чтобы ее переварить. Они могли бы варить эту мысль еще полдня, но кассир сам неосторожно ускорил дело.

– А это видели? – спросил он и показал неприличный жест.

Бесы угрожающе притихли. Язык жестов – куда понятней.

Все бесталанные очереди имеют с кассирами свои счеты.

Кассиров не очень–то любят… То уйдет куда–то, стоишь битый час под форточкой, ожидаешь. То обжулит, срежет четверть талона и жизненных благ, соответственно получаешь меньше на четверть. То всучит вместо талонов никому не нужный лотерейный билет… Впрочем, уже не знаешь, что лучше…

Кассир почувствовал эту всеобщую любовь к себе. Он успел захлопнуть железную форточку, но с улицы прилетел здоровенный булыжник (как и везде во Вселенной – оружие угнетенных) и вышиб форточку вместе с рамой вглубь Бесталанной Биржи.

«В чем тут дело, почему бунты время от времени вспыхивают, несмотря на то, что ишаки круглосуточно патрулируют? – меланхолично размышлял кассир, когда с него срывали значок экономиста и выворачивали карманы в поисках удостоверения. – В чем тут дело? Невозможно понять этих темных и генетически бесперспективных бесов. От бесталанных одни болезни, безволие и слабость ума. Нельзя держать это бездельное стадо в узких кварталах Подпространства. Запомнить глухонемого подстрекателя, вести себя так, чтобы не стать жертвой».

Бел Амора в это время снаряжали в дорогу. К пиджаку прикрепили значок кассира, в карман засунули удостоверение кассира. Часы кассира. Вручили громадный портфель кассира, набитый талонами. Бел Амор сразу окривел на левый бок и сделался подозрительно похожим на ишака. Бесы даже засомневались – получит талант, и с концами! Но выбора у них не было.

Грамотный старец размахивал руками перед носом Бел Амора, благословлял, что ли?

– Дуй, на тебя одна надежда!

Кассира и взятых в плен биржевых ишаков повязали и усадили на паперти. Глухой Черт отвлекся от чтения газетки, показал пальцем на пленных и провел ребром ладони по горлу:

«Их следует прирезать. Бунт так бунт!»

Но его, к счастью, не слушали. Да, конечно, эти обладатели мелких способностей куда опаснее тех, кто по–настоящему талантлив. Но чем резать, лучше оставить их заложниками, а Бесталанную Биржу подпалить…

И зрелище, и погреемся – сразу два удовольствия.

– Ты еще здесь?!

– Он еще здесь! Давай, дуй!

– Куда дуть–то? – не понимал Бел Амор.

– Хватай такси до подземки, подземкой в аэропорт, оттуда вертолетом на космодром, а там – на «Вечерний экспресс» к Ядру Системы!

– Такси! Стой!

«Еще чего, бесов возить!» – подумал организм с талантом водителя такси и решил высокомерно проехать мимо.

Но такси схватили, остановили, водителя вытряхнули.

– Кто умеет водить тачку?

Никто из бесов не умел водить… Бесы ничего не умеют.

Время шло, а Бел Амор еще ни на шаг не приблизился к Ядру Системы. Полный безысход.

«Ну, я умею водить», – всем на удивление показал жестом Глухой Черт, свернул газетку и сел за руль.

Все, что происходило с Бел Амором в тот исторический день, давно описано и общеизвестно. Каждый школьник знает, что этим днем заканчивался «последний век Эпохи Талантов», и что «хотя Бел Амор поэтом так и не стал, но в корне изменились представления» и так далее.

Что с того, что Бел Амор так и не стал поэтом? Удивительна не его судьба – удивительны нравы дикарской эпохи разделения разумных организмов на талантливых и бесталанных, эры спекуляции на человеческих способностях. Все ли помнят иллюстрации в школьном учебнике истории? Первый бунт, сожжение Бесталанной Биржи, первых повязанных ишаков, Глухого Черта за рулем такси. Некоторые двоечники полагают, что наша Счастливая Эпоха в чем–то даже обязана случайному таксисту, вздумавшему проехать после полудня 15–го линюля Очередного Года по Бесталанному Кварталу. Это не так. Такси вообще не понадобилось. То есть тачка понадобилась только для того, чтобы завернуть за угол, выехать из оцепления сбегавшихся со всех сторон вооруженных до зубов ишаков и немного иопетлять по кварталам, сбивая с толку возможную погоню.

Уже гремели выстрелы, орали матюгальники, крушились витрины – короче, доносились звуки, сопутствующие восстановлению порядка. Вонюче горела Бесталанная Биржа с анкетами бесов. Глухой Черт остановил такси у какой–то загаженной мусором подворотни, вытащил за шиворот ничего не понимающего Бел Амора, а тачку на полной скорости отправил вдоль квартала на произвол судьбы – пусть преследуют.

В подворотне Глухой Черт знаками объяснил:

«Снимай кассирский значок».

– Зачем? – удивился Бел Амор.

Глухой Черт содрал с него значок, а портфель кассира, набитый талонами, швырнул в мусорник и присыпал хламом.

В подворотню, на бегу придерживая фуражку, заглянул патрульный ишак, но тихие бесы у мусорного бака его не заинтересовали. Он помчался туда, где гремели главные события.

Глухой Черт тут же подпалил своей газеткой мусорный бак с портфелем и потащил Бел Амора в глубину двора, к черному ходу на чердак.

– Мне нужно в подземку, – напомнил Бел Амор, жестикулируя. – В аэропорт! На космодром!

«Посмотри на себя! Тебя на первой же станции загребут, – объяснил Глухой Черт. – Кассира сейчас освободят, он нас запомнил и сразу выдаст. Патрульный ишак тоже нас засек. Сейчас сбегутся… А теперь – гляди!»

Глухой Черт разгреб мусор в углу чердака… и Бел Амор впервые в жизни увидел в натуре два штурмовых космических скафандра! О такой вещи может мечтать далеко не каждый ишак, а только высокопоставленный!

– Да ты не такой глухой, каким прикидываешься! – удивился Бел Амор.

«Надевай! – ухмыльнулся Глухой Черт. – Натягивай!»

Затем гудением «У–у–у!» и вертикальным движением руки Глухой Черт изобразил старт с чердака в космическое Подпространство.

– А там что делать?

«Перехватим «Вечерний экспресс“. Он выйдет по расписанию и подберет нас. Везде свои дьяволы… – подмигнул Глухой Черт, привычно влезая в скафандр.

– Шевелись! Застегнись! С управлением разберешься, тут просто: включил – выключил. Выбираемся на крышу через слуховое окно. И сразу в облака. Не отставай».

Глухой Черт осторожно выглянул. Внизу, во дворе, уже крутился подозрительный ишак.

Стартовали с крыши сразу на второй подкосмической скорости; Бел Амору с непривычки чуть ноги не оторвало. Наверное, из бесрайона этот старт никто не заметил – иначе тут же вызвали бы ишаков–перехватчиков в таких же штурмовках.

Через несколько секунд вошли в облака. Нет, их не заметили…

А впрочем… Нет, никому в голову не могло прийти, что бесы разгуливают в подкосмосе в штурмовых скафандрах. А впрочем…

Вышли на орбиту, затаились в тени ржавого заброшенного ретрансляционного спутника и стали дожидаться «Вечернего экспресса». Глухой Черт потребовал особого внимания и принялся объяснять какие–то совсем уж абстрактные вещи: он ткнул пальцем в Бел Амора, принял вдохновенную позу задумчивости (рука на челе, глаза прикрыты), потом похлопал себя по карманам и почесал большой и указательный пальцы. Бел Амор поднатужился и сообразил: «Когда получишь талант поэта, придется отдавать долги».

– Кому и сколько я должен?

«Долги обществу, балда! Пуф–пуф! Бах–ба–бах! Оружие! С оружием в руках!»

– Стрелять не умею.

«Врешь! – беззвучно кричал Глухой Черт. – Я за тобой давно наблюдаю! Чуть тебя не прирезал, подумал, что ты стукач. А ты концы рифмуешь! Нам такие нужны! За свободу бесов с оружием в руках!»

– Я к политике никакого отношения, – выпутывался Бел Амор из новой халепы (стукачом он не стал, но и быть патриотом не хотелось; вообще, не хотелось ни во что ввязываться).

«Ладно, будешь действовать словом, – великодушно порешил Глухой Черт. Ля–ля!.. За свободное Подпространство! Нам такие даже больше нужны».

Приближался «Вечерний экспресс». Глухой Черт мигнул красным фонариком. Далеко в стороне промчался патрульный катер… Нет, не за ними. За ними, кажется, никто не гонится.

Космодром, конечно, уже оцеплен, а их приметы разосланы, но никому не приходит в голову искать их здесь, на орбите.

Шмонают там, внизу на дорогах, такси, автобусы и подземку…

Кто он, этот Глухой Черт? Кто он такой, если хранит на чердаке в бесквартале штурмовые ишачьи скафандры и запросто останавливает «Вечерний экспресс», идущий к Ядру Системы?

«Вечерний экспресс» (немытая коробка, доживающая свои дни на силовых ухабах этой бесталанной провинции) притормозил, и Бел Амор с Глухим Чертом вскочили в заранее приоткрытый шлюз. Их встретила смазливая стюардесса в элегантном дамском скафандре и провела в служебный салон вне видимости пассажиров. Там она прибрала их доспехи и сняла скафандрик, оставшись в одном кружевном белье (в таком виде и разгуливала по салонам). Бел Амор тут же по уши влюбился в нее, а Глухой Черт подмигнул и ободряюще воспроизвел тот неприличный жест, из–за которого пострадал сегодня биржевой кассир.

– Руки держим при себе, договорились? – сказала Матильда (это имя было вышито на карманчике скафандра). – Это вы в лотерею талант выиграли? Значит, будете всю жизнь рифмовать?.. Скука… Но тоже занятие. Сейчас нас поздравит командир. Экипаж знает, что вы мой жених. Да, да, жених, у тебя плохой слух? Раз в сезон каждый член экипажа имеет право провезти в «Экспрессе» одного родственника. Жених – это что–то вроде родственника, верно? Наш командир, хотя и не питает любви к бесам, но без предрассудков. Сочувствует. Он направляется к нам. Улыбайся. Не вздумай волочиться за мной по–настоящему… Я сама скажу, когда захочу…

Командир поздравил жениха и невесту. Бел Амору даже говорить не пришлось. Он, командир, счастлив познакомиться с поэтом, или, во всяком случае, с бесом, собирающимся поэтом стать. Система оскудела поэтами, вы не находите?

Нет, рифмуют, конечно… «Грозы–стервозы…» Да что толку?

Немудрено, с тех пор как началась эта гонка за бессмертием, все как будто оглохли и онемели. Живого слова не услышишь, кроме мата. Он, командир, сделает все, от него зависящее…

А это кто с вами? Брачный свидетель? Один из тех, кто оглох и онемел?..

Когда словоохотливый командир удалился, Матильда принесла жениху и свидетелю скромный звездолетный ужин – чай с пирожками. Они ели сегодня впервые.

– Теперь ты – наш! – объяснила Матильда, поправляя опавшую бретельку лифчика. – А ты ничего, скромный. Не сердись. Я б тебе отдалась, но сейчас не время. Потом, ладно? Твой спутник – командир боевой подпольной организации бесов. Законсервирован, законспирирован и замаскирован, но сегодня решил раскрыться и стать твоим личным телохранителем. Его настоящего имени никто не знает, даже я. Большого ума бес. Отличный организатор, агитатор и пропагандист.

– Кто агитатор–пропагандист?! – поразился Бел Амор. – Он же говорить не умеет – не то что двух слов связать!

– Но он тебе все здорово объяснил… Слова – пустой звук. Голая мысль в чистом виде – вот его идеал. Он умеет донести голую мысль в чистом виде… Телепатия, спрашиваешь? Не знаю. Он все слышит и умеет говорить, но дал обет молчания до полного освобождения бесов! Это – мужик! Ему б я тоже отдалась!

Бел Амор, жуя пирожок, с уважением поглядел на Глухого Черта.

«Не знаю, о чем вы там говорите, но женщина не права, – всем своим видом отвечал Глухой Черт. – В начале было Слово, и слово будет в конце. Потому–то я и молчу – о чем говорить в промежутке, зачем городить слова? Пусть говорят поэты; поэзия бессмертна – она спасет мир. Ты во что бы то ни стало должен добыть талант поэта, и тогда мы освободим бесов. Я доведу тебя до Лотерейного Центра. Не беспокойся, стрелять тебе не понадобится. Стрелять и резать буду я, а тебе достаточно ядерной гранаты… – Глухой Черт утер рукавом губы, допил чай и протянул Бел Амору сверток. – На, держи… Видишь проволочку? Дернешь за проволочку – выскочит иголочка. Подорвешь себя в Лотерейном Центре в случае необходимости. Смерть – моментальная и без мучений. Ты ведь об этом мечтал?»

Бел Амор чуть не подавился пирожком.

(Бел Амор, напоминаем, еще не умел отвечать на подобные вопросы.)

– Вы заблуждаетесь на мой счет, – зашептал он. – Я не умею стрелять и швырять гранаты. Я также не умею орудовать словом в целях агитации и пропаганды. Назначение поэта в обществе совсем в другом…

«В чем?»

– Совсем в другом!

«В чем, конкретно?»

– Вот в этом самом, в другом!

«Понял, – был ответ. – В другом – так в другом. Граната на крайний случай. Живым не давайся. Запомни: дернуть за проволочку, выскочит иголочка…»

Бел Амор с опаской спрятал гранату в дырявый карман пиджака. До полуночи оставался вечер, а до Ядра Системы они еще ни на шаг не продвинулись.

Но вот командир включил синюю мигалку и стал разгонять «Вечерний экспресс» по силовому коридору. Пронеслись мимо будки дежурного ишака–стрелочника. Тот хлопнул рюмку, выглянул, узнал «вечерник» и включил наводящий прожектор–рельс.

Пошли по зеленому лучу. Мелькали ремонтные службы нульпространственного коридора, недостроенная гостиница, футбольное поле на ржавом планетном якоре, три буксира в галактическом рукаве, таскающие звезды тудасюда…

Наконец «Вечерний экспресс» сорвался с луча и, с выхлопом свернув пространственно–временную субстанцию в зеленую плеть, проткнул Подпространство и вынырнул у внешнего края Ядра Системы.

– Поторопитесь, – сказала Матильда. – Под нами третья планета. Командир согласился ожидать вас до полуночи, а потом – возвращаемся.

До полуночи оставался один час…

На третьей планете было уже темно, поэтому решили садиться точно по координатам, указанным в лотерейном билете, – прямо в клумбу перед зданием Лотерейного Центра.

Сели и осмотрелись…

Если это был Лотерейный Центр, то тщательно законспирированный и замаскированный под обычное жилое здание.

Ишаков нигде не было видно – засада, значит, в самом Лотерейном Центре.

Вошли… Лифт был открыт, но не работал. Оставили в нем скафандры и бегом отправились на девятый этаж. Глухой Черт скакал впереди по ступенькам, с беспокойством разглядывая лестничные площадки. Крашеные двери и двери в коже, глазки, звонки, половые коврики, медные таблички – «Перспективный бакалавр–биоэнергетик Такой–то», «Доктор органовведения Растакой–то», «Инженер–вахмистр Этакий»…

Бел Амор уже чувствовал, что сейчас произойдет одно из тех недоразумений, которые так не вовремя украшают жизнь…

На девятом этаже решили позвонить в дверь с табличкой «Пенсионер особого назначения Разэдакий». Им открыл заспанный, еще не старый пенсионер в трусах.

– Кто такие?

Глухой Черт отодвинул пенсионера и вошел в квартиру.

– Чего надо?! – заорал тот.

Бел Амор протянул ему лотерейный билет.

– Ты что, билеты распространяешь?

– Тут указан ваш адрес…

– Действительно… – удивился пенсионер. – Действительно, адрес мой… Впрочем, гляди, лопух! Планета третья, но с какого края? С внешнего или внутреннего?

Глухой Черт вышел из комнаты, отобрал у пенсионера билет, перечитал адрес. Ударил себя кулаком по лбу и, нарушив многолетний обет молчания, многоэтажно выругался.

Бел Амор взглянул на часы кассира… До средней галактической полночи оставалось совсем ничего. Он принес извинения пенсионеру особого назначения и заспешил вниз. Но глупый пенсионер не пожелал принимать извинений и схватил Глухого Черта за руку:

– А талант у тебя есть, чтоб шляться здесь по ночам?

О судьбе этого пенсионера история умалчивает. Надеемся, он остался в живых, потому что резать его ножом не было никакого времени. Глухой Черт свалил его одним ударом и захлопнул дверь.

…Опять одевание скафандров в темноте лифта…

Взлетели уже не таясь, с грохотом, на третьей космической скорости, разбудив всех окрестных ишаков. «Вечерний экспресс» болтался без дела на орбите. Радировали:

«Планета третья, но не с того края! Ввели, понимаешь, нумерацию планет, будто в языке мало слов!»

Матильда уже открывала шлюз. Экипаж поможет начинающему поэту, даже если придется сойти с курса. Протесты пассажиров побоку. Скафандры можно не снимать, сейчас будем на месте.

Садитесь прямо на крышу Лотерейного Центра – здание внизу, конечно, оцеплено…

За пять минут до полуночи Глухой Черт увлек за собой целую стаю дежурных патрульных ишаков, а Бел Амор в гордом одиночестве произвел посадку на крышу Лотерейного Центра – на этот раз без ошибки. Последние минуты ушли на то, чтобы сбросить скафандр и спуститься на девятый этаж к двери с надписью: «РЕГИСТРАЦИЯ ЛОТЕРЕЙНЫХ БИЛЕТОВ» Часы за дверью стали бить галактическую полночь…

Бел Амор распахнул дверь ногой.

В кабинете сидел очередной удивленный ишак с признаками таланта мелкого клерка.

– Зачем же ногами? – пожурил он.

– Зарегистрируй билет! – потребовал Бел Амор. – Сегодня еще пятнадцатое число, и я прибыл лично, как указано на обороте!

– Верно! – согласился клерк, прислушиваясь к бою часов. – За вами кто–то гонится?

– Регистрируй! – заорал Бел Амор.

Клерк повертел лотерейный билет, подышал на круглую резинку и шлепнул на билет лиловую печать.

– Издалека? – спросил он с сочувствием.

– Из Свернутого Подпространства. – Бел Амор повалился на стул. – Вы будете проводить экспертизу или как?

– А что вы выиграли? Талант поэта?! Ого! Не волнуйтесь, никакой экспертизы мы проводить не будем. Не нужна экспертиза. На вашем билете написано: «Явиться лично». На настоящих билетах указывается: «или переслать почтой». Так что я вам сочувствую. Ваш билет фальшивый. Кто–то над вами подшутил. Всякое бывает…

– Врешь, каналья! Так не бывает! – Бел Амор схватил стул и бросился на клерка.

Тот прикрылся портфелем и быстро сказал:

– Ладно, ладно… Пройдите в следующую дверь, там вас давно ожидают.

Бел Амор сгреб со стола лотерейный билет.

– Кто тут меня ожидает? – заорал он, вламываясь в следующую дверь.

В кабинете, куда ворвался Бел Амор, сидели двое за кофейником и бутылкой. Лицо одного из них было «непроницаемым» – значит, или идиот, или большой начальник. Второй показался Бел Амору знакомым, но вспоминать не было времени.

– Что за сброд? Кому я тут нужен? – спросил Бел Амор.

– Да знаешь ли ты, с кем разговариваешь?! – опешило непроницаемое лицо.

– Сейчас узнаю! – Бел Амор сбросил пиджачок и засучил рукава. Подавать себя к этому полуночному ужину следовало именно так: агрессивно. Для начала он собирался снести со стола бутылку с кофейником, но потом вспомнил и вытащил сверток с проволочкой.

– Ого! Утром вы были тише воды, ниже травы, а сейчас – какой ураган! – удивилось знакомое лицо. – И всего лишь за полдня! Где это вы гранату раздобыли?

Бел Амор, наконец, узнал в нем утреннего Переписчика Населения.

– Опять вы? – удивился Бел Амор. – Перепись населения, реставрация стихов из пепла?

Гранату он все же опустил, но начальники поняли, что на испуг его не возьмешь. Они протянули свои визитные карточки.

Бел Амор прочитал на первой: «Галактический министр по делам бесталанных», на второй «Товарищ галактического министра по делам бесталанных».

– Вы–то мне и нужны, начальники! Что это вы развели – за талонами в очередях стоять!

– Вот народ, сразу права качает! – сокрушился Бесталанный министр. Прозит! А насчет очередей – вы не правы. Я спою гимн Очереди! Очередь великая вещь, мы с товарищем коллекционируем всяческие очереди. Очередь это целая философия! Есть очереди организованные, стихийные, живые, по списку; очередь в баню отличается от очереди за талонами, а та, в свою очередь, извините за тавтологию, отличается от очереди в театр. Очередь это сообщество, справедливость, ритуал. «Кто крайний?» – «Я за вами». Какие прекрасные слова! Очередь, как двигатель прогресса. Очередь, как исполнение желаний. Очередь, как модель разумного существа, как коллективный разум. Даже тот, кто нарушает очередь, кто лезет без очереди, является неотторжимым членом очереди, без которого очередь потеряла бы смысл. Очередь, как организующее начало против хаоса и мировой энтропии. Надо помнить, за кем ты и кто за тобой, чтобы не разомкнулась цепь. А медленное движение очереди? А разговоры в очереди? А тот, кому надоедает эта тягомотная очередь, кто плюет и уходит? Пусть идет, нам больше будет!

Бел Амор немного прибалдел от запаха кофейка с коньячком и от этого словоблудия.

– Давайте лучше поговорим о вашем лотерейном билете. Мы с утра поджидаем вас. Прошу, кофеек с коньячком…

Ладно, просят… Бел Амору налили кофеек с коньячком.

– Видите ли, ваше столь опасное путешествие к Центру Ядра было результатом нашего дружеского спора и одновременно социальным экспериментом на выживание. Мы с товарищем редкостные спорщики. Я утверждал, что любой бес, даже самый талантливый бесталанный, даже если очень захочет, – а очень захотеть ему поможет подброшенный фальшивый лотерейный билет – все равно не сумеет проделать такой путь за столь короткое время. Как видите, я проиграл. С чем вас и поздравляю. Для вас уже заготовлены значок и удостоверение старшего интенданта Центральных Правительственных Складов. Ваши усилия счастливо завершились.

– Плевал я на твои Правительственные Склады, – потряс свертком Бел Амор. – Талант поэта, или вы отсюда никогда не выйдете.

– Неуживчивый тип, – поморщился министр бесталанных. – Где ты такого нашел?

– Поэтический талант на стол – или грохоту будет на весь Устричный Архипелаг! – продолжал Бел Амор.

– Он, как видно, не понимает, – обратился министр к товарищу. – Мне и в голову не приходит записывать мысли в столбик, а слова расставлять так, чтобы в конце строки стояли с одинаковыми окончаниями. Так затруднять себе жизнь!

– Вы, как видно, не понимаете, – начал уговаривать товарищ министра. Зачем вам поэтический талант? О чем вы толкуете?.. Поэзия… Ведь это фу–фу… Облака, ветерок, пустой звук… Подумайте сами: это не ве–щест–вен–но! Если вам так нравятся таланты на букву «П», то… вот список, выбирайте! Таланты переплетчика, повара, парикмахера, пиротехника, пожарника, продавца, паромщика… чем плохо на пароме, а?.. парашютиста, писаря, почтальона и так далее! Хотите сразу несколько талантов пожалуйста! Застрахуетесь, заживете… Миллионы бесов мечтают о небольших способностях, а вам все сразу! Вы думаете, стоит там сделать какой–то укол, и бесталанный станет талантливым? Ерунда! Мифология бескварталов. Талант это Бог знает что, никто не знает. Конечно, я могу выдать вам значок поэта, но очень многим рискуете. Вас ожидают большие разочарования.

Товарищ министра в припадке откровенности сболтнул лишнее, министр строго на него посмотрел. Мифология бесталанных кварталов была совсем уже ни к чему. Перед Бел Амором будто сдернули покрывало с памятника, а памятника не оказалось – кто–то ночью спер.

– Если без укола – еще лучше! – отвечал Бел Амор. – Меня устроит значок и удостоверение. И побыстрей! Если не хотите познакомиться с моим телохранителем…

А Глухой Черт уже рвался в кабинет, таща за собой полдюжины вцепившихся в него ишаков.

Бел Амор поднял сверток на вытянутой руке и натянул проволочку.

– Не двигаться! – заорал на ишаков товарищ министра.

Последовала процедура открывания сейфа и доставания из него голубой атласной коробочки. На свет наконец появился золотой значок – стило и загнутый лист бумаги были изображены на нем.

– Удостоверение! – потребовал Бел Амор. – И заодно значок и удостоверение старшего интенданта Правительственных Складов!

– Для друга? – уточнил товарищ министра.

Глухой Черт отбивался от ишаков из последних сил.

– Нет, для себя, – ответил Бел Амор.

Он бросил значок и удостоверение интенданта себе за подкладку, подошел к Глухому Черту и навесил ему на пиджак значок поэта.

Глухой Черт окончательно онемел.

– Вот он–то и есть настоящий поэт из всех присутствующих, – с пафосом объявил Бел Амор. – Он точно знает, что должен делать поэт в загаженном, как подворотня, обществе! Вы его еще услышите!

– Браво! – сказал министр бесталанных.

Ишаки топтались в дверях и не знали, что предпринять.

– Чего вам? – спросил товарищ министра.

– Этих бесов обвиняют в подделке лотерейного билета, а также в подстрекательстве к бунту сегодня утром.

– Можете возвращаться, сержант. Передайте по линии, что операция прекращена. Бесталанные граждане были настигнуты уже в качестве талантливых, о чем подтверждают значки и удостоверения. Лотерейный билет погашен, выигрыш выдан, талант оприходован.

– Но… Нельзя ли забрать?

– Это как?

– Ну… Конфисковать.

– Я вас не понимаю, сержант! Как вам должно быть известно, талант является личным достоянием и внутренним качеством индивидуума. Любой талант – врожденный или благоприобретенный – охраняется законом и конфискации не подлежит.

Бел Амор с Глухим Чертом, преглупо блиставшим золотым значком, отправились на крышу Лотерейного Центра, а оттуда «Вечерним экспрессом» в свое бесталанное Свернутое Подпространство, которое следовало развалить и собрать заново.

Бел Амору опять не повезло – Матильда, благосклонно глянув на него, бросилась на пиджак Глухого Черта. Это был пиджак поэта. К такому пиджаку хотелось прильнуть. Таким пиджаком можно было размахивать, как флагом. Носить его впереди толпы, чтобы значок сверкал на солнце. Женщины всех цивилизаций на такие дела падки.

А что было дальше – все знают: повторение цикла – резня, переворот, опять резня, опять переворот – до тех пор, пока ремонтно–спасательная команда из Службы Охраны Среды (СОС) не отогнула створки Устричного Архипелага, чтобы вызволить Бел Амора (и всех бесов заодно); и тогда, наконец, наступило Очередное Счастливое Будущее, в котором мы с вами живем.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Ненаписанные, а также возрожденные из пепла стихи Бел Амора (авторский перевод с карданвалъского Игоря Кручина)

 
Я не поэт. Но нет, не потому,
Что не верчу богемой и толпой,
Что чувства подначальственны уму,
Что не владею словом и собой.
Какой бы ни случился мне билет
Я просто слабый рифмователь. Ведь
За звание дебильное – «Поэт»
Страдать не соглашусь. И – умереть.
Соната, средство от прыща,
Бог, лотерея, телевизор!
Что же такое душа?
Слышим об оной мы сплошь.
Может, она – анаша,
Дурь, от которой балдеж???
Ну–ка, в словарь посмотреть!
«Хлеб… – возглашает словарь,
С четким стремленьем черстветь,
Окаменяясь в сухарь».
Мне говорил шмонающий ишак:
«Живи! Но усеки и не отчайся:
Вселенная похожа на пиджак,
И пламенный утюг – ее начальство.
Ну, а подкладка малость расползлась,
И там, в Заподлицовье, в масть порядку,
Рукав по локоть засучивши, власть
Невидимая – штопает подкладку.
Как в нуль–пространстве протыкают путь
(Сквозь лацкан – до подкладки) звездолеты,
Так нужно шилом вовремя проткнуть
Пиджак для бляхи, явствующей, кто ты».
Цистерну надобно ума,
Дабы постичь цитаты эти:
«Познай, где свет, – поймешь, где тьма»,
«Прохавал жизнь – просек бессмертье».
Одну под вечер бытия
Ученый выдал (Шэкон?.. Бартли?);
Другую, скажем прямо, – я!
И совершил открытье вряд ли.
Ведь нечто новое ища,
Ты не отыщешь даже мизер.
Давно все есть: роддом, праща,
Виноват Гдемокрит,
Фрезерфорд ли виновен
В том, что мир состоит
Из мельчайших хреновин?
Я загнусь, как любой…
Но ведь может случиться:
Прах развеянный мой
Соберут по крупице.
Опосля монтажа
Встану – ярый, как водка.
Где ж возьмется душа?
В каждом атоме. Вот как.
Я тебя люблю
Пять, наверно, лет.
Будешь ты в раю.
Я, наверно, нет.
Пью и предаю.
В ад мне взят билет!
Будешь ты в раю
Вспоминай. Привет.
 

Киев, 1990, 1997