Текст книги "Хогбены, Ретиф, Бел Амор, Грегор и Арнольд"

Автор книги: Роберт Шекли

Соавторы: Генри Каттнер,Джон Кейт (Кит) Лаумер,Борис Штерн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 102 страниц)

3

У себя в кабинете Магнан обнаружил ожидавший его конверт с Большой Печатью Гроачианской Автономии.

– Это памятная записка от Посла Шниза, – сказал он Ретифу. – Мерзавец объявляет, что перенес дату открытия здания, построенного им в порядке Культурной Помощи, на сегодняшнюю полночь! – Магнан со стоном отшвырнул письмо. – Это последний удар, Ретиф! Он открывается, а я не могу выставить в ответ даже ларька!

– Как я вас понял, гроачи отставали от расписания, – сказал Ретиф.

– Они и сейчас отстают! Вся эта афера совершенно невероятна, Ретиф! Кто может украсть за одну ночь целое здание,

– а если и сможет, куда он его денет? И даже если они нашли место, чтобы спрятать его, и мы с вами это место отыщем, – как, черт подери, мы вернем его туда, где ему положено находиться, ко времени церемонии, которая состоится всего лишь через двадцать четыре часа по местному времени?

– Чем и исчерпываются вопросы, – сказал Ретиф. – Поиски ответов на них могут оказаться несколько более трудоемкими.

– Прошлой ночью театр был на месте. По дороге домой я специально остановился, чтобы полюбоваться классическим неоновым меандром, украшающим архитрав. Великолепный эффект, Шниз позеленел бы от зависти, – я, впрочем, не знаю, в какие цвета окрашивается гроачианский дипломат, сталкиваясь с эстетическим свершением подобного размаха.

– В данную минуту, он понемногу обретает ровный красно—коричневый тон, свидетельствующий о полном удовлетворении, – предположил Ретиф. – Время они рассчитали прекрасно: их постройка завершена, а наша куда—то пропала.

– И как я теперь взгляну Шнизу в глаза? – промямлил Магнан. – Не далее, как вчера вечером, я отпустил по его адресу несколько удачных шуток, да еще, помню, подивился тому, как спокойно он на них реагировал… – Магнан внезапно умолк и уставился на Ретифа. – Благие небеса! – ахнул он. – Так по—вашему, эти пятиглазые недомерки, эти проныры, эти любители приходить на готовенькое докатились до того, что запятнали звание дипломата участием в подобном безобразии?

– Такая мысль приходила мне в голову, – признал Ретиф.

– Я что—то не в состоянии вот так, экспромтом, вспомнить кого—либо еще, питающего нездоровую страсть к Большому театру.

Магнан вскочил на ноги и разгладил бледно—лиловые отвороты своей раннепослеполуденной полунеофициальной визитки.

– Конечно! – воскликнул он. – Вызовите морских пехотинцев, Ретиф! Я отправлюсь с ними прямо к этому интригану, к этому маленькому пролазе и потребую, чтобы он, не сходя с места, вернул украденное им строение!

– С места вам все же лучше бы сойти и вообще отойти подальше, – предупредил его Ретиф. – Не забывайте, балетный театр, вроде Большого, занимает целый квартал.

– Несвоевременная шутка, Ретиф, – процедил Магнан. – Ну, чего же вы ждете?

Впрочем, Магнан и сам помрачнел и задумался.

– Из отсутствия в вас явного энтузиазма я, видимо, должен сделать вывод, что в моем плане имеется некий порок?

– Совсем маленький, – сказал Ретиф. – Его Гроачианское Превосходительство, надо полагать, с большим тщанием замел все следы. Он просто рассмеется вам в лицо, – если, конечно, вы не сумеете предъявить ему каких—то доказательств.

– Даже у Шниза не хватит наглости отрицать факты, если я поймаю его с поличным! – Магнан с озабоченным видом задумался.

– Правда, пока я еще не обнаружил никаких улик…

Он стоял, покусывая заусенец и время от времени бросая на Ретифа косвенные взгляды.

– Балетный театр так просто не спрячешь, – сказал Ретиф.

– Давайте сначала попытаемся его отыскать. А тогда уж можно будет подумать и о том, как вернуть его назад.

– Хорошая мысль, Ретиф. Именно это я и хотел предложить.

– Магнан взглянул на охватывающую его большой палец браслетку с часами. – Знаете, вы тут поболтайтесь в окрестностях, посмотрите, что к чему, пока я буду приводить в божеский вид мои бумаги; а после обеда давайте встретимся и договоримся, как будем врать дальше, – я хочу сказать, составим рапорт, показывающий, что мы предприняли все возможные меры.

Выйдя из кабинета Советника, Ретиф заглянул в Коммерческий Отдел. Напрочь лишенный подбородка клерк выглянул из—за груды газетных вырезок:

– Привет, мистер Ретиф. Прибыли, значит. Добро пожаловать на Хлябь.

– Спасибо, Фредди. Слушай, мне бы взглянуть на список всех грузов, ввезенных Посольством гроачей за последние двенадцать месяцев.

Клерк потыкал пальцами в клавиши банка данных и состроил гримасу, взглянув на страничку, которую тот изрыгнул.

– Что—то уж больно хлипкое они надумали выстроить, – сказал он, протягивая листок Ретифу. – Фанера и крепежный кругляк. Впрочем, чего же от них и ждать.

– Это все? – настойчиво спросил Ретиф.

– Сейчас посмотрю ввоз оборудования, – клерк ввел другой код, и после недолгого клацанья на свет появился второй листок.

– Сверхмощные подъемные устройства, – хмыкнул он. – Забавно. Фанеру они ими, что ли, тягать собираются или плашки два на…

– Четыре штуки, – кивая, сказал Ретиф. – С широкоапертурными полями и полным комплектом захватов.

– Ого! Такими игрушками можно «Хлябь—Хилтон» с корнем выдрать.

– Что можно, то можно, – согласился Ретиф. – Спасибо, Фредди.

Снаружи уже опустились сумерки; автомобиль ожидал у обочины. Ретиф велел Чонки ехать по мокрой, затененной деревовидными папоротниками улице на окраину, к пустой строительной площадке, которую совсем недавно занимало украденное строение. Выйдя из машины под ровный и теплый дождик, он забрался внутрь скрывающего котлован пластикового шатра и принялся осматривать мягкую землю, освещая ее ручным фонарем.

– И чего на дам тумаете выйти? – поинтересовался Чонки, семеня рядом с ним на ножках, напоминающих клубки мокрой фуксиновой пряжи, увеличенные до размеров посудной лохани. – Сростите, что прашиваю, но я зумал, что вы, демляки, не мочите любить ноги.

– Просто осматриваюсь на местности, Чонки, – ответил Ретиф. – Похоже, что щипач, который слямзил наш театр, поднял его с помощью гравитационных устройств, и скорее всего, целиком, поскольку никаких следов демонтажа я здесь не вижу.

– Я чего—то не фонял, шеп, – сказал Чонки. – Вы, по—воему, гоморили, что мастер Мигнан сам придумал этот прюк с коплованом, пубы интереть подогрес чтоблики к Открыциальному Офитию.

– Не бери себе в голову, Чонки, просто у меня такой способ нагнетать напряжение, – Ретиф остановился, подобрал с земли красноватый окурок наркотической сигаретки и понюхал его. От окурка несло резким запахом эфира, свойственным подобного рода изделиям гроачей.

– Вы думаете, что таз я хлябианин, рак уж сопсем без вонятия, – продолжал Чонки, – а мы вой—чего покидали в свое время. Травится нам вердить, что это его вабота, – роля ваша. Та долько, нежду мами, как он, черт сдери, это поделал?

– Боюсь, что это дипломатическая тайна, – ответил Ретиф.

– Ладно, пойдем посмотрим, чем ответили гроачи на наш культурный вызов.

– Да там и одеть—то глясобенно не на что, – пренебрежительно рассказывал туземец, пока они, хлюпая, приближались к машине, в ожидании пассажиров висевшей на воздушной подушке над большой лужей. – Прочего у них там не нисходит, а если и поисходит, так не проймешь чего. Дородили здоровенный защатый сгобор, и все забаковали в презент.

– Гроачи народ скрытный, – сказал Ретиф, – но, может, нам все же удастся хоть что—то увидеть.

– Не увебен, росс, – хам у них еще пуча отраны, все с кушками. Они и слизко никому дунуться не бают.

Вглядываясь в глянцевые от дождя улицы, осененные похожими на сельдерей деревами, Чонки мурлыкал себе под нос веселый мотивчик, звучавший сначала так, словно его наигрывали на гребенке, затем – на арфе с резиновыми струнами, а под конец,

– напоминая накачанную до отказа волынку.

– Непорно чулудается, а? – сказал он, не дождавшись похвалы. – Тоследний пакт суток чмазал, гам полаталось трупам забеть, да у пня малец соскользнул.

– Впечатляет, – сказал Ретиф. – А как у тебя с деревянными духовыми?

– Сак тебе, – сказал Чонки. – С лунными стручше. Скрот вослушай, – пипка.

Он вытянул руку в сторону, расположил вдоль нее четыре волоконца и проехался по ним наспех сооруженным из другой конечности смычком, издав визгливую трель.

– Дичего, на? Мелодий я погра не икаю, но упрочняюсь, как жерт, так что и городии не за мелами.

– Гроачианские поклонники носоглоточной музыки будут валить на твои концерты толпами, – предсказал Ретиф. – Кстати, Чонки, давно уже гроачи строят свою спортплощадку?

– Пайте додумать: Тачали они ной осенью, вы, земляки, зак рак фунбамент детонировали…

– Так им уже и закончить пора, правильно?

– Па дам стервой медали него чело изменилось. И вошь сметно: как зуда те найдешь, – ни единорога бочего нет, рана ох одна.

Чонки свернул за угол и остановил машину у смутно рисующегося в вечернем сумраке забора высотой в десять футов, сооруженного из плотно пригнанных пластиковых панелей.

– Дзот мы и весь, – сказал он. – Я те топорил, ни жига у них фуг не воймешь.

– Давай—ка все же осмотримся.

– Ядное тело, солько удо все хаки тержите востро, эти мертовы недочурки емеют подчехиваться одрань тико.

Оставив машину в густой тени, создаваемой раскидистой кроной гигантского папоротника, Ретиф с хлябианином пошли по панели, разглядывая сплошную стену, окружавшую целый квартал. На углу Ретиф остановился, огляделся. Уличные фонари еле тлели в тумане над безлюдными тротуарами.

– Если увидишь, что кто—то идет, сыграй пару нот на виолончели, – приказал Чонки Ретиф.

Он извлек из внутреннего кармана тонкий инструмент, вогнал его между двумя панелями и повернул. Пластик крякнул, подался, образовалась узкая щель, сквозь которую можно было разглядеть прожектора на столбах, заливавшие желтым светом узкую полоску расквашенной ногами грязи, обильно усеянной плашками два на четыре и ломанными кусками фанеры, и бахрому чахлой травки, подступающей к вертикальному эскарпу из мышастого цвета рогож. Гигантский брезент, удерживаемый целой сетью веревок, полностью скрывал расположенное под ним тяжеловесное здание.

– Рама модная, – послышался из—под локтя Ретифа голос Чонки, – да у пих тут нольшие беременны!

– И что за перемены?

– Ну, толком донять из—за этого презента трупно, под ним все выглянит идаче. Но полудились они трихо, сопреваться не мри ходится.

– Как ты насчет того, чтобы заехать в Посольство гроачей?

– предложил Ретиф. – Надо бы выяснить еще кое—что.

– Кобечно, пес, носехали, полько троку от этого вам не будет. Они ворожат его ток, сластно он – легендарный Норт Фокс.

– На это я и расчитываю, Чонки.

Они проехали еще десять кварталов по пропитанным влагой улицам и, остановившись в квартале от смахивающего на крепость строения, подобрались к нему поближе, стараясь держаться в тени. Двое гроачей, облаченных в замысловатую форму, столбами стояли по бокам от ворот, проделанных в сложенной из камня стене.

– На сей раз дырку проковырять не удастся, – сказал Ретиф. – Придется лезть на стену.

– Фискованно, шер…

– Равно как и торчать на темном углу, – ответил Ретиф.

– Пошли.

Пять минут спустя, перемахнув через стену при помощи свисавшей из—за нее ветки пачкульного дерева, Ретиф и Чонки уже стояли, прислушиваясь, на территории Посольства.

– Ничего не слышу, – пробормотал хлябианин. – А кеперь туда?

– Давай, Чонки, прогуляемся, посмотрим, что тут к чему,

– предложил Ретиф.

– Ладно, – молько не по туше дне все это… – Чонки удлиннил заканчивающуюся глазом псевдоконечность, и та осторожно заползла за угол. Прошло две минуты. Внезапно водитель замер.

– А дьягол, вроачи! – воскликнул он. – Суем отдюда, шеф!

Оченожка конвульсивно сократилась.

– Тот воре, запугался! – вскрикнул Чонки.

Ретиф обернулся и увидел, что его водитель пытается освободить оченожку, которая каким—то образом вплелась в его же собственную ногу, причем нога в совю очередь расплеталась, разительно напоминая самостоятельно распускающийся вязанный коврик.

– Кот и вонец, – пыхтел Чонки. – Соду, босх, мне этой хвозни надолго ватит…

Ретиф сделал два быстрых шага к углу здания; топоток мягко обутых ног стремительно приближался. Миг спустя, из—за угла выскочил гроач в коротком плаще, узорчатых кожаных наголенниках на тощих ножках, глазных фильтрах солдатского образца и сверкающем боевом шлеме, – выскочил, и налетев на вытянутую руку Ретифа, аккуратно спланировал в грязь. Ретиф подхватил рассеиватель, выпавший из рук Гроачианского Усмирителя, перевел его в широкоугольный режим и развернулся так, чтобы в поле действия оружия попало еще с полдюжины гроачианских стражей, рысью приближавшихся с правого фланга. Стражи резко затормозили и замерли. В тот же миг за спиной Ретифа послышался вопль, – он чуть повернул голову и увидел, как Чонки бьется в лапах еще четырех инопланетян, выбежавших из двери Посольства.

– Бросить оружие и не двигаться, мякотник, – прошептал на гроачианском командующий охраной Капитан, – или увидеть, как твоего миньона прямо перед твоими незащищенными глазами изрубят в лапшу!

4

Родоначальник Шниз, Чрезвычайный Посол и Полномочный Министр Гроачианской Автономии при Хлябианской Аристархии, сидел, непринужденно откинувшись на спинку огромного вращающегося кресла, – пиратской копии земной дипломатической модели. За спиной его виднелась горстка помощников, свистящим шепотком обменивающихся наблюдениями. Многочисленные глаза их были скошены в сторону Ретифа, привольно стоявшего перед Шнизом промежду двух стражей, уткнувших стволы своих рассевателей Ретифу в почки.

– Как приятно вновь увидеться с вами, Ретиф, – прошептал Шниз. – Впрочем, доставить коллеге развлечение – это всегда радость. Вы, разумеется, простите капитана Злифа, если рвение, с которым он настаивал на том, чтобы вы согласились воспользоваться моим гостеприимством, показалось вам чрезмерным, – его слишком взволновал интерес, который вы проявили к нашим гроачианским делам.

– Снисходительность Вашего Превосходительства просто поразительна, – тоном легкого одобрения ответил Ретиф. – Я опасался, что вы разжалуете Капитана в капралы, как—никак, а он вынудил вас раскрыть ваши карты. Ничто не вызывает у дипломата такого озлобления, как тот, кто позволяет смутным подозрениям застыть, приняв форму окончательной определенности.

Шниз пренебрежительно махнул щупальцем.

– Любое в меру разумное существо, – из вежливости я включаю в список и земных дипломатов, – в состоянии догадаться о наличии связи между пропавшим зданием и мной.

– Охо—хо – я, кажется, бонял, что было под тем презентом!

– приглушенно воскликнул Чонки, – приглушенно, ибо его голосовой аппарат был забит его же собственными оченожками.

– Вот видите, даже темный туземец догадался, что существует только одно место, в котором можно спрятать позаимствованный балетный театр, – беспечно продолжал Шниз. – А именно, под парусиной, натянутой над моим якобы стадионом.

– Поскольку мы с вами сошлись на том, что это очевидно,

– сказал Ретиф, – не прикажете ли вы солдатам распустить узлы, в которые они скрутили Чонки, а мы с Капитаном Злифом тем временем от души посмеемся над вашей шуткой здоровым дипломатическим смехом.

– О нет, мы еще не добрались до самой ее соли, – возразил Шниз. – Не предполагаете же вы, мой дражайший Ретиф, что я потратил столько месяцев на тонкие дипломатические ходы единственно для того, чтобы позабавить новоприбывших земных бюрократов?

– Подобная мотивация представляется несколько шаткой, – согласился Ретиф. – Но вы же не можете вечно прятать от любопытствующих миллион кубических футов украденного архитектурного шедевра.

– Даже и пробовать не собираюсь. Осталось прождать всего несколько часов и мои свершения во всем их величии воссияют на местном дипломатическом небосводе, – безмятежно сказал Шниз.

– Припомните, я ведь приблизил срок открытия гроачианского дара избирателям Хляби. Сие волнующее событие состоится нынче ночью в присутствии целой толпы сановников этой планеты, и разумеется члены Земной Миссии будут среди самых почетных гостей. Правительство Хляби предполагает получить от нас традиционный гроачианский балетный театр, оно никакого удивления не испытает. Эту эмоцию мы припасли для землян, которым я аккуратно внушил ложное впечатление, будто мы возводим бейсбольный стадион. Одним мастерским ударом я выставлю вас, землян, жалкими выжигами, в то же самое время предъявив местной деревенщине внушительное свидетельство гроачианской щедрости, – на ваши мякотные денежки! Воистину образцовая получится шутка, Ретиф, вы со мной согласитесь, не так ли?

– У Посла Гроссляпсуса, возможно, найдутся кое—какие возражения против вашего плана, – указал Ретиф.

– Да пусть его возражает, – беззаботно прошептал Шниз.

– Вся операция была произведена под покровом ночи, никто ничего не видел и не слышал. Подъемные устройства сегодня покинули планету на нашем космическом челноке. Что толку в беспочвенных обвинениях? Гроссляпсус позаботился о том, чтобы строительство производилось в обстановке строжайшей секретности, и все, чем он располагает, это его слово против моего. А балетный театр, стоящий на нашем участке, стоит двух, описанных в папке Проектных Предложений, разве нет?

– Этот промер у вас не наскочит, – прохрипел Чонки. – Я вам все парты скутаю!

– Кутай на здоровье, голубчик, – надменно прошипел Шниз.

– Какие бы слухи ты ни распускал ex post facto, на fait accompli они повлиять не способны. А теперь, прошу простить, но мне пора приодеться для праздничка. – Он щелчком наставил один из глазных стебельков на Капитана Стражи. – Проводите их к гостевые покои, Злиф, и проследите, чтобы на время пребывания здесь они были устроены со всевозможным удобством. Насколько я понимаю, из башни они смогут отличнейшим образом наблюдать за представлением, которое мы разыграем, даром, что света будет достаточно.

– Предать обоих мошенников немедленной казни, выкинув их из окна, – театральным шепотом предложил Злиф. – Раз и навсегда ликвидировать болтунов и наушников…

– Молчать, ничтожное порождение трутня! – прошипел Посол. – Не предлагать злосчастных прецедентов, каковые могли бы обратить в мираж менее изобретательного дипломата, чем я! – И как бы желая успокоить Ретифа, он повел в его сторону всеми пятью окулярами и проворковал: – Вы будете вольны вернуться к исполнению ваших обязанностей, как только закончится церемония. А до той поры – приятных вам размышлений.

5

– A яго, дулар, потакал, что самое трудное – это уйти накраденное, – скорбно сказал Чонки, когда за ними захлопнулась дверь башенного покоя. – Ну кот, маем сны, кто его уврал, а то челку?

– Похоже, что Шниз основательно все продумал, – согласился Ретиф.

– Незевуха, – пожаловался Чонки. – Просто стошно мокреть, так эти пялиглазые кизяки бехут на прушку вас, темляков.

– Ладно, Чонки, хоть ты за нас душой болеешь, и то радость.

– Се сволько на таз, – сказал хлябианин, – Сдолько за кои менежки, я ведь наставил во бас у пукмекера. – Он вздохнул. – Ну жадно, не кардый же лаз вырыгивать.

– А мы, может быть, еще и не проиграли, – сказал Ретиф.

– Слушай, Чонки, ты не согласился бы немного поползать в темноте?

– Размяжите узлы, в коворые эти узники завязали тои муки—роги, и ногда мы посмотрим, что я сдогу смелать.

Ретиф принялся за работу. Десять минут спустя хлябианин со вздохом облегчения вытянул последний ярд своего тела из последнего узла.

– Пиленькое мриключение, – вздохнул он. – Ну, догоди, перзавец, май мне нолько пакинуть пашу тетель на тою твощую рею…

Чонки поерзал внутри своего полионового комбинезона, поровну распределяя тело между его рукавами и штанинами.

– Тапоги посерял, – пожаловался он. – Обличные ныли совые тапоги.

Ретиф подошел к окну и обозрел сплошную стену, отвесно уходящую к лежащему внизу просторному, мощеному жестким на вид камнем двору, по которому через правильные промежутки были расставлены гроачианские стражи. Чонки последовал за ним и тоже выглянул в окно.

– И дунуть мечего, – сказал он. – Днесь пороги зет, не сдустишься. А и струстишься, так спажа тебя подколет. Лавайте—ка сучше росмотрим, зет ли днесь подтира…

Он подобрался к одной из дверей и заглянул в туалет.

– В сомую тачку, – воскликнул он. – Промакнулись наши умнихи, небооценили хладианина. Ну, ландо.

Он вытянул оченожку и сунул ее в унитаз, за ней потянулось волоконце, толщиной не превосходящее карандаша, – ярд за ярдом оно отматывалось, уходя в канализацию.

– Так—так, – весело говорил Чонки. – И оболеют же шалманы, кодла я выгезу из люпа кряво сопреди двора. Все, чмо не тужно, это добраться до соузлинительного едина, покирнуть, вуда следует и… Ой!

Чонки вдруг замер. Он покрепче уперся в пол ногами, – в отсутствие сапог имевшими довольно неорганизованный вид, – и попытался вытянуть себя из унитаза. Длинный протоплазменный жгут еще удлинился, но из унитаза выйти не пожелал.

– Ах вони врязные, шивы и гонючки! – завопил он. – Они же ня дам подметали! Они схамили зеня и вопять завязали утлом! Все, я завяз, – ни тру, ни пну!

– Не везет, – сказал Ретиф. – Но разве ты не можешь целиком уйти в трубу?

– Это что же, товар еще бросить в биде? – обиделся Чонки. – Да и требуба моя в труху не пролезет.

– Похоже, Чонки, они нас опять обхитрили.

– Еще как похоже, – донесся из—за вделанной в стену над дверью железной решетки елейный шепоток Шниза, сопровождаемый одышливой усмешкой. – Весьма сожалею, что сток у вас забился,

– утром я пришлю кого—нибудь со шлангом.

– Ах ты ж! Этот продыра слышал кажное наше слово! – воскликнул хлябианин. – Он еще и под слушью поддверивает!

Ретиф подошел к двери, задвинул тяжелый засов, запирающий дверь изнутри, и поймав глазами единственное оставшееся снаружи око шофера, подмигнул.

– Он просто—напросто слишком умен для нас, Чонки. Не удивлюсь, если ему все известно и про бомбу, которую мы спрятали в их Посольстве, так что…

– Это еще что? Какая—такая бомба? В моем Посольстве? – в тревоге заскрипел Шниз. – Где она? Сию минуту скажи мне, я настаиваю!

– Не говори ему, Чонки, – быстро сказал Ретиф. – Еще восемь минут и ка—ак шарахнет, – а за такой срок он ее нипочем не найдет.

По интеркому было слышно, как кто—то с шипением задохнулся, потом до пленников донеслись слабые вопли гроачей. Миг спустя, за дверью зашлепало множество ног. Лязгнул засов, в дверь ударили кулаки, послышались шипящие голоса гроачей.

– Что это значит, зачем вы заперлись изнутри? – донесся сквозь дверь крик Шниза.

– Семь минут, – громко сказал Ретиф. – Выше голову, Чонки. Скоро все кончится.

– Быстро бежать! – тонко взвизгнул Капитан Злиф. – Оставить ублюдков на верную смерть!

– Ретиф, скажи мне, где бомба, и я замолвлю за тебя словечко перед вашим начальником! – крикнул сквозь дверь Шниз.

– Я объясню ему, что нельзя слишком строго судить тебя за за то, что ты провалил задание, – в конце концов, схватка простого землянина с обладателем такого мозга, как мой…

– Очень мило с вашей стороны, господин Посол, но, боюсь, долг требует, чтобы я оставался здесь, даже если мне придется взлететь на воздух вместе с документами, свидетельствующими о вашей полезной деятельности.

– Делаю тебе последнее предложение, Ретиф! Выйди и обезвредь свою адскую машину, и я помогу тебе взорвать Посольство Земли, уничтожив тем самым все документы с неблагоприятными оценками убогой роли, которую ты сыграл в нынешних обстоятельствах, несомненно оные заслужив!

– Весьма недипломатичное предложение, господин Посол.

– Ну ладно же, ты сам обрекаешь себя на погибель! Познать величие гнева гроачей! Наблюдать, как я эвакуирую нашу собственность, предоставив тебя с твоей жабой заслуженной вами участи!

Ретиф и Чонки услышали затихающий звук шагов. В окно они увидели, как Шниз выскочил из здания и резвой побежкой пересек двор, как за ним последовал весь его штат, и как последний из штата остановился, чтобы запереть за собою ворота.

– Зотов пригнать, слутка вышла на шалаву, – голос хлябианина нарушил глубокую тишину, павшую на здание после того, как из него сбежал последний гроач. – Но через месть шинут они наймут, что их подули. Чак затем все это?

– Затем, что теперь я могу провести шесть спокойных минут в Канцелярии их Посольства, – сказал Ретиф отпирая дверь. – Офонаряй борт, пока я не вернусь.