сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 63 страниц)
Шико, снедаемый беспокойством за короля из-за недавнего происшествия, почти приблизился к покоям, как вдруг услышал гасконский говор. Это его немедленно заинтересовало. Он свернул за угол и наткнулся на двух дворян в дорожном платье и ботфортах.
-Ба! Что я слышу! - воскликнул Шико, загородив им дорогу, - здесь болтают на весь Лувр, заявились посреди ночи, и кто это спрашивается вас пропустил?
Один из дворян вспыхнул при этих словах, и по свойству своей горячей крови собирался было ответить какой-нибудь дерзостью, как его друг воспрепятствовал этому повелительным жестом.
-Месье Антуан Де Англере, - произнес он мягким голосом с таким явным акцентом, как будто он и не пытался этого скрыть, как делали многие гасконцы в Париже.
Шико поморщился, его так не называли наверно с рождения, из чего можно было сделать вывод, что этот дворянин принадлежит его родне или близко знал его семью.
-Господин Монтень, - Шико однако состроил уважительное лицо и поклонился, потому как очень высоко ценил этого мыслителя.
-Кажется, мы прибыли во внеурочный час, - сказал Монтень, - но у нас очень важное дело.
Мишель Монтень, губернатор Бордо, был человеком среднего роста и стройного телосложения. У него было красивое, но очень печальное лицо с опущенными вниз глазами, что придавало его виду еще более тоскливое выражение. Его костюм был очень строгим, так что можно было бы заподозрить в нем гугенота, если бы каждый не знал, что Монтень - ярый католик. Несмотря на это он занимал сейчас должность при дворе короля Наваррского. Впрочем, объяснить это было не сложно.
Мишель Монтень, человек выдающегося ума и редких душевных качеств, философ и писатель пользовался настолько глубоким уважением представителей обоих религий, что оба короля и Генрих Французский и Генрих Наваррский нередко прибегали к его услугам для составления примирительных эдиктов.
Монтень однако очень тяготился подобными почестями, уже несколько лет назад он в цветущем возрасте покинул двор и свет, уединился в своем поместье, где сполна предавался тоске и меланхолии.
С Шико он был знаком, потому что они являлись соседями, и оба происходили не из самых знатных родов, приобретших титул в XV веке.
-Тогда вы должно быть спешите к королю, - сказал Шико, осматривая Монтеня, чтобы заметить причину этого визита.
Впрочем, Монтень не особо скрывался, так как человеком был прямым во всем. Он протянул изукрашенный золотой тубус с изображением герба Генриха Де Бурбона Наваррского - красной лентой, пересекающей голубое поле с золотыми лилиями.
-Эти письма к королю Генриху Французскому мне поручено передать. Но так получилось, что я простоял тут с самого вечера. Я рассчитывал, что мне удастся свидеться с королем после ужина, но этого не произошло. Его Величество был занят. Затем я ожидал, что король позовет меня позже, но время шло, а меня будто позабыли. Впрочем, я на это не жалуюсь, вряд ли кому в здравом уме придет мысль занимать свой ум моей незначительной персоной. Однако же я ждал. Но поднялся переполох, все кричат о каком-то убийстве и злодеянии. Как будто в наш неспокойный век они не преступления не случаются сплошь и рядом. Я думал, что в Париже к кровопролитию привыкли настолько, что замечают его не больше, чем смену погоды. Однако не решите, что я циник. В своем уединении я иногда забываю, что стоит говорить, а что нет. Вернусь к своему делу. Меня заверили, что королю не до меня и посоветовали прийти завтра. Что вы скажите, мне не следует тут стоять?
Шико с сомнением посмотрел на Монтеня, лицо которого приобрело смущенное выражение.
-О, да! Его Величеству сейчас совершенно нет никакого дела до писем из Наварры.
- Я рассчитывал получить именно этот ответ. Вряд ли бы меня самого устроило, если бы король вздумал принимать меня посреди ночи, когда я едва сам стою на ногах и хочу спать.
-Но так и быть из моего к вам почтения, я помогу вам, хотя вы пару раз неласково отозвались о шутах в вашем труде, - ответил Шико с хитрой улыбкой.
-Я весьма благодарен, но вам-то что с этих шутов, господин Де Англере?
-Я занимаю такую должность.
-Это весьма остроумно с вашей стороны занимать подобную должность, учитывая, что я не слышал, чтобы такую учредили при нашем дворе. Хотя сейчас каждый день новая мода и подчас придумают такую чепуху, что я запросто поверю, что вы называете себя шутом не в шутку.
-Эту шутку впрочем придумал Генрих... король, - быстро поправился Шико. Обычно он, разумеется, не церемонился ни с кем, кроме тех особ, мнение которых ценил. Монтень входил в этот немногочисленный круг.
Монтень сделал вид, что не заметил этой оговорки, Что ни говори, а человеком он был деликатным и прекрасно знал о большой дружбе между Шико и королем Генрихом Валуа.
-Я устрою вам встречу с королем сейчас, если это не терпит отлагательств, - предложил Шико.
-О, нет! - бледное лицо Монтеня приобрело испуганный вид, - я бы этого не желал. Если бы я был волен делать, что захочу, я бы вообще избегал встреч с королевскими особами. Потому как мне их искренне жаль, столько церемониала им предстоит выдержать, чтобы просто перемолвиться с кем-то словечком. А я и сам ужасно тягощусь навязанной мне ролью посла, потому не могли бы вы применить всю свою известную хитрость и как-то избавить меня от этой участи. Или отложить хоть на время, пока я не успокою свои нервы от того, что уже успел преодолеть по дороге в Париж.
-Что ж подумаем, - Шико пригладил усы и бородку, - предлагаю обойтись без церемониала и прямо сейчас пройти к Его Величеству, потому что он наверняка не спит. Вы переговорите с ним как с частным лицом. Это устроит и его и вас.
Шико, сопроводив Монтеня и его спутника к королю, и сам зашел вместе с ними. Генрих, хоть и был в расстроенных чувствах, весьма сердечно принял посланца Наварры и даже принялся дискутировать с ним на излюбленную для обоих тему смерти. Тем более, что время было избранно как нельзя лучше. Монтень всецело и предельно искренне мог понять чувства короля, ибо и сам потерял лучшего друга, правда при менее трагических обстоятельствах. Если только одна смерть по-настоящему имеет отличие от другой. По крайней мере в сердце любящего человека смерть друга - величайшая из трагедий, которая может с ним произойти.
В течение этого занимательного разговора Шико вышел из кабинета. Менее всего его чувствительная душа и доброе сердце могло воспринимать такие драматичные темы. Совершенно случайно Шико прихватил одно из писем. Оно носило явно личный характер, и было запечатано воском с печатью от кольца Генриха Наваррского. Король Франции даже не удосужился его вскрыть, поглощенный своим горем.
Шико придерживался иного мнения и, не капли не смущаясь, сломал печать и углубился в чтение. Были все основания полагать, что в письме содержались некие сведения, о которых Генриху знать пока что не полагалось. Ведь это письмо было ни чем иным, как ответом Наваррского на письмо Генриха Валуа, где он спрашивал о происхождении братьев Бомонт (см. 1 главу).
-Вот они, голубчики, в моем кармане, - сказал Шико, свернув письмо и сложив его в кармане своих штанов, - это пока что побудет у меня.
Оставив Монтеня на попечение короля или короля на попечение Монтеня, Шико между тем вспомнил, что оставил напуганного герцога де Бурбона совсем одно и отправился к себе.
Маринус очень обрадовался появлению Шико. Свечи почти прогорел, и герцог сидел в полутьме.
-Я так задержался, сударь, исключительно потому что встретил многоуважаемого месье Монтеня.
-Да неужели, господин Шико! И что он тут делал? Разве он не поселился у себя?
-О! Долг вынудил его стать послом короля Наваррского.
-Короля Наваррского! - с некоторым испугом повторил Маринус, - а что же случилось?
-Уверяю вас ничего особенного. Монтень привез только письмо для Генриха.
-Письмо для Генриха? - эхом повторил Маринус, его глаза потемнели от волнения.
-Письмо для короля Генриха.
-Ах, простите, - Маринус заметно смутился, - а вы его читали?
-Ну что вы, как я мог!
-Ах, еще раз простите.
Шико как бы невзначай похлопал себя по штанам:
-Но не сомневайтесь, оно теперь в надежном месте.
Но Маринус был так расстроен, что не заметил никакого хитрого намека в словах и жестах Шико.
-Нельзя подвергать сомнению силу людского коварства, - с горечью сказал Маринус.
-Что такое? - изумился Шико, - о чем это вы?
-Я о том, что случилось. Присядьте тут рядом со мной, у камина.
-Благодарю за приглашение.
-Еще раз простите, это же ваши апартаменты.
-Для меня честь, если вы тут станете распоряжаться, - ответил Шико с довольной улыбкой.
Маринус внимательно посмотрел на Шико, пытаясь понять о чем он. Но лицо Шико оставалось непроницаемым и как всегда насмешливым.
-Люди носят маски, господин Шико.
-Вы говорите загадками, господин Маринус. - ответил Шико тоном, передразнивающим герцога.
-Этот убийца сказал, что ...что это король подослал их, чтобы позабавиться с нами.
Шико мгновенно стал серьезнее.
-Вы верите в это?
-Я не могу. Это же король. Он же любит нас...точнее, я не могу так сказать. Но он ведь благороден, он не мог такое даже придумать.
-Так вы не верите?
-Я сомневаюсь.
-Che non men сру saper dubiar m'agarada (ит. сомнение доставляет мне не меньшее наслаждение, чем знание)
-Сейчас это скорее мука.
-Так избавьтесь от этих мук.
-Скажите, что думаете вы?
-Я верю...
-Вы верите королю? - перебил Маринус.
-Он мне еще ничего не говорил. Но как вы и мне сами сказали нельзя недооценивать силу людского коварства. Особенно если вы так доверчивы, дорогой герцог Бурбон.
-Но я не имею права доверять словам человека, пытавшегося зверски убить меня. Я не намерен порочить свою дружбу с королем. Я не знаю, что думает обо мне Его Величество, но я питаю к нему искреннюю дружбу и я не хочу осквернять ее недоверием. Знаете, что нет ничего хуже в мире, чем не верить человеку, которого любишь.
-Я думаю Генриху понравились бы ваши слова, - серьезно сказал Шико, - потом предлагаю вам заняться тем, что вычислить ваших врагов, которых у вас ни мало, как и тайн.
Маринус потер запястья, на которых отпечатались следы от пальцев наемников, а потом, заметив взгляд Шико, прикрыл их рукавами.
Сердце у Шико не из камня и не из дерева, свело скорбью и печалью.
Бурбон коротко рассмеялся, как будто пытался поскорее избавиться от неловкого момента.
-Однако такой ночью, тяжелой и безрадостной, мое сердце одолевает волнение. Это так сковывает душу, что право нет мочи. Не знаю, бывают ли у вас такие настроения. А я почти что чувствую себя не живым от всех этих бедствий.
Шико поудобнее сел в кресло.
-Тот, кому будущее представляется тяжелым и мучительным, еще должен быть в живых тогда, когда эти невзгоды могут обрушиться.
Лицо Маринуса накрыла темная печаль как траурная вуаль, и он продолжил:
-Я бы хотел стать как безмолвный шторм. Он проносится над волнами морскими. И ничто над ним не властно. Только представьте, я хочу заставить все свои желания молчать. Я хочу заставить свое тело ничего не желать. Хочу, чтоб сердце моя и самая моя душа молчала. Чтоб ничего мне не хотелось. Потому что желания губят нас. Потому что они имеют власть над нами, заставляют страдать, поступать глупо и неразумно. Ввергают в ошибки и заставляют смущаться. А я бы хотел, чтоб ничего земного не было властным надо мной. Чтоб если я что и желал, то тут же мог исполнить, потому что все это было бы неприхотливо. Еда? Что мне еда? Я бы ел самую простую пищу, я бы одевался в тряпье, лишь бы оно мне было бы удобно. Ко всему можно привыкнуть. И от всего можно избавиться, если захотеть. Потерять связь с этим миром и жить в пустоте. Потому что все суетно. Потому что весь этот мир тлен. Потому и нет смысла чего-то желать. Что жизнь человеческая и чего она стоит? А я вам скажу, что ничего. Ведь смерть итог всему. А жизнь должна лишь дарить нам радость, а радость состоит в том, чтобы никогда не грешить. А как можно не грешить, если ты желаешь? Потому-то я и мечтаю быть свободным. И поверьте я где-то уже наполовину этого пути. Я разучился желать так много. Я перестал видеть и замечать что-то. Я почти отрекся от людей и от этого мира. И я чувствую, что я почти что в пустоте. И я рад, что до времени окружил себя тленом. Что прах, падающий с неба - это мой дождь. И что нет никого кругом меня. И что...
Маринус замолчал, наткнувшись на изучающий взгляд Шико.
-И что? - спросил Шико.
-Все я сбился, - выдохнул Маринус, - на чем я там закончил?
Шико махнул рукой, а потом порылся у себя под креслом.
-Вино! - Шико продемонстрировал бутылочку бургундского, - из королевского погреба. Вино решает и не такие проблемы! Выпьем?
-Обязательно. Но что вы мне ответите?
- Тот, кто хочет из человека превратиться в ангела, ничего не достигнет, ничего не выиграет, ибо раз он перестает существовать, то кто ж за него порадуется и ощутит это улучшение?
-Вы, сеньор Шико. Вы бы могли порадоваться за мое улучшение.
-Ну вот еще! Я предпочитаю осязать вас тут живым и самым что ни на есть человеческим. Потому что вы рождены человеком, хоть и с ангельской наружностью. Но прежде условимся, а то мне неловко с вами пить. Вы уж отбросьте эти формальности, можете звать меня просто Шико. Намедни вы так и делали.
-Странно, что вы это запомнили.
-Трудно забыть, черт возьми, когда вы выглядели таким несчастным, как сейчас примерно.
-Тогда пожмем друг другу руки, потому что мы с вами почти как братья.
-О, безусловно! - Шико устремил на Маринуса смеющийся взгляд и пожал его руку, - ну все, хватит вина и рукопожатий, я и забыл, что вам это вредно.
-С чего вы это взяли? - возмутился Бурбон.
-У вас от этого разовьется лихорадочное возбуждение. А я как раз наоборот преследую противоположную цель - уложить вас спать со всеми удобствами.
-Тогда я уже достаточно хочу спать.
-А что ваши рассуждения о смерти?
-Мне стало полегче, как я выговорился. И уже не так хочется умирать.
-Так вы отбросите эти варварские рассуждения о тлене и прахе? А не то я назавтра же позову Брантома, и он поведает вам о всех красках жизни.
-Недавно он мне уже поведал, у меня чуть уши не отвалились.
Шико встал и отправился на кушетку, с тем, чтобы самому лечь там, а Маринусу уступить свою кровать.
Когда герцог Бурбон уснул, а это было слышно по его ровному дыханию, Шико почувствовал, как его самого окутывает дрема, тело отяжелело и веки закрылись сами собой. Он даже позабыл потушить свечи и переодеться.
Проспав так около часа, Шико в полусне как будто услышал, как скрипнула кровать, кажется, Маринус встал. Его легкие шаги возвестили о том, что он приблизился. Шико почти очнулся уже ото сна, но не стал открывать век. Внезапно его окутал приятный сладкий запах флердеоранжа, так близко, что стало ясно, что Маринус стоял прямо над Шико и даже склонился над спящим.
"И что это ему вздумалось тут стоять?" - мысленно проговорил Шико, чувствуя как его тело охватило легкое волнение, - " главное в искусстве притворства - это сохранить ровное дыхание, к счастью, я достаточно хладнокровен для этого".
Рассуждения Шико о хладнокровности были прерваны тем, что рука Маринуса вдруг скользнула прямо к штанам Шико.
"Пресвятое чрево!"
Ладонь Маринуса нашла карман и очутилась там.
"Что это он себе позволяет?" - Шико стало значительно труднее удерживать ровное дыхание, но он не желал выдать себя.
Маринус проделал какие-то манипуляции в кармане Шико, как бы разыскивая что-то.
-Ой! Что это? Это не письмо! - пискнул герцог Де Бурбон, а потом, нащупав сложенную бумагу, вынул ее, сложил за пазуху и быстрым шагом удалился из покоев.
Шико выдохнул. Встав с кушетки он сходил к камину, налил себе еще вина и, вытерев лоб батистовым платком, промолвил:
-Ну и проходимец же этот Маринет! Я чуть было не купился! И правду говорят, нельзя недооценивать людское коварство! Я думал этот цветок невинности убит горем, что он окружил себя прахом с ног до головы! Что он питается манной небесной и никогда не грешит! А нет! Он напоил меня, - при этом Шико еще раз пригубил бургундского, - усыпил мою бдительность этими стоическими россказнями. А я тоже хорош! Дурак! Шут! Развесил уши и внимаю, будто передо мною явился сам Августин Аврелий и вещает мне: " Младенцы безгрешны лишь по своей телесной немощи, а не в силу свойств души своей!". Болван! - Шико хлопнул себя по лбу, - пока я тужился, чтобы придумать достойный ответ на эти рассуждения, Venus Marinus раздумывал, как украсть письмо. Впрочем, здесь не было учтено только одно! Я этого и хотел. И действительно не хранить же мне у сердца или где я его там хранил письмо от Генриха Наваррского! Нет, пусть оно побудет у милых братьев, тем более, что там ему самое место. Кажется, они большие любители почитать чужие письма.
