Текст книги "Римская история в лицах"

Автор книги: Лев Остерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 81 страниц)

Цари – преемники Ромула

Легенда утверждает, что после смерти Ромула, процарствовавшего сорок лет, в течение последующих двух веков в Риме сменилось шесть царей. Первые три из них – сабиняне. Нума Помпилий – миролюбив и благочестив. При нем не было войн, он приохотил римлян к земледелию, а главное – основал и канонизировал римскую религию. Тулл Гостилий, напротив, воинственен. Он разрушил Альба-Лонгу, а ее население «депортировал» в Рим. Анк Марций воевал с прочими латинянами и, по примеру своего предшественника, побежденных переселял в Рим, на Авентинский холм. Он построил гавань Остию в устье Тибра и тюрьму на склоне Капитолийского холма. Туристы до сих пор почтительно осматривают ее глухое подземелье.

Следующие три царя были из этрусского города Тарквиния, о чем свидетельствуют их имена. Тарквиний Древний построил Форум и Большой цирк для конных состязаний, а воду из болот междухолмия отвел в Тибр с помощью сточной канавы. Он тоже повоевал с соседями. Сервий Туллий – сын одного из племенных царей, выросший в семье Тарквиния и женившийся на его дочери, согласно легенде, установил имущественный ценз, реформировал римское войско да и само общество. Ему приписывается также строительство новой стены, включившей в состав города все семь холмов. Остатки этой Сервиевой стены сохранились до наших дней. Тарквиний Гордый, зять Сервия, убил тестя, захватил царский трон, правил тиранически и был изгнан. Поводом для народного возмущения послужило насилие, совершенное сыном Тарквиния над женой одного из знатных римлян, Лукрецией. Обесчещенная женщина поведала о своем унижении мужу и заколола себя на его глазах. Тарквиний Гордый закончил дело осушки Форума и соседних с ним долин. Сточную канаву он убрал под землю и перекрыл сводом. С тех пор ее стали называть «Большая клоака». Он же начал и почти закончил строительство храма Юпитера на Капитолии, заложенного еще Тарквинием Древним.

Изгнание последнего царя легенда относит к 509-му году до Р.Х., с этого года начиная историю Римской республики. Уже упоминалось, что царствование этрусков в Риме современная наука считает вполне вероятным, хотя и предполагает, что их изгнание произошло позже, быть может, лишь в середине V века.

Изложение ранней истории Рима у Тита Ливия заполнено подробными описаниями многочисленных войн, которые вели римские цари. Нам они кажутся длинными и скучными, но воинственному народу римлян, видимо, были интересны. Вполне возможно, что многое в них – плод воображения историка или древних сказителей. Но уже было отмечено, что легенда об основании Города интересна нам, в частности, своим влиянием на мировоззрение римлян в последующие века. В свете этого интереса уместно процитировать из Тита Ливия описание одного знаменитого эпизода, относящегося ко времени войны римлян против жителей Альба-Лонги.

В этом эпизоде сошедшиеся для битвы войска римлян и альбанцев договорились, во избежание большого кровопролития решить судьбу сражения единоборством трех римлян, братьев-близнецов Горациев, и трех близнецов-альбанцев из рода Куриациев. Вот как описывает Тит Ливий их поединок

«Когда заключили договор, близнецы, как было условлено, берутся за оружие. С обеих сторон ободряют своих: на их оружие, на их руки смотрят сейчас отеческие боги, отечество и родители, все сограждане – и дома, и в войске. Бойцы, и от природы воинственные, и ободряемые криками, выступают на середину меж двумя ратями...

Подают знак, и шесть юношей с оружием наготове, по трое, как два строя, сходятся, вобрав в себя весь пыл двух больших ратей. И те и другие думают не об опасности, грозящей им самим, но о господстве или рабстве, ожидающем весь народ, о грядущей судьбе своего отечества, находящейся теперь в их собственных руках. Едва только в первой сшибке стукнули щиты, сверкнули блистающие мечи, глубокий трепет охватывает всех, и, покуда ничто не обнаруживает ни одну из сторон, голос и дыхание застывают в горле...

Когда бойцы сошлись грудь на грудь и уже можно было видеть не только движение тел и мелькание клинков и щитов, но и раны и кровь, трое альбанцев были ранены, а двое римлян пали. Их гибель исторгла крик радости у альбанского войска, а римские легионы оставила уже всякая надежда, но еще не тревога: они сокрушались об участи последнего, которого обступили трое Куриациев. Волею случая он был невредим, и если против всех вместе бессилен, то каждому порознь грозен. Чтобы разъединить противников, он обращается в бегство, рассчитав, что преследователи бежать будут так, как позволит каждому рана...» (Тит Ливий. История Рима. Т. 1, I, 25)

Маневр удался: преследователи растянулись и, остановившись, Гораций убивает одного за другим всех троих. Согласно обычаю, он снимает с них доспехи и во главе торжествующего римского войска возвращается в город. Но тут случается еще одно неожиданное и трагическое происшествие:

«Первым шел Гораций, неся тройной доспех. Перед Капенскими воротами его встретила сестра-девица, которая была просватана за одного из Куриациев; узнав на плечах брата женихов плащ, вытканный ею самою, она распускает волосы и, плача, окликает жениха по имени. Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачившие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: «Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях – о мертвых и о живом – забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!» (Там же. 1, 26) Жестоко, но что поделаешь – героическая эпоха.

Гораций схвачен и приведен на суд к царю. За убийство сестры ему грозит казнь. Суд будет вершиться перед собранием граждан. Закон разрешает осужденному просить помилования у народа. Но к народу обращается не он, а его отец:

«На суде, – повествует далее Ливий, – особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций – отец, объявивший, что дочь свою он считает убитой по праву: случись по-иному, он сам наказал бы сына отцовской властью. Потом он просил всех, чтобы его, который так – недавно был обилен потомством, не оставляли вовсе бездетным...» (Там же)

Обняв сына и указывая на доспехи Куриациев, старик обращается к ликтору царя, уже получившему распоряжения о казни:

«Ступай, ликтор, свяжи руки, которые совсем недавно, вооруженные, принесли римскому народу господство. Обмотай голову освободителя нашего города, подвесь его к зловещему дереву, секи его, хоть внутри городской черты – но непременно меж этими копьями и вражескими доспехами, хоть вне городской черты – но непременно меж могил Куриациев. Куда ни уведете вы этого юношу, повсюду почетные отличия будут защищать его от позора казни!» Народ, – продолжает Тит Ливий, – не вынес ни слез отца, ни равного перед любой опасностью спокойствия духа самого Горация – его оправдали скорее из восхищения доблестью, нежели по справедливости». (Там же)

Так из древней легенды (или истинного происшествия?) на многие века перешло в римское законодательство право «провокации» – обращения осужденного к собранию римского народа с просьбой о помиловании.

Теперь расстанемся на время с Титом Ливием и кратко рассмотрим те сведения о дореспубликанском Риме, которые можно считать более или менее достоверными.

Начнем с понятий рода и семьи. Через всю римскую историю будут проходить почтительные упоминания: «...такой-то из древнего рода Юлиев, или Клавдиев, или Семпрониев» и т.д. Роды, по-видимому, складывались еще в пору основания Города. Быть может, самые древние из них – это семьи тех римлян, кому достались похищенные сабинянки. Наверное, их было не менее сотни. Ведь легенда утверждает, что первый сенат Ромула насчитывал сто человек. Скорее всего, это был совет наиболее влиятельных членов мужской общины основателей Рима. Естественно предположить, что им и достались первые жены. Первые захваченные земли Ромул, вероятно, поделил между этими семьями.

Семьи разрастались, оставаясь под властью своих основателей. Власть была закреплена не только обычаем, но и исключительным правом этих патриархов совершать семейные религиозные обряды. Поначалу, наверно, они не были строго определены и со временем изменялись до тех пор, пока в каждой семье не были канонизированы традицией, передававшейся от отца к старшему сыну. Семья ветвилась, превращаясь в род, возглавляемый патриархом старшей ветви. Род сплачивала общность не только религиозная, но и имущественная – общая земля подвергалась время от времени переделам, но оставалась собственностью рода. Общеродовым было и кладбище.

Однако постепенно ветви рода удалялись друг от друга, между тем в результате войн с соседями общие земельные владения увеличивались. Появились достаточно сильные младшие ветви, добивавшиеся независимости. Роды стали распадаться снова на семьи; землю поделили между ними. Однако в интересах взаимопомощи новые семьи не забывали общности своего происхождения, сохраняли родовую религиозную традицию, хоронили своих мертвецов на родовом кладбище, а основателя рода почитали как общего предка. Семьи увеличивались и за счет приема в них пришельцев из других городов, приобщавшихся к семейному культу на правах «клиентов». Клиенты были связаны с главой семьи отношениями преданности и покровительства. Нередко клиенты получали в дар от своих «патронов» землю, а затем и права римского гражданина. Что, впрочем, не уменьшало их материальной и моральной зависимости от патронов, например, при защите их интересов в суде. Клиенты все же оставались гражданами второго сорта.

Те, кто мог доказать свое законное происхождение по мужской линии от основателя рода, продолжали именовать себя патрициями. Они сохраняли за собой исключительное право совершения как семейных, так и общественных религиозных обрядов. А потому только из их среды могли избираться как жрецы, так и цари, а позднее – магистраты и полководцы (словом «магистраты» я буду, вслед за римскими историками, обозначать всех должностных лиц выборной администрации Города). Занятие этих последних, хотя и чисто «светских» должностей было, тем не менее, связано во всей последующей истории Рима с правом испрашивать у богов знамения, одобряющие начало любого серьезного мероприятия (ауспиции). А следовательно, и претендовать на них могли только те, кому такое право принадлежало от рождения.

Прочие граждане по-прежнему именовались плебеями. Их действительно стало больше, чем патрициев, когда права римского гражданства, хотя и ограниченные, стали получать переселяемые в Рим жители побежденных городов.

В царский период и в первые годы Республики только патриции и клиенты составляли военную дружину, и это диктовало определенное превосходство их над плебеями. Те семьи древних родов, где не оказывалось сыновей или они погибали на войне, усыновляли детей из других патрицианских семей, дабы обеспечить поддержание семейных религиозных обрядов и тем самым сохранить принадлежность к патрицианскому роду.

Описанная эволюция находит свое подтверждение в системе римских имен: главная часть имени – родовое имя – производилась от имени основателя рода. То, что соответствует нашему понятию фамилии, получалось добавлением к родовому имени названия отделившейся семейной ветви. Нередко это название происходило от прозвища, данного в свое время одному из младших членов рода. Например, слово «брут» означало «глупец» (откуда вовсе не следует, что все члены древней патрицианской семьи Юниев Брутов (из рода Юниев), к которой, кстати, принадлежал и убийца Цезаря, были так уж неумны).

Кроме такой двойной фамилии, каждый мальчик получал личное имя. Между прочим, присвоению имени предшествовал своеобразный акт «признания» ребенка. На девятый день после рождения отец семейства поднимал его с пола на руки. Непризнание означало осуждение на смерть – младенца безжалостно выставляли на улицу. Имен было мало – всего восемнадцать. К тому же существовал обычай давать новорожденному имя, уже встречавшееся в данной фамилии. Для нас это служит источником некоторой путаницы – множество исторических деятелей именовалось совершенно одинаково. У современников, надо полагать, таких проблем не возникало, но история так спрессовывает время! Наиболее видные из римлян получали дополнительные прозвища, отмечавшие их исторические заслуги, особенно военные победы. Так, например, победитель Ганнибала именовался Публий Корнелий Сципион Африканский. Ситуация осложняется тем, что девочки в Риме вовсе не получали личного имени. Женщины даже в замужестве носили только свое исходное родовое имя. Например, все женщины рода Корнелиев во все времена именовались Корнелии, из рода Юлиев – Юлии и т.д. Для женщин, живших в одно время (сестер, матерей и дочерей), приходилось вводить либо указание на возраст – Юлия старшая и младшая, либо даже нумерацию.

Вначале система «трехкомпонентных» имен была привилегией только патрициев. Потом, когда плебеи отвоевали себе полные гражданские права, они стали именовать себя так же. Древние плебейские семьи, например Семпронии Гракхи (из рода Семпрониев) гордились своими предками не меньше, чем те же Корнелии Сципионы. Здесь уместно заметить, что ко времени поздней Римской республики (II век до Р.Х.) различие между патрициями и плебеями в имущественном и социальном положении почти совсем исчезло. В отличие от слова «плебс» – темная толпа, слово «плебей» вовсе не имело того презрительного значения, в котором оно нередко употребляется ныне. Хотя определенные различия все же сохранялись долго. Так, например, только патриции имели право занимать некоторые жреческие должности. Зато только плебеи могли быть избраны «народными трибунами». Об этой магистратуре (выборной государственной должности) речь еще впереди, а сейчас лишь отметим, что она была столь влиятельной, что некоторые честолюбивые римляне ради нее переходили во вполне взрослом состоянии путем усыновления из патрицианских родов в плебейские.

Выше упоминалось, что разраставшиеся патрицианские семьи находились полностью под властью своих патриархов. Им принадлежало право жизни и смерти по отношению к потомкам. Отец мог осудить и казнить сына, продать его в рабство. Никто из членов семьи не смел без согласия ее главы распорядиться каким-либо имуществом: ни продать его, ни даже приобрести. Эта непререкаемая покорность отцу семейства являла собой один из элементов более общей могучей традиции, которая в течение столетий служила фундаментом построения римского государства, – почитание предков и их обычаев. Предания о древних подвигах сохранялись благоговейно. Пример предков для каждого истинного римлянина служил образцом для подражания, мерилом его собственных поступков.

Традиционность, консерватизм... Хорошо это или плохо? Я думаю, что хорошо. Обществу, как и каждому человеку, нужна точка отсчета, система сравнения. Для ориентировки, понимания своего положения и состояния, для моральной опоры. Отсюда может родиться столь необходимая уверенность в себе и в правильности направления своей деятельности. Прошлое – известно, опытом поколений в нем отобраны разумные для своего времени нормы взаимоотношения людей и критерии оценки их поступков. Система сравнения под рукой, на нее можно опереться или от нее оттолкнуться.

Но вернемся к быту и нравам древних римлян.

Упорная связь со своим далеким прошлым была вначале присуща только патрициям – она закрепляла их преимущественное положение. Затем и древние плебейские роды переняли эту приверженность заветам старины.

Спустя столетия в знатных римских семьях, в специальных комнатах или шкафах хранились восковые посмертные маски длинной череды предков. В похоронной процессии эти маски надевали провожающие. На людной площади они усаживались вокруг катафалка покойника и старший из сыновей «докладывал» предкам о жизни и деяниях отца, прося принять умершего благосклонно в их славную компанию. Конечно же, римское простонародье не очень гордилось своими пращурами, но, слушая на Форуме ораторов, постоянно ссылавшихся на примеры предков, все граждане Рима проникались сознанием причастности к сохранению славных традиций своего великого Города.

Теперь о невоенных занятиях и быте первых римлян. Главной добычей воинов-патрициев был скот. Он же служил и платежным средством в торговле. Поэтому естественно, что основным занятием членов патрицианских семей и их клиентов в промежутках между войнами было скотоводство (значительно позже патриции станут земледельцами или, точнее, крупными землевладельцами). Пасли баранов на шерсть, коз – ради молока, ослов, мулов и быков – для упряжи. Свиньи сами кормились желудями в лесу – римляне были большими любителями свинины. Из коровьего молока варили сыры.

Земледелием занимались плебеи – жители окрестных деревень. Сеяли ячмень, пшеницу и полбу. Выращивали капусту, бобы, чечевицу; на пологих склонах холмов разбивали виноградники. Держали фруктовые, главным образом, яблоневые сады. Разводили пчел. Методы обработки земли были еще примитивными – деревянный плуг с металлическим лемехом и деревянная борона. Новоприбывшим в Рим гражданам приходилось арендовать землю у патрициев. У них же одалживали и тягловый скот – в надежде на будущий урожай. Если надежды обманывали, арендатор мог превратиться в раба заимодавца или продавал в рабство своих детей. Долговое рабство в ту пору широко практиковалось, и законы, охранявшие имущество – в первую очередь, конечно, патрициев, – были неумолимы.

Ремесла были очень слабо развиты. Прядением и ткачеством занимались женщины в семье. Одежду не шили, а кроили в виде плаща, скрепленного пряжками. Знаменитая римская тога была поначалу просто прямоугольным куском шерстяной ткани, который оборачивали вокруг тела как мужчины, так и женщины. Позже тогу стали кроить в виде сегмента круга, высотой в два с половиной и длиной (по его прямой стороне) в шесть с половиной метров. Завернуться в такую штуку по всем правилам тогдашней моды без посторонней помощи было невозможно. Под тогой носили лишь набедренную повязку, туника появилась позднее. Цвет тоги – светло-серый. В дни траура или иных несчастий облачались в темную тогу. Сенаторы и дети носили тогу-«претексту», с красной полосой вдоль ее прямой стороны.

Если ранняя, прямоугольная и небольшая тога была повседневной одеждой, то эта огромная стала одеянием декоративным и торжественным. Для работы и в дорогу, а уж тем более в сражение, надевали короткий плащ. Но на форум, в собрание все римляне – бедные и богатые, знатные и незнатные – должны были являться в тоге. Этим подчеркивалось гражданское равенство, а заодно отличие от чужеземцев. Не исключено, что изобретатели такой моды хотели еще предотвратить возможность потасовки во время собраний – уж очень тога сковывала движения. А может быть, конструкторы тоги заботились прежде всего о величественности облика и поступи римлян – это производит впечатление на инородцев...

Теперь о жилищах. На смену деревенской круглой хижине из самана в городе появляются каменные дома прямоугольной формы без окон. Главную часть дома состоятельного римлянина представлял собой «атриум» – квадратный дворик с прямоугольным бассейном для сбора дождевой воды посередине. В крыше над двориком – отверстие такого же размера, как бассейн. К нему направлены скаты крыши. В атриуме – очаг для приготовления пищи, он же – семейный алтарь. Здесь ели и спали всей семьей. Позднее от атриума стали отгораживать крошечные спальни и другие помещения. Свет в них попадал из атриума через проемы дверей. Против входа, позади атриума – комната хозяина дома – «таблиниум». За ней нередко – садик, обнесенный стеной.

Мебели очень мало: деревянные кровати с сеткой из переплетенных ремней, простые деревянные сиденья, стол и сундук. Посуда глиняная. Скудная пища: густая пшеничная или полбенная каша, овощи, изредка мясо и рыба. Вина пили мало и только мужчины. Для трапезы всей семьей усаживались за стол перед очагом, обычай возлежать у стола во время еды пришел с Востока лишь во II веке до Р.Х. Вообще весь стиль жизни римлян той поры отличался суровым достоинством и умеренностью, граничившей с аскетизмом.

Теперь об общественном устройстве. Здесь вряд ли следует доверять Титу Ливию – похоже, что многое он перенес в эпоху царей из более позднего времени. Однако «сенат» советников царя, по-видимому, уже существовал, и сенаторов отбирал сам царь. Главной функцией сената было наблюдение за сохранением древних обычаев. В этом существенны были не формальные права, а авторитет сенатора – понятие, которое будет играть важную роль во всей последующей истории Города.

Можно думать, что к царскому периоду относится и приписываемое Ромулу разделение римских граждан (только патрициев!) на тридцать «курий» В каждую курию входило десять родов, сильно различавшихся по своей численности: от сотен до нескольких тысяч человек – вместе с клиентами. Собрания граждан, разумеется, только мужчин, так называемые «куриатские комиции», собирались для избрания царя (царская власть не наследовалась), решения вопросов мира или войны, для принятия законов и по другим особо важным случаям. Созывал собрания царь. Только он мог обращаться к народу и только тот, к кому царь обращался с вопросом, мог говорить в собрании. Решения принимались по куриям открыто – большинством голосов, иногда в буквальном смысле слова, то есть криком. При подведении общего итога каждая курия имела один голос. Решения комиций подлежали утверждению сенатом. Сенаторы же предлагали кандидатуру нового царя после смерти прежнего и собирали комиции для ее утверждения. Суд вершил сам царь или уполномоченные им лица, но за собранием народа сохранялось описанное ранее право помилования в случае «провокации».

Войско набиралось по куриям. Каждая курия выставляла сотню (центурию) пехотинцев и десяток всадников. Вначале – только из числа патрициев (квиритов). В конце царского периода, ввиду увеличения размаха войн, возникла необходимость привлекать в войско и плебеев. Это в корне меняло ситуацию. Подрывалась самая основа прежнего соотношения политических сил в Риме. До сих пор это соотношение основывалось на принципе: «Только те граждане, кто защищает город, имеют право решать его судьбу!» Поэтому и царь, и жрецы, и магистраты, и куриатские собрания – это все патриции и их клиенты. Плебеи не рискуют жизнью для защиты Рима, поэтому их гражданство регламентируется только имущественным и уголовным правом. В политическом плане они бесправны. С допуском плебеев в ряды войска это соотношение прав должно было со временем измениться.

Но началось все, естественно, с чисто военной реформы. Легенда, как упоминалось, приписывает ее царю Сервию Туллию, хотя современные историки относят соответствующие изменения общественного устройства Рима к более позднему периоду и полагают, что они происходили постепенно и были завершены к началу IV века до Р.Х.

Суть реформы в ее окончательном виде сводилась к следующему: введен имущественный ценз. Все римляне, патриции и плебеи, обязаны были объявить о стоимости своего имущества. Цензовые списки граждан пересматривались каждые пять лет. Уклонявшимся от переписи закон грозил суровым наказанием. Трудно сказать, в чем выражался ценз. Тит Ливий утверждает, что в медных ассах, но похоже, что монетная система появилась позднее. По уровню своего достатка граждане Рима были разбиты на пять классов. Каждый должен был выставлять определенное число центурий воинов. Первый, наиболее состоятельный класс – 98 центурий (80 тяжеловооруженных пехотинцев и 18 центурий всадников). Со второго до четвертого класса по 20 или 22 центурии. Пятый класс выставлял 30 центурий. Вооружение приобреталось самими воинами, но было регламентировано: от максимального комплекта панцирь, шлем, поножи, щит, меч и копье для первого класса до минимального – праща и запас камней – для пятого. Число граждан в классах, особенно в низших, явно превосходило численность воинов в центуриях. В результате первой переписи было зарегистрировано 80 тысяч мужчин, имеющих право носить оружие, между тем как общее число центурий – 195, и, следовательно, по «штатному расписанию» римское войско насчитывало 19500 человек Вообще-то военнообязанными были все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет. Но в походы выступали только воины моложе 45 лет; старшие оставались для охраны Города.

Военная реформа диктовала изменение и гражданского представительства. Поскольку в рядах защитников Рима теперь сражались как патриции, так и плебеи, то наряду с куриатскими комициями были учреждены собрания по центуриям – «центуриатские комиции». Они собирались во всеоружии на Марсовом поле, за городской стеной. Древний и мудрый закон запрещал римлянам носить оружие в городе, а, кстати, тем самым запрещал и вводить в город войско.

Возможно, что вначале центуриатские комиции решали только военные вопросы. Но тот, кто держит в руках оружие, склонен диктовать свою волю и в сфере гражданских интересов. Так было всегда! И центуриатские комиции вскоре отобрали у куриатских почти все их права и полномочия. Это означало изменение самой основы власти и влияния в Городе. Вместо принадлежности к патрицианскому роду (курии) такой основой стало богатство. Распределение по центуриям было явно неравномерным, а между тем каждая центурия, как прежде каждая курия, получала один голос. Из общего количества 195 центурий первый класс, как мы видели, выставлял 98. Это уже гарантировало ему большинство голосов в комициях. На это же был ориентирован и порядок подачи голосов. Тит Ливий считает его вполне оправданным. Указав на дороговизну коней и полного комплекта вооружения, он далее пишет:

«Все эти тяготы были с бедных переложены на богатых. Зато большим стал и почет. Ибо не поголовно, не всем без разбора (как то повелось от Ромула и сохранялось при прочих царях) было дано право голоса, и не все голоса имели равную силу, но были установлены степени, чтобы никто не казался исключенным из голосования, и вся власть находилась бы у виднейших людей государства. А именно: первыми приглашали к голосованию всадников, затем – восемьдесят пехотных центурий первого разряда; если мнения расходились, что случалось редко, приглашали голосовать центурии второго разряда, но до самых низких не доходило почти никогда». (Тит Ливий. История Рима. Т. 1, I, 43)

Очевидно, что состоятельные плебеи – а ко времени реформы таковые, надо полагать, уже появились, выступали в центуриях первых классов рядом и наравне с патрициями. Но и беднейшие плебеи, во всяком случае формально, становились полноправными гражданами Рима. Но и те, и другие – не вполне равноправными. Ведь военачальники, гражданские магистраты и жрецы по-прежнему назначались царем или избирались народом только из числа патрициев. Право на занятие этих должностей плебеям еще предстояло отвоевать.

К той же реформе, приписываемой царю Сервию Туллию, легенда относит и разделение Рима на четыре района. Эти первые территориальные «трибы» заменили прежнее племенное деление. Впоследствии к первым четырем городским трибам добавилось множество сельских – в соответствии с ростом территории, подвластной Риму, и расселением на ней римских граждан.

Пора бы закончить с предысторией Республики. Но есть смысл на пороге основного повествования познакомиться с религией римлян. В своих религиозных представлениях, и особенно обрядах, римляне были консерваторами вдвойне – в основных своих чертах их религия сложилась и окостенела на века еще в царский период, а, может быть, и того раньше.

Из глубокой древности ведут свое начало понятия и обряды семейного религиозного культа. В его центре – домашний очаг (он же алтарь). Огонь поддерживается постоянно. Восковые статуэтки бога очага – Лара и двух божеств, ведающих материальным обеспечением семьи, – Пенатов, убранные цветами, красуются в особой нише. Им приносят жертвы и адресуют молитвы о благополучии семьи. У каждого есть свой Гений-покровитель. Гения главы семейства почитают все домочадцы. Женщинам, конечно же, иметь личного Гения не полагается, но у них есть, одна на всех, могущественная покровительница – богиня Юнона.

Особую роль играл культ мертвых. Римляне верили в загробное существование душ, но им не хватило воображения, чтобы отослать их подальше от дома, в загробное царство, как это делали греки. Римское суеверие полагало, что души умерших обретаются рядом, в своих могилах, что они ревниво наблюдают за живущими и особенно чувствительны к уважению, которое им оказывают. Если души умерших ублажать жертвоприношениями пищи и вина, украшать их могилы, а главное – почаще хвалить, особенно в дни рождения, то они помогают живущему, как добрые духи – Маны. Если же души умерших преступно преданы забвению, то они наказывают и преследуют человека, как ужасные призраки – Лемуры.

Культовые отправления в каждом роде и даже в каждой семье были строго канонизированы. Глава семьи совершал жертвоприношения на домашнем очаге. Весь ритуал, все гимны и молитвы скрупулезно передавались от отца к старшему сыну Дочери принимали участие в религиозных церемониях до тех пор, пока не переходили в семью мужа. Там они приобщались к домашнему культу новой семьи.

Общеримские боги тоже, по-видимому, существовали в представлениях древних латинян задолго до основания Рима. Опять-таки в силу несклонности римлян к фантазии эти боги долгое время не обретали человекоподобного облика, и с их существованием не связывали никаких мифов. Главная триада – Юпитер, Юнона и Минерва – символизировала соответственно небесную стихию, материнство и разум (заметьте – разумное начало у римлян в особом почете). Их общий храм – на вершине Капитолийского холма. Правда, впоследствии Юпитер «Прекраснейший и Величайший» потеснил своих соседок и стал безраздельно главным богом – покровителем Рима. Марса поначалу чтили в качестве попечителя всего произрастающего на земле; потом он превратился в бога – покровителя воинов и войны. Не потому ли, что война стала главным занятием римлян? Сатурна ублажали как бога посевов, Цереру – как богиню плодородия, Весту – как богиню очага, Либера, он же Вакх, – покровителя виноградников и виноделия, особенно любили, а к Фавну, богу домашнего скота, относились чрезвычайно уважительно.

Значительно позже, уже во времена Республики, римляне переняли у греков почитание Аполлона – бога Солнца и покровителя искусств; девы-охотницы Дианы – богини Луны и, разумеется, девственности; Венеры – богини любви и красоты, Меркурия – учителя красноречия и покровителя торговли, бога моря Нептуна и, наконец, обожествленного греками Геркулеса. Ни своей теологии, ни космогонии у римлян не было. Люди просвещенные следовали в этих науках представлениям греков, а древнеримских богов стали отождествлять с греческими: Юпитера с Зевсом, Юнону с Герой, Минерву с Афиной и так далее.