355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Остерман » Римская история в лицах » Текст книги (страница 18)
Римская история в лицах
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 20:05

Текст книги "Римская история в лицах"


Автор книги: Лев Остерман


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 81 страниц)

Семнадцать дней горели развалины Карфагена. Глядя на это пожарище, Сципион как-то сказал находившемуся с ним рядом Полибию:

«Хорошо, но я терзаюсь страхом при мысли, что некогда другой кто-нибудь принесет такую же весть о моем отечестве». «Трудно сказать, – пишет по этому поводу Полибий, – что-либо более здравое и мудрое. На вершине собственных удач и бедствий врага памятовать о своей доле со всеми ее превратностями и вообще среди успехов ясно представлять себе непостоянство судьбы – на это способен только человек великий и совершенный, словом, достойный памяти истории». (Полибий. Всемирная История. XXXIX, 5)

А в римском лагере и в самом Риме, конечно же, царило бурное ликование. Тем более что все имущество города, кроме золота и серебра, отправленных в государственную казну было отдано солдатам на разграбление. Жителей продали в рабство. Себе лично римский полководец из военных трофеев не взял ничего.

Отношение окружающего цивилизованного мира (а это была в первую очередь Эллада) к разрушению Карфагена было двояким. Об этом вспоминает тот же Полибий:

«...одни одобряли поведение римлян и называли принятые ими меры мудрыми и для владычества их полезными. Ибо они уничтожили грозившую им постоянно опасность и истребили государство, которое неоднократно оспаривало у них первенствующее положение, могло бы и теперь еще, при благоприятных обстоятельствах, вступить в борьбу с ними. Тем самым римляне обеспечили владычество за родным городом, что и свидетельствует о высоком уме и дальновидности народа.

Другие возражали на это, уверяя, что не ради таких целей приобрели римляне господство над миром... В самом деле, раньше, продолжают возражатели, римляне воевали с кем бы то ни было до тех пор, пока противник не был побежден и не приходил к сознанию, что необходимо подчиниться римлянам и исполнять их волю. Теперь войной с Персеем они открыли новый образ действий, когда уничтожили до основания македонское царство, а в наши дни увенчали его уничтожением Карфагена». (Там же. XXXVII, 1)

В 145-м году Сципион Эмилиан вернулся в Рим и на добрых десять лет устранился от военных дел да и от политической деятельности. В эти годы он занят, если можно так выразиться, просветительской деятельностью. Недаром же он с ранних юношеских лет был книгочеем и вслед за своим родным отцом поклонником эллинистической философии и культуры. Вокруг него собирается кружок интеллектуалов того времени.

Но об этом позже, а пока коснемся еще одного события, одновременного с разрушением Карфагена, события не столь существенного в плане военно-стратегическом, но столь же многозначительного для понимания эволюции внешней политики Рима. В том же самом 146-м году римлянами был разрушен богатейший и красивейший греческий город Коринф. Предыстория этого события вовсе не адекватна такому финалу.

Греческие города и союзы городов, находившиеся после III Македонской войны под опекой римлян, непрерывно враждовали между собой. В частности, ахейский союз, объединявший ряд городов южной Греции, включая Коринф, конфликтовал со Спартой, которая одно время даже была в него принудительно включена. Спартанцы жаловались в Рим на притеснения со стороны ахейских вождей. В 147-м году сенат отправил в Ахейю посольство, чтобы примирить враждующие стороны. Но вожаки съезда ахейцев, решив, что римляне прочно увязли в войне с Карфагеном и в Испании, подбили шумное собрание черни в Коринфе на то, чтобы с оскорблениями прогнать уполномоченных римского сената.

Ахейцы спровоцировали войну с Римом! Но, как говорится, «не по Сеньке шапка». В первых же столкновениях с римскими легионами греки либо бежали без боя, либо терпели сокрушительные поражения. Ввиду терзавших Грецию бесконечных междоусобиц, это, быть может, было для нее и к лучшему. Полибий упоминает поговорку того времени, ходившую среди греков: «Мы не были бы спасены, если бы не были быстро сокрушены». (Там же)

Как же поступили римляне с побежденными? Союзы были распущены, правление в городах передано советам имущих граждан. Они были обложены не очень тяжкой данью и, вообще говоря, подчинены римскому наместнику в Македонии. Но вместе с тем им были оставлены формальный суверенитет, самоуправление и право собственного суда. Но совсем иная судьба постигла Коринф. По прямому распоряжению сената город был полностью разрушен, его жители проданы в рабство, а место, где стоял этот, пожалуй, самый процветающий город Греции, было предано проклятию. Сходство с судьбой Карфагена бросается в глаза. И оно, конечно же, не случайно. Коринф был вторым мощным соперником римских купцов в морской торговле. Его неоправданная гибель подтверждает возросшее влияние этой алчной и бессердечной части римской знати на внешнюю политику Вечного Города.

Теперь, для того чтобы закончить рассказ о Сципионе Эмилиане, нам надлежит вернуться в Испанию. Но, как и раньше, перед осадой Карфагена, мне придется на время оставить Сципиона и обратиться к событиям на Пиренейском полуострове, предшествовавшим его прибытию туда. Как это ни печально, но в этих событиях вновь обнаружат себя малопривлекательные черты нового облика Рима, каким он теперь являет себя покоренным народам.

Мы помним, что Сципион уехал из Испании в 150-м году. Восстание кельтиберов было подавлено еще Марцеллом. Его сменил консул Лициний Лукулл, дед того Лициния Лукулла, который прославится своими пирами. Этот римский вельможа принадлежал к совсем иному типу государственных деятелей, чем те персонажи, на которых до сих пор было сосредоточено наше внимание. Без серьезных к тому оснований Лукулл вторгся в пределы независимого кельтиберийского племени ваккеев, не участвовавшего в восстании, разбил их в сражении и загнал в город.

«На следующий день старейшины ваккеев с венками на головах и неся, как молящие, ветви оливы, явились к Лукуллу и вновь спросили его, что им сделать, чтобы заслужить его дружбу. Он потребовал от них заложников и сто талантов серебра и приказал, чтобы их всадники участвовали в его походах. Когда он все это получил, он потребовал, чтобы ваккеи приняли в город гарнизон. Когда они и на это согласились, он ввел туда 2000 отборных по своей доблести воинов, приказав им, как только войдут в город, занять стены. Когда этот двухтысячный отряд занял стены, Лукулл ввел в город все остальное войско и трубным звуком дал знак к поголовному истреблению жителей, не щадя ни пола, ни возраста. Они, взывая к слову чести и к богам, свидетелям клятв, и понося римлян за неверность и предательство, погибали жестокой смертью. Из 20000 человек через ворота на крутой стороне города бежали очень немногие. Город Лукулл разграбил и тем покрыл имя римлян позором и поношением». (Аппиан. Римская История. VI, 52)

Заметим особо, что операция Лукулла была предпринята без приказания сената и римского народа. Тем не менее, он не был даже привлечен к ответственности. Этот эпизод отнюдь не был случайным. Аналогичное преступление было совершено в следующем году, там же в Испании, другим римским военачальником, Сервием Гальбой. Он воевал на юго-западе страны, в Лузитании. Старейшины лузитанцев шлют послов к Гальбе, предлагая римлянам мир и дружбу В ответ на это римский полководец для закрепления дружбы обещает им передать плодородные земли взамен окрестностей их города, малопригодных для земледелия. Далее, согласно описанию того же историка, произошло следующее:

«Надеясь на эти обещания, они покинули места, где находились, и собирались туда, куда им приказал Гальба. Он разделил их на три части и, указав каждой из этих частей отдельную долину, велел ждать его на этом месте, пока он не придет и не укажет им место для поселения. Когда он прибыл к первой части, он велел им, как друзьям, сложить оружие, а когда они сложили, он окружил их рвом и, послав на них часть своих воинов с мечами в руках, велел всех избить, хотя они плакали и взывали к имени богов и к святости данных клятв. Таким же образом со всей поспешностью он уничтожил и вторую, и третью часть, стараясь, чтобы они не узнали о беде, постигшей предшествовавших... Немногие из них бежали. В числе их был Вириат, который немного спустя стал вождем лузитанцев...

Тогда же Гальба, о котором я говорил, являясь еще более алчным, чем Лукулл, немногое из добычи раздал солдатам, немного дал друзьям, все же остальное присвоил себе, хотя он являлся богатейшим из всех римлян. Говорят, что и во время мира он не отказывался от лжи и клятвопреступлений во имя наживы. Ненавидимый всеми и привлеченный к суду он спасся от осуждения благодаря своему богатству». (Там же. VI, 60)

Наверное, из этих двух примеров читатель уже сделал вывод, что далеко не все римские военачальники и государственные деятели были похожи на Сципионов, Катона или Павла. Он вправе усомниться и в нравственном достоинстве сената той поры. К тому можно указать еще ряд оснований, но я хочу вернуться к судьбе Сципиона Эмилиана. Для этого надо хотя бы бегло коснуться дальнейшего развития событий в Испании.

Упомянутый Аппианом Вириат. бывший пастух, организовал из далеко не усмиренных, а, напротив того, ожесточившихся лузитанцев партизанские отряды. Вириат был человеком необычайной энергии и военного таланта. Ему удалось нанести, одно за другим, ряд тяжелых поражений римлянам, так что вскоре он был признан вождем всех лузитанских племен, хотя и сохранил при этом облик простого крестьянина. Слава его разнеслась по всей Испании. В нем видели героя, который освободит наконец страну от чужеземного владычества. Партизанская война разрасталась и протекала столь успешно для инсургентов, что в 141-м году римский сенат был вынужден признать лузитанское государство суверенным, а Вириата – его царем.

Но уже в следующем году, вероломно нарушив все клятвы, римляне опять вторглись в Лузитанию. Партизанская война возобновилась, и неизвестно, как она развивалась бы дальше, если бы Вириат не был в 139-м году предательски заколот во сне двумя приближенными, решившими таким образом добыть гарантию собственного спасения.

Между тем успехи Вириата на юге еще в 143-м году побудили вновь восстать кельтиберов на севере Испании. Посланное против них римское войско под командованием опытного консула Квинта Метелла действовало успешно и вскоре привело к повиновению всю провинцию, кроме хорошо укрепленного города Нуманция. Сменившие Метелла полководцы были бездарны, а нумантинцы оборонялись с неослабевающим упорством. В то же самое время в римском войске с каждым годом осады нарастали распущенность, недисциплинированность и трусость. Одного слуха, притом ложного, что к нумантинцам на помощь идут племена кантабров и ваккеев, было достаточно для того, чтобы вся римская армия самовольно ночью бросила лагерь и ушла. Нумантинцы догнали и окружили римлян, но удовольствовались заключением мира, скрепленного клятвой всех офицеров. Однако сенат это соглашение не ратифицировал, и осада Нуманции вскоре возобновилась. Впрочем, в силу тех же причин, разложения войск и бездарности командующих, успехи в ней вплоть до 135-го года были под стать всему предыдущему.

Наконец и римский сенат осознал постыдность такой ситуации, и укрощение провинциального испанского города было поручено победителю Карфагена. Сципион Эмилиан был избран консулом. Впрочем, разрешения на набор нового войска ему не дали, полагая, видимо, что столь великий полководец может обойтись и тем контингентом, что вот уже столько лет бесплодно околачивается у стен Нуманции. Как утверждает Аппиан:

«Он взял с собой, по разрешению сената, только добровольцев, присланных ему в силу личного расположения отдельными государствами и царями, а из Рима – своих клиентов и друзей, человек пятьсот, которых, соединив в один отряд, называл «отрядом друзей». (Там же. VI, 84)

Нелишне заметить, что это первый случай создания личной гвардии командующего.

«Прибыв в лагерь, – продолжает Аппиан, – он выгнал оттуда всех торговцев, проституток, прорицателей и всяких жертвоприносителей, к которым воины постоянно обращались, став суеверными вследствие частых неудач... Он велел также продать и повозки, и все то лишнее, что накладывалось на них, а также и вьючных животных, кроме тех, которых он лично разрешил оставить. Из посуды для постоянного употребления он не позволил никому иметь что-либо, кроме вертела, медного горшка и одной чашки. Пищей он назначил им мясо вареное и жареное. Пользоваться мягкими постелями он запретил, и первый спал на простой подстилке...

Таким образом он скоро вернул воинов к выдержке, приучил их к уважению и страху к себе. Он был малодоступен и не склонен оказывать милости, особенно противозаконные. Он неоднократно говорил: вожди суровые... полезны для друзей, а легко поддающиеся и любящие давать и получать подарки – для врагов. Последних войско любит, но их не слушается, у первых же войско сурово, но повинуется и готово на все». (Там же. VI, 85)

Помимо дисциплины, необходимо было восстановить и физическую форму воинов – некогда знаменитую выносливость римских легионеров. Этого Сципион добивался «дедовским» способом:

«Но даже и теперь, – свидетельствует далее Аппиан, – он не решился с таким войском вступить в открытый бой с врагами, не укрепив его большими трудами. Для этого он проходил все ближайшие равнины и каждый день, один за другим, устраивал лагерь и разрушал его, выкапывал очень глубокие рвы и опять их засыпал, строил высокие стены и вновь сносил, сам от зари до самого вечера надзирая за всем...

Когда Сципион решил, что войско у него подвижно, слушается его и легко переносит труды, он передвинулся и стал близ Нуманции». (Там же. VI; 86, 87)

Осада была организована исключительно тщательно. Изоляция от внешнего мира была полной: город был окружен стеной, на которой через каждые 120 шагов возвышались башни, откуда велось неусыпное наблюдение за осажденными.

«Сципион, – пишет Аппиан, – по всему укреплению расположил близко один от другого вестников, которые и ночью, и днем, получая друг от друга сообщения, должны были доносить ему, что происходит, а по башням дал приказ, если что случится, первая башня, на которую будет сделано нападение, должна поднять знак, и тот же знак поднимут все остальные, когда заметят, что у первой начался бой... Вместе с местными силами у него было до 60000 войска. Половину он назначил для охраны стены и на всякий случай, если где явится необходимость, а 20000 должны были сражаться у стен, если это будет нужно, и остальные 10000 были в запасе. И для них, для каждого, было назначено определенное место; менять его без разрешения было запрещено. Каждый должен был бежать к назначенному ему месту, когда давался знак какого-либо наступления. С таким старанием и точностью все было устроено Сципионом». (Там же. VI, 92)

Благодаря такой организации все попытки нумантинцев отчаянными вылазками разрушить стену и прорвать блокаду неизменно оканчивались неудачей. В конце концов под давлением голода Нуманция капитулировала. Жители ее были проданы в рабство, город разрушен, а земли его поделили между соседями. Это произошло в 133-м году

На следующий год Сципион Эмилиан вернулся в Рим. Спустя три года, когда ему едва исполнилось 55 лет, он был задушен в собственной постели. Подоплека этого явно политического убийства в свое время раскрыта не была. Можно высказать некоторое предположение на этот счет, но оно будет яснее и уместнее в следующей главе.

Глава VIII
Братья Гракхи
(133-121 гг.)
Рим последней трети II века до Р.Х. (быт и нравы)

Драма в двух действиях, свидетелями которой мы вскоре станем, разыгралась не на полях сражений, а в самом Риме. Пока ее герои еще не появились на сцене, присмотримся к декорациям, в которых предстоит им действовать. Для этого, читатель, я приглашаю тебя вновь совершить мысленное путешествие в Рим, подобное тому, что мы проделали почти полтора столетия назад – в начале 4-й главы.

По плитам Священной дороги мы опять ступаем на форум. Слева здание Регии, круглый храм Весты, храм Поллукса, за ним ряд лавок, вдалеке, у подножия Капитолия храм Сатурна. Все нам знакомо. Зато справа от Дороги многое изменилось. Взгляд поражает грандиозное сооружение, о котором мы уже наслышаны. Это базилика Эмилия. Цензор Эмилий Лепид построил ее в 179-м году.

Чтобы охватить взглядом весь фасад здания, придется перейти на левую сторону форума. Непосредственно на площадь длинным рядом колонн выходит крытая галерея. Она тянется метров на восемьдесят, не меньше. В глубине галереи, вплотную друг к другу, сплошной аркадой идут лавки. Час еще ранний, форум почти пуст, но торговцы уже сняли щиты, закрывавшие на ночь проемы лавок, и на каменных прилавках-витринах в тени поблескивает серебряная посуда, просвечивают венки, корзины с фруктами и цветами. Поверх галереи идет ряд ступеней. Это – трибуна, откуда народ в дни больших праздников следит за боями гладиаторов на форуме (специальные амфитеатры будут построены много позже). За трибуной видна верхняя часть самой базилики, и можно оценить ее величину. Еще большее впечатление мы получим, если через один из четырех проходов, оставленных между лавками, войдем внутрь. Колоссальный объем высокого и практически пустого зала двумя рядами колонн разделен на три нефа. Средний из них, более широкий, чем боковые, хорошо освещен рассеянным светом, падающим из высоко расположенных окон. Находящийся прямо перед нами боковой неф – двухэтажный. С его антресолей удобно видеть средний неф, когда в нем толпится народ. Так бывает в дни громких судебных процессов, особенно если в прениях сторон принимают участие популярные ораторы и адвокаты.

Впрочем, свободное пространство базилики столь велико, что в других ее местах граждане могут в то же самое время предаваться самым разнообразным занятиям. Тут заключаются солидные контракты на оптовую поставку товаров, там разгораются ученые споры или политические дебаты. А рядом кипят страсти азартных игр (на каменных плитах пола до наших дней остались следы геометрических фигур, куда, вероятно, забрасывали монеты). Солидные граждане прогуливаются, важно беседуя, а молодежь затевает игры. Базилика является продолжением форума, точнее – его неотъемлемой частью, защищенной от жаркого летнего солнца или от дождя.

Римские базилики ранней постройки были чисто прямоугольными в плане. Позже к ним по концам стали пристраивать полукруглые абсиды, где заседали трибуналы. Большие размеры базилик диктовались их общественным предназначением. Возведение построек такого масштаба потребовало использования иных, чем в Греции, конструктивных приемов и материалов. Вместо прямой деревянной балки в качестве перекрытия римляне используют давно заимствованную у этрусков конструкцию арки, сложенной из камней или кирпича. Любопытно, что арка широко применяется именно как элемент конструкции, но не декора – нередко римские архитекторы стараются ее замаскировать накладными деталями классического греческого ордера. Важнейшую роль в постройках из кирпича играет использование очень надежного и прочного связующего материала, известного под названием «римского бетона», формируемого на основе извести и особого (путеольского) песка. С середины I века от Р.Х. этот бетон будет играть роль не связующего, а основного строительного материала для грандиозных сооружений.

Так что неискушенному туристу, впервые с трепетом приближающемуся к древнеримским руинам, приходится не без некоторого разочарования убедиться в том, что стены общественных зданий Рима, а, как правило, и колонны, их украшавшие, не складывались или высекались из мраморных блоков, а возводились из хорошо сцементированного, тонкого и прочного кирпича. Разумеется, наружную поверхность зачастую облицовывали мягким камнем или оштукатуривали и белили. И если император Август уже в I веке от Р.Х. с гордостью заявлял, что он принял Рим кирпичным, а оставляет его мраморным, то это означало лишь, что при нем для облицовки зданий стали широко использовать дорогой мрамор. Капители колонн и прочие архитектурные украшения были, как правило, лепные или вырезаны из мягкого камня.

Раз уж я отвлекся для подробного описания базилики, упомяну и о других, тоже специфически римских сооружениях – портиках. Вообще-то портики украшали площадь агоры еще в древней Греции. Но это были своего рода здания, помещения. Специфика римских портиков заключалась в их протяженности. Чаще всего это длинные, открытые с одной стороны (иногда сквозные) галереи шириной в несколько метров, идущие вдоль набережной реки или ограждающие площадь. Два ряда колонн, легкая задняя стенка и плоская крыша над ними – вот и все. Защита от дождя и обеспечение тени, располагающей к приятной прогулке и беседе. Впрочем, портиком, как мы помним, называли и несущую фронтон колоннаду перед входом в храм или иное общественное здание.

Конструктивные возможности арки естественно использовались римлянами для сооружения мостов. К концу II века до Р.Х. каменные мосты соединяли Город с правобережьем Тибра как через остров, лежащий напротив Капитолийского холма, так и несколько ниже его по течению реки – напрямую. Этот последний мост был построен в том же 179-м году, что и базилика, и назывался тоже Эмилиевым. Но особенно целесообразно арочные конструкции использовались при строительстве водопроводов. К двум старинным римским акведукам постройки 312-го и 272-го годов в 144-м году добавился еще один – Марциев – длиной более 90 километров. Не надо думать, что римские водопроводы на всем своем протяжении были подняты на арочные опоры. Основную часть пути от источника до Города вода проходила по укрытым в земле каменным руслам и трубам из бетона. Но те километры, которые, ввиду особенностей рельефа, необходимо было вести поверху, экономнее всего было перекрывать с помощью множества вплотную прилегающих друг к другу огромных арок. В местах пересечения особо глубоких ущелий арки шли в два и три этажа, так что суммарная высота акведука могла достигать 25-30 метров.

Возвратившись из Эмилиевой базилики на еще пустынную площадь форума, взглянем на Капитолийский холм и обратим внимание на не замеченный нами ранее небольшой древний храм, прилепившийся к его правому склону Это храм Юноны Монеты (указующей), подательницы добрых советов. Сооружение храма относится к легендарным временам первого нашествия галлов. Своими советами богиня в ту трудную для Рима пору помогала диктатору Марку Камиллу. По другой версии легенды, она однажды предупредила римлян о предстоящем землетрясении. Сейчас у богини консультируются римские матроны. Нас, конечно, заинтригует вопрос о связи названия храма с обозначением денежной единицы. Такая связь существует, но не функциональная, а, так сказать, территориальная. Мастерская, где государственное казначейство Рима чеканило деньги, располагалась рядом с храмом. В конце II века до Р.Х. здесь чеканили бронзовые массивные ассы весом около 27 граммов, крошечные серебряные сестерции весом около грамма и немногим больше по размеру серебряные денарии. Хотя форма монет в ту пору была лишь приблизительно круглая, разнообразные рельефы, выбитые на обеих сторонах, были четкими и довольно сложными по рисунку.

Раз речь пошла о деньгах, есть повод хотя бы вкратце обрисовать финансовую систему поздней Римской республики. От регулярных налогов любого рода римские граждане были свободны, но в случае необходимости, например, для набора большого войска, сенат мог вводить единовременное обложение в размере до трех процентов стоимости имущества, зафиксированного при цензовой переписи. Зато провинциалы и иноземцы, проживавшие в Риме, должны были платить подушный налог постоянно. Довольно высоким налогом (до 10% от стоимости) облагалось освобождение раба. Казна пополнялась за счет предоставления в аренду гражданам или их объединениям государственной собственности: дорог, рынков, складов и пристаней, а также за счет таможенных сборов в портах и на границах всего подвластного римлянам мира. Регулярные доходы поступали от эксплуатации рудников, солончаков, каменоломен и захваченных земель. Их тоже сдавали арендаторам. Но, разумеется, главные поступления в государственную казну шли за счет военных трофеев, продажи в рабство пленных и контрибуций, которыми облагались побежденные народы. Эту последнюю, весьма прибыльную миссию по поручению цензора брали на себя сообщества римских публиканов из сословия всадников. Они вносили авансом в казну всю сумму контрибуции или годового налога, а потом с лихвой выколачивали ее у населения, наращивая процентами за несвоевременную уплату.

Расходы государства были связаны, в первую очередь, с содержанием армии, закупкой оружия, строительством укреплений и военных кораблей. Затем – с ремонтом и восстановлением храмов, цирков, дорог, мостов, водопроводов и прочих общественных сооружений. Казна оплачивала и новые постройки общегородского назначения. Их осуществляли на подрядной основе строительные корпорации, отбиравшиеся по конкурсу цензорами. Наконец, немалые государственные средства расходовались на закупку хлеба для малоимущих граждан Рима. Все магистраты выполняли свои обязанности бесплатно, но мелким чиновникам платили жалованье, а государственных рабов покупали и кормили за счет казны.

Бюджета и баланса не составляли, но каждая пара цензоров, вступая в должность, ревизовала государственную кассу и делала свои наметки расходов на пятилетие. Неординарными выплатами распоряжался только сенат. Всю бухгалтерию и общий догляд за казной вели два ежегодно переизбираемых квестора казначейства. Банковское дело (кредит, хранение, перевод и вложение частных средств в доходные предприятия) находилось в руках солидных частных банкиров – аргентариев. Чиновники государства следили за соблюдением утвержденных законом норм кредита, проверяли конторские книги – календари (уплата процентов производилась в первые дни месяцев – календы). Банкротства были редки, наказывались лишением гражданских прав с конфискацией имущества.

Но оставим эту сухую материю и продолжим нашу прогулку по утреннему Риму. Поднимемся для лучшего обзора на Палатинский холм. Он примыкает к началу форума слева от Священной дороги, сразу за домом весталок. Это самый престижный район города. Здесь живет по большей части сенатская аристократия. Знать рангом пониже и богатые всадники облюбовали для себя холмы, прилежащие к форуму справа: Эсквилин – позади Эмилиевой базилики и Квиринал – чуть дальше вперед, за сенатской курией. Народ попроще и беднота теснятся на Авентинском холме, что расположен дальше от форума, позади Палатинского холма.

На Палатине выберем самый большой и богатый дом, явно недавней постройки, и попробуем проникнуть внутрь. Наш выбор продиктован не пренебрежением к условиям жизни граждан более скромного достатка, а тем, что римские историки рассказывают почти исключительно о деяниях людей влиятельных, знатных и богатых. Поэтому имеет смысл представить себе обстановку, в которой жили именно они.

Хозяин дома, важный сенатор, только что отпустил своих клиентов, являвшихся к нему с утренним приветствием. Узнав, что мы издалека, он не без гордости показывает нам свое роскошное жилище. Через полвека таких домов в Риме будет уже несколько десятков, а сейчас это один из первых.

Пройдя в прихожую, мы попадаем в традиционный для римского дома атриум с прямоугольным бассейном в центре и такой же формы световым отверстием в потолке над ним. Справа и слева – дверные проемы, ведущие в зимние спальни. Атриум утратил былое обличье жилого помещения. Это парадная приемная. Он просторен, высок, потолок опирается на четыре облицованные мрамором колонны, камнем отделаны стены и пол. Вместо домашней мебели – скульптуры. Греческие подлинники или, может быть, их искусно выполненные копии. На стенах – картины. Мифологические сюжеты и сражения.

Еще подходя к дому, мы заметили, что он в передней своей части двухэтажный. Через световое отверстие атриума видны окна второго этажа, глядящие внутрь. Там расположены комнатки для гостей и прислуги. Кстати говоря, наружных окон нет по всему периметру большого здания. В помещения первого этажа свет проникает только сверху.

Следуя традиции, прямо за атриумом располагается таблиниум – комната хозяина дома. По двум сторонам от нее библиотека и зимняя столовая (триклиний). Широкий проем, ведущий из атриума в таблиниум, можно задернуть кожаной портьерой. С противоположной стороны другая портьера прикрывает выход в заднюю, греческую по своей структуре часть дома – перистиль. Впрочем, если хозяин уединился в таблиниуме для работы или деловых переговоров, чтобы ему не мешать, из атриума в перистиль можно пройти по боковому коридору.

В перистиле глазу открывается живая картина еще одного бассейна, но уже под открытым небом, окруженного колоннадой портика. Вокруг бассейна, на грядках и клумбах – цветы. В его центре или в специальной нише в глубине перистиля – фонтан. Вдыхая сладкий аромат цветов и рассеянно внимая негромкому журчанию воды, приятно в жаркий летний день прогуливаться с близкими друзьями в прохладной тени портика и неспешно беседовать о предметах благородных и возвышенных. Перистиль – семейная часть дома. Двери из портика, прикрытые легкими цветными занавесками, ведут в небольшие жилые комнаты, летние спальни и триклинии. Несколько поодаль от них, в дальней стороне перистиля, расположены кухня и маленькая банька. Ее топят раз в неделю. В остальные дни довольствуются мытьем рук и ног холодной водой.

Для простого народа еще с III века в городе существуют платные бани – убогие и темные. Много позже, уже в императорскую эпоху, Рим украсится огромными и роскошными общественными банями.

Наиболее просторное и лучше других украшенное помещение перистиля – салон (экседра). Здесь, удобно расположившись на диванах, компания друзей может слушать и обсуждать приготовленную хозяином речь в суде или сенате. За салоном, но еще внутри дома – небольшой фруктовый сад. Общая площадь здания, наверное, не меньше тысячи квадратных метров, считая и лавки, которые встроены в него спереди, рядом со входом, но не сообщающиеся с внутренними помещениями. Лавки хозяин сдает внаем.

Стены жилых комнат в перистиле украшены орнаментами и сценками на мифологические сюжеты. Цветная мозаика на полах: геометрические узоры, стилизованные изображения животных и птиц. Мебели немного, но она уже не просто служит своему назначению, но и достойно украшает богатое жилище. Ложа для еды, чтения и письма, табуреты и кресла – все украшено резьбой по дереву, инкрустациями из слоновой кости, накладными барельефами и украшениями из бронзы и серебра. Лапы и головы зверей, прихотливые переплетения растений, фигурки богов, целые сценки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю