Текст книги "Римская история в лицах"

Автор книги: Лев Остерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 81 страниц)

Но, конечно, самым приятным сюрпризом было появление 23-летнего Гнея Помпея, приведшего к Сулле три легиона добровольцев, набранные им на свои средства в Пицене, на северо-восточном побережье Италии, где находились обширные поместья его отца. Несмотря на свою молодость, Помпей уже успел снискать себе славу смелого воина и талантливого полководца. Его марш на юг к Сулле, когда он сумел обойти или разбить поодиночке трех посланных против него военачальников, закрепил эту славу. Естественно, что Сулла встретил его с большой радостью и даже приветствовал как императора, то есть победителя и полководца, командующего не под его, Суллы, началом, а самостоятельно. Хотя, разумеется, это был лишь жест благоволения.

Вскоре усиленное таким образом войско Суллы вступило в сражение с первой консульской армией Норбана и разгромило ее. Остатки этой армии укрылись в Капуе. Окружив город, Сулла не стал тратить время на организацию его осады, а двинулся дальше на север, навстречу второй консульской армии Сципиона. Здесь даже не случилось сражения. В то время, когда происходила предложенная Суллой для мирных переговоров его встреча со Сципионом, солдаты обеих армий вступили в непосредственный мирный контакт между собой. Воины Суллы, которым он очень хорошо платил, без труда уговорили волонтеров Сципиона перейти на их сторону. Вот тогда-то Сулла и отпустил консула и его штаб под честное слово. Наверное, он рассчитывал на то, что, потеряв обе армии, популяры прекратят сопротивление и позволят ему беспрепятственно войти в Рим. Но он ошибся.

На зиму войско Суллы остановилось в Кампании, где теперь уже по всем правилам военного искусства шла осада Капуи. А в это время, приложив отчаянные усилия, популяры сумели собрать новое войско. Для его оплаты они решились даже на чеканку монет из золотой и серебряной утвари храмов. Набор солдат вели по всей еще не занятой Суллой территории Италии, особенно на севере – в Этрурии и долине реки По. Консулами и командующими новых армий на этот раз были избраны способные и решительные военачальники: Карбон и Гай Марий-сын, на чей призыв отозвались многочисленные ветераны его отца. Готовился выступить против Суллы и незамиренный Самний, оставшийся у него в тылу. Воинственные самниты понимали, что восстановленная Суллой олигархия не будет мириться с их независимостью от Рима, согласованной было с Цинной.

Весной 82-го года военные действия возобновились с новым ожесточением. Часть своей армии под командой Метелла Сулла отправил в обход через Пиценскую область на север с тем, чтобы отрезать столицу от снабжения и подкреплений из Этрурии, а сам с главными силами двинулся прямо на Рим. Навстречу Метеллу выступил с большой армией Карбон, а Суллу на дальних подступах к Городу ожидало 40-тысячное войско Мария. Его юный командующий, которому едва исполнилось 20 лет, по своей энергии и мужеству был достойным сыном своего отца. Но опыта ему не хватало, а его солдаты, хотя среди них и были ветераны, в целом по своей подготовке уступали спаянному и закаленному в боях войску Суллы. Битва была жестокой. Более половины воинов Мария пало на поле боя или попало в плен. Другие рассеялись по окрестностям. Сам Марий с остатками верных ему ветеранов укрылся в хорошо укрепленной крепости Пренесте, километрах в тридцати восточнее Рима.

Путь на Город был открыт. Сопротивляться было бесполезно – столица, не позаботившаяся запастись продовольствием, не выдержала бы даже кратковременной осады. Увидав, что сражение им проиграно, консул Марий послал командовавшему в Риме претору приказ оставить город и увести гарнизон, предварительно умертвив всех еще оставшихся в живых видных оптиматов. Как видим, жестокостью сын тоже не уступал отцу. Под каким-то предлогом претор созвал сенат и намеченные заранее сенаторы были умерщвлены прямо в зале заседаний. В безмолвном ужасе смотрели римляне, как убийцы волочили по улицам и бросали в Тибр трупы этих последних жертв марианского террора.

Поручив блокаду Пренесте одному из своих лучших офицеров, Квинту Офеллу (тому самому, кого он впоследствии за непослушание убьет на форуме), Сулла двинул свои войска в Рим, куда и вступил, не встретив сопротивления. Между тем положение Метелла было трудным, и потому Сулла решил, на задерживаясь в городе, двинуть свои легионы дальше на север. Хотя войско Карбона теперь как будто оказывалось между двух огней, война была еще далеко не окончена. В поддержку популяров выступила новая грозная сила. На выручку Мария двинулась армия самнитов. По дороге она сняла осаду Капуи, присоединила часть ее гарнизона и, увеличившись таким образом до 70 тысяч человек, двинулась к Пренесте. Сулла был вынужден, оставив часть войска против Карбона, с основными силами срочно возвратиться в окрестности Рима. Он занял единственный удобный подход к Пренесте и укрепил там свою позицию. Ему пришлось упорно и отчаянно обороняться. Так же, как и Офеллу, который должен был помешать осажденным пробиться навстречу самнитам. Ситуация вокруг Пренесте довольно долго оставалась неопределенной, до тех пор, пока на севере сулланцам не удалось все же разбить Карбона, бежавшего затем в Африку. Победившее войско под командованием Помпея направлялось на помощь Сулле к Пренесте. Узнав об этом, самниты поняли, что кампания ими проиграна. Движимые теперь уже одной только ненавистью к римлянам, они снялись со своих позиций и пошли на Рим.

С военной точки зрения это было вполне бессмысленно. Заняв город, самниты никак не смогли бы в нем удержаться. Но в данном случае решающую роль играл уже не смысл. Сулла прекрасно отдавал себе отчет в том, какая кровавая баня ожидает жителей города. Поэтому, не дожидаясь прибытия Помпея, он направился вслед за самнитской армией к Риму. В середине следующего дня его войско нагнало повстанцев перед Коллинскими воротами. Офицеры уговаривали Суллу не рисковать, не посылать в бой изнуренных быстрым переходом солдат, а подождать до утра или, еще того лучше, дождаться подхода войск Помпея. Но Сулла слишком хорошо представлял себе, что может произойти в Риме за одну ночь, если туда войдет войско самнитов. Быть может, в своей не дошедшей до нас автобиографии он рассказал о том, как с горечью думал о легкой возможности жестоко наказать неблагодарных римлян. Для этого достаточно было пропустить в город исполненных отчаянной ненависти самнитов. Он такую возможность отверг.

Упорная и кровопролитная битва началась в тот же вечер и длилась всю ночь. Был момент, когда левое крыло римского войска, хотя им командовал сам Сулла, вынуждено было отступить. Однако на правом фланге молодой офицер Марк Красс (будущий партнер Помпея и Цезаря по триумвирату 60-го года) обратил неприятеля в бегство, так что вскоре и левое крыло перешло в контратаку К утру следующего дня армия самнитов была разбита, окружена и практически полностью уничтожена. Рим был спасен.

Сопротивление в Италии было сломлено. Защитники Пренесте, узнав о разгроме самнитов и армии в Этрурии, капитулировали. Гай Марий-сын покончил с собой. Некоторые города на севере держались еще около двух лет, но это уже не имело значения. В Сицилию и Африку вслед за Карбоном отправился Помпей. Он действовал настолько успешно, что к концу 80-го года полностью разгромил местные силы популяров и их африканских союзников. Карбона он захватил и казнил еще раньше. К этому времени сенатское правление в Риме стараниями Суллы было уже полностью восстановлено. Сенат предписал Помпею распустить войско. Это означало отказ в предоставлении триумфа, на каковой Помпей формально по закону не имел права, так как не был ни консулом, ни претором. Однако африканская армия готова была взбунтоваться, и Помпей ее распустить не пожелал. А когда он вернулся в Рим, то Сулла предпочел не ссориться с ним, простил неповиновение сенату, дерзкие речи, адресованные ему самому, и распорядился удостоить Помпея вожделенного триумфа. Впервые в римской истории триумфатором стал молодой человек, еще не бывший сенатором. Но это уже значительно позже. А пока, в конце 82-го года, Сулла готовился вернуться во главе своего победоносного войска в Рим.

Теперь он мог расправиться со своими гонителями-популярами и восстановить правление олигархии. Но сделать это он хотел по своему усмотрению, отнюдь не путем передачи государственного руля недееспособному и коррумпированному сенату. В руках Суллы была неограниченная власть. Однако приверженность староримской республиканской традиции заставила его искать хотя бы псевдодемократического ее оформления. Он направил сенату письмо, в котором объявил, что для восстановления порядка в государстве требует предоставления ему неограниченных диктаторских полномочий.

Уже более столетия в Риме не практиковалось назначение на пост диктатора. Ранее это назначение, согласно закону, по решению сената производил один из консулов на срок не более полугода, а полномочия диктатора были хотя и велики, но в определенной степени ограничены. Консулов в Риме не было (оба погибли), и по поручению сената его принцепс Луций Валерий предложил Народному собранию закон, предоставлявший Сулле власть, далеко выходящую за рамки прежней диктатуры. Помимо утверждения всех его распоряжений и действий, совершенных ранее в качестве консула и проконсула в Азии, Сулле на будущее время предоставлялось единоличное право решать все дела, касающиеся жизни и имущества граждан, без возможности апелляции граждан к народу, распоряжаться по своему усмотрению государственными землями, провинциями и зависимыми от Рима государствами, назначать проконсулов, пропреторов и главнокомандующих в войске, а также путем чрезвычайных законов устанавливать новый порядок в государстве. Полномочия эти предоставлялись на неопределенное время – до тех пор, пока Сулла не сочтет свою задачу выполненной и пожелает сложить их с себя. Сохранять ли на время диктатуры под своим началом прежние магистратуры, он вправе был решать сам. Эта фактически царская власть именовалась «диктатурой для издания законов и введения порядка в государстве». Народное собрание в присутствии солдат Суллы безропотно одобрило закон Валерия. Вряд ли кто-нибудь при этом полагал, что эта «супердиктатура» будет действительно временной. Сулле было только 56 лет, и его честолюбие было общеизвестно.

Только после утверждения своих неограниченных полномочий он вернулся в Рим. Тогда-то и начались события, окрасившие зловещим светом злодейства облик Суллы в исторической памяти цивилизованных народов. На первом же собрании граждан он объявил, что намерен жестоко наказать своих врагов и тех, кто им помогал. По свидетельству Аппиана:

«Он заявил, что улучшит положение народа, если его будут слушаться, зато по отношению к своим врагам он не будет знать никакой пощады вплоть до причинения им самых крайних бедствий. Точно так же он жестоко расправится со всеми преторами, квесторами, военными трибунами, со всеми прочими, кто помогал его врагам с того дня, когда консул Сципион не сдержал заключенного с Суллой соглашения». (Там же. I, 95)

Памятуя о происходившей без всяких границ кровавой расправе, учиненной в Риме солдатами Мария старшего, сенат, согласно Плутарху, стал просить Суллу назвать имена тех, кого он намеревался покарать:

«Ведь мы просим у тебя, – умоляли сенаторы, – не избавления от кары для тех, кого ты решил уничтожить, но избавления от неизвестности для тех, кого ты решил оставить в живых». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Сулла. XXXI)

Тогда Сулла, по данным того же Плутарха, назвал 80 имен, спустя день – еще 220 и на третий день – столько же. При этом он предупредил, что список остается открытым и по ходу расследований может пополняться в течение полугода, до 1 июня 81-го года. Этот список, или, точнее, списки именовались «проскрипциями». Внесенные в них люди приговаривались к смерти и объявлялись вне закона. Любой человек мог их безнаказанно убить. Разные древние авторы называют разное число «проскрибированных» и разную динамику пополнения зловещих списков. Так, например, Аппиан утверждает, что уже в первом списке содержались имена 40 сенаторов и 1600 всадников.

«Сулла, – пишет он далее, – кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги – кто донесет, наказание – кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигли, – в домах, в закоулках, в храмах. Некоторые в страхе бросались к Сулле и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из видевших эти ужасы даже пикнуть не смел. Некоторых постигло изгнание, других – конфискация имущества. Бежавших из города всюду разыскивали сыщики и кого хотели предавали смерти. Были убиты, подверглись изгнанию, конфискации имущества многие из числа тех италийцев, которые повиновались Карбону, Норбану, Марию или их подначальным командирам. По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды...» (Аппиан. Гражданские войны. I, 95)

Проскрипционные списки пополнялись именами командиров Мария и Цинны, всадников, участвовавших в судах над сенаторами, просто крупных коммерсантов и банкиров. У Аппиана есть замечание, что «всего более свирепствовали против богатых». Другой древний автор, Валерий Максим, называет общее число жертв сулланского террора в 4700 человек. Можно не сомневаться, что погибло значительно большее число людей, чем было занесено в проскрипционные списки. Вспомним, что солдаты Суллы были приучены к грабежу; надо полагать, что они воспользовались благоприятной обстановкой для ограбления и тех, кто не попал в список, и что для сокрытия следов своих преступлений не останавливались перед убийством. Тем более что смертью могло караться и укрывательство проскрибированных, а доказательства сего вряд ли кто-нибудь требовал от убийц. Даже если бы Сулла захотел их обуздать, он вряд ли смог бы это сделать. Во-первых, накопившиеся в связи с неожиданно враждебным приемом на родине обида, злоба и желание отомстить за гибель товарищей должны были получить выход. Во-вторых, он обязан был своим солдатам за то, что они остались ему верны, когда Рим пытался отнять у него войско. Пришло время расплатиться за эту рискованную верность. И, наконец, на попустительстве войску были построены все военные кампании Суллы – уклониться от этого в одночасье было невозможно. Кое-кто, пользуясь таким попустительством, и сам дополнял проскрипционные списки. Известно, например, что один из военачальников Суллы, некий Катилина, отпетый негодяй, убил своего брата и для прикрытия этого гнусного преступления упросил диктатора внести его в роковой список задним числом.

Если солдаты Суллы заняты были прямым грабежом, то его офицеры баснословно наживались на дешевых распродажах имущества, конфискованного в пользу государства у жертв. Для распродажи назначались аукционы, но вряд ли кто-либо посторонний осмеливался конкурировать на них с приближенными диктатора. Впрочем, некоторых видных граждан Сулла понуждал к участию в аукционах, что возлагало и на них долю ответственности за все происходившее. Именно на этих распродажах составил себе огромное состояние один из высших военачальников Суллы Марк Красс, что впоследствии определило его своеобразную роль в политической жизни Рима. Многие конфискованные дома и имения не поступали в продажу а раздаривались Суллой своим любимцам, женщинам, актерам и вольноотпущенникам.

Однако следует признать, что террор, учиненный диктатором, не носил характера личной мести. Даже бывшему консулу Луцию Сципиону, нарушившему свое обещание неучастия в борьбе, было позволено доживать свой век в изгнании. Упомяну еще о двух фактах, благодаря чему уже в этой книге будут названы имена двух молодых современников Суллы, которым, наряду с Помпеем и Крассом, предстоит играть главные роли в грядущей гражданской войне.

Марк Туллий Цицерон был ровесником Помпея. Его первое заметное выступление в суде состоялось в 80-м году. Некий Хрисогон, вольноотпущенник самого Суллы, купил на распродаже за смехотворно низкую цену имение неизвестно кем убитого Секста Росция. А когда сын Росция упрекнул в этом Хрисогона, тот обвинил его в отцеубийстве и привлек к суду. Цицерон взялся защищать юного Росция и выиграл дело. Несмотря на весьма вероятные жалобы Хрисогона, Сулла не стал преследовать Цицерона. Впрочем, молодой адвокат вскоре уехал на пару лет в Грецию.

Гай Юлий Цезарь, 17-летний патриций из древнего и знатного рода Юлиев, еще до возвращения Суллы из Азии женился на дочери Цинны. Воцарившись в Риме, Сулла предложил Цезарю развестись с дочерью своего злейшего врага. Цезарь отказался и тоже не подвергся особому преследованию, хотя, так же как Цицерон, счел благоразумным уехать из Рима. И в том, и в другом случае для гибели ослушников достаточно было бы одного слова Суллы. Но, видимо, он не был болезненно самолюбив и мстителен по мелочам.

Единственно, кого Сулла ненавидел люто, даже после их смерти, были члены семьи Мария. Могила победителя Югурты и германцев была по его приказу вскрыта, прах извлечен и брошен в реку. Все памятники побед разрушены. Останки Мария-сына, видимо, были скрыты от Суллы. Зато единственный остававшийся в живых родственник Мария, его племянник, был замучен на могиле бывшего соратника победителя кимвров – казненного им Катула.

Хладнокровие, почти безучастность того, чьим именем и попустительством творились массовые расправы над гражданами, производили, надо полагать, страшное впечатление на современников. Как, впрочем, и на потомков. Вместе с тем просматривается и хорошо продуманная забота об устрашении. Отрубленные головы особо высокопоставленных жертв, в частности, всех сенаторов, было велено складывать кучей в одном месте на форуме. Сие отвратительное действо, хотя и в куда меньших масштабах, было впервые осуществлено, как мы помним, не Суллой, а его бывшими гонителями, Марием и Цинной. Однако и он, несмотря на совсем иной уровень образования и культуры, не пренебрег этим сильнодействующим средством.

Отвратительной во всей этой кровавой вакханалии была прямая связь охоты на людей с корыстным интересом охотников. Помните, о чем свидетельствует Аппиан? Доносчики и убийцы получали немедленное денежное вознаграждение. А те, кто рассчитывал поживиться на распродаже, намечали свои жертвы, прикидывая степень их достатка. Но самым гнусным делом явились введенные Суллой проскрипционные списки. Казалось бы, предварительное обнародование списка осужденных должно было успокоить большую часть населения, а самим проскрибированным давало шанс спастись бегством. На самом деле, в сочетании с объявленными одновременно вознаграждениями за предательство и убийство, а также карой за помощь и укрывательство, проскрипции породили ни с чем не сравнимую по своей мерзости массовую охоту на людей – в самом прямом смысле этого слова. Она не только обрекала на практически неизбежную гибель преследуемых, но и развращала, лишала человеческого облика преследователей.

По своему численному итогу террор Суллы, наверное, даже уступал опытам его предшественников. Вспомним цифру в десять тысяч убитых на форуме в связи с изгнанием Цинны из Рима. Я высказывал сомнение в ее достоверности, но то же самое можно отнести и к цифре 4700 – максимальному числу жертв проскрипций, названному римским историком Максимом. А расправа обезумевшего Мария с ненавистными аристократами и их клиентами в Риме и по всей Италии после его возвращения к власти! Источники не называют число его жертв, но если вспомнить, что Серторий после смерти Мария перебил около четырех тысяч его сподручных, которые свирепствовали в течение нескольких месяцев...

И все же во время кровавого произвола Мария общий страх как-то сплачивал людей. Угроза неожиданной расправы висела над головой едва ли не каждого более или менее обеспеченного римлянина или италика. Теперь же одна строчка в проклятом списке превращала человека в затравленного зверя, которому каждый из окружающих его людей рисовался охотником. Это было ужасно. Припомним еще, что в течение полугода проскрипционные списки пополнялись, благодаря чему гнетущий душу страх не отпускал и тех, кто в первую минуту вздохнул с облегчением, не увидав там своего имени.

С середины 81-го года, как и было обещано, террор прекратился. За полгода Сулла успел физически уничтожить почти всех потенциальных противников своей диктатуры и сковать ужасом все гражданское население Республики. Наступило время государственных преобразований, долженствующих учредить и закрепить новый порядок политической и гражданской жизни Рима. Суллой был продиктован, а затем утвержден сенатом и комициями (хотя закон Валерия позволял ему обходиться без утверждения) целый ряд законов, которые историки иногда называют «Корнелиевыми законами», по имени Корнелия Суллы, а иногда – Сулланской конституцией. Что же это были за законы?

Во-первых, имея в виду предстоящий роспуск армии, насчитывавшей уже более двадцати легионов, Сулла позаботился о том, чтобы обеспечить всех своих отставников землей. Для этой цели у италийских городов и областей, участвовавших в войне на стороне противника, особенно в Этрурии и Кампании, он отобрал обширные земли – как те, что были некогда отданы Римом в аренду, так и их собственные. На них было нарезано 120 тысяч участков, большей частью в виде компактных поселений ветеранов. Во-вторых, для уменьшения влияния столичной черни и предотвращения любой смуты в городе Сулла выбрал десять тысяч самых молодых и сильных рабов, принадлежавших репрессированным, даровал им свободу, всю полноту гражданских прав и объявил их как бы своими клиентами – все они стали по названию рода Суллы именоваться корнелиями. Личная их преданность диктатору гарантировалась очевидной зависимостью положения этих новых граждан от сохранности его власти. Это означало и безусловную поддержку любого предложения Суллы в комициях.

Обеспечив таким образом прочность своей диктатуры, Сулла принялся за реконструкцию государственного строя Римской республики в соответствии со своим давно и хорошо продуманным планом. Совокупность проведенных им законов и распоряжений не оставляет сомнений в том, что существо этого плана состояло в реставрации полновластия римского сената. Начал он, как мы знаем, с того, что своим распоряжением пополнил сам сенат тремя сотнями новых членов – очевидно, имея в виду улучшение его «личного состава». В числе новых сенаторов оказались и его приближенные офицеры, и наиболее знатные, консервативно настроенные представители сословия всадников. Фактически Сулла ликвидировал должность цензора и тем самым обеспечил несменяемость сенаторов. Для пополнения естественной убыли сената он провел закон, по которому сенаторами автоматически становились все граждане, избранные в комициях на низшую государственную должность квестора, а число квесторов было увеличено до двадцати. Таким образом сенат становился если не непосредственно выборным, то демократически пополняемым органом власти.

Принимая во внимание характерный для римлян консерватизм, Сулла не ликвидировал традиционные властные институты Республики, но так трансформировал условия их деятельности, что они стали целиком зависеть от сената. В первую очередь это касалось института народных трибунов – зачинщиков всех революционных выступлений последних десятилетий. Им было оставлено право предложения законов Народному собранию, формально сохранившему свой статус высшего законодательного органа. Но эти предложения должны были в обязательном порядке быть предварительно одобрены сенатом. То же было постановлено относительно права трибунов привлекать к ответственности должностных лиц после сложения ими своих полномочий. Право трибунского вето (интерцессии) в отношении распоряжений действующих магистратов сохранялось. Но если последующее судебное разбирательство приходило к выводу о злоупотреблении интерцессией, то на бывшего трибуна мог быть наложен колоссальный денежный штраф. Наконец, был принят закон, запрещавший трибунам впредь претендовать на какие-либо государственные должности. Это отвратило от трибуната всех честолюбивых молодых людей.

Влияние сословия всадников, за исключением его верхушки, вошедшей в состав сената, также было существенно ограничено. Во-первых, все суды присяжных для рассмотрения дел о вымогательстве в провинциях, коррупции, злоупотреблениях по службе, тяжких уголовных преступлениях, подкупе избирателей, государственной измене, оскорблении достоинства римского народа и прочих было решено отобрать у всадников, которым их передал Гай Гракх, и вернуть сенатскому сословию. Во-вторых, в богатейшей провинции Азия – главной кормушке публиканов – десятинная подать была вновь заменена на фиксированный денежный налог, взимаемый администрацией наместника. Сословие всадников при Сулле перестало играть сколь-нибудь существенную политическую роль.

Римская чернь, чуявшая в регулярных раздачах хлеба слабость правительства и его старание откупиться от ее возможного бунта, тоже ощутила тяжесть руки Суллы, разом отменившего эти раздачи. О бунте в присутствии десяти тысяч корнелиев и находившихся неподалеку ветеранов Суллы нечего было и помышлять.

Наконец, были приняты серьезные меры по защите власти сената от посягательства на нее высших магистратов, в первую очередь, с опорой на военную силу. Сулла хотел исключить на будущие времена возможность повторения своего собственного опыта. Для этого высшая военная и государственная власти были раз и навсегда разделены, причем первая из них фактически оставалась за сенатом. Римским армиям отныне было запрещено находиться не только в стенах Рима, но и на всей территории Италии южнее границы с Цизальпинской Галлией, которая была установлена по небольшой речке Рубикон – немного севернее нынешней Флоренции. Этими находящимися в провинциях армиями могли командовать только проконсулы и пропреторы, бесконтрольно назначаемые сенатом. Консулы же и преторы, порядок избрания которых в комициях Сулла сохранил, обязаны были в течение года своего пребывания в должности оставаться сугубо гражданскими лицами и заниматься только внутренними делами Республики. Командование войском им было запрещено. Таким образом было покончено с возможностью опасного совмещения в одном лице высшей гражданской и военной власти.

Чтобы избежать слишком быстрого выдвижения новых сильных личностей, способных подорвать влияние сената и узурпировать власть, был принят закон, строго регламентировавший порядок занятия магистратур. В нем фигурировали, во-первых, возрастные ограничения. На должность квестора не могли претендовать граждане моложе 30-ти лет, на должность претора – 39-ти лет, консула – 42-х лет. Во-вторых, предписывался не менее чем двухлетний перерыв между занятием двух последующих должностей на иерархической лестнице и, наконец, не менее, чем десятилетний срок ожидания для повторного избрания претором или консулом.

Были разработаны также основы муниципального устройства городов, вошедших теперь в состав Республики на почти равных правах с Римом. Приняли ряд законов по ограничению роскоши и исправлению нравов высшего общества.

Хочу еще раз обратить внимание читателя на то, что Сулла сохранил за италиками после Союзнической войны право полного римского гражданства, хотя, ввиду участия многих из них в военных действиях на стороне популяров, мог бы вполне его отобрать. Кроме того, расселением ста двадцати тысяч своих отставников на землях, конфискованных главным образом у крупных италийских землевладельцев, он вновь основательно укрепил крестьянский средний слой граждан Республики. Тем самым Сулла реализовал то, чего добивались братья Гракхи – самые ярые противники сената. Такова сила объективной необходимости, хотя пути ее реализации могут быть совсем разными. Гай Гракх стремился осуществить свои законы вопреки сопротивлению деградировавшего римского сената и для этого намеревался отстранить его от управления государством. Сулла же осуществил или подкрепил важные для сохранения могущества Рима преобразования своей личной, диктаторской властью с тем, чтобы трансформированный им сенат принял их и поддержал. Зато такому сенату он намеревался передать всю полноту законной власти в государстве. Действительно, оценивая совокупность названных выше «Корнелиевых законов», мы должны сделать заключение, что они обеспечивают именно полновластие сената. Но когда же должна была произойти эта передача власти? Очевидно, после смерти Суллы. Ведь его диктатура никак не вписывалась в конституированное им новое римское государство, а от неограниченно и надежно обеспеченного единовластия добровольно не отказывается никто. Но тут-то произошло нечто невероятное и до того невиданное в Истории.

Еще в 81-м году, в разгар репрессий, Сулла провел избрание двух консулов. Это были личности незначительные, их роль была явно бутафорской. На следующий год он сам пожелал быть избранным консулом вместе со своим ближайшим сподвижником Метеллом. Вместе с тем он сохранял за собой все диктаторские полномочия и для проведения в жизнь своей «Конституции» опирался именно на них. Для чего же ему нужно было еще консульское звание? Для проформы или для возвращения престижа самому званию? Ответ на этот вопрос начал вырисовываться летом того же года, когда происходили выборы консулов на 79-й год. Законодательная программа Суллы была, по-видимому, реализована им полностью. И вот неожиданно для всех... Но предоставим лучше слово Аппиану. О таких исключительных событиях в истории человечества лучше узнавать из первоисточника.

«На следующий год, – пишет историк, – народ, ублажая Суллу, снова избрал его консулом. Но Сулла не принял этого избрания, назначил консулами Сервилия Исаврика и Клавдия Пульхра, а сам добровольно сложил с себя свою большую власть, хотя никто его к этому не побуждал. И этот его поступок мне также представляется удивительным, именно, что один только Сулла, хотя никто на этом не настаивал, первый передал такую большую власть не своим детям... а тем, над кем он властвовал. Странно также и то, что Сулла добровольно сложил с себя ту власть, которой он овладел после того, как произвел для получения ее столько насилий, подвергся стольким опасностям...»

Повторы римского историка мне очень понятны. Он не может прийти в себя от изумления, оторваться от этого потрясающего факта.