Текст книги "Римская история в лицах"

Автор книги: Лев Остерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 81 страниц)

«И императорская, и государственная казна, – вспоминает он, – обогащались... от исключительных и единственных в своем роде преступлений против величества, и притом приписывавшихся людям, чистым от каких-либо преступлений. Этот страх ты окончательно с нас снял, довольствуясь тем величием, которого никому так не хватало, как тем, которые на него претендовали». (Там же, 42)

Зато автор Панегирика подробно и с наслаждением описывает своеобразную расправу императора над доносчиками, кормившимися до той поры от этого закона. Доносительство – порок вечный, и потому, я полагаю, современного читателя тоже порадует изображенная Плинием картина:

«...ничего, – пишет он, – не было нам столь приятно и столь достойно твоего века, как то, что нам пришлось смотреть сверху вниз на заломленные назад лица доносчиков и шеи их, скрученные веревкой. Мы узнавали их и наслаждались, когда их вели... на медленную казнь и тягчайшие муки. Все они были посажены на быстро собранные корабли и отданы на волю бурь: пусть, мол, уезжают, пусть бегут от земли, опустошенной через их доносы. А если бури и грозы спасут кого-нибудь от скал, пусть поселятся на голых утесах негостеприимного берега, и пусть жизнь их будет сурова и полна страхов, и пусть скорбят об утерянной, дорогой всему человеческому роду безопасности.

Вот достойное памяти зрелище: целая флотилия доносчиков, предоставленная всем ветрам, вынужденная распустить паруса перед бурями и носиться по разъяренным волнам, на какие бы скалы они ее ни несли. Радостно было видеть, как флотилия сейчас же по выходе из гавани оказалась разбросанной по морю и как люди у этого же самого моря воздавали благодарность принцепсу который, не нарушая своего милосердия, предоставил мщение за людей и земли морским божествам». (Там же; 34, 35)

Как я уже упоминал, весьма важным, с точки зрения сенаторов, был вопрос о восстановлении определенной независимости консулов. Даже при «хорошем» Веспасиане эта должность, ранее венчавшая служебную карьеру римских аристократов, была узурпирована императором и его сыновьями. Траян отказался от этой практики. Недавно в Армении была обнаружена сохранившаяся от какого-то сооружения вырезанная на камне надпись. Вот ее текст (цитировано по книге Е. В. Федоровой «Люди императорского Рима». Изд-во Московского Университета, 1990. С. 182.):

«Император Цезарь Нерва Траян, сын божественного Нервы, наилучший Август Германский, Дакийский, Парфянский, наделенный властью народного трибуна в 20-й раз, император в 13-й раз, консул в 6-й раз... Четвертый Скифский легион соорудил».

Кое-что здесь нуждается в пояснении. Имя Цезарь Нерва Траян вместо первоначального Марк Ульпий Траян отражает, в соответствии с древней нормой, факт усыновления Траяна Нервой. Титулы Дакийский и Парфянский относятся к победам в войнах, о которых речь пойдет впереди. Второй из этих титулов позволяет датировать надпись 116-м годом – девятнадцатым, предпоследним годом правления Траяна. То, что он назван императором в 13-й раз, относится к тринадцати военным победам (с двояким смыслом титула император мы уже встречались). Я привел эту надпись, чтобы обратить внимание читателя на следующий примечательный факт. Траян ежегодно избирается народным трибуном (один раз – до усыновления) и лишь шесть раз за все годы правления – консулом (причем три раза в самые первые годы правления). Между тем по два консула избиралось ежегодно. Отсюда ясно, что должность консула была возвращена сенатской аристократии. Император во время своего избрания в консулы не только присутствует в Собрании народа, но подобно простому сенатору подчиняется всему длительному ритуалу комиций. Я позволю себе процитировать соответствующий фрагмент из Панегирика, чтобы читатель мог почувствовать силу впечатления, которое произвела столь необычная скромность принцепса.

«...ты присутствовал, – говорит Плиний, обращаясь к Траяну, – на своих комициях в качестве кандидата не только на консульство, но и как кандидат бессмертной славы, как создавший прецедент, которому хорошие принцепсы будут следовать, а дурные изумляться... ты терпеливо выслушал длинное молебствие комиций – продолжительный момент, не допускающий улыбки, – и сделался консулом, как один из-нас, которых ты назначаешь в консулы. Оказал ли кто-нибудь из предшествующих принцепсов хоть один раз такую честь как консульской власти, так и народу? Ведь одни из них ожидали дома вестников о своем избрании, заспанные или отягощенные еще вчерашним обедом, другие если и бодрствовали в этот момент, но уже замышляли в своих спальнях ссылки и казни против тех самых консулов, которые их избирали на свое место (то есть руководили выборами. – Л.О.)...

Вот уже прошла торжественная часть комиций, если только подумать об участии в них принцепса, и уже вся толпа пришла в движение, как вдруг ты, ко всеобщему удивлению, стал подниматься к креслу консула и позволил потребовать от себя той присяги, которая известна императорам только потому, что они требуют ее от других... Я поражен, сенаторы, недостаточно доверяю своим глазам и ушам и все задаю себе вопрос: действительно ли я все это видел и слышал? Ведь император – цезарь – август и он же великий понтифик стоял перед консулом, а тот сидел перед стоящим перед ним принцепсом, и сидел без смущения и страха, как будто бы давно привык к такому положению. Мало того, он сидя произносил первым слова присяги, а император повторял слова выразительно и ясно и обрекал в них самого себя и весь свой дом на гнев богов, если он сознательно когда-нибудь нарушит свою присягу... То, что я слышу сейчас впервые, о чем теперь только узнаю, это то, что не принцепс выше законов, а закон выше принцепса, и что то же самое, что запрещено нам, запрещено и цезарю, притом еще и консулу Он присягает в этом перед ликами богов, ибо кому же они так внимают, как не цезарю? Он присягает перед лицом тех, которым надлежит принести такую же присягу, прекрасно сознавая, что никому не следует так свято соблюдать присягу, как тому, для кого особенно важно, чтобы присяги не нарушались». (Там же, 63-65)

Нельзя пройти мимо еще одного упомянутого в Панегирике факта. В год жестокого неурожая в Египте по распоряжению императора из Рима в Александрию были отправлены транспорты с зерном.

«Издревле, – не без торжества замечает Плиний, – укоренилось мнение, что столица наша не может прокормиться иначе, как продуктами Египта. Возгордился надменный и ветреный египетский народ: он, мол, кормит народ-победитель, от его, мол, реки, от его кораблей зависят наше изобилие или наша скудость. Но мы вернули Нилу его богатство: он получил обратно хлеб, который когда-то посылал нам». (Там же, 31)

Этот эпизод свидетельствует о том, что в правление Траяна провинции Рима перестают быть только данниками, а постепенно становятся органическими частями римского государства. Забота императора о крестьянах выразилась, в частности, в том, что он распорядился перед началом полевых работ предоставлять им из государственной казны кредит всего под 5% годовых. Причем и эти пять процентов не оставались в казне, а направлялись на воспитание и обучение сирот и детей неимущих родителей – доброе дело, начатое еще Нервой. Впрочем, полезное и с точки зрения подготовки пополнения римского войска.

Заканчивая беглый анализ Панегирика Плиния младшего, я думаю, мы можем согласиться с тем, что он говорит в начале своей благодарственной речи:

«Не будем ни в каком случае воздавать ему хвалы как какому-нибудь богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, но о гражданине, не о властелине, но об бтце. Ведь он из нашей среды, и ничто его так не отличает и не возвышает, как то, что он сам сознает себя одним из нас и не забывает, что он человек и управляет людьми». (Там же, 2)

Первыми шагами императора сенаторы могли быть довольны. Кстати, он начал свое правление с того, что клятвенно обещал не казнить и не ссылать никого из них.

Лучшего императора сенаторы, видимо, иметь и не желали, а потому в перечень титулов Траяна официально включили слово «Наилучший» (оно фигурирует в приведенной ранее надписи). И все же это было только начало, ведь Панегирик датирован 100-м годом. Что же было дальше? Известно, что сотрудничество императора с сенатом сохранялось в течение всех лет его правления. Сдержал он и свою клятву не казнить и не преследовать неугодных ему сенаторов. Однако это вовсе не означало, что сенат стал независимым от воли принцепса. Траян постоянно контролировал деятельность почтенного собрания. Все важные государственные проблемы предварительно обсуждались, по существу, решались в узком совете приближенных императора. Его обширная и хорошо организованная администрация следила за выполнением этих решений. Ключевые посты в провинциях и армиях занимали люди, назначенные Траяном. Во время длительных военных кампаний, когда императора подолгу не было в Риме, его замещал префект претория, роль которого еще возросла.

Естественно спросить: оставила ли длительная самодержавная власть свой отпечаток на личности Траяна? Изменились ли за двадцать лет его взаимоотношения с сенатом, с друзьями? Сохранились ли благожелательность и доступность принцепса?

Очень краткие сведения о правлении Траяна содержатся в трудах историка IV века от Р.Х. Секста Аврелия Виктора. Эти сведения особенно интересны тем, что, в отличие от Панегирика, они являют собой итоговую оценку жизни и деятельности Траяна (хотя и с дистанции в три века). Поэтому я полагаю уместным привести здесь два небольших фрагмента из сочинений Виктора. В первой части его «Истории Рима», которая называется «О цезарях», мы находим такое своеобразное суждение: «Траян был справедлив, милостив, долготерпелив, весьма верен друзьям: так, он посвятил другу своему Суре (трижды консул, искусный политик и дипломат. Член сенатской группы, которая поддерживала Траяна, а позже Адриана. – Л.О.) постройку – бани, именуемые Суранскими. Он так доверял искренности людей, что, вручая, по обычаю, префекту претория но имени Сабуран знак его власти – кинжал, неоднократно ему напоминал: «Даю тебе это оружие для охраны меня, если я буду действовать правильно, если же нет, то против меня». Ведь тому, кто управляет другими, нельзя допускать в себе даже малейшей ошибки. Мало того, своей выдержкой он смягчал и свойственное ему пристрастие к вину, которым страдал также и Нерва: он не разрешал исполнять приказы, данные после долго затянувшихся пиров». (С.Аврелий Виктор. История Рима. О цезарях. XIII, 8, 9)

В другой части своей «Истории Рима» тот же автор записывает:

«...Так как от каждого хорошего правителя требуются два основных качества: в мирное время – неподкупность, на войне – храбрость, и там, и здесь – мудрость, он достиг такого высокого уровня во всем этом, что, казалось, нашел какое-то равномерное их соединение, если бы только не был слишком предан вину. Он был щедр и приветлив к друзьям, любил их общество, держа себя на равной ноге с ними... Излишним кажется описывать каждое его хорошее качество в отдельности, достаточно сказать, что он был человеком высоких моральных достоинств и чист душой. Он был вынослив в труде, внимателен к каждому деятельному и пригодному для войны человеку, предпочитал больше людей чистосердечных и образованных, хотя сам не обладал обширными знаниями и любил говорить просто». (С.Аврелий Виктор. История Рима. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. XIII, 4-8)

Цитированные отрывки позволяют заключить, что в течение своего правления Траян не изменил тем нравственным качествам, которые так восхищали Плиния. Однако читатель не мог не заметить и кое-что новое. В обоих фрагментах Аврелий Виктор считает необходимым упомянуть, что император питал некоторое «пристрастие к вину», а во втором фрагменте – что он был не очень образован, хотя образованность уважал. В свете грандиозных походов и блистательных военных успехов Траяна, о которых речь впереди, складывается впечатление о доблестном, умном и благожелательном, но, быть может, немного простоватом правителе-воине. Такими были многие знаменитые консулы и полководцы республиканской поры. Пожалуй, можно сказать, что в лице Траяна и под его влиянием во всем римском государстве как бы возрождалась суровая и славная воинская традиция ранней Республики. Теперь естественно перейти к рассказу о военных успехах римлян, которыми было отмечено начало II века от Р.Х.

Траян был, бесспорно, неплохим администратором. Но истинной стихией императора была война, а главной заботой – защита границ Империи. Недаром уже после провозглашения правителем он целый год оставался в Германии, занятый укреплением римских оборонительных линий на Рейне. Однако в его планы входила не только защита, но и расширение владений Рима. К тому были весомые основания. Содержание большой армии и задуманная Траяном грандиозная программа строительства в Риме требовали притока новых средств и рабов. Имелся противник, у которого «с полным правом» можно было добыть и то и другое, а заодно отразить угрозу вторжения, которая от него исходила. Таким противником была сильная в военном отношении держава дакийского царя Децебала. Этот царь сумел сплотить разрозненные ранее племена даков, обитавших за Дунаем, на территории нынешней Румынии. Мы помним, что в последней войне с Дакией император Домициан, по существу говоря, потерпел поражение. О даках с негодованием и тревогой упоминает в своем Панегирике Плиний:

«...они возгордились, – пишет он, – сбросили с себя ярмо подчиненности и уже пытались бороться с нами не за свое освобождение, а за порабощение нас, не заключали перемирия иначе как на равных условиях и, вместо того чтобы заимствовать наши законы, навязывали нам свои». (Плиний. Панегирик Траяну, II)

Тревога была тем более обоснованной, что Децебал начал переговоры с Парфией, угрожавшей владениям Рима на Востоке.

Во избежание большой войны на два фронта, Траян начал энергичную подготовку к вторжению в Дакию. Была собрана, оснащена и переброшена к берегам Дуная огромная армия. Военная кампания началась в 101-м году и продолжалась два года.

Она завершилась разгромом даков. Легионы Траяна подошли к столице страны. Децебал капитулировал. Римляне получили колоссальную контрибуцию, дакийское войско было разоружено и распущено, крепости разрушены. Однако после ухода победителей Децебал начал понемногу сколачивать новое войско. Через пару лет дакам удалось, в нарушение договора, восстановить свою былую военную мощь. В 105-м году Траян предпринял второе вторжение в Дакию. Дружины Децебала сражались отчаянно, но устоять против выучки и организации могучих римских легионов не смогли. К тому же на этот раз римляне вели истребительную войну. Методически, по мере своего продвижения, они уничтожали города и поселения. Большая часть жителей была перебита или продана в рабство. В 106-м году пала столица Сармицигетуза, находившаяся примерно в двухстах километрах севернее Дуная. Децебал лишил себя жизни.

Дакия была богата золотыми и серебряными рудниками. Траян вывез в Рим более полутораста тонн золота и вдвое против того – серебра. Плодородную и опустошенную войной землю даков стали энергично осваивать римские колонисты, особенно из числа демобилизованных ветеранов. Строится сеть оборонительных рубежей, на них размещаются постоянные гарнизоны. Новая римская провинция Дакия превращается в форпост обороны северных границ Империи (отодвинутых теперь к реке Прут).

Победу над даками Траян отметил в Риме великолепным, небывалым по своему размаху праздником, который длился четыре месяца. На аренах цирков и амфитеатров за это время сразилось десять тысяч гладиаторов, было убито одиннадцать тысяч диких зверей. Захваченное золото Децебала позволило произвести щедрые раздачи денег населению столицы, преторианцам и армии. Легионеры, участвовавшие в войне, получили по 500 денариев каждый. Началось строительство упомянутых Аврелием Виктором великолепных терм Траяна, нового водопровода и грандиозного форума...

...В самом центре исторической части современного Рима к одной из наиболее оживленных площадей столицы – площади Венеции – белым каменным водопадом спускается воздвигнутый в начале нашего века огромный монумент в честь короля Виктора Эммануила II. Полукольцо площади, куда вливается пять улиц, до отказа заполнено неиссякающим потоком спешащих, сверкающих автомобилей и трескучих, дымных мотоциклов, до которых итальянцы большие охотники.

Чуть поодаль, у самого края площади одиноко и отстраненно от всей этой суеты стоит высокая, массивная колонна из серо-коричневого мрамора. Издали заметно, что поверхность колонны неровная. Подойдя ближе, мы обнаружим, что вся она, от высокого прямоугольного цоколя до венчающей колонну человеческой фигуры, покрыта барельефами. Основание цоколя находится в углублении – на несколько метров ниже уровня бегущей мимо улицы. Это верный признак того, что колонна древняя. Ведь расположенная неподалеку площадка откопанного археологами древнеримского Форума тоже лежит на добрый десяток метров ниже прилегающей части города. Такой слой пыли с гор нанесли на нее ветры за два тысячелетия.

Барельефы колонны необыкновенно отчетливо и реалистично изображают батальные сцены. Обойдя ее кругом, легко заметить, что эти сцены следуют одна за другой, поднимаясь вверх по пологой спирали. Облачение и оружие воинов подтверждают нашу догадку. Это древние римляне, сражающиеся с варварами. Не может быть сомнения: перед нами знаменитая колонна Траяна, воздвигнутая в 106-м году нашей эры в честь победы римлян над даками в двух войнах 101 – 106 годов. На свете нет другого такого вечного памятника военной славы. Подумать только: она стоит почти две тысячи лет! Сколько поколений миновало, сколько событий, войн, революций, как изменился быт! А она все стоит – такая же, как в дни, когда ею впервые восхищались современники победоносного императора. Римские легионеры и свирепые даки на ее барельефах все так же бьются насмерть, не обращая внимания на иную жизнь, кипящую у подножия колонны. Впрочем, одно изменение произошло. Первоначально колонна служила пьедесталом для бронзовой фигуры Траяна, в XVI веке по распоряжению папы Сикста V ее заменили на фигуру Св. Петра.

Высота колонны вместе с цоколем и фигурой наверху – почти 39 метров. Сам барельеф представляет собой обернутую вокруг столба непрерывную ленту шириной в один и длиной в двести метров. На ней располагается более ста сцен, последовательно изображающих важнейшие эпизоды обеих дакийских войн. Переправа через Дунай, строительство укреплений, осада крепостей, сражения в открытом поле – все на основании свидетельств участников, быть может, записок самого Траяна. В эпизодах участвует две с половиной тысячи воинов, не считая лошадей и осадных машин (какая экспозиция амуниции, оружия, военной техники времен римской империи! Какие лица!) Фигуры воинов исключительно динамичны. Изображения ландшафта, поселений, крепостей, естественно, выполнены в ином масштабе, чем люди. Иногда они по своей схематичности напоминают географическую карту или макет. Но непременно какой-нибудь точно вылепленной деталью окружающей природы, строения, крепостной стены скульптору удается создать яркое представление о фоне происходящих событий, дать зрителю почувствовать их размах. После смерти императора золотая урна с его прахом была замурована в цоколе колонны. В средние века – похищена.

Колонна Траяна завершала ансамбль сооруженного им грандиозного форума, который тоже заслуживает краткого описания. Домициан, как мы помним, с трудом втиснул начатый строительством форум на последний остававшийся незанятым плоский участок земли внутри кольца из семи римских холмов. Траян решил эту проблему с присущим ему размахом (и благодаря колоссальным средствам, оказавшимся в его распоряжении). Он приказал срыть прилегавшее к Капитолию крыло Квиринальского холма, чтобы таким образом освободить широкий проход к Марсову полю. В этом проходе и разместился его форум. Надпись на цоколе колонны Траяна сообщает, что ее высота соответствует высоте срытого холма.

Перед посетителем ансамбля Траяна сначала открывалась огромная площадь. Для представления о ее размере скажу, что поперек площади могли бы свободно разместиться одно за другим два футбольных поля вместе с прилегающими к ним беговыми дорожками. В центре площади стояла великолепная, золоченой бронзы конная статуя императора. Вдоль боковых сторон шли просторные, как улица современного города, портики. Задние стены их на середине своей длины отступали полукругом, образуя два больших крытых зала. Пол и колонны портиков и залов – из желтого и красного африканского мрамора. Повсюду, разумеется, скульптуры и барельефы. За полукружием правого портика уступами в виде концентрических полуколец по склону холма поднимался крытый рынок. Остатки его сохранились до наших дней. В пяти этажах рынка размещалось около 150 лавок. Последний их ряд был на уровне верхушки колонны Траяна.

За площадью вытянутая в поперечном направлении на полную стосорокаметровую ширину форума располагалась большая (60 метров в глубину) двухэтажная базилика Ульпия, названная так по имени рода Траяна. По концам ее – полукруглые абсиды. Пол базилики и пять разделенных колоннадами внутренних нефов богато отделаны разноцветным мрамором.

Наконец, еще дальше, за правым и левым крыльями базилики находились относительно небольшие здания двух библиотек, латинской и греческой. В промежутке между ними и была установлена колонна Траяна. С плоских крыш обеих библиотек открывался удобный обзор ее барельефов. Форум Траяна был освящен в 113-м году.

Содержание огромной армии, подарки и празднества для народа, строительство грандиозного форума в Риме, сети дорог и мостов по всей Италии и другие щедрые траты императора позволили за семь лет израсходовать золотой запас Децебала. Траяна это не очень беспокоило. Все эти годы он тщательно готовил осуществление своего главного замысла – покорения Парфии. Оттуда он рассчитывал доставить в Рим несметные богатства и одновременно открыть постоянный источник дохода за счет прямой, без посредников караванной торговли с Индией и Китаем. Осенью 113-го года во главе четырнадцати отборных легионов, не считая вспомогательных войск, Траян начал свой великий поход на Восток. Повод для этого имелся. В 110-м году парфянский царь Хозрой сумел возвести на царский трон в Армении своего ставленника, нарушив тем самым соглашение между Парфией и Римом, заключенное еще Нероном. Поэтому наступление римлян началось с захвата Армении. Затем легионы двинулись на юг. В 115-м году была покорена Северная Месопотамия между верховьями Тигра и Евфрата. В следующем году пали расположенные в месте сближения двух великих рек столица Парфии Ктесифон, города Селевкия и Вавилон. На парфянский престол Траян посадил верного ему человека. Римляне вышли к берегам Персидского залива. Казалось, что великий индийский поход Александра Македонского будет повторен.

Но вскоре выяснилось, что не только двигаться дальше, но даже удержать захваченные земли не удастся. Надежда Траяна на поддержку эллинизированного и греческого населения ряда местных городов не оправдалась. К победителям повсюду относились враждебно. Парфянская армия отступила, сохранив боеспособность. Растянутые коммуникации римлян были уязвимы для ее кавалерии. Положение римского войска оказалось очень опасным. Затем поступили известия о волнениях среди иудейского населения в Египте и на Ближнем Востоке. Пути доставки египетского зерна войску были перерезаны повстанцами. Траяну пришлось принять трудное решение об отводе римской армии обратно за Евфрат.

Волнения в восточных провинциях были подавлены, но это не меняло дела, римляне потерпели одно из самых тяжелых поражений. Стоившая таких усилий и так успешно начавшаяся война окончилась неудачей. У Империи не хватило сил для покорения Парфии. Траян был достаточно опытным правителем и полководцем, чтобы осознать это. И слишком честным и мужественным человеком, чтобы обманывать себя и своих соратников. Горечь такого понимания, видимо, подорвала его душевные и физические силы. На обратном пути в Италию он тяжело заболел. Ему пришлось сойти с корабля на побержье Малой Азии, в Киликии. В городе Селинунте, в доме местного купца, император Траян умер. Это случилось в начале августа 117-го года.